Виктор
Скрипин
ЛОЖНЫЕ КУМИРЫ
Сборник посвящён переосмыслению и
переоценке деятельности общественных и государственных деятелей Якутии 20-30-х
гг.: Максима Аммосова, Платона Слепцова-Ойуунского, Алексея Кулаковского и
проч. Главная идея - примирить (во исполнение принципов толерантности) две
правды: «правду красную» и «правду белую» в рамках единой парадигмы согласия.
Автор, не претендуя на небесспорность своих суждений, скептически относится к
достижениям советской (региональной) историографии, преследовавшей
идеологические, узкокорпоративные цели и интересы, далёкие от объективного и
непредвзятого анализа. Поставленная автором цель - де-мифологизация,
де-канонизация, де-мистификация (пост)советской историографии, сделавшей всё
возможное для увековечения «героев» сталинского режима. Самым интересным является
то, что современные «титульные» элиты при выборе способов манипулирования
делают ставку на одностороннее культивирование этнического сознания в
противовес интернациональным традициям. Пытаясь показать свою силу, эти элиты
продолжают устанавливать памятники идолам тоталитаризма.
ОТ АВТОРА
О чём, собственно, книжка? Попытаемся
объяснить. Власть, в попытке сохранить «старые добрые времена» и систему
оболванивания, нередко пускается во все тяжкие, дабы посредством идеологической
дрессуры, зомбирования, магнетизёрства сделать россиян управляемой, не
рассуждающей толпой. Считается, что массы нуждаются в кумирах-вождях. Вопреки
библейской заповеди («не сотвори себе кумира»), продолжают возникать идолы,
божки, фюреры - даже на пустом месте, т.е. при отсутствии всякой харизмы.
Странная получается ситуация: любая попытка
переоценки «заслуг» дутых кумиров воспринимается болезненно, чуть ли не как
кощунство. Так произошло и на сей раз. В качестве ответной реакции на наши
публикации об Ойуунском и Аммосове состоялось несколько собраний. Первый
«антискрипинский сход» произошёл в центре неошаманизма «Арчы» (18. 07. 03 г.),
второй - в Краеведческом отделе Республиканской библиотеки им. А. С. Пушкина
(07. 08. 03 г.) в г. Якутске. Наблюдались нападки и на редакцию «МК в Якутии»,
осаждаемую заинтересованными ходоками. Ещё раньше предпринял демарш властный
истеблишмент: лидер республики, обращаясь к общественности, призвал в
телепередаче «Диалог власти и общества» (25. 04. 03 г.) дать отпор
«очернителям», почему-то упрекнул нас в «трусости», обещал поручить юристам
Дома правительства №1 подготовить жалобы в соответствующие инстанции. Вот так
«диалог». Президенту республики вторил на Съезде народов и вице-президент
Якутии, хотя в их функции не входит кураторство идеологии, монополия на
историческую истину. Почему, не имея специальных познаний, берутся они не за
своё дело? Неужели, готовы взвалить на себя неблагодарный труд по отбеливанию
«чёрных пятен»? Так ведь проблема давно решена: этим нелицеприятным делом и без
них на протяжении многих десятилетий занимаются придворные историографы.
Любые факты истории - предмет дискуссий,
полемик, исследований. Наша лепта в демонтаж идеологических мифов до сих пор не
получила аргументированных возражений. Правда, некорректные протесты исходили
от некоторых СМИ и одного профессора-историка, очарованного мифологией
«Ленинианы». Настоящей полемики не получилась. Оппоненты ограничились
эмоциональными окриками. Один критик назвал автора сих строк «литературным
белогвардейцем», другой сравнил с Геббельсом, третий подал гражданский иск в
суд. Были призывы к расправе. Раздавались анонимные телефонные звонки. Имелась
попытка дать автору высокий, скажем так, гонорар - в обмен на молчание. Оно
понятно: молчание - золото.
Статьи, вошедшие в настоящий сборник,
выполнены в формате исторической публицистики с элементами некоторой иронии,
истоки которой - в понимании тоталитарной эпохи как синтеза трагедии и фарса.
Учитывая болезненный резонанс, выскажем несколько соображений о целевых
установках при подготовке настоящей публикации. Автор чётко отделяет тех или
иных общественно-политических деятелей (с их достоинствами и недостатками) от
их имиджей. Имидж не тождественен самой личности - он формируется не столько
ею, сколько её адептами. Вот почему наше внимание фокусируется не столько на
конкретных исторических фигурантах, сколько на их имидженологических
персонификациях, приобретающих относительно самостоятельную мифологическую
функцию знаков-стигнатов, ибо копия не тождественна оригиналу. Нас не
интересует конкретный индивид по фамилии «Ойуунский» (или «Аммосов»). Интересен
не он, а его типаж как некий усреднённый аналог определённых верований (т.е.
идеологических предрассудков) и интересов (т.е. политики), поставленных в
общеисторический контекст. Следовательно, основное внимание направлено на
канонизированные и окуклившиеся образы. Пусть то будет имидж Ойуунского
(Аммосова, Барахова) - не важно. Главное - типизация деятелей, воплощавших так
или иначе идеологию тоталитариса, за фасадом коего ответ держит не конкретная
персона, а вся система индоктринации, присущая той мрачной эпохе. Мы убеждены,
что местная придворная историография во многом утратила право называться наукой,
т.к. фундирует донаучный дискурс оволшебствления, получает сакральную
объективацию в культе и в памятниках ложным идолам.
В Якутии процесс переоценки оказался
замороженным, заторможенным. Вероятно, ледовитое дыхание вечной мерзлоты
охраняет не только останки мамонтов и иных реликтовых ископаемых, но и одиозные
идеологические предрассудки, пробить кои можно разве что паяльной лампой.
В меру своих сил автор ставит
противоположную задачу, а именно: расколдование, разволшебствление ложных
кумиров, т.е. их деконструкцию. Под деконструкцией, в отличие от философа Жака
Дерриды, мы понимаем процесс деидеологизации, включающей три конструктивных
отрицания: де-мифологизация, де-канонизация, де-мистификация. Методологически,
опираясь на этих «трёх китов», ставим мы предел «машине желания», которой рулит
опьянённая от вседозволенности госбюрократия и т.н. «элита». Забавно, что,
желая утвердить себя «в вечности», местечковая бюрократия, устанавливает себе
не совсем скромные монументы, бесцеремонно залезая в карманы
налогоплательщиков. Макулатуру о самой себе она также издаёт не из добровольных
пожертвований. Тут составить конкуренцию им оказалось для нас затруднительно
(но и эта задача решена посредством интернета). Газетные публикации мимолётны:
сегодня прочитано - завтра забыто. Иное дело отдельная книжка. Её, не претендуя
на истину «в последней инстанции», мы и предлагаем вниманию читателя.
Выражаю благодарность помощникам и
взыскательным критикам, вдохновившим автора на опубликование цикла статей, сделавших
выход сборника реальностью. Это, прежде всего, оппоненты, профессора истории
Георгий Пропопьевич Башарин (1912-92) и Егор Егорович Алексеев; во-вторых, - из
единомышленников: космофизик Григорий Васильевич Скрипин; философ-космист
Георгий Иванович Куницын (1921-96); мой консультант - Пётр Кириллович Конкин
(историк-архивист, писатель, знаток истории гражданской войны в Сибири);
профессор истории Федот Григорьевич Сафронов (1914-95); поэт и писатель Иван Антонович Ласков (1941-94); этнолог,
историк-тюрколог Семён Иванович Николаев-Сомоготто (1923-2004); историки
«новосибирской школы» - Виктор Александрович Демидов, Афанасий Иннокентьевич
Новгородов (бывший директор ИЯЛИ ЯФ СО АН СССР) и Владимир Семенович
Познанский. Кроме того, мои скептические друзья; из них: Андрей Викторович
Дуглас (инженер-электронщик, потомок шотландских рыцарей, Ванкувер); Александр
Геннадьевич Семёнов (энергетик, Москва); Владимир Борисович и г-жа Лидия
Александровна Фёдоровы (инженеры-строители, Москва); г-жа Галина Васильевна Брызгалова-Башарина
(по прозвищу «Неподкупный Робеспьер», издатель, Москва); Андрей Валерьевич
Разин (интеллектуал-переводчик); г-жа Людмила Валентиновна Поклонная (филолог);
а также Галина Филипповна Скрипина (1926-2001) - ветеран Якутской Базы АН СССР
(ЯФ СО АН СССР), полинолог, дочь
политкаторжанина, участника гражданской войны в Сибири Филиппа Дмитриевича
Рахманина (1880-1936).
ЧАСТЬ
I.
СУДЬБА МАКСИМА:
ОПЫТ РЕКОНСТРУКЦИИ
ПОЛИТИЧЕСКОЙ БИОГРАФИИ
М. К. АММОСОВА (1897-1938)
1.1.
ДЕТСТВО И ЮНОСТЬ
«ЧЕРНОРАБОЧЕГО» МАКСИМА
Нелишне бы нам всем знать своих
«героев». Тем паче, что республиканская власть Якутии продолжает увековечивать
деятелей, «заслуги» коих следует вспоминать, как кошмарный сон, в назидание
потомкам. Если в Санкт-Петербургский университет давно отказался от имени
партработника А. А. Жданова, то Якутскому госуниверситету, напротив, навязали
имя партработника М. К. Аммосова. Ностальгируя о былом совдеповском рае, в 2005
г. сооружён монумент этому партработнику. Вот уж приспичило. Уроков
тоталитаризма оказалось мало. Тихой сапой пытаются наверстать: как сделать так,
чтобы осквернить улицы г. Якутска именами ложных кумиров? Такое впечатление,
словно время идёт вспять в Якутии: сама она на отшибе и память у неё
отшибленная. К примеру, если бы в современной Германии кому-то возмечталось
установить в Берлине монумент Адольфу Гитлеру, то можно представить ответную
реакцию. В поперечной Якутии, напротив, всё шито-крыто. Общественное сознание
регионалов российских окраин, как пластилин: можно лепить любых уродцев в
статуи, навязывая их обывателям в качестве идолов. Подобные опыты проводят лишь
с теми, у кого начисто отшибло историческую память. Дабы восполнить досадный
пробел, поговорим без прикрас о тов. Аммосове. Кто сей? Чем знаменит? Какие
геройства совершил? Предлагаем читателю реконструкцию политической биографии
этого «горлана-главаря».
Максим Аммосов родился 10 (22) декабря 1897
г. в Хатырыкском наслеге Намского улуса Якутской области в бедняцкой
многодетной семье охотника Кирика Васильевича и его второй жены, трудолюбивой
Анастасии Леонидовны (в девичестве - Винокуровой). Тяга к знаниям у смышленого
не по летам мальчика была неизбывной, неимоверной. Начальную школу (1906-09)
окончил в улусном центре, проживая у зажиточного двоюродного дядюшки Д. М. Аммосова
(брата своего престарелого отца). К сожалению, даже ранний период в жизни паренька
советские историки постарались мифологизировать. Например, утверждалось, что в
течение одной зимы девятилетний Максимка с фантастическим упорством античного
спартанца будто бы «ходил в школу пешком за 30 вёрст из Хатырыка в Намцы» и,
соответственно, обратно [Хамидуллин А. Г. Легендарный
Максим (Страницы жизни М. К. Аммосова). - Алма-Ата, 1988.].
Далее Максим Аммосов стажируется у
политссыльного в г. Якутске. В 1909-13 гг. он, имея небольшой запас знаний, с
трудом определяется в городское 4-х классное училище Якутска. Именно там
любознательный юноша приобщился к тайной жизни членов «нелегального» литкружка.
По окончании училища несколько месяцев (1913-14) подвизался посыльным (по
другой версии – «приказчиком») в торговой фирме знаменитого купца Гаврила
Васильевича Никифорова-Манньыаттаах’а уола (1871-1959) - известного
общественно-политического деятеля.
Сентябрь 1914 - февраль 1918 г. - учащийся
Якутской учительской семинарии, член полулегальных революционаристских кружков
«Первые шаги», «Рассвет» и «Юный эсдек», организованных ссыльными - меньшевиком
Георгием Осиповичем Охнянским и большевиком Минеем Израилевичем Губельманом
(более известен под именем Емельяна Ярославского). М. Аммосов штудирует
запрещённые произведения Льва Троцкого, Владимира Ленина, Иосифа Сталина Выбор
предопределён.
О Февральской (1917)
буржуазно-демократической революции доходят до Якутска противоречивые сведения,
будоража опасные умонастроения и подстрекая ссыльнопоселенческую тусовку и
подпавших под её опасное влияние маргинальных лиц на экстраординарные
реваншистские действия.
Якутский вице-губернатор (преемник
губернатора Рудольфа Эвальдовича фон Витте) Дмитрий Орестович Тизенгаузен,
шантажируемый угрозой расправы или ареста, 5 марта 1917 г. вынужден был телеграфировать
в Иркутский окружной центр о сложении своих полномочий и передаче власти т.н.
КОБ («Комитету общественной безопасности»), состоявшему из большевиков,
меньшевиков, эсдеков, эсеров. Областным комиссаром-управляющим Якутской области
стал административно ссыльный (экс-депутат IV Госдумы) Григорий Иванович
Петровский, немедленно санкционировавший освобождение уголовников и
политических из тюрем.
*
СПРАВКА
{Петровский Григорий Иванович (1878-58), комиссар Якутской
обл. (1917). Ранее: 1912 - кооптирован в ЦК РСДРП; 1914 - депутат IV Госдумы от
большевистской фракции; ноябрь - 1914 арестован, в февр. 1915 сослан в
Туруханский край и Якутию. Делегат II Всеросс. съезда Советов, избран членом
ВЦИК. 1917-19 - нарком внутренних дел РСФСР - причастен к созданию карательных
органов, беззакониям, внесудебным преследованиям инакомыслящих. Февраль-март
1918 - чл. делегации на переговорах о Брестском мире. 1919 - предс. Всеукр. ЦИК
и один из предс. ЦИК СССР. 1918-19, 1920-21 канд. в чл., с 1921 чл. ЦК партии.
1922-37 - один из пред. ЦИК СССР. Активно разоблачал троцкизм, правый уклонизм,
местный национализм. 1937-38 - зам. пред. Президиума ВС СССР. С 1940 - зам.
дир. Музея революции СССР. На VII и IX съездах - канд. в чл. ЦК, на X-XVII -
чл. ЦК ВКП(б); 1926-39 канд. в чл. Политбюро ЦК ВКП(б). Награждён: 2 орд.
Ленина, 3 орд. Трудового Красного Знамени, 2 орд. Красного Знамени.}
*
Митинговщина, праздничная эйфория,
демонстрации, всевозможные пустопорожние съезды-говорильни, хоровое исполнение
«Интернационала», перманентная пьянка, свобода нравов, перерастающая в
откровенный разврат и распущенность - всё это захлестнуло несчастный Якутск,
напоминало какую-то нескончаемую вакханалию. Кошмарный карнавал длился до
наступления долгожданной навигации. Именно в марте 1917 г. Аммосов как
представитель молодой поросли становится членом РСДРП(б). Уже с марта 1917 по
март 1918 гг. тов. Максим обрастает должностями: он - член Совета рабдепов,
член КОБ, председатель т.н. «Хара улэhит сахалар союзтара» («Союза чернорабочих
якутов»), член и секретарь Якутского совета рабдепов. Иной бы не справился и с
одной ношей, но Максим, никогда ранее не привыкший трудиться, теперь работает
вместе с чернорабочими по 24 часа в сутки - без выходных.
Вволю покомиссарив, Г. И. Петровский, Ем. Ярославский,
Г. К. Орджоникидзе, а также представительная группа многопартийных
ссыльнопоселенных товарищей (сотни две, если не больше), упаковав сувенирами и
деликатесами свои чемоданы, дружно, всем кагалом ринулась на пароход. Прочь из
постылой тюрьмы без решеток: путь на «материк» сулил новые отрадные
перспективы. Буржуазно-демократическая революция - неплохо, но пора готовить
социалистический переворот. Уже в июне-августе 1917 г. член Петербургского
комитета РСДРП(б) Г. К. Орджоникидзе и В. Д. Виленский-Сибиряков навещают в
Разливе опасного преступника, подозреваемого в шпионаже - В. И. Ленина,
скрывающегося от Временного правительства.
Максим знает: революционные и
эксплуатируемые массы пойдут до конца. Пламя всемирной революции должно быть
перманентным. После отъезда старших Максим и группа друзей (Аржаков, Ермолаев,
Шергин, Расторгуев и др.) беспечно решили расслабиться: отправились в Вилюйский
район (улус), а потом в Намцы. Во-первых, в начале лета ввели карточную систему
на продукты питания, жить в Якутске стало накладно - хотелось порыбачить,
поохотиться, отдохнуть; во-вторых, - заняться пропагандой, смущая недоверчивых
сельчан антитойонскими разговорами и перспективой земельного передела. Ребятам
удалось сколотить большевистскую группу из бывших преступников, ранее
освобождённых из арестантских рот воров-конокрадов.
Тем временем власть перешла к новому
областному комиссару В. Н. Соловьёву, ссыльнопоселенному правому эсеру,
взявшему на себя ответственность за управление отсталым регионом. Василий Николаевич
Соловьёв добросовестно, ответственно и честно руководил областью с мая 1917 г.
по 14 декабря 1919 г. (с небольшими перерывами). События развивались
стремительно: Октябрьский переворот, разрыв отношений с Антантой, начало
гражданской войны, интервенция, чехарда в сибирских правительствах -
Директория, режим единоличного правления адмирала А. В. Колчака и др. Отзвуки
событий докатились-таки до Якутии, неизбежно привнесли смуту и брожения.
Март-июнь 1918 г. - Максима Аммосова и его
друзей арестовывают за открытую большевистскую агитацию среди уголовных
элементов в г. Якутске, за проведение беспорядков (митингов) в общественных
местах, за проповедь к насильственному свержению существующего строя (например,
по отношению к отцам города и членам ЯКОБ распространялся экстремистский
призыв: «Зачем их арестовывать? Их нужно просто убить!»). В ответ «Областной
Совет» г. Якутска бросает революционеров в тюрьму. В застенках М. К. Аммосов
впервые читает книгу «Овод» и перестукивается азбукой Морзе с узниками. Своему
сокамернику он говорит: «Я готов отдать жизнь за дело мирового пролетариата!
Пусть меня уничтожат, но я не уступлю и не отрекусь от идеалов!».
Июль-август 1918 г. знаменателен первой
попыткой установления большевистского режима в Якутии. В город угрюмо входит
свирепый красногвардейский интеротряд Апполинария Станиславовича Рыдзинского,
наступающего из Табаги, куда десантировались бойцы реквизированных пароходов
«Кушнарёв» и «Якутск» - всего 327 штыков. Беспощадно подавив вооруженное
сопротивление, А. С. Рыдзинский «в целях утверждения в области большевистской
власти наложил контрибуцию на имущество населения г. Якутска, наводил «порядок»,
расстрелами за неисполнение приказов Центросибири равно и тех приказов, которые
он сам в Якутске издавал» [ЦГА ЯАССР, ф.389, оп.1,
д.143, л.1].
В обозе отряда в целях экономии денег на
проезд увязался и бывший студент томского вуза Былатыан Слепцов, (в Иркутске он
заручился документом, свидетельствующим о том, что предъявитель сего –
«инструктор» по насаждению новых советско-большевистских порядков). Студенту,
несмотря на его близорукость, даже доверили винтовку. Красногвардейцы
распахивают двери тюрьмы. Узников не успели расстрелять. На свободу выходит и
Максим Аммосов.
Председателем облисполкома Совета рабочих и
казачьих депутатов в то время являлся бывший политссыльный, меньшевик Николай
Степанович Ершов (с 23 марта по 31 июля 1918 г.), который - как активный критик
Октябрьского переворота - вынужден был уступить этот пост левому эсеру Л. Н. Аммосову,
однофамилец которого М. К. Аммосов становится секретарём Соврабдепа. Более
того, ему, с минимумом образования, эсеро-меньшевистское руководство оказывает
высокое доверие, поручая занять (вместо правого меньшевика Д. И. Титова)
должность наркома просвещения горсовета. В свою очередь, Платон Слепцов (тот
самый Былатыан, т.е. будущий «Ойуунский») становится членом комиссариата по
народному образованию и председателем Судебно-следственной комиссии.
Революционерам негоже сомневаться ни на секунду: если партия приказывает:
«Надо», значит, надо! Однако - любопытный момент: существует версия, что Максим
Кирикович Аммосов занял ответственную должность «наркома просвещения», так и не
закончив последний класс учительской семинарии, т.е. даже не имея «Аттестата о
среднем образовании». Об этом вспоминал летом 1959 г. старый большевик Пётр
Павлович Кочнев на встрече с общественностью [в
здании архитектора Лешевича - ныне Республиканская библиотека им. А. С. Пушкина.
- прим. В.С.]. Вероятно, аттестат об окончании семинарии новоиспеченный
образованец-нарком «выправил» для себя позднее - задним числом,
воспользовавшись своим высоким положением? Ведь школ рабочей молодёжи в то
время не существовало. Догадка косвенно подтверждается не только свидетельством
П. П. Кочнева: в автобиографии (от 07. 07. 36 г.) тов. Максиму неожиданно
«изменяет» память. Трудно представить человека, даже самого ограниченного,
который не помнил бы, когда он поступил в школу, институт, университет. Однако
у Максима память устроена совершенно иначе. Цитируем: «Кажется, в 1915 г. я
поступил в Якутскую учительскую семинарию, каковую окончил в конце февраля,
начале марта» [РЦХИДНИ, ф. 17, оп. 100, д. 9].
Аммосов запамятовал, в каком году поступил
в семинарию и когда её «окончил»? Можно ли поверить в такой провал памяти? То
ли в «феврале», то ли в «марте» - не помнит даже месяца столь значительного
события своей биографии? Но ведь он сам так отчаянно тянулся к знаниям,
убеждённо настаивал на продолжении учения, а недалёкий и прижимистый папаша его
(Кирик Васильевич) не пускал учиться, мечтал, чтоб сынок стал уважаемым членом
общества, наслежным или волостным писарем. Кстати, ни в феврале, ни в марте
учебные заведения Якутска не делали выпусков. Согласно учебного плана, выпуск
осуществлялся в июне-июле. Самое же интересное - то, что документ об окончании
учительской семинарии оформлен на имя Аммосова 18 сентября 1918 г. - но ведь в
это время Максимка уже сидел в тюрьме. Самоочевидно, что аттестат фальшивый.
Впрочем, последующая судьба молодого революционера неоднократно будет искушать
его пользоваться именно фальшивыми документами. Уже это обстоятельство
послужило дополнительным фактором для последующих мистификаций биографии.
В июле 1918 г. создано Временное Сибирское
правительство (Омск), отправило войскового казачьего старшину (есаула, а
впоследствии колчаковского генерал-майора) Ивана Николаевича Красильникова
командовать Приленским фронтом. Тот назначил поручика Михаила Ильича Гордеева
навести порядок в Якутии. В конце лета Советская власть пала. 21 августа 1918
г. в Якутск триумфально вошёл отряд М. И. Гордеева - полпреда Временного
Сибирского правительства по Якутии. Красный отряд Харитошки
Гладунова (бывшего фальшивомонетчика-уголовника, примкнувшего к
большевикам) разбежался врассыпную под Мархой. Все коммунисты ударились в бега,
т.к. не решились оборонять Якутск. Ещё раньшё - 16 августа 1918 г. - офицер I-й
мировой войны, сын ссыльнопоселенца, прогрессивно мыслящий эсер-федералист
Болеслав Степанович Геллерт со своей милицейской дружиной патриотической
молодёжи - от имени исполкома земского и городского самоуправления Якутской
области - вышел торжественно приветствовать речной десант освободительного
отряда Михаила Гордеева в Табагу, чтобы выразить своё восхищение и объявить
благодарность за освобождение от большевистского засилья.
Переодевшись в штатское платье, Платон
Слепцов с небольшой вооружённой группой скрылся в сторону Чурапчи, но беглецов
ловят на ст. Поротовская. Максима Аммосова и Исидора Барахова и прочих тоже
изловили, одного даже пристрелили. Исидор Никифорович Барахов впоследствии
оправдывался: «В Якутске в то время существовала партизанщина, без твердой
направляющей руки, без надёжных и популярных руководителей. Стоявшие во главе
движения руководители ещё больше разлагали массы» [За Советскую
власть в Якутии. 1957, с. 24].
Отряд Михаила Гордеева вошёл в Якутск. На
улицы города хлынула ликующая праздничная толпа. Повсеместно царило всеобщее
ликование. Люди устали от смуты, хотели стабильности и мирной жизни. Дамы,
девушки и дети восторженно забрасывали освободителей цветами. Вся власть 31
августа 1918 г. перешла к Василию Николаевичу Соловьеву, управляющему (на
правах губернатора) Якутской области Временного Сибирского правительства. Таким
образом, восстановлен институт областного управления, существовавший до марта
1917 г. Созданы инородческие управы во главе с улусными головами в улусах и
князьками в наслегах. Образован ЯкНацКомитет во главе с Василием Васильевичем
Никифоровым (1866-1928), председателем ЯкОблЗемУправы, инициатором образования
национальной дружины (белой милиции) из сыновей тойонатства, купечества,
частных предпринимателей, либеральной интеллигенции. В сентябре формируется
следственная комиссия по делам большевиков в составе председателя комиссии
офицера И. И. Павлова, зампреда Б. А. Яныгина, а также членов: Н. Н. Грибановского,
А. Г. Кокшарского, Н. А. Лукина, П. В. Осипова, А. Ф. Соболева, В. Н. Соболева,
Т. А. Слепцова (впоследствии - лидер февральского заговора 1921 г. и «жертва
недоразумения»). Работы у комиссии много: арестовано 498 человек - целая свора!
Уже в августе-ноябре освобождают по
соображениям гуманизма 106 политических. В тюрьме г. Якутска остались наиболее
опасные преступники: 75 чел. В основном - поляки, латыши, венгры, немцы, евреи
и бодайбинские рабочие из интеротряда Апполинария Рыдзинского, а также Л. Л. Даниш
- военком Олекминского округа, П. Богуш, В. Пименов, Д. Фомин. Незамедлительно
расстрелян Я. Е. Зиверт - бывший ссыльнопоселенец, большевик, член ВоенРевШтаба
КА. Всего по Якутии расстреляли более 50 советских и военных работников [Чемезов В. Н. Из истории Якутской организации РКП(б) - 8
февр. 1919 - 5 июня 1920 г. - Якутск, 1967, с. 26.].
Но уже в ноябре (т.е. в период, когда
ленинский СТО («Совет труда и обороны») ввёл «военный коммунизм»,
продразвёрстку, объявил всеобщую воинскую повинность) в Якутске, напротив,
начались либеральные послабления: выпущен на поруки из тюрьмы Богдан Мельхиорович Чижик (в ноябре), выпущен Пётр
Павлович Кочнев (декабрь), выпущен В. М. Мегежегский-Ксенофонтов (в марте 1919 г.).
В тюрьме остались наиболее опасные преступные элементы: С. М. Аржаков, В. Д. Котенко,
Х. А. Гладунов, Л. Л. Даниш и др. Но и к этим
заключённым относились с большой гуманностью.
Максим Аммосов с друзьями-единомышленниками
три месяца (август-октябрь) вновь сидит под арестом - почти «домашним»:
получали от родственников передачи (газеты, табак, выпивку). Но что делать с
арестованными? Власть принимает своевременное профилактическое решение об
административном выдворении за пределы Якутии всех неблагонадёжных элементов,
представляющих опасность для общественного порядка. Итак, вместо того, чтобы
отправить Максима «в расход», новое белогвардейское руководство Якутска вновь
поступает с ним гуманно. Следственная комиссия выслушивает оправдательный лепет
Максима Аммосова, сокрушенно вздыхает: Юноша - с двойным дном! Врёт,
выкручивается, юлит. Отрицает даже общеизвестное. Например, на вопросы («Являлся
ли он председателем коммунистического союза учащихся? Произносил ли
демагогические зажигательные речи? Был ли организатором общежития вилюйчан?») -
давал отрицательные ответы. Аттестат об окончании учительской семинарии («этого
рассадника большевизма») проставлен сомнительной датой. Развращающее
воздействие М. К. Аммосова сказалось и на поведении его товарищей. Некий
семинарист Шергин хранил у себя оружие и боеприпасы, стрелял из окна в спины
защитников города во время штурма красногвардейского интеротряда. Ранее
скромная и застенчивая девушка Феодора Жиркова в период бесчинств отряда Рыдзинского
переоделась в мужской костюм; позднее в момент ареста ругалась матом и обзывала
разными нехорошими словами представителей земской милиции.
Изучив дела юных экстремистов, комиссия
принимает верное решение: тремя эшелонами выдворить смутьянов (около 300
человек) на пароходах и баржах за пределы Якутской области в Иркутскую
губернию, дабы впредь не занимались пропагандой и беспорядками. 29 сентября
1918 г. из Якутска вышел третий эшелон с этапируемыми выселенцами: пароход
«Пермяк», на борту коего находился поручик Михаил Ильич Гордеев с отрядом. Он с
честью выполнил свою миссию и навсегда покидал Якутию, следуя по предписанию на
Канский фронт в Енисейскую губернию (ныне Красноярский край). Городской голова
В. С. Панкратов объявил герою огромную благодарность за освобождение области
«от большевистского засилья». Следуя по маршруту, М. И. Гордеев остановился в
посёлке Бестях (что в 106 вёрстах выше по р. Лене от г. Якутска), где получил
пакет от нарочного с указанием Якутской следственной комиссии привести в
исполнение приговор в отношении трёх особо опасных преступников-уголовников,
выдающих себя за революционеров. Несчастных извлекли из баржи, отвели в
ближайший лесок, откуда раздались выстрелы. Впоследствии, их скромные имена -
Фёдор Царёв, Янкель Бук, Павел Юшин -
пополнили мартиролог «борцов за советскую власть».
В Киренск третий эшелон прибыл 5 октября, о
чём впоследствии имеется Отчёт от 24 октября 1918 г. начальника областной
тюрьмы Якутска г-на В. И. Сыроватского - В. Н. Соловьеву, областному комиссару
Временного Сибирского Правительства [ЦГА ЯАССР, ф. 389,
оп. 1, д. 143, л. 1].
С ФАЛЬШИВЫМ ПАСПОРТОМ
Учитывая задиристое, - если не вызывающее,
- поведение М. Аммосова, П. Слепцова на барже, их временно задерживают в
Киренской тюрьме, чтобы сделать надлежащее внушение с острасткой (сами
напросились). Проявляя сострадание, Геллерт вообще отпускает 70 человек. Взяв с
них «Подписку о невозвращении» в Якутию. Кстати, почему-то до сих пор якутскими
историками не опубликованы полные списки выселенцев. Почему? Непонятно. Надо бы
восполнить пробел.
Расконвоированные
товарищи (из всей партии около 70 человек) получают предписание
самостоятельными силами добираться до Иркутска, т.е. без конвоя. Им
предлагается следовать до пункта назначения - с тем, чтобы там встать на
официальный учёт в милиции. Соответственно, получить временное довольство,
документы на жительство, трудоустройство, жильё и т.д. Не правда ли, гуманно?
Однако многие из расконвоированных возмущались. Они – «чувствительные возвышенные
души», «истинные романтики революции» - не привыкли терпеть тяготы и лишения: «Требуем
финансового довольства - денег на проезд и обустройство!», «Требуем
транспорт!», «Требуем вооруженную охрану!». В ответ - извиняющаяся речь
начальника конвоя Болеслава Степановича Геллерта: «Господа, вас же
заблаговременно уведомляли: денег на дальнейший проезд не будет. Вы знали. Ваша
проблема. Добирайтесь самостоятельно, обращайтесь к родственникам: пусть вышлют
проездные». Халявы за казённый счёт не получилось. Выдворенные продолжали
негодовать: «Конвой нас должен сопровождать до Иркутска! Произвол!». Ещё бы:
неуважение к статусу высланных. Например, в XIX веке «особо опасного
преступника» Николая Гавриловича Чернышевского (1828-89) возили по Якутии из
острога в острог в кандалах, а их освободили - даже без охраны. Повсюду был
слышан возмущенный ропот: «Разве мы не революционеры?», «Издевательство над
нами войдёт во все учебники истории России?». Потеряв терпение, охрана просто
вышвырнула возроптавших товарищей за пределы тюрьмы и захлопнула ворота:
«Хотели свободу? - Получайте!».
Наиболее строптивых и наглых временно
задержали, как самых злостных, ранее словесно издевающихся над конвоем.
Оставшись в одиночестве, ребята осознали, что переборщили, потому - обещана им
экзекуция - своего рода summa summarum. Начальник конвоя Б. С. Геллерт -
либерал до мозга костей, честнейший человек - тоже потерял терпение. Чтобы
спаси крикунов от расстрела, он рекомендует киренской тюремной администрации в
качестве щадящей меры наказания выдать М. Аммосову и П. Слепцову по 15 ударов
шомполами - каждому, а сам поспешил обратно в Якутск на подводах, т.к. по р. Лене
уже пошла ледовая шуга. Положение летучего геллертовского отряда было
отчаянным, т.к. команда состояла из неопытных мальчишек - учащихся старших
классов Якутского реального училища, считающих себя эсерами. Многие их них не
имели при себе тёплой одежды и зимней обуви. С большими тяготами и лишениями,
без финансовых средств (подорожных) отряд Геллерта добрался до Якутска.
Забегая вперёд, отметим, что впоследствии
Болеслав Степанович Геллерт как лидер эсеров изменил своё отношение к Якутскому
облсовету (после установления колчаковского режима) и примкнул к
коммунистам-заговорщикам. Он - вместе с Харитоном
Гладуновым - руководил декабрьским вооружённым переворотом большевиков
15 декабря 1919 г., командовал гарнизоном г. Якутска. Вскоре был зверски
убит 28 декабря 1919 г. Предполагаемыми организаторами убийства были новые
«сотоварищи» - Х. А. Гладунов, В. В. Даниш,
Н. А. Романченко, В. Г. Андреев - факт, почти доказанный: в 1920-21 гг. органы
ЧК и ЯкОргБюро РКП(б) изучили уголовное дело об убийстве и признали, что «большевики,
причастные к убийству», действовали по соображениям «политической
целесообразности». Вероятно, одним из мотивов убийства являлась месть Геллерту
за 300 выселенцев (включая Аммосова, Слепцова, Барахова), а также за то, что
именно он предупредил купца Гавриила Васильевича Никифорова-Манньыаттаах-уола о
намечаемом аресте, чем фактически спас последнему жизнь. Одной из самых
позорных и циничных страниц истории якутской парторганизации является
документально зафиксированный факт, согласно которому 6 января 1921 г. Якутское
губернское бюро (под председательством М. К. Аммосова) признало киллера (кстати, а период 1928-32 гг. главного и очень
заинтересованного архивариуса Якутии!) Фёдора Яковлевича Лебедева «достойным
носить звание члена РКП(б) и считать его реабилитированным в деле убийства
Геллерта» [ПАЯО, ф. 2, оп. 1, д. 237, л. 2.].
Между тем, оставшиеся в киренской тюрьме
ребята-выселенцы присмирели, поняли: шутить с ними не будут. Тут иные, более
свирепые нравы. Чуть что - сразу, пардон, в морду. После жестокой экзекуции,
оценив обстановку, стали молить администрацию отпустить их, как остальных, чтоб
следовать, в Иркутск под надзор милиции. Всерьёз напугались, Максимка, которого
бросили в общую камеру к приблатнённым уголовникам, вкусил все прелести
изощренных издевательств. Сидеть у параши было явно не по нутру. Через
несколько дней, отчаявшись, он уже сам с квадратными от ужаса глазами умолял
начальника тюрьмы об аудиенции. Просьбу великодушно удовлетворили,
предварительно препроводив мечтающего о шконке, обовшивевшего паренька в баню.
На допросе он жалостливо хныкал и, искренне утирая слёзы, показывал документ об
окончании Якутской семинарии: «Дяденька, меня взяли по ошибке. Отпустите,
пожалуйста!». Платон Слепцов - тоже напуганный и присмиревший - имел при себе
просроченный студбилет первокурсника исторического отделения Томского
учительского института. Охотно дал показания в пользу Максима, подтвердив, что
юноша хочет стать абитуриентом. Оба дали «честное слово» не заниматься
подрывной работой. Ребят пожалели и отпустили.
Добравшись до Иркутска, юноши вновь
подпадают под тлетворное влияние большевистской пропаганды. Без связей, без
средств существования, без доброго совета - им оставалось катиться по наклонной
поверхности на самое дно. Просить милостыню - унизительно. Временно нанимаются
продавцами белогвардейских газет. Ночуют в ночлежках. Вставать на полицейский
учёт опасно. Нет, так жить невозможно. Обратились к землякам-подпольщикам,
ссылаясь на знакомство с Ем. Ярославским. Те, посовещавшись (не провокатор
ли?), выдают Максиму деньги на проезд. К счастью, проблема с фальшивыми
документами для бегства в Томск решается просто: в Иркутск из Олёкминска
приезжает Семён Митрофанов, имея на руках около десятка «чистых» паспортов
(заблаговременно выкраденных в с. Абага земским активистом С. Решетниковым). «Этими
документами успешно воспользовались М. Аммосов, П. Ойуунский, И. Редников и
другие» [Алексеев И. П. Ойуунский и Олёкма //
Республика Саха, 27. 10. 93].
Итак, вместе с товарищами по несчастью
Платоном Слепцовым и Иваном Редниковым, Максим убывает в Томск. Даже Ойуунскому
пришлось оставить затею восстановить своё студенчество в учительском институте,
откуда он был отчислен за академическую неуспеваемость ещё в феврале-марте 1918
г. Стеснённость в финансовых средствах, постоянное ощущение голода заставляют
друзей попробовать себя на поприще учительства. Аммосов уныло едет в деревню Ново-Кусково, «сеять разумное, доброе, вечное».
Впрочем, он понимает, что «хождение в народ» - не для него. Ещё бы: недавнему
«наркому образования» М. К. Аммосову учить деревенских детишек-оболтусов
арифметике - не тот размах. Отмучившись несколько недель у классной доски, он,
дрожа от осознания того, что его могут призвать в армию, одолжив денег у
томских друзей, отправляется (через Красноярск) в Иркутск искать лучшей доли.
По другой версии, М. Аммосов убегает из Ново-Кусково,
т.к. на него будто бы поступает донос со стороны нехорошего мифического
якутского земляка - эсера (фамилию доносчика почему-то никогда не приводят
исследователи-аммосоведы). Согласно этому документально не подтверждённому мифу
о «доносчике», Аммосова счастливым образом предупреждают друзья (студенты
Томского института К. Н. Атласова, Б. Альперович, Г. С. Ефимов?).
Но куда податься молодому бомру и бомжу?
Без образования, без средств существования, без жилья? Просить милостыню
стыдно. Вновь приходит к подпольщикам. Волей-неволей, но сподобилось ему
окунуться в нелегальную работу. Он встретился с подпольщиками А. И. Мордвовым,
И. П. Редниковым А. Ф. Поповым. Бывший учитель по нелегальному кружку, старый
большевик Андрей Илларионович Мордвов снабдил Максима фальшивым студенческим
билетом и паспортом под фамилией «Беднов». Далее - понеслось по инерции.
Вырваться из дурного влияния не удалось. Получив от подполья деньги, он выехал
на запад, чтобы доставить в Москву донесение в ЦК РКП(б). Задание не выполнил,
боялся перейти фронт, поэтому затаился в Томске. В марте 1919 г. М. К. Аммосов
(через земляка, помощника лекаря Я. К. Свинцова) опять почему-то приобрёл
фальшивые документы (паспорт, открытый пропуск до Челябинска) и деньги. Выехал
в Челябинск, потом в Уфу. Но деньги опять кончились. Уже привыкший жить на
широкую ногу за счёт партийной кассы, он опять, пренебрегая конспирацией,
вернулся в Томск, имея в кармане документы умершего сыпнотифозного солдата.
Потом рванул опять на запад. То есть панически метался туда-сюда, не решаясь
перейти линию фронта. Наконец, 24 мая 1919 г. уставший от ожидания фронт сам
«перешёл» Аммосова, т.к. V-я армия под командованием Михаила Николаевича
Тухачевского (1893-1937) занимает ст. Давлеканово (под Уфой), там и оказывается
Аммосов, т.е. переходить фронт с риском для жизни не потребовалось. В конце мая
он благополучно прибывает в Москву, поселяется в шикарной гостинице Наркомата
на Тверской, разжившись удостоверением, выписанным Г. И. Петровским - лидером
Наркомата внутренних дел, бывшим якутским ссыльнопоселенцем. Аммосова
используют как обличителя «колчаковщины». В большевистской прессе он призывал:
«Единственная целесообразная ориентация для якутского народа - это ориентация
на Советскую Россию».
Официальная (лживая) историография
утверждает, что в Москве Аммосов будто бы информирует самого Ленина о положении
дел в Сибири - что вряд ли соответствует действительности и является очередным
домыслом поздней советской историографии. Дело в том, что, не дождавшись своего
«связного», иркутские подпольщики сами перешли фронт и оказались в Москве.
Объективности ради, следует всё же сказать, что из якутян с Лениным
действительно встречался в то время бывший меньшевик, член ЦИК Советов Сибири
Василий Сибиряков-Виленский, которому чл. комиссии при СНК по Сибделам Ленин
лично подписал мандат (1 августа 1919 г.). Что же касается безнадёжно
запоздавшего Аммосова, то имеются поздние мемуары, упоминающие вскользь о том,
что будто бы апреле 1920 г. сам Аммосов в иркутской гостинице «Гранд отель»
хвалился, что видел Ленина (в июне 1919 г.). Очевидцами рассказа были Д. С. Жиркова,
К. Середкина, Н. Шергина, И. Барахов, М. Пясецкий. Конечно, он мог видеть и
слышать какую-нибудь речь Ленина, находясь в толпе. Однако в своей автобиографии,
написанной в 1936 г. в г. Петропавловске (Карагандинская область) и
адресованной в ЦК, Аммосов ничего не сообщает ЦК о своей личной встрече с
Лениным. Если бы она состоялась, то он обязательно о ней бы упомянул, а в ЦК
легко перепроверили бы этот факт. Одно дело - хвалиться перед друзьями и
родственниками (можно и прихвастнуть), но врать перед партией и лично тов.
Сталиным Аммосов не смог бы.
В августе-октябре красноармейцы
перебрасывают его в тыл Колчака. Предполагалось, что в Сибири он будет
выполнять «важные» и «секретные» поручения ВЦИК. Вероятно, одной из задач
являлся поиск золота империи? Но золотишко пропало, оказавшись в Японии. Тогда
ЦК РКП(б), будучи крайне обеспокоенным деятельностью в Сибири т.н. «белочехов»,
поручает только тов. Максиму решить вопрос, назначает его, как и многих других,
связным. В Омске он получает партийные деньги от латышки Мильды Турин и убывает
в Томск, чтобы погостить у своего друга П. Слепцова. Потом возвращается обратно
в Омск, т.к. дорога на Иркутск была опасной и решено не рисковать. Праздно
просидев в Омске, Аммосов всё-таки отправляется в Иркутск на встречу с польским
легионером. Увы, последний, потеряв всякое терпение, убыл в Омск. Конфуз
полнейший. Вместо того, чтобы исправить ошибку, почему-то Аммосов едет в Томск
к вдове погибшего большевика и только потом - в Омск, оттуда, разжившись
фальшивыми документами и паспортами, в Петропавловск (в Казахию), в Челябинск -
место дислокации V-й армии и Сиббюро. В октябре 1919 г. следует оправдательный
отчёт Максима на адрес Сиббюро ЦК РКП(б) о его безуспешных «переговорах» с
председателем революционной части польских легионов: миссия бездарно провалена,
т.к. Аммосов не сумел убедить польских товарищей пойти против А. В. Колчака
(1871-1920). По идее, нужно было посылать более опытного, смелого и
расторопного товарища, а не подростка, который провалил всё дело.
В октябре 1919 - марте 1920 гг. горе-переговорщика
назначают сотрудником РВС V-й Армии политотдела 30-й дивизии. В ноябре 1919 г.
его командируют в распоряжении Сибирской миссии Наркомата иностранных дел, но
становится пациентом полевого передвижного обоза медсанбата, т.к. в период
ожесточённых боёв неожиданно заболел тифом, очнулся только в Омске. Вскоре
Сиббюро ЦК РКП(б) выдвигают его техсекретарём канцелярии Сиббюро, членом и
уполномоченным Сиббюро ЦК РКСМ. Под руководством члена Сиббюро ЦК РКП(б) тов. Спунде,
он, находясь на подхвате, помогает последнему создавать комсомольские
организации в Омске, Красноярске, Иркутске (по другим, более правдоподобным
сведениям – «комсомолил» только в Красноярске).
Важнейший перелом в его политической
биографии - 3 марта 1920 г. Фактически его назначают верховным начальником всей
Якутии - уполномоченным Сиббюро ЦК РКП(б) и Сибревкома по созданию Якутской
парторганизации и уполномоченным Сибревкома по организации Советской власти в
регионе. Для юноши, которому всего-то навсего 23 года, - взлёт невероятный,
фантастический.
Важно отметить, что советская власть в
Якутии провозглашена 15 декабря 1919 г. - в то время, когда Аммосов валялся в
обозе тифозно-больных. В результате так называемого «Декабрьского вооруженного
антиколчаковского переворота» прежнее законное руководство Якутской области
было отстранено от власти и арестовано. 19 февраля 1919 г. было расстреляно 13
человек, а именно:
Члены ЦК охраны Якутска: 1) Василий
Николаевич Соловьёв - управляющий Якутской областью, 2) Павел Андреевич Юшманов
- бывший городской голова, купец; 3) Николай Иванович Кондаков - купец, член ЦК
охраны г.Якутска; 4) Владимир Каменский - капитан, уполномоченный командующего
войсками по Якутии Иркутского военного округа; 5) Валериан Муравейский -
поручик; 6) Сергей Расторгуев - поручик; 7) Шутов - прапорщик (бухгалтер у
Кушнарёва); 8) Евгений Сухонин - прапорщик; 9) Василий Голованенко - бывший
помощник прокурора, член ЦК охраны; 10) Пётр Павлович Филиппов; 11) Антон
Громадзинский; 12) Вильконецкий - начальник уездной милиции), 13) Василий
Иванович Сыроватский - начальник тюрьмы г. Якутска, капитан. Столь неполный
список свидетельствует о том, местных историков никогда не интересовала судьба
этих замечательных людей, их преднамеренно вычеркнули из истории Якутии.
«Обращение
к гражданам» с сообщением о расстреле подписал Харитон
Гладунов, начальник ВРШ - военно-революционного штаба. Незаконное
массовое убийство потрясло общественность города. Персональную ответственность
за убийство уважаемых людей города взял на себя наспех организованный
«ревтрибунал» в составе: Богдана Мельхиоровича
Чижика, С. Д. Короткова, П. П. Богуша, Льва Л. Даниша, Михаила
Мегежегского-Ксенофонтова [ПАЯО, ф. 2, оп. 1, д. 3, л.
11].
С 15 по 18 декабря 1919 г. - арестовано 98
колчаковцев. Образован ВРШ КА, его состав: Х. А. Гладунов
(бывший уголовник-фальшивомонетчик), Ф. Я. Лебедев (убийца Б. С. Геллерта), М. Пшенников
(большевик), А. Киркум (б/п солдат), Т. Винокуров (эсер), Л. Тверской (эсер),
Медницкий (левый эсер), а также П. Качалов и В. Котенко.
1.3.
НОВАЯ ВЛАСТЬ ЯКУТИИ РОЖДАЛАСЬ
В РЕСТОРАНЕ «Grand Hotel»
Тем временем, получив 3 марта 1920 г. новое
назначение, М. К. Аммосов экстренно выехал из Омска в Иркутск (прибыл 8 марта в
обозе V-й армии, которая в тот же вошла в Иркутск), поселился в номере люкс
гостиницы «Grand hotel», приступил к созданию т.н. «аппарата власти», проводя
многочисленные совещания, консультации, формируя команду из земляков-якутян.
Немножко робея, но все более и более входя в своё начальственное положение, он
вербует в своё распоряжение несколько сот человек.
Основная начальственная головка: П. А. Ойуунский,
К. Е. Андреевич, К. П. Атласов, И. Н. Барахов, А. Л. Бахсыров, В. И. Бик, С. В.
Васильев, Л. И. Гройсман, С. Н. Ершов, Г. С. Ефимов, г-жа Д. С. Жиркова, Г. В. Ксенофонтов,
Д. Ф. Клингоф, Г. Г. Колесов, М. М. Константинов, А. Д. Метельшин, А. И. Мордвов,
А. В. Надеин, Н. Е. Олейников, А. Ф. Попов, И. П. Редников, В. С. Синеглазова,
А. С. Синеглазов, Д. И. Титов, А. Ф. Черенков и др.
Единственный невыносимый момент, который
отравлял М. Аммосову настроение, мучил и не давал спать по ночам: 20 апреля
1920 г. Якутская Область была реорганизована в особый район Иркутской губернии
по решению Омского Сибревкома и лично председателя Сибревкома И. Н. Смирнова
(будущего деятеля троцкистско-зиновьевской оппозиции). Важно подчеркнуть, что,
тем самым, статус Максима Кириковича Аммосова резко понижался. Поэтому 9 мая
1920 г. он, молодой амбициозный карьерист, экстренно провёл совещание по
вопросу о превращении Якутии обратно в область (губернию), а не район.
Присутствовали: П. А. Ойунский, А. И. Мордвов, Н. Е. Олейников, К. П. Атласов.
Покричали, но ничего не добились. Аммосов раздражённо пишет жалобу своему
покровителю (Ем. Ярославскому), просит исправить ошибку.
Как рассказывали иркутяне-старожилы, перед
торжественным триумфальным возвращением Аммосова в Якутск главный
каптенармус-комендант иркутских складов V-й армии Пётр Федорович Савлук,
скептически посмотрев на оборванца и, поманив пальцем, властно произнёс: «Эй,
товарищ! Не ты ли «легендарный Максим»? Тогда иди за мной!». Через час из
иркутского склада вышел совершенно другой человек - новый хозяин Якутии. На
фотографиях той поры мы видим одухотворенное лицо мальчика с горящими глазами,
облачённого в английскую кожанку, добротные штаны-галифе, китель для
начсостава, офицерские хромовые сапоги, кобура из-под револьвера системы
«Наган», кожаный офицерский ремень, баул из натуральной кожи и деревянный
чемодан с металлическими уголками. В них: 3 литровых бутыли спирта, 3 буханки
белого хлеба, 7 банок тушёнки, упаковка немецких галет, 10 пачек табака «Герцоговина
Флор», 6 пачек махорки, немецкий костюм «тройка», кожаная английская кепка, 5
пачек пистолетных патронов, армейская маслёнка с машинным маслом, 3 пары тёплых
портянок, складной нож. Таков был Максимка! Несмотря на малый рост, вид
внушительный, начальственный.
*
СПРАВКА
Аммосов Максим
Кирикович.
*
Дождавшись навигации, новые «хозяева жизни»
с некоторым запозданием отправились пароходом «Революционный» вниз по Лене,
останавливаясь в городках (типа г. Олёкминска) и деревеньках для пополнения
провианта по факту предъявления мандата Сиббюро, а также проведения митингов и
собеседования-инструктажа с местным активом. Подплывая к месту назначения,
путешественники прямо в ресторане парохода провели 29 мая 1920 г.
межведомственное совещание при ЯкРайРевкоме - вновь апеллировали с просьбой «опротестовать
постановление Сибревкома о превращении Якутии в район, предложив компромиссный
вариант: не в район, а в уезд Иркутской губернии» [Сб.
док, ч.2, кн. 1, с. 357].
Находясь на судне, окруженный сонмищем
разномастных угодствующих, извне завезенных иркутских великовозрастных холуёв,
молодой Максим совершенно потерял голову и возмечтал простым росчерком пера
сделать маленький «дворцовый переворот» в г. Якутске, где уже без него
установилась Советская власть. Об том красноречиво и неопровержимо
свидетельствует его телеграфное сообщение, предусмотрительно отравленное с
верховьев р. Лены, из Иркутской области, с борта парохода - в г. Якутск.
Цитируем т.н. «Приказ № 1» тов. Аммосова:
«Приказ Уполномоченного Сибревкома об
организации Якутского Районного (Областного) Ревкома: Временный Ревком, организованный мной [прим. В. С. - т.е.
«виртуальный», т.е Ревком, организованный не самим тов. М. К. Аммосовым, но
почему-то безосновательно считающийся организованным им (!) - хотя Аммосовым в
то суровое время при установлении Советской власти на территории Якутии и не
пахло] до своего приезда распускается. Для управления Областью (Районом)
организуется новый Якутский районный (областной) Ревком в следующем составе:
Председатель - Аммосов Максим Кирикович [прим. В. С. - тов. Аммосов решил стать самовыдвиженцем и захватить
власть в Якутии простым фактом телеграфного сообщения о своем главенстве!];
члены: 1) Гладунов Харитон Афанасьевич [т.е. тот самый уголовник - прим. В. С.]; 2) Слепцов
Платон Алексеевич [т.е. будущий тов. Ойуунский - прим. В. С.]. -
Подпись: Уполномоченный СибРевкомом по Якутскому району (области) - М. Аммосов»
[Якутская правда, 05. 06. 20 г., № 117].
До прибытия в Якутск, спекулируя на
авторитете Сибревкома, тов. Аммосов вышеупомянутым волевым самостийным
телетайпным сообщением возмечтал уведомить местных коммунистов: «Ребята, я -
главный!». В этом сообщении в г. Якутск с борта прохода интересными являются
три обстоятельства: во-первых, новоявленный номенклатурщик 22-летний и незрелый
во всех отношениях Максимка хочет показать местным взматерелым якутским
коммунистам, что только он безоговорочно будет главным, т.к. имеет некий мандат
(на сей раз уже не фальшивый) от Иркутских властей, от Красной Армии;
во-вторых, он протежирует уголовнику Х. А. Гладунову
(в руках которого действительно находилась в то время вся власть в г. Якутске);
в-третьих, вспоминает о своём закадычном друге П. А. Слепцове, неожиданно (по
своей единоличной прихоти, т.е. отнюдь не коллегиально) назначая последнего (П.
А. Слепцова) соуправителем - вместе с собой и уголовником Харитошкой Гладуновым. В итоге, получается так, что
и М. К. Аммосов сам себя единолично (тоже не коллегиально) кооптировал в
главные руководители Якутии, если не считать символического мандата
политорганов V-й армии, вроде бы уполномочивших М. К. Аммосова быть каким-то их
представителем (наблюдателем?) от Якутии (Кстати, где мандат? Имеется ли хоть
какой-то документ в архивах? Или мы имеем дело с очередной фальсификацией?).
Если и дальше внимательно вчитываться в
текст отправленного аммосовского сообщения, то становится очевидным: тов. Максим
в одном случае называет Якутию «районом» (как и было решено Советской властью),
а в другом случае он называет Якутию «областью». Уже поверхностное текстуальное
прочтение «официального» аммосовского послания (несмотря на всю его
безграмотность) свидетельствует о том, что автор изначально имеет, так сказать,
«двойной прикид»: то ли просто район - то ли область. Отсюда и двусмысленные
скобки в наглом аммосовском телетайпе: «район (область)» - «область (район)».
Именно в двойственном, в шизофреническом разрыве-разладе, как нам
представляется, заключалась заветная тайна молодого энергичного наместника
Якутии. По всем элементарным канонам госслужбы такой чиновник должен быть
немедленно смещён со своей должности и подвергнут наказанию. Остальное в
карьерных устремлениях настырного Максимки домысливается без особого труда, что,
собственно, и делает его таким привлекательным для определенной части нынешних
оголтелых его почитателей - в полной увязке со шкурно-номенклатурными мотивами
и амбициями: главное - статус региона! Разумеется, амбициозному М. К. Аммосову
мечталось управлять не просто каким-то захолустным районом, но именно
«областью». Короче, понятно: М. К. Аммосов хотел быть о-о-очень большим
начальником. Отсюда - волнительная проблематика статуса.
В итоге, иркутский военизированный десант
триумфально прибыл в Якутск 4 июня 1920 г. (К сожалению, местные историки не
удосужились выявить полный состав «десанта»). То, что неопытный, ошалевший от
неожиданно свалившейся на него власти, тов. Аммосов самостийно кооптировал себя
и своего друга тов. Ойуунского во власть, и то, что этот самый Аммосов, стал
далее творить в Якутске - не выдерживает никакой критики: полный беспредел и
временщичество. Он распускает 5 июня 1920 г. т.н. «Временный» (почему ж
«временный»? Кто сказал?) Ревком Якутской области и провозглашает образование
Якутского Районного («областного») ревкома Иркутской губернии, становится
председателем, членами назначаются уголовный фальшивомонетчик-террорист Харитон Гладунов, а также Платон Алексеевич Слепцов
(Ойуунский). Райревком создал 8 отделов. П. А. Слепцов - заведующий отделом
советского управления райревкома; С. М. Аржаков - зав.
информационно-инструкторским подотделом. Начинается замена Советов т.н.
«ревкомами», что неизбежно провоцирует антикоммунистическую агитацию: «Вот
видите, что творят узурпаторы, они сами против Советов!». Этот тезис имел
огромную пропагандистскую силу, вот почему «белые» использовали его и в
последующие годы для привлечения на свою сторону людских ресурсов. Например, в
Обращении группы Якутской трудовой интеллигенции, сторонников Учредительного
Собрания «К братьям якутам» сказано (цитируем с
некоторыми исправлениями пунктуации. - прим.
В. С.): «Наши якутские «коммунисты», пообещав
якутскому трудовому населению и Советы, и «Автономию», а на самом деле и теперь
- также авантюристы-разбойники, не имеющие ни племени, ни роду (…). Вместо
Советов Якутской области свирепствуют Ревкомы. Якутское трудовое население,
издалека услышав, что в Губревкоме восседают какие-то хамначчиты Аммосовы и
Слепцовы, что они каждое лето ездят в далёкую Москву на поклон красному царю
Ленину. Вот что у них называется властью хамначчита и трудового населения»
[Цит. по: «ЯА», № 2 (10), 2003, с. 28; см. также: ЦГА ЯАССР,
ф.87, оп. I, д. II, л. 4-5 об.].
6 июня 1920 г. районное бюро Якутской
организации РКП(б) во главе с Аммосовым распускает местную парторганизацию.
Было создано новое ЯкРайОргБюро во главе опять-таки с М. К. Аммосовым. Его
замом назначается небезызвестный И. Н. Барахов, секретарём - Д. С. Жиркова,
членами становятся С. М. Аржаков, А. Ф. Попов. Под видом перерегистрации членов
партии, проводится жесточайшая чистка. В итоге вместо 104 членов осталось лишь
24 члена партии и 4 кандидата в члены РКП(б). Многие коммунисты были искренне
возмущены. Но, с точки зрения номенклатурной драчки, всё логично. Настоящий
лидер должен доказать, что именно он главный. И лишь после того, как «порядок»
был установлен, победно помахав мандатом Сибревкома, лидер великодушно
санкционировал противоположный процесс: в партию попёрли толпы желающих. И не
было им отказа. Ведь главное - послушание.
На страницах газеты «Красный Север» летом
1920 г. начинается огульная компания с призывом проведения политики изоляции
тойонов, нацбуржуазии, предпринимательства. Продолжается экспроприация
имущества, в том числе - земельных угодий под эгидой т.н. Земотдела
ЯкРайРевкома, который издает антинародное постановление: «Классная система
пользования покосами в пределах Якутского района отныне упраздняется», «Все
покосные земли населения подлежат уравнительному распределению согласно особой
инструкции». Одновременно идёт демагогическая трескотня о необходимости
мобилизации масс на борьбу с бандитизмом. Лютуют ЧОНовцы. В ноябре 1920 г. на
1-м якутском уездном съезде волостных сельских и наслежных ревкомов М. К.
Аммосов делает доклад «Текущий момент и очередные задачи Советской власти», где
обосновывает необходимость проразверстки, а также умиротворения «враждебные сил
контрреволюции».
22 июня 1920 г. на 1-м общем собрании
членов Як.РайОрганизации РКП(б) председатель ОргБюро РКП(б) М. К. Аммосов призывает
товарищей к «железной партдисциплине», провозглашая «эпоху не слов, а дел».
Обсуждались кадровые перемещения, расстановка советских работников. В июле все
священнослужители были уволены с преподавательских должностей без заштатного
содержания. Провозглашён антидемократический «принцип назначения» в ревкомы и
парткомы, т.е. кооптацию. Реорганизованы старые профсоюзы, сменено руководство.
Аммосов умудрился даже реорганизовать сам себя: Оргбюро реорганизовано в
партбюро РКП(б), т.е. на постоянной основе.
Одновременно амбициозный М. К. Аммосов
неустанно бомбардировал Сибревком назойливыми жалобами, зациклившись на «идее
фикс»: «Наше мнение относительно неосуществимости превращения области в район
Иркутской губернии - вредность этого шага становится более очевидной на месте».
Фактически Аммосов и его друзья (Барахов, Ойуунский, Аржаков) лукаво
шантажировали Сибревком. Чтобы обосновать свои карьерно-номенклатурные амбиции,
им хватило нахальства придумать незатейливую «Теорию Статусности», согласно
которой всплеск контрреволюционных выступлений ставился в причинно-следственную
зависимость с понижением статуса региона. Тезис незатейливый: «чем меньше
статус - тем больше бандитизма, чем выше статус - тем бандитизма меньше!». Мол,
белоповстанцы обиделись на Сибревком за то, что Аммосов командует всего лишь
навсего обычным районом, а не областью (а ещё лучше - отдельной республикой,
«государством»). Иначе говоря, пресловутая «статусность» автоматически
обеспечит лояльностью «белых», они немедленно сложит оружие, распропагандируются,
станут миротворцами, дружной поступью вольются в ряды строителей «светлого
коммунистического будущего».
Разумеется, «Теория статусности в обмен на
лояльность», несмотря на всю свою узколобость и примитивную самонадеянность,
служила также способом ухода от ответственности. Мол, царящий в регионе бардак
и беспредел - не их рук дело. Между тем, всем было ясно: подлинной причиной
«неожиданного» всплеска белоповстанчества являлся волюнтаризм при проведении
силовых реформ (национализация, экспроприация), а также подтверждением полной
несостоятельности новой руководящей головки. Впоследствии НКВД, наверняка,
сопоставил антисоветские мятежи в Якутии и «шантаж» со стороны аммосовцев -
выводы напрашивались сами собой. Впрочем, 21 августа 1920 г., учитывая «плач»
Аммосова, Сибревком решил всё-таки удовлетворить просьбу, издав постановление о
преобразовании Якутского района Иркутской губернии в Якутскую область. Впрочем,
повышение статуса никак не повлияло на динамику экспансии белоповстанчества.
Зато честолюбивому Аммосову прибавило самоуважения. Однако этой подачки было
уже мало: аппетит приходит во время еды. Моментально реорганизовав структуры власти,
он повсеместно вводит в «новоязовскую» титулатуру заветное слово «губ», а не
«обл»: «ГубОргБюро», «ГубРевком», «ГубЧК» и т.д. Сибревкомовцы с ужасом
наблюдают за вполне предсказуемым гонором парня: «Ага, статуса области ему уже
мало. Скоро будет просить статус республики. Нет, вы только подумайте, какой
настырный!». Как бы в подтверждение опасений, последовала жалоба уже от
Ойуунского, посильно внесшего свой достойный вклад в «Теорию Статусности»: «Областная
(а не республиканская) автономия грозит развитием национальной контрреволюции,
усилением бандитизма» [Макаров Г. Г. Сев.-Восток РСФСР,
с.151]. Сей тезис развивал и обогащал «теоретические» выкладки
аммосовцев, являясь «аргументом давления» на Сибревком.
Лишь 11 сентября 1920 г. ГубОргБюро,
наконец-то удосуживается издать постановление о создании карательного органа -
Якутского ГубЧК по борьбе с контрреволюцией и саботажем. Иосиф Борисович
Альперович - председатель ГубЧК, 1-й муж Веры Синеглазовой (по поручению М. К. Аммосова
в целях приобретения опыта чекистской работы прошел стажировку в Иркутской ЧК).
В Охотске прочно укрепился уполномоченный
контрреволюционного Приморского правительства ДВР эсер А. И. Сентяпов,
соединившийся с отрядом И. Н. Яныгина. В начале октября 1920 г. в Охотск из
Владивостока прибыл отряд есаула В. Бочкарёва. Впоследствии (уже в 1922 г., 6
сентября) деятельность Сентяпова, Яныгина, Бочкарёва создает благоприятные
возможности для десантирования в Охотске генерала А. И. Пепеляева и
установления контроля над всем Охотским побережьем, продвижением вглубь Якутии.
В с. Амга арестованы за контрреволюционную
деятельность Д. Т. Борисов, П. П. Ксенофонтов, И. К. Неустроев, К. И. Неустроев,
М. К. Артемьев. Причём, упомянутые Дмитрий Тимофеевич Борисов (24 июля 1920 г.)
и Михаил Константинович Артемьев (4 августа 1920 г.) почему-то освобождены.
Впоследствии этот непонятный приступ кланово-земляческого гуманизма привёл к
тому, что воодушевленные своей безнаказанностью и дарованным им иммунитетом, Д.
Т. Борисов и особенно М. К. Артемьев (предатель-ревкомовец) становятся в
1921-23 гг. главными застрельщиками вооруженной контрреволюции: «Не надо
бояться. Всё равно какой-нибудь губревкомовец замолвит веское словечко. Освободят
за выкуп, дадут амнистию!». Так и получилось: когда в мае 1925 г. Иван
Яковлевич Строд блокировал «белый» отряд М. К. Артемьева, тот сдался и был
амнистирован. Под разными предлогами освобождены также П. П. Ксенофонтов, И. К.
Неустроев и К. И. Неустроев.
В августе 1920 г. неблагонадёжные М. С. Шеломов
и С. С. Иннокентьев освобождены из-под стражи под залог 100 тыс. руб. В
сентябре 1920 г. арестован Н. Д. Зенгенизов (бывший начальник милиции 2-й
Амгинской волости), но вскоре освобожден на поруки по высочайшему указанию
продкомиссара Якутии К. Е. Андреевича - друга М. К. Аммосова. Принцип «Блат
сильнее Совнаркома!» широко практиковался в клановых (почти интимных)
взаимоотношениях «красных» и «белых». Короче, иногда складывается впечатление,
что перед нами дети, которые играют в войну понарошку.
Уже 14 августа 1920 г. М. К. Аммосов (пред.
ЯкРайРевКома) отправляет телеграмму в Сиббюро (в Омск), где рапортует о
раскрытии «Оросинского контрреволюционного заговора из лиц якутской
национальности». Самое забавное, что Роман Иванович Оросин - кадровый
выдвиженец тов. Максима, санкционировавшего назначение своего протеже на
должность временно исполняющего обязанности земотдела ЯкРайРевКома. Странная
смычка большевика М. К. Аммосова и эсера, земского областника-федералиста Р. И.
Оросина не совсем понятна. Ещё год назад они были по разные стороны фронтов
гражданской войны. Например, в августе 1919 г., после аккредитации в Якутске
американской фирмы по скупке пушнины «M. Woolfson» именно Р. Оросин, лояльный
колчаковскому режиму председатель Якутской уездной земской управы, вёл с фирмой
переговоры во Владивостоке, оккупированном странами Антанты. В это же самое
время М. К. Аммосов (как помним) безуспешно гонялся в тылу Колчака за польским
легионером, не оставляя надежду выполнить миссию Сибревкома. Когда же возникла
столь тесная дружба между «красным» и «белым» товарищами? Может быть, на почве
общего интереса к пушнине, которая таинственно продолжала уходить из Якутии по
разным контрабандным каналам в Америку, Японию, Китай и Манчжурию? Или на
основе общности геополитических взглядов? Ведь Оросин как бывший член ЦК Союза
федералистов один из первых обосновал «необходимость» присоединения Камчатки и
Охотского уезда к Якутии. И вот, аммосовская креатура – «советский» работник Р.
И. Оросин «оправдывает» высокое доверие: неожиданно возглавляет в 1920 г.
заговор в целях образования «самостоятельного государства» под лозунгом:
«Якутская область - якутам!». Основные задачи - свержение Соввласти с помощью
Японии и при участии распропагандированных членов общества «Саха Аймах».
Огромная заслуга «оросинского путча» заключалась в том, она как бы
иллюстрировала «истинность» аммосовской «Теории Статусности».
Невероятные странности продолжались и
дальше: 25 октября 1920г. - на заседании Сиббюро ЦК РКП(б) специально
рассматривался вопрос об «оросинском заговоре». Присутствовали: В. Н. Яковлев,
Е. М. Ярославский, В. М. Косарев и заведующие отделами Сиббюро. Заслушан
«якутский вопрос» о движении якутской молодежи, закрытии общества «Саха Аймах».
Было поручено Ивану Петровичу Павлуновскому (1888-1940) - представителю ВЧК в
Сибири - рассмотреть дело и внести свои предложения [Макаров
Г.Г. Сев.-Восток РСФСР в 1918-21. Якутск, 1988. - с. 174-175].
1.4. МАЛЕНЬКИЕ ТАЙНЫ ОРОСИНСКОГО ЗАГОВОРА
В апреле 1921 г. участники беспартийной
конференции 10-ти волостей в Чурапче, получив информацию, сенсационную во всех
отношениях, были потрясены, шокированы и оскорблены до глубины души. Чурапчинцы
выразили огромное удивление принятием на работу в Сибнац Сибревкома РКП(б)
тойонов В. В. Никифорова - лидера контрреволюционного движения 1918 г. и Р. И.
Оросина – «националиста-автономиста», «организатора контрреволюционного
заговора в 1920 г.». Скандал - скандалом, но (удивительное дело!) возмущенный
протест революционных хамначчитов (т.е. голытьбы) не совсем услышали новые
хозяева жизни. Вернее, услышать-то услышали, но принимать меры не захотели.
Спрашивается, почему? Некоторые местные комментаторы толкуют сей казус просто.
Отвечая на вопрос «почему?», они с прекраснодушный уверенностью бездоказательно
сообщают: мол, никакого заговора не было (!). Оно, конечно, на нет - и суда
нет. Хотя, отрицание очевидного факта не есть основание для того, чтобы делать
вид, что факта не существует. Откровенное нежелание исследовать тему, на
которую наложено внегласное табу, столь прозрачно, что в «авторитетные»
заверения об отсутствии темы для разговора со стороны представителей
официальной науки верится с трудом.
*
СПРАВКА
{Оросин Роман
Иванович, урож. теперешнего Таттинского р-на; чл. Союза федералистов («Союз
Свободы»), чл. ЯКОБ, (1917); 1918 - чл. совета Якутской обл.; (с 15.03.1919) -
предс. Якутской уездн. управы; дек. 1919 (после расстрела Обл. совета) - чл.
т.н. «коллектива по организации советской власти на местах», врио предс. зем.
отд. ЯкРайРевкома; август 1920 - возглавил антисоветскую группу и арестован по
делу № 145; этапирован в СибЧК в Иркутск, потом в Омск; амнистирован. Фев. 1921
- инструктор отд. национальностей Якутск. подотдела Сибревкома РКП(б); с марта
1921 - служащий Управл. архивным делом при Сибревкоме; 22 июня 1921 - выехал в
Якутск в распоряжение предс. ЦИК М. К. Аммосова). Применения ему не нашлось.
Умер в г. Томске от тифа летом 1922г.}
*
И всё же, вернёмся к проблематике
Оросинского заговора а, заодно, и заговора современных местных историков.
Попытаемся прокомментировать сложившуюся странную ситуацию. Действительно, тут
много смутного, неясного, таинственного. Как уже отмечалось, 14 августа 1920 г.
М. К. Аммосов отправляет в Сиббюро телеграмму, радостно рапортуя о «...раскрытии
Оросинского контрреволюционного заговора из лиц якутской национальности». Вот
молодец, только успел летом в Якутию приехать и сразу заговор раскрыл! Вот как
надо работать!
Но радоваться и ликовать преждевременно. Забегая немного вперёд,
отметим: имеется документ, отрицать существование коего нет никакой
возможности. Шумное возмущение «чурапчинцев» - участников беспартийной
конференции - не спрячешь: слишком много источников информации, шибко сильный
они вызвали резонанс, отраженный во многих документах: на чужой роток не
накинешь платок. Сами посудите, никому не приходит в голову отрицать факт
антикоммунистического восстания моряков Кронштадта (1921 г.), или реальность
восстания Уота Тайлера в Англии (1381 г.). Почему-то мы не сомневаемся в
достоверности тех или иных событий истории, не пытаясь объявлять об их
несуществовании. Человек привык доверять не только своему опыту. Иначе бы не
бывать связи поколений. Напротив, наши историографы - уникальная упёртая каста:
уровень их эрудиции столь восхитителен, что даже неопровержимое они тщатся
представить как не существующие. Именно они налагают табу на определенные темы.
Цель настоящей публикации - попытаться вытащить из глотки нашенской
историографии кляп. Впрочем, мы не уверены, что сей акт гуманизма пойдёт на
пользу. Засим говорить будем только мы. Задача вероятных оппонентов - слушать,
попытаться не мычать и не затыкать уши, т.к. изъясняться организованными
словами они пока ещё не привыкли.
Рассмотрим, что же содержится в шифрованной
(уже расшифрованной) телеграмме председателя ЯкРайРевКома тов. Аммосова?
Цитируем текст от 14 августа 1920 г.: «Уполномоченным ГубЧК тов. Клингофом при
нашем [т.е. Аммосова. - прим. В. С.]
содействии раскрыта контрреволюционная тайная организация. Произведен ряд
арестов. Организация состояла из молодёжи. Во главе стоял некто Оросин Роман -
советский работник, врид РайЗемОтдела».
Далее М. К. Аммосов информирует о конкретных
деталях заговора. Цитируем: «Организация возникла сравнительно недавно 2-3
месяца тому назад. Захвачен перевод на якутский язык Строевого устава военной
службы. По улусам производился сбор оружия, вербовка сторонников. Целью
организации было достижение национальной независимости якутов, вплоть до
организации самостоятельного государства. Лозунг: «Якутская Область – якутам».
Достижение цели мыслилось через свержение советской власти. Коммунистов считали
своими заклятыми врагами. Свержение же советской власти предполагалось
произвести посредством японских сил. Из документов явствует, что организация
чисто японской ориентации. Через порт Аян направлен агент в Японию. С
нескрываемой радостью ждут появления японцев со стороны Охотска или Бодайбо
(через Читу). В связи с этим, нами распущено национальное культурное общество «Саха
Аймах», под флагом которого производилась эта работа» [Парт
Архив Як ОК КПСС, ф. 182, оп. 1, д.6, л.л. 5-6. Дешифрованная
телеграмма].
Короче, что написано пером, не вырубишь
топором. Главное уяснить: руководитель Якутии абсолютно не отрицает, а,
напротив, с особой тщанием подчёркивает своё тесное сотрудничество с ГубЧК. Не
случайно Аммосов делает логическое ударение на важном моменте: «при нашем
содействии», т.е. при активном его (Аммосова) личном соучастии вкупе с
приближёнными ответработниками ЯкРайРевкома, с чекистами (указывается
конкретная фамилия - Д. Клингоф). Невозможно предположить, что Аммосов
умышленно пытается ввести в заблуждение вышестоящую инстанцию - Сибревком и
лично тов. Ярославского. Зачем бы Аммосову врать, выдумывать небылицы,
оговаривать несчастных интеллигентов, ненависть коих к Советской власти можно
понять чисто по-человечески? Если б оросинцы являлись не заговорщиками, а неким
безобидным культурно-просветительским кружком японистов-востоковедов, то дело
бы ограничилось простой говорильней, пусть и с элементами политически
некорректных лозунгов: «Якутская область – японцам». Мы знаем, что в 1919 г. Р.
И. Оросин гостил в оккупированном японцами Владивостоке и мог быть ими
очарован, распропагандирован, стать убеждённым агентом влияния «чисто японской
ориентации», как верно отметил Аммосов. Такое возможно.
Увы, детализация фактологии в трактовке М. К.
Аммосова явно претендует на доказательность в отношении истинных намерений
оросинцев, в действиях коих (давайте все-таки, хотя бы в порядке исключения,
поверим на сей раз в искренность слов Аммосова), имелись признаки объективного
и субъективного составов преступления. Один сбор оружия чего стоит. Крамола и
вещественные доказательства - налицо. Итак, Оросинский заговор имел место быть.
Другое дело, что заговор не успел перерасти в вооруженный мятеж (т.е. заговор и
мятеж - разные вещи). Честь и хвала тов. Аммосову и бдительным чекистам:
пресекли, предотвратили. Однако неясности всё равно остаются. Мы знаем, что
вопрос скрупулёзно обсуждался на заседании Сибревкома. Но произошло сие лишь
спустя 2,5 месяца (период 14 августа по 21 октября 1920 г.). Вероятно, за это
время проводились какие-то следственные действия. Аммосов тайно сношался с
членом Сибревкома Ем. Ярославским, консультировался, пытаясь выработать линию
поведения: «Казнить нельзя помиловать». Где поставить запятую? В целях имитации
хоть какой-то карательной деятельности пришлось острастки ради нанести
показательный удар по безобидному, в сущности-то, обществу «Саха Аймах», где
собирались всевозможные говоруны с весьма пёстрой мирровозренческой окраской.
Вина и беда неопытного Аммосова состояла в том, что он, в попытке сохранить
лицо и авторитет власти, обрушился на самых слабых, беззащитных. Взял и
разогнал, саха-аймаховцев, нанеся членам этого общества лютую обиду. В этом
«родоплеменном» сообществе (аймах – «племя») заседала не одна только «контра
недобитая» и националы, но и сочувствующие Советской власти товарищи.
Получалось так, что и на них незаслуженно падала тень подозрения в причастности
к заговорщикам. Преданных товарищей предали. А кто предатель? Конечно, М. К. Аммосов.
Он предал их веру в справедливость руководителя новой Якутии. Его авторитет
пошатнулся среди не только коммунистов, но и сочувствующих беспартийных.
Повестка дня заседания Сиббюро ЦК ВКП(б):
рассматривались все детали Оросинский заговора. В составе членов присутствовали
серьёзные люди: якутянин В. Н. Яковлев, Е. М. Ярославский (аммосовский
покровитель-протежёр), В. М. Косарев и почти все заведующие отделами Сиббюро. С
практикой А. Я. Вышинского они не были знакомы, выдумывать несуществующие
заговоры и «врагов народа» не научились, т.к. 37-й год пока не наступил, «охота
на ведьм» ещё не началась.
Чтобы уразуметь тайну весьма либерального
отношения членов Сибревкома к Оросинскому заговору, необходимо обратиться ко
второй части шифро-телеграммы. Цитируем чистосердечные и, как нам
представляется, вполне искренние признания и жалобы тов. Аммосова:
«Как арест молодежи, так и роспуск -
безусловно рост пропасти между большинством якутской интеллигенции и нами. К
существующему недоверию масс якутов, безусловно, прибавляется явная вражда
интеллигенции. Таким образом, мы теряем всякую почву под ногами. При ликвидации
тайной организации мы, невольно, останавливаемся перед этим фактом. Мы
затрудняемся, как быть - идти ли на компромисс с интеллигенцией или идти
напролом. При этом считаю нужным подчеркнуть, что в силу отсутствия работников,
ком[ун]сил массы якутов не подверглось нашему влиянию в связи с острым
продовольственным кризисом, проведение масляной [и] мясной развёрстки,
настроение массы, безусловно, не в нашу пользу. Не скрывая, нужно ясно
подчеркнуть, что мы не справляемся с работой, наших сил далеко не хватает,
чтобы удовлетворить минимальную потребность области».
Похвально, что Аммосов пытается объективно
анализировать последствия, вытекающие из заговора Оросина, делая акцентировку
на крайне неблагоприятное для правящего режима стечение обстоятельств. Власть
оказалась как бы между молотом и наковальней: «недоверие масс якутов» - снизу,
«явная враждебность интеллигенции» - сверху. Иными словами, основная масса
населения ненавидела ревкомовцев - цепных псов большевистской власти, коя, как
выясняется, утратила в тогдашней Якутии свою социальную основу («мы теряем
всякую почву под ногами»). Указывается и экономическая причина:
«продовольственный кризис», грабительская «продразвёрстка». Таким образом,
наместник Якутии, отказывался брать на себя ответственность, «останавливался
перед фактом» за проводимую им антинародную политику и делегировал свою
ответственность Сибревкому, ожидая приказа. Цитируем по тексту:
«В самом срочном порядке ждём указаний, как
поступить, среди нас есть мнение: первое, направить всех арестованных в
Иркутск, в ГубЧК, второе, оставить их в Якутске, произвести разбирательство и отнестись
снисходительно. Ответ должен прийти не позже 17 августа. Предгубревкома Аммосов»
[Парт Архив Як ОК КПСС, ф. 182, оп. 1, д. 6, л.л. 5-6.
Дешифрованная телеграмма; Борьба за установл. и упроч. Сов. вл. в Якутии, ч. 2,
кн. 1. Якутск, 1961. стр. 33.].
Вероятно, Сибревком покоробило то
обстоятельство, что начинающий аппаратчик Аммосов, во-первых, будучи
нижестоящим, пытается командовать Сибревкомом, диктуя Сибревкому (!) конкретную
дату ответа (17 августа); во-вторых, спешка нужна лишь «при ловле блох»;
в-третьих, не имея материалов по делу об оросинцах-японистах, какой же
уважающий себя орган станет принимать конкретные решения в столь неопределенной
ситуации? Как выясняется, Аммосов не понимал ни того, ни другого, ни третьего.
Перед нами он проявляет себя как несостоятельный менеджер Якутской области. Но
в главное для себя этот неуч, всё-таки уловил. Вернее, ощутил интуитивно, на
бессознательном уровне, почти физически. Отсюда и формула: «Теряем почву под
ногами». Очень правильная оценка! То был первый и самый сильный испуг Максима
на посту наместника Якутии. Плюс клановая специфика. Все прекрасно знали сколь
влиятелен и всесилен род Оросиных, как велика и безусловна его неформальная
власть. Наверняка, беднягу М. К. Аммосова замучили ходоки-заступники и
просители из самых разных социальных категорий. Например, тот же А. Е. Кулаковский,
выгодно женившийся в 1897 г. на г-же А. Е. Оросиной (дочке скуповатого
богатея), мог быть таким «ходоком». Или таковым мог быть мечтательный
беллетрист Былатыан Ойуунский, вымучивающий из себя Орос-бая - прообраз
эвенкско-якутского клана Оросиных в агитпроповском своём «Красном шамане».
Наверняка, Аммосов имел собеседования и с
самим Р. И. Оросиным. В итоге, он не мог не подпасть под обаяние этого
эрудированного человека, неформальный статус коего позволял предположить, что
перед ним, ревкомовским начальником, стоит тот, кто мог бы действительно
управлять Якутией. Максим сам себе боялся в том признаться. В сравнении с
Оросиным, он чувствовал себя так, как если бы ученик-первоклашка разговаривал с
профессором. Единственное, что он стремился утаить от проницательного
Сибревкома, так это тот факт, что санкцию назначения Р. И. Оросина на замещение
должности врид РайЗемОтдела давал именно он (Аммосов). Фраза из шифровки
Максима («во главе стоял некто Оросин Роман») рассчитана на то, чтобы усыпить
сибревкомовцев, внушить им ложное представление о том, что сам Максимка будто
бы ранее знать не знал, ведать не ведал об Р. И. Оросине как «советском
работнике», т.е. будто бы не несёт Аммосов никакой ответственности свою
бездарную кадровую политику. Разве, не абсурд? Нет, вы только вдумайтесь:
приехал на пароходе «Революционный» новый хозяин Якутии М. К. Аммосов и ничего
лучшего не придумал, как назначить «тойона-мироеда» проводить земельный
передел. Творить такую кадровую политику - всё равно, что пустить волка в стадо
овец. С таким подбором персонала не трудно и дурачком прослыть. Впрочем, как
представляется, ситуация не столь трагическая, сколь комическая. Перед нами не
просто сюжет, а быль, исторический анекдот. Короче, Аммосов с полным основанием
мог ожидать со стороны Сибревкома самых суровых кар. Хоть в пору вновь снимай
штаны и получай плетью по мягкому месту. Или, на худой конец, язвительные
насмешки. От великого до смешного - один шаг. Но, на поверку, получилось
совершенно иначе. В чём же дело?
Не в качестве гипотезы, но в качестве
документированного факта, следует отметить: дело в том, что грозный кое для кого
тогдашний идеолог-соуправитель советского Северо-Востока Ем. Ярославский (ещё с
вольготных времён ссыльнопоселенчества) знал «на короткой ноге» хлебосольного
Романа Оросина. То были счастливейшие времена: вместе водку пили, играли в карты,
разговоры разговаривали «за жизнь» и даже (чего греха таить?) по девкам ходили.
Не тут ли таится ответ на вопрос: почему Оросина немедленно не превратили в
лагерную пыль, не поставили к стенке? Следовательно, вся закавыка - в личном
знакомстве: друзья познаются в беде. Такой вариант кое-что проясняет: Ем. Ярославский
не просто знал Р. Оросина, но уважал и ценил его [о факте знакомства Ем. Ярославского с Р. Оросиным см.,
напр.: Клиорина
И. С. История без флера. - Якутск, 1999, с. 20.].
Если предположение о суперблатных связях по
линии «Ярославский-Оросин» соответствуют действительности, то аммосовский
призыв «отнестись снисходительно» мог быть не только услышан, но и одобрен.
Более того, можно, не шибко греша против здравого смысла, хоть как-то
объяснить, почему «японского агента влияния» Сибревком не отправил в места
лишения свободы, а поступил с точность до наоборот: «погладил по головке»,
направил служить г-на Оросина клерком на чужбину, где, кроме самого Р. И. Оросина
и В. В. Никифорова не имелось ни одного якута. В иноэтнической среде они могли
сколько угодно пропагандировать излюбленный лозунг «Якутия - для марсиан!».
Подобные шалости в номенклатурно-коммунистической среде воспринимались как
проявление юмора. И уж никто не осмеливался обвинять уважаемых господ-товарищей
в национализме. Напротив, Р. И. Оросин прослыл «крупным специалистом» по части
нацвопроса. Но главное, изменил окраску: из агента влияния Японии
переквалифицировался в агента влияния Совдепии. Таковы условия сделки.
В качестве альтернативной (т.с.
кощунственной) версии можно допустить и коррупцию. Вероятно, деньжата у Р. И. Оросина
водились. В любом случае, удивительный либерализм членов Сибревкома (даже если
они и не мздоимцы) должен быть мотивирован хоть какой-то причиной. Но ничего
внятного сказано не было, кроме софистических банальных разглагольствований о
величайшей роли т.н. «национальной» интеллигенции. Вопрос на засыпку: Кто
знает, что такое «нацинтеллигенция»? На наш взгляд, это такое же пустое в
формально-логическом смысле понятие, как «круглый квадрат» или «вечный
двигатель».
Посовещавшись с чекистами (с И. П. Павлуновским,
представителем ЧК), заслушав «якутский вопрос» о движении молодежи и закрытии
общества «Саха Аймах», Сибнац ударился в слащавую риторику, граничащую с полным
идиотизмом. Цитируем «Инструктивное письмо Сиббюро ЦК
РКП(б) Якутскому губкому РКП(б) №20 от 13. 11. 20 г.»: «Дорогие
товарищи, в связи с полученными от Вас материалами по делу об аресте якутской
заговорщической группы буржуазных националистов-автономистов во главе с
Оросиным, Новгородовым и другими, Сиббюро выяснило вопрос о том, какова должна
быть тактика якутских товарищей-коммунистов по отношению к такому движению (…).
Сиббюро считает, что нельзя полагаться здесь на репрессивные меры в борьбе с
буржуазно-националистическими стремлениями, нельзя закрывать общество
«Саха-аймах», только потому, что там свили себе гнездо контрреволюционеры (…).
- С коммунистическим приветом секр. Сиббро ЦК РКП(б) Гончарова» [Партархив ЯО КПСС, ф.2, оп.1, д.125, л.40. Подлинник].
Текст говорит сам за себя, но логика явно
бабская: вот ведь, право же, жалость-то! Увы, «свившие гнездо
контрреволюционеры», ещё «не оперились». Давайте прольём чувствительную слезу.
Иными словами – «крыша поехала». Нынешние апологеты-защитники т.н.
«национальных» интеллигентов, если рассуждать по совести, просто обязаны
поставить золотой памятник этой безвестной г-же Гончаровой (имя и отчество коей
никому неведомо).
В любом случае, Аммосов попал в
двусмысленную ситуацию. Ходил как облёванный, чувствовал себя «бонапартистом»,
балансируя между двумя лагерями: революционными хамначитами и
контрреволюционными «интеллигентами». Но всем не понравишься, не угодишь.
Кто-то на тебя зуб точит. Когда чурапчинцы узнали о кадровом назначении Р. И. Оросина,
они, наверняка, пришли в ярость, расценивая действия правителя Якутии как
откровенное предательство. Но что Максимка мог объяснить чурапчинцам? Сказать
честно? Так мол и так, тов. Ярославский с г-ном Оросиным братаны, вместе водку
пили на брудершафт, да по девкам бегали?
Как всегда, оказываясь в трудной ситуации,
тов.Максим убегал в Москву. Отсиживался. Находясь в Москве, заручившись
поддержкой омского Сибревкома, он не только переборол страх, но даже
почувствовал некоторую правоту. Главное, не рассуждать, а повиноваться
начальству. Узнав о «демарше» чурапчинцев, он уже не краснел и не бледнел, а,
напротив, воспринял «левацкие», «ультрареволюционные» протесты чурапчинской
голытьбы как личное оскорбление, как нежелание проводить установки Сибревкома и
лично тов. Ярославского. Действительно, кто-то осмелился поставить под сомнение
непогрешимость его, Аммосова, решений в кадровой политике? Неслыханно!
Впоследствии руководители исторического Чурапчинского съезда надлежащим образом
наказали. Например, Николай Дмитриевич Кривошапкин-Субурусский (зампред.
президиума чурапчинской конференции) по надуманному обвинению в попытке
свержения т.н. «парт.нац.интеллигенции» (читай - аммосовской номенклатуры) 26
августа 1922 г., острастки ради, арестован на несколько дней как сторонник
лебедевского «триумвирата». Лишь в конце 20-х - начале 30-х гг., когда Кривошапкин
остался вне досягаемости «карающей десницы» Аммосова, его стали выдвигать на
ответственные посты (в декабре 1927 г. он возглавлял отряд, отлавливая «интеллигентов-ксенофонтовцев»;
далее - зампред ЯЦИК - с 1930 г., сотрудник НКЗ ЯАССР - с 1934 г., директор
Нотарского совхоза – 1936 г.; репрессирован в 1938 г.
Досталось и Степану Васильевич Васильеву
(1896-1943), «вина» коего усугублялась тем, что он являлся председателем
президиума Чурапчинской конференции, но, самое главное, игнорируя высочайшую
установку М. К. Аммосова, считал, что «отсутствие организованности бедноты не
даёт возможности осуществить автономию в Якутии». С. В. Васильев известен тем,
что на знаменитом XV съезде ВКП(б) 2-19 декабря 1927 г. (съезд коллективизации)
он как представитель Якутии избран в состав ЦКК ВКП(б); являлся и.о.
председателя СНК ЯАССР (1927-28); председателем ЯОК ВКП(б), впоследствии -
директор 2-го Московского авторемзавода; на суде отказался признать себя
виновным, репрессирован в конце 1939г.; умер в 1943 г. в Печлаге.
Итак, кое-какие тайны прояснились. Теперь
зная о них, мы легко убеждаемся: небо не упало на землю, река Лена не потекла
вспять. Стало быть, и бояться не следовало раньше? Не так страшен чёрт, как его
малюют?
1.5. СТАТУС В ОБМЕН НА ЛОЯЛЬНОСТЬ,
ИЛИ ПЛАЧ ПО АВТОНОМИИ
Необходимо отметить, что не всех ослушников
и противников Советского режима в 20-е гг. «гладили по головке» в Якутии за
контрреволюционную деятельность (как в случае с «оросинцами» и прочими столь
ценными «мелкобуржуазными интеллигентами»). Бывали и трагические моменты, когда
многих «ставили к стенке». Но то была массовка, состоящая из внеклановых неинтеллигентов.
Например, в сентябре 1920 г. - ЯкГубРевТрибунал выносит суровый приговор по «Амгинско-Вилюйскому
делу кланового С. А. Корякина», приговаривает некланового купца Сафиуллу
Хобсударовича Насырова к расстрелу (впрочем, его кассация в Президиум ВЦИК 25
ноября 1920 г. заменила расстрел 10 годами лишения свобода и принудработами).
Самому С. А. Корякину (руководителю заговора) тоже дают расстрел, однако
расстрел заменен бессрочными принудработами на каменноугольных копях, ибо
человечек он был клановый. А. И. Мальков получает 20 лет принудработ, А. С. Вязмитин
- 1 год условно под надзором милиции; остальных 7 клановых заговорщиков тихо,
полюбовно, без лишнего шума освободили в ноябре 1921 г.
В
октябре 1920 г. отряд ЯкГубЧК (30 чел.) во главе с чекистом А. С. Синглазовым
(ставленником Аммосова) пытается отловить контрреволюционеров в Олекминске, по
деревням - Нохтуйск, Нюя, Мача. Местные «красные» власти сплошь и рядом
допускают утечку информации: клановость безоговорочно доминирует над «логикой
классовой борьбы». В ночь на 20 ноября 1920 г. раскрыт «Олёкминский заговор» по
доносу рабочего Демченко. Все заговорщики арестованы - 69 чел., но предъявлено
обвинение в антисоветском заговоре лишь 35 неклановым белоповстанцам, остальные
нашли счастливым образом высоких покровителей у руководства Якутии.
Исследователи до сих стесняются поразмышлять над вопросом: по каким критериям
кого-то освобождали, а кого-то лишали свободы или расстреливали?
30 мая 1921 г. в ЯкГубРевТрибунала по делу
об «Олёкминском заговоре» (председатель - В. З. Урядников-Макаров, члены: А. Г.
Козлов, Д. Т. Браташ) рассмотрено 4 дела. Двух всё-таки приговорили к
расстрелу: И. Д. Попова (крестьянин-середняк Киренского уезда) и А. Ф. Евсеева
(экспедитор ЛенЗолото). Несчастным просто не повезло: они не обладали ни
деньгами, ни клановым иммунитетом. Двух других приговорили к принудработам –
«за недоносительство».
Тов. Максим был не только пламенным
революционером, но и плодовито-вдумчивым публицистом-агитатором, проводником
генеральной линии партии Ленина-Сталина. Темы, кои занимают его как
«творческого» человека: роль РКП(б) в установлении Советской власти. Он,
подражая Ленину, популяризирует идею коммунистических субботников: выходит
актуальная статья «Великий почин рабочих» [«Красный
Север». Якутск, 05. 09. 20 г.]. Готов первым нести бревно на
коммунистическом субботнике в г. Якутске. Он развенчивает уходящие сословия в
статье «Кулак, бандит, эсер» [Беднов. «Лен. коммунар».
Якутск, 17. 09. 20]. Статья «Вместо тойонов - бедняки и середняки» [«Лен. коммунар». Якутск. 13. 10. 20] выдаёт Максима
как самого ревностного популяризатора продразвёрстки, теоретика и
предшественника сталинской идеи об обязательном обострении классовой борьбы по
мере дальнейшего строительства социализма, а также искоренения кулачества как
класса.
Июнь 1920 - 1921 гг. - Максим -
председатель и секретарь Якутского рай(обл.-губ)бюро РКП(б), председатель
ЯкРай(губ)ревкома. Аммосов становится главным застрельщиком сталинской идеи
предоставления Якутии статуса автономии: даёшь автономизацию! Он настырно
бомбардирует высокопоставленных покровителей из Москвы письмами с просьбой о
содействии в повышении статуса региона.
Уже на VIII-м Всероссийском съезде Советов
(22-29. 12. 1920 г.) вместе с будущим перебежчиком Георгием Семёновичем
Ефимовым (лидером ВЯОНУ – «Временного якутского областного управления»),
Аммосов досаждает чиновникам Наркомнаца. Там внимательно заслушивают
аммосовские прожекты, но с прискорбием признают, что объявление автономии -
преждевременная мера, коя только подстегнёт тойонат на контрреволюционные
акции. В феврале 1921г. приохотившийся к разъездам Аммосов опять отправляется в
Москву. Его избирают членом ВЦИК, он ищет для Якутии кадры, опять-таки будирует
вопрос о пресловутой автономии, без коей - хоть ты тресни - уж никак не
возможно.
31 января 1921 г. М. К. Аммосов, уже будучи
секретарём Якутского Облбюро РКП(б), вновь упорно садится на «любимого конька».
Отмечает, что к вопросу об автономии «Необходимо отнестись весьма внимательно.
Ведя подготовительную работу, необходимо зорко следить за развитием в массах
мысли об автономии Якутской области» [ПАЯО, ф. 2, оп. 1,
д. 602, л. 10].
Вскоре он спешно убыл в Москву как тайный
соискатель новых, более почётных должностей. Формальная цель командировки -
пассивное участие (в качестве приглашенного), хоть и с опозданием, в работе Х
съезда РКП(б). Погостив на съезде, он остался в Москве (т.к. знал от своих
покровителей, что будет кооптирован по протекции своих московских
друзей-благодетелей во ВЦИК). Правда, информация о присутствии Максима
Кириковича с гостевым билетом на X съезде не находит отражения в его
автобиографии от 07. 07. 36 г. Цитируем его скромную запись: «Принимал участие первый
раз на XI съезде партии» [РЦХИДНИ, ф. 17, оп. 100, д. 9].
Ленин, размышляя над сталинским проектом
автономизации, поручает через Л. А. Фотиеву (своего секретаря) члену ВЦИК тов.
Аммосову подготовить текст телеграммы Якутской конференции бедноты - с
исправлением и дополнением её лично Ильичом. 9 апреля 1921 г. Аммосов, хоть и
не был лично допущен к вождю, но от имени Ленина направил телеграмму
Чурапчинской конференции бедноты. Все воодушевлены: вождь мирового пролетариата
приветствует угнетенных «хамначчитов» (т.е. бедняков) Якутии. Попытка местной
историографии изобразить дело так, что Аммосов и на сей раз будто бы лично
встречался с Лениным - фальшивка позднего происхождения. Увы, эта последняя
фальшивка, даже не была согласована с ЦК КПСС. Впоследствии Гавриил Иосифович
Чиряев (1925-82), секретарь ЯОК КПСС с изумлением отмечал, что «в архивах не
найдены документы, которые свидетельствовали бы определенно» о такой
гипотетической встрече Аммосова с Лениным [Вопросы
истории КПСС. 1981, № 6, С. 25-26]. Важно было изобразить, что Максим
(хотя бы опосредованно) был приобщён к «священной» харизме Ильича, но факты его
«встреч» с Лениным, не подтверждены документально, несмотря на старания местных
историков-дезинформаторов. Единственное, что невозможно отрицать - факт
телеграммы [Ленин В. И. Телеграмма Якутской
конференции бедноты. Ленинский сборник. Т. 20. М., 1923, с. 327; Ленин В. И.
ПСС, т. 52, с. 138-139].
Уже 21. 06. 21 г., по возвращении в Якутск
вместе с новым своим товарищем Георгием Ивановичем Лебедевым (назначенным
вскоре секретарём Якутской парторганизации), Максим как председатель Якутского
губ(обл)бюро курирует советское строительство, делает доклад на
Губ(парт)собрании о необходимости проведения Якутской автономии. Для реализации
идеи автономизации он выхлопотал для себя (вынужденно сместив П. А. Ойуунского)
должность заведующего Якутской секцией при ЯкГуббюро РКП(б). Под его
руководством Секция в авральном порядке готовит «Тезисы для агитаторов по
борьбе с тойонатством» и т.н. «Тезисы для агитаторов об автономии якутского
народа» [«Вестник агитатора» № 1, окт. 1921]. В
последнем случае, сама аммосовская формулировка вопроса некорректна и
двусмысленна. В самом деле, что имел ввиду тов. Аммосов, говоря об автономии
только одного народа? Абсолютную этнократию (т.е. власть одного саха-этноса) в
полиэтническом регионе? А как быть с другими «неизбранными» народами, веками
проживающими на этой территории - русскими, белорусскими
и украинскими старожилами, эвенами, эвенками, юкагирами, долганами, коряками,
чукчами и т.д.? Неужели, в том и состояла истинная корыстолюбивая суть
упрочения региональной государственности? А как же интернационализм, идея
дружбы и братства всех народов? Или в отношении к этой идее всегда
присутствовал двойной стандарт?
Аммосовская секция намечает предполагаемые
границы автономии, проект структуры органов госвласти и управления. С этим
«наполеоновским» пакетом документов, несмотря на мощный всплеск
белоповстанческого движения, делегация ЯкРевкома в составе М. К. Аммосова, А. И.
Мордвова, В. Д. Сибирякова, С. А. Новгородова в конце августа 1921 г. панически
убывает – «от греха подальше» - в Москву лоббировать пресловутую идею
автономизации с помощью друзей из ЦК РКП(б), просить аудиенцию у наркомнаца И. В.
Сталина. До отъезда делегации Максим Аммосов инструктирует Былатыана Ойуунского
и назначает оного на должность председателя ЯкГубРевкома, введя также в сей
орган командира Якутского ГубЧК Георгия Семёновича Ефимова (22 августа). Но
вскоре происходит скандал и конфуз: санкционированная тов. Ойуунским экспедиция
чекистов на поимку белых офицеров сама переходит во вражеский стан,
воссоединившись с доблестным корнетом Василием Алексеевичем Коробейниковым, а
коварный Гоша Ефимов (чл. губревкома, друг Ойуунского - вместе учились в
Томском учительском институте) становится лидером белоповстанческого ВОЯНУ
(т.н. «Якутского областного народного управления») с центром в мятежной Чурапче
и предлагает всех «большевиков (коммунистов) рассматривать как Государственных
преступников», призывая население «освободиться от кошмарной диктатуры чекистов,
разбойников-коммунистов» [Листовка ЯОНУ "Граждане
Якутской области" от 09. 03. 22]. Г. И. Лебедев подозрительно
смотрит на Ойуунского и укоризненно спрашивает: «Кто ещё будет стрелять нам в
спины? Ты можешь, Былатыан, ручаться за остальных своих дружков? А секретарь
ВЯОНУ некий М. Слепцов - не твой ли родственник?».
По приезду в Москву, комфортно
расслабившись, Аммосов увлечённо развивает свои тезисы об «автономизации
якутского народа», лоббируя идею-фикс в коридорах Кремля, но ему резонно
указывают, что следовало бы ему, искателю статусов и чинов, всё-таки вернуться
в Якутию и поначалу для очистки совести, разобраться хотя бы с ужасающей
нищетой, разрухой и белоповстанцами: «Дружище, сам подумай, у тебя в регионе
несусветный бардак, нищета, беспредел, а ты всё о повышении статуса думаешь.
Чудак, сперва порядок у себя наведи!».
Нехотя вернувшись 17 сентября 1921 г. в
Якутск, тов. Аммосов, «приравнивая к штыку перо», публикует под псевдонимом
«Беднов» пламенную статью о врагах Якутии «Кулак, бандит, эсер» [Беднов. «Лен. коммунар». Якутск, 17. 09. 20], где с
энтузиазмом «мочит» лучших представителей якутского этноса - зажиточных
крестьян, тойонат, национальное предпринимательство, купечество, представителей
культа (шаманов). На совещании ЯкГуббюро РКП(б) 31 ноября 1921 г. по вопросам
начала гражданской войны он ставит вопрос о необходимости создания нацотряда,
т.е. из представителей якутского этноса (из одних саха то бишь). Однако
предложение отвергается соратниками, которые понимают, что
советстко-ревкомовская власть висит на волоске и недовольные продналогом бойцы,
не говоря уже о простом «несознательном» населении, могут просто-напросто
переметнуться к повстанцам, вслед за «подлым предателем» лже-коммунистом Гошей
Ефимовым - бывшим делегатом VIII-го Всероссийского съезда Советов (22-29. 12. 20
г.), другом Аммосова, Ойуунского, Барахова. Да и к чему такой апартхэйд,
искусственное деление на «наших» и «не наших» в столь критический момент перед
лицом надвигающейся опасности? И действительно, завиральное предложение
Аммосова, властолюбиво мечтающего о собственной гвардии телохранителей, явно
противоречило принципу интернационализма.
«Белые» наступают. Подходят к Амге: они
понимают, что этот посёлок - стратегический ключ к Якутску. Власть «красных» в
Якутске зашаталась, захлебнулась в противоречиях - опять-таки, не столько по
задачам обороны, сколько по вопросу «кто главный?». Мужественный и
«непогрешимый» Максим, втянувшись в склоку с «неправильным» Георгием Лебедевым,
осознав, что «никак не может поставить политику на правильные рельсы» [письмо от 01. 12. 21 г. Бориса Захаровича Шумяцкого (чл.
Сиббюро, уполномоченного Наркоминдел по Дальнему Востоку) - Георгию Васильевичу
Чичерину, наркоминделу РСФСР - 1923-30 гг.], вновь ставит вопрос о
срочной необходимости его командировки в любимую Москву (что на самом-то деле равносильно бегству с поля боя, - прим. В.С.). Но Максим сам себе на уме, он думает
иначе: белобандитское движение - ерунда, главное - автономия. В ноябре 1921 г.
- ЯОК РКП(б) и Г. И. Лебедев, устав от назойливый просьб Аммосова, всё-таки
отпускает его в Москву (через Иркутск), выдав ему из своей скудной кассы деньги
и командировочное удостоверение на неопределенный срок: уж пусть этот чудак
уезжает жаловаться в Иркутск, Новониколаевск и Москву, лишь бы не мешал
заниматься вопросами обороны. Получив командировочное удостоверение от 9 ноября
1921 г., оказавшись проездом в Иркутске, Максим участвует в начале декабря 1921
г. в заседании РВС V-й армии, встречается с Нестором Каландаришвили,
назначенным (06. 12. 21 г.) командующим вооруженными силами Якутии, жалуется на
Винерта (руководителя комиссии по расследованию якутских безобразий) и на
ненавистного Г. И. Лебедева. Интригует и клевещет на других. В этом - вся
натура молодого пронырливого, но трусливого лукавца. Впервые в литературе на
негативные черты характера М. К. Аммосова как интригана обратила внимание г-жа Ириада
Клиорина. В своей книге «История без флера» она отмечала: «Ложь, ханжество,
лицемерие буквально отравляли душу и сознание молодых коммунистов! (...). На
душе Максима лежал уже грех неправедной мести Винерту, посмевшему вынести сор
из избы, - его арест, тюрьма, высылка по этапу...». М. К. Аммосов, пытаясь
снять с себя ответственность за положение в Якутии, сигнализировал: «Винерт -
формалист и бюрократ (...). Человек совершенно не партийный, чужд в партработе
и партдисциплине...» [Клиорина И. С. История без
флера. Якутск: Бичик. 1999.- с. 125-126; см.
также: Новгородов А. И. Октябрьская
социалистическая революция и гражданская война в Якутии. Новосибирск, 1969, с. 12].
Прибыв в Москву, Аммосов, мстительно
игнорируя власть Г. И. Лебедева, т.е. в нарушение субординации, шлёт сообщение
Ойуунскому: срочно созывай пленум Губбюро. Ойуунский на заседании пленума (9
января 1922 г.) ставит «актуальный» вопрос о госстатусе Якутии. Ему удаётся
получить большинство в поддержку постановления о покорнейшем ходатайстве перед
Москвой о пресловутой автономии. Пленум даёт полномочия Андрею Илларионовичу
Мордвову на право представительства от Якутии по защите идеи автономии,
поручает ему компетентно и единолично возглавить Комиссию, куда бы вошли также
Аммосов и Виленский.
В январе 1922 г. - коллегия Наркомнаца
в Москве дважды обсуждала вопрос о Якутской автономии, и дважды аргументировано
отвергла идею повышения статуса как несостоятельную, преждевременную. Но уже 13
января 1922 г. - Аммосов совершает «подвиг», восстав против решения Наркомнаца
и Сиббюро о предоставлении Якутии статуса всего-навсего только автономной
области. Тогда в нарушение принципа демократического централизма, не
предупредив бедного Мордвова, он тихой сапой идёт на приём к Сталину, упорно
выстояв 48 часов ожидания в приёмной. С вниманием, выслушав взволнованные жалобы
визитёра, будущий «отец народов» тов. И. В. Сталин, лукаво усмехнувшись в усы и
подмигнув оробевшему визитёру, снисходительно пишет записку своему заму по
Наркомнацу, зловещему и кровавому чекисту Отто Яновичу Карклину (1884-1942) -
экс-председателю Верховного ревтрибунала: «Поддерживаю предложение тов.
Аммосова о предоставлении якутам прав автономной республики» [ЦГАОР, ф. 1318, оп. 1, д. 12, л. 37]. Указания
Сталина и Карклина достаточно, чтобы немедленно созвать 17 января 1922 г.
коллегию Наркомнаца, коя, во исполнение сталинского плана автономизации,
высказывается (против шефа не попрёшь!) за образование т.н. ЯАССР. Таким
образом, не Мордвов, а именно настырный Аммосов,
кровавый палач Отто Карклин и «отец всех народов» Иосиф Сталин сыграли самую
выдающуюся роль в образовании т.н. Якутской АССР как составной части РСФСР.
Впрочем, даже заручившись одобрением
Сталина, осторожный Максим не торопился в Якутск. Почему ж? Да только потому,
что там началась страшная заваруха (он в Москве льёт чернила, а там льётся
кровь!). Во-первых, инстинкт опытного аппаратчика подсказывал Аммосову, что
надо бы чуток отсидеться, временно «лечь на дно»; во-вторых, чтобы снять лично
с себя колоссальную ответственность за происходящую в Якутии трагедию
братоубийственной войны; в-третих, аммосовская ложь должна была утрястись,
забыться: Аммосов и Ярославский, доказывавшие Кремлю, что «большинство
населения - лояльно, против соввласти не выступало, попросту лгали! Выступления
носили чуть ли не повсеместный характер» [Клиорина И. С.
Указ. соч., с. 126].
А как переложить ответственность наилучшим
образом? Разумеется, необходимо подставить действующий в Якутии «триумвират»
(Георгия Лебедева, Алексея Козлова, Андрея Агеева): пусть именно они, а не
гениальный создатель теории «статус - в обмен на лояльность», оправдываются за
всплеск белоповстанчества накануне самого радостного ритуального события -
провозглашения автономии и запланированной загодя аммосовской амнистии всем
контрреволюционерам. Как подставить коллегу? Как получить дополнительную
популярность простым росчерком пера? Ответ лежит на поверхности. 4 февраля 1922
г. М. К. Аммосов изобретательно нашёл для себя верное алиби. Он телеграфирует
из Москвы руководителю якутской парторганизации Г. И. Лебедеву: «Сталин
формулировал: нужно прекратить классовое расслоение» [ЯОПА,
ф. 2, оп. 1, д. 602, л. 1].
Опа-а-ана! Прочитав «ценное» послание, Г.И.Лебедев
лишь пожал плечами: «Этот московский хитрец Аммосов совсем сдурел? Мы почти в
окружении. Положение архикритическое. Сам знаю, что не до «аммосовского
расслоения» теперь, не до НЭПа. Оборона от наступающих повстанцев - вот
задача!». Да и кто, как не сам М. К. Аммосов в своё время драл глотку, кричал
на всех перекрёстках с залихватской задорностью: «Классовое расслоение - основа
нашей политики. (...) Провести широкое классовое расслоение деревни и улуса» [Клиорина И. С. Указ. соч., с. 117]. Впрочем,
внимательно изучая телеграмму, известный историк Г. П. Башарин правомерно
сомневается: мол, возможно, лукавая телеграмма М. К. Аммосова сфальсифицирована
задним числом. Не мог М. К. Аммосов сам себя посадить в лужу. Г. П. Башарин,
озабоченный репутацией М. К. Аммосова (что это за «флюгер: сегодня говорит
одно, а завтра - совершенно другое»), отмечает: «Должен быть осторожный, критический
подход к данному документу» [Башарин Г. П.
Обществ.-полич. обстановка в Якутии… - с. 146]. Башарин и хотел бы
относиться к М. К. Аммосову уважительно, но он, как вдумчивый исследователь,
понимает: аммосовская телеграмма - сплошное лукавство, желание загребать жар
чужими руками: шкурническая натура московского карьериста так и прёт между
строк, в то время как в Якутске работают люди, выполняя чужую работу.
Без тов. М. К. Аммосова, комфортно и храбро
отсиживающегося в Москве, события развиваются стремительно, кроваво и
драматично. Война, идёт гражданская война. Ниже приведём только хронику, чтобы
читатель сам смог понять, как же развивалась ситуация в Якутии без
отсиживающегося в Москве молодого соискателя статусов и чинов.
- 1 января 1921 - военно-политическое
совещание в Якутске. Выступали А. Г. Козлов и А. В. Агеев. Рассмотрели приказ
(от 22 сентября 1921 г.) командующего войсками РВС 5-й армии
Восточно-Сибирского В/о Уборевича и чл. РВС Грюнштейн: «Я решил беспощадным
образом в кратчайший срок окончательно уничтожить бандитов». В начале января П.
Ф. Савлук заболел, его замещал А. Г. Козлов (нач. штаба, председатель
Ревтрибунала), который дал по телефону приказ: «граждан, содействующих бандитам,
расстреливать каждого пятого».
- 5 января 1922 - П. А. Ойунский (предс.
Губревкома) в телеграмме на имя М. И. Калинина и И. В. Сталина утверждал, что
Якутия фактически уже является автономной областью. Выпрашивая у Москвы
автономию (в телеграмме представителю ВЦИК от Якутии) провокационно утверждал:
«Областная (а не республиканская) автономия грозит развитием национальной контрреволюции,
усилением бандитизма» - этот тезис был явно надуманным, своего рода «аргумент
давления». Коллегия Наркомнаца дважды обсуждала вопрос об т.н. автономии,
отвергла идею республики, предложив создать Якутскую автономную область.
Начался великий плач в стане «нац. интеллигентов».
- 9 января 1922 - заседание пленума
ЯкГуббюро РКП(б). Повестка: О госстатусе Якутии. Присутствовали: Г. И. Лебедев,
А. Г. Козлов, П. А. Ойунский, И. Б. Слободский, Д. Т. Браташ, А. Д. Стефанюк,
Д. Е. Зверев - всего 12 чел. Г. И. Лебедев отмечал: «В настоящее время, при
наличии бандитизма, проведение республики невозможно. Наша губерния состоит на
особом положении: она является буфером, пограничной губернией, а поэтому здесь
можно говорить о введении буфера, но никак не области». Ойунскому удалось
протащить постановление о ходатайстве перед центром о введении автономной
республики, а не области. Решено послать в Москву полномочия тов. А. И. Мордвову
на право представительства от Якутской области по защите идеи автономной
республики, сколотить комиссию под председательством тов. Мордвова и с членов
комиссии Аммосова и Виленского, создать краевой ревком для созыва краевого
съеда Советов. Аммосовская группа в Москве продолжала фрондировать против
действующего руководства Якутии.
- 12 января 1922 - заседание пленума
ЯкГуббюро РКП(б). Информация Г. И. Лебедева о работе губбюро. Информация А. Г. Козлова
о положении на фронте.
- 17 января 1922 - коллегия Наркомнаца
высказалась за образование ЯАССР.
- 20 января 1922 - белые захватили
Верхоянск.
- 22 января 1922 - заседание пленума
ЯКГуббюро: заслушана информация о решении Сталина и Наркомнаца от 17 января.
- 4 февраля 1922 - М. К. Аммосов - главный инициатор
«классового расслоения», попытался свалить всю вину за «классовое расслоение»
на Г. И. Лебедева, телеграфировал из Москвы П. А. Ойунскому (а по Г. П. Башарину,
телеграмма была все-таки адресована Г. И. Лебедеву): «Сталин формулировал:
нужно прекратить классовое расслоение».
- 12 февраля 1922 - пленум ЯкГуббюро под
председательством Г. И. Лебедева. Отчет Ведерникова (председателя Олёкминского
уездного бюро РКП(б) о выходе сотрудников Олекминского политбюро из рядов
РКП(б) в связи с несогласием курса на НЭП и отказа от «классового расслоения».
- 16 февраля 1922 - Президиум ВЦИК
постановил образовать из Якутской губернии т.н. ЯАССР – «первое рабоче-крестьянское
государство». Новость дошла до Якутска 25. 02. 22 г., была сформирована особая
комиссия, определяющей границы автономии, структуру, функции органов власти,
касающиеся нового статуса. Среди чиновной номенклатуры начались оживленные
разговоры о дележе должностей, прерогатив и окладов и пайков. По окончании
работы комиссии, 27 апреля 1922 г. принято Президиумом ВЦИК постановление об
образовании ЯАССР. Сразу вспомнили о наследии
Российской империи при генерал-губернаторе Н. Н. Муравьеве.
- 21 мая 1922 - статья Г. И. Лебедева «От
бесклассового общества к коммунизму» (в газ. «Ленский коммунар»).
- 21 мая 1922 - отряды «красных» разгромили
северную группировку «белых» в с. Кильдемцы.
- 1 марта 1922 - Г. И. Лебедев направил
Отчёт о деятельности ЯкГуббюро РКП(б) с июля по декабрь 1921, честно подчеркнув:
«вопрос о ускорении классового расслоения якутов не ставился в зависимость от
проведения НЭП».
- 2 марта 1922 - отряд И. Я. Строда прибыл
в Якутск (163 чел.) вместе с замполитом командующего С. Ю. Широких-Полянским.
- 2 марта 1922 - вр.и.о. командующего
вооруженными силами Якутии А. Г. Козлов (как предполагается) отдал «приказ»: «Отбросить
всякие сентиментальности как с бандитами, так и с мирными гражданами и также с
нашими частями. Бандитов, захваченных, где бы то ни было, расстреливать без пощады,
граждан содействующих бандитам... предоставляющих им подводы для передвижения,
фуража и продуктов... расстреливать каждого пятого в селении, без всякой
пощады». Этот документ и сама шифротелеграмма до сих пор не найдены ни в
архивах Якутии, ни в архивах Сибревкома (Омск, Новосибирск, Иркутск, Москва).
Можно предположить, что речь идёт о позднейшей фальшивке местных историков, на
которой они строят свою аргументацию. Популяризируя не найденный никем
источник, а впоследствии (задним числом) переписывая архивные документы, делая
многочисленные отсылки на несуществующий документ, местные историки, вероятно,
руководствуются тем, чтобы выгородить убежавшего в Москву тов. М. К. Аммосова и
во что бы то ни стало доказать его правоту. Они мучаются вопросом: - Как
сделать так, чтобы А. Г. Козлова сделать «козлом отпущения»? На самом деле,
если верить фактам, вся Якутия в период 1921-22гг. восстала против советской
власти. И что же получается? Тов. Аммосов позорно отсиживался в Москве и
сексотил на местное руководство Якутии, а местное руководство боролось с
белоповстанчеством и сепаратизмом.
- 2-12 марта 1922 - в Чурапче состоялся
съезд, создано «Временное ЯкОблНародУпраление» (ВЯОНУ). Г. С. Ефимов (друг П. А.
Ойуунского) избран председателем правительства. Протоколы «Областного
учредительного съезда».
- Г. И. Лебедев, секретарь ЯкГуббюро
направил в Сиббюро ЦК РКП(б) телеграмму: «К марту бандитизм захватил уезды
Якутский, Охотский, Камчатский, Колымский, Вилюйский. Подавление белобандитизма
возможно только при почти поголовном истреблении местного населения». К
сожалению, и эта телеграмма нигде не обнаружена в архивах с реквизитами и
личной подписью Г. И. Лебедева. Однако не приходится сомневаться: бандитизм,
повстанчество, сепаратизм и повсеместное нарушение правопрядка захватило всю
Якутию. Руководящая головка «красных» задыхалась в интригах. Повстанцы (русский
и якутский народ) считали главными виновниками беспредела всех представителей
советской власти: Агеева, Барахова, Козлова, Лебедева, Слепцова-Ойуунского и
прочих руководящих товарищей.
- 4 марта 1921 - штаб и 4-й эшелон
Н.Каландаришвили прибыл в с.Покровское.
- 6 марта 1921 - Н. Каландаришвили двинулся
по тракту «Покровск-Якутск». Засада в 32-35 км от Якутска (Тектюр). Убито 60
чел. По сведениям историка А. И. Новгородова, организовали засаду «якутские
буржуазные националисты». По другим источникам организовал засаду русский
офицер Николаев. Г. П. Башарин пишет: «Подлинно научное изучение трагедии ещё
впереди».
- 8-9 марта 1921 - в г. Якутске арест 9
заложников неизвестными в масках. Эта тема не до конца раскрыта. Кто арестован?
Кого похитили? Их фамилии, имена, должности? Каков социальный вес и значение
похищенных? Тот, кто делал номенклатурный переворот, как раз и должен был быть
заинтересован в провокации. Самое смешное, что дело и похищениях не стало
предметом позднейших исследований местных историков.
- 9-10 марта 1921 - арест Осетрова
(сотрудника ГПУ) по приказу П. Ф. Савлука. Осетров будто бы признал провокацию
и показал на А. Агеева, тот вроде бы сознался: «9 лиц арестованы им в порядке
охраны и будут содержаться как заложники».
- 10 марта 1922 - военно-политический
переворот в Якутске. Губревком (Ойуунский) и губвоевкомат провели
военно-политическое совещание. Присутствовали: П. А. Ойуунский
(председательствующий), П. Ф. Савлук (командир Северного отряда), С. Ю.
Широких-Полянский, З. Х. Эренбург, Г. И. Лебедев, А. Г. Козлов, А. В. Агеев.
Повестка: «О постановке общей работы по ликвидации бандитизма». В ночь с 10 на
11 марта Г. Лебедев и А. Агеев были арестован взводом (10 чел.) при участии П. Ф.
Савлука (руководитель ареста), И. Л. Карпель (командир воинской части).
Военно-политическое совещание было признано временным органом госвласти в
Якутии во главе с председателем Губревкома П. А. Ойунским, И. Бараховым,
осуществившим чистку госаппарата от лиц, дискредитировавших Советскую власть
своими действиями.
- 11 марта 1921 - расширенное заседание
пленума ЯкГуббюро РКП(б) - 15 чел. И. Н. Барахов (председатель), А. Козырин.
Заслушали информацию П. Ф. Савлука об аресте. Одобрили домашний арест. В состав
губбюро выдвинули: С. Ю. Широких-Полянского, В. П. Бертина, Л. Тверского. Секретарем
губбюро РКП(б) рекомендовали И. Н. Барахова.
- 12 марта 1921 - общее собрание Якутской
партийной организации - 75 коммунистов, и кандидатов, 45 беспартийных рабочих и
ЧОНовцев. Выступили Ойуунский, Широких-Полянский, Браташ, Бах, Николаенко.
Признали арест правильным. Избрали Губбюро РКП(б): И. Н. Барахов (секретарь)
Члены: С. Ю. Широких-Полянского, В. П. Бертина, красноармеец Г. Кузнецов.
Кандидатура Л. Тверского не прошла. Состав Губбюро РКП(б): И. Н. Барахов, С. Широких-Полянский,
В. П. Бертин – «новый триумвират». Забавно, что 33-летнего ультракоммуниста П. А.
Оуйуунского-Слепцова (председатель Якутского губревкома) не отстранили как
сторонника, примыкающего к «лебедевскому триумвирату». Очевидно, он был «своим»,
хоть и ультракоммунист. Увы, как подручный Г. И. Лебедева, не так прост был П. А.
Ойуунский. Парень с двойным дном. Хорошо известны высказывания,
разглагольствования и директивы этого деятеля лебедевского триумвирата о необходимости
проведения политики «классового расслоении, изоляции купцов и всех
эксплуататорских элементов» путем заключения в концлагеря и принудработ.
- 15 марта 1922 - открытие 1-го краевого
учредительного съезда Советов Якутии.
- 16 марта 1922 - создан Ревком ЯАССР,
который 22 апреля издал т.н. «Манифест об амнистии» в честь образования
республики. Манифест порешили обнародовать 1 мая 1922 г. Согласно Манифесту
амнистии подлежали все участники вооруженных столкновений 1921-1922гг., все,
обвинявшиеся в антисоветских выступлениях, включая т.н. «нац. интеллигенцию».
Документ одобрен властями РФ и официально утвержден ВЦИК СССР 31 августа 1922
г., в результате чего «достигнута» главная цель – «мирная» ликвидация
повстанческого движения. Выяснилось, что слишком рано рапортовали о ликвидации.
- 17 марта 1922 - белые бойцы захватили с. Булун.
- 19 марта 1921 - заседание президиума
губбюро. Тезисы И. Н. Барахова «Идеология бандитизма и наши задачи».
- 1 апреля 1922 - общее закрытое
партсобрание. Доклад И. Н. Барахова «О тактике борьбы с бандитизмом».
- 22 апреля 1922 - председатель ревкома П. А.
Ойуунский и беспартийный Н. С. Донской (1-й) - член ревкома, подготовили
«Манифест ревкома ЯАССР» и обнародовали создание ЯАССР.
- 24 апреля 1922 - прибыл в Якутск К. К. Байкалов
- новый командующий вооруженными силами Якутии.
- 25 апреля 1922 - Вилюйск: начло осады
белыми бойцами во главе с Семеном Каниным. Руководители обороны: секретарь
уездного комитета РКП(б) Г. И. Бровин, предревкома А. Г. Габышев, а также
комиссар В. С. Синеглазова и 250 красноармейцев.
- 27 апреля 1922 - за подписью М. И. Калинина
- декрет ВЦИК об образовании ЯАССР, а также об амнистии повстанцев. Охотский
уезд временно административно переподчинялся Якутску (до 15 апреля 1923 г.).
- 27 апреля 1922 - Обращение ВЦИК к
населению ЯАССР по случаю провозглашения т.н. автономии.
- 28 апреля - 18 мая 1922 - операция по
освобождению Амги. (400 бойцов, 6 пулеметов). На подступах к Амге - гибель С. Ю.
Широких-Полянского, помощника (по полит. части) командующего вооруженными
силами Якутии (Каландарашвили).
- 30 апреля 1922 - обнародован Манифест
губревкома об образовании ЯАССР.
- 11-12 марта 1922 - со стороны Кобяйцев
(Вилюйский уезд) - 30 белых бойцов устроили засаду.
- 1 мая 1922 - сформировано правительство
ЯАССР.
- 26 мая 1922 - пленум губбюро РКП(б)
разрешил Г. И. Лебедеву уехать в Москву первым пароходом.
- 1 июня 1922 - создан научный отдел при
Наркомате просвещения ЯАССР во главе с крупным историком Якутии Григорием
Андреевичем Поповым (до 15. 03. 23 г.).
- в июне-июле 1922 - в Якутск прибыла
Ленская флотилия: пароходы «Диктатор», «Пропагандист», «Революционный»,
«Витим», «Работник» с воинскими частями под командованием Треуголова, Липягова,
Соколова, Савицкого, Курашова, Ракитянского. В качестве пассажира прибыл и
пронырливый М. К. Аммосов - он всегда чувствовал, на чьей стороне сила.
- 9-12 июня 1922 - доклад И. Н. Барахова на
4-м совещании ЦК РКП(б) с ответработниками нацреспублик и областей в Москве.
Жаловался: «За последние 2-3 года ввоз товаров дошёл до последнего минимума и,
т.е., население очутилось перед полным товарным голодом».
- 14 июня 1922 - в Якутск из Иркутска
прибыл 26-й полк Златоустовской дивизии, 7-й Сибирский сводный батальон 5-й
армии.
- июнь 1922 - П. А. Ойуунского назначают на
пост Председателя ЦИК и СНК ЯАССР (до 1923).
- 20 июня 1922 - красные взяли Нюрбу, ранее
осаждаемую белыми.
- 22-26 июня 1922 - отправлен карательный
отряд красных под командованием А. А. Гоголя вниз р. Лене на освобождение с. Булун.
- 25 июня 1922 - в Москву уехал Георгий
Иванович Лебедев, он понял, что новая мстительная бараховская номенклатура не
даст ему нормально работать. Белые, не поверив в амнистию и автономию,
отступили из Титтяха.
- 27 июня 1922 - отряд Е. И. Курашова занял
с. Харьялах.
- 29 июня 1922 - отряд Е. И. Курашова занял
с. Майя.
- 2 июля 1922 - мстительный тов. М. К. Аммосов
мучется вопросом: - Как сделать так, чтобы окончательно испортить карьеру
бывшему партийному боссу Якутии тов. Г. И. Лебедеву? Его осеняет идея: надо
донести выше по инстанции! Сексот есть сексот. Он немедленно, проявляя
бдительность, оправляет телеграфную кляузу в Иркутск и Омск: «25-го июля выехал
Лебедев, 4 июля выезжает Агеев. Лебедев выявил себя с весьма отрицательной
стороны, установил единоличное властвование, используя систему группы
поклонников. Скрывал своё прошлое, ложно показывал себя большевиком с 20-го
года, тогда как он в 19-м году сотрудничал в меньшевистской прессе, а в 14-м
иркутской газете. Что был эсером, в октябре 17-го года скрывался от
преследования советской власти в Москве. Восстановил против себя рабочих. Много
авантюризма, карьеризма. Отнеситесь осторожнее использовании работе. Агеев
больной, самомнительный, издёрганный работник» [ПА
ЯОК, ф. 3, оп. 164, д. 26-а, л. 2-3].
- 3 июля 1922 - красный отряд А. А. Гоголя
выбил белых после 3-х часового боя из с. Булун: р. Лена от Якутска от устья -
под контролем «красных». «Белые» ушли в тайгу.
- 4 июля 1922 - в Москву уехал А. В. Агеев,
который понял, что новая мстительная аммосовско-бараховская номенклатура Якутии
не даст ему нормально работать. В тот же день правительство ВЯОНУ оставило
Чурапчу, отступив на Охотское побережье. Бойцы стали уходить в тайгу, не веря в
фальшивую автономию и амнистию.
- 5 июля 1922 - красноармейцы отряда В. Ракитянского
заняли Чурапчу. Батальон 226-го Петроградского полка под командованием Е. И. Курашова
вступили в Амгинскую слободу.
- 11 июня 1922 - атака К. К. Байкалова на
Тектюр. Большие потери, т.к. «белые» отчаянно сопротивлялись, не верили в
амнистию.
- 20-21 июля 1922 г. - атака красного
эскадрона Соколова 226-го Петроградского полка (со стороны Якутска) на с. Никольское
и со стороны с. Намцы. Уцелели немногие из 400 белых: бегство, многих порубили
шашками, 200 чел. утонуло в протоке. Бронированный пароход у с. Графский берег.
Много жертв со стороны белых. Это самое кровопролитные сражения в истории
Якутии. Остатки белых бойцов прорвались в Чурапчу. А красные заняли с. Намцы.
Почти все эти события прошли мимо тов. М. К.
Аммосова. Полгода он храбро отсиживался в нэпманской Москве, обретая
респектабельный глянец. Вернулся лишь после того, как стало окончательно ясно:
ненавистный лебедевский «триумвират» пал, «белая» опасность миновала, бояться
нечего. Хорошо потрудился Исидор Барахов, взрыхлил номенклатурную почву. Пора
возвращаться в Якутск и брать власть в свои руки.
1.6.1.
Возвращение из Москвы к «белым микробам»
В Якутск «легендарный» Максим прибыл
неохотно, с ленцой и большим опозданием - летом 1922 г. Зря не спешил, мог бы
очень даже и опоздать, упустив из рук птицу счастья. Будучи секретарем
Якутского ОблБюро РКП(б), он проявляет незаурядные качества стратега и тактика.
Во-первых, именно в этом, столь знаменательном
году он с невероятными усилиями завоёвывает руку и сердце очаровательной
20-летеней комсомолки-красавицы Раисы Израильевны Цугель (1902-73) - дочки
владельца местной фирмы «Tzugel & capusta». Будучи девушкой во всех
отношениях основательной, Раисанька с всегда присущим ей обаянием умело
налаживала в Якутии пионерско-комсомольское движение. Она читала умные книжки
про революцию и несказанно увлекалась произведениями Инессы Арманд, Александры
Коллонтай и иных феминисток-суфражисток социалистического толка. Получив
благословение от уважаемого и радушного папеньки Израиля Соломоновича Цугеля,
Максим Кирикович справляет своё (второе по счёту) счастливое бракосочетание [ФИО 1-й супруги неизвестно нам до сих пор. - прим. В. С.].
Во-вторых, как всегда заочно, Аммосов
участвует в операциях по «окончательному» разгрому антисоветского
белоповстанческого движения «пепеляевцев», неожиданное появление коих со
стороны Охотского моря заставляет пересмотреть свою теорию «статуса - в обмен
на лояльность». Вся закавыка: статус приобрели - лояльности нет. Не беда!
Ошибочную теорию надо творчески дополнить, равно как и обанкротившийся в
результате сплошных неудач тезис о «классовом расслоении» и установку на т.н.
«новую военно-политическую линию». Что подправить? Следует посулить врагам
широкомасштабную амнистию, гарантировав им, доверчивым, личную безопасность в
обмен на лояльность - пусть кое у кого руки по локоть в крови - не беда:
амнистия всё спишет. Пришлым озверевшим иркутским ландскнехтам, вкусившим синдрома
гражданской войны, внушают: «Не трогайте клановых людишек, пусть с ними
по-домашнему разбираются тамошние обкомовцы». Тут вам, братцы, не «штурмовые
ночи Спасска и не Волочаевские дни»! - Считалось, что вот тогда-то все проблемы
решатся и отчаявшиеся от лихолетий якутяне возрадуются! Хорошо Аммосову было
быть добрым и щедрым за чужой счёт: тебе всегда ответят лаской и любовью - даже
классовые недруги. В случае же необходимости, всю черновую карательную работу
выполнят взматерелые ребята из V-й армии и суровые чекисты-энкавэдисты. На
них-то (к всеобщему удовольствию) все грехи за бардак в регионе можно будет в
дальнейшем и списать. Такова уж профессия у сих кровожадных варягов - Якутию
защищать! Ведь без красноармейского главкома Якутии Карла Некундэ «и ни тундэ -
и ни сюндэ!».
Отказавшись маяться с местным массовым
бандитизмом, чувствуя двусмысленность странной гражданской войны, тов. Аммосов
почувствовал полную беспомощность. Сгорая со стыда, под благородным влиянием
рассудительной молодой жены, пишет он весьма корявое открытое письмо к
нацинтеллигенции – «К бегству интеллигенции» [«Автономная
Якутия», 12. 08. 22 г.]. Абсолютно прав Ленин: «у этих интеллигентов в
головах не мозги, а г...». Ведь это ж надо: только приехал тов. Аммосов -
интеллигенция разбежалась! Впрочем, новой власти требовалась иная, «трудовая»,
а не «национально озабоченная» - интеллигенция. Но, ежели её, «трудовой», нет и
в помине? Если под влиянием экспроприаций, национализаций, классового
расслоения добропорядочные обыватели, - начиная от тойона и кончая простым
людом, - давно отучились трудиться? Да и, спрашивается, «трудиться» - на кого?
На товарищей комиссаров? Впрочем, нашёлся запасной вариант: по высочайшей
аммосовской инициативе привлечены к работе с новой властью распропагандированные
и раскаявшиеся В. В. Никифоров-Кулумнуур, Р. И. Оросин, Г. В. Ксенофонтов, Г. В.
Баишев-Алтан Сарын, В. Н. Леонтьев, Г. Ф. Сивцев и другие представители «барско-тойонской»,
т.е. старорежимной т.н. «нацинтеллигенции». Куда им деться? У каждого семья,
дети. Жить-то всем охота. Жизня-то, она одна! Поневоле распропагандируешься:
интеллигенции нет - осталась одна «нацинтеллигенция». Иные беллетристы тщатся
уверить нас в том, что Аммосов-де оберегал и защищал этих мечущихся в поисках
лучшей доли дезориентированных господ, снисходительно сочувствуя их
«неправильным» шатаниям. На наш взгляд, он мыслил совершенно иначе, не столь
слащаво, но вполне конкретно: «Да пусть сколько угодно втайне ненавидят они
Советскую власть и меня лично. Я, бывший лидер «Союза чернорабочих», заставлю
их, этих «белых микробов», работать на новый режим! Будут они строить светлое
будущее - пусть и с чёрными мыслями».
В декабре 1922 г. на 1-й Облпартконференции
его избирают секретарём Якутского обкома, однако на сей должности довелось ему
побыть лишь до августа - 23 г. В Якутске невероятно скучно, неуютно, опасно -
глухая и безнадёжная провинция, шалят в улусах белоповстанцы. Посему Максим,
чувствуя себя крайне неуютно на родине, вновь и вновь настоятельно просит
отпустить его обратно в Москву. Да и молодая жена-красавица, Раиса Израильевна,
укоряет: «Право же, Макс, ты как Митрофанушка: жениться-то женился, а когда
учиться на академика будешь? Я тоже хочу в московский вуз. Помнишь, к чему
призывал молодёжь тов. Ленин?». И действительно, его всегда неизбывно тянуло в
любимую Москву, там было намного интереснее: шикарная нэпманско-ресторанная
жизнь, театры-варьете, тусовки - всё это манило и прельщало его,
любознательного, притягивало, как магнит - железные опилки. Первая отчаянная
попытка сбежать от рутинных обязанностей секретаря, отпроситься в Москву (в
июне 1923г.) не удалась, т.к. товарищи по обкому малодушно испугались: мол, как
мы без тебя? Только ты - единственный авторитет! [РГА
СПИ ф. 17, оп. 67, д. 302, л. 70].
Но супруга продолжала гнуть собственную
«военно-политическую линию»: «Дурень, ну, что тебя здесь держит? Твой
Пепеляев?! Ты его больше любишь, чем меня? С пепеляевцами Карл Байкалов
разберётся, а не ты!». Так-то оно так, но под каким достойным предлогом
отпроситься в Москву? Ша! Его осеняет гениальная идея: под анонимным
криптонимом «М.Б.» (читай: «Максим Беднов»), так сказать, ради соблюдения
этики, он спешно фабрикует разгромную статью «Работа полномочного представителя
ЯАССР в Москве тов. Мордвова». После принципиальной и взыскательной критики
деятельности бедняги Андрея Илларионовича Мордвова (того самого, который в 1919
г. «выправил» фальшивый паспорт и студбилет на имя «М. Беднова» для Максима). И
вот результат: обком, пусть и нехотя, согласился отпустить Максима в Москву [Аммосов М. К. Неизвестные страницы жизни и деятельности:
Сб. док. и мат. - Як-к, 1998, с. 95].
Аммосов сам становится постпредом при
Президиуме ВЦИК в Москве [т.е. не первым, а вторым
по счёту. - прим. В. С.: иногда ошибочно утверждают, что Аммосов – «первый»
постпред в Москве], таким образом, проблема его трудоустройства и
безбедного материального содержания за счёт республики решается сама собой.
Подыскивается и шикарная квартира в самом центре. На новом посту (правда, «на
временной основе») он числится с 1923 по 1925 гг. Что касается незадачливого
Андрея Мордвова, то его как «не справившегося» освобождают: Сталин верно
сказал: «Незаменимых нет!». Дальнейшая судьба первого в истории Якутии
постпреда в Москве (т. Мордвова) уже никого не волнует. Никто из исследователей
не помянул его ни добрым словом, ни брошюрки не написал, ни газетной статьи.
Он, поддержавший юного Максимку в трудную минуту, - отработанный материал,
ступенька для продвижения по номенклатурной лестнице. Далее - тишина забвения
на судьбе этого функционера. Дружба - дружбой, а интересы Якутии в
Первопрестольной мог представлять только тов. Максим. Кроме того, имея
незаконченное среднее образование, он действительно остро чувствовал дефицит
знаний. Обратился к влиятельным столичным друзьям, они кое-как определили его
вольнослушателем в Институт красной профессуры (в октябре 1923 г.). Он честно
признаётся в одной из своих автобиографий (от 07. 07. 36 г.): «Я поступил
вольнослушателем в Институт красной профессуры, ради чего я неоднократно
стремился выехать из Якутска» [РЦХИДНИ, ф. 17, оп. 100,
д. 9]. Итак, в период с сентября - 23 по июнь - 25 гг. он постпред ЯАССР
при Президиуме ВЦИК. Любовь к постылой Якутии намного лучше чувствуешь на расстоянии,
в любимой Москве. Куда «неоднократно стремился», там и пригодился.
25. 01. 24 г. - безвременная кончина
Ленина. Страна скорбит. Как впоследствии писал Г. Емельянов в статье «Якутское
студенчество и смерть Ленина», именно тов. Максим, высчитывая последние
червонцы из своего жалованья, возложил траурный венок от имени Якутии и
несколько дней со слезами на глазах горестно и сиротливо стоял в оцеплении на
дальнем подходе к гробу Ленина [«Автономная Якутия»,
24. 01. 26 г.]. Придя с похорон, тов. Максим пишет заметку «Венок от
якутского народа». Заметку он не удосужился опубликовать в силу чрезмерной
занятости. Впоследствии «Венок» обнаружил исследователь П. И. Филиппов в
Облпарт архиве и обнародовал, исправив орфографические ошибки [«Полярная звезда», 1965, № 1, с. 120-122].
Тяжело грызть гранит науки. Июнь 1925 г.: -
тов. Максим вынужден прервать своё вольнослушательство в Институте красной
профессуры. Он, испытывая некоторое затруднение с экзаменами, пишет два
заявления: первое - ректору ИКП, второе - в ЦК ВКП(б) с прошением об
отчислении. Основная мотивировка патриотическая: его место в Якутии, т.к.
возникла необходимость срочно ("И.Строд и К.Байкалов без меня не
справятся!") ликвидировать т.н. "Тунгусское восстание"
(1924-25): вновь, в который уже раз, трещит по всем швам его лукавый тезис
"амнистия в обмен на лояльность": оно конечно, автономию-то дали, но бандитизм
и белоповстанчество почему-то усиливаются. Тяжкие сомнения овладевают
тов.М.К.Аммосовым. Он мучается и страдает, невольно ловя себя на мысли:
"Неужели, я оказался не прав, а прав был лебедевский триумвират? Ведь
тогда, в 1921-22гг., речь шла о реальной угрозе белоповстанчества: сперва
бочкарёвщина, сентяповщина и меркуловщина, потом коробейниковщина,
пепеляевщина, а сейчас насунулась и ксенофонтовщина. Неужели, мудрость
лебедевского триумвирата состояла в том, что у Г.И.Лебедева имелось осознание:
в Якутии лозунги "военного коммунизма" могут (и должны) действовать,
они актуальны, т.к. этот регион - глухая окраина Северо-Востока, задворки, куда
стекались разбитые в годы гражданской войны "золотопогонники"?
Неужели, секретарь якутского обкома Г.И.Лебедев ещё и тогда учитывал
неравномерность социально-экономической и общеполитической ситуации?
Действительно, в центральной России - мирное строительство, а на окраинах (в
Якутии) - анархия, сепаратизм и бандитизм. Когда Россия осваивала НЭП,
неотложные задачи «военного коммунизма» лишь только докатились до Якутии: именно
Северо-Восток испытывал натиск белоповстанчества, совпавший со второй редакцией
гражданской войны на территории Сибири и Якутии».
Аммосов нехотя убывает в Якутск, где
гарантированно получает должность председателя СНК ЯАССР, а с марта 1927 г. по
август 1928 г. - он (одновременно) также и председатель Якутского ЦИК
(Центрального ИсполКома). В этот жуткий период, проявляя незаурядную
бдительность, М. К. Аммосов непримиримо борется с «уклонистами», «троцкистами»,
«перерожденцами» из «троцкистско-бухаринского блока». Он бескомпромиссно, вслед
за сенсационными докладами академика-правоведа Андрея Януарьевича Вышинского
(1883-1954), публикует обличительную статью «Оппозиция или уклон? Заметки о
партийной дискуссии в Якутии» [По заветам Ильича.
Якутск. 1926, № 1-2, с. 8-15]. Интересна также его публикация «О болезнях
пессимизма в экономике и «левизны» в нацполитике» [По
заветам Ильича. Якутск. 1927, № 2. с. 9-14]. После аммосовской писанины
летят головы «левацко-националистического элемента». Стонет многонациональный
народ! Выясняется, что вокруг СССР и якутской автономии вновь концентрируются
невыявленные «враги», «вредители» и всякая иная «контрреволюционная сволочь».
За период с 1925 по 1927 г. - создавалось
народное хозяйство, рос т.н. «социалистический сектор», возникла и развивалась
золотодобывающая промышленность общесоюзного значения (Коминтерн нуждался в
валюте для проведения подрывных террористических акций во всем мире), налаживалась
работа транспорта и связи, насаждались мероприятия «культурной революции»,
насильственной перестройки быта деморализованного населения, воспитываемого в
духе новейшей сталинской доктрины. Якутия нуждалась в рабсиле. А где её взять?
Пусть работает зэк. Поначалу, дармовую рабсилу пополняли в рамках «политики
классового расслоения». Но ещё раньше, начиная с 1922 г. на территории Якутии
инициативно создаются лагеря принудительных работ при Наркомюсте и Главном
управлении рабоче-крестьянской милиции НКВД РСФСР. Они послужили мощной базой
для промышленного освоения Якутии и её несметных богатств. В дальнейшем (с
1932-1933 гг.) в регионе стал формироваться прославленный монстр «Дальстрой»,
ставший впоследствии автономным (территориально намного больше Якутии!) филиалом
будущего ГУЛАГа - тема интереснейшая, мало исследованная - особенно, с точки
зрения выдающегося вклада первых лиц республики: партия (Якутский обком) - это
голова, НКВД - её руки!
Существует точка зрения, что зимой 1927 г.,
Аммосов, а также 7 членов бюро Якутского ОК ВКП(б) в нарушение уставных
принципов демократического централизма, будто бы, открыто выступили против т.н.
«нового курса», провозглашенного мартовским (1928 г.) пленумом Якутского ОК
ВКП(б). В частности, отмечается, что «новый курс» повлёк «снятие со всех постов
его (Аммосова), а также тишайшего Исидора Никифоровича Барахова и Степана
Васильевича Васильева, коих отозвали в Москву. Получив новые супер-престижные
назначения, эти «несчастные» утратили пуповину с родной землей, следовательно,
их отправили в «ссылку», «на чужбину». Обычно, именно в такой
слюняво-трогательной скорбно-фальшивой трактовке подаётся в местной лукавой
литературе судьба этих функционеров.
А как было на самом деле? Председатель СНК
и ЯЦИК тов. Аммосов лично рапортовал дорогому тов. Иосифу Сталину о
ксенофонтовщине, осмелившейся посягнуть на гениальный сталинский план
автономизации. Следовательно, очередной отзыв в Москву - это признание
выдающихся его «со товарищи» заслуг, а отнюдь не наказание? Тех, кто считался
виновным, был наказан по суровым законам «обострения классовой борьбы»: с
белоповстанцами и проштрафившимися конфедералистами-сепаратистами решили,
наконец-то, не цацкаться. Просто, ситуация изменилась: Советская власть окрепла
несказанно, нравы стали более свирепыми, тоталитаризм шествовал по стране.
Впрочем, формулировка т.н. «отзыва» - от лукавого, и насквозь лжива. На самом
деле, всё происходило несколько иначе: изначально не Москва проявила инициативу
по отзыву местных правителей. Напротив, они сами отчаянно умоляли Москву, чтобы
их во что бы то ни стало отозвали из Якутии. Так сказать, от греха подальше.
Чувство самосохранения подубило в тов. М. К. Аммосове огромное желание бежать,
куда глаза глядят. Он понял: чтобы уцелеть, нужно драпать! Об этом красноречиво
свидетельствуют скупые формулировки материалов пленума Якутского ОК ВКП(б), в
резолюции коего от 27. 03. 28 г. сказано предельно ясно и недвусмысленно: «Аммосов,
Барахов, Васильев просят о разрешении выезда в Москву» [ПАЯО-ФНА,
ф. 3, оп. 20, д. 260, л. 54]. Ужас состоял в том, что «заявление
Аммосова М. К. и Васильева С. В. об освобождении из состава бюро Обкома как
несущих ответственность" [там же] было
отклонено пленумом Якутского ОК ВКП(б). Да, из песни слов не выкинешь: не
хотели руководящие товарищи нести ответственность. Кто первым бежит с тонущего
корабля? Вопрос риторический. Об этом постыдном эпизоде хорошо пишет Ириада
Клиорина: «М. К. Аммосов сумел договориться с ЦК ВКП(б) о его вызове в Москву.
Ну, а 7-го июня 1928 г. бюро обкома пришлось обсудить и: «Заявление тов. Барахова
И. Н. об откомандировании его в распоряжение ЦК ВКП(б). Постановили И. Н.
Барахова откомандировать» [См.: Клиорина И. С. История
без флера. - Якутск: Бичик, 1999. - с. 393].
Аммосов сам признавал, что 1/3 ранее
репрессированных бандитов (и реабилитированных) участвовала в ксенофонтовщине.
Это означает, что практика амнистий оказывала не воспитательное и
профилактическое, а самое пагубное, развращающее воздействие на местную
номенклатуру и этноцентристов. Следовательно, т.н. «новая военно-политическая
линия» (курс на постоянные уступки, заигрывание с мелкобуржуазными слоями и
т.н. «нацинтеллигенцией», братание с белоповстанцами и бандитами) полностью
обанкротилась. Признание этого факта означало, что установка лебедевского
триумвирата на более жесткую политику имела глубокий исторический смысл и
являлась, в принципе, единственно возможной, сбалансированной: сочетание
«кнута» и «пряника». Примечательно, что оправдываясь за ксенофонтовщину, её
попустители и творцы (Аммосов, Барахов, Ойуунский) указывали на ту же самую
ошибку, которую они ранее восторженно инкриминировали лебедевскому триумвирату:
«искусственное классовое расслоение путём поголовной изоляции, арестов» [ПАЯО, ф. 3, оп. 20, д. 3, л. 30-а].
В итоге, политическая установка Аммосова на
т.н. «нацинтеллигенцию» была им же самим признана ошибочной, несостоятельной. В
качестве главной причины ксенофонтовщины он называет (цитируем): «неправильную
линию Обкома в национальном вопросе, объективно сводящуюся к ориентации на
верхушочные слои буржуазной национальной интеллигенции», «преувеличенная оценка
роли верхушечной части кулацко-национальной интеллигенции, квалификация её, как
самостоятельной политической силы, ориентация на неё в практической деятельности»
[ПАЯО, ф. 3, оп. 20, д. 67, л. 83].
Комиссия Я. В. Полуяна была изумлена и
шокирована бездарной кадровой политикой М. К. Аммосова: привлёк Р. И. Оросина -
получил оросинский заговор, амнистировал М. К. Артемьева - получил рецидив
вооруженного бандитизма, приблизил П. В. Ксенофонтова - получил
ксенофонтовщину. Наверняка комиссионеры обменивались между собой впечатлениями:
«Что этот Аммосов себе позволяет! В то время как мы денно и нощно гоняемся по
всей стране за контрой недобитой, этот вертлявый товарищ устроил у себя в
Якутии целый инкубатор бандитизма. Братается с сепаратистами! Да такого к
стенке мало поставить!».
Об очередном счастливом возвращении в
Москву (после своей опрометчивой и кошмарной вылазки в Якутск) тов. М. К. Аммосов
сам с предельной искренностью, т.е. не моргнув глазом, вспоминает: «В августе
1928 г. я был отозван ЦК, вместе с группой других товарищей в распоряжение ЦК,
в связи с возникшими разногласиями в парторганизации по вопросам способов и
методов ликвидации нового националистического восстания в Якутии. ЦК признало
ошибочность моей и ряда товарищей позиции и отозвало нас из Якутии» [РЦХИДНИ, ф. 17, оп. 100, д. 9]. Что тут можно
добавить? Максим сам признаёт ошибочность своих действий, искренне
раскаивается. Так ведь, если называть вещи своими именами, это самое настоящее
предательство? Капитан не имеет право бежать с тонущего корабля! Нет уж: лучше
«отозваться» в Москву и получить престижные назначения, чем быть отозванным из
жизни. Согласитесь, разница весьма существенная. На самом деле, эти шустрые и
прагматичные ребята-аппаратчики сами себя и «отзывали» и «призывали». Главное -
чувствовать конъюнктуру, держать нос по ветру.
Бывший уполномоченный т.н. «Тунгусских
передовых партизанских отрядов» Михаил Константинович Артемьев (1891-38) в
своём письме-докладе от 23. 06. 25 г. на имя председателя полномочной комиссии
ВЦИКа по Охотскому побережью К. К. Байкалову умудрился соврать многажды:
«До 1921 года я ни в каких противосоветских
организациях не участвовал». Однако это «неучастие» привело к тому, что в 1920 г.
в с. Амга, член Амгинского волостного ревкома тов. М. К. Артемьев был арестован
за контрреволюционную деятельность. 4 августа 1920 г. его по блату освободили.
Дальше пошли рецидивы «неучастия» в противосоветских организациях. В 1921 г.
началась карабейниковщина и ВЯОНУ, в 1922 г. М. К. Артемьев тайно покинул
Якутск, прибыв в Чурапчу, возглавил амгинское информационное отделение при
штабе ВЯОНУ. Осенью 1922 г. пригрелся при штабе А. Н. Пепеляева; в 1923г.,
отступая со штабом, походя предал также и генерала. Спасая свою шкуру, увёл
бойцов, затаился в Нелькане, трусливо отсиживался в тайге.
В период тунгусского восстания (1924-25)
напросился начальником штаба к отрядам Павла Гавриловича Карамзина. Одно из
первых геройств М. К. Артемьева - ограбление («конфискация») Нельканского
склада товароматериальных ценностей, складов с пушниной и продовольствием. Оно
и понятно: почему бы и не пограбить чужое? Сам М. К. Артемьев верно отмечал: «бандитизм
без грабежей не проводится». Соединился в Амге с повстанческим отрядом Прокопия
Барашкова.
Очень яркие формулировки, несмотря на
корявый и нарочито неграмотный стиль, характеризуют М. К. Артемьева как самого
выдающегося этноцентриста и русофоба. Весной 1925 г., выдвинувшись из Нелькана
с банформированием (103 бойцов) в район Амги-Петропавловска, он, накануне
своего очередного предательства, обратился с листовкой «К братьям якутам», в
которой с бесхитростной откровенностью излает старые, как мир, идеи ксенофобии
и апартхейда. Цитируем по тексту избранные места, сохраняя орфографию:
«Нынешнем году когда якут и тунгус
добиваются независимости в своем свободном от русских (…)», «русские держали
якутов и тунгусов под когтью своего гнета», «красные русские и белые русские и
другие нас якутов и тунгусов не спасали и не спасут», «якуты, не подразделяя
самих на красных и белых (…), ради якутского народа давайте работать», «Сейчас
вы нац. интеллигенция, если едиными силами возмёмся работать, что в Якутии
сделаем должную жизнь», «Братья-якуты, если мы между собой будем проливать
кровь, то не останется ни одного, все будем умирать, но из этого будет
извлекаться выгода русскими» [ФНА РС (Я), ф. 3, оп. 20,
ед.хр. 18, с. 12-12 об.].
Ещё раньше в письме другу-коммунисту, М. К.
Артемьев излагает своё заветное националистическое кредо:
«Я работал, не щадя себя против коммунистов
и диктуемой ими соввласти», «Настоящее движение чисто национальное», «Тунгусское
восстание имеет свою цель - освобождение якутов и тунгусов от посторонней
опеки», «Якутам и тунгусам необходимо объединиться и отстоять свои собственные
интересы», «Интернационализм» (…) для нас, якутов, является не слишком опасной
заразой, ибо мы, якуты и тунгусы природой созданные националисты», «Если
продолжать далее эту политическую линию, то значит окончательно задавить нацию
в пользу русских (…)», «русские постепенно, со дня Коробейниковского восстания
начинают относиться к якутам недоверчиво (…) в Якутии, русские начали
объединяться против якутской независимости или самостоятельности. Ни красные и
ни белые русские и на данное национальное движение смотрят косо (…).
Национальный антагонизм между русскими и якутами (…) окончательно окреп с
созданием якутской автономии», «Разделение якутов на партийные погубит общее
национальное дело» [ФНА РС (Я), ф. 3, оп. 20, ед.хр. 18,
стр. 13-13 об.].
В листовке «Братьям-якутам, ставшим
коммунистами» М. К. Артемьев пишет: «властвование и гнет русского народа, везде
и всюду тяжелы», «Якутская область (…) под темным давлением и гнетом со дня
победы русских над старцем Тыгын и взятия якутского народа в свои руки до сего
времени не поднимая глаз своих», «изолировать русских от власти какой бы то ни
было», «Мы (…) желаем (…) освободиться из власти русских», «Якутской областью
распоряжаются русские, которые что хотят, то и делают», «автономия - хорошая
вещь, но если подумать, то русские не хотят Якутскую область выпустить из своих
рук», «Всякий русский - хоть и красный или белый - по своей привычке
властвовать над якутом, будет давить, принижать его», «давайте работать вместе,
не исключая ни красных, ни белых», «любой якут партиец или беспартийный,
наверно, не желает сунуть свой родной народ и родину в пасть русской или др.
нации», «все мы знаем, как изменилось отношение русских к якутам с
коробейниковского восстания, а в особенности (…) с объявления автономии,
усилилось враждебное отношение русских белых, а сильнее у красных русских», «русские
узнали отношение якутов к русским», «давайте объединим якутов и (…) восстанем и
станем управлять сами над собой, ибо от русских никакой пользы не дождемся (…),
ни красный русский, ни белый русский не спасут», «русским не властвовать», «давайте,
не дав силу и оружие русским, возьмем в свои руки, а власть отдадим народу» [ФНА РС(Я), ф. 3, оп. 20, ед.хр. 18, с. 27-27 об, 28-28 об.].
Предав идеалы Тунгусии, самих тунгусов, до
которых ему, конечно, не было никакого дела, предав на некоторое время даже и
самого себя (свои заветные националистические листовки), он легко
распропагандировался, заручившись от красных парламентёров гарантией своей
личной неприкосновенности, обещанием амнистии и получения для себя высокой должности.
Он осознал - цитируем: «гуманную сущность Рабоче-Крестьянской власти». Более
того, стал убеждённым переговорщиком, предлагая «тунгусским» отрядам Барашкова
и Г. Г. Рахматуллина-Большойко сложить оружие.
Выслуживаясь перед красными командирами И. Стродом
и К. Байкаловым, он проявил удивительные чудеса беспринципности, т.к.
документально заверил, что «все требования тунгусского народа исторически
отпадают». Напомним: главным требованием восставших «тунгусов» являлось, по
мысли М. К. Артемьева, присоединение к Якутии побережья Охотского моря и всего
Дальнего Востока. Короче, сей малый мыслил геополитическими категориями.
Эмоциональный лозунг М. К. Артемьева «Тунгусия без коммунистов» тоже почему-то
им забыт. Как забыт в одночасье и первоначальный тезис: «Я работал, не щадя
себя против коммунистов и диктуемой ими соввласти». В принципе, люди такого
сорта не способны к труду. Вероятно, под категорией «труд» они, вероломные,
понимают то, на что единственно и предрасположены: предательство.
Но настало скорбное время, засучив рукава,
«поработать, не щадя себя» на ненавистных коммунистов: аммосовых, бараховых,
аржаковых. Для предателя со стажем - не проблема: не щадя свои искренние
убеждения (напомним основной постулат его веры: «мы природой созданные
националисты»), трудится он в поте лица на «русский» режим, на ненавистный ему
интернационализм и на «Отца всех народов». Почему бы и не «поработать»? Предав
тунгусов (подобно тому, как раньше предал губревкомовцев Аммосова, Ойуунского и
Лебедева; потом предал и «коробейниковцев» и «вяонушников»; далее –
«пепеляевцев»). В награду за свои выдающиеся предательства получил он щедрый
отдар от тех, кого ранее тоже предал. И вот теперь они предлагают ему,
предателю, в обмен на лояльность настоящий статус, т.е. не хилую должность. Как
же возможно не согласиться, если М. К. Артемьеву предлагают должность особо
уполномоченного по Охотско-Нельканскому району?
Такая щедрость вполне объяснима: наверняка,
сам М. К. Артемьев не мог и мечтать, что станет живой иллюстрацией концепции
тов. М. К. Аммосова «статус - в обмен на лояльность»: безусловно, сепаратизм
«тунгусов» усиливал аргументацию лидеров автономии в переговорах с Москвой и
Иркутском о демаркации границ ЯАССР. Мол, не дадите Охотского побережья для
Якутии – «тунгусы» вновь возропщут, они тоже мечтают о статусе. В этом смысле и
на данном этапе М. К. Артемьев, несмотря на исповедуемый им антикоммунизм,
русофобию и региональный национализм, стал очень симпатичной и самой дорогой
фигурой для идеологов автономии. Предателю даже заплатили 1000 руб. золотом из
казны ЯАССР, т.е. многократно больше чем Иуде. Можно сказать, единомышленник
местной руководящей головки в вопросах административно-территориального
деления, хоть и патологический предатель. Несмотря на то, что он сам себя
манифестировал в качестве «прирождённого националиста», умудрился на некоторое
время предать сам себя, свои предрассудки, наступив, т.е., на горло собственной
песни. Например, местные историки, утверждают «на голубом глазу», цитируем: «М.
К. Артемьев подчеркивал, что якуты, русские, евреи, татары и другие народы
должны быть равноправными гражданами Якутии. Никаких привилегий у народа саха
не должно быть» [Антонов Е. П. «Колонизация» или
«освоение»? // Якутия, 24. 03. 2000; он же: Движение конфедералистов в Якутии:
1927-1928 гг. // Илин, № 3]. Мысль-то, конечно, верная, только не стоит
её приписывать лукавому хитрецу М. К. Артемьеву, у которого были совершенно
иные убеждения.
Разумеется, в «тунгусском восстании» т.н.
«самоликвидация» повстанчества диктовалась шкурными интересами самосохранения
его главарей. М. К. Артемьев просто объяснил свою мотивацию (в докладе к К. К.
Байкалову): «Жить-то каждому охота!». Не в этом ли простодушном тезисе - вся
сущность т.н. «нацинтеллигенции» в артемьевском понимании, коя является
оборотной стороной аммосовской концепции «нацинтеллигенции»? Только свистнул
коммунист М. К. Аммосов - и «нацинтеллигенция» разоружилась, прировняв перо к
штыку: стала исповедовать интернационализм. Только оплошал тов. М. К. Аммосов -
и «нацинтеллигенция» вооружилась, прировняв штыки к перьям? Стала исповедовать
национализм и поэтику бандитизма. Неужели, типичным признаком этого социального
слоя в регионе являлось предательство, а символом её является самый выдающийся
по беспринципности флюгер - Михаил Константинович Артемьев?
И в самом деле: в период ксенофонтовщины,
соединившись с отрядом Барашкова, М. К. Артемьев совершил свой последний акт
предательства. За что и поплатился.
Неоднократно отмечалось в литературе, что в
основу первых упрёков в адрес Аммосова, Ойуунского, Барахова и прочих органы
НКВД СССР выдвинули конкретные факты бандитских и повстанческих выступлений
20-х гг. Было бы несправедливо утверждать, что Аммосов, Ойунский, Барахов (в
сущности-то, проводники нарождающегося тоталитарного режима) сознательно и
преднамеренно попустительствовали этим нехорошим движениям, что они только и
мечтали о том, как бы сделать так, чтобы спровоцировать бандитизм,
повстанчество, сепаратизм в Якутии. Нет, конечно, такого быть не могло.
Однако невозможно отрицать и того, что в
именно практика непрерывных амнистий имела в Якутии ярко выраженный системный
и, что ещё хуже, селективный характер: с одной стороны, по отношению к
бандитам-интеллигентам, сплошь и рядом применялась либо амнистия, либо выход из
тюрьмы под денежный залог, либо просто освобождение без всяких оснований, т.е.
с помощью «телефонного права» и «кланово-земляческой специфики» («ну как не
порадеть родному улусному человечку?»); с другой стороны - по отношению белому
офицерству, к «золотопагонникам» применялся, как правило, либо расстрел, либо
(в самом лучшем случае) концлагерь с большим сроком заключения. Вероятно,
именно на такого рода селективную этнополитическую системность, имеющую
тенденцию к, двойному стандарту, устойчивой повторяемости, т.е. даже и некоторой
закономерности в региональной политике лидеров Якутии, - и обратили в первую
очередь внимание чекисты. Нельзя отказать членам Комиссии в интеллекте,
отрицать их аналитические способности, умение работать с документами, а главное
опыт работы в других регионах и дипломатичность применительно к местной
специфике. Ни Полуян, ни Пузитский, ни Виноградов никогда бы не доросли до
генеральских званий и высоких наград, если бы являлись просто тупыми, не
рассуждающими исполнителями. Члены комиссии прекрасно понимали, кто в первую
очередь должен нести всю полноту ответственности. Выводы напрашивались сами
собой. Однако Комиссия оказалась совершенно бессильной завершить работу в
полном объёме: нашкодившие руководители региона располагали мощным ресурсом в
Сибревкоме и Москве, имели влиятельных покровителей, ссылались на т.н. «новую
(на самом-то деле уже старую) военно-политическую линию», коя служила для них
своего рода индульгенцией, дымовой завесой. Эта старая «линия» или политика
заигрывания с сепаратистами, повстанцами и бандитами агонизировала пять долгих
лет (с марта 1922 по 1928г.). Выдающаяся объективная роль ксенофонтовщины как
раз и состояла в том, что она, с одной стороны, убедительно доказала полное
банкротство т.н. «новой военно-политической линии» в условиях победившего
сталинского тоталитаризма, а с другой - показала методологическое банкротство
теории М. К. Аммосова «статус - в обмен на лояльность». Сталинский режим
настолько окреп, что уже более не нуждался в этой фальшивой (тихой сапой) игре,
предлагаемой местной номенклатурой. Отныне меру лояльности определяли не
чиновники на местах, а ЦК ВКП(б), вернее, тов. Сталин. Теории двойного
стандарта регионалов («статус в обмен на лояльность») он противопоставил свой
достойный ответ: метод систематической ротации номенклатуры в концлагеря.
Широчайшая социальная база сталинского режима позволяла рекрутировать всё новые
и новые отряды номенклатуры, которые сменяли друг друга.
В этом смысле, можно (и нужно) говорить об
известной преднамеренности действий Аммосова, Барахова и прочих. Списывать всё
на издержки «Советского права», на господствующий в то время тоталитаризм не
приходится. Ведь даже в современном российском уголовном праве (т.е. в
посттоталитарный период) никому не придёт в голову игнорировать фундаментальные
принципы: «неотвратимость наказания за совершенные преступления» и т.д.
Разгребая последствия ксенофонтовщины, оценивая её уникальную и
основополагающую роль в деле банкротства «военно-политической линии», комиссия
Я. В. Полуяна просто вынуждена была хоть кого-то покарать (вынеся за скобки до
поры до времени властную головку Якутии: пришлось, так сказать, всё-таки
погладить её против шерстки). Практике систематических амнистий и предательств
был положен конец.
Самое замечательное, что и М. К. Аммосов
соглашается в выводами комиссии. Он авторитетно квалифицирует события как
«националистическое восстание». Как бы ни пытались местные историки замалчивать
эту формулировку, против самого Аммосова не попрёшь. Его сподручный И. Н. Барахов
тоже очень верно характеризует псевдо-интеллигентский мятеж как «попытку
отторжения вооруженным путём ЯАССР от РСФСР» [Архив
УФСБ РФ по РС (Я), д. 420]. И вот когда пришло время отвечать, М. К. Аммосов,
оправдываясь за свою странную кадровую протекцию П. В. Ксенофонтову и
последствия, всемерно выгораживает вовсе не П. В. Ксенофонтова, М. К. Артемьева
и прочих единомышленников, а только самого себя. Не желая в полной мере
отвечать за свои бездарные действия, он осторожно называет сложившееся вокруг
него отчуждение «разногласиями». Причём впоследствии, тем коммунистам, которые
сменили проштрафившихся Аммосова, Барахова и Ойуунского у кормила власти,
местная историография незаслуженно приклеит тавро «левацки настроенных
коммунистов». Таковыми станут Александр Гаврилович Габышев [и.о. секретаря ЯОК
РКП(б) в 1928; ранее - управделами ЯЦИК и СНК ЯАССР, чл. бюро ЯОК ВКП(б), один
из лидеров «Саха Омук»] и Ананий Кононович Андреев [член секретариата ЯОК
ВКП(б)] - репутацию этих функционеров всемерно принижают историки из Института
гуманитарных исследований АН Республики Саха (Якутия). Почему? Да только потому,
чтобы хоть как-то выгородить «непогрешимого» М. К. Аммосова. Ничего себе -
разногласия! А трупы в братской могиле на кого списать? На мифических
адьараев-абаасы?
Итак, пусть и задним числом, уже
испугавшийся за последствия своей кадровой политики, М. К. Аммосов, определяя
ксенофонтовщину как «националистическое восстание», всеми силами стремится
выгородить прежде всего самого себя. Тут (для тех, кто не знает) нелишне
напомнить, что именно М. К. Аммосов пригласил в Якутию в 1925 г. из Москвы
выпускника юрфака МГУ П. В. Ксенофонтова. Потом именно М. К. Аммосов
командировал Ксенофонтова в Китай (в белогвардейский Харбин) истребовать обратно
заготовленную ранее фирмой «Швецов и Рылов» якутскую пушнинку, а далее - после
того, как незадачливый юрист, промотав за полгода командировочные в харбинских
ресторациях, т.е. не справился с заданием, именно М. К. Аммосов пригрел оного
на тёплое местечко в Минфине. После чего и получил на свою шею ксенофонтовщину.
Впрочем, тема достойна отдельного разговора. Но и так ясно, что дело тёмно.
Спрашивается: каковы итоги аммосовско-ксенофонтовской смычки? Итоги известны:
128 человек получили пулю в затылок, 130 горемык отправили в зону лишения
свободы. Такова цена ксенофонтовской провокации. Не будь ксенофонтовской
авантюры, не пострадали бы от репрессий такие деятели-попутчики как Анемподист
Иванович Софронов-Алампа; Василий Васильевич Никифоров (Кулумнуур), бывший
кадет, лидер общества «Саха-аймах»; наркоматовец Василий Никонорович Леонтьев
(1895-32), - кстати, замнарома юстиции, т.е. куратор тюремной системы Якутии; а
также - охарактеризованный проф. Г. П. Башариным «как буржуазный националист» -
некто Г. В. Баишев (Алтан Сарын) [Культурн. Рев. В
Якутии. - Якутск, 1968, c. 121] и др. Нынешние фанаты П. В. Ксенофонтова
просто по совести, по-человечески, обязаны сделать свой выбор: либо их кумир -
П. В. Ксенофонтов, либо - М. К. Аммосов. Третьего не дано.
Свыше сотни убиенных лежат в братской
могиле, зато с «отозванного» М. К. Аммосова, как с гуся вода. С чувством
огромного облегчения М. К. Аммосов пишет 2 декабря 1928 г. одному из своих
корреспондентов письмо: «Я теперь никакого отношения к якутским делам не имею» [Илин, 2002, № 1]. Партия по достоинству оценила
беспримерную деятельность большевика-сталинца: август 1928 - сентябрь 1930 гг.
Максим, целый и невредимый (в зону лишения свободы не попавший, пулю в затылок
не схлопотавший), вновь на новом боевом посту, в своей любимой Москве, где,
собственно и решались все вопросы. Первым делом необходимо отмыться от содеянных
грехов, чтобы действительно «никакого отношения к якутским делам не иметь». 30.
04. 29 г. партколлегия ЦК ВКП(б) в составе с всесильным Е. М. Ярославским, а
также М. К. Аммосовым, И. Н. Бараховым и др. выносит выгодное для самих себя
(своя рука - владыка!) самооправдательное решение-индульгенцию: «Якутскому ОК
ВКП(б) принять меры к прекращению дискредитации отозванных постановлением ЦК
ВКП(б) от 09. 08. 28 г. тов. М. К. Аммосова и И. Н. Барахова и др.». Так,
благодаря бесценным связям Максима с московско-якутской диаспорой (в частности
- с такими благодетелями как Е. М. Ярославский, Г. К. Орджоникидзе, Г. И. Петровский),
ставится жирная точка на вопросе об ответственности тех, кто так или иначе
спровоцировал ксенофонтовщину, создал для неё все необходимые предпосылки и
условия, а тов. Максиму, ранее всемерно продвигавшего Павла Ксенофонотова, доверяют
нехилый пост инструктора ЦК ВКП(б) в г. Москва и выделяют новую квартиру (Тверская,
29, кв. 3). Необходимо особо подчеркнуть, что новое назначение - это
безоговорочное признание личных недавних заслуг Аммосова в Якутии со стороны
благодарного Кремля, а вовсе не опала, ибо настоящую опалу находят не в тиши
московских кабинетов, а на Соловках. Проницательный И. В. Сталин давно искал
повод снять «номенклатурный жирок» с региональной бюрократии, коя начала
слишком уж явно наглеть и важничать. И вот, наконец-то, подходящий повод сам
собой нашёлся в далёкой Якутии. Настоящий подарок! Можно начинать санацию
партноменклатуры методом её ротации в лагеря, в зону лишения свободы.
Благополучное прибытие в Москву тов. Максима позволяет говорить о нём как о
бесценном хранителе уникального опыта по борьбе с т.н. сепаратистами.
Впоследствии, сей опыт будет не раз востребован партией.
А пока, в 1930 г., Максим дневит и ночевит
у своего благодетеля-протежёра Ем. Ярославского, преданно ловя каждое слово
обожаемого учителя. В самом деле, Ем. Ярославский - главный идеолог и
председатель «Общества воинствующих безбожников», один из авторов насквозь
просталинского «Краткого курса истории ВКП(б), активный вдохновитель
смертельной травли патриарха Тихона (Белавина) - владыки Русской Православной
Церкви. На совести Ем. Ярославского кровь десятков тысяч замученных и убиенных
священнослужителей, сотен тысяч осквернённых и разграбленных православных
церквей, буддистских дацанов и магометанских мечетей. Именно он - инициатор полицейских
методов шельмования русских философов. Ибо, как сказал Сталин, цитируем: «Надо
разворошить и перекопать весь навоз, который накопился в философии. Бить -
главная проблема. Бить по всем направлениям и там, где не били!». Именно его
(Емельку Ярославского) - воплощение сатаны, до сих пор так любят и ценят в
Якутии. Вместе с «мэтром» важно ходит студент Аммосов по коридорам Волхонки-14
[ныне Институт философии РАН] и с нескрываемым восхищением записывает каждое
безбожно-кощунственное слово идеологического инквизитора России, у коего уже
вызревает холуйская мыслишка написать пафосный манускрипт под названием
«Сталин». Благо, что образования у академика АН СССР не занимать - аж 4 класса
читинской начальной школы.
Революцию не делают в белых перчатках.
Учёба - учёбой. Но лучший учитель - практика искоренения «врагов народа». Тов. Максим
выполняет ряд щепетильных поручений ЦК партии и НКВД: проверял выполнение
постановления Апрельского (1928) пленума ЦК и ЦИК ВКП(б). Подлинный триумф его
как политического функционера – «Шахтинское дело и практические задачи в целях
борьбы с недостатками хозстроительства» (чем меньше мы знаем об этой тайной
деятельности тов. Максима, тем лучше). Шахтинское дело (1928) - громкий
судебный процесс под председательством тов. А. Я. Вышинского в г. Шахты
Донбасса над 53 инженерами и техниками: представители «буржуазной
интеллигенции», которые обвинялись в том, что на протяжении 7 лет «на деньги
парижского центра», саботировали добычу антрацита, вредили, затапливали шахты,
портили агрегаты, устраивали взрывы, завалы, поджоги. Засевшие в центральных органах
угольной промышленности «диверсанты-руководители» дезорганизовывали
планирование углепромышленности, срывали графики строительства шахт. 5 человек
расстреляны, 44 «вредителя» приговорены к различным срокам заключения, ОГПУ
создало из них первую в СССР «шарашку» [Старков Б. А.
Переход к «политике разгрома»: ("Шахтинское дело") // Историки
отвечают на вопросы. М., 1990. Вып. 2. С. 255-256].
Шахтинский процесс стал эталоном для других
процессов, демонстрируя торжество «советского права» и его безусловную победу
на правом цивилистским, буржуазным. То были сложные времена «ещё большего
обострения и ужесточения классовой борьбы по мере дальнейшего строительства
социализма», как учил тов. Сталин. Возмущенные рабочие высказывались в пользу
чрезвычайных методов работы с кадрами: «Надо на хозяйственную работу посылать
вполне проверенных коммунистов», «Ни черта ГПУ не стоит. ЧК лучше работала» - в
прессе поднималась волна всенародного негодования. На арматурном заводе роптали
рабочие: «Надо половину всех спецов перестрелять». По «шахтинскому делу» тов. Максим
активно выступает в газете «Правда». Побывав в конце 1928 - нач. 1929 гг.
непосредственно на месте, он, ещё раз изучив ситуацию, делает вывод о работе
шахтинской парторганизации, сигнализирует: «В шахтах неблагополучно». И это
спустя 1,5 год после судебного процесса. Его оценка: «парторганизации
оторвались от рабочих масс». Даже супруга его (Р. И. Цугель) с нескрываемой
гордостью отмечает: «Особенно много пришлось поработать Максиму в составе
комиссии ЦК ВКП(б), расследуя «шахтинское дело». Думается, она абсолютно права:
ответработник столь высокого уровня, засучив рукава, внёс достойную лепту в
непростое задание партии по вылавливанию «диверсантов», «вредителей», «врагов
народа».
После командировки в г. Шахты, тов. Максим,
войдя в роль идеологического опричника антинародного режима, обследовал также
парторганизации; например, Узбекскую (сентябрь – 29 г.: там, аж на уровне ЦК
республики, свил себе гнездо филиал правотроцкистского блока, возглавляемого
«подлым двурушником», «басмаческим подголоском» Акмалем Икрамовым). Проверял
партмассовую работу (вместе с тов. М. Егоровым) на предприятиях
«ГосЭлектроТреста». Существовало подозрение, что в тресте окопалось много
вражеских «спецов». По итогам проверок ЦК принимал соответствующие решения: к
подъездам ночью подъезжали воронки и увозили бедолаг в подвалы Лубянки, в
Лефортово, в Бутырку и «Матросскую тишину». Партия действительно нуждалась в
обновлении. Тов. Максим также курировал другие промышленные объекты. По итогам
проверок ЦК принимал ответственные решения: требовался окончательный
беспощадный разгром антисталинских умонастроений; домысливалась грядущая
широкомасштабная чистка партии. И провели её так, что партия стала ещё более
сплоченной и могучей. Чистку подняли на огромную идейно-политическую высоту.
Тем, кто не удержался на ней (на высоте) падать приходилось больно, даже и
смертельно.
В период массовой коллективизации и истребления
кулачества «как класса» тов. Максим проявляет неподдельный интерес к
аграрно-колхозному строительству. Крестьянство избавлялось от «мироедов» под
руководством комиссаров. Если раньше Аммосов не мог не осуждать ревизионизм и
нэпманские перегибы бухаринского правооппортунистического тезиса
«Обогащайтесь!», то теперь он выступает как крупнейший теоретик сталинской
коллективизации, публикует ряд остроактуальных статей.
Сентябрь 1930 - февраль 1932 гг. - важный
момент в биографии т. Максима: ему, наконец-то, удалось вновь поступить в ИКП,
где в качестве профессора тогда работал Ем. Ярославский - дорогой старший его
товарищ-благодетель. Теперь тов. Максим не вольнослушатель, а - также, как и
его жена т. Цугель, - студент Института Красной Профессуры - самого престижного
«идеологического» вуза. Одновременно, он - идеологический консультант заочного
отделения ИКП и заштатный инструктор ЦК партии. Тов. Максим ходил на лекции в
потёртой кожанке, в белом кителе с накладными карманами. Многие старые
профессора, втайне мечтающие о том, чтобы их отправили очередным «Философским
пароходом» за границу, пугались незаурядной нахрапистости студента,
радикальностью его суждений, ибо было известно, что он (бывший нарком
образования Якутии) самостоятельно достиг высот, которые и не снились иным
«профессорам кислых щей».
Впрочем, наш студент снова не доучился и в
1932 г. отчислен, получив новое назначение: Сталин знал, что легендарный
Максим, в перспективе, мог бы стать крупным общественно-политическим деятелем.
Посоветовавшись с Политбюро, тов. Сталин принимает решение обкатать тов. Максима
как весьма перспективного кадра на самых трудных направлениях в борьбе против
внутрипартийной оппозиции: Бухарин, Рыков и Томский малодушно пугали, что без
кулака обойтись невозможно: мол, они дают товарный хлеб. Этот циничный скепсис
и злорадное критиканство не были столь безобидными. Войска ОГПУ, регулярные
части, мотомеханизированные подразделения вели изнурительные бои, умиротворяя
несознательный партизанствующий народ, подпавший под тлетворное влияние
кулацко-байской пропаганды. Взять, к примеру, неблагодарный Казахстан,
территориально выделившийся своими тремя разрозненными жузами из состава Оренбургской
губернии. Там творилось чёрт те что. Аммосовский завиральный тезис «суверенитет
- в обмен на лояльность» и тут не сработал. Возроптавшие сарбазы вверглись в
ересь басмачества. Душманы громили сельсоветы, блокировали хлебозаготовки,
распускали колхозы, зверски убивали руководителей колхозно-совхозного движения.
Появились бандформирования джигитов, возглавляемых самозваными «ханами»,
«беками» и «курбаши». В 1931 г. в Казахии действовало 80 повстанческих отрядов
(3192 сабель). Муссированный натиск комиссаров и войск НКВД вынудил отчаявшийся
казахский многострадальный народ в союзе с русским крестьянством отказаться от
«коммунистического рая». Многие стали искать счастья на чужбине: в 1931-32 гг.
из Казахстана откочевало 1 млн. 30 тыс. чел. (50% всего населения!). Из них
вернулись обратно только 414 тыс. чел., а 616 тыс. откочевали безвозвратно.
Около 200 тыс., минуя пограничные заслоны и засады, ушли в Китай, Монголию,
Афганистан, Иран и Турцию.
Февраль 1933 - март 1934 гг. - Максима
назначают 1-м секретарем Западно-Казахстанского ОК ВКП(б) в связи с новым
административно-территориальным делением Казахстана - образованием там
областей, а также (что не менее важно) экстренной необходимостью организации
Территориального Казахского Управления ИТУ (1933 г.) как структурного
подразделения ГУЛАГ. Понимая, что находится на острие атаки, в гуще важных
событий, квалифицируемых исследователями как «голодомор» (1933 г - массовый
голод унёс 1 млн. жизней в Казахстане) плюс перманентные бунты скотоводов, Аммосов
утроил, удесятерил административно-организаторскую работу, тем более, что как
специалист-аграрий, теоретик и практик коллективизации он должен был воплощать
в жизнь знаменитый закон от 07. 08. 1932 г. («о трех колосках»), противостоять
замаскировавшимся идеологам казахского контрреволюции и кое-где недобитого
повстанчества, нашептывающих крестьянству безумные лозунги («Долой Советскую
власть!», «Да здравствует ханская власть!», «Да здравствует свободный труд!»).
Следует доклад Аммосова на II-й Западно-Казахстанской крайпартконференции. Там
он вскрывает как недостатки, так и успехи соцстроительства. Далее - 25. 12. 33
г. - вновь Аммосов на II-й Западно-Казахстанской облпартконференции. Сталин
вчитывается в гранки доклада и не делает никаких выводов. Но тучи сгущаются.
*
СПРАВКА
{Снова вместе:
группа ответработников - создателей Якутской автономиии - во главе с
легендарным Максимом Кириковичем Аммосовым. Слева направо: Ярославский Ем.,
Калинин М.И., Сталин И.В., Аммосов М.К. (в центре), Орджоникидзе Г.К.,
Петровский Г.И., Аржаков С.М. (май 1924).}
01. 01. 34
г. - речь Аммосова на VIII-й Казахской крайпартконференции (Сталин озабочен,
т.к. ему доносят, что на этой партконференции всего 3 раза делегаты прокричали
«Да здравствует тов. Сталин!». Об этом всегда докладывали вездесущие статисты
из НКВД. Как отмечает Д. С. Макаров, «Здесь как никогда раскрывается яркий
талант Аммосова как организатора крупного сельскохозяйственного и промышленного
производства. Областные парторганизации, советы депутатов трудящихся и общественные
организации под руководством тов. Максима добиваются крупных успехов в
коллективизации, в подъёме животноводства и земледелия». В феврале 1934 г. его
переводят в Карагандинскую область и назначают секретарем обкома. В 1937 г.
Караганда превращается в третью угольную базу СССР. Не только эти областные, но
и весь Казахстан находился на подъёме экономического и культурного расцвета».
Впоследствии, на угольном разрезе с неизбежной закономерностью вырастает
разветвленная инфраструктура: ударными темпами создаются исправительно-трудовые
лагеря. Такие флагманы перевоспитания «врагов народа», как ИТЛ
«КарагандаЖилСтрой», «Карагандауголь НКВД». Таким образом, «саботажники»,
«вредители», «враги» не просто нейтрализуются, но и приобщаются к
общественно-полезному труду, внося посильную лепту в дело строительства
социализма.
1.7. ОТ «СЪЕЗДА ПОБЕДИТЕЛЕЙ» - К НОВЫМ
ДОЛЖНОСТЯМ
27. 01. 34 г. - триумфальная речь Аммосова
на XVII съезде ВКП(б). Выступление произвело впечатление на аудиторию. Отметим
мелкую неточность, трижды зафиксированную в стенограммах съезда: его фамилию
пишут не «Аммосов», а «Амоссов». Казахстан почему-то в своей речи т. «Амоссов»
называл «Казак-станом», но сие, в принципе, не важно (вероятно, такова была
литературная норма). Важно то, что в прениях по докладу тов. Сталина,
отчитываясь по работе в «Казак-стане», тов. Максим лишь 8 раз ссылается на тов.
Сталина - недопустимо мало. (Для примера - даже кающийся Н. И. Бухарин,
выступая на съезде, произнёс имя Сталина 11 раз, Н. К. Крупская - 13, М. И. Ульянова
- 14, а Л. П. Берия - 17, Г. К. Орджоникидзе - 38, А. И. Микоян - 47 раз) [XVII съезд ВКП(б). 26. 01. - 10. 02. 34 г. Стеноргафич.
отчёт. М., 1934.].
В докладе «Амоссов» даёт взыскательную
оценку своим предшественникам. Цитируем: «Казакстанские большевики не
справились с задачей развития животноводства благодаря особенностям классовой
борьбы, благодаря серьёзным политическим ошибкам, допущенным за значительный
период времени старым руководством крайкома, ошибкам, являющимся по существу
извращениями ленинской национальной политики». Что касается животноводства, то
М. К. Аммосов прав.
В итоге, знаменитый съезд «Победителей»
оказался для карьерного роста Максима наивысшей кульминацией, хотя бы потому,
что ему предоставили заключительное слово фактически после речи Сталина, сразу
на 2-м заседании. Тов. Максим отметил на съезде: «Мы должны обеспечить боевую
перестройку работы всех органов, всех механизмов нашей организации, чтобы в
кратчайший срок претворить в жизнь исторические указания т. Сталина». Но
«Амоссов» не произнес той главной заветной формулы, которую озвучил после него,
открывая 3-е заседание, тов. Зимин (Политуправление НКПС): «Нынешняя эпоха
войдет в историю по имени великого вождя т. Сталина, под руководством которого
партия одержала гигантские победы, под руководством которого она разгромила все
попытки правых и «левых» оппортунистов свернуть её с ленинского пути».
Некоторые исследователи правильно отмечают:
«Ещё, будучи постоянным представителем ЯАССР при Президиуме ВЦИК, в своём
письме т. И. Н. Барахову в июне 1925 г. тов. Максим жаловался: «В недрах ЦК
(Сталин и другие) относятся крайне недоверчиво к нам, причисляя нас к категории
коммунистов, перерождающихся в буржуазных революционеров». Да, это так. Тов.
Сталин, хоть и являлся отцом-основателем автономии в Якутии (в статусе
республики, а не области), однако не вполне доверял тов. Максиму как
выдающемуся националу. Он не мог простить ему то, что Аммосов пытался добиться
аудиенции у Ленина в далёком 1921 г. (по поводу телеграммы Чурапчинской конф.
бедноты). Сущая ерунда, казалось бы. Но на самом деле - нет, не ерунда. Ставки
взвинтились. Сталин косо смотрит на «окололенинскую гвардию», шепчет: назначьте
«этого якута» секретарём Карагандинского ОК ВКП(б), посмотрим, как там он себя
покажет». Это ужасная ловушка. Уже 08. 02. 36 г. тов. Максим (как бы
предчувствуя недоброе), бескомпромиссно выступает по докладу председателя ЯЦИК
Александра Гавриловича Габышева на II сессии ВЦИК 16-го созыва. Критикует «в
хвост и в гриву» тов. А. Г. Габышева - своего главного оппонента и хулителя по
вопросу о ксенофонтовщине.
В награду за проявленную бдительность
Максима бросают на самый трудный участок: сентябрь 1936 г. - февраль 1937г. он
- 1-й секретарь Северо-Казахстанского ОК ВКП(б). Как раз именно там необходимо
было сменить казахских крайкомовцев - Шаю Исаковича (Исаевича) Голощёкина
[кличка «Филипп», один из организаторов убийства Николая II и царской семьи в
Екатеринбурге; 02. 1925 - 10. 1933 - секретарь казахской парторганизации] и его
«напарника» И. М. Курамысова, допустивших в колхозном строительстве чрезмерное
«головокружение от успехов», насильственно загоняя кочевников-скотоводов в
сельскохозяйственные артели, ломая их веками устоявшийся быт.
Безусловно, М. К. Аммосову пришлось
выправлять перегибы, бороться против баев, антисоветских элементов, врагов
колхозного строя, приспешников и лжеактивистов, совершающих вредительские
акции. В этой сфере довелось тесно и плодотворно поработать Максиму с Иваном
Петровичем Лоцмановым, начальником оперативного отдела УПВО НКВД Казахстанской
ССР (11. 01. 37 - 23. 07. 37), впоследствии получившего должность наркома НКВД
Казахстана (16. 08. 37 - 01. 39). Встречался с «любимцем партии», выдающимся
приспособленцем Сергеем Мироновичем Кировым-Костриковым (1886-1934),
приезжавшим в Казахию с аммосовским свояком - неким бывшим якутянином Печерским
(мужем Лии Израилевны Цугель - старшей сестры Раисы). Встречался Аммосов и с
Николаем Ивановичем Ежовым, частенько навещавшем Казахстан: о «ежовых
рукавицах» этого деятеля вскоре узнала вся страна. Ну, а с легендарным
чекистом, будущим Героем Социалистического Труда подполковником Борисом
Николаевичем Чирковым, который с 08. 02. 37 по 03. 01. 39 г. руководил УНКВД по
Восточно-Казахстанской области и замещал должность заместителя НКВД Казахской
ССР тов. М. К. Аммосов очень даже хорошо был знаком по актуальным «якутским
делам», т.к. именно Б. Н. Чирков на основании приказа НКВД № 001 от 13 июля
1934 г. впервые возглавил УНКВД по Якутской АССР в качестве врид (с 15. 07. 34
по 16. 11. 34 г.). Максим часто беседовал с Б. Н. Чирковым, заинтересованно
пытал коллегу о деятельности майора госбезопасности Андрея Петровича Коростина
(13. 04. 37-11. 37) и его сменщика, капитана госбезопасности Ивана Андриановича
Дорофеева (11.37-05.02.39) - наркомов НКВД Якутской АССР.
*
СПРАВКА
{Коростин Андрей
Петрович, нарком внутренних дел ЯАССР (13. 04. 37 - 11. 37). Ранее нач. УНКВД
ЯАССР (16. 11. 34 - 13. 04. 37); уволен из органов НКВД 29. 11. 37; пенсионер с
01. 38, Чкаловск. Звание: майор ГБ 05. 12. 35. Награда: знак «Почетный работник
ВЧК-ГПУ (V)» №48.}
{Дорофеев Иван
Андрианович (1895-1940). Нарком внутренних дел ЯАССР (1938-39); нач. Алданского
опер. сектора ГПУ 27. 04. 34-10. 07. 34; нач. Алданского опер. сектора НКВД 10.
07. 34 - 27. 06. 36; зам. нач. УНКВД ЯАССР 27. 06. 36 - 16. 02. 37; зам.
наркома внутр. дел ЯАССР 16. 02. 37 - 10. 37; врид наркома внутр. дел ЯАССР
10.37 - 29. 07. 38; нарком внутр. дел ЯАССР 29. 07. 38 - 05. 02. 39. Приговорен
ВКВС СССР 21. 01. 40 г. по ст. 58-1"а", 58-7, 58-11 УК РСФСР к высшей
мере наказания.}
*
Важно подчеркнуть, что ещё с 08. 05. 35 г.
функции отделов мест заключения были существенно расширены - в их ведение
передавались трудпоселения и все ИТЛ. Со второй половины 30-х гг. в Казахстан
осуществлялись постоянные депортации поляков из Западной Украины, Белоруссии и
Литвы (ок. 120 тыс. чел.). Ещё с 1929 г. ОГПУ создал Казахское Управление
Лагерей Особого Назначения с дислокацией в Алма-Ате. В т.н. КУЗАЛОНе был организован
совхоз-гигант (2823 чел.), именно там проходили уникальную обкатку
основополагающие сталинские идеи коллективизации. Этот новейший опыт в аграрном
строительстве не мог не заинтересовать Максима как практика аграрного движения.
Численность заключенных в ИТУ, подведомственных Казахстанскому территориальному
управлению ИТУ [основано в 1936 г., место дислокации: г. Алма-Ата, п/я УЛ-154,
телеграфный код «Шафран»] по сост. на 1937 г. составила - 7403 заключенных, но
уже за период с 1938-39 гг. достигла 7756. Таким образом, был положен
основательный задел, т.к. впоследствии количество узников казахских ИТУ
неуклонно росла: 1941 г. - 10088, 1945 г. - 24433, 1949 г. - 30566, 1953 г. -
27171 чел. Территориальное подразделение подчинялись ГУЛАГ НКВД-МВД СССР, организовывались
на непосредственно республиканском уровне [Система ИТЛ
в СССР. - М.: «Звенья», 1998].
Выступая на VII пленуме Карагандинского ОК
ВКП(б), М. К. Аммосов, размышляя о партийном строительстве, новаторски выдвинул
тезис о «новом типе партработника». Этот тип особый, он не совместим с «узким
делячеством», «гнилым оппортунизмом». Подводя итоги чистки партийных рядов, он
отмечает, что «проверка протёрла с песочком не только рядовых, но и руководящих
партработников», «партийные ряды очистились от грязи, пыли, накипи, нанесли
крепкий удар по самоуспокоенности, высоко подняли классовую бдительность» [«Карагандинская коммуна», 14. 01. 36 г., с. 1].
Казалось бы, не о чем беспокоиться. Сталин
высоко ценит преданность тов. Максима. И действительно - вновь награда: в марте
1937 г. он избирается (вернее, кооптируется по рекомендации ЦК ВКП(б) и.о. 1-го
секретаря Киргизского обкома ВКП(б). Сталин испытывает Максима на прочность.
Уверенный в том, что он на правильном пути, Максим не утрачивает революционную
бдительность. Он не понаслышке знает, что по стране ползут зловещие процессы,
но ему кажется, что Сталин всегда прав, а лично он, Максим, никогда не давал
повода думать, что отклоняется от генерального курса великого Сталина. Так оно
и есть.
22 марта 1937 г. М. К. Аммосов приехал в
Киргизию в качестве 1-го секретаря Киргизского ОК ВКП(б) на место будущего
«врага народа», экс-секретаря Киргизской организации ВКП(б) Мориса Львовича
Белоцкого (05. 12. 36 - 23. 04. 37), вина которого состояла в том, что он
развязал, начиная с 1933 г., настоящую «охоту на ведьм», инспирировав громкое
политическое судилище над деятелями славной «Национал-Туранской Партии»,
огульно обвиняя «туранцев» в шпионаже, басмачестве, диверсионных действиях. В
качестве неизбежного ритуала Максиму многажды на разных собраниях и
конференциях пришлось доходчиво разъяснять, почему же его назначили вместо
Мориса Белоцкого, который как секретарь парторганизации сильно увлекался, не
скупясь на визирование арестов по представлению бдительного киргизского НКВД.
Тем самым, этот «лже-коммунист», «враг», «грубо игнорировал политику партии по
подготовке нацкадров», т.е. фактически саботировал актуальную задачу т.н.
«коренизации». Напротив, именно в деле коренизации видел свой «любимый конёк»
Максим, усматривая в этом важном начинании свою высокую интернациональную
миссию в Киргизии. Он отчаянно хотел понравиться киргизам, был прост и
обходителен в общении, пытался изучать киргизский язык, штудировал в свободное
от работы время «Манас» - героический эпос, который, как две капли воды,
повторял сюжеты Олонхо.
16 июня 1937 г. его избирают 1-м секретарем
ЦК компартии Киргизии. Как впоследствии отмечал исследователь Д. С. Макаров, «на
Чрезвычайном 5-м Киргизском съезде Советов М. К. Аммосов принимал участие в
обсуждении и принятии Конституции Киргизской ССР». Казалось бы, для
политического деятеля - вершина триумфа. Успех следует за успехом, карьера
ползёт вверх. Киргизское сообщество научилось уважать власть. Давно минули те
скандальные времена, когда по решениям дехканских сходок прилюдно пороли кнутом
и сбрасывали в арыки советских и партийных активистов.
В июне Максим дополнительно к основной
нагрузке избирается 1-м секретарем Фрунзенского горкома КП(б) Киргизии. Он
незаменим! Однако именно это обстоятельство, ранее падкого к должностям,
несказанно тревожило и удручало Максима. Что-то в нём изменилось. Прекрасно
информированный, с невероятным, почти фантастическим чутьём
партийно-политической конъюнктуры, он, уже отнюдь не экзальтированный щенок, но
вполне зрелый муж, опытный номенклатурный волк, втайне мечтал сделаться
незаметным. Чем выше он поднимался по ступенькам своей головокружительной
карьеры, тем острее чувствовал свою обреченность. Очень сильно утомляла его
совместная работа с НКВД, т.к. отвлекала драгоценные силы и время на
конструктивные дела. А ему вновь и вновь предлагали распыляться на скрупулёзное
изучение и визирование всё новых и новых арестов. Территориальное управление
ИТУ Киргизии существовало с 1934 г. (место дислокации: г. Фрунзе, п/я ОП-36,
телеграфный код «Жук» - по фамилии И. Е. Жукова, начальника УНКВД по Киргизской
ССР (04. 11. 34 - 04. 04. 36). Численность заключенных в ИТУ, подведомственных
Киргизскому территориальному органу ГУЛАГа составляла на 1935 г. 2531 чел.,
однако постепенно росла.
Да, есть ошибки, есть перегибы. Человек не
идеален, он может ошибаться. Так, неужели, все - враги народа? А если
выяснится, что среди них есть и ни в чём неповинные, оклеветанные? Максим сам
себе боялся признаться в том, что светлые идеалы революции давно уже
профанированы, опаскужены, растоптаны. Но что поделаешь? Неписаный закон стаи
диктовал: с волками жить - по волчьи выть. Визировать по-стахановски
расстрельные дела - наипервейшая обязанность М. К. Аммосова. Ведь он - первое
лицо Киргизии. Не убежишь, не спрячешься. Он обязан брать всю полноту
ответственности на себя, принимать судьбоносные решения. Это усугубляло
драматизм внутреннего разлада с самим собой. Приходило осознание, что не он
творец своей судьбы, а напротив, неведомая зловещая судьба (рок, фатум, колесо
фортуны - называйте, как хотите) тащила его за собой, как марионетку.
Колоссальная ответственность за вверенный регион непомерно давила на плечи. Без
Аммосова не решался ни один вопрос. Долг - превыше всего! Он сам себя пытался
успокоить: - Так надо! Тов. Сталин не может ошибаться! Если не доверять вождю,
гениальному продолжателю великого дела Ленина, тогда вообще никому нельзя
верить! А если так, то зачем мы затеяли всё это? Подняли на дыбы такую огромную
страну! Столько самоотверженных усилий! Сколько невосполнимых жертв. Неужели,
всё это напрасно? Руководство переродилось?
1.8. ПАЛАЧИ И ЖЕРТВЫ
Тучи сгущались. Ох уж, эти пресловутые
«националисты». Теперь М. К. Аммосову тыкали в глаза эту самую «коренизацию» и
называли почему-то «национализмом». Максиму Кириковичу приходилось оправдываться
на партийных бюро, каяться в «ошибках», исключать из партии своих коллег,
обвиненных в «национализме», «в содействии врагам народа». Таковы были правила
игры: не покаешься - хуже будет. Даже если никакого национализма нет, его нужно
обязательно придумать. Но даже в столь роковые минуты, когда отчаянье
овладевало им, он даже мысленно боялся признаться в очевидном: в том, что
Сталин - бандюга, абрек, убивец. Подстраховываясь, он решается на неслыханную
инициативу: отправляет самому Сталину телеграмму от 22. 09. 37 г., просит у ЦК
ВКП(б) инструкции-директивы, «о том, как нам исправить ошибки». Его преследовал
страх совершить роковую ошибку. Так и произошло. Подвели нервы. Если боишься
оступиться, обязательно оступишься. Он с грустью вспоминал о безвременной
кончине своего «ангела хранителя», наркома тяжпрома СССР Серго Орджоникидзе,
последовавшей 18 февраля 1937 г. Думал тревожно: «Кто же сможет теперь за меня
заступиться? Кто поддержит в трудную минуту?». Ответная телеграмма тов. Сталина
от 26. 09. 37 г. имела зловещее содержание: «Предупредить тов. Аммосова, что в
случае повторного допущения с его стороны либерализма в отношении врагов народа
ЦК ВКП(б) будет вынужден применить к нему крайние меры взыскания» [Алексеев Е. Е. М. Аммосов. Кыргызстан. Трагические дни //
Илин, № 2, 1997]. Проницательный тов. Сталин без труда усмотрел со
стороны Аммосова тактическую хитрость. Наверняка, Коба подумал: «Экий, право!
Хоть и кается в своих ошибках, однако просит у меня «специальную директиву».
Нет, братец, ты не инструкции просишь. Прикидываясь простачком, хочешь от меня
особых гарантий своей безопасности под видом моей спецдирективы-индульгенции!».
Иосиф Виссарионович абсолютно правильно мыслил: он не любил номенклатурных
умников, мнящих себя хитрей и мудрей, чем он, Коба - Великий Инквизитор!
Сенсационная информация, растиражированная
в годы перестройки журналом «Огонёк», о том, что на параде в честь годовщины
Октября - 7 ноября 1937 г. в г. Фрунзе тов. Максим опрометчиво прокричал с
высокой трибуны в микрофон «Да здравствует победа фашизма!» [Липкин С. Бухарин, Сталин и Манас // Огонёк, 1989, № 2, с.
23].
В тот же праздничный ноябрьский вечер 20-летия
Великого Октября экстренное бюро ЦК Киргизии снимает Аммосова со всех
должностей, ставит вопрос о его партийном соответствии. По окончании бюро ЦК,
посоветовавшись со своим старым сослуживцем Иваном Лоцмановым (1903-1940),
нарком Киргизского НКВД (16. 08. 37 - 01. 39 г.), Аммосов понуро отправился в
телеграфный отдел: оставалась единственная надежа на тов. Сталина. Честно и
самокритично Максим телеграфировал: «Мною допущен контрреволюционный оговор.
Подряд повторяя лозунг «Долой фашизм! Да здравствует коммунизм!», «перепутал
слова и вышел контрреволюционный лозунг». Важно заметить, что в той же
телеграмме у безумца хватило нахальства указать тов. Сталину, что «необходимо
прислать ответственного представителя ЦКК». Прочитав сей «шедевр», Иосиф
Виссарионович оценил императивный слог своего корреспондента: «Одно из двух:
или сей малый утратил чувство реальности - или он просто дурак?». Разумеется,
тов. Сталин сам знает, что необходимо, а что не очень-то и необходимо». Можно
предположить, что надежду на очередной «отзыв» в любимую Москву проштрафившийся
Аммосов сам себе перекрыл: в самый решающий момент своей жизни, он оттолкнул от
себя «отца всех народов» своими безграмотными формулировками. Аммосов оказался
не только скверным оратором-трибуном, но даже не мог деликатно формулировать
свои мысли в официальном документе, адресованном к руководителю страны.
Разумеется, лозунг, проскандированный им в
микрофон - досадная ошибка. Ну, оговорился. Ну, зарапортовался. Ну, вызвал
некоторое замешательство у праздничных колонн. С кем не бывает? Было очевидно,
что сие - лишь повод для неизбежного ареста, а не злостный умысел. Это
прекрасно понимал не только Аммосов, но и сам И. П. Лоцманов, который, хоть и
имел сострадание к своему напарнику ещё со времён совместной плодотворной
работы в Казахстане, однако не мог не арестовать Аммосова, т.к. обязан был
добросовестно выполнять свой служебный долг.
Арест способен был предотвратить только
тов. Сталин. Но «чуда» не произошло: 8 ноября Москва - на уровне Политбюро ЦК ВКП(б)
- подтвердила снятие Аммосова с занимаемых постов и исключение из партии. Пост
1-го секретаря ЦК КП Киргизии «завис» и оставался вакантным до назначения
Алексея Власовича Вагова (20. 02. 1938 - 02. 06. 1945).
Наверное, тов.Сталин мог бы и простить,
однако, помимо вышеуказанной причины, его сильно раздражали прежние
доверительные контакты М. К. Аммосова с С. М. Кировым ещё по Караганде (1934
г.). Максим был в отчаянии. Понимая свою обречённость, он в то же время
отказывается в это верить. Такая перспектива была невыносима для него,
преданного «солдата партии» с 20-летним стажем. Поэтому в тот же день (08. 11. 37
г.) он вновь с огромной надеждой отправляет телеграмму дорогому И. В. Сталину,
где с предельной откровенностью демонстрирует своё саморазоружение: «Я
заслуживаю сурового взыскания и безусловного снятия с работы. Обращаюсь с
просьбой дать мне возможность в другом месте, на любом участке, исправить
тяжёлые ошибки. Настойчиво прошу меня отозвать и направить в другую
организацию, на любой участок».
Ждёт ответа от тов. Сталина шесть
мучительных дней. Но, потеряв терпение, вновь отправляет ему (от 14. 11. 37 г.)
телеграмму: просит «разобрать вопрос по существу». Тут надо заметить, что
тактически он действовал правильно: надо продавливать свою правоту документами
- иначе просто сожрут.
Того же дня, 14. 11. 37 г., Аммосов, ещё не
будучи арестованным, но чувствуя смертельную опасность, пишет со всей отчаянной
искренностью т.н. «Объяснение о своих ошибках по работе в Киргизии и о своём
партийном 20-летнем прошлом». Документ чрезвычайно интересен. Там он, в
частности, делает особую акцентировку на своих выдающихся заслугах в деле
изобличения «врагов народа», пытаясь обратить внимание на свою безраздельную
преданность сталинской политике, начиная с 1928 г. и вплоть до 1937 г. Его
заслуги таковы (цитируем с его же слов): «Находясь с обследованием в качестве
ответственного инструктора ЦК ВКП(б), я принимал руководящее участие а
развороте борьбы на знаменитом 4-м курултае Компартии Узбекистана против
буржуазных националистов - против Икрамова и всей его своры».
Да, исторический 4-й курултай - важнейшая
веха в истории, как Узбекистана, так и политической биографии М. К. Аммосова.
Не случайно в сводках ГПУ начала 30-х гг., Узбекистан квалифицировался как
«сильно пораженный район» (в смысле дехкано-душманских восстаний).
Троцкистско-бухаринский двурушник Икрамов (1898-1938) пытался обмануть партию.
Акцентируя в письме этот важный момент, Аммосов фактически приводит один из
самых сильных своих аргументов. В самом деле, его посильная лепта в развенчание
«икрамовщины» - не просто проявление преданности, но истинное убеждение. Он
повязан с партией одними помыслами и делами. Логика Аммосова абсолютно
безупречна: Сами посудите, тов. Сталин, если я лично участвовал в разоблачении
врагов, то, спрашивается, как же возможно утверждать то, в чём меня сейчас
пытаются обвинить? Аммосов почти открытым текстом напоминает: он сам один из
деятельных идеологов беспощадного уничтожения врагов Советской власти, т.е. враг
врагов народа не есть враг, а напротив, он друг народа и партии. Он всегда
действовал, как учил тов. Сталин: «беречь единство партии, как зеницу ока».
Правду, не утаишь! Именно в Узбекистане Аммосову удалось с наибольшей силой
идеологически обосновать справедливость разгрома узбекских националистов, во
главе лидера «ташкентской» клановой группировки, лже-коммуниста Акмаля
Икрамовича Икрамова, 1-го секр. ЦК КП Узбекистана (12. 02. 1925 - 27. 09. 1937)
и, одновременно, секретаря Среднеазиатского бюро ЦК ВКП(б). Именно с лёгкой
руки М. К. Аммосова узбекским лидером, новым 1-м секретарём ЦК КП Узбекистана
стал представитель «ферганской» клановой группировки многоуважаемый Усман
Юсупов (27. 09. 1937 - 06. 04. 1953), коему удалось добиться стабильности и
процветания региона.
Когда Максим работал над рукописью
«Объяснение о своих ошибках», он не догадывался, что Акмаль, превращённый
заплечных дел мастерами в кусок кровоточащего мяса и нервов, ещё жив. Максим,
как и все участники XVII «съезда победителей», помнил яркий эпизод диалога тов.
И. В. Сталина с А. И. Икрамовым - 27 января 1934 г. на вечернем заседании.
Именно там Сталин в полной мере проявил великолепное знание риторики, обыгрывая
слова «хлопок» и «хлопать». Цитируем протокол:
Икрамов: «Нами руководит верный соратник
Ленина, великий вождь и учитель, пролетарский полководец, товарищ Сталин.
(Аплодисменты). От нас, от большевиков Узбекистана, требуется одно:
бдительность, борьба против так называемого яшасунства, т. е. всё «да
здравствует» да «да здравствует», не зазнаваться...
Сталин: А все-таки хлопка вы мало даёте! [далее по протоколу: «Общий смех»
и - прим. В. С. - леденящая пауза: хлопать
никто не решился, т.к. ждали ответа побледневшего Икрамова, который заверил
Сталина, что в 1934 г. впервые Узбекистан «шагнул большевистскими шагами, т.е.
выполнил план, сдав более чем на 3 млн. пудов больше против прошлого года»].
На открытом процессе по делу «Антисоветского
правотроцкистского блока» подсудимый Икрамов произнёс последнее своё слово: «Я сейчас
- раздетый человекоподобный зверь». Нет, сия страшная ремарка не являлась
признанием вины или актом самоуничижения. Очевидно, этот мужественный ироничный
узбек до конца не разоружился перед партией, в завуальвированной форме - перед
лицом смерти - он дал понять: именно НКВД превратил его в «зверя». 13 марта
1938г. Акмаля подвергли расстрелу: хлопок
и ещё раз контрольный в голову хлопок (а
через пять дней повезли в Москву и Максима).
О своей работе в Киргизии Аммосов
самокритично сообщает: «В сравнительно небольшой 7-месячный срок я сделал в
Киргизии гораздо больше ошибок, чем за 20 лет пребывания в партии. Как я вижу
теперь, на мою долю, как первого секретаря, выпала исключительно важная задача
- разгромить гнездо буржуазных националистов, орудовавших в течение 15 лет. Но,
к сожалению, с этой задачей я не справился. Где причины этого? Они, конечно,
кроются во мне, в моих ошибках и недостатках. С первых дней приезда я оказался
окруженным врагами, которые стремились, пользуясь моей неосведомленностью о их
прошлом, продолжать за моей спиной гнусные дела и, в частности, сохранение и
расстановку своих кадров. Тактически я вначале был обманут выдвигавшейся тогда
на первый план борьбой и разоблачением троцкистской «семейки М. Л. Белоцкого.
Манёвр буржуазных националистов изобразить себя жертвами М. Л. Белоцкого
удался, благодаря моей слепоте». Таким образом, теперь Максим искренне кается.
Признается, что, читая протоколы допросов по представлению НКВД, он не всегда
оперативно визировал аресты. Например, такого «врага народа» как Кысым
Тыныстанов (1901-38) - тюрколог, создатель киргизского алфавита. Высокомерно
пытался командовать действиями наркома НКВД, «грузил» его дополнительной
работой, настаивая на недостаточности разоблачительных действий. Критиковал: «Мы
до сих пор ведём проработку того, что было уже разоблачено, но сами ещё не
разоблачили никого» [«Илин», 1996, с. 29].
*
СПРАВКА
{Икрамов Акмаль
Икрамович (1898-1938), 1-й секретарь ЦК КП Узбекистана (12. 02. 1925 - 27. 09. 1937);
1934-37 - чл. ЦК ВКП(б); секретарь Среднеазиатского бюро ЦК ВКП(б). 1922 -
окончил Коммунистический университет им. Я. М. Свердлова. В февр. 1918 вступил
в РКП(б). Участвовал в борьбе за советскую власть в Фергане, Ташкенте,
Намангане. Был зам. пред. Наманганского ревкома, секретарем Ферганского и
Сырдарьинского обкомов ВКП(б). В 1921-22 - секретарь и зав. орготделом ЦК КП(б)
Туркестана. С 1925 кандидат в члены, с 1934 член ЦК ВКП(б). С янв. 1925
секретарь Ташкентского обкома, одновременно с марта 1925 секретарь ЦК КП(б) Узбекистана
и редактор журнала «Коммунист». С 1929 1-й секретарь ЦК КП(б) Узбекистана. Делегат
XII-го, XIV-XVII съездов партии, на XIV-XVI съездах избирался кандидатом в
члены, а на XVII - членом ЦК ВКП(б);член ЦИК СССР и кандидат в члены Президиума
ЦИК. Награжден орденом Ленина, привлечён к фальсифицированному открытому
процессу по делу «Антисоветского правотроцкистского блока». Приговорен к
смертной казни - расстрелян - 13. 03. 1938.}
*
Пытался дозвониться до Иосифа Виссарионовича
Сталина по правительственной «вертушке», но не соединяли. Далее отправляет
телеграмму (от 15. 11. 37 г.) на имя работников ЦК ВКП(б) Матвея Фёдоровича
Шкирятова (1883-1956) и Георгия Максимилиановича Маленкова (1902-88), где
требует санкции на отъезд в Москву, чтобы подать развёрнутую апелляцию в
Комитет партийного контроля при ЦК ВКП(б). Того же дня он жалуется своему
партийному «ангелу хранителю» Ем. Ярославскому: «Никто не хочет понять здесь,
что я всего в Киргизии - 7 месяцев, что я, может, не знал - что враги здесь
сидели и вели подрывную работу уже 15 лет, что их раньше никто не знал. Поэтому
о каком-либо сознательном покровительстве их - не может быть и речи» [Ласков И. А. Была ли провокация // «МЯ», 11. 06. 93 г., с. 10].
Увы, Ем. Ярославский и пальцем не пошевелил, т.к. его мучила другая проблема:
как бы самому уцелеть?
На следующий день (16. 11. 1937 г.)
происходит обыск на квартире. Аммосова арестовывают и препровождают в Дом
предварительного заключения НКВД Киргизии. Он сам приблизил срок ареста, т.к.
на этот день приобрёл шесть железнодорожных билетов на Москву: на себя, жену,
троих детей и няньку-кормилицу. Семье не стали препятствовать с отъездом.
Аммосову же пришлось изменить меру пресечения на арест. Иначе запланированное
им бегство в Москву (официально оформлять командировку он не решился из
соображений конспирации) ударило бы по престижу всего руководства Киргизии.
Через некоторое время он узнает, что исключён из партии. Полный крах всех
надежд...
Четырежды - 23 и 26 ноября и 2 декабря и
ранее (дата не установлена) - он безуспешно, но настойчиво, просит наркома НКВД
Киргизии Ивана Петровича Лоцманова допросить его лично, но не получает
аудиенции.
*
СПРАВКА
{Лоцманов Иван
Петрович (1903-40), нарком НКВД Казахстана (1937) и Киргизии (1937-39),
соратник М. К. Аммосова. Урож. Солонимского уезда Гродненской губ. Род. в семье
унтер-офицера. 1924 - вступил в партию. Депутат ВС СССР 1 созыва. Образование:
1915-1918 - реальное училище (Рогачев). В органах ВЧК-ОГПУ-НКВД: 1921-22 -
регистратор политбюро ЧК Рогачевского уезда; 1922 - секретарь уполн.
Гомельского губотд. ГПУ по Рогачевскому уезду; 09. 1922 - 09. 22 - пом. уполн.
Гомельского губ. отд. ГПУ; 1923-26 - уполн. по ББ погран. отделения 18
погранотряда, уполн.; уполн. 13 погранотряда ОГПУ, Полоцк; 1926 - 01. 02. 28 -
врид пом. нач. 12 Бигословского погранотряда ОГПУ по опер. части; 01. 02. 28 - 18.
11. 30 - пом.нач. 12 Бигословского погранотряда ОГПУ по полит. части; 18. 11. 30
- 12. 30 пом.нач. 12 Бигословского погранотряда ОГПУ по СОЧ; 12. 30 - 15. 03. 32
- нач. экон. отд. УПО и войск ГПУ ПП ОГПУ по БССР; 15. 03. 32 - 11. 01. 37 нач.
17 Тимковичского погранотряда ОГПУ-НКВД; 11. 01. 37 - 23. 07. 37 - нач. опер.
отд. УПВО НКВД КазССР; 16. 08. 37 - 01. 39 - нарком НКВД КиргССР. Арестован
1939; приговорен ВКВС СССР 25. 01. 40 к расстрелу. Звание: полковник (25. 02.
36). Награды: знак «Почетный работник ВЧК-ГПУ (XV)» (20. 12. 32); орден
Красного Знамени (14. 02. 36).}
*
Тогда М. К. Аммосов вновь шлёт послание И. В.
Сталину (письмо от 3 декабря 1937 г.). Скрупулёзно изучивший архивные материалы
следственного дела НКВД, писатель-исследователь И. А.
Ласков впервые опубликовал письмо Максима Аммосова вождю, цитируем: «Товарищ Сталин! Я знаю и чувствую Ваш справедливый гнев и
возмущение, особенно моим контрреволюционным поступкам (оговор
контрреволюционного лозунга). Для меня тягостно и позорно, что я не оправдал
Вашего личного доверия ко мне. Но вместе с тем я знаю, что для Вас дорог каждый
преданный член партии, тем более выросший из националов, знаю, что Вы всегда
терпеливо и бережно растили эти кадры. Я жду, я глубоко верю в Ваше, т. Сталин,
личное вмешательство в мою судьбу» [Цитирую по
рукописи статьи Ласкова И. А. «Правду и только правду...». - прим В. С. См. также: «МЯ»,
25. 06. 93 г., с. 10].
Ответа нет. Тогда Максим панически пишет
генеральному комиссару госбезопасности, кандидату в члены Политбюро тов. Н. И.
Ежову, цитируем: «Начиная с 1928г. - я работал
непосредственно в ЦК ВКП(б) и в Казак-стане (5 лет) под Вашим личным
руководством. Я прошу, умоляю Вас, Николай Иванович, поручить по Вашей линии и
по линии Бюро ЦК особое расследование моего дела с затребованием материалов (из
Якутии, из Киргизии, из Казахстана и т.д.)» [«МЯ»,
25. 06. 93 г., с. 10]. Просьба, казалось бы, безобидная. А если
вдуматься? О чём просит тов. Аммосов у НКВД, у тов.Ежова? Он просит, чтобы в
Якутии, в Киргизии и в Казахстане допросили всех людей, с которыми он (Аммосов)
так или иначе взаимодействовал. Наверняка, аммосовскую инициативу поддержали.
Завертелся на полных оборотах маховик дознания и в далёкой Якутии. Начались
аресты и допросы.
25-26 декабря 1937 г. М. К. Аммосов
капитулировал окончательно. Процитируем И. А. Ласкова,
который первым из историков Якутии исследовал «Дело М. К. Аммосова». Максим
Кирикович назвал следующих «врагов», «связанных с ним по шпионской к-р
деятельности»: «С. Н. Донской - I-й, А. А. Семёнов, Н. П. Семёнов, И. Н. Барахов,
А. Ф. Бояров, С. Иванов, Н. Н. Захаренко, З. А. Аблязин, М. Г. Атанов, П. Н. Гуляев,
Серегин, П. А. Ойуунский, С. М. Аржаков, А. Назаров, Г. В. Ксенофонтов, К. О. Гаврильев,
З. Яковлев, А. Давыдов, П. Б. Слепцов, Г. Н. Слепцов, И. Н. Прядезников, А. И. Софронов,
М. Суздалов, Г. Гермогенов - всего, таким образом, 24 человека».
«Нельзя не отметить, - продолжает И. А. Ласков, - «что среди перечисленных целая
группа людей, о которых в Киргизском НКВД, где допрашивали Аммосова, не могли
иметь ни малейшего понятия: «Иванов Семён, инженер Водотранса, проживает в
Якутске» (...); «Яковлев Захар, учитель Амгинского улуса ЯАССР» (...); Слепцов
Григорий Николаевич, бывший член правления потребобщества «Холбос» в Якутске»;
«Суздалов Михаил, работал в Намском улусе Якутии»; «Гермогенов Николай,
бухгалтер общества «Холбос» в Якутии» [Ласков И.А.
«Правду и только правду...». - прим В. С.].
*
СПРАВКА
{Ежов Николай
Иванович (19. 04. 1895 - 04. 02. 40), уроженец СПб. 28. 01. 37 - ген. комиссар
ГБ; 1918-21 - комиссар КА; окт. 1922 - секр. Семипалатинского губкома, зав.
отд. обкома, секр. Казахского крайкома ВКП(б). Руководил подавлением
басмаческого движения в Казахстане. 1927 - инструктор, зам. зав. отделом ЦК
ВКП(б). 1929 - зам. наркома земледелия по кадрам. 1930 - зам. пред. ВСНХ по
кадрам, зав. распред. отд., отделом кадров, промотделом ЦК ВКП(б). 1933 -
предс. Центральной комиссии по чистке партии. 1934-38 - чл. ЦК ВКП(б), предс.
Контрольной парткомиссии при ЦК ВКП(б), чл. Оргбюро ЦК (с 10. 02. 34), (с 01. 02.
35) секр. ЦК ВКП(б); чл. Исполкома Коминтерна (с 1935). 01. 10. 36 - 09. 12. 38
- наркомом НКВД, а также нарком водного транспорта (с 08. 04. 38 по 1938);
1937-38 - канд. в чл. Политбюро ЦК, чл. ВЦИК. 1937-39 - деп. ВС СССР. По доносу
нач. Упр. НКВД по Ивановской обл. т. В. П. Журавлева арестован 10. 04. 39.
Обвинен в руководстве к/р организацией в войсках и органах НКВД, в шпионаже, в
подготовке терактов против И. В. Сталина и вооруженного восстания против Сов.
власти, в фальсификации уголовных дел и гомосексуализме. Расстрелян 04. 02. 40 г.
Награжден орд. Ленина (18. 07. 37) и значком «Почетный чекист».}
*
Период с 2 по 28 декабря 1937 г. требует
отдельного изучения. Вероятно, Аммосов энергично продолжал писать всевозможные
прошения, в частности, апеллировать к коллеге Кериму Кенебаеву, коего назначили
исполняющим обязанности 1-го секретаря КП Киргизии (07. 11. 1937 - 20. 02. 1938).
Необходимо отметить, что киргизские историки (так же как и якутские)
предпочитают подозрительно молчать о деятельности этого функционера (в этой
историографической немоте присутствует какая-то тайна). Вероятно, аммосовский
сменщик был страшно напуган своим новым назначением и никак не реагировал на
отчаянные просьбы узника о помощи. Наверное, Керим был в шоке, в полуобморочном
состоянии, в интеллектуальной коме. Слава Аллаху, через три месяца его сменил
на этом ответственном расстрельном посту волевой и - как оказалось впоследствии
- вполне успешный функционер, Алексей Власович Вагов (20. 02. 1938 - 02. 06. 1945;
чл. ЦРК с 1939), деятельность которого и биографию тоже нелишне бы исследовать
(только почему-то никогда не было у наших историков этого познавательного
интереса; неужели руководствуются принципом: после Аммосова - хоть потоп?).
Согласно обстоятельным исследованиям
якутского историка И. А. Ласкова, внимательно
изучившего следственные материалы показаний Аммосова, тот 7 декабря 1937 г. в
своих показаниях отмечал: «Считаю, что сознательными проводниками прояпонской
политики являлись: Барахов И. Н., Винокуров И. Н., Бояров А. Ф., Иванов С.,
Ойуунский П. А.». На следующий день фамилии этих фигурантов телеграммой, отправленной
из НКВД Киргизии, ушли в Москву. А 15 января 1938 г. из Москвы во г. Фрунзе
пришло распоряжение специально передопросить Аммосова насчёт П. Ойуунского.
Передопрос тут же состоялся. В сущности, это был не допрос - Аммосов просто
написал аккуратным убористым почерком абсолютно всё, что мог знать, об Ойуунском.
В протоколе, составленном на базе этих собственноручных показаний, значится: «Во
всей нашей контрреволюционной националистической работе, которую я, и другие
участники нашей контрреволюционной организации проводили на всём протяжении
времени, до моего отъезда из Якутии, т.е. до 1928-29 гг., Ойуунский принимал
активное участие. Ойуунский же являлся главным инициатором и проводником в
жизнь нашей контрреволюционной линии на проведение в правительство
буржуазно-националистической интеллигенции и других контрреволюционных
мероприятий... Хорошо помню, что в 1926 г. в одной из бесед со мной Н. С. Донской
мне говорил, что Ойуунский полностью в курсе дела шпионской деятельности в
пользу Японии его - Донского, Семёнова и др. - и что сам Ойуунский также
являлся агентом японских разведывательных органов и свою
правонационалистическую деятельность вёл по заданиям японского штаба». Протокол
тут же ушёл в Москву. И названных Аммосовым лиц вскоре арестовали.
Итак, 28 декабря 1937 г. НКВД Киргизии
рапортовал Москве, о том, что Аммосов дал исчерпывающие показания,
свидетельствующие о его «шпионаже в пользу Японии» (с 1925 г.), «признался в
участии в правонационалистической организации с 1922 г.», назвал поименно 25
лиц, «связанных с ним по шпионской деятельности».
Уже
данная ремарка должна бы диктовать патриотам и любителям истории конкретные
исследовательские действия. Необходим поиск ряда невыясненных деталей: почему
указывается 1925 г.? Тема не исследована, вопросы не поставлены. Странно
получается. Нет инициативы. Нет познавательного интереса со стороны историков
ИЯЛИ-ИГИ АН РС(Я).
Лишь 19 марта 1938 г. Москва согласилась
принять узника. 28 марта его в сопровождении лейтенанта госбезопасности Субоча
этапируют спецвагоном в любимую (увы, теперь уже не совсем любимую) Москву.
Сперва Максима переводят во внутреннюю
тюрьму на Лубянке, потом (01. 04. 38 г.) - в Лефортово. За три дня до прибытия
он вновь с отчаянной неукротимой волей к жизни, понимая, что уже обречён и нет
никаких шансов на спасение, прямо из столыпинского вагона (как такое вообще
возможно?) телеграфировал Н.И. Ежову: «Я решил до конца раскаяться,
разоружиться перед партией и советской властью в своей контрреволюционной
деятельности. Я был одним из активных участников буржуазно-националистической
организации» [«МЯ», 25. 06. 93г., с. 10]. Что
это за странный порыв? Стремление к самопокаянию, великомученничеству? Или
отчаянная попытка лишний раз напомнить о себе своему хорошему знакомому по
совместной работе в Казахстане Н. И. Ежову?
О дальнейших событиях, можно только
догадываться. Алгоритм дознания - по обычной схеме. Комментарии излишни: любого
можно сломать, тем более, что технология пыток была железной: карательная
система Советской России не имела никаких ограничений. Когда подследственного
доставили по назначению, там уже находился тов. Ойуунский, этапированный на 39
дней раньше. Начались допросы, очные ставки Аммосова с Исидором Боярским,
Платоном Слепцовым-Ойуунским, С. Н. Донским, П. Н. Гуляевым. Как они смотрели в
глаза друг другу. Какие указания следователей выполняли? Никто эту тему не
изучал, за исключением И. А. Ласкова. Он
пишет: «И вот итог. В протокол допроса Аммосова в НКВД от 8 июля 1938 г.
занесено: «Когда меня арестовали в Киргизии, я не предполагал, что органы НКВД
имеют материалы, разоблачающие меня в антисоветской деятельности (...). И
только тогда, когда здесь в Москве, мне были предъявлены показания Барахова,
Ойунского, Донского и других моих соучастников по антисоветской деятельности в
Якутии, а затем показания ряда моих соучастников по антисоветской работе в
Казахстане, мне стало понятно, что запирательство бесполезно». [Ласков И. А. «Правду и только правду...»]
Единственный позитивный момент - Максим и
его друзья вновь встретились. Правда, не в Якутии, а в столь любимой М. К. Аммосовым
Москве. Но лучше бы они никогда не встречались. Друзья не могли смотреть друг
другу в глаза. И когда это случалось, они внутренне содрогались. Ужасный конец.
Ужасная судьба. Уверен, что Максим мысленно проклял своих учителей и всю свою
жизнь, потому что она осуществлялась под диктовку Сатаны. Он продал Ему свою
душу. Сделка была честной. Настал час расплаты.
Восторженный депутат «съезда победителей»,
осуждён к высшей мере поражения - расстрелу - по приговору Военной коллегии ВС
СССР. Состав преступления - оргподготовка контрреволюционного
националистического центра и шпионаж в пользу Японии: преступления
инкриминированы по четырём статьям УК РСФСР: 58-1"а", 58-7, 58-8,
58-11. Приговор привели в исполнение. Однако решением той же Военной коллегии
ВС СССР от 28. 04. 55 г. М. К. Аммосов реабилитирован: было признано
недоказанным, что он занимался шпионажем. Как отмечает Д. С. Макаров, «Аммосов
- участник и делегат многих съездов и партконференций, Всероссийских и
Всесоюзных съездов Советов, член ВЦИК и ЦИК СССР многих созывов. С высоких
трибун этих партийных и советских форумов неоднократно звучали пламенные речи
этого выдающегося человека». Безусловно, такая точка зрения, несмотря на свою
уязвимость, тоже имеет право на существование.
Обвиняя других в том, что они «враги
народа», некоторые сами, неожиданно для себя обнаруживали, что именно они-то, а
не кто бы то ни было иной, и есть самые что ни на есть настоящие, а не
вымышленные, враги. Спрашивается, а почему бы и нет? Им, этим истинным врагам
российского народа, трудно, невозможно, невыносимо было представить себя в роли
жертв, т.к. они сами являлись ярыми опричниками тоталитаризма. Но тоталитарный
режим, будучи по своим исконным характеристиками антинародным, не ошибался только
в одном: настоящими врагами народа являлись как раз именно те, кто всемерно
поддерживал его (этот самый режим), беззаветно и самоотверженно служил ему.
Наверное, в констатации этого печального факта есть какое-то шокирующее
возмездие истории?
Итак, наш сказ о судьбе М. К. Аммосова
завершён. Мы лишь фрагментарно попытались воссоздать на примере одной отдельно
взятой персоны некоторые события 1917-37 гг. Скоро пройдёт полвека, как
состоялась реабилитация жертв сталинского террора. Почему же устаревшая тема
остаётся в Якутии актуальной? Не потому ли, что господа-товарищи никак не хотят
угомониться? Тщатся пропагандировать террориста, убивца и вора Василия Манчары?
Устанавливают памятник тов. Сталину в г. Мирном и обременяют г. Якутск
монументом тов. Аммосова (2005 г.). Не потому ли так происходит, что мы не
удосужились переосмыслить происшедшее? Абсурдная получается картина: одной
рукой караем, другой милуем? Без вины виноватые, без вины прощённые? Ирония - в
самой постановке вопроса: нуждается ли столь преданные террору жертвы в
реабилитации, ежели никакой крамолы против господствовавшего строя они никогда
и не совершали, а напротив, являлись его самыми деятельными соучастниками?
Может, истинная беда мучеников за коммунистическую веру как раз в том-то и состоит,
что никаких преступлений против созданного их же руками строя они не захотели,
не осмелились совершить, являлись простым зеркальным отражением этой системы?
Не в том ли их настоящая вина? А как быть с народами России? Простят ли они
существовавший тогда режим и его верных псов? Пока мы не ответим на поставленные
вопросы, до тех пор «реабилитация» будет восприниматься как простая амнистия
политических и уголовных преступников.
[Источники:
Переименовательский зуд, или назовем Якутск Бекетовском? // «МК в Якутии», №33 (158),
15-22. 08. 2002 г., с. 11; Судьба Максима. Опыт реконструкции политической
биографии М. К. Аммосова (1897-1938). Часть I.-II. Детство и юность
«чернорабочего» Максима. Часть II Тыловое мытарство с фальшивым паспортом //
«МК в Якутии», № 10 (293), 09-16. 03. 2005 г., с. 14-15; Судьба Максима. Опыт
реконструкции политической биографии М. К. Аммосова (1897-1938). Часть III.
Новая власть Якутии рождалась в иркутском ресторане «Гранд отель» // «МК в
Якутии», № 11 (294), 16-23. 03. 2005 г., с. 14-15; Судьба Максима. Опыт
реконструкции политической биографии М. К. Аммосова (1897-1938). Часть IV.
Маленькие тайны Оросинского заговора // «МК в Якутии», № 12 (295), 23-30. 03. 2005
г., с. 12-13; Судьба Максима. Опыт реконструкции политической биографии М. К. Аммосова
(1897-1938). Часть V. Статус в обмен на лояльность, или плач по автономии //
«МК в Якутии», № 13 (296), 30. 03. - 06. 04. 2005 г., с. 13; Судьба Максима.
Опыт реконструкции политической биографии М. К. Аммосова (1897-1938). Часть VI.
В поисках врагов народа // «МК в Якутии», № 14 (297), 06-13. 04. 2005 г., с. 14-15.
Судьба Максима. Опыт реконструкции политической биографии М. К. Аммосова
(1897-1938). Часть VII. От «съезда победителей» - к новым должностям // «МК в
Якутии», №15 (298), 13-20. 04. 2005 г., с. 12; Судьба Максима. Опыт
реконструкции политической биографии М. К. Аммосова (1897-1938). Часть VIII.
Палачи и жертвы // «МК в Якутии», № 16 (299), 20-27. 04. 2005 г., с. 12-13.]
Brak komentarzy:
Prześlij komentarz