ЎЎЎ 33. Адубарыя Ігідэйка. Эдуард Пякарскі ў жыцьцяпісах. Сш. 33. 1937. Койданава. "Кальвіна". 2022.

 

                                  БЛИЗОРУКОЕ ОТНОШЕНИЕ К НАУЧНЫМ РАБОТНИКАМ

    Через несколько месяцев ЯАССР будет праздновать свой 15-летини юбилей. К этой знаменательной дате будут подведены итоги наших достижений во всех областях общественной жизни, в том числе и достижения научные.

    В области научной работы вряд ли другая братская республика имеет такие капитальные труды, как «Словарь якутского языка» почетного академика Эдуарда Карловича Пекарского и как «Библиография Якутии» Н. Н. Грибановского.

    Научное и культурное значение «Словаря якутского языка», изданного в 13 выпусках, огромно и недаром он является настольной книгой каждого якутоведа и турколога. Словарь Пекарского имеет значение не только лингвистическое, но и дает массу сведений по географии и истории, быту и творчеству якутского народи.

    Недаром Академия наук СССР взялась за завершение замечательного труда Э. К. Пекарского над якутским словарем. Она, после смерти Пекарского, нашла достойного продолжателя трудов Пекарского в лице академика А. Н. Самойловича и назначила его главным редактором дополнительных выпусков «Словаря якутского языка».

    Академик А. Н. Самойлович является одним из виднейших туркологов Советского Союза. Нет сомнения в том, что он при известной отзывчивости наших якутских научных организаций, конечно, смог бы с честью выполнить поручения, данные ему Академией наук СССР.

    Между тем, академик А. П. Самойлович вот уже в течение нескольких месяцев не может получить ответа от издательских и научных организаций Якутии по вопросу дополнительных выпусков трудов Э. К. Пекарского.

    Отзывчивость наших организаций должна была заключаться в разрешении финансового вопроса, так как Академия наук СССР не имеет специальных средств па дополнительное издание якутского словаря.

    Все дело в отпуске средств на издание словаря.

    К 15-летию ЯАССР выпустить бы хоть один дополнительным том «Якутского словаря» Пекарского. Это прибавило бы еще одно наше культурное достижение к нашему великому национальному торжеству.

    Один из молодых лингвистов Якутии т. Эргис Г. У. в письме из Москвы подчеркивает, что труд Э. К. Пекарского «Словарь якутского языка»            известен, как ценный вклад в науку и за границей. Вот что он пишет:

    «Был в Академии наук СССР. Виделся с академиком А. Н. Самойловичем. Он является главным редактором дополнительных выпусков словаря Пекарского. Он только что вернулся из Турции. Рассказывает свои впечатлении... В Турции высоко ценят труд Пекарского и вообще интересуются якутологией. По образцу якутского словаря составляют свой, турецкий словарь. Кемаль Ата-Тюрк (президент Турецской республики) того мнения, что западная наука еще не оценила Пекарского. А. Н. Самойлович давно имеет желание побивать в Якутии, но до сих пор ему не удавалось осуществить свою мечту. В будущее лето он предполагает съездить в Якутск для руководства работой местных научно-исследовательских организаций и для установления связи».

    Таково значение издания дополнительных выпусков монументальных трудов покойного Э. К. Пекарского.

    Следующим важным вопросом по изданию научных трудов в Я АССР является «Библиография Якутии» Н. Н. Грибановского...

    Якутия, как цветущая социалистическая республика, достойна иметь свой словарь и свою научную библиографию в полном виде.

    А. Бояров.

    [С. 4.]

 

 

                                                    ОБ ОДНОЙ ЗАБЫТОЙ РАБОТЕ

    Недавно исполнилось 60-летие со дня смерти каракозовца М. Худякова, который является пионером якутского краеведения.

    Худяков попал в якутскую ссылку 25-ти лет. В апреле 1866 г. он сидел в Петропавловкой кротости, а через год очутился в г. Верхоянске — на «полюсе холода».

    Несмотря на свою молодость Худяков занимал видное место среди русских фольклористов. Он выпустил 3 выпуска «Великорусских сказок» и «Великорусские загадки». «Сборник народных легенд» не был разрешен к печати царской цензурой.

    Находясь в якутской ссылке, Худяков приступил к изучению якутского языка, быта окружающего населения. К весне 1868 г. он подготовил словарь в 5 тысяч слов. Эта работа и другие (например, «Описание г. Верхоянска и округа», «Якутская грамматика») были замаринованы в полицейских канцеляриях.

    Худяков не выдержал условий верхоянской ссылки и сошел с ума (умер в Иркутской больнице для умалишенных 1 октября 1876 г.).

    В 1890 г. после смерти Худякова был опубликован известный «Верхоянский сборник», в котором собраны образцы народного творчества якутов: пословицы, поговорки, песни, загадки, саги и сказки. Вслед за Худяковым появилась целая тысяча исследователей Якутии из числа политических ссыльных. Достаточно указать на знаменитый 13-томный словарь якутского языка, составленный Э. К. Пекарским, труды Леенталя, Иохельсона, Ф. Кона и других.

    В журнале «Советское краеведение» (№ 11, 1936 г.) мы читаем: «Если «Верхоянскому сборнику» суждено было появиться в свет хотя бы с опозданием свыше чем на 20 лет, то для нас, по-видимому, навсегда погибла другая большая якутская работа Худякова «Описание Верхоянского округа» (статья Г. Лурье о Худякове).

    Однако недавно в литературном архиве фольклорной секции института антропологии, этнографии и археологии Академии наук СССР обнаружена рукопись Худякова «Краткое описание Ворхоянского округа» (311 страниц). Рукопись была приобретена для института проф. М. К. Азадовским в Красноярске у М. В. Каблуковой.

    Эта работа написана в Верхоянске в 1868 г. Рукопись состоит из 16 глав (физико-географический очерк округа, растительный, животный мир, русские, ламуты, якуты; игры, свадебные обычаи, семья, роды, новоселье, обычаи на промыслах, конный и рогатый скот, праздник кумыса — ысэх, мифология, колдовство и шаманство и умственное развитие якутов).

    В дополнениях даны сведения о путях сообщения, словарь якутских названий животных, описок якутских прозвищ для людей и др.

    Неопубликованная работа И. А. Худякова, несомненно, представляет большой интерес, тем более, что теперь Верхоянье имеет большое будущее, как район с большими недровыми богатствами. Работа Худякова основана на литературных источниках и на ознакомление с бытом, обычаями населения, с образцами народного творчества. Работа изобилует данными о развитии земледелия, о климате, о пушном промысле и фольклоре. Имеется описание Ново-Сибироких островов, приводится много исторических сведений.

    С. Потапов.

    [С. 4.]

 

 

    Проф. А. А. Сухов

                                                         ОБ ОДНОМ СЛОВАРЕ (1)

                     (Критический разбор «Словаря якутского языка» Э. К. Пекарского)

    [1. В план работы Института входит переиздание «Словаря якутского языка» Э. К. Пекарского. Поэтому Институт считает необходимым подвергнуть словарь критическому разбору. Статья профессора А. А. Сухова печатается с целью вызвать отклик и указания со стороны всех заинтересованных в переиздании словаря о внесении необходимых исправлений и уточнений.]

    *

    Рецензируемый в настоящей статье словарь представляет плод труда пятидесяти лет его главного автора и очень многих лет работы его соавторов и многочисленных помощников. Одно только издание словаря (13 выпусков) заняло почти четверть века (с 1907 г. по 1930 г.). В результате на 3858 столбцах мы видим свыше 25 тысяч якутских слов с их разночтениями и богатый сравнительный материал из других турецких языков, а также из тунгусского, маньчжурского и, особенно, монгольского и бурятского. Последнее объясняется тем, что в корректуре и комментировании приняли участие академики К. Г. Залеман, B. В. Радлов, В. В. Бартольд, А. Н. Самойлович, т. е. наиболее крупные специалисты по туркологии, а затем такие знатоки монгольского и родственных ему языков, как В. Ф. Катанов, Б. Я. Владимиров и др. В числе главнейших сотрудников Э. К. Пекарского следует назвать его обоих соавторов — В. М. Ионова и Д. Д. Попова, многих бывших при царизме в Якутской ссылке, в первую очередь народовольца C. В. Ястремского, а также некоторых якутов, напр. С. А. Новгородова, специалиста-филолога.

    Словарь издан Академией наук, причем последние выпуски финансировались правительством Якутской АССР, чрезвычайно заинтересованным в опубликовании такого монументального сочинения. Академик С. Ольденбург, подпись которого (как непременного секретаря) фигурирует почти на всех выпусках, начиная с первого, написал к последнему тринадцатому выпуску небольшое предисловие. Там мы читаем: «Заканчивается большое научное дело, имеющее и широкое практическое применение, — Якутский народ получает прекрасный, вполне научно обработанный словарь... Немного народов Востока имеет еще такие словари. Задуманный и выполненный в значительной мере в обстановке политической ссылки старого времени, он служит ярким доказательством того, как много может сделать, при соответствующих знаниях, систематический труд и любовь к делу».

    Итак, мы имеем горячую рекомендацию Всесоюзной академии наук словарю, начатому под наблюдением и при участии еще императорской Академии наук. На последнем выпуске мы видим распоряжение о печатании, подписанное новым непременным секретарем, академиком советской эпохи В. Волгиным. И вот, при всем нашем уважении к трудолюбию и знаниям как самого Э. К. Пекарского, так и плеяды его помощников, при всем нашем пиетете к отзывам Академии и академиков, мы, после подробного ознакомления с разбираемым многотомным трудом, должны со всей категоричностью заявить: наша Академия обязана была, по крайней мере в предисловии, отметить то чуждое советской науке, то враждебное революции и социализму, что мутным потоком залило многие страницы словаря.

    И без углубленного исследовательского подхода многое заставляет насторожиться сколько-нибудь вдумчивого критика. Прежде всего, кто один из соавторов Э. К. Пекарского? Протоиерей Д. Д. Попов. Да не просто протоиерей, а один из ревностнейших миссионеров, перу которого принадлежит несколько собраний проповедей (на якутском языке) и похвальное слово в честь «праведника, святого архиерея отца Иннокентия» («Кене кырдыксыт сибэтиэй архырыай (агха) Иннокентий ахтыта хайагхаллардах»). Он же перевел на якутский язык «Книгу премудрости Иисуса, сына Сирахова», вдохновившую позднейших составителей разных «домостроев». Такой матерый представитель православия и, разумеется, самодержавия и «народности» (читай — российского квасного патриотизма и черносотенного национализма) должен был оставить свою печать, отображение своего реакционного миросозерцания на всей работе. Чем пользовался Э. К. Пекарский в качестве источников и пособий? Предоставим слово ему (предисловие к 1-му выпуску):

    «Как человек, привыкший пользоваться книгами, я сверх заимствований из живой якутской речи старался запастись доступными для меня печатными источниками, именно: «Краткой грамматикой якутского языка» протоиерея (опять) Д. Хитрова и переводами святых книг на якутский язык».

     В то время как якуты не имели на своем языке ни одного печатного произведения, господа отцы духовные двинули на них целую лавину «произведений» религиозного содержания на языке.., о котором скажем ниже. Сперва Иркутск (1821 г.), а затем столица империи Санкт-Петербург (1814 г.) подарили якутам по катехизису, потом Москва отправила на далекую окраину, в 1858 г., переводы книги бытия, Евангелия, деяний апостольских, требника, «божественной литургии св. Иоанна Златоуста» и особенно «указание пути в царствие небесное». Такие книги в условиях сибирской действительности были в высшей степени «ценны» для коренного населения, вымиравшего от благодеяний царизма, церкви и капитализма! Не отставала от Москвы и Казань со своим «каноном» и «часами св. пасхи» на якутском языке (1883 г.) и прочими «духовными дарами» того же рода.

    Все только что перечисленные и ряд неперечисленных «источников» щедро использованы Э. К. Пекарским, несмотря на его собственное признание их, мягко выражаясь, «несостоятельности». Он сам пишет (в цитированном уже предисловии): «Ближайшее знакомство со сказочным и песенным языком заставило меня пожалеть о том времени, которое я употребил на штудирование переводов святых книг, переводчики которых старались передавать церковно-славянский текст слишком буквально, насилуя якутский язык невозможным образом. Например, выражение «возвел очи горе (вверх)» переведено через «харахтарын юсэ кетехте», что по-якутски означало бы: «взявши в руки глаза, он поднял их вверх»... Якуты этих переводов не понимают... Даже русский интеллигентный человек, хорошо понимающий по-якутски, не может понять якутский текст переводов, не имея под рукой русского или церковно-славянского текстов (таковы в особенности псалтырь и «деяния апостолов»).

    Совершенно правильно. Беда лишь в том, что Э. К. Пекарский не только не очистил своего словаря от такого филологического хлама, но засорил им целые страницы, представляющиеся в таких случаях настоящими выдержками из миссионерских и тому подобных писаний.

    В качестве одного из красноречивых примеров приведу (с некоторыми сокращениями) прелести, значащиеся на столбцах 3849-3850, отпечатанные в 1930 г., т. е. уже в начале великого «первого пятилетия»:

    Ытыкта — а) жертвовать, б) чтить, чествовать, почитать, величать, прославлять, поклоняться чему, святить и т. п.

    Ытыктыр — почитание, честь, вера.

      «Тангараны ы» — богопочтение.

      «Т. ытыктабыт» — угодник.

      «Тангараны ытыктабат» — нечестивый, безбожие.

      «Кристиэси ытыктыр джон» — христиане.

      «Олору ытыктама. юнгюмэ» — да непоклонишися им и да не послужиши им.

      «Ытыктан» — с благоговением.

      «Тангараны ытыктан олор» — жить по-христиански.

      «Ытыктанар» — поклоняемый, славимый; честь, вера.

      «Ытыктаннын атынг эньэнэ» — да святится имя твое.

      «Ытыктыначчы» — споклоняемый.

    Неправда ли, нечто вроде проповеди об «истине христианства», проповеди, пересыпанной выдержками из заповедей, «отче наш» и «верую», и имеющей специальное назначение в пору ликвидации эксплуататорских классов. Ведь последние не раз выставляли себя «овцами стада христова», преследуемыми «безбожной властью советской».

    Такую же «душистую» страницу мы находим в выпуске 8-м (столбцы 2197-2198), изданном уже на средства правительства Якутской АССР в 1926 г.

    «Сибэт» (русское «свят») — трижды произносится во время грома.

    «Сибэтиэй» — святой, святейший (о синоде), преподобный, угодник, святость, святыня, святилище.

    «Бэрт сибэтиэй» — пресвятой, пречистый.

    «Сибэтиэй  агалар» — святые отцы и т. д.

    Приведем еще один из многих образцов махровой поповщины, пышным цветом распустившейся в словаре (выпуск 9-й, 1927 г., столбцы 2404-2407).

    «Сюрэх» — крест.

    «Сюрэхтэ — крестить, крещать.

    «Огону сюрэхтэ» — принимать младенца из купели.

    «Сюрэхтэбит уола, кыса» — его крестник, крестница.

    «Тангараны уга сюрэхтир кюн» — крещение.

    «Сюрэхтэн» — креститься, крещаться.

    «Бисиги эн аккар сюрэхтэммиппыт» — мы крещены в твое имя.

    «Сюрэхтэммит (киси)» — крещенный, христианин. «Санга С» — новокрещенный.

    Однако едва ли не самым замечательным представляется столбец 2552 (выпуск 10-й, 1927 г.).

    «Тангара», — в) бог, божество, божеское естество, икона, образ.

    «Тангарата суох» — безбожный, безбожник.

    «Крэс тангара» — распятие.

    «Юс мерсюеннэх тангара» — троица.

    «Юрдюк тангара» — всевышнее существо.

    «Тангара аса» — дары святые.

    г) святой, священный. — «Т. у.» — святая вода;

    д) праздник. «Улахан Т.» — большой праздник (например рождество).

    «Т. кюн» — праздничный день, праздник, воскресенье.

    «Чичах тангарата» — благовещение.

    «Ынах тангарата» — коровий праздник 11(24) февраля.

    «Буластар» — Власий праздник.

    «Тангарала» — а) боготворить, б) почить, скончаться (о царе).

    «Тангаралабыт» — усопший.

    Здесь проводится господами поповскими филологами идея о сопричислении всякого умершего царя к богам, что и означает буквально слово «Тангарала».

    «Тангаралах» — божественный (о причащении).

    «Юнгэр Т.», «юнгэр суттах киси» — человек, имеющий божество, которому молится, и судилище, в котором судится, т. е. человек общественный и нравственный, не дикарь и т. д.

    Итак, комментатор хочет внушить нам, будто люди без религии — дикари. Поповщина распоясалась вовсю, прикрывшись мантией учености.

    Нам думается, что тезис об огромном влиянии миссионерской фразеологии на словарь доказан полностью, даже без приведения дополнительных цитат, а в этой фразеологии выражается и определенная идеология, интегральными частями которой являются, кроме православия и отстаивания всеми силами самодержавия и черносотенного национализма, также низведение женщины на уровень рабы и ненависть к трудящимся и к их партии. Факты — упрямая вещь, и мы снова перейдем к фактам. Начнем с дальнейших примеров прославления в словаре царского достоинства, царских учреждений и царских порядков.

    Выпуск 7-й (1925 г., столбцы 2094-2095) дарит нас между прочим такими перлами:

    «Сар» — царь, император.

    «Саръ Кестекюн» — царь Константин, день 21 мая (старый стиль).

    «Сара» — а) обниматься светом, зарей, проясняться, светать:

    б) испустить дух, «почить в бозе».

    «Омук ырахтакыта сарабыт» — иностранный император преставился.

    Почему выбран «царь Константин», ясно, если вспомнить, что именно этот римский кесарь сделал христианство господствующей религией. Еще раз перед нами идея апофеоза, т. е. обращения умирающих монархов в богов. Отмечаем попутно любопытную черточку: в цитате говорится не об российском, а об иностранном императоре. Словечко «иностранный» выглядит, как умышленно вставленное... на всякий случай.

    Выпуск 13-й (столбец 3814, 1930 г.):

    «Ырахтагхы» — далекий, государь, император, король и т. д.

    «Юрюнг Ы.» — белый или русский царь.

    «Юрюнг кюн Ы.» — белый солнце-государь.

    «Ы. гиэнэ» — принадлежащий государю, казенный (это оказывается тождественным для составителей словаря в 1930 г.

    Идея «белого царя», наиболее реакционная и наиболее увязанная с российским империализмом и его захватами на востоке, подается нам в самой беззастенчивой форме. Хорошо «освещал» «белый солнце-государь» все земли, ему подвластные, в том числе злополучную Якутию, своими «благодетельными лучами». Только коммунистическая партия и советская власть избавили Якутию от этого мертвящего гнета, а нам «объективные собиратели» слов и словесных сочетаний продолжают подносить выдуманную агентами российского царизма сказку.

    Выпуск 10-й (1927 г., столбцы 2706-2707):

    «Тойон» — а) господин, владыка, правитель, чиновник, администратор, князь, князей, старшина, начальник, военачальник, предводитель, вождь; царь, господь, владыка (небесный); барин, боярин, вельможа, хозяин (чего), старший (в доме, семье), муж (по отношению к жене).

    «Улахан тойон» — начальник губернии, губернатор, князь;

    «Хан Т.» — сановник.

    «Агабыт тойоно» — архиерей...

    д) начальство, «Тойоно суох» — безначалие (буквальный перевод — «без царя» или «без губернатора»).

    «Салайан тойоннур» — правительствующий (синод).

    Муж — хозяин и владыка жены.

    К женщине вообще словарь до невероятности груб. Некоторые выражения с трудом поддаются цитированию. Наиболее невинной является пословица: «Джахтар киси саната асынагар кылгас» — «У женщины ум короче волос». Эту удивительную «мудрость» составители словаря нашли уместным привести несколько раз (столбцы 164, 1386, 2067). Дальше прямо как будто из какой-нибудь проповеди выхвачено: «Джахтар хараха инин буоругар туолар» — «Око женщины насыщается в могильной земле» (столбец 2819). Очевидно пресловутая женская жадность требует с точки зрения ее мужа-хозяина соответствующих мер, и вот мы встречаемся еще с одним изумительным изречением (столбец 2600, 1927 г.): «Джахтар тасырын таптыр» — «Женщина любит потасовку, т. е. (объясняет словарь) становится лучше, если ее «проучивать». Пусть нам кто-нибудь попробует указать, что словарь сделался научнее от таких образцов языка. По нашему мнению, можно было бы для иллюстрации различных смысловых оттенков подобрать другие примеры, где бы не прославлялась кулачная расправа хозяина дома с женой и детьми. Однако, все это цветочки, а вот и ягодки.

    «Сирэгхэс» — в) оскорбительное слово по отношению к женскому полу — разорванная, изношенная, не сохранившая девственности, женщина нехорошего поведения. б...ь» (в словаре пишется полностью — А. С.);

    «С. уола» — сукин сын.

    Столбец 2401 (тот же выпуск):

    «Сюптюр» — а) слизь влагалища и т. п.; б) вкус и запах мочи;

    в) чрезвычайно бранное слово — «вонючка, вонючая распутница, мерзавка, шлюха, «б...ь» и т. д.

    «С. уола» — бастрюк, пригульный, небрачнорожденный.

    Мы не будем приводить других не менее цветистых образчиков, хорошо показывающих, чего искали о женщине и о браке в сокровищнице якутского языка некоторые его «исследователи», в то время как, конечно, была возможность найти совершенно противоположные мысли не только в советской якутской печати и в выступлениях советских ораторов, но и в дореволюционных пословицах самих якутских женщин, закабаленных тогда тираном-мужем при наущении русского попа и якутского шамана.

    На детей, которые родились вне «священного брака», «благословенного» попом, раскаленная, грязная фантазия ханжей, наложивших свою лапу на текст словаря, сумела тоже вылить не одно ведро помоев. Пусть судят читатели. В том же 9-м выпуске в столбце 2396 значится:

    Сюöк» — а) шерсть на конце бычьего «рenis’а:» б) выб-док, выб-дыш, незаконнорожденное дитя, незаконный ребенок и пр.

    Нам думается, что позиция переводчиков с якутского на русский язык совершенно ясна. Это именно они — авторы беспардонной брани, не говоря уже о терминах вроде «незаконный ребенок» и т. п.

    Та же самая черносотенная линия выдерживается словарем и в национальном вопросе. Притом здесь звериный великодержавный российский шовинизм дополнительно сочетается с якутским национализмом.

    Нас не удивляет, что еврей именуется в 3-м выпуске словаря, отпечатанном в 1912 г. жидом (столбец 833); «джит» по русски — жид «ыжыт», «ысыт», «ісіт».

    Императорская Академия наук, выполняя заказы царизма, приобщалась таким образом к черносотенной клике, возглавлявшейся союзом «Русского народа», «Михаила Архангела» и «Белого знамени». Не изумимся мы и тому, что та же коллекция «сочных» словечек повторена в 4-м выпуске (столбец 972) в 1916 г. в разгар мировой войны, когда, взбешенная неудачами на фронте, реакция пыталась свалить всю вину на «инородца» и повела усиленную кампанию против евреев, немецких колонистов, кавказцев и т. д. Однако простительно наше недоумение, когда мы читаем в 7-м выпуске, опубликованном в 1925 г. (столбец 1834) следующее:

    «омук» — принадлежащий к народу или племени, люди вообще, народ, племя, род.

    «Джеребей омук» — «джид» (исит, ысыт) «омук» — евреи, еврейская нация...

    «Хохуол омук» — хохлы, малороссы.

    Таким образом через 7 лет после Великого Октября составители и редактора словаря позволили себе глумиться и над евреями и над украинцами. Подчеркнем, что 7-й выпуск издавался уже на средства правительства Якутской АССР.

    Прошло еще 5 лет, и в заключительном 13-м выпуске в 1930 г. снова появились и «хохол (хохуол, столбец 3540) и «жид» (столбец 3838: «ысыт», «ыжыт» по русски — жид) и вдобавок «чухна», чтобы не оставить без оскорбительной клички также финнов (ст. 3682).

    Настойчивость, показывающая, что мы имеем дело с системой, а не со случайностью. К той же системе относится, как увидим ниже, и довольно искусно проводимое помещение в непосредственном соседстве слов, обозначающих явления и понятия, «не нравящиеся» реакционерам, со словами и фразами бранного содержания.

    В столбце 2236 (1926 г.) мы читаем подряд:

    «Абасы сірэ» — район, занимаемый демонами.

    «Джит омук сиригэр» — в земле иудеев, в Иудее.

    Попадается слово «сыган» — цыган (столбец 2432). Казалось бы можно было или ограничиться таким простым переводом или остановиться на численности и быте цыган в Якутии. Не тут-то было. Комментаторы на сей случай приводят пояснительную цитату из дореволюционной газеты «Якутский Край»: «На такое ужасное дело решились: один пришедший с каторги русский и два цыгана». Доходит текст до татарина, и снова выходка в том же роде:

    «Татар» — татарин.

    Татар эппиэтигэр дылы» (столбец 2603) — умеет держать ответ, как татарин перед судом. «Здесь имеются в виду те татары, — услужливо поясняет словарь, — которые, пробыв в качестве сосланных на поселение уголовных преступников, занимались воровством и конокрадством».

    Не миновали такого же подхода к себе и якуты. Из 13-го выпуска (столбец 3582) мы узнаем глагол «чармаи» — «неестественно тянуться в высоту, стремиться к блеску без средств к этому»; «ситеэн хотон чар майан эрдэхэ» значит: «он начал стремиться к блеску», например (комментарии словаря), «желает иметь русский дом и вообще жить опрятно». Якут выставляется таким образом «грязным дикарем», по сравнению с которым сибирский русский крестьянин живет будто бы до изумительности чисто.

    Приходим к проявлениям якутского шовинизма. Наибольшее презрение со стороны последнего досталось тунгусам, т. е. непосредственным соседям якутов. «Омук-туйар бара дуо» — спрашивает герой одной песни (столбец 1835). — «Разве может быть такая судьба, чтобы обламутеть» (т. е. стать тунгусом. — А. С.). Столбцы словаря так и пестрят словами, «служащими для обрисовки походки тунгусов, их неуклюжести в поступках и действиях» (цитирую ст. 2286); так термин «саджагхар» (столбец 2023) должен обозначать, как идет тунгус — «с опущенным задом и подогнутыми ногами». Приводится и ряд бранных кличек для тунгусов, например, сугун сах — «голубиный кал» (столбец 2134).

    По отношению к русским не очень лестно звучит глагол «тонг нуй» (ст. 2730) — «делаться неумелым («мерзлым»), как все русское». Между прочим точный перевод был бы: «делаться мерзлым, малоподвижным», но переводчик-националист перестарался и добавил то, что ему понравилось. Вряд ли заслуживают сохранения в якутском языке слова «луча», «лучча» и т. п. (ст. 1482), которыми подобно «нуча», «нучча», обозначали русских, при этом не якуты, а тунгусы и маньчжуры.

    Известный исследователь якутского языка Бетлинг видел тут искажение слова «русский». Однако по-тунгуски оно значит «чучело», «пугало», «урод». Маньчжуры назвали русских при первых сношениях с ними на Амуре в XVII столетии именем «лоча» —демон, преследующий людей. Обо всем этом словарь нам подробно рассказывает, но не объясняет, почему именно тунгусы, маньчжуры и множество других народов видели тогда в русских демонов, чудовищ и т. п. Между тем ясно, что грабители-казаки (вроде Хабарова, Пояркова и др.), царские воеводы, стаи миссионеров, легион купцов-добытчиков и прочие охотники до легкой деньги, как саранча обсевшие сибирские и приамурские просторы, могли показаться местному населению настоящими «исчадиями ада». Последовавшие века царского режима ни коим образом не способствовали изменению этого представления. Вымирание большинства коренных племен при царизме и капитализме слишком общеизвестно, чтобы о нем говорить подробно.

    Октябрьская социалистическая революция радикально изменила положение дел, создав все условия для материального и культурного развития трудящихся масс всех народов СССР, в том числе Сибири, Якутии и Дальнего Востока. Против Октября поднялись не только силы внутренней контрреволюции, но и объединенные империалистические державы, составлявшие Антанту. Японский империализм, опираясь на свою белогвардейскую агентуру, удерживался в Приморье до половины 1922 г., а в северной части Сахалина — даже до половины 1925 г. Нити от японского штаба протягивались и в Якутию к тойонам и баям, которые оказывали бешеное сопротивление социалистической революции, лишавшей их возможности грабить своих соплеменников в доле с завоевателями. И вот выше приведенный комментарий к слову «луча» печатается именно в такой момент — в 1923 г. (выпуск 6-й). Социалистическая Россия под руководством Ленина и ленинской партии принесла освобождение от всяческой эксплуатации миллионам до того закабаленным массам, а чей-то тойонско-байский голос повторяет старую кличку, сделавшуюся в новых условиях контрреволюционной клеветой. В столбце 2260 (выпуск 8-й, 1926 г.) мы находим уже знакомый нам прием:

    «Согхуру» — юг, полдень;

    «С. дайды» — южная страна, Россия;

    «С. богхо» — сильнейший южный абасы (чорт. — А. С.)

    Итак «на юге», в России властвует «абасы». Российские черносотенцы и римский папа не раз объявляли большевизм дьявольским навождением.

    Октябрь оказался непосильным противником для тойона, бая и шамана. «Нуччаттан куттанар юйэ кэллэ» — «Настало время, когда приходится бояться русских», — читаем мы в 11-м выпуске (1928 г., столбец 3109); там же нам объявляют, что «настал день погибели трижды красивейших, нежнейших и благородных этой страны от рук всяких хищников-удальцов».

    Неважно, из каких источников взяты эти фразы; принципиальное значение имеет, когда они (без каких бы то ни было оговорок) и в какой социальной обстановке напечатаны. В 1928 г. они имели и теперь продолжают иметь определенный характер сожаления об ушедших «золотых деньках» бывших якутских верхов, которым пришлось и приходится бояться «русских», т. е. представителей советской власти всех национальностей.

    Катастрофу своего класса очередные эксплуататоры всегда были склонны отождествлять с гибелью культуры и даже народа или человечества. Мы знаем, какие иеремиады по поводу неминуемой гибели цивилизации (читай — капитализма) вышли из-под пера разных идеологов буржуазии типа Шпенглера. Аналогичные мысли в аналогичных условиях развиваются и якутскими Шпенглерами. В 1927 г. (выпуск 10-й, столбец 2744) вышло с типографского станка такое утверждение: «саха джон»... сир бор юрдюттэн ёлён баранан тохтон торуллан бараныар диэри... — «якутский народ, уменьшаясь в численности вследствие смертности и выхода из счета до исчезновения с поверхности земли» (фраза не окончена.— А. С.).

    Снова ничего не сказано, о какой эпохе идет речь, но читателю внушается, будто вымирание якутов происходит именно теперь, при советской власти. Эта чудовищная реакционная ложь резко противоречит фактам всестороннего роста якутского народа при советской власти, роста численного, материального и культурного, но она нужна определенным кругам для того, чтобы одеть защитников тойонско-байских привилегий в мантии национальных героев-борцов за свою будто бы гибнущую нацию.

    К слову сказать, якутские трудящиеся массы в словаре голоса не получили. Чаще всего о них говорят бай, тойон и их идеологи. Ведь и знаменитые якутские былины «олонхо» представляют по существу рыцарский эпос, воспевая подвиги героев-полубогов, предполагаемых предков якутской знати.

    Прежде чем перейти к высказываниям словаря об якутской бедноте, отметим сочувствие его к «белым» союзникам из бывшей российской верхушки.

    Выпуск 8-й (1926 г.), ст. 2271:

    «Сололох» — состоящий на службе.

    «С. тойон» — чиновный господин, чиновник, вельможа...

    «Юрдюк с.» — высокопоставленный, сановитый, превосходительный.

    «Юрюнг с. киси» — человек с белым (благородным) назначением, с чистым именем, со славным саном.

    Снова скажем: определенный подбор не столько якутских слов, сколько довольно произвольно приданных им русских значений, должен вызывать в читателе определенные чувства и симпатии.

    Как же имущие якуты, все эти тойоны, князцы, баи, шаманы, а вместе с ними и российские эксплуататорские слои, относятся к якутской бедноте? Вот описываются такие «итимджи» или «кумалан», — бедняки, жившие за счет рода. Это были или разорившиеся хозяева или нетрудоспособные дети и старики, получавшие не милостыню («умнä»), а помощь («кёмё»). Сородичи их кормили и одевали за исполнение мелких поручений. Они жили обыкновенно у какого-нибудь богача (столбец 983). Господин протоиерей Дмитриан Попов, соавтор Э. К. Пекарского, спокойно квалифицирует таких несчастливцев, которыми помыкали богачи, как «дармоедов» (столбец 1213). Этот поп, типичный мирской захребетник, осмелился назвать дармоедами когда-то наиболее горемычную часть якутского улуса.

    Как трудовая масса сама относилась к своим богачам, можно судить лишь по немногим случайно проникшим в словарь фразам.

    Выпуск 8-й (1926 г.), столбец 2292:

    «Сот» — тереть...

    «Соххор харагхын утун суппут, дохолонг сюсюёгхюн утун суппут» — «он у кривого отнял слезу глаза, у хромого — сок суставов» (про тойонов). Записано конечно не попом, а народовольцем С. Я. Ястремским.

    Тойоны имели вокруг себя слуг и приживальщиков, бывших у них на побегушках. Частенько батрачил на него «олорчох-уол» — «бедняк, приходивший работать из-за еды» (столбец 1822). Нередко богач платил за неимущего соседа налоги и тот попадал к нему в кабалу.

    Выпуск 10-й (1927 г.), ст. 2721:

    «Толур» — выкуп, взнос податей богачей за бедного, который за это подряжается под сено, масло и пр.; защита, заслуга.

    Так благожелательно расценивает словарь кабальную сделку. Без всякой оценки остается другой вид эксплуатации байством бедноты, тоже ранее сильно распространенный. Бедняк, не имевший своего скота, получал от богача несколько голов и заботился о них и об их приплоде за право пользования всем удоем или частью его. (Это называлось «сюёсюню ит», столбец 977). Для этого ему приходилось хлопотать у общества о покосе. Тойон, в своих же интересах, помогал своему дешевому пастуху получить покос, и снова его «добродетель» вознаграждалась: «джахтар эрэйэ былга барар, эрэ дойду ылбытын исин» — «труд женщины идет в придачу за то, что муж ее (от общества) получал покос (т. е. она должна работать бесплатно в пользу того, кто этому содействовал)» (столбец 607).

    И приходилось идти на такую неволю, потому, что бедняк знал: «джылы туорур асым суох» — «у меня нет съестных припасов, чтобы прожить год» (столбец 1588). Пробовал иногда бедняк смягчить как-нибудь сердце того или другого богача, напоминал ему о разных родственных связях, но встречал только насмешку: «джадангы-урумсах» — «бедняк любит обнаруживать родственность» (столбец 3072).

    Когда байство лишилось таких источников сытого и беззаботного существования, оно конечно сочло себя ограбленным. Встречаемся мы в словаре с отражением и этого настроения.

    Выпуск 13-й (1930 г.), ст. 3642.

    «Чонткуй» а) опустеть, вовсе обокранным бывать; «Мас чонткуйан — халбыта» — (о богатом когда-то человеке) совершенно обеднеть, остаться без крова; б) скучать.

    «Заскучал» бай. Теперь ему не приходится смеяться над уставившимся на него раболепным приживальщиком, будто он «чолбонго чолойбут» — «на утреннюю звезду загляделся» (столбец 3637). Злоба гложет бая и он резко говорить про соседа, обратившегося к нему по ошибке со словом «табарыс» (товарищ): мин киниэхэ табарыса суох кисибин, тэнгэ суох кисибин» — «я ему не товарищ, не ровня» (столбец 2511).

    Еще бы, раньше соберутся бывало баи и начинают вести счет своих родственных степеней и убеждаются лишний раз, что они «родня людей родовитых» («уджуор джон урдустара», столбец 3067). Ничего не стоит перед ними «ама джон» — простой народ. Если жена простого безродного человека («ама киси») рожала, то про нее говорили презрительно «асайда» — производить на свет «отродье», а не «теруе», как выражались в таком случае о супруге знатного якута (столбец 170). Для ребенка же бедняка у «благородных» не было имени ласковее, как «багхаджы асайа» («хамово отродье»); там же или «абасы асайа» («чертово отродье»).

    После всего сказанного понятно, что в словаре, имеющем известные нам уже установки по отношению к религии, монархии, к вопросам женскому, национальному и прочим, всему советскому посчастливиться не могло. Вот, например, слово «сэбиэскэй» — советский. Взглянем, в каком окружении оно помешается (выпуск 8-й, 1926 г., столбец 2143):

    «Сэбиэскэй» (русск.) — советский (власть, республика). «Себиэт (русск.) — «сабыат» — совет; «сэбиэттэр» — советы (наслежные, улусные).

    «Сэбиэтиньик» — советник: «С. Тойоттор» — советники (областного управления) («Якутский край», 1907 г.).

    «Сэбикинэй — болтать языком, молоть, пустословить (о быстроговорящем и легкомысленном юноше.

    В то время как автора необычайно щедры на разъяснения любой мельчайшей детали шаманских церемоний, здесь они, когда речь пошла о советах, будто в рот воды набрали. Из следования одного комментируемого слова за другим можно даже заключить о тождестве члена совета нынешнего с царским советником областного управления. К этой путанице, отнюдь не только филологической, добавляется «словечко», которое не раз говорилось и шепталось старорежимными старцами о «новых временах», когда правят-де везде «молодые пустословы».

    Еще показательнее другой пример (тот же выпуск):

    «Сэсиэлискэй ереспюблюкэ» — Социалистическая республика.

    «Сет» — неблагополучие, невзгода, худое последствие, грех;

    «Сэт-кэнчиэ» — наказание, кара, строгое наказание.

    «Сэт-сэлэн» — неизбежное наказание, необходимая расплата.

    «Сэтинг-сэленинг сиппит (туол бут)» — твоя тяжелая расплата назрела, чаша терпения по отношению к тебе (много грешившему против народных поверий) переполнилась.

    Как видим, никаких пояснений к термину «Социалистическая республика» не дано. Зато непосредственно следующее слово снабжено такими комментирующими его выражениями, что получается нечто вроде антисоветского воззвания. Притом в самих якутских образцах нет ни «чаши терпения, которая переполнилась», ни тем более «грехов против народных поверий». Это добавлено кем-то из работников словаря «от себя», вероятно для большей выразительности и без того прозрачной мысли.

    После этого нас не удивит, когда после перечисления советских народных комиссариатов следует словечко «сут-сат» — стыд, стыд и срам, стыд и поругание (столбец 2373); когда термин «пролетарий» передается «юлэсит», что означает между прочим «раб» и «слуга» (ст. 3116), когда ленинизм («Лиэнин ÿёрэгхэ»), переводится так, что это равносильно «катехизису Ленина» (столбец 3151). Если последние два примера взяты из новейшей якутской литературы советской эпохи, то нельзя будет признать такую терминологию удачной. Термины «хомсомуол» («комсомол»), «хомуньус» («коммунист») И другие, идут без комментариев.

    В предисловии к словарю Э. К. Пекарский пишет, что он «исходил из того простого предположения, что в языке народа всего полнее отражается его душа». Он думал: «чем больше будет собрано якутских слов, тем точнее будет объяснено каждое из них, тем более ценный материал будет дан другим исследователям для понимания «души якутского народа».

    Прежде всего «душа народа» — понятие идеалистическое и ведущее нас прямо к современным нам расовым теориям германского фашизма. Допустим, однако, что Э. К. Пекарский подразумевал под «душой» не мистическую духовную сущность, а общее миросозерцание народа, его идеологию в широком смысле. В таком случае его предприятие было заранее обречено на неуспех, так как в классовом обществе никакой общенародной идеологии быть не может, выдается же за таковую всегда миросозерцание правящей верхушки, захватывающей в свои руки также моральное и духовное воспитание масс. Только диктатура пролетариата поведет нас к бесклассовому обществу и общенародной идеологии.

    Действительно, если говорить о «душе якутского народа», то чью «душу» отразил словарь? Конечно эксплуататорскую «душу» байско-тойонских кругов. Но дело вышло еще хуже: российский поп-черносотенец вопит в словаре голосом, почти заглушающим все другие голоса. Почему же в словаре получили преобладание именно эти фразеологические и вместе с тем идеологические элементы? Ответ на это должен найтись в классовой природе кадров, работавших над словарем, в их слабом сопротивлении реакции или в симпатиях их к ней. Всякая научная работа имеет свой классовый характер, свое классовое лицо. Со страниц разбираемого нами коллективного полувекового труда смотрит целая вереница врагов Октября. И этого не заметили ни Академия наук СССР, ни ее непременные секретари, ни Якутское советское правительство, ни якутские коммунисты. А ведь этот словарь становится одной из основ для социалистического строительства на культурном фронте у одного из самых талантливых народов турецкой семьи. Нельзя смотреть только на обложки фундаментальных изданий по филологии (и по всякой другой отрасли знания) или самое большее пробегать наскоро глазами предисловия к ним, а затеи ставить свою подпись и печать. От ответственных по их положению людей советская общественность требует и сознания этой ответственности и ответственного отношения к делу. Иначе своим легкомыслием они помогут классовому врагу пролетариата в его подрывной работе.

    Идеологическая критика словаря есть одновременно и его филологическая критика, потому что из классового отношения к действительности зависят подбор и истолкование словесного материала. К сказанному выше добавим еще несколько замечаний. И без того поповский характер некоторых столбцов еще более подчеркивается дичайшим славянизмом; «добре страдальчествовать» (столбец 3203) «сделалось брение из плюновения» (ст. 2361), «гонание» (столбец 2516) (вместо «загадка»), «ту славу да улучу» (столбец 2686) и т. д. Затем без конца говорится о шаманах и шаманизме, причем дело доходит до курьезов. Посмотрим например на столбец 2409: «сюргюр» — почти такая же вещь, что и «джалбыр» (кнут), употребляемый белыми шаманками при воскрешении мертвых. Словарь спокойнее спокойного констатирует наличность столь изумительной специальности и переходит... к очередным словам.

    Из других дефектов менее серьезного порядка мы укажем:

    а) на некоторую бедность турецких параллелей в первых выпусках;

    б) на почти полное отсутствие китайских параллелей.

    Между тем последние иногда прямо необходимы. Возьмем, например:

    1. «Джон» — народ, люди. Здесь дается для сравнения бурятское «зонг» и монгольское «чон», но пропущены хакасское «чен» и китайское «жен».

    2. «Джиэ» — дом. Нет параллелей, кроме весьма отдаленной тунгусской, а между тем напрашивается китайское «чиа».

    3. «Сэниэ» — сила, монгольское «чинэгэ», бурятское «шинэ». Чем хуже китайское «чин»?

    4. «Сиэ» — есть; даны маньчжурские «чжэ» и турецкие параллели («йэ», «чи»); китайское «чи» не дано.

    Эти примеры можно было бы умножить. Вывод: кроме тюркологов монголоведов в будущем словаре должны принять участие и китаеведы.

    Кончая свой разбор словаря Э. К. Пекарского, мы выражаем желание увидеть новый словарь, построенный на твердых марксистско-ленинских принципах, наш словарь, советский словарь. А якутский язык заслуживает особого внимания ввиду своего редкого богатства. По своему грамматическому совершенству он занимает едва ли не первое место среди турецких языков, особенно по глагольным формам. Это богатство во всем своем объеме должно послужить построению якутской культуры, национальной по форме, интернациональной, социалистической по содержанию.

    /Сборник трудов научно-исследовательского института языка и культуры при СНК ЯАССР. Вып. 1. Якутск. 1937. С. 157-167./

 

 

 

    [С. Г. Потапов]

                                                       КУЛЬТУРНАЯ РЕВОЛЮЦИЯ

    ...В 1925 г., при активной помощи Всесоюзной академии наук, была организована государственная национальная библиотека, насчитывающая теперь свыше 200 тыс. томов.

    Проводится большая языковедческая работа. Осенью 1935 г. открылся Якутский научно-исследовательский институт языка и культуры.

    В августе 1935 г. в Якутске состоялась первая всеякутская языковедческая конференция. Конференция вынесла решения, имеющие значение в практической работе НКПроса ЯАССР.

    Якутский язык будет обогащаться за счет словарного запаса самого якутского языка, за счет современного интернационального словарного запаса народов мира, народов СССР.

    Язык советской художественной литературы, развивающийся на основе живого языка народа, приобщенного к великой семье народов СССР, ежедневно, ежечасно обогащаясь новыми словами, выражающими новые понятия в бурно развивающейся социалистической жизни, уже в настоящее время становится богатым языком.

    Один из исследователей Якутии как-то сказал, что «якутский язык неисчерпаем, как море».

    Пионером в деле изучения якутского языка был быв. политссыльный в Якутии, почетный академик Эдуард Карлович Пекарский. С начала своего невольного пребывания в улусе он тесно связался с трудящимися. До последних дней своей жизни Пекарский продолжал переписку с Игидейской школой, названной его именем, и научными организациями Якутии.

    Сосланный в 1881 г. в Якутскую область Пекарский был поселен в Батурусском улусе, где он в течение ряда лет занимался земледелием.

    В 1887 г. он начал составлять якутско-русский словарь. В 1933 г. вышел 13 том этого словаря (словарь содержит до 70 тыс. слов). Он также энергично занимался сбором материалов по якутскому народному творчеству и имеет ряд трудов по этнографии.

    Э. К. Пекарский создал словарь, который вошел как ценный вклад в науку.

    Словарь Пекарского, по словам акад. В. В. Бартольда, «едва ли не самый монументальный из лингвистических трудов» по языкам Северо-Восточной Азии. Акад. В. В. Радлов считал, что этот словарь — «сокровищница языка якутов». Капитальный труд Пекарского известен лингвистам всего мира и в настоящее время переводится на турецкий язык.

    Активное содействие изданию словаря оказали академики К. Г. Залеман и В. В. Радлов.

    В 1933 г. правительство ЯАССР наградило Пекарского за заслуги его перед ЯАССР почетной грамотой...

    [С. 311-310.]

 

                                                                     ПРЕДИСЛОВИЕ

    ...Богатейший фактический материал по культуре якутов содержится в словаре якутского языка, на составление которого в царскую эпоху потратил полвека своей жизни Э. К. Пекарский, политический ссыльный, революционер из среды русских народников. Словарь Э. К. Пекарского, по словам академика С Ольденбурга, содержит в себе разъяснение и истолкование до 25 тысяч якутских слов. Академии Наук СССР в настоящее время приступила к переводу этого словаря на турецкий язык.

    Значительный запас материалов по фольклору якутов накоплен при царизме же трудами И. А. Худякова, С. В. Ястремского, того же Э. К. Пекарского и других...

    [С. V-VI.]

 

 

                                                                           Глава I

                                                     РАННИЕ ИСТОРИКИ ЯКУТОВ

                                              2. ФИЛИПП СТРАЛЕНБЕРГ (ТАББЕРТ).

    ...Страленберг племенное название якутов осложнил лишь прилагательным эпитетом «zinn. — джинс». Для каждого, кто знаком с якутским языком, смысл приведенного им сочетания слов ясен: «джинг — саха» значит — истинный, настоящий «саха». Дальше мы увидим, что автор допускает употребление имени «саха» и без предшествующего эпитета. В речи самих якутов прилагательное «джинг» нередко сопровождает нарицательное имя «саха» (См. словарь Пекарского: «джинг-саха» — настоящий (завзятый) якут». Ст. 830)...

    [С. 17.]

    В связи с записью Страленберга «Тэгин», а не «Тыгын» возникает очень спорный вопрос: возможно ли допустить, чтобы якуты двести лет тому назад сохраняли древне-турецкое произношение этого слова или автор не уловил своеобразие якутского произношения? Так как у нашего раннего якутолога при транскрипции слов встречаются довольно грубые ошибки, последний вывод был бы не лишен основания, но, с другой стороны, архаическая форма современного «Тыгына» могла быть «Тэгином».

    Надо заметить, что и слово «Тархан», в древне-турецком орхонском диалекте, обозначавшее тоже особый титул или достоинство [* Радлов. Опыт словаря. Т. 3, ст. 851 и 854 ст.], современные якуты призносят «дархан» [* Пекарский. Якут. слов. 678 ст.]. Таким образом, и это слово транскрибируется Страленбергом по-древне-турецки...

    [С. 20.]

                                                                            Глава II

                                                       ПОЗДНИЕ ИСТОРИКИ ЯКУТОВ

    ...Э. К. Пекарский, составитель полного словаря якутского языка, термин «ураангхай» определяет как «старинное название якутского племени». По его мнению, в былинном языке слово «ураангхай» равносильноо понятиям, — «якут, человек, земнородный», но в сочетании «саха-урааягхай» — «люди — якуты, все племя, все якуты» [* Словарь, ст. 3061.].

    [С. 239-40.]

                                 2. В. Л. СЕРОШЕВСКИЙ О ПРОИСХОЖДЕНИИ ЯКУТОВ

    ...Серошевский твердо уверен лишь в том, что якуты не аборигены Ленского края, а пришельцы из южных степей. Как чуткий художник-беллетрист, Серошевский констатирует в наклонностях, привычках и поэтических произведениях якутов любовь «к степному простору, к широким ровным полям»... «лес п воду не особенно жалуют». По его словам, к рыбакам они относятся весьма пренебрежительно: «смердящий рыбак, живет рыбой, точно бродяга чужестранец». «В этих отзывах чувствуется степняк-скотовод», замечает он.

    Наблюдения весьма тонкие и меткие, обнаруживающие долгое соприкосновение автора с якутами и хорошее знание их психики.

    Дальше, Серошевский указывает, что якуты имеют представление о львах, змеях, верблюдах, животных совершенно не встречающихся в теперешней родине якутов. Им известно и южное название этих животных. Змею называют по-монгольски «могой», верблюда по-тюркски «тэбиэн» (надо заметить, что это — общее турко-монгольское слово, ибо монгольское «тэмэн» есть то же, что и «тэбэ-тэвэ» турков. Лингвисты давно установили, что согласные звуки «м» и губные «б-в-ф» обычно замещают друг друга). Льва называют «хахай», что по-монгольски значит «свинья». Дикие свиньи в Якутском крае не водятся, значит, якуты это слово вынесли из южной родины, — рассуждает Серошевский [* В Якутской поэзии «хахай» собственно и значит вепрь, ибо он всегда служит символом лютости, свирепости, а льва якуты обычно называют «кыыл ыраахтаагыта», царь зверей. Впрочем, у современных якутов, не видящих в натуре ни того и ни другого зверя, эти названия вполне естественно путаются.].

    Между прочим, Серошевский удивляется, что у якутов не сохранилось название тигра, известного южным тюркам под именем «пар, бар, барс, парс». Но это удивление напрасное, ибо в якутских былинах часто упоминается «бар-шыл» [* См. словарь Пекарского. 866 стр.]. Он известен также н под другим вариантом того же имени «баабыр» [* См. там же. 323 ст. и Будищев — «Русско-якутский словарь».]...

    [С. 50.]

                                       5. В. Ф. ТРОЩАНСКИЙ И В. И. ИОХЕЛЬСОН

    Гипотезу Кочнева об исходе якутов из Урянхайского края. а в более раннюю историческую эпоху из Туркестана, повторяет в несколько модифицированном виде В. Ф. Трощанский в своей работе «Эволюция черной веры у якутов» [* Казань. 1902 г. 12-17 стр. Глава II — «Родственные якутам народы. Прародина якутов».]. Между прочим, проф. Н. Ф. Катанов, написавший предисловие к труду Трощанского, заявляет, что сочинение В. Ф. Трощанского было закончено 25 декабря 1895 г., затем в течение 1896 и 1897 годов оно переписывалось автором набело, по закончить переписку автор по успел, «скончавшись 28 января 1898 года». Если руководствоваться этими датами, то выходит, что работа Трощонского была закончена за четыре года до появления в печати труда Кочнева «Очерки юридического быта якутов». (Изд. в 1899 г.). Но в упомянутом предисловии Катанова мы находим указание, что работа Трощанского и после 1895 г. «исправлялось и переделывалась» самии автором, а потом «исправлялась» редактором Э. К. Пекарским, который «делал поправки в тех случаях в которых автор привык полагаться на него, г. Пекарского». С этими неопределенными для нас переделками сочинение Трощанского увидело свет лишь в 1902 г., т. е. через три года по опубликовании работы Кочнева. Вот почему научный приоритет по разработке гипотезы об «урянхяе-туркестанском» происхождении якутов мы приписываем Кочневу, а не Трощанскому. Кроме того, мы имеем основание думать, что «Трощанский» — не фамилия подлинного автора названного выше сочинении, а литературный псевдоним другого лица, которое по разным соображениям не захотело объявить свое авторство. Устанавливать личность псевдо-Трощанского в данный момент мы считаем излишним...

    [С. 60-61.]

    Так как сойоты называют себя «туба кижи», а черневые татары «туба» или «йыш кижи», сам по себе напрашивается вывод, что слова «туба» и «йыш» когда-то были синонимы и обозначали одно и то же понятие тайга, чернолесье, горы покрытые лесом. И, действительно, в якутском языке сохранилось это же слово в палатализированном варианте — «тюбэ» с тем же значением — густая, темная тайга, по преимуществу, в долинах горных рек и речек. Э. К. Пекарский в своем полном словаре, ссылаясь на разные источники, дает такие определения:

    «Тюбэ, тюмэ — I) лесок (роща) из кустарников, лесная чаща ( — тюбэ-ойуур — Афанасьев), густой лес... чаща, тайга, М. (Это очевидно, Маак. Г. К.); место очень густо поросшее по преимуществу мелочью — Ионов; тюбэ тыа — дремучий, густой лес над рекою, приречная поляна. Порядин» [* Словарь якут. яз. 2877 ст.]...

    [С. 63.]

                                                         6. ПРОФ. В. И. ОГОРОДНИКОВ.

    ...Переходя к изложению истории якутов, в дорусскую эпоху коневодов по преимуществу, расселившихся теперь весьма разбросанно на огромном пространстве среднего бассейна Лены, Яны, Индигирки, Колымы, Оленека, Анабара и Хатанги, проф. Огородников отыскивает для них па юге лесистую и гористую прародину не то в лесах северного Урянхая, не то в гольцах восточных Саян в районе «Южного Прибайкалья». Отсюда в XIII-XIV веках выталкивают их манголо-буряты, двигаясь из Забайкалья по южному берегу Байкала. Движение в западном направлении для якутов почему-то оказывается запретным, и они держат путь па север, где им предстояла еще борьба с тунгусами [* См. «Очерк истории Сибири». Ч. I, стр. 143, 163-164 и 182-183.]. Огородников в районе Прибайкалъя во владение предков якутов отводит землю размерами чуть ли не с ладонь или с одну бычью шкуру, тогда как они по своей численности почти равны современным бурятам, которые в момент русского завоевания, как известно, занимали и Забайкалье п Предбайкалье. Надо заметить еще, что якуты и буряты, вместе взятые, по данным современной статистики, равняются двум третям туземного населения всей Сибири. Следовательно, эти племена в истории дорусской Сибири должны были бы играть довольно заметную роль, хотя бы в смысле распоряжения землей. Не приходится при этом упускать из виду и то обстоятельство, что турецкие и монгольские скотоводы управлялись не обособленными родами, как это имело место у охотников и рыболовов, а большими группами родов, которые сплошь и рядом превращались в общеплеменную организацию феодального типа. Но о возможности сохранения у якутов скотоводов феодального строя, вынесенного ими из южной родины, у проф. Огородникова нет, конечно, и в помине. Останавливаясь на общественной организация древних якутов он, но традиции ранних русских историков, предпочитает говорить об «орде»: «якуты пришли на север целою ордою». (Там же 271 стр.). Во всем следуя Серошевскому, допускает также «родовые союзы», как объединение нескольких родов, связанных между собой единством происхождения и хозяйственными интересами. (Там же 275). Анализ общественной организации древних якутов профессор кончает великорусской патриотической тирадой, позаимствованной у Пекарского [* Э. К. Пекарский и Г. Ф. Осмоловский. «Якутский род до и после прихода русских». Пам. кн. Якут. обл. 1896 г., вып. I, стр. 25.], вложенной в уста самих якутов: «Недаром теперешние якуты, вспоминая о своем далеком прошлом, говорят — „если бы мы не подпали под власть русских, то непременно в конце концов перерезали бы друг друга”». (276 стр.). Иными словами, до прихода русских все якутские роды или родовые союзы находились в состоянии вечной войны друг с другом.

    Имея пред собой историка специалиста, мы вправе также выразить удивление по поводу переселения якутов из Предбайкалья при преемниках Чингис-Хана, когда вся территория Южной Сибири целиком вошла в состав Монгольской империи, разделенной на уделы и правильно организованной в смысле управления. Могли ли якуты, живя под боком исторического Каракорума, быть независимыми от властителей тогдашней Монголии, мощное влияние которых чувствовали даже в далеком Ватикане, не говоря, конечно, о тогдашней Руси, Сирии, Кавказе и т. д. Самовольный уход якутов на север пришлось бы квалифицировать, как явный бунт против власти могущественных тогда Чингизидов. Точно так же и сепаратные войны бурят с якутами были бы нарушением прерогативы названных властителей, державцев полумира, на суд и расправу по делам всех своих подданных. Если нужно и необходимо говорить о переселении якутов из Предбайкалья на Лепу, то всего целесообразнее отводить этому событию время до окончательного оформления Монгольской империи или же в самый разгар военных столкновений, непосредственно предшествовавших возвышению самого Чингис-Хана.

    Дальше, переселение якутов-скотоводов на север в зону оленеводческого хозяйства, Огородников представляет себе по образцу библейских картин, сорокалетнего странствования Израильского парода по пустыне Аравийской.

    «Кочевники якуты двигались на север сплоченными ордами с кибитками и скотом, и потому одерживали верх над храбрыми, но разрозненными противниками». (Там же 183 стр.)...

    [С. 68-69.]

                                                       7. ПРОФ. Н. Н. КОЗЬМИН.

    ...Перейдем теперь к кратким критическим замечаниям.

    І. Козьмин усматривает тождество имен «сокы» и «саха». Чтобы сблизить эти имена, он допускает существование окающих и акающих якутов: одни говорят «соха», а другие «саха».

    В своей последней статье профессор сознается: «Набрасывая заметки, автор не имел под рукой справочников и пособий, цитаты и ссылки сделаны на память; возможны поэтому неточности».

    Это, конечно, очень плохо. Так вот во всех справочниках значится, что племенное наименование якутов «саха» не допускает каких-либо вариаций в коренных гласных. Это обстоятельство Козьмин мог бы узнать из словаря, приложенного к грамматике акад. Бётлингка, изданного 80 лет тому назад, из «Краткого русского-якутского словаря» Э. К. Пекарского, изданного в 1916 г. (стр. 241), наконец, при желании он мог бы заглянуть и в соответствующий выпуск большого словаря того же автора, вышедший за два года до написания им своей статьи о происхождении якутов и своевременно присланный в Иркутск в библ. ВСОРГО. Пекарский рискует сопоставлять имя «саха» лишь со словами «сага» и «джага» [* См. Словарь якут. яз. 2134 стр.]. Радлов приводит лишь тюркскую параллель «йаха», соответствующую якутскому «сага» — граница, край, воротник [* См. Die jakutische Sprachе и т. д. стр. 53.]...

    Якутское племенное наименование «саха» вполне закономерно может быть сопоставлено лишь с именем «сагай», ибо согласные звуки, как заметил и сам Козьмин, в тюркских наречиях всегда колеблются в пределах известного фонетического сродства. Аристов и Серошевский, конечно, правильно сопоставляли имена «саха» и «сагай», ибо здесь имеет место не только «близкая созвучность имен», но и вполне безукоризненная закономерность в переходах согласных звуков. (Ср. приведенные выше лингв. справки Пекарского и Радлова)...

    II. Кроме того, для обоснования своей исторической гипотезы Козьмин совершает точно такие же насилия над фонетическими законами и абаканских наречий. По его толкованию, имя «сокы» во множественной числе выговаривается «с резким гортанным звуком» и с переменой коренного гласного, а именно — сахалар, т. е. точно так же, как и множост. ч. якутского «саха — саха-лар». Перемена коренного гласного при прибавлении аффикса множ. числа в тюркских наречиях, хотя мы и не можем хвалиться знанием и пожиманием грамматических явлений, нам представляется слишком большой новостью. Во всяком случае, в сознании рядового работника, обязанного руководствоваться общеизвестными научными пособиями, это явление никак не укладывается. По поводу мн. числа имени «Соххы» ниже мы увидим безукоризненную лингвистическую запись, не только профоесора-турколога, но и абаканского тюрка по происхождению, Н. Ф. Катанова: «Соххы-Соххылар».

    Точно так же и переход во множ. числе согласного «к» в «х» в слове «сохы-сохылар» существует только в воображении самого проф. Козьмина, ибо, если лингвисты и пишут «соккы», то это — не точная передача тюркских звуков русскими буквами. В тюркских текстах проф. Катанова в слове «соххы» и «соххылар» (ед. и мн. ч.) стоит буква-знак глухого заднеязычного согласного, передаваемого особой буквой, похожей на русское «к» с длинной спинкой. Все якутологи, следуя научным заветам акад. Бётлингка, этот же самый общетюркский звук передают русской буквой «х». Еще проф. А. Н. Самойлович, указывая па тождество Бётлинговского «х» в якутском диалекте с общетюркским заднеязычным взрывным согласным «к» (с длинной спинкой), рекомендовал писать «сака» — якут, а не «саха» [* См. Его предисловие к «Краткому якут. словарю» Пекарского. Петроград. 1916 г. стр. X.]. Следовательно, в записях проф. Катанова «Соккы» нужно произносить «Соххы» [* См. Катанов. «Отчет о поездке, соверш. с 15 мая по 1 сентября 1896 г. в Минусинский окр.» Учен. Зап. Казанск. унив. за 1897 г. Отд. «Унив. летопись». Стр. 43 и 44.]. В наших собственных записях среди абаканских турок везде стоит «Сохы» и «Сохылар», т. е. почему-то наше ухо не улавливает удвоение согласного «х»...

    III. ...В словаре Пекарского читаем:

    «Согох (от сох+ох; ср. тюрк. согах, соох, сохха — ступка, осм. соху палка или шест для вталкивания чего-нибудь внутрь).

    Ступочный пест; мелен (деревянный пестик, коим трут или мелют табак в ступке); ступа, ручная баба для убивания земли».

    «Сох (гл.) (ср. суохай, тюрк., сох бить, ударять, толочь в ступке) толочь в ступке» [* Слов. якут. яз. 2259 и 2295 ст.]...

    Название приабаканского рода «соххы», м. б., даже и «сохха», оказывается, не бог весть, какое мудреное слово и представляет из себя название обиходной вещи, ступки для толчения чего-либо, распространенное от Абакана вплоть до Каспийского моря. А якуты перенесли то же самое слово на пест или пестик, которым толкут в деревянной ступке «кэлии». Таким образом, если языковеды давным давно разыскали смысл и значение родового названия «соххы» с его якутским аналогом, то имелась ли какая-либо надобность натягивать и равнять его с племенным названием якутов — «саха»?..

    IV ...Неудачные опыты лингвистических сопоставлений й выкладок проф. Н. Н. Козьмина убеждают нас в том, что без хорошего звания якутского языка вообще довольно рискованно пускаться в дальнее плавание в поисках потерявшихся родичей якутов, тем более имея заявление одного, по словам Э. К. Пекарского, из лучших знатоков этого языка, Димитриана Попова — «якутский язык неисчерпаем как море» [* Э. К. Пекарский. Якут. словарь. Предисл. 11 стр.]...

    [С. 74-77.]

                                                                             Глава IІІ

                         ЗНАТОКИ ТУРЕЦКИХ ЯЗЫКОВ О ПРОИСХОЖДЕНИИ ЯКУТОВ

                               1. АКАДЕМИК, ОТТО БЁТЛИНГК (O. Böhtlingk).

    ...Другое, не менее важное, значение грамматического исследования Бётленгка в деле развития якутской историографии заключается в том, что он вместе с грамматикой создал научную транскрипцию для якутского языка. Наличие безукоризненного научного алфавита дало возможность накоплять материал для составления якутского словаря, первый опыт которого был показан самим же Бётлингком. В настоящее время мы уже имеем полный словарь якутского языка, составленный Э. К. Пекарским. Последний эпиграфом к своему труду взял следующие весьма знаменательные слова:

    «Язык племени — это выражение всей его жизни, это музей, в котором собраны все сокровища его культурной и высшей умственной жизни»...

    [С. 91-92.]

                                                   3. АКАДЕМИК В. В. РАДЛОВ.

    Если якутскому языку исключительно повезло в смысле изучения ого грамматики и словарного запаса благодаря капитальным трудам академика Бётлингка, С. В. Ястремского и Э. К. Пекарского, то столь же благоприятно сложившиеся условия способствовали увенчанию всех ранних лингвистических работ солидной монографией такого авторитета в области турецкого языкознания, как покойный русский академик Василий Васильевич Радлов...

    [С. 95-96.]

                                                                                   II.

     Перейдем теперь к историческому учению академика Радлова о происхождении якутского народа, которое изложено им в виде послесловия к его лингвистической монографии [* См. Цит. соч. 53-58 стр.]. Его теоретические построения не оригинальны. Они представляют из себя переделку и приспособление, известной нам, урянхайской гипотезы Трощанского, с которой он ознакомился благодаря близкому общению с Э. К. Пекарским, к изложенным выше лингвистическим выводам. Вся остальная литература о происхождении якутов осталась вне кругозора Радлова...

    [С. 108.]

                                                                          Глава IV

                                                  УСТНЫЕ ЛЕТОПИСИ ЯКУТОВ.

                           (К вопросу об историческом значении их героического эпоса)

                                                                                 I

    ...Практикуется и другой, диаметрально противоположный изложенному, метод установления устного источника всяких знаний о якутской древности. Выбирается самый известный и хорошо грамотный якут или русский человек, долго проживший среда якутов или в близком соприкосновении с ними, и тоже подвергается инквизиционному допросу по пунктам ученой программы на разные темы о давно прошедшей жизни якутов. И этот избранный мудрец на все вопросы дает готовые ответы, облекая в форму положительного знания свои предположения и догадки, основанные на отрывочных фактах из области народного фольклора или ходячих в той или другой среде суеверных суждениях о якутской древности. Если исследователь имеет дело с более или менее сведущим мудрецом, то последний может сообщить остов сюжета наиболее популярных легендарных сказаний якутов со своими собственными комментариями, которые, как общее правило, не выделяются из состава народной легенды. Такой характер носят, например, рассказы грамотного якута Баягантайского улуса П. Е. Готовцева о якутской старине, опубликованные в переводе на русский язык Э. К. Пекарским под заглавием: «Из преданий о жизни якутов до встречи их с русскими» [* См. Зап. Им. Росс. Общ. по Отд. Этногр., т. XXXIV. «Сборник в честь 70 лет. Г. Н. Потанина».].

    Готовцев в своем рассказе излагает не один определенный вариант народных преданий, услышанный им в известном районе с уст такого-то лица, носителя народной старины, а свое собственное суммарное представление о происхождении и прошлой жизни якутов, хотя и почерпнутое из преданий, но обработанное им самим в одно связное повествование. Готовцев — не сказитель народной легенды, а первобытный историограф, пользующийся неведомо какими источниками. В его рассказе мы находим, например, гипотезу о происхождении племенного названия якутов «саха» от имени шаманского духа «сах», а также и этнического якутского термина «нууча» — русский, якобы, от первого русского слова «лучше — лучче», усльппапного якутами от пришельцев. По тому же методу автор производит и термин «якут» от якутской фразы «джэ-куот», что значит — ну, беги. Он рассуждает о том, какова была вера древних якутов, какие интересные обычаи у них бытовали и т. д. Так как Готовцев — человек бывалый и встречавшийся с людьми разных улусов, то и элементы народных преданий, использованные им, нельзя приурочить к определенному улусу или наслегу.

   В лице Готовцева мы имеем дело не со знатоком народной легенды, а ее истолкователем, это тип слагающегося среди якутов примитивного историка-литератора. Правда, это явление общечеловеческое, именно, так писались первые исторические труды у всех культурных народов.Но тем не менее нельзя не придти к выводу, что Готовцевы фальсифицируют народную легенду, внося в них элементы отсебятины и своей досужей мудрости. Трудами их можно пользоваться только в случаях крайней необходимости, когда нельзя пробраться к народному первоисточнику...

    [С. 128-129.]

                                                                                   II.

    Приведенных данных вполне достаточно дли уяснения того положения, что якутский легендарный «Тыгын» не собственное имя, а его обычный титул или должностное звание. Если так, то значит, все верховные начальники якутского народа могли быть известны ему только по этому титулу. Известна старая французская поговорка «умер король, да здравствует король». Не то же ли явление имело место и у якутов в отношении тыгынов при старозаветном обычае именовать их только по титулу? Умер один «тыгын», но здравствует другой «тыгын». Вот почему творцы и носители якутского героического эпоса не могли давать себе отчета в смене своих тыгынов. Отсюда — их мафусаиловское долголетие или далее вечное царствование одного единственного Тыгына.

    Но имеется ли в якутском языке особый термин для передачи понятия «царь», чтобы мы имели возможность окончательно преодолеть в отношении якутов предрассудок великодержавного общества, отказывавшего им даже в простом понимании этой идеи?

    Якуты очень боятся медведя и относятся к нему весьма почтительно, что выражается, например, даже в избегании при разговоре нарицательного слова «эсэ» — медведь. Оно заменяется окольным и более почтительный наименованием «ойуурдаагы» (от слова «ойуур» — лес), что значит — тот, который обитает в лесу, лесной, лешак. По тому же принципу и грамматическому приему якуты образовали слово «ыраахтаагы» (от слова «ыраах» даль, дальний) — тот самый, который живет в дали, дальний, далекий. Но это и есть якутский термин для понятая царь. По поводу этого слова в словаре Э. К. Пекарского мы читаем:

    «Ыраахтаагы... — вдали (далеко) находящийся, далеко живущий, дальний, далекий: государь, император, царь, король, князь, владетель, царствующий» (3814 стр.).

    Этот почтительный термин создался, конечно, не для одного русского царя, которого якуты обычно именуют «нууча ыраахтаагыта» (русский царь) или «юрюнг ыраахтаагы» (белый царь), а также и «кюн судаар». В последнем термине не трудно узнать заимствованное русское слово «государь» (ко-судаар, кюн-судаар).

    В якутском фольклоре имеется понятие даже о царе птиц — «ветер ыраахтаагыта», о царе четвероногих «кыыл ыраахтаагыта». Между прочим, бытует и детская сказочка о войне между царем зверей и птиц. Эта сказочка настолько популярна, что ее записал даже В. Серошевский [* См. «Якуты». Стр. 604-609. «Крысий голова и война зверей и птиц».].

    Следовательно, вопрос о том, было ли известно древним якутам понятие «царь», в сущности говоря, есть вопрос детского разумения.

    Якутам известен и общетурецкий и монгольский термин «хаан» — царь в его переносных значениях. В словаре Пекарского значение этого слова определяется, так:

    «Хаан... — большой великий, важный, почтенный, степенный» (там же 3295 стр.). В некоторых случаях Пекарский переводит это слово через царь, напр., «хаан-аартык» — царь-проход. В якутских былинах очень часто встречаются герои-богатыри, в имена которых входит слово «хаан»: «Хаан-Джаргыстай», «Хара-Хаан», «Хаан-Киси Харыадал-Бэргэн, Харах-Хаан» и т. д. В их древней религии выступают те же ханы: «Джылга-Хаан» (бог судьбы), «Хаан-Тангара», «Сююлэ-Хаан» (якобы божество грома), «Сюнг-Хаан» — великий хан. Последний персонаж в былинах, между прочим, представляется прародителем всех якутоподобных народов. Это божество будто бы имеет обыкновение вселяться в орла. В старину все невестки знатных и богатых родов имели обыкновение воздавать этой божественной персоне поклонение в лице темно-серого орла, как покровителю всего правящего княжеского класса.

    [С. 141-142.]

 

 

                                                                             Глава I

                             ОБЩИЕ СВЕДЕНИЯ О СЕВЕРНЫХ ЯКУТАХ-ОЛЕНЕВОДАХ

                                              3. ШАМАНСТВО СЕВЕРНЫХ ЯКУТОВ

    ...Историки и бытоописатели якутов давно обратили внимание на наличие в якутском словаре слова «байгал» со значением море, обилие вод, водная глубь [* Э. К. Пекарский. Словарь якут. яз. Стр. 340.] и усматривали в нем след проживания якутов на юге около озера Байкал. Это общее мнение, однако, требует уточнения в том смысле, что в якутском языке слово «байгал», прежде всего, является не нарицательным, а собственным именем Ледовитого или Полярного моря, которое в разговорной речи обычно употребляется с постоянным эпитетом «муустаах», что значит — ледяное: «Муустаах Байгал» — Ледяной Байгал. Это, по сознанию всех якутов, есть тот самый обширный водоем, куда текут все реки и в первую очередь, конечно, Лена, в бассейне которой обитает основная масса всего якутского племени. Па почве этого весьма популярного географического имени в порядке уже вторичного словообразовательного процесса и родилось у якутов нарицательное имя «байгал» — как море и обилие всяких вод вообще. Это положение легко устанавливается тем фактом, что якутский язык сохранил слово «далай», которое, как в монгольских, так и в турецких языках, употребляется со значением море, океан [* Бимбаев. Монголо-русский слов. 140 стр. В. В. Раддов. Опыт словаря тюркс. нар. т. 3, стр. 878.]. Якутское «далай» Э. К. Пекарский в своем словаре переводит: «масса воды в одном месте, водный мир, большая вода, самая глубокая вода, многоводное море, глубина моря» [* Э. К. Пекарский, там же, 668 ст.]...

    [С. 249.]

                                                                           Глава III

                                     ГЕРОИЧЕСКИЙ ЭПОС ЯКУТОВ-ОЛЕНЕВОДОВ

                                              4. ЛЕГЕНДА О БОРОДАТОМ НАРОДЕ.

    ...Имеется еще одни факт лингвистического порядка, который намекает на древние связи и взаимоотношение носителей якутского языка с народами Манчжурии. Это — наименование третьего крупного тунгусского племени, издревле обитающего в Манчжурии, а именно, дауров или дагуров. По словам Н. Н. Поппе, не так давно изучавшего язык дагуров, их численность в северной Манчжурии доходит до 300000 душ. Их язык в настоящее время стоит «очень близко к наиболее древним из... монгольских наречий». «Сами себя дагуры называют «дагуур» [* Н. Н. Поппе. «Дагурское наречие.» Ленинград 1930 г. 4-5 стр. Матер. Комисс. по иссл. Монгольской и Танну-Тувин. Респ. В. 6.]. Между прочим, во взаимоотношениях современных якутов с тунгусскими племенами обращает на себя внимание исследователя обыкновение якутов называть тунгусов нарицательной кличкой «атас», что значит по-якутски — друг, приятель. Сами тунгусы тех якутов, с которыми они имеют постоянные деловые связи, тоже именуют «аташ’каан» (дословно — дружочек). В якутском языке наряду о «атас» для выражения того же понятия — друг, приятель, товарищ — сохранилось слово «догор» [* Э. К. Пекарский. Слов. якут. яз. 727 стр.], не встречающееся ни в одном другом турецком диалекте. Между прочим, это якутское слово усвоили и местные русские старожилы и превратили в нарицательное наименование самих якутов. Каждый якут для русского человека прежде всего «догор». К незнакомому якуту русский обычно обращается: «Эй, догор». Исходя из современного якутского названия тунгусов своими «атас’ами», дружками, приятелями, мы как будто вправе предположить, что древним обычным обращением якутов к тунгусским племенам могло быть слово «догоор», которое с течением времени могло быть усвоено этими тунгусамп как свое племенное обозначение.

    Не являются ли манчжурские «дагуры» крестниками тех древних турецких племен, которые когда-то говорили на якутском диалекте? Не устанавливается ли вместе с тем и старинная дружба предков якутского парода с тунгусскими племенами Манчжурии?

    [С. 296-297.]

 

 

                                                                              Глава I

                                                               ВВОДНЫЕ ЗАМЕЧАНИЯ

    ...Процесс постепенного образования якутского племени, его языка, материальной и духовной культуры, само собой разумеется, нельзя связывать с территорией современной Якутской республики. Это положение не нуждается в подробных доказательствах. Однообразие якутского языка, отсутствие в нем диалектологических различии и даже более ила менее приметных говоров, несмотря на разбросанность его носителей на огромном пространстве, своеобразие и цельность религиозного мировоззрения якутов, их эпической поэзии и устных преданий, сложность и устойчивость психического склада якута и целый ряд особенностей их материальной и духовной культуры свидетельствуют о том, что якутское племя не является историческим новообразованием. Якуты, несомненно, народ древний, а культура их старинная. Достаточно взглянуть на огромный словарь якутского языка, составленный Э. К. Пекарским и изданный Академией Наук, чтобы убедиться в справедливости этого положения...

    [С. 317-318.]

                                                                              Глава II

                                      РАННЯЯ СТАДИЯ КОЛОНИЗАЦИИ ВИЛЮЯ

     ...У северных якутов, почти повсеместно, практикуется вилюйский способ консервирования рыбы под названием «аргыс»: «кислая п протухшая рыба, сложенная в устроенные для того ямы еще с лета; ею любят лакомиться все жители от Жиганска вниз по Лене, для чего квасят самую лучшую рыбу» [* См. Э. К. Пекарский. Слов. 146 ст. со ссылкой па статью Хитрова.]...

    [С. 322.]

                                                                           Глава III

                             ВИЛЮЙ КАК КОЛОНИЯ ПРИБАЙКАЛЬСКИХ ЯКУТОВ

    ...В словаре Пекарского в фразеологии к слову «торго» приводятся еще «торго тэсиин» — узорчатый повод (правильнее, конечно, шелковый повод), торго сэрии (о траве) — цветное войско, т. е. травянистый покров сравнивается с многочисленным войском в шелковой одежде. В былинах встречаются богатыри, разодетые в шелк — «торго-тарга тангастаах Дыразбынай Силээхти»...

    [С. 335.]

    ...Кстати о каше. Самая обыденная пища старинных якутов, в особенности бедноты, носит название «юёрэ» — род каши или похлебки. Юёрэ — общее название «каша», она определяется точнее в зависимости от того, какой род съедобной пищи составляет гущину каши. По Пекарскому, якуты различают следующие виды юёрэ:

        Бэс юёрэ — похлебка в виде лапши из сосновой заболони.

        Тиит « — окрошка из лиственничной заболони.

        Балык « — рыбный суп.

        От « — похлебка из съедобных трав.

        Сыма « — похлебка из квашеной рыбы.

        Юют « — похлебка из пресного молока.

        Эт « — похлебка из крошенного мяса.

        Ытыйыы « — похлебка из разного крошева.

    Пекарский установил и первоначальное тюркское значение слова юёрэ, а именно, югрэ, юрэ — «суп из мелкой крупы, жидкая каша». (Слов. 3148 ст.). Это общетюркское значение якутского слова юёрэ, — суп из мелкой крупы, само по себе достаточно устанавливает, что разновидности якутской каши ответвились из древней мучной или крупяной каши.

    Наши читатели, может быть, все еще сомнительно покачивают головой, никак не соглашаясь с тем положением, чтобы предки якутов когда-либо могли удостоиться чести кушать просовую кашу. Однако, со всякими сомнениями необходимо покончить, ибо Э. К. Пекарскому, при всей исчерпывающей полноте его лингвистических изысканий, не удалось зарегистрировать еще один вид «юёрэ», который существует в преданиях и в других произведениях народной словесности якутов. Это имение «тараан-юёрэ». Па мой вопрос, что это за «юёрэ», старики наставительно поясняли: «так, мол, старинные якуты называли «бэс юёрэ» — кашу из натолченной или нарезанной сосновой заболони». (Западно-Кангал. ул. и Южный Вилюй). В данном случае память стариков, конечно, слегка изменила и не могла не изменить. Но мы невольно поражаемся большой памятливостью якутов, ибо они в понятии «тараан юёрэ» сохранили точное название «просовой каши».

    Вот почему, оказывается, якуты до недавнего времени с особенным рвением запасали сосновую заболонь, высушивали, толкли ее в ступах в муку, варили кашу... и воображали, что едят просовую кашу своих отдаленных предков. По степени популярности позднего суррогата мы можем судить о том, в какой мере просовая каша в Прибайкалье была в широком употреблении у якутов.

    [С. 337-338.]

    ...Рассказывается, что у Быркынгаа-Боотура, одного из трех братьев прародителей вилюйских якутов, после переселения на Вилюй, родились два сына, Тюмюк и Эчик. Эчик позже едет в Якутский край (сказитель, конечно, разумеет Якутский округ) и, пожив там в работниках у старика Хангаласа, он увел с собой дочь-красавицу. Старик Хангалас в данном случае, несомненно, олицетворяет главу большого Кангаласского улуса, который, по народным легендам, признается родовой вотчиной общеякутского царя Тыгына.

    Эчик возвращается в родной Вилюй и поселяется около озера Чонгкууда. Однажды осенью, когда Эчик проживал в местности Боруу, прибыли три сына старика Хангаласа. «Увидев свою сестру, они были поражены ее видом и бедностью всей домашней обстановки. Она страшно похудела, была одета в короткое пальто из шкуры теленка, совсем не прикрывавшее ее ног; ноги были босы, не имела и «джабака» [* «Джабака — старинная высокая меховая изнутри и снаружи шапка, закрывающая уши». Э. К. Пекарский. Слов. якут. яз. 763 стр.], чтобы прикрыть свои волосы. Жили в круглом шалаше «холума», заваленном дерном, и питалиись исключительно рыбой...»...

    [С. 341-342.]

    ....С переселением на север якуты лишились стад многочисленных баранов, для которых климат Якутского края был абсолютно непереносим. В якутском языке мы находим следы былого обладания стадами баранов. Так, например, в якутском языке мы находим название войлока, в производстве которого, как известно, главную роль играет овечья шерсть. У степных халха-монго войлок «ишигэй», у бурят «игхигэ, эгхэгэ, гхиги, гхэги» [* См. Подгорбунский. Там же. Стр. 39.]. Слово «исэгэй» известно и якутам, но с несколько измененным значением. Старики-якуты по поводу этого слова, часто встречающегося в религиозных алгысах (молитвы) и в преданиях, обычно поясняли: «это — запутавшаяся шерсть, когда грива или хвост коня образуют клубки». Часто говорят — «исэгэй буолбут сиэллэх» — имеет гриву, запутавшуюся в клубок. Но нередко в молитвах этому слову придают еще значение какой-то божественной благодати, которая символизируется в белом скотском волосе или шерсти. Пекарский в своем словаре слово «исэгэй» регистрирует со значением «всклокоченный, запутавшийся, переплетшийся» (о скотской шерсти) [* См. Пекарский. Слов. якут. яз. стр. 963.]. Ясно, что исэгэй — название забытой кошмы, которая в быту степных пародов незаменима. Характерно и то, что якутское название войлока более сходствует со словом стенных монголов, нежели бурят.

    [С. 349-350.]

                                                                           Глава VI

                                                            «БАРГУДЖИН ТУКУМ»

                                                        (Якуты и монгольские племена)

    ...До окончательной эвакуации па Лену якуты, несомненно, имели жестокие схватки с западными монголами, которые должны были нажимать на них с Урянхая, Прикосоголья и с Запада. Ойраты и Тумэты не могли забыть, что якуты в период раннего засилья турецких племен отобрали у них древнюю родину Баргуджин-Тукум.

    Характерно то, что названия некоторых ойратских племен у якутов превратились в ругательные слова. Мы знаем, что калмыков нередко именуют «элёт», по названию одного из их главных племен [* По словам Иак. Бичурина, «Западные монголы Ойраты по стране называются Чжунгарами. по народности Элютами, по союзу Ойратамп». См. «Историческое обозрение ойратов». Стр. 17.]. Урянхайцы это слово произносят «ёёлэт» [* См. Катанов. Опыт иссл. урянх. яз. Прил. стр. 157.], что нужно рассматривать, как стяжение более древнего «Угэлэт». «Елэт, элёт» якуты превратили в «илээт». Это — самая сильная ругань с весьма неопределенным содержанием. Э. К. Пекарский, по своим источникам, констатирует целый ряд разных непохвальных качеств, вкладываемых в это слово: «злодей, шулер, жулик, шарлатан, распутник, расточитель, мот, мотыга, люди худой крови, худых предков» [* См. Пекарский. Слов. стр. 913.]. Пекарский склонен образовать якутское «илээт» от русского «ляд». Это, конечно, крайне искусственная теория, ибо «ляд» даже в самой русской среде не особенно популярное и известное слово, тогда как. якутское «илээт» известно каждому подростку.

    Имя кровных врагов якутского народа легко могло превратиться у них в синоним самой крепкой ругани, в которой заключены «все качества» от злодея до распутника-цы.

    Мы знаем, что монгольские племена, жившие к западу от Байкала были известны также под общим названием «баргуты» или «буруты», что будто бы значило когда-то «дикий и темный человек». Знатоки бурятского языка говорят нам, что «бурут» есть ранний вариант имени «бурят». А в якутском языке слово «бурут» [* К сожалению, сущ. имя «бурут» в полном словаре Пекарского пропущено.] точно также получило далеко не похвальный смысл...

    Мы имеем лингвистическое доказательство и того, что в составе якутов имелись небольшие вкрапления бурутов. В слове «бурут» конечное «т» может исчезать, например, — «бурукка» (дат. п.) от «буру(т)ка». («Т» ассимилировалось с «к» окончания). Следовательно, и глагол «буруу-саа» — угнетать (Пекарский переводит не совсем точно — «досаждать кому словами или поступком), преследовать, гнать кого, произошел от того же корня «бурут» или «буруут»...

    Современные буряты известны якутам под именем «бырааскай» (см. словарь Пекарского). Для каждого человека, мало-мальски знакомого с фототекой якутского языка, должно быть ясно, что «бырааскай» есть якутское произношение русского наименования «братский». (Ср. якут. быраат от русского «брат»). Значит понятие о бурятах якуты получили только от русских...

    [С. 435-437.]

                                                                          Глава VII

                                                             «ТАБАЛЫЫРА-БЭРГЭН

                             (К вопросу об этническом происхождении вилюйских якутов)

    I. ...«Ураангхай есть старинное название якутского племени» [* Э. К. Пекарский. Словарь. 3061 стр.], а «саха», бесспорно, есть современное племенное самоопределение якутов...

    [С. 447.]

    II. ...Сочетание имен «ураангхай-саха» или «саха-ураангхай», как правильно заметил Серошевский, встречается «в торжественных оборотах речи, в сказках (былинах — олонгхо), молитвах»... «причем урааягхай относится к саха, как общее к частному, как племенное к родовому» [* Якуты. 203 стр.].

    Этот способ обозначения своей национальной принадлежности, несомненно, родился в условиях международного общения и политического быта древне-турецких племен. Основания возникновения этого сложного имени современный якут, конечно, забыл, но общий смысл его, по нашему мнению, совершенно правильно угадан покойным якутом-лингвистом С. А. Новогородовым, который сочетание «саха-ураангхай» переводит «якут-молодец» [* Пекарский. Слов. 3062 ст.]...

    [С. 448.]

    V. У якутов сохранилась весьма популярная и распространенная поговорка:

    «Саха саара, ураангхай буура».

    Смысл поговорки — наилучший, отборный из людей. Э. К. Пекарский эту поговорку зарегистрировал в форме «Саха саардара, ураангхай буурдара» (т. е. во множ. ч.) и переводит — царь якутов, наибольший урянхайцев [* Словарь. стр. 564.]. Однако, это выражение в его древнем и прямом значении нужно переводить несколько иначе. «Буур» значит — самец оленя, называют и самца лося. (См. Пекарский. Слов. «буур — самец (оленя, сохатого и дикого барана)»...

    [С. 450.]

    XI. У современных якутов бытует одна поговорка или крылатое речение, в котором центральное место занимает имя «ураангхай». Когда якуг хочет выразить величайшее удивление по повод у несуразного, дикого, странного или бесшабашного поведения кого-либо, из его уст вырывается неожиданное восклицание — «о, джэ ураангхай, догоор» — о, други, ведь (он есть истый) ураангхай!

    Принимал во внимание изложенную выше служебную роль древних уранхаев, относивших обязанности династийных войск или отрядов внутренней охраны, приведенное якутское выражение следовало бы переводить приблизительно — «ну, и башибузук» (или, ну и сорвиголова). По Пекарскому, Дмитриан Попов, один из лучших знатоков якутского языка, это выражение переводит: — «ну, существо же». По Кочневу, «ураангхай» значит дерзкий, по Худякову, — бедокур, бедовый, чудак, дивный [* См. Пекарский. Словарь. 3061 стр.]. А Семен Новгородов, как мы говорили раньше, переводит это слово — «молодец»...

    [С. 465-466.]

                                                  ЗАКЛЮЧИТЕЛЬНЫЕ ВЫВОДЫ

    V. ...Особенно знаменательно последнее мифологическое имя, которое приписывается древнейшему царю, почитаемому как божество — покровитель всех властвующих феодально-княжеских родов. Его полное имя «Сюнг-Хаан — Сюнгкэн-Эрлик Хомпоруун-Хотой Айыы» — великий хан, величайший Эрлик горбонос — орел — божество. Этот дух почитался якутами в лице темно-серого орла. В былинах этот хан признается властителем многих улусов, зажимающих безграничные степи [* См. «Образцы иар. литер. якутов». Под редак. Э. К. Пекарского. Т. 1 стр. 3.]...

    [С. 470.]

 

 

    ОЛЕНЕВОДСТВО...

    Лит.: Доброва-Ядринцева, Л. К материалам по оленеводству Сиб. края, Н.-Сиб.,1927; ее же. Экономика оленеводства, «Жизнь Сиб.», 1927, 5; Орловский, П. Материалы к изучению Анадырско-Чукотского оленеводстна, 1927; Грюнер, С А. Текстовая часть отчета о ветеринарно-санитарном состоянии Камчатской обл. за 1915 г., «Архив Ветеринарных Наук», 1916, II; его же. По Охотскому побережью. Сведения о ветеринарно-санитарном состоянии Приморской обл., 1914; Богораз, В. Г. Очерки материального быта оленных чукчей, «Сб. Музея по Антропологии и Этнографии при Акад. Наук», в. 2, СПб., 1901; Пекарский, Э. Я. и Цветков, В. П. Очерки быта приаянских тунгусов, «Сб, Музея по Антропологии и Этнографии Акад. Наук», в. 2, 1913; Первушин. Данные о болезнях оленей в Приморской обл., их лечение, «Архив Ветеринарных Наук», 1911; Аргентов, О. А. Олени Заленского края, «Акклиматизация», т. I, п. 2, 1860; Макаревский, А. Н. и Петрушевский, В. Д. Северный олень — домашнее животное полярных стран (опыт изучения), СПб., изд. журн. «Вестник Общей Ветеринарии», 1903; Сергеев, М. А. Советская Камчатка, М., 1932; Грюнер, С. А. Литература по оленеводству и патологии северного оленя, «Тр. Сиб. Ветеринарного Ин-та», в. VIII, 1927; Сб. по оленеводству, тундровой ветеринарии и зоотехнике, М., изд. К-тета Севера при Президиуме ВЦИК, 1932; ряд ст. в журн. «Социалистическое Животноводство», „Советский Север», «Экономическая Жизнь Дальнего Востока».

    И. Кожухов.

    /Сибирская советская энциклопедия. T. IV. Новосибирск (Москва). 1937. Стлб. 137./

 

 

    ПЕКАРСКИЙ, Эдуард Карлович (1858-1934) — лингвист этнограф-якутовед. Учился в Харьковском Ветеринарном Институте. В 1881 за рев. работу в кружках землевольцев был сослан в Якут. обл., где пробыл до 1895. В ссылке занимался изучением быта и яз. якутов. Участвовал в Якутской (Сибиряковской), в Нелькано-Аянской экспедициях (1903) и др. Жил в Л., работал ученым хранителем в Ин-те Востоковедения Акад. Наук. В 1931 избран в почетные академики. Гл. труды: Словарь якутского языка, вв. 1-VIII, изд. Акад. Наук; Образцы народной литературы якутов, тт. I-III, 1907-1908, изд. Акад. Наук; Якутские тексты, собр. Н. Припузовым (перевод на польский яз.), «Востоковедный Ежегодник», т. I, Краков, 1916-18; Якутские пословицы и поговорки (перевод на польский яз.), там же, т. II, Львов; кроме того, большое количество статей в научных журналах («Этнографическое Обозрение», «Живая Старина», «Изв. Об-ва Археологии, Этнографии и Истории при Казанском Университете», «Каторга и Ссылка», «Сб. Музея Антропологии и Этнографии Акад. Наук» и др.).

    О нем: Poppe, N. Eduard Piekarski «Ungarische Jahrbücher» Band VII, Нeft 3-4; К.M.А. Революционер-ученый, «Сб. Тр. Исследовательского Об-ва «Саха-Кескеле», т. I, Якутск, 1917. Отзыв акад. В. В. Радлова о трудах Э. К. Пекарского, «Отчет Р. Г. Об-ва», СПб., 1911; Азадовский, М. К. Э. К. Пекарский (некролог), «Сов. Этнография», Л., 1934, 5.

    /Сибирская советская энциклопедия. T. IV. Новосибирск (Москва). 1937. Стлб. 273./

    *

    Словари языков народов Сибири, — И силу общей недостаточности изучения языков народов Сибири, словари этих языков, как правило, не отличаются полнотой. Лучше всего дело обстоит со словарями тюркских языков и менее всего благополучно со словарями палеоазиатских. Самым крупным словарем тюркских языков является «Опыт словаря тюркских наречий» В. В. Радлова (I том вышел и свет в 1893, IV и последний в 1911 в издании Акад. Наук). В этот словарь вошли слова почти всех языков тюрков Сибири — ойротского, шорского, хакасского, карагасского, барабинского и т. д. и единичные слова из якутского языка. Ввиду того, что этот словарь является общетюркским, словарный запас каждого отдельного языка отражен в нем в сравнительно слабой степени. Из словарей частных на перном месте стоит «Словарь якутского языка» Э. К. Пекарского (3 тома 1917-1930), изданный также Акад. Наук. Словарь этот является одним из самых полных словарей тюркских языков вообще и, за исключением современной советской и международной терминологии, почти полностью исчерпывает наличный словарный запас якутского языка. Небольшой «Якутско-русский словарь» И. Н. Попова (Якутск, 1931) и «Краткий русско-якутский словарь» Э. К. Пекарского (Пгр., 1916) являются существенным дополнением к большому словарю Пекарского...

    И. Поппе.

    /Сибирская советская энциклопедия. T. IV. Новосибирск (Москва). 1937. Стлб. 915./