ЎЎЎ 25-1. Адубарыя Ігідэйка. Эдуард Пякарскі ў жыцьцяпісах. Сш. 25-1. 1929-1. Койданава. "Кальвіна". 2022.

 

 

                                                                БИБЛИОГРАФИЯ.

                                               Очерни по изучению Якутского края.

                                                    Вып. II. Ирк., 1928 г. стр. 164 +78.

                                                                      (Окончание)

    ...Известный Якутии Э. К. Пекарский (автор многотомного якутско-русского словаря, издаваемого Академией Наук) дает, в обработке Н П. Попова, заметки «Среди якутов», собранные им, в бытность его в ссылке в 80 - 90-х г. г. в Батурусском улусе Якут. окр. Заметки подразделяются на 3 рубрики: космогонические (о небе, звездах, огне и т. д.), зоологические и антропологические понятия якутов. Несомненно, что для этнографа они представит значительный интерес, хотя часть их уже известна из литературы...

    Журналист.

    [С. 4.]

 

    Феликс Кон

                                                НА ПОСЕЛЕНИИ В ЯКУТСКОЙ ОБЛАСТИ

                                                                          (Продолжение)

                                                                                      XI

    ...А между тем на всем протяжении Сибири из года в год выдвигались все новые и новые имена ссыльных, внесших определенный вклад в науку... Особенно выделилась в этом отношении Якутская область, о чем свидетельствует далеко не полный перечень имен: Худяков, Короленко, Серошевский, Трощанский (статья о верованиях якутов), Пекарский, Ионов, Виташевский, Иохельсон, Левенталь, Майнов, Г'еккер, Горинович, Стефанович, Ястрембский, Сосновский, Свитыч (двое последних печатали свои беллетристические очерки в «Русском Богатстве»), Дионео (Шкловский), Осипович (беллетрист) и многие другие, если не упоминать о журналистах, которые принимали весьма деятельное участие во всех сибирских периодических изданиях...

    В описываемое мною время уже серьезно занимались изучением жизни якутов Виташевский, Ионов, Пекарский; много материала по изучению экономического быта якутов собрал Левенталь, специально вопросом о земледелии в Якутской области занимался Иохельсон...

    Перечисляя всех этих лиц, я совершенно сознательно не упомянул и Вацлаве Серошевском.

    Он среди исследователей занимал совершенно особое место...

    /Каторга и Ссылка. Историко-Революционный Вестник. Кн. 50. № 1. Москва. 1929. С. 99-100./

 

 

    Надежда Бер

                                          СИБИРСКАЯ ЖИВАЯ СТАРИНА ЗА ПЯТЬ ЛЕТ

                                                                        1923 — 1928

                                                          (Библиографический указатель)

    Настоящая работа является указателем к «Сибирской Живой Старине» за первые пять лет ее существования. За этот период было выпущено всего семь сборников в шести книгах, т. к. третий и четвертый сборники вышли одной книгой III-IV. Пятый и шестой сборник имеют двойную нумерацию — I (V) и II (VI), но мы нашли более удобным принять для них обозначение в нашем указателе — V и VI.

    Так как в «Сибирской Живой Старине» печатался уже целый ряд библиографических работ, то в целях сохранения единства описания нами принят тот же порядок распределения материала: автор, заглавие, номер сборника, обозначенный римской цифрой и далее после точки с запятой — страницы. Сведения от составителя взяты в прямые скобки.

    К работе приложено пять указателей: 1) указатель собственных имен, 2) указатель племен и народностей, 3) топографический указатель, 4) предметный указатель и 5) указатель по дисциплинам.

    В топографическом указателе Сибирь разделена на Западную от Урала до Енисея и Восточную от Енисея до Приморья включительно, в виду того, что такое районирование было принято авторами многих статей.

    [С. 267.]

    105. Пекарский, Э. К. Предание о том, откуда произошли якуты.III-IV; 137-144.

    [Записано в 1907 г. со слов якута И. Н. Никифорова.]

    [С. 273.]

    162. Хороших, П. П. Исследователи Якутии. С предисловием И. И. Майнова. III-IV; 161-180. [Биографический очерк В. М. Ионова (1851-1022).]

    Приложения: I. «Из письма Василия Александровича Ендржеевского к Э. К. Пекарскому. II. Научно-литературное наследство В. М. Ионова. Статьи и заметки о В. М. Ионове.

    [С. 276.]

                                          Указатель собственных имен

                                           (по заглавиям и аннотациям)

    Пекарский, Э. К — 162.

    [С. 279.]

 

 

 

    П. К. Симони

           ЗАМЕТКИ РИЧАРДА ДЖЕМСА О ЧУДИ, ЛОПАРЯХ, САМЕДАХ И ЧЕРЕМИСАХ

                                                                 Из рукописи 1618-20 г.г.

                                                                              ІІІ.

    Обозревая наши выписки, мы находим тут и отдельные записи слов на разных языках, и этнографические заметки, и обрывки народных сказаний, любопытные тем, что дают нам тексты определенного времени, именно 1618-20 г.г.

    Остановимся особенно на последней выписке о мамонте. Слово до сих пор еще неразгаданного происхождения. Наши этимологи считают его зашедшим не то из тунгусского языка, не то из якутского. Но в выдающемся словарном труде по якутскому яз., изд. под ред. Э. К. Пекарского, этого слова на букву М мы совсем не нашли. Наши языковеды-этимологи: Горяев и Преображенский оказались недостаточно осведомленными с финно-угорскими языками. Ознакомившись с статьею „Единороги” проф. С. А. Усова (Соч. т. I. М. 1888), я остановил свое внимание на одном его замечании (стр. 398): „На многих финских наречиях „ма“ означает землю, „муть“ (несколько смягченно) и теперь у эстов означает — крота. Следовательно, ‘мамут’ значит земляной крот“. Усов приводит мнение академика К. Бэра, который считает н в русском слове „мамонт” вставкою и полагает, что настоящее слово есть „маммут“, как писало это слово большинство старинных путешественников [* Откуда получилась в русском языке не ранее XVIII в. форма мамонт, остается загадкой и, напр. проф. Бернекер в своем Этимологическом Словаре славянских. языков, просто опустил его.].

    /Сборник Ленинградского Общества Исследователей Культуры Фино-Угорских Народностей (ЛОИКФУН). Исследования и материалы по финноугроведению. І. Под реакцией Председателя Общества В. А. Егорова. Ленинград.1929. С. 128./

 

    И. А. Чеканинский

                                                                      «БАКСЫЛЫК»

                                                    (Следы древних верований казаков)

    ...Наблюдения показывают, что понятие о более высших божествах, которое существует у бурят-шаманистов, шаманистов якутов и алтайцев, — как, например, у последних Ульгень — бог неба и вселенной, олицетворяющий добро, его мать Тазыхан, Яжиган-громовержец и повелитель дождя, Тимур-хан — бог войны, противопоставляемый Ульгеню Ерлик-хан — бог преисподней, олицетворяющий зло, высшее божество неба у бурят Эсеге-Малан-тэнгри, мифологическое существо подземного царства дохристианской религии якутов Кыдай-Бахсы и проч., — у казахов-шаманистов как будто бы утратилось, по крайней мере уже теперь ничего не слышно о верховных божествах казахов — Жасаган — творце вселенной (сравнить с алтайским Яжиган), о Тäнгра (очевидно монгольский Тэнгри) и о подчиненных им богах. Есть лишь злые и добрые существа — духи, которые не имеют своего генеалогического дерева и стоят вне подчиненной зависимости друг о друга и лишь только человек, в большинстве случаев, одаренный от рождения способностью чувствовать, осязать и распознавать этих духов, путешествовать некоторое время в потустороннем загробном мире, видеться с духами и возвращаться обратно или призывать их, может регулировать желания и действия духов, направленные на зло и во вред [* Вред, зло — «кастык» или «жамандык».] людям, либо путем колдовства [* Колдовство — «жаду».], принесения жертв и умилостивления, либо путем применения угроз [* В лексиконе казахов имеется существительное — «коркуныш» — страх, боязнь, ужас; глагол «коркут»— устрашать, испугать; отсюда «коркунышты» — страшный.] по отношению к духам. Так, например, в одном заклинании бакса говорит:

        „...Я говорю: два моих одинаковых великана придите,

        Я говорю: где Кобен, пьющий кровь?

        Этот мой резака, вынимающий внутренние болезни,

        Я вас зову...” [* См. М. Мирониев. Демонологические рассказы киргизов. „Записки И. Русского Географического Общества по отделению Этнографии”. СПБ. 1888 г. Том X, вып. 3, стр. 47. Большой и в высшей степени интересный фольклористический материал отображающий собой шаманские верования турецко-монгольских народов, представлен трудами Радлова, Потанина, Серашевского, Трощанского, Пекарского, Вербицкого, Майнагашева, Пантусова, Диваева и целым рядом работ других сибирских и туркестанских этнографов. Интересен материал в сборниках сравнительно недавнего времени: Н. Я. Никифоров. Аносский сборник. Собрание сказок алтайцов с примечаниями Г. Н. Потанина («Записки Западно-Сибирского Отдела И. Русск. Геогр. О-ва». Омск 1915 г. Т. XXXVII, стр. 293+XIX); Г. В. Ксенофонтов. Легенды и рассказы о шаманах у якутов, бурят и тунгусов, (Материалы к мифологии урало-алтайских племен в Северной Азии». Часть первая. Иркутск. 1928 г., стр. 1-77. Приложение к «Очеркам по изучению Якутского края». Вып. II. Иркутск. 1928 г. Изд. Якутской секции Вост.-Сиб. Отдела Русск. Геогр. О-ва Смотреть также отдельные небольшие статьи, А. И. Балдунникова Первый шаман («Бурятоведческий сборник». Вып, III-IV. Иркутск. 1927 г., стр. 67-69); Д. Д. Дамеева — Легенда о происхождении шаманизма и падении волшебства. (Ibidem стр. 69-70).]...

    Внешне от шамана бакса отличается тем, что он не имеет специальной одежды, которая указывала бы его профессию, и только ближайший среднеазиатский сородич баксы — ,,дуана“ [* «Дууана» собственно означает юродивый-блаженный.], тоже представитель одной из отживающих форм шаманизма в сочетании его с магометанством, имеет специальную одежду (шапку, халат, палку-посох из священного дерева „Муса-аса“, часто нанизаннную дребезжащими железными кольцами и бляшками), свидетельствующую о принадлежности дуаны к определенному религиозному культу.

    Известно, что необходимейшей вещью, сопровождающей служение шаманскому культу, является бубен, тогда как при баксылыке роль бубна выполняет смычковый инструмент, называемый казахами „кобыз” [* Киргизами кобыз называется «кыл-кияк», кузов — «чаиркопер», гриф — «кармар-дирь», колок «кулак», зеркало, имеющееся во внутренней стороне кузова — «коромчу» (видеть) иди «кюскю», побрякушки на грифе и в кузове — «шалдратма», мушка, через которую проходят струны — «тиек», нижний выдающийся конец кобыза — «тьектоктотар». (Запись 1921 г. в Киргизстане). Интересно отметить, что кобызом (иной раз в произношении казахов это слово звучит как «хомыс») называется также небольшой, сантим. 3-4 длины металлический музыкальный инструмент с небольшой металлической пластинкой, распространение которого, очевидно, очень широко. В. Ф. Трощанский в своей статье «Наброски о якутах Якутского округа» (под ред. и с примеч. Э. К. Пекарского. Казань. 1911 г., стр 34) видел его у якуток. Он же такой инструмент под названием «дымбра» видел у цыган на юге России. Даль, называя этот инструмент «хомус», «хамыс», «варган», «кобыз», считает его общераспространенным (Ibidem, стр. 34). Нам удалось видеть такой же инструмент (3 экземпляра) в коллекции Алма-атинского музея в 1921 г. Судя но этикетке инструменты эти принадлежали дунганам, хотя и носили казанское название «кобыз-кыз» (девичий кобыз). Точно такой же музыкальный инструмент мы видели в 1927 г. в музее г. Ново-Сибирска, и если не изменяет память, инструмент этот был среди предметов остяцкой (с р. Оби) этнографической коллекции. Алма-атинские «кобыз-кыз» помещались в небольших выдолбленных из дерева футлярах.], кузов которого делается из верблюжьей кожи. В редких случаях, за неимением кобыза, бакса прибегает к помощи „домбры”...

    /Записки Семипалатинского Отдела Общества Изучения Казакстана (бывший Семипалатинский Отдел Государственного Русского Географического Общества). Т. 1. Вып. XVIII. Семипалатинск. 1929. С. 76, 79-80./

 

 

                                                                       ОТ СОСТАВИТЕЛЕЙ

    Для настоящего тома мы впервые пользовались, кроме печатной литературы и архивных документов, сведениями, полученными от непосредственных участников революционного движения. Выразив желание просматривать справочник еще в рукописи, участники народовольческих кружков при Обществе политкаторжан в Москве и Ленинграде, помимо общей проверки сообщаемых сведений, дали ряд ценных библиографических и биографических данных о тех лицах, с которыми они были лично знакомы или о которых у них сохранились воспоминания. Особенно много дополнений было дано относительно позднейших годов жизни участников революционного движения «семидесятых» годов. Из московских народовольцев особенно деятельное участие в просмотре приняли И. И. Попов, М. Ф. Фроленко, М. М. Чернавский, М. И. Дрей; а из живущих в Ленинграде — О. К. Буланова, И. И. Майнов, Э. К. Пекарский, В. Л. Перовский, А. В. Прибылев и С. П. Швецов. В каждом отдельном случае нами в библиографии делалась соответствующая отметка. Глубоко благодарные за оказанную помощь, мы надеемся, что непосредственные участники движения не откажут в своей помощи и в дальнейшем.

    М. Карнаухова, А. Шилов.

    /Деятели революционного движения в России. Био-библиографический словарь. От предшественников декабристов до падения царизма. Под редакцией Феликса Кона, А. А. Шилова, Б. П. Козьмина и В. И. Невского. Т. II. Семидесятые годы. Вып. 1. А – Е. Составлен А. А. Шиловым и М. Г. Карнауховой. Москва. 1929. С. XVII./

 

 

    Александров, Диомид Александрович, петербургский мещанин. Род. ок. 1850 г. в бедной семье и отдан в Петерб. воспитат. дом. Помещен в финск. деревню, где прожил до 11-ти лет, а потом определен на Кренгольмск. мануфактуру близ Нарвы, где обучался ткацкому ремеслу. В нач. 1870-х г.г. работал на петерб. фабрике Торнтона; в 1873 г. участвовал в кружке Синегуба за Невск. заставой. В конце 1873 г. познакомился с В. Дьяковым. В 1874-1875 г.г. работал ткачом на фабр. Чешера, жил на Выборгской стор. на даче Бобонина, где вел пропаганду среди рабочих вместе с Дьяковым, Сиряковым и Вас. Герасимовым. С теми же лицами вел пропаганду среди солдат в казармах Моск. полка, где и был задержан 18 апр. 1875 г. Предан суду ос. прис. Сената по обвинен. в распростр. среди солдат и рабочих, по соглашению с Дьяковым, преступных сочинений. 16 июля т. г. признан виновным и приговорен к лиш. вс. прав сост. и к каторжн. работам в крепостях на 10 лет. Содержался до окт. 1880 г. в Новобелгор. кат. централе. Оттуда переведен в Мценскую перес. тюрьму и в февр. 1882 г. прибыл на Кару. В 1884 г. выпущен на поселение; жил в Борогонском улусе (Якутск. обл.). По окончании срока в 1896 г. переехал в Якутск, где умер 31 дек. 1925 г.

    Сообщения Э. К. Пекарского и М. М. Чернавского. — ...

    /Деятели революционного движения в России. Био-библиографический словарь. От предшественников декабристов до падения царизма. Под редакцией Феликса Кона, А. А. Шилова, Б. П. Козьмина и В. И. Невского. Т. II. Семидесятые годы. Вып. 1. А – Е. Составлен А. А. Шиловым и М. Г. Карнауховой. Москва. 1929. Стлб. 17-18./

 

 

    Алексеев, Петр Алексеевич, крестьянин д. Новинской (Сычевск. у. Смоленск, губ.). Род. 14 янв. 1849 г. В нач. 1870-х г.г. работал ткачом на петерб. фабрике Торнтона и в 1873 г. входил в пропаг. кружок за Невск. заставой, организованный С. Синегубом. В марте 1874 г. на его квартире в Измайловск. полку происходили сходки рабочих, на которых главную роль играл студ. Низовкин. В конце т. г. был членом воздвиженск. рабочей артели в Петербурге и в ноябре т. г. переехал в Москву. В февр. 1875 г. принимал участие в выработке устава «Всеросс. социально-револ. организации». Арестован вместе с другими 4 апр. т. г. в Москве, в доме Корсак. Привлечен к дознанию по обвинению в участии в кружке В. Ивановского и Ионова, но по выс. пов. 18 ноября 1876 г., в виду привлечения его по процессу 50-ти, дело это прекращено. 30 ноября 1876 г. предан суду ос. прис. Сената по обвинению в составлен. и участии в противозак. сообщ-ве и в распростр. книг, имевш. целью возбужд. к бунту (процесс 50-ти). На суде произнес свою знаменитую речь. Приговором суда, объявленном 14 марта 1877 г., присужден к лиш. всех прав и к ссылке в каторжн. работы в крепостях на 10 лет. Наказание отбывал сначала в Ново-Белгородск. кат. тюрьме, где 3 июля 1878 г. начал с товарищами голодовку. В окт. 1880 г. переведен в Харьк. губ. тюрьму, откуда — в Мценскую пересыльн. тюрьму. Весною 1881 г. отправлен в Сибирь и прибыл на Кару в февр. 1882 г. В 1884 г. вышел на поселение в Якутск. обл.; жил в Сасылском наслеге Баягантайск. улуса (Якутск. окр.) в 1888 г. переведен в Жулейский наслег Ботурусск. улуса. 16 августа 1891 г. убит якутами с целью грабежа.

    Сообщение Э. К. Пекарского. — ... — И. И. Майнов, П. А. Алексеев. 1849-1891. М. Изд. «Красн. Новь». 1924. — Э. Пекарский, «Воля Народа» 1917, № 93 (Памяти рабочего П. Алексеева). — В. Фигнер, «Воля Нар.» 1917, № 100 (Дополнения). — Э. К. Пекарский, «Был.» XIX (1922), 80-118 (Рабочий П. Алексеев). — ...

    /Деятели революционного движения в России. Био-библиографический словарь. От предшественников декабристов до падения царизма. Под редакцией Феликса Кона, А. А. Шилова, Б. П. Козьмина и В. И. Невского. Т. II. Семидесятые годы. Вып. 1. А – Е. Составлен А. А. Шиловым и М. Г. Карнауховой. Москва. 1929. Стлб. 25-27./

    *

    Бе[ѣ]лоцветов, Гавриил Васильевич, уволенный из Яросл. Демидовск. лицея. Род. ок. 1852 г. Привлекался в 1878 г. по делу о пропаганде в Ярославле и Костроме (дело Антушева). Предан суду. В 1880-х г.г. был в ссылке в Баягантайском улусе (Якутск. обл.).

    Сообщение Э. К. Пекарского. — Справ. листок. — Доклады 1878, III, 653-662; 1879, III, 746-749.

    /Деятели революционного движения в России. Био-библиографический словарь. От предшественников декабристов до падения царизма. . Под редакцией Феликса Кона, А. А. Шилова, Б. П. Козьмина и В. И. Невского. Т. II. Семидесятые годы. Вып. 1. А – Е. Составлен А. А. Шиловым и М. Г. Карнауховой. Москва. 1929. Стлб. 99./

    *

    Боголюбов, Андрей — под этой фамилией в 1878 г. проживал в Тамбове Эд. Карл, Пекарский (см.).

    Сообщение Э. К. Пекарского.

    /Деятели революционного движения в России. Био-библиографический словарь. От предшественников декабристов до падения царизма. . Под редакцией Феликса Кона, А. А. Шилова, Б. П. Козьмина и В. И. Невского. Т. II. Семидесятые годы. Вып. 1. А – Е. Составлен А. А. Шиловым и М. Г. Карнауховой. Москва. 1929. Стлб. 128./

 

 

    Дебогорий-Мокриевич, Владимир Карпович, сын дворянина, небогатого землевладельца Подольской губ., отставн. подполковника. Род. 12 мая 1848 г. в Чернигове. Воспитывался в Немировск. гимназии, а в 1864 г. переведен в Каменец-Подольскую гимназию, которую окончил в 1866 г. и поступил в Киевск. ун-т. Впервые принял участие в кружках, организованных его братом Иваном; участвовал в «американском» кружке, намереваясь отправиться в Америку для организации земледельческой коммуны. Весною 1873 г. уехал в Швейцарию; жил в Цюрихе, был близок к бакунистам, печатал в Цюрихе вместе с Сажиным сочинения Бакунина и лично познакомился в Локарно с Бакуниным. Осенью 1873 г. возвратился в Россию. Вследствие ареста 27 ноября т. г. Донецкого, был произведен обыск в Луке-Барской, где жил Д.-Мокриевич, успевший, однако, скрыться до обыска. С осени 1873 г. перешел на нелегальное положение. Жил в Киеве, работал в артелях в качестве рабочего, принимал участие в «киевской коммуне». Весною 1874 г. вместе с Стефановичем и друг. «ходил в народ» для пропаганды (Киевск. губ.); жил в Жмеринке на работах по жел.-дор. линии. После массовых арестов осенью 1874 г. скрылся за границу, жил в Швейцарии и осенью 1875 г. опять вернулся в Россию — в Киев. Организовал кружок, поставивший себе задачей подготовление вооруженного крестьянского восстания; принимал участие в организации Чигиринского дела. Вследствие происшедших арестов временно скрылся из Киева и жил в Елисаветграде, Харькове, Одессе. Арестован 19 июня 1876 г. вместе с Мар. П. Ковалевской под фамилией К. П. Затворницкого в мест. Шпола (Киевск. губ.), но по недосмотру полиции был освобожден на другой день и скрылся. В 1877-1878 г.г. принимал участие: в очищении конспиративной квартиры Стефановича, в организации побега Дейча, Стефановича и Бохановского, в расклейке в Киеве прокламаций. Арестован 11 февр. 1879 г. в Киеве, в доме на Жилянской улице, и предан суду по обвинению в принадлежности к револ. сообщству, в составлении фальшивого документа и проживании по нему. 4 мая 1879 г. Киевским военно-окружн. судом приговорен к лишению всех прав состояния и к каторжн. работам в рудниках на 14 лет 10 мес. 30 мая 1879 г. отправлен из Киева; с 31 мая по 5 июля находился в Мценской тюрьме, после чего отправлен в Сибирь. На пути «сменился» с уголовным Павл. Павловым и 29 окт. 1879 г., под видом Павлова, был поселен в селе Тельминском (Иркутск, губ.), откуда в нач. ноября т. г. бежал. Пробыв в Сибири около года, выехал в начале зимы 1880 г. в Евр. Россию; в марте 1881 г. проживал в Москве и в мае т. г. выехал за границу в Швейцарию. В 1880-х г.г., не сойдясь с народовольцами, отошел от револ. движения. В 1887-88 г.г. принимал участие вместе с Бурцевым в издании журнала «Самоуправление», а в 1889 г. входил в редакцию журнала «Свободная Россия». Жил во Франции под фамилией болгарина Ант. Стоянова. В нач. 1890-х г.г. переехал в Болгарию, где служил под фамилией Каблукова. В 1892 г. переехал в Лондон, потом — в Америку; жил в Нью-Йорке. В июле 1894 г. окончательно переселился в Болгарию; принял болгарское подданство. Умер в нач. ноября 1926 г. на юге Болгарии, в гор. Чирпане.

    Справки (Вл. Дебогорий-Мокриевич, Брешковская, Животовская, В. Засулич, Зелинский, Зенькович, Зиневич, Иванченко, В. Лепешинский, Э. Пекарский, Н. Позен). — ...

    /Деятели революционного движения в России. Био-библиографический словарь. От предшественников декабристов до падения царизма. Под редакцией Феликса Кона, А. А. Шилова, Б. П. Козьмина и В. И. Невского. Т. II. Семидесятые годы. Вып. 1. А – Е. Составлен А. А. Шиловым и М. Г. Карнауховой. Москва. 1929. Стлб. 336-338./

 

 

    Девель, Михаил Владимирович, сын капитана погран. стражи, кандидат сельск. хозяйства. Род. 22 дек. 1846 г. в Кронштадте. Учился в Петерб. гимназии; в 1863 г. за организацию в гимназии нелегальной библиотеки переведен из пансионеров в приходящие. По окончании гимназии поступил в Земледельч. ин-т в Петербурге, который окончил в 1871 г. В том же году, за организацию студенческ. клуба и вследствие политич. неблагонадежности, выслан из Петербурга под надзор полиции в Тамбовскую губ., где поступил управляющим имением; потом служил в Тамбовск. земстве. В 1878 г. вошел в общ-во «Земля и Воля»; принимал активное участие в тамбовском поселении землевольцев (с весны 1878 г.). Обратил на себя внимание полиции тем, что оказывал деятельное содействие к определению на должности волостных писарей, фельдшеров (Гартман, Пекарский, Аптекман и др.) неблагонадежн. лиц. Арестован в 1879 г. и находился под стражей с 24 сент. 1879 г. После полуторагодового заключения в Тамбове, по выс. повелению, в администр. порядке выслан под надзор полиции в Зап. Сибирь. Проживал в Томске. По возвращении из ссылки в 1883 г. служил агрономом в Тверск. земстве и в 1907 г. привлечен к ответственности за организацию нелегального союза сельских кооператоров. В 1909 г. административно выслан под надзор полиции в Псков, где работал в качестве агронома и инструктора сельско-хозяйственной кооперации. Умер в Пскове 31 мая 1927 г.

    Справки (Александровский, Бакрадзе, Н. Мощенков, Э. Пекарский, С. Петров, Е. Скуратова, Снегирев, И. Федоров). — ... — Э. Пекарский, «Кат. и Сс.» 1924, IV (11) 82-85 (Отрывки из воспоминаний. II. М. В. Девель). — ...

    /Деятели революционного движения в России. Био-библиографический словарь. От предшественников декабристов до падения царизма. Под редакцией Феликса Кона, А. А. Шилова, Б. П. Козьмина и В. И. Невского. Т. II. Семидесятые годы. Вып. 1. А – Е. Составлен А. А. Шиловым и М. Г. Карнауховой. Москва. 1929. Стлб. 340-341./

 

 

 

 

                                                                ПРЕДИСЛОВИЕ

    Издаваемые Комиссией Академии Наук СССР по изучению Якутской АСС Республики и Гидрографическим Управлением УВМСРККА «Материалы экспедиции к устьям рр. Лены и Оленека» являются результатом работ названной экспедиции, в 1920 году бывшей под начальством Ф. А. Матисена, а в 1921 — под начальством Н. И. Евгенова.

    Главною целью экспедиции, снаряженной Восточно-Сибирским Управлением Водного Транспорта [* В дальнейшей переименовано в Лено-Байкальское Управление водного транспорта.] в г. Иркутске при широком содействии Главного Гидрографического Управления, были работы гидрографического характера в дельте р. Лены. Поэтому основой их были производство описи и физико-географические наблюдения при попутном дополнительном сборе материалов по другим научным дисциплинам...

    [С. І.]

    Что касается географических названий, встречающихся в тексте, то здесь уместно указать на то, что названия, помещенные в скобках, означают либо данное название в прежней транскрипции, либо же наименование первоначально записанное со слов лоцмана или туземцев. Название, стоящее перед скобками, в большинстве случаев является наименованием, исправленным согласно указаниям Э. К. Пекарского...

    [С. ІІ.]

    В заключение приношу свою глубокую благодарность б. Начальнику Гидрографического Управления С. П. Блинову и его помощнику В. В. Ахматову за их благожелательное отношение к данной работе, П. В. Мессеру за просмотр всей рукописи и ряд ценных указаний при обработке, Б. П. Вейнбергу и Н. Н. Никольскому за просмотр главы о магнитных наблюдениях, Л. Ф. Рудовицу за просмотр главы о гидрометеорологических наблюдениях, В. С. Стахевичу за просмотр главы о приливо-отливных наблюдениях, Э. К. Пекарскому за проредактирование якутских названий, а также лицам, принимавшим участие в оформлении издания, в частности Н. Г. Редько за тщательное ведение корректуры. Должен также поблагодарить инженера К. А. Акулова, бывшего в 1922 году Начальником отдела Пути и Сооружений Центрального Речного Управления, его помощника инженера Е. Г. Иогансона и заведующего Бюро исследований названного отдела инженера П. М. Цишевского за проявленное ими в то время сочувственное отношение к обработке материалов экспедиции.

    Н. Евгенов

    [С. ІІІ.]

 

 

    Комиссия Академии Наук СССР по изучению Якутской АСС Республики, помимо возложенных на нее полевых исследовании с опубликованием результатов научных трудов Якутской Экспедиции Академии Наук СССР, ставит себе задачей также закончить работы и издать труды прежних экспедиций, имевших место на территории Якутии.

    Среди незаконченных работ прежних экспедиций, — как Академии Наук (Э. В. Толль, А. А. Бунге, К. А. Воллосович), так и других учреждений (Гидрографического и Переселенческого Управлений, Географического Общества) — экспедиция 1894-1896 гг., снаряженная на средства И. М. Сибирякова, занимает одно из первых мест.

    Комиссии по изучению Якутской АСС Республики не представилось возможным собрать и объединить весь материал Сибиряковской экспедиции, так как он чрезвычайно разрознен, находясь в различных стадиях обработки в разных городах Союза. Все же Комиссия принимает все меры к тому, чтобы материал этой экспедиции был возможно широко использован и полно издан.

    К числу работ означенной экспедиции, оставшихся неопубликованными и незаконченными, относятся предлагаемые труды Е. А. Виташевского — по юридическому быту якутов и Л. Г. Левенталя — по экономическому их строю, которые ныне, при ближайшем посредстве ўчастников той же Сибиряковской экспедиции И. И. Майнова и Э. К. Пекарского, закончены и составляют IV том «Трудов» Комиссии.

    В этот том вошли также статьи более раннего исследователя Якутии Д. М. Павлинова — об имущественном праве якутов и брачном праве у них.

    Комиссия не сочла возможным как-либо сокращать или видоизменять этот исторический документ, и потому материалы «По обычному праву и по общественному быту якутов» издаются в том же виде, как они были написаны в конце прошлого столетия.

    Правительство Якутской АСС Республики неоднократно просило Комиссию ускорить издание вышеназванных трудов, но трудность подбора материала и их разработка, что было взято на себя, по просьбе Комиссии, И. И. Майновым, и, наконец, печатание задержали выход в свет этих капитальных работ.

    Труды Л. Г. Левенталя, Н. А. Виташевского и Д. М. Павлинова сопровождаются составленным И. И. Майновым предисловием, в котором сообщаются сведения как о Сибиряковской экспедиции в целом, так и об И. М. Сибирякове и об авторах вошедших в этот том статей с данными об их научно-литературной деятельности.

    Комиссия по изучению Якутской АСС Республики считает своим долгом выразить глубокую признательность И. И. Майнову за его труд по настоящему изданию, а также Э. К. Пекарскому, любезно просмотревшему транскрипцию якутских слов и названий.

    Председатель Комиссии академик В. Комаров.

    Ученый Секретарь профессор П. Виттенбург.

    /Труды Комиссии по изучению Якутской Автономной Советской Социалистической Республики. [Академия Наук Союза Советских Социалистических Республик.] Т. IV. Д. М. Павлинов, Н. А. Виташевский  и Л. Г. Левенталь. Материалы по обычному праву и по общественному быту якутов. Ленинград. 1929. С. 3н./

    *

                                                                    ПРЕДИСЛОВИЕ

                                                                                  I

    Комиссия Академии Наук СССР по изучению Якутской АСС Республики, в стремлении к наивозможно широкому и полному освещению Якутского края с его скрытыми богатствами и с таящимися в его разноплеменном населении задатками, ввела в круг своих задач не только организацию новых экспедиций, но и воскрешение для науки тех материалов, которые в разное время уже были собраны отдельными исследователями или даже целыми экспедициями, но, в силу разного рода неблагоприятных условий, доныне тлели и покрывались пылью в портфелях частных лиц и в архивах научных учреждений. Недостаток средств для опубликования этих давних работ, а пожалуй и недостаток живого интереса к далекой и угрюмой окраине, обе эти причины вместе вели к тому, что многим работам грозило забвение. А между тем, помимо того, что деятельность прежних экспедиций требовала в свое время огромного труда и доставила очень большой запас разного рода фактических данных, нельзя не учитывать и того, что некоторые из неоглашенных и поныне материалов в настоящее время уже невосстановимы. В особенности это можно сказать о данных этнографического характера....

    В 1874 г. юридический факультет Варшавского Университета передал доставшиеся ему бумаги скончавшегося Губе на рассмотрение профессора Д. Я. Самоквасова и тот, с разрешения Университета, опубликовал, наконец, эти данные, собранные еще в двадцатых годах XIX века в Сибири, в «Сборнике обычного права сибирских инородцев», изданном в Варшаве только в 1876 г. [* Через двадцать пять лет после появления в печати «Сборника» пр. Самоквасова, Э. К. Пекарский нашел в архиве Якутского Областного Правления «Дело по предложению г. Якутского Областного Начальника с приложением отношения Губернского правительства о доставлении в Губернский Совет нужных сведений об оседлых, кочующих и бродячих иноверцах. Началось 10 генваря 1823 г.». Из бумаг этого дела видно, что Губернскому Совету затребованные сведения понадобились для соображений по вопросу о приведении в исполнение Устава об инородцах 1822 г. и «в особенности, об образе управления». В деле оказалось три объемистых документа; два неопубликованных у Самоквасова: «Сведения, составленные вследствие предписания Олекминского Окружного Земского Исправника Г. 9 класса Карсакова от 8 числа мая 1823 г., № 1245, Олекминского ведомства якутскими 5-ти волостей князцами и лучшими родовичами о законах и обычаях инородцев, собранные частию из ясачной выписки и частию из преданиев. Июня (без даты) 1823 г.»; и второй документ, составлявший почти копию первого и до сих пор также остававшийся неизвестным, — «Сведения, составленные во исполнение предписания Верхоянского Окружного Исправника Коллежского Секретаря Михалева онаго же ведомства улусными головами и поверенными верхоянским, эльгетским и устьянским старостами некоторых родовых управлений и лучшими родовичами о законах и обычаях инородцев оных, собранные из сведений по делам и из устных преданий. Декабря 30 дня 1823 г.». Третий документ озаглавлен: «Объяснение якутов Якутской области о законах и обычаях их. Порядок, на коем основывали якуты решения свои по разным искам и обряды, поныне имеющиеся в употреблении». Этот последний документ был представлен в Якутское Областное Управление «головами якутских пяти улусов и двух волостей Якутского округа» при рапорте от 25 августа 1828 г. Именно это «Объяснение» очевидно и представляет собой основной текст тех «обычаев якутов », которые в значительном сокращении и не всегда одинаковом с подлинником изложении, были позже воспроизведены в «Сборнике» Самоквасова по копиям сенатора Губе. В тексте «Объяснения», найденном Пекарским, содержится 26 глав, которых у Самоквасова не имеется. Что касается до редакции отдельных статей, воспроизводимой Пекарским буквально, то самой справедливо говорит в своем пояснении к опубликованным им документам, что такое воспроизведение предпочтительней, так как оно «дает возможность разностороннего толкования неясных мест и сравнения с текстом Д. Я. Самоквасова». Частично некоторые данные вновь найденных документов сообщены Пекарским в приложении 1-м к «Эволюции Черной веры у якутов» В. Ф. Трощанского (Казань, 1902 г.) и в выпуске II-III «Живой Старины» за 1909 г., посвященном 50-летию ученой деятельности В. В. Радлова, а полностью все эти документы опубликованы лишь в 1925 г. в «Сборнике Музея Антр. и Этнографии», т. V, в статье Э. К. Пекарского «Материалы по якутскому обычному праву».]. Появление «Сборника» в печати побудило высшую власть обратиться к якутскому губернатору с запросом о том, насколько, по его мнению, был бы применим оглашенный Самоквасовым свод якутских обычаев в настоящее время? Якутский Областной Совет, основываясь на отзывах всех исправников края, ответил на этот вопрос отрицательно, так как указываемые в «Сборнике» обычаи двадцатых годов с тех пор успели устареть и теперь уже вышли из употребления (Архив Якутского Областного Правления, д. 1886 г., № 79)...

    Помимо вполне явственных следов тойонской редакции, многие статьи опубликованной Самоквасовым сводки, во всем ее построении и в языке перевода, обнаруживают сильное воздействие на самый текст со стороны переводчика (возможно знавшего якутский язык священника) или руководившего его работой образованного русского юриста. Стиль опубликованной сводки якутских обычаев это — характерный по своей витиеватости стиль российских канцелярий и консисторий двадцатых годов XIX века. Так в первом же подразделении раздела I «о жертвоприношениях», после краткого описания весеннего празднества возлияния кумыса («ысыэх», — в «Сборнике» напечатано «шех»), дается такое пояснение: «обряд сей делается у всех вообще якутов с восхищением сердечной радости и возвышением ума и чувств к богу, в знак благодарности за все благодеяния им ниспосылаемые к роду человеческому и в умилостивление к оному» [* Даже эта фраза оказывается несколько упрощенной сравнительно с ее первоначальным текстом, который теперь можно восстановить по указанным в предыдущем примечании материалам Э. К. Пекарского. В подлиннике мы читаем. «...делается у всех вообще якутов таковое жертвоприношение с восхищением сердечным и возвышением ума чувствительной благодарности, в бодрости духа в его неисповедимую десницу». Такого рода фразы улусных витий вызвали со стороны Якутского Областного Правления замечание улусным головам (занесенное в Журнал от 28 августа 1823 г.), что «в списке их при первом взгляде оказываются неловкие выражения, приметно писарями их в игру ума употребленные, то подтвердить оным, чтоб они излагали бумаги прямыми выражениями, не озабочивая себя подбором велеречивости свыше понятия своего». (Цитированная выше статья Э. К. Пекарского в т. V «Сборника Музея Антр. и Этногр.»).]. Такие же, отнюдь не якутские фразы испещряют текст и в нескольких других местах...

    Принадлежавший Статистическому Комитету экземпляр статьи Павлинова представлял собою толстую тетрадь, переписанную с подлинника каким то не вполне грамотным писцом, но в конце имевшую (собственноручную?) подпись автора «Д. Павлинов». Статья долго ходила по рукам в кругу политических ссыльных Якутска, но через несколько лет исчезла из обращения, неизвестно куда и с тех пор считалась утерянной. Только через тридцать лет она вновь отыскалась уже в России, в делах Азиатского Музея Академии Наук, куда перешла с бумагами скончавшегося перед тем в России участника Сибиряковской экспедиции Л. Г. Левенталя. Предполагая закончить уже в России свой собственный труд по общественному быту якутов, Левенталь, с разрешения секретаря Статистического Комитета, при своем выезде из Якутской области захватил с собою некоторые из комитетских дел, которые были ему нужны для постоянных справок, и впоследствии вернул эти дела в Якутск, но рукописи Павлинова он очевидно возвратить не успел, а может быть и забыл о том, что она находится в числе его бумаг. Таким образом в конце концов эта злополучная работа попала в Азиатский Музей, где, при осмотре архива Левенталя, ее и нашел Э. К. Пекарский. Якутская Комиссия решила напечатать наконец этот труд, пролежавший под спудом целых пятьдесят лет, но и до сих пор далеко не утративший своего интереса...

                                                                                 II

    В настоящем томе «Трудов» Комиссией Академии Наук по изучению Якутской АСС Республики печатаются работы двоих участников названной экспедиции, но в последующих томах предполагается опубликовать и несколько других трудов, касающихся различных сторон якутского быта и до сих пор сохранявшихся лишь в виде рукописей или даже в виде полусырого материала, который для своего издания потребует со стороны Комиссии некоторой предварительной обработки. Общее количество оставшихся от Сибиряковской экспедиции неопубликованных материалов настолько значительно, что в печатном виде оно должно составить несколько томов, и в деятельности Якутской Комиссии окончательная разработка и издание Сибиряковских материалов займет довольно заметное место. В силу этого, являясь в некоторой мере как бы наследницей Сибиряковской экспедиции, академическая Комиссия считает уместным напомнить в предисловии к первому же тому публикуемых ею материалов названной экспедиции историю этого своеобразного учреждения и дать при этом краткие сведения об участниках экспедиции и их работах. Разрозненные части этих работ были в разное время опубликованы в разноместных изданиях, вплоть до заграничных, но в главной своей массе собранный экспедицией тридцать лет тому назад этнографический и антропологический материал до настоящего времени оставался неизданным.

 

 

    Экспедиция возникла по частному почину и затем работала на единоличные средства известного своими щедрыми взносами на просветительные и благотворительные цели ленского золотопромышленника Иннокентия Михайловича Сибирякова, почему за нею и упрочилось его имя. В 1888 г. И. М. предложил тогдашнему правителю дел Восточно-Сибирского Отдела Географического Общества Г. Н. Потанину пять тысяч рублей для организации исследования быта инородцев Якутской области. Жертвователь указывал для проектируемой им экспедиции две основные задачи: выяснение вопроса о том, вымирает ли туземное население Якутского края или увеличивается в своей численности? и — полезное или вредное влияние оказывает на благосостояние населения золотопромышленность? Как сам Потанин, так и те лица, к которым он обращался с предложением ехать на Лену для выяснения поставленных жертвователем вопросов, по разным мотивам уклонились от такой поездки. Дело не двигалось до 1892 г., когда новый правитель дел Вост.-Сиб. Отдела — Дмитрий Александрович Клеменц внес в Распорядительный Комитет Отдела предложение заменить командировку на Лену какого-нибудь одного лица организацией в Якутской области стационарного этнографического обследования, которое производилось бы лицами, успевшими до того провести в крае несколько лет, успевшими сжиться с населением, заручиться его доверием, — что так важно для этнографа, и ознакомиться с якутским языком, — что не менее важно. Некоторые из намечавшихся Клеменцем участников экспедиции были ему лично известны как люди, по его мнению, достаточно подготовленные для этнографической работы, а иные из них, частным образом, по собственному почину, уже производили исследования в тех районах, в которых они проживали, и по поводу своих работ уже находились в сношениях с Отделом. И жертвователь, и Распорядительный Комитет Отдела согласились с предложением Клеменца, а И. М. Сибиряков даже увеличил предназначаемую им для экспедиции сумму до 10 тысяч рублей. Труднее было получить согласие на рекомендуемый Клеменцем способ организации якутских работ со стороны правительства и местного генерал-губернатора, А. Д. Горемыкина, являвшегося по тогдашнему уставу Географического Общества «Покровителем Отдела», т. е. фактически его бдительным контролером и полновластным хозяином. В представителях власти предложение Клеменца, человека, по их понятиям, политически крайне неблагонадежного, вызывало подозрительное отношение, так как те лица, которых этот заведомый революционер имел в виду привлечь к участию в Сибиряковской экспедиции принадлежали все к числу «государственных преступников», в большинстве лишенных всех прав состояния по приговорам военных судов или Особого Присутствия Сената. По установленным в Петербурге правилам, эти лица должны были содержаться в самых глухих местностях Якутского округа безвыездно и по возможности обособленно. Предоставление им права разъездов по всему краю, а притом и права разработки местных архивов, а вдобавок и возможности производить опросы населения, — все это представлялось, с бюрократической точки зрения опасным и противоречащим всем, незыблемым до того времени, административным традициям. Только при содействии таких авторитетных лиц как Президент Географического Общества Петр Петрович Семенов и академик Василий Васильевич Радлов Вост.-Сибирскому Отделу удалось добиться в Петербурге разрешения на учреждение при Отделе столь исключительной по составу своих участников экспедиции. Однако, в число ее членов властями было разрешено допустить не более восьми человек политических ссыльных, а наряду с ними к участию в экспедиции было предписано привлечь несколько наиболее интеллигентных чиновников Якутска и хотя бы двоих местных священников. Собрания членов экспедиции для деловых совещаний разрешались не иначе как в помещении Якутского Статистического Комитета, под председательством секретаря Комитета казачьего сотника Андрея Иннокентьевича Попова. Вся переписка членов экспедиции с Вост.-Сибирским Отделом должна была производиться через Статистический Комитет, а вся ее деятельность подчинялась строгому контролю якутского губернатора и высшему надзору иркутского генерал-губернатора. При другом личном составе якутской администрации эти условия могли бы совершенно омертвить экспедицию и поставить ее участников в самую тяжелую зависимость от капризов местного губернатора и от бюрократической рутины областного Статистического Комитета. На деле, однако, этого не произошло благодаря чрезвычайно тактичному поведению секретаря Комитета А. И. Попова и еще более — благодаря терпимому и даже благожелательному отношению к политическим ссыльным и к их работам со стороны незадолго до того вступившего в должность губернатора Якутской области, Владимира Николаевича Скрипицына. Те чиновники и священники, которых Скрипицын, согласно требованию генерал-губернатора, ввел в состав экспедиции, точно так же ничем не стесняли ее работы, а некоторые из них и на самом деле более или менее содействовали работам своих более активных коллег.

    Из должностных лиц, кроме А. И. Попова, в состав экспедиции были введены: советник Областного Правления Дмитрий Иванович Меликов (юрист по образованию), областной ветеринар Сергей Яковлевич Дмитриев и чиновник особых поручений Гавриил Лаврентьевич Кондаков. Из числа священников вошло двое: сотрудник Э. К. Пекарского по собиранию материала для якутского словаря, Дмитриан Попов и миссионер, работавший среди тунгусов, Иоанн Попов.

    Из числа политических ссыльных разрешено было участие в экспедиции восьмерым лицам, рекомендуемым Клеменцем. Это были: Эдуард Карлович Пекарский, Николай Алексеевич Виташевский, Всеволод Михайлович Ионов, Лев Григорьевич Левенталь, Сергей Васильевич Ястремский, Владимир Ильич Иохельсон, Владимир Германович Богораз и Иван Иванович Майнов.

    Помимо того Восточно-Сибирским Отделом Географического Общества было решено выделить из Сибиряковской суммы три тысячи рублей и употребить ее на командирование в Ленский золотопромышленный район политического ссыльного Сергея Филипповича Ковалика, который должен был дать ответ на поставленный жертвователем вопрос о влиянии золотопромышленности на быт населения в ближайшем к приискам районе, т. е. в Олекминском округе Якутской области. Ковалик выехал в Бодайбо прямо из Иркутска и в дальнейшем все свои работы производил без связи с работами других участников экспедиции, сносясь с Отделом непосредственно.

    Получив разрешение властей на учреждение экспедиции в указанном составе, Вост.-Сиб. Отдел командировал Д. А. Клеменца в Якутск для выработки на месте подробной программы всех экспедиционных работ, для распределения их среди отдельных участников, а вместе с тем и для установления плана деятельности каждого экскурсанта, его маршрутов и его сметы, так же как и общей сметы всей экспедиции в целом.

    Выполняя эту задачу, Клеменц в январе 1894 г. прибыл в Якутск и там, с разрешения Скрипицына, организовал совещания всех участников экспедиции, происходившие в помещении Статистического Комитета под номинальным председательством А. И. Попова и под Фактическим руководством Клеменца. В целях сближения с коренным населением края и для популяризации задач экспедиции среди якутов, по единодушному желанию всех намеченных ранее лиц, Клеменц испросил у Скрипицына разрешение пригласить к участию в экспедиционных совещаниях и в самых работах нескольких представителей зарождавшейся якутской интеллигенции, что по взглядам бюрократии того времени, считалось чем-то новым и несколько смелым. Из якутов в состав экспедиции таким образом были введены: голова Дюпсюнского улуса Василий Васильевич Никифоров, письмоводитель Восточно-Кангаласского улуса Иван Герасимович Соловьев, интеллигентный родович Ботурусского улуса Егор Дмитриевич Николаев и из Баягантайского улуса Николай Симонович Слепцов.

 

 

    Впоследствии, в обход распоряжения, ограничивавшего число участников из политических ссыльных восемью лицами, под скромным наименованием «сотрудников» действительных членов, к участию в деятельности экспедиции были привлечены еще политические ссыльные: Наум Леонтьевич Геккер, Василий Елисеевич Горинович, Григорий Федорович Осмоловский, Василий Владимирович Ливадии и Феликс Яковлевич Кон, а из русских обывателей края — псаломщик Чурапчинской церкви Александр Ильич Некрасов.

    В продолжение двухнедельного пребывания Клеменца в Якутске на совещаниях участников экспедиции были рассмотрены и утверждены все их программы, составленные каждым в отдельности, но проредактированные всеми сообща, приняты планы поездок и установлен бюджет экспедиции на 1894 г. Так как ясно было, что за один 1894 г. все намеченные программы не могут быть выполнены, то приблизительно половина имевшихся средств была оставлена в запасе для обеспечения работ 1895 г.

    Помимо того из экспедиционных средств еще Вост.-Сиб. Отделом в Иркутске было решено выделить две суммы: одну — на издание подготовлявшегося Э. К. Пекарским с первых же лет его ссылки якутско-русского словаря, и другую — на издание составленного еще в 70-хгодах каракозовцем Худяковым «Верхоянского Сборника», в котором содержались чрезвычайно ценные материалы по якутскому фольклору, до тех пор едва затронутому исследователями.

    Одобрив оба эти отчисления, но не ограничившись ими, совещание присоединилось к предложению Клеменца расширить поставленную жертвователем цель работ и распространить их не только на обитателей Якутского и Олекминского округов, но также и на слишком мало известные до той поры народности крайнего севера Якутии, т. е. на разноплеменное население округов Верхоянского и Колымского.

    И. М. Сибиряков, заинтересовавшись мыслью об издании якутского словаря, сделал на этот предмет дополнительное пожертвование в две тысячи рублей, которые дали возможность тотчас же приступить к делу и положить начало опубликованию капитального труда Пекарского, заинтересовавшего впоследствии Академию Наук и только теперь заканчиваемого печатанием в объеме трех томов, содержащих свыше двухсот печатных листов in 4° малого формата.

    Для того, чтобы приступить к делу, надо было прежде всего приобрести якутский шрифт, которого до этого в Якутске не имелось. Духовенство в своих изданиях для воспроизведения якутских слов пользовалось русскими буквами и потому начертание слов оказывалось далеко не точным. Академик Бетлинг установил более совершенный способ начертания, пополнив для изображения звуков чуждых русскому языку обычный русский алфавит особыми знаками. Пекарский и Ионов предложили к бетлинговскому шрифту несколько мелких поправок и дополнений, и экспедиция выразила пожелание, чтобы словарь печатался именно этим усовершенствованным бетлинговским шрифтом. Пришлось заказать такой шрифт в одной из российских словолитен и, для удешевления затрат, вступить в особое соглашение с Якутским Областным Правлением: заказанный Восточно-Сибирским Отделом Географического Общества шрифт, по доставлении его из России в Якутск, поступал в собственность Областного Правления, которое в возмещение его стоимости производило уплату не деньгами, а печатанием словаря в своей типографии. В силу этого соглашения первый выпуск словаря появился в свет в Якутске, в 1899 г., и на его титульном листе было означено: «Восточно-Сибирский Отдел Императорского Русского Географического Общества. Труды Якутской Экспедиции, снаряженной на средства И. М. Сибирякова (1894-1896). Том III. Часть 1-я. Словарь якутского языка, составленный Э. К. Пекарским (1882-1897 гг.) при ближайшем участии прот. Д. Д. Попова и В. М. Ионова (Wörterbuch der jakutischen Sprache von Ed. Pekarskij). Выпуск первый. Издан на средства И. М. Сибирякова. Якутск. Якутская Областная Типография. 1899. Стр. IV-|-128 fol.». Таким образом индивидуальная работа Э. К. Пекарского как бы вводилась в общий круг задач экспедиции и появлялась в свет как один из томов ее изданий...

    Помимо 3000 рублей, ассигнованных на работы Ковалика, и 2500 р., назначавшихся на работы по Северу, отчислению подлежали еще 600 р. на проезд Клеменца в Якутск и обратно и 100 р. на уплату Вост.-Сиб. Отделу за доставленные им для экспедиции инструменты и пособия. Таким образом на постановку двухлетней работы по Якутскому округу оставалось немного более 4000 р., и па все расходы ближайшего 1894 г. оказывалось возможным уделить лишь 2000 р., которые и были распределены совещанием (со включением сюда всех расходов по разъездам) так:

    На собирание материалов по демографии и антропометрии

    русских якутян, якутов и тунгусов (Майнов) ------------------------ 350 р.

    На обследование экономического быта якутов (Левенталь) ------ 350 »

    На обследование юридического быта якутов (Виташевский) ----- 350 »

    Пекарскому на привлечение сотрудников

    по обследованию домашнего и семейного быта якутов

     и на оплату их труда и расходов ---------------------------------------- 240 »

    Ему же для Ионова на работы по изучению верований якутов     200 »

    На обследование якутского скотоводства (Дмитриеву) ------------ 100 »

    На приобретение научных пособий ------------------------------------- 200 »

    На издание «Верхоянского Сборника» --------------------------------- 150 »

    На канцелярские и случайные расходы ---------------------------------- 60 »

                                                                                                     ------------------

                                                                                                 Итого --- 2000 р.

    В Феврале 1895 г., уже в отсутствие Клеменца, участники экспедиции вторично собрались на совещание в городе Якутске, наметили план работ на 1895 г. и распределили оставшуюся налицо экспедиционную сумму — 2201 р. 23 к. Пекарский к этому времени привлек к этнографической работе несколько лиц, которым и последовали ассигнования уже прямо на их имя. Майнов привлек к работам по антропологии Геккера и Кона, но из них Кон работал все время на собственные средства и никакого пособия из Сибиряковских сумм не требовал. Среди остальных участников деньги были распределены так:

    Сотрудникам Пекарского: А. И. Попову — нравы

    и национальный характер якутов -------------------------------------- 90 р.

    Е. Д. Гориновичу и Е. Д. Николаеву — пища, одежда,

    жилища и народная медицина якутов ---------------------------------  95 »

    Осмоловскому, Некрасову и Слепцову—звероловство

    и рыболовство --------------------------------------------------------------  75 »

    Ливадину — ремесла якутов --------------------------------------------  50 »

    С. Я. Дмитриеву -----------------------------------------------------------  100»

    Левенталю и Виташевскому по 400 р. -------------------------------- 800 »

    Майнову и Геккеру вместе ---------------------------------------------  400 »

    В. М. Ионову --------------------------------------------------------------  200 »

    На печатание «Верхоянского Сборника» ---------------------------  150 »

    На канцелярские и случайные расходы            ------------------------------- 71 » 23 к.

                                                                                                     ------------------

    Итого --------------------------------------------------------------------- 2201 р. 23 к.*)

    *) Все эти цифры заимствуются из подлинных протоколов экспедиционных совещаний, сохранявшихся в делах Якутского Статистического Комитета до 1917 г., когда Комитет, наряду с некоторыми другими правительственными учреждениями Якутска остался без призора и дела его валялись на снегу или расхищались всяким прохожим. В этот момент член Якутского Отдела Географического Общества Н. Н. Грибановский успел спасти некоторые из гибнувших материалов Комитета и впоследствии передал их И. И. Майнову, у которого они и хранятся в настоящее время...

    В конце 1896 года некоторые из экскурсантов, отбывших к тому времени срок своего обязательного пребывания в Якутской области, прибыли в Иркутск и представили на рассмотрение Распорядительного Комитета Вост.-Сиб. Отдела имевшиеся у них материалы. От других экскурсантов в Иркутске были получены достаточно подробные сообщения о собранных ими данных, и перед Отделом возник вопрос об издании трудов экспедиции, продолжавшейся почти три года и потребовавшей участия восемнадцати лиц, охвативших в своих исследованиях четыре округа из пяти округов тогдашней Якутии.

    Правителем дел Вост.-Сиб. Отдела состоял в то время Владимир Афанасьевич Обручев; в ряде совещаний с выехавшими в Иркутск участниками экспедиции им был выработан общий план издания ее трудов, опубликованный затем Отделом в особой книжке, озаглавленной «Программа издания трудов Якутской экспедиции, снаряженной на средства И. М. Сибирякова». Иркутск. 1897 год. Согласно этой программе весь экспедиционный материал предполагалось разместить в тринадцати томах следующих один за другим в такой последовательности...

                                                            Отдел I. Общие исследования...

                                                                    Отдел II. Якуты.

    Том III. Язык якутов и их народное творчество.

    Часть I. Якутско-русский словарь (Э. К. Пекарский). Объем словаря, как тогда предполагалось, должен был составить 30-50 листов; на оплату труда редактора и корректора назначалось 800 рублей, а расход на печатание не принимался в расчет, как взятый на себя И. М. Сибиряковым особо.

    Часть II. Грамматика якутского языка (С. В. Ястремский). Объем — 6-7 листов; обработка — 100 р., издание — 200 р.

    Части III и IV. Образцы народной словесности (Ионов, Пекарский, Ястремский). Материал для части III (Ястремский): 424 загадки, 223 пословицы, 4 песни, Формула языческой присяги, 3 былины (олонхó) и 2 былины, записанные Пекарским. Якутский текст и русский перевод Ястремского.

    Объем — 18 листов, обработка — 500 р., издание — 560 р.

    Материал для IV части (Пекарский и его сотрудники) 10 песен, 5 сказок, одна «история», 63 пословицы, 89 загадок, и сверх того записи, производившиеся Пекарским еще до возникновения экспедиции, и обширный фольклорный материал В. М. Ионова.

    Объем — 20 листов; обработка — 1000 р., издание — 700 р.

    Том IV. Верования якутов (В. М. Ионов).

    Объем — 30 листов; обработка — 500 р., издание — 1000 р.

    Том V. Материальная культура. Домашний и семейный быт якутов.

    Часть I. Жилище и его принадлежности (В. Е. Горинович и Е. Д. Николаев).

    Часть II. Одежды и наряды (они же).

    Часть III. Пища, питье и наркотические вещества. Объем трех этих частей предположен в 30 листов, обработка — 250 р., издание — 450 р.

    Часть IV. Семейный быт якутов (В. В. Никифоров). Объем этой части— 16 листов, обработка — 250 р., издание — 450 р.

    Часть V. Занятия и ремесла якутов (В. В. Ливадии). Объем — 5 листов, стоимость издания — 250 р.; расхода на обработку не требовалось, т. к. Ливадии представил свою рукопись в готовом виде.

    Часть VI. Звероловство и рыболовство (Г. Ф. Осмоловский и Н. С. Слепцов). Объем — 10 листов, обработка — 200 р., издание — 800 р.

    Часть VII. Игры и развлечения якутов (А. И. Некрасов, Г. Ф. Осмоловский и Н. С. Слепцов). Объем — 6 листов, обработка — 150 р., издание —200 р.

    Часть VIII. Нравы и национальный характер якутов (А. И. Попов). Объем — 6-7 листов, издание — 200 р.

    Том VI. Экономический строй якутов (Л. Г. Левенталь).

    Программа Левенталя включала в себе два отдела: А) Современные экономические отношения якутов Якутского округа и Б) Данные для изучения историческою развития общественно-экономических отношений здешних якутов. Предполагалось, что оба отдела уложатся в 30 листов; на их обработку назначалось 500 р., стоимость издания определялась в 1000 р.

    Так как отдел Б) работы Левенталя печатается в настоящем томе, то в следующем разделе этого предисловия о ней будет сказано подробнее.

    Том VII. Юридический быт якутов (Н. А. Виташевский).

    Объем тома — 25-30 листов, обработка должна была потребовать 2000 р., издание — 900 р.

    Значительная часть материалов Виташевского, обработанная самим Виташевским, входит в настоящее издание. Подробности о работах Виташевского приводятся в следующем разделе предисловия.

    Том VIII. Экономическое положение якутов Олекминского и Киренского округов и влияние на них золотопромышленности СО. Ф. Ковалик).

    Объем тома предполагался в 30-40 листов; обработка была уже оплачена из суммы 3000 рублей; на издание назначалось 1000 р...

    Первой появилась работа Н. Л. Геккера, в которой приводились лишь главнейшие антропометрические данные относительно 139 якутов и 30 амгинских крестьян (остальной материал Геккера еще не был тогда сведен в таблицы). Эта работа была издана в 1896 году, в Иркутске, под заглавием «К характеристике физическою типа якутов» и составила выпуск 1-й тома III-го «Записок» Вост.-Сиб. Отдела Г. О. по этнографии...

    В том же 1898 г., как 1-й выпуск 2 части тома III «Трудов» Сибиряковской экспедиции, был издан Отделом в Иркутске не цельный труд, а лишь «этюд» С. В. Ястремского «Падежные суффиксы в якутском языке», а в 1910 г. на средства Макушина, как выпуск 2-й III-го тома того же Ястремского «Грамматика якутского языка» (под редакцией Э. К. Пекарского), содержавшая отделы: 1) Фонетика, 2) производные понятия и выражение отношений, 3) синтаксис и 4) образцы народной словесности...

    Из материалов, предназначавшихся для III тома «Трудов» экспедиции, впоследствии увидел свет в значительно пополненном и расширенном виде сравнительно с первоначальным замыслом автора «Якутско-русский словарь» Э. К. Пекарского, с 1906 г. принятый к изданию Академией Наук, а в 1914 г., по представлению якутского губернатора И. И. Крафта, поддержанному тобольским депутатом Государственной Думы Н. Л. Скалозубовым, получивший материальную поддержку от Государственной Думы. До настоящего времени вышло 11 выпусков, в которых работа доведена до половины буквы «ӱ». В рукописи весь словарь был закончен в октябре 1926 г.

    Часть 2-я тома III: «Грамматика Якутского языка» С. В. Ястремского, напечатанная в Иркутске всего в 200 экземплярах, в настоящее время несколько переработана и пополнена автором.

    Материалы для 3-й части этого же тома: образцы якутской народной словесности, собранные Пекарским, с 1907 г. начали частично издаваться Академией Наук. До сих пор напечатаны в серии «Образцы народной литературы якутов» якутские тексты двадцати слишком сказок и былин (олонхò).

    Русский перевод записей по фольклору, производившихся Ястремским, им же и выполненный, только теперь печатается Якутской Комиссией, под редакцией Пекарского особым томом «Трудов» Комиссии» [* В этом же издании приводится перевод и двух записей Э. К. Пекарского.]...

    Материалы для тома V — материальная культура и семейный быт, — постигла наиболее печальная участь. Из работ В. Е. Гориновича сохранилась только рукопись «О народной медицине якутов». Эта работа появится в свет в одном из ближайших выпусков «Материалов» Якутской Комиссии. Часть сырых данных Гориновича, сохранявшаяся у Пекарского, использована в статье Н. П. Попова «О пище якутов», составленной для одного из подготовляемых изданий Якутской Комиссии...

    Как след производившихся всеми названными лицами работ осталась лишь «Программа для исследования домашнею и семейною быта якутов», составленная при самом возникновении экспедиции по предложению якутского организационного совещания Пекарским и Майновым. В 1913 г. эта программа, после просмотра ее покойным Ф. К. Волковым, который внес в нее несколько поправок, была помещена в журнале Русск. Геогр. Общества «Живая Старина», а затем вышла отдельным оттиском, и позже легла в основу программ, вырабатывавшихся Якутской Комиссией для отправляемых ею этнографов.

 

 

    Судьба предполагавшегося VI тома — работы Л. Г. Левенталя по изучению общественно-экономических отношений якутского мира, — оказалась крайне своеобразной...

    Когда участникам экспедиции стало известно, что у Вост.-Сиб. Отдела средств на издание их работ не находится, Левенталь принял предложение губернатора В. Н. Скрипицина опубликовать его труд в виде 2 выпуска издававшейся Скрипициным «Памятной Книжки Якутской области на 1896 год». Печатание началось, при чем работа была озаглавлена «Подати, повинности и земля у якутов», но ранее чем книга могла появиться в свет, ее дальнейшее издание на странице 305 (II выпуска «Пам. Кн.», стр. 424), было приостановлено, так как из Иркутска последовало распоряжение о представлении всей работы Левенталя, в законченной рукописи, на предварительный просмотр генерал-губернатора. Предложение это, вызванное явным недоверием Горемыкина к автору, а частью и к Скрипицину как редактору издания, показалось Левенталю неприемлемым, тем более, что его труд, и в рукописи, был еще не вполне закончен, а комкать его для ускорения дела Левенталь не соглашался. В силу отказа автора подчиниться распоряжению Горемыкина, дальнейшее печатание книги было прекращено, а все уже отпечатанные листы официально были «уничтожены», а фактически — сложены в подвалах Областного Правления, где они в продолжение 20 лет подвергались порче и утратам, но в числе 400 экземпляров (нескольких листов в этих экземплярах не оказалось), завалялись до 1917 года. Якутский Отдел Географического Общества извлек эти остатки из их преждевременного склепа, сброшюровал и 50 экземпляров пустил в продажу, а остальные разослал в некоторые научные библиотеки. Однако, еще в 1896 г. кое-кому из товарищей Левенталя, между прочим Пекарскому и Майнову, удалось приобрести и сохранить у себя до настоящего времени полные экземпляры имевшихся оттисков, то есть все 305 страниц текста, и эти то оттиски, с присоединением к ним отыскавшихся лишь недавно в архиве скончавшегося Л. Г. Левенталя нескольких рукописных листов дальнейшего, еще не печатавшегося текста, послужили Якутской Комиссии для воспроизведения в настоящем издании единственного в своем роде по богатству материала и по тщательности анализа, исследования Левенталя о взаимоотношении якутских платежей и улусных порядков землепользования.

    Статья, составлявшаяся для «Памятной Книжки», на странице 424 обрывалась словами: «иначе говоря, первый класс облегчил себя вдвое, ибо стал вносить менее благодаря уменьшению платежей вообще...». В настоящем издании эти слова находятся на странице 396 этого тома, а дальнейший текст устанавливается уже по черновым листкам автора, найденным, как это указывалось выше, Э. К. Пекарским в архиве Левенталя и обработанным для печати И. И. Майновым...

    Автор предполагал довести свою историю якутской общественности (так можно было бы назвать его труд) до завершения работ Второй Ясачной Комиссии, т. е. до 1835 г., и в тех черновых листках, которые нашлись в его архиве, повествование доводится до начала 30 годов XIX века. Таким образом вчерне работа оказывалась почти законченной и нехватка небольшого числа страниц не лишает ее значения незаменимого пособия при изучении внутренней жизни скотоводческого и частью охотничьего племени, сохранявшего родовой быт при длительном переходе этого племени к новым условиям существования, характеризуемым распространением земледелия, возрастающим значением денежного капитала и постепенным разложением родовых устоев. Процесс, переживавшийся не одними якутами, но только у них, благодаря Левенталю, явившийся предметом внимательного исследования, которое потребовало от лица, взявшего на себя такую задачу, неимоверно долговременного и кропотливого труда в холодных, сырых и тусклых помещениях улусных канцелярий. Сам Левенталь имел полное право сказать в своем письме к Скрипицину уже из России (от 5 июля 1902 г. Архив Э. К. Пекарского)...

    В деле изучения якутской общественности в ее историческом развитии Левенталь заложил широкий и прочный фундамент, при чем в этой нелегкой работе он не имел предшественника. Немногим в лучшем положении находился и Виташевский. Ранее уже указывалось на то, как недостаточны были сведения о юридическом быте якутов, опубликованные в «Своде степных законов» 1841 г. и в «Сборнике обычного права сибирских инородцев» профессора Самоквасова, появившемся в 1876 г. Двумя годами позже, в томе VIII «Записок Русского Географического Общества по отделению Этнографии», озаглавленном «Сборник народных юридических обычаев», нашла место в ряду других работ и статья князя Н. А. Кострова «Юридические обычаи якутов»....

    Уже одна краткость объема всех глав в очерке Н. А. Кострова указывает на скудость имевшегося у автора материала, действительно далеко уступавшего по своей ценности материалам, доступным Павлинову и использованным этим последним в его, безвестной в те годы, рукописи «Об имущественном праве якутов»...

    Гораздо полнее оказалась работа, появившаяся двадцатью годами позже, уже в 1899 г., «Очерки юридического быта якутов» [* Известия О-ва Арх. Ист. и Этногр. при Казанском Унив. 1899 г., т. XV, в. 5-6.], принадлежавшая студенту Казанского Университета Д. А. Кочневу, якутянину по происхождению родом из русских крестьян села Нюрба — Вилюйского округа. Главное преимущество Кочнева перед всеми писавшими до него состояло в прекрасном знании якутского языка и в непосредственном знакомстве с бытом якутов. Это доставило ему возможность указать в тексте его труда весьма много существенных ошибок у прежних авторов, касавшихся в своих произведениях, между прочим, и юридической стороны якутского быта. Особенно ценны указания Кочнева на фактические неверности, а местами на неправильное истолкование действительных фактов в статье М. В-ча (Вруцевича) «Юридические обычаи якутов» [* Журнал гражданского и уголовного права 1891 г., кн. III.], так как это была единственная статья, посвященная собственно обычному праву якутов, какая появилась в печати после одноименно с нею озаглавленной статьи Н. А. Кострова. Более позднее появление и авторитетность того журнала, в котором она была опубликована, для многих читателей могло бы сделать ее источником ошибочных представлений о якутском быте...

    Также серьезно и внимательно, но вместе с тем и критически, Кочнев отнесся и к напечатанной в «Памятной Книжке Якутской Области на 1896 год» статье Пекарского и Осмоловского (появившейся по цензурным условиям того времени анонимно), «Якутский род до и после прихода русских». В социологическом истолковании приводимых этими авторами фактов Кочнев скорее склонялся на сторону их критика, политического ссыльного В. С. Ефремова, исходившего в его возражениях указанным авторам из взглядов Моргана и Бахофена [* В. С. Е. «Якутский род». Известия Вост.-Сиб. Отдела Географического Общества. 1896, №№ 4-5.]...

    Такую именно задачу поставил перед собою в выработанной им при организации Сибиряковской экспедиции программе Н. А. Виташевский. В противоположность своему единственному серьезному предшественнику — Павлинову, Виташевский не был юристом-практиком. Осужденный еще юношей за участие в вооруженном сопротивлении при аресте революционера Ковальского, в долгие годы своего пребывания в каторжных тюрьмах, где для заключенных все таки оставалась возможность книжных занятий, молодой юрист ревностно предавался изучению наиболее авторитетных в те годы социологов и этнографов, так как жизнь права всегда представлялась ему не иначе, как в ее связи и постоянном взаимодействии со всеми другими сторонами существования данной народности. Наибольшее влияние на склад его идей оказали из русских авторов: П. Л. Лавров, М. М. Ковалевский и С. А. Муромцев, а из иностранных: преимущественно Иеринг, Мэн и Герберт Спенсер...

    Сам автор при собирании своего материала, как и Левенталь, предполагал дать читателям в законченном виде нечто гораздо более широкое и многостороннее, чем это удалось ему впоследствии выполнить на самом деле. Приложение к его работе составило два тома выборок, трудолюбиво извлеченных из улусных архивов и освещающих по подлинным актам все стороны улусной жизни. Этих приложений Комиссия не печатает по дороговизне их издания, но сохранит их в своем архиве для пользования будущих историков края, так как для них подобранные Виташевским данные [* Оба тома приложения отпечатаны еще самим Виташевским на пишущей машинке.] могут представить не малый интерес...

    Книжка оттисков, изданная самим автором в 1909 г. на правах рукописи содержала в себе три главы: «Землевладение и землепользование», «Обязательственное право» и «Брак и родство» и вся эта работа заканчивалась на странице 119 полемикой с В. Л. Серошевским по вопросу об экзогамии у якутов последнею фразой главы III «Брак и родство» (в нашем издании страница 165), т. е. словами: «Что касается третьего из указываемых В. Л. Серошевским обстоятельств... то я не в состоянии отчетливо уяснить себе его смысл, поэтому оставляю его без замечаний». 56 страниц дальнейшего текста восстанавливаются Комиссией лишь теперь по черновой рукописи Виташевского, найденной Э. К. Пекарским в архиве покойного автора, принадлежащем ныне Азиатскому Музею Академии Наук. В этих не появлявшихся ранее главах характеризуются: система родства, семейное право, наследственное право, судоустройство, судебные доказательства, судопроизводство и наконец, — раздел добычи. Таким образом в пополненном виде труд Виташевского теперь является как бы вполне законченным. Но по оценке самого автора это было далеко не так. Из его пометок видно, что последние главы в его глазах составляли лишь схему, которую предполагалось заполнить более широким содержанием...

 

 

    В начале 1918 г. здоровье Н. А. резко ухудшилось. Службу он оставил и выехал по своим личным делам в Москву, но там 21 июня 1918 г. скоропостижно скончался, один, в номере гостиницы. Смерть его в этот бурный момент прошла в Москве незамеченной, а позже его памяти было посвящено несколького строк в некоторых газетах и небольшая статья в органе о-ва политкаторжан, журнале Каторга и Ссылка за 1924 г., № 4.

    Сам Виташевский был недурным мемуаристом. Его перу принадлежит несколько очерков о жизни политических заключенных в Харьковской, Мценской и Карийской тюрьмах, появлявшихся преимущественно в журналах «Былое» и «Минувшие годы» [* В записке Венгерову, Н. А. говорит об этих произведениях: «в своих воспоминаниях я старался вскрыть в человеке революционера и в революционере — человека. Такой же характер носит на себе и рассказ «В номерах» (напечатан в «Товарище» в 1906 г.) и не напечатанный рассказ. «На подмостках». До некоторой степени тот же характер я придал и рассказу для юношества «По тайге за золотом», поскольку героем является бывший ссыльный ». Из мемуарных произведений Виташевского можно указать: «Первое вооруженное сопротивление — первый военный суд» — Былое 1906 г., кн. II. «В Централке» — Былое. 1906 г., кн. VII. «В мценской гостинице»— Былое 1907 г., кн. IV. «По Владимирке» — журн. Наша Страна 1907 г., кн. I. «В Иркутской тюрьме двадцать пять лет тому назад» — журн. «Минувшие Годы» 1908 г. июль. Помимо этих статей мемуарного характера Виташевским еще в начале 1906 г. была составлена полемическая брошюра «На ходулях», направленная против автора незадолго до того появившейся книги социал-демократа П. Теплова «История якутского протеста. Дело «Романовцев», в которой ее автор крайне враждебно и пренебрежительно отзывался о научной и общественной деятельности в Якутской области прежних политических ссыльных, сплошь по их взглядам народников. Автор (т. е. Теплое) объяснял их работы на этом поприще всецело тем, что они, по слабости своей души, поддались «провокации» генерал-губернатора Горемыкина и губернатора Скрипицина, успешно заманивших политических ссыльных каким-то подобием научной работы к отходу от революционной деятельности. Рукопись брошюры «На ходулях» была захвачена жандармами при аресте Виташевского 7-8 июня 1906 г., но в декабре того же года, находясь уже в Женеве автор воспроизвел ее по памяти и брошюра (42 страницы) была издана в 1907 г. в Петербурге Э. К. Пекарским под заглавием «Старая и новая якутская ссылка».].

    Чрезмерная впечатлительность и живая отзывчивость натуры Виташевского, вызывавшие поразительную многосторонность его интересов [* К числу увлечений покойного принадлежала и музыка, и хоровое пение, о преподавании которого им издана особая книжка «Школьное преподавание хорового пения», вызвавшая весьма благоприятную рецензию Н. Бахтина в Народном Образовании за 1912 г., №№ 5-6.], имели, конечно, и невыгодные стороны, успевшие до некоторой степени отразиться на работах покойного этнографа. В одних случаях — интересы дня, а в других — полемический азарт иногда отвлекали его от основной темы и побуждали делать отступления, по существу для развития самой темы ненужные. Печатавшаяся в «Известиях» Вост.-Сиб. Отдела Г.О. в 1908 г. работа Виташевского «Якутские материалы еtс.» не свободна от такого рода публицистических и полемических вкраплений [* Самого Виташевского очень огорчали многочисленные в этом издании ошибки в воспроизведении якутских слов, что вызывалось отсутствием авторской корректуры, так как автор проживал в это время в Женеве. Для настоящего издания все якутские термины и выражения прокорректированы Э. К. Пекарским.], для современного читателя уже не интересных и даже не вполне понятных...

    Со временем знакомства Левенталя в различных слоях якутского населения значительно расширились. Круг его непосредственных наблюдений позже не ограничивался двумя-тремя ближайшими наслегами, а распространился на несколько улусов. По своим личным свойствам Лев Григорьевич успел приобрести в якутской среде некоторый авторитет и многие родовичи стали обращаться к нему за советом при возникновении в их наслегах разного рода осложнений. Наконец, благодаря попустительству кое-кого из управских писарей, «государственный преступник», перед которым официально все двери были на запоре, получил возможность под сурдинку ознакомляться с наслежными архивами и с управским делопроизводством. Такова была та недоступная какому-либо другому исследователю, практическая подготовка, которую удалось получить этому ссыльному еще до того, как пожертвование Сибирякова и организаторский талант Клеменца открыли перед ним возможность систематической и явной работы над выяснением основных пружин и общего хода эволюции общественного строя якутов.

    Разработке этой темы Л. Г. отдался сполна, ничем от нее не отвлекаясь и прерывая напряженный труд лишь при особенно острых приступах мучившей его застарелой болезни (диабет). Если бы не эта болезнь и не возмутившая автора придирка генерал-губернатора (о которой выше было упомянуто), то до отъезда из Якутской области историческая часть работы Левенталя наверно была бы закончена. Но истечение срока ссылки наступило для автора именно в момент перерыва работы, в 1897 г., и вскоре же Левенталь выехал в Варшаву, где жили его родственники, увозя с собою около двух пудов разного рода архивного и цифрового материала, с решимостью все таки закончить свой труд уже в России. Но, как это слишком часто бывает, болезнь и новые условия жизни затянули выполнение этой задачи на ряд лет и в конце концов она осталась невыполненной.

    В России необходимость зарабатывать средства к существованию вынудила Левенталя занять должность статистика при Полтавском губернском земстве, а по своему характеру Л. Г. был неспособен отдаваться какому либо делу на половину. Став полтавским статистиком он погрузился в изучение крестьянского хозяйства с тою же почти страстной энергией, с какою раньше он вникал во все укрываемые обычно и даже сознательно извращаемые в официальных отписках, темные стороны якутского быта. Завершение старого труда, который в те годы не предвиделось возможности где либо напечатать, отодвигалось с месяца на месяц, но никогда вполне не забывалось. Можно сказать даже наоборот, что доведение до конца и опубликование той работы, в которую он вложил свои лучшие силы в годы ссылки, составляло постоянную мечту Левенталя до конца его дней.

    Но болезнь неуклонно прогрессировала. Л. Г. должен был прекратить свою службу статистика и выехал лечиться в Варшаву, а затем в Москву, но в мае 1910 г. скончался, так и не закончив своего любимого дела. Архив покойного оставался в Варшаве у его родственника А. Я. Зингера. Высоко ценившие Льва Григорьевича, как человека и как научного работника, В. Г. Короленко и В. М. Ионов вступили с Зингером в переписку с целью сохранить оставшиеся после покойного рукописи, и в апреле 1911 г. значительное количество разных бумаг было выслано Зингером в Петербург в распоряжение Академии Наук, которая передала их в Азиатский Музей.

    При рассмотрении всего присланного Э. К. Пекарским оказалось, что почти все бумаги архива представляют собой выписки из дел и иного рода документы, которые могли бы служить сырым материалом для заключительной главы труда «Подати, повинности и земля у якутов». Лишь четыре тетрадки в 72 очень мелко исписанные с обеих сторон четвертушки (144 страницы), заключали в себе прямое продолжение недопечатанной в «Памятной Книжке Якутской области на 1896 г.» статьи, обрывавшейся там словами: «Иначе говоря, первый класс облегчил себя вдвое, ибо стал платить менее, благодаря уменьшению платежей вообще».... В первой из нашедшихся тетрадей текст начинается словами: «как уже указано было в главе первой и начале второй, ясак, положенный на родовичей»... и т. д. В «Памятной Книжке» этой фразой начинается страница 391 печатного текста. Далее до листка 18 первой тетрадки оба текста — печатный и рукописный совпадают, а на первой половине листка 18 тетрадки незаконченная фраза, которой на странице 424 «Памятной Книжки» прерывается статья, в рукописи имеет продолжение: «да еще часть их переложил на пятый класс» и т. д. Следующие 110 страниц рукописи составляют последовательное развитие темы, при чем очевидно, что автору оставалось бы дописать всего страничек 20-30 для того, чтобы довести свое изложение до предполагавшегося конца, т. е. до обрисовки положения, установившегося в улусах с 1836 г., когда закончилась деятельность Второй Ясачной Комиссии...

    Это отношение и в Левентале, и в Виташевском определялось нравственной атмосферой русского прогрессивного студенчества конца семидесятых годов, воспитавшегося под преимущественным влиянием Чернышевского, Лаврова и Михайловского, от которых молодежь училась видеть в «инородце» человека и согражданина, а не существо «низшей расы». Беспощадно вскрывая темные стороны якутской общественности, равно как ошибки и злоупотребления русской власти, эти авторы были одинаково далеки от пристрастий в ту или иную сторону и своими изысканиями «правды-истины», то есть объективной правды, нужной для науки обществоведения, надеялись послужить и «правде-справедливости», то есть реальному благу того населения, среди которого судьба вынудила их обоих провести их лучшие годы.

    И. Майнов.

    16 августа 1928 г.

    /Труды Комиссии по изучению Якутской Автономной Советской Социалистической Республики. [Академия Наук Союза Советских Социалистических Республик.] Т. IV. Д. М. Павлинов, Н. А. Виташевский  и Л. Г. Левенталь. Материалы по обычному праву и по общественному быту якутов. Ленинград. 1929. С. . С. V-VI, VII, IX, XII-XV, XVII-XVIII, XXI-XXIV, XXVII-XXVIII, XXXI, XLV, XLVIII./

    *

                                                                       УКАЗАТЕЛЬ

    Пекарский, Э. К., 99, 126, 128-130, 133, 136-137, 159, 166, 168, 175, 180, 185-186, 189-190, 192, 194-195, 197-198, 204, 207, 212-215, 217, 219, 260.

    /Труды Комиссии по изучению Якутской Автономной Советской Социалистической Республики. [Академия Наук Союза Советских Социалистических Республик.] Т. IV. Д. М. Павлинов, Н. А. Виташевский  и Л. Г. Левенталь. Материалы по обычному праву и по общественному быту якутов. Ленинград. 1929. С. 458./

 

 

    Одной из задач Комиссия Академии Наук СССР по изучению Якутской АСС Республики является издание трудов прежних экспедиций, между которыми труды Якутской экспедиции 1894-1896 гг., снаряженной на средства И. М. Свбирякова («Сибиряковской»), занимают одно из первых мест. Из означенных трудов особенного внимания заслуживают исследования Д. М. Павлинова, Н. А. Виташевского. Л. Г. Левенталя и С. В. Ястремского, каковые ныне изданы Комиссией.

    Предметом содержания настоящего (VII) тома Трудов Комиссии является работа С. В. Ястремского: «Образцы народной литературы якутов».

    Главное участие в редактировании этого труда, по просьбе Комиссии, любезно согласился принять на себя член-корреспондент Академии Наук СССР Э. К. Пекарский, которому, равно как и проф. С. Е. Малову, написавшему предисловие и именной указитель, Комиссия выражает свою глубокую признательность.

    Председатель Комиссии академик В. Комаров.

    Ученый Секретарь профессор П. Виттенбург.

    /Труды Комиссии по изучению Якутской Автономной Советской Социалистической Республики. [Академия Наук Союза Советских Социалистических Республик.] Т. VII. С. В. Ястремский. Образцы народной литературы якутов. Ленинград. 1929. С. 3н./

    *

                                                                     ПРЕДИСЛОВИЕ

    Впервые здесь, благодаря трудам С. В. Ястремского, появляются на русском языке в таком количестве грандиозные якутские эпические поэмы.

    Если раньше для незнающих якутского языка, а знающих очень и очень немного, для знакомства с якутским фольклором служила книга И. А. Худякова «Верхоянский сборник» [* Верхоянский Сборник. Якутские сказки, песни, загадки, пословицы, а также русские сказки и песни, записанные в Верхоянском округе И. А. Худяковым. Перевод. См. Зап Вост.-Сиб. Отд. И. Русск. Геогр. Общ. по этногр., т. I, вып. 3. Иркутск, 1890, стр. 1-314.], пользующаяся большой известностью и заслуженной репутацией, то теперь, по праву, первое место в этом отношении должен занять настоящий труд С. В. Ястремского. Мало что можно прибавить, здесь в предисловии, об якутской словесности, в частности о поэмах — олоӈхо, к вводной и содержательной статье их собирателя и переводчика С. В. Ястремского «Народное творчество якутов».

    Главная цель героев поэм — это добыча себе суженой невесты (или — мужа), на пути к чему якутские герои и героини совершают бесчисленные подвиги.

    Имея очень большую связь с монгольскими былинами [* На это указывал уже Ю. Г. Рамстедт в статье: О монгольских былинах. — Трд. Троицкосавско-Кяхт. Отд. Приамурск. Отд. И. Русск. Геогр. Общ., т. III, вып. 2 и 3, 1900 г. Иркутск, 1902, стр. 44-52.], из турецкого фольклора эти якутские поэмы могут быть ближе всего сопоставлены с киргизскими, а затем отчасти с казахскими былинами и былинами алтайских и абаканских турецких племен. При чем в настоящее время эти поэмы у алтайцев и абаканцев как-то измельчали, сократились, распались на отдельные части и превратились в обыкновенные сказки.

    Меня — думаю, что и каждого читателя — поразил и поразит этот чудный мир якутской фантазии, его особый своеобразный размах. Читателю будет даже трудно уловить основную фабулу и нить рассказа, — до того он бывает пресыщен чрезвычайным обилием вставочных сюжетов и обстоятельств. Не лишним поэтому считаю дать здесь краткий остов-план нижеприводимых якутских поэм.

                                                                       Эр-Соготох.

    I. Эр-Соготох едет добывать себе жену Юкэйден.

    По дороге он: а) добывает девицу Ники-Харахсын для Дуодарбы - кузнеца; б) убивает Громадного Верзилу; в) дважды убивает Нюргуна (и его мать); г) убивает Дыбырдана и получает девицу Хачылан-куо для богатыря Акымала; д) доходит до Медного Господина и получает себе жену.

    II. Разлука с женой; Басымджи, сын Эр-Соготоха сражается с Джессином; Эр-Соготох едет домой с женой; Басымджи убивает Мерзлого Торольджуна и получает девицу Ясное Солнышко. Все «богато к широко зажили».

                                                                   Кулун-Куллустур.

    I. Подвиги: а) победа над шаманкой Ытык-Холур и избавление девицы Айталын-куо; б) победа над птицей Хардай-богатырем Бус-Булгуем; в) — над Почтенным Стонущим и Пешим-Лодырем; г) — над огненным и Рослым Богатырем; д) — над Кулутом и получение его сестры Юкэйден.

    II. Свадьба. Исчезновение Юкэйден. Сражение с Ан-Адырынчаем. Возвращение с Юкэйден домой, где «стали жить и поживать».

                                                                     Сюнг-Джасын.

    I. Маленький человек (= богатырь Агыя) побеждает одноногого и одноглазого богатыря; побеждает Белого Юношу; едет за девицей Хачылан-куо для Белого Юноши; исчезновение невесты.

    II. Богатырь Агыя (в виде ерша) вторично едет на поиски; избавление Хачылан-куо; свадьба Белого Юноши и Хачылан-куо; сражение с Уот-Джурастаем; дочь Белого Юноши; исчезновение богатыря Агыя.

    III. Рождение у Белого Юноши сына Сюнг-Джасына; победа над богатырем Аан-Дурай; приключение с шаманкой Ахтыр; поиски Солко-Нуогай; битва с Уот-Огуруодаем; убийство шаманки Холурдан; сражение с Кёр-Джиэльитом и 5 богатырями; Сюнг-Джасын добывает жену Солко-Нуогай и становится «избраннейшим из якутов».

                                                                Бессмертный витязь.

    I. Детина Сирота едет к своей невесте Айталын; сражения: а) с Тонг-Дорольджуном; б) с Харджыт-Мохсоголом и в) с Аджы-Буджу. Свадьба. Похищение Айталын богатырем Дуоданом.

    II. Подвиги Бессмертного витязя, сына Детины-Сироты и Айталын: поражение Дуодана и Олура Ботура; женитьба на Анальджыма-Мяняльджими.

                                                          Шаманки Уолумар и Айгыр.

    I. Два похищения демоном шаманки Уолумар.

    II. Исцеление Кюн-Эрилика шаманкой Уолумар и похищение его ею; исцеление шамана шаманкой Уолумар и похищение ею его сына Бэрэт-Бэргэна; возвращение Уолумар к сестре Айгыр; Уолумар берет мужем Кюн-Эрилика, а Айгыр — Бэрэт-Бэргэна.

    III. Дети их и их подвиги.

    Первая былина «Эр Соготох (Är Sоγоtоq) — Одинокий» издавалась целиком и частично, в тексте и переводе неоднократно, по все эти издания разнятся от ниже предлагаемого, и только в переводе С. В. Ястремского дается более полпая и весьма красочная былина с таковым заглавием... 6) Вариант текста см.: Образцы нар. литературы якутов, изд. под ред. Э. К. Пекарского. Т. I, ч. 1. Тексты сказок, собранных Э. К. Пекарским. СПб. 1911, 475 стр. Здесь под № 19: Хара-Холорукаi балыстāх Äр Соҕотох.

    Из былины Кулун-Куллустур имеется в Грамматике С. В. Ястремского (Иркутск, 1900, стр. 293-299) небольшой отрывок (в тексте и переводе). Кроме того две редакции текста имеются: 1) под № 12 в I т., ч. 1 Текстов сказок, собр. Э. К. Пекарским, СПб., 1911, и 2) в т. III, ч. 1, вып. 1 в Текстах сказок, собр. В. Н. Васильевым.

    В той же Грамматике С. В. Ястремского помещена также (стр. 284-292) часть былины «Грозный-Разящий».

    «Бессмертный витязь» и «Две шаманки», перевод которых дает здесь С. В. Ястремский, были записаны (на якутск, яз.) Э. К. Пекарским и напечатаны (якутск. текст) им же в т. I, ч. 1 Текстов сказок, собр. Э. К. Пекарским (СПб., 1911), под №№ 3 и 4 [* Эд. Пекарский. Библиография якутской сказки, см. Живая Старина, т. XXI, стр. 629-532. П. П. Хороших, Якуты (.) Опыт указателя историко-этнологической литературы о якутской народности, Иркутск, 1924, стр. 27-30: Фольклор (Отд. отт. из Изв. Вост.-Сиб. Отд. Русск. Геогр. Общ., т. XLVIII, в. 1).].

    В якутских былинах мы встречаемся с героями, выходцами из степной аристократии. Герой владеет неисчислимыми стадами скота, является большим собственником недвижимого имущества и окружен большим штатом слуг и служанок, стремянных, конюхов и проч. Весьма ясная социальная дифференциация и обусловила у якутов наличие эпической словесности с сильным заимствованием и извне, из Индии и Тибета через монголов. Такие сюжеты, как Аджы-Буджу (несомненно <санскр. rājа Вhojа), птица гаруда (хардай — демонская птица, стр. 68), ясно указывают нам на влияние со стороны монголов на якутов [* О распространении народной тибетской литературы у монголов см. В. Я. Владимирцой: Монгольская литература, стр. 107-108 в изд. Всемирная литература (.) Литература Востока (.) Сборник статей (.) Вып. 2, Петербург, 1920 г.].

    Все то, что говорит проф. Б. Я. Владимирцов о монгольском эпосе [* Монголо-ойратский героический эпос. Перевод, вступительная статья и примечания Б. Я. Владимирцова. Пг. - М. Изд. «Всем. Литература», 1923, стр. 26 и след. Б. Лауфер, Очерк монгольской литературы, перев. В. А. Казакевича под ред. и с предисловием Б. Я. Владимирцова, Лг., 1927, стр. XVII и 71 и след.], весьма приложимо и к якутам.

    По многим соображениям было бы лучше издать стихотворные вставки в былинах стихами, т. е. с новых строк и заглавными буквами, а не так, как это издано все в виде прозы под ряд [* Ср. константинопольское издание, выпущенное учителем Келисли Риф’ат беем, Kitab-i Dede Qorqud 1332 г. мус. и В. В. Бартольд, Китаби Коркуд, см. Зап. Вост. Отд., т. XV. О стихотворных вставках в романах у туркмен см.: В. Успенский и В. Беляев. Туркменская музыка. М., 1928, стр. 22 и 34.].

    Загадки (числом 424), как и пословицы (числом 225) не представляют в настоящем издании интереса новизны, так как большие собрания их были уже известны из других печатных изданий [* Edward Piekarski, Zagadki jakuckie (Z przedmową S. E. Małowa). Rocznik Orjentalistyczny, t. IV (1926), 1928, p. 1-59. Eгo жe, Przysłowia i przypowiastki jakuckie. Roczn. Orjent, t. II, Lwów, 1925, p. 190-208.]; это же следует сказать об «Остатках старинных верований у якутов» (стр. 193 и след.). Вообще о якутских загадках я уже высказывался в своем предисловии к собранию якутских загадок Э. К. Пекарского. Здесь скажу только, что не могу согласиться с С. В. Ястремскнм по поводу его толкований загадок №№ 216 и 273; никакого сарказма я не вижу, нескромности — тоже [* Но раньше сарказм этот мог и быть, см. хотя бы к объяснению этих загадок рецензию Г. Карпова на: Н. В. Брюллова-Шаскольская. Пережитки древних Форм брака у туркмен (Туркменоведение, Ашхабад, 1928, № 7-8, стр. 101-102).].

    В песенном отделе более интересна песня «Наступление лета» и близкая к этой по содержанию и по времени своего исполнения [* «Нарядное лето раскинулось»...] «Песня па кумысном пиру». Еще приводятся С. В. Ястремским—«Зима» и стихи с шаманским содержанием «О промысле божием над человеком» [* Ср. старые турецкие стихи (XI в.) о зиме и лете у Махмуда Кашгарского в немецком переводе С. Brockelmann’a (Altturkeetanische Volkspoesie II. Asia Major, 1924, Vol. I, p. 24-44).].

    Я ничего не могу сказать о точности нижепредлагаемого перевода, так как не занимался сличением перевода с (частично изданным) текстом. Вполне соглашаясь с якутом А. Е. Кулаковским, что «якутский язык... в народном эпосе — витиеватый, любящий аллегории и сравнения в длиннейших периодах», — я отнюдь не могу присоединиться к нему, когда он продолжает, что «(язык былин) для исследователя европейца весьма трудный. Надо быть коренным якутом, и то выросшим вне влияния русского языка, чтобы понимать настоящий, часто скрытый смысл слов и дух этого языка» [* А. Е. Кулаковский. Материалы для изучения верований якутов. — Зап. Якутск. Краев. Геогр. Общ. Кн. 1, Якутск, 1923, стр. 9.]. Думаю, что это далеко не так. Многое в якутских былинах может быть понято только лицом, специально интересующимся и занимающимся якутским фольклором и историей якутского языка, и в этом отношении якутское происхождение не будет давать исследователю каких-либо преимуществ сравнительно с европейцем.

    Мне хочется сказать несколько слов о некоторых этимологиях (главным образом собственных имен) [* Не разделяя нижеследующих этимологических соображений почтенного автора специалиста-турколога, редакция в то же время не считает возможным отказаться от приведения их здесь о виду оригинальности высказываемых взглядов при толковании некоторых собственных имен тем более, что сам переводчик С. В. Ястремский, ознакомившись с содержанием «Предисловия», сообщил редакции в ответ на ее запрос, что «никаких замечаний с его стороны ни на один из пунктов статьи С. Е. Малова не последует» (письмо от 29 сентября 1928 г.). Сближение якут, qаrdаi с санскр. garuda принимается с благодарностью. Ред.], весьма принятых, со слов самих якутов, среди многих якутоведов (вне национальности) и закрепленных в «Словаре якутского языка» Э. К. Пекарского.

    Имя героя Џӱӈ уāсын (Süŋ ǯāsуn) С. В. Ястремскнй переводит «Грозный-Разящий», как и в Словаре Э. К. Пекарского (столб. 2394). Я бы сравнил süŋ с якутским suŋ шерсть животных (Словарь Э. К. Пекарского, столб. 2337); сравн. в других турецк. наречиях: juŋ, jüŋ, jün и др. К слову же ǯāsуn, сравн. якутск sаs — прятаться, с возможным *ǯаs-. К чередованию в якутск. языке ǯ и s сравн., напр.: ǯаγa || sаγа край; ǯаrdā- || sаrtā- раскалывать; ǯoq || suoq ничтожный, недостаточный; ǯurułā- || sиrиłā- пролететь, быстро промчаться и др. (см. Словарь Э. К. Пекарского, столб. 768, 794, 847 и 865). Таким образом Süŋ ǯāsуn я бы перевел «Спрятавшийся под шкурой», «Скрытый шкурой». Мое объяснение этого имени подтверждается и многими выражениями из былины с этим именем: вот родивши, когда взглянула женщина на свое дитя: зад ребенка видом — алчный волк, передняя половина его — старый, ярый медведь, а, невидимому, мальчик (стр. 88, сравн. стр. 96); ...видит она, что па темени его есть железный винт. Потихоньку его отвинтила женщина эта: тут-то и прикреплена медведя-волка шкура. И видит: такого красивого она еще не видывала! (стр. 93); ...медведя-волка образину свою сбросивши, лишь только прибыл в свою сторону, сделался он лучшим из людей, избраннейшим из якутов (стр. 99).

    В сознании якутов Süŋ ǯāsуn еще (кроме «Грозный-Разящий») ассоциируется с другим корнем со значением «блистать, сиять, сверкать» (сравн. в других тур. наречиях jаšuq солнце, jаšуm и jаšуn молния и др.), и Süŋ ǯāsуn является еще божеством грома сравн. Āн-Џāсын бог света и молнии (см. Словарь Э. К. Пекарского, столб. 801).

    Имя героини Кün tunałyŋsa здесь переводится как «Солнце белеющее» (— светящееся,— блестящее), причем от «Ред.» делается пояснение: «от глагола tunałyi- белеть, блестеть, сиять». Полное имя этой женщины (см. Образцы нар. литературы якутов [,] собранные И. А. Худяковым. Вып. 1. СПб. 1913, стр. 51) таково: Kūŋŋä-köstübät- Кün-Tunałyŋsa «непоказывающаяся солпцу, солнце белеющее». Уже по контексту речи мне кажутся как-то неудобными эти эпитеты: сама она подобна солнцу и — не показывается в то же время солнцу. Оговариваюсь: для меня здесь не представляет никакого неудобства то, что kün (определяемое) предшествует определению — tunałyŋsa [* Я считаю, что неправы М. Тынышпаев и следующий за ним А. Н. Самойлович, которые отвергают этимологию слова qazaq (казак — название турецкого племени) из qaz (гусыня) и аq (белая) на основании того, что здесь существительное предшествует прилагательному (М. Тынышпаев, Материалы к истории киргиз-казакского народа. Ташкент, 1925, стр. 31. А. Самойлович, О слове «казак». См. Казаки (.) Антропологические очерки (.) Под ред. С. И. Руденко. Материалы Особ. Комитета по исслед. союзн. и авт. республик, вып. 11. Сер. Казакстанская. Лг., 1927, стр. 6). Я утверждаю, что с синтаксической стороны здесь для народной этимологии ничто не угрожает. Сравн., напр., имена Аłtyn aryγ, Ai aryγ и др. см. Н. Ф. Катанов, Алфавитный указатель собственных имен, встречающихся в первом томе Образцов нар. лит. тюрк. племен, собр. В. В. Радловым. СПб. 1888, стр. 3 и 5; в подобном же указателе ко II тому см. стр. 2, 16, 18 и др. В. Радлов (и Н. Ф. Катанов), Образцы нар. литературы тюркских племен, ч. IX, стр. 218 (текст) и 184 (перевод). Сравн. еще, напр., монг. Барс-Хара (Тигр-Черный), см. Б. Я. Владимирцов, Монголо-ойратский героический эпос, 1923, стр. 107.].

    Весьма предположительно я мог бы сопоставить слово tunałyŋsa с турецк. tu-, tun- быть заваленным, — закрытым (о дороге), tuγ завал (дорожный), tuγłа- заваливать (напр. вход в берлогу), покрывать (о тумане). Из Словаря Э. К. Пекарского сравн. tūn djaqtar впервые рожающая женщина; tunāyr- страдать от невыхода последа (столб. 2813 и 2814). Можно сюда привести еще следующее место якутской былины об этой героине: «...держат ее, заключивши, говоря: пусть не видят глазами, пусть не слышат ушами, пусть не говорят (о ней) язычные» (см. Верхоянский Сборник, стр. 113, сравн. стр. 112 и 119). Приблизительно я мог бы имя этой женщины перевести так: непоказывающаяся солнцу, солнцезапретная, запретная для солнца и т. п. Ср. в языке желтых уйгуров глагол tuŋnał- просвечивать(ся), сквозить, быть сквозным (и якутск. tunałyi-). Тогда имя героини можно бы перевести: солнце (через себя, сквозь себя) просвечивающая. В былине Эр Соготох (Är Sоγоtоq) меня заинтересовало выражение пешее небо (стр. 28). Место это на якутском языке имеется у С. В. Ястремского в его «Грамматике якутского языка» (Иркутск, 1900, стр. 300), где слову пеший в якутском тексте соответствует sаtȳ, то же приводится и в Словаре Э. К. Пекарского (столб. 2131): sаtȳ qałłān нижнее (ближайшее к нам, пешее) небо; сравн. тут же у Э. К. Пекарского sаtȳ bуłуt пешее облако, т. е. ходящее ниже высоких гор. Как С. В. Ястремский, так и Э. К. Пекарский слово sаtȳ считают за sаtȳ пеший, пешеход; но это, по-моему, неверно. Слово sаtȳ я произвожу от *sаt- (в других турецк. наречиях jаt- [* Ср. близкий с этим глаголом семантически, но другой глагол в своих фонетических проявлениях — jаt- разложить, распространять, расстилать.]) сo значением «лежать».

    Существование якутск. глагола sуt- (лежать) против меня ничего не говорит, так как здесь могут быть разные периоды развития этого звука а || у (ы). К слову sаtȳ сравн. якутск. sаtȳ bułgunjaq широкий (низкий) бугор (Словарь Э. К. Пекарского, столб. 2131), карагасск. čadyq широкий (В. В. Радлов — И. Ф. Катанов. Образцы... ч. IX, стр. 633, № 103), казакск. ǯatyq пологий, низкий берег (Опыт Словаря... В. В. Радлова, IV, столб. 45). Таким образом вм. пешее небо я бы перевел sаtȳ qałłān как широкое, лежащее, распростертое небо (или облако).

    Едва ли есть какое-либо основание у С. В. Ястремского переводить Тон (и Тонг)-Торольджун как «Мерзлый Торольджун», сближая здесь первую часть имени с первым попавшимся якутским созвучным словом tоŋ мерзлый (см. здесь стр. 52). Я сопоставляю вторую часть имени с якутск, словом (tṻrülün- быть свертываему трубкой, свернуться, быть скатанным (см. Словарь Э. К. Пекарского, столб. 2916 и Э. К. Пекарский, Краткий русско-якутский словарь, 2 изд., СПб., 1916, стр. 184 и 190), а tоn можно бы сопоставить с якутск, sоn || *tоn шуба (сравн. в других турецк. нареч. tоn, dоn, tun шуба, платье,штаны; тунгус, sun). Сравн. выражение из былины об этом герое: он был человеком — вот исчезла железная одежда — настоящим человеком он был (стр. 105); или: человек весь сплошь в железной одежде.

    Мои этимологические соображения имеют главным образом целью показать ошибочность некоторых этимологий, принятых якутоведами, но не заменить их объяснения своими.

    Особенно не соответствует действительности редакционное объяснение «замена, эквивалент» к (якутск.) слову «qardai» (демонская птица, см. стр. 68). Слово это — санскр. garuda божество с птичьим клювом и крыльями — перешло к якутам через монголов вместе с некоторыми другими элементами буддийского фольклора из индийской мифологии.

    Тарховка.

    Лето 1928 г.

    Сергей Малов

    /Труды Комиссии по изучению Якутской Автономной Советской Социалистической Республики. [Академия Наук Союза Советских Социалистических Республик.] Т. VII. С. В. Ястремский. Образцы народной литературы якутов. Ленинград. 1929. С. I-VI./

    *

                                                НАРОДНОЕ ТВОРЧЕСТВО ЯКУТОВ

    Народное творчество якутов коренится в глубинах народного духа. Авторов загадок, поговорок, пословиц, песен, былин назвать нельзя. Из века в век вся народная словесность переходит в своих безыменных творениях от одного поколения к другому, и можно назвать грамотных собирателей этого творчества, записывавших русскими буквами (несовершенною транскрипциею прот. Д. Хитрова) загадки, поговорки, пословицы, песни и подчас былины, и исполнителей (чаще всего певцов) былин (олоӈхо), но не авторств.

    Эти образцы народного творчества хранят в себе архаизмы, уже чуждые народной современной обыденной речи, уже непонятные массе якутов.

    Здесь найдете вы названия представителей южной фауны: льва, тигра, орла, верблюда. Вы найдете слова религиозного и домашнего обихода, общие с алтайскими турками. Но угрюмый колорит навис над этим турецким народом, заброшенным от родственного племени так далеко на север, в беспредельные пространства, сковываемые льдами, окутываемые туманами, заносимые снегами, и мрачна фабула его сказаний (олоӈхо). Здесь идет борьба героев с злыми силами, демонами (абасы), порождениями осьминогих чудищ, нескладными, некрасивыми, но такими могучими, что героям подчас и не совладать с ними без помощи посланных свыше от Белого Творца Господа (Ӱрӱӈ Аjы̄ Тоjон) светлых сил (аjы̄)...

    Мои переводы произведений народного творчества якутов обнимают творения, записанные мною в Дюпсюнском улусе Якутского округа б. Якутской области, при содействии интеллигентного якута того улуса. А. П. Афанасьева. Это — загадки, поговорки, пословицы, песни и олоӈхо: Äр Соҕотох, Кулун Куллустур и Сȳӈ Џāсын. Мною же переведены и две олоӈхо, записанные Э. К. Пекарским. Это — Ölбöт Бäргäн и «Шаманки» [* Якутские токсты обоих олоӈхо помещены в издаваемых Академией Наук СССР «Образцах народной литературы якутов», т. I (СПб. 1908, стр. 113-194).]. Переводы всех этих творений возможны были лишь при содействии А. П. Афанасьева. При окончательном просмотре их я очень, очень часто прибегал к помощи «Словаря якутского языка» Э. К. Пекарского...

   С. Ястремский

    /Труды Комиссии по изучению Якутской Автономной Советской Социалистической Республики. [Академия Наук Союза Советских Социалистических Республик.] Т. VII. С. В. Ястремский. Образцы народной литературы якутов. Ленинград. 1929. С. 1, 8./

 

 

                                   УКАЗАТЕЛЬ СОБСТВЕННЫХ ИМЕН И ПРЕДМЕТНЫЙ

    письмена 82: пишет человек на каменном столбе. Ср. Э. Пекарский, Предания о том, откуда произошли якуты. Сибирская Живая Старина, вып. III-IV, стр. 137-144. Иркутск, 1925 г. (отд. отт., стр. 6).

    стремя 63; выражение «ы̄і дабäна ісäңäтä» С. В. Ястремским и Э. К. Пекарским (см. его Словарь, столб. 658) переводится как «стремя с добрую (до месяца) гору». Я перевожу: стремя как выгнутая луна

    Сергей Малов

    /Труды Комиссии по изучению Якутской Автономной Советской Социалистической Республики. [Академия Наук Союза Советских Социалистических Республик.] Т. VII. С. В. Ястремский. Образцы народной литературы якутов. Ленинград. 1929. С. 224-225./