Сухая статистика утверждает, что
каждый третий белорус - за пределами своего Отечества. В России, Украине, Казахстане,
Америке, Польше... И, конечно же, везде - в условиях, не способствующих формированию
ярко выраженного белорусского творца. Хорошо, когда еще есть соответствующее
окружение. Как, например, в Белосточчине. Как в соседней, когда-то родной, Вильне.
А если нет?.. То, может, тогда Мать-Беларусь позаботится, задумается про дитё
свое, которому судьбой и Богом предначертано чахнуть в чужом краю? Но где уж
там! Она, Беларусь, относится к сыновьям и дочерям все равно как метрополия к
своим колониям, невнимательная, забывчивая, нерадивая.
28 июня 1994 г. умер в Якутске
белорусский писатель, историк-самоучка, поэт-философ Иван Ласков. В холодном и
далеком Якутске он был как бы кусочком, частицей Беларуси, летним солнечным
лучиком согревал каждого белоруса, нежил, заботливо сохраняя, бережно опекал
каждое упоминание о Беларуси.
Сам Ласков рассказывал, что
настоящая его фамилия - Ласковый. Но (писать стихи он начал еще в детстве) ему
было стыдно так подписывать свои стихотворения, поэтому и стал Ласков. А при
получении паспорта это закрепилось.
Так уже случилось, что окончив
Литературный институт имени М. Горького, в то время уже опытный литератор, Иван
Ласков, попал в Якутию. Привезла его на Север жена – «однокашница» по
литинституту, тоже писательница, якутский прозаик Валентина Гаврильева (училась
вместе с Любой Филимоновой, Светланой Басуматровой да Раисой Баравиковой, о
которых вспоминает с теплотой). На белорусском языке в 1981 году вышла ее
книжка «У краіне Уот-Джулустана», в переводе С. Михальчука.
Вглядываясь в вехи биография
Ивана Ласкова, нельзя не заметить такую особенность. В Союз писателей СССР
нашего земляка приняли в 1973 году (когда ликвидировали Союз, он, наверное,
автоматически вошел в Союз писателей Беларуси. И это после пяти книжек поэзии и
прозы (первая увидела свет в 1966 г. в Минске). Что спрятано за фактом?
Требовательность художника слова к своим наработкам? Стечение обстоятельств?
Или что другое... Видно не нужно спешить с однозначным ответом. Но и не сказать
то, что Иван Ласков стремился к преодолению человеческих слабостей, к борьбе за
благородное духовное первенство в поступках и действиях, просто нельзя.
Когда он был на Скарининском
празднике, то подал в Союз писателей БССР заявление, чтобы поставили на учет
для получения жилья. Наверное и тогда делались попытки перехода в Союз
писателей БССР, обстоятельство, что он не входил в Союз писателей БССР, но
писал на белорусском языке, объясняет то, что его нет в наших писательских справочниках.
Начало творческой дороги, первые
шаги в литературу связаны у нашего земляка с русскоязычной поэзией. В 1966 г. в
Минске вышла книга стихов Ласкова «Стихия». Еще через три года – «Белое небо».
Чтобы читатель понял, что это совсем не книжки «местечковой» литературы
по-русски, стоит вспомнить, в каком из периодических изданий нашлось место и
стихам белорусского парня - в «Новом мире». Были и другие публикации - в
Москве, Ленинграде.
И вот вдруг (так ли уж и вдруг!?)
Ласков издает третью вообще и первую книжку стихов по-белорусски: «Кружное
лета» (увидела свет в 1973 г.). Сам вот как рассказывал про тогдашнюю ситуацию
в одном из своих писем: «...первая белорусская книжка стихов «Кружное лета». Я
на нее очень рассчитывал в пропагандистском смысле. Она должна прозвучать призывом
к белорусам повернуться лицом ко всему белорусскому. Все ж таки я был не последний
парень на деревне, издал две книги на русском языке, печатался в Москве,
Ленинграде. Возвращение к родному языку должно было прозвучать. Но это понимали
и враги всего белорусского. Были приняты меры. На книжке указали тираж 5000. На
самом же деле выпустили 2500. Весь этот тираж был направлен в окраинные области
Беларуси, это значит во все, кроме Минской. В Минске книжка не продавалась -
это значит там, где больше всего сознательного белорусского читателя. Я уже жил
тогда в Якутске и ничего про это не знал, а мой друг, которого я попросил...
купить «Кружное лета» для меня, просто сбился с ног, ища сборник. Специально ездил
в Могилев и еще куда-то...»
Безусловно, едва замеченной
оказалась книга и в писательском окружении. По той простой причине, что 90
процентов литераторов «Кружное лета» и в глаза не видели. Правда, были рецензии
с «мест». Из Бреста - Алеся Рязанава, (Разанаў А.
«Асэнсоўваючы ўбачанае» // Маладосць, № 28, 1974), из
Могилева - Алексея Пысина (Пысін А. «У пошуках сябе» // Полымя,
№ 8, 1974). Сами имена рецензентов уже много про что говорят.
Отдельная страница творческой биографии
Ивана Ласкова - поэма «Кульга», два раза написанная и два раза изданная.
По-белорусски увидела свет отдельным изданием в 1985 г. По-русски вышла также
отдельной книгой в 1975 г. в Якутске – «Хромец». Можно только догадываться,
каких усилий стоило поэту два раза написать одну и ту же поэму. Перевести
собственную поэзию вряд ли возможно (задумал ее писать еще в Дзержинске
Горьковской области. Специально ездил для этого в Среднюю Азию).
Ці рэйкі слухаю я, ці кугу –
Гняце мяне трывога не пустая:
Са школьнай
парты думка пра Кульгу
З абдымкаў - абцугоў не выпускае.
О, чалавек, забіты ні за грош,
Ні
за свае і ні за продкаў віны -
Згніе пятля, пераржавее нож,
І спрахне той, хто карыстаўся імі.
Ты у гэта верыў - воч не апускаў,
Ды падвяла святая немінучасць,
I ты яшчэ мільён разоў упаў –
I забяспечыў кату неўміручасць.
Так начинается поэма «Кульга», в
которой со всей суровостью и духовной непримиримостью автор начинает битву. И
не столько с тенью Тимура Хромого - Тамерлана, сколько с тиранами и диктаторами
всех эпох и народов. Ласков никогда не был в рядах КПСС и всегда смеялся с
современных «переворотней».
Не удивительно, что поэму
заметили в первую очередь антисталинисты. В том числе - русские поэты
Преловский, Евтушенко и другие писатели. Была и такая старенькая лагерница -
Берта Александровна Невская. 18 лет «отсидела»... После жила в Москве.
Возможно, по той причине, что «сидела» в колымском лагере, имела приверженность
к якутской литературе. Писала рецензии на книги якутов, что выходили в
Москве. Прочитав «Хромца» (русский вариант «Кульгі»)
Берта Александровна занялась распространением книги среди своих товарищей по репрессиям.
А Сталина Невская начала сразу же называть Тамерланом. И еще один любопытный
момент, подмеченный самим Иваном Ласковым: «В книге Волкогонова «Триумф и
трагедия» есть письмо одного из... москвичей к Волкогонову, где старик пишет
про себя и свою и семью: «Проклятый Тамерлан все истребил, все истоптал». Не
могу проверить, идет ли это «проклятый Тамерлан» (имеется в виду Сталин) от
моей поэмы или у нас с ним такое родство душ и взглядов».
Иван Ласков на примере Тамерлана
раскрыл типологию тиранства. Прочитайте «Кульгу». Кто не читал - прочитайте. В
каждом разделе произведения есть стержень, вокруг которого собраны факты,
детали, отметины, что работают на главную идею. Тамерлан не одинок. Хромец
Тимур в ряду ему подобных. Были же еще Гитлер, Сталин... И разве поэма не
актуальная вещь в отношении современных политиков – потенциальных -
Тамерланов?! Тамерлана восхваляют придворные поэты, как, между прочим, и
Сталина. И восхваляли поэты первого ряда, поэты - классики. Тамерлан вводит в
своем государстве отлаженную систему доносов и репрессий.
О даносчыкаў племя, сям’я павукоў,
Будзьце ўсе вы пракляты да скону вякоў!
Як я жыў у спакоі бясьпецы, пакуль
Не прыгнала да нас
невядома адкуль
Гэту чорную зграю начных кажаноў!
О, каб тыл часы ды вярнуліся зноў!
Як паставіў
хаціну ён побач з маёй.
Назаўсёды я страціў душэўны спакой.
Ходзіш голы нібыта ад карку да пят:
Так
і чуеш убіты ў плечы пагляд!
(“Баляда пра данос”)
Специально задерживаем внимание
на поэме Ивана Ласкова, у которой, кстати, есть я не напечатанный раздел. Но
вновь предоставим слово писателю: «...каждый тиран мечтает о вечной
славе и каждого тирана развенчивают. И в то же время у каждого тирана остаются
приверженцы, которые добиваются и через века моральной реабилитации преступника,
Отсюда и неогитлеризм, и неотамерланизм, что имеет место в Узбекистане, и
неосталинизм - до него мы, может, еще доживем. И я считаю, что моя поэма еще не
раз пригодится людям в их борьбе против тиранов».
Кому-то эти слова могут
показаться в некоторой ступени собственной, чересчур самоуверенной оценкой.
Напрасно. Иван Ласков, зная и себе цену, жил главной все ж таки заботой, думал
про главное - про то, почему так легко в нашем обществе уничтожается человек.
Почему неприкасаемой личностью становится обездуховленное чудовище? И, конечно
же, в поисках ответов на вопрос из вопросов поэт не мог не размышлять про
Сталина: «Когда писал поэму, я. понятно, далеко не все знал про Сталина. Но
интуиция не подвела. На правильную гипотезу новые факты только работают.
Поэтому и совпадение Тамерлан - Сталин становится еще более удивительным.
Посмотрите, как Сталин шел к абсолютной власти – через предательство разным
людям, в том числе вроде бы друзьям, уничтожил Фрунзе, Бухарина, Зиновьева,
Каменева и др. И почитайте первую треть моей поэмы – как Тамерлан идет от
предательства к предательству: дядя Хусейн, Абу-Бекр, Кейхасров. Когда я писал поэму,
меня немного смущало то, что Тамерлан - захватчик, а Сталин - защитник своего
государства (в войне с Гитлером). Теперь я разобрался и с этим... Сталин
стремился к войне, жаждал ее, но не мог, боясь своего голодного народа, сам
начать ее. Поэтому, демонстрируя слабость и беззаботность своей армии, он заманивал
маньяка на нападение, чтобы потом, победив его. стать самым лучшим воякой в
мире... Мною про это написан новый раздел «Кульгі» - «Чэрвень», который еще не
напечатан (надеюсь включить его во второе издание «Кульгі», если оно
когда-нибудь будет). Все встало на свое место. Тамерлан не может не быть
захватчиком, меньше за все он думает про спокойствие своего народа.
Может, еще мы и внимательные
читатели, и критика наша белорусская, вернемся к «Кульге», к поэме, которая
является серьезным и, к сожалению, почти не замеченным достижением национальной
литературы.
Неторопливый, неспешащий к
изданиям Иван Ласков все же является автором одиннадцати напечатанных книг. В
Минске изданы книги поэзии «Стихия» (1966), «Белое небо» (1969). «Кружное лета»
(1975). «Кульга» (1985) и три книжки прозы «Андрэй-Эндэрэй - справядлівы чалавек,
або Беларус на полюсе холаду» (1973). «Чароўны камень» (1983), «На подводных
крылах» (1990). В Якутске, книги: «Хромец» (1975), «Ивановы» (1979),
«Пищальники не пищат» (1990). Сборник рассказов и повестей – «Лето циклонов» -
в авторском переводе с белорусского языка вышел в московском издательстве «Советский
писатель» (1937). Уже само перечисление - в некоторой степени свидетельство
писательской зрелости, проявление напряженного ритма, с которым работал в
литературе Иван Ласков. В Беларуси же имя своего далекого сородича забыли
включить даже в «Энцыклапедыю літаратуры і мастацтва». Чего же тогда что-то
требовать от белорусской критики.
Последние годы своей жизни Иван
Ласков посвятил интересной, оригинальной работе («Моя книга про белорусскую
фино-угорщину в черновике написана. Где-то 300 страниц на машинке...»). А еще раньше
Иван Ласков писал следующее об этой работе: «...у каждого своя делянка.
Последним временем, например, я очень много работаю над тем. чтобы довести
справедливость своей гипотезы, высказанной в статье «Племя пяці родаў» про
угро-финское происхождение летописной литвы, Материала собрано уже много, но
работа еще далеко не окончена». Сейчас написанная книга с осени 1993 г. лежит в
издательстве, но не печатается, ибо не соответствует «балтской» теории
происхождения белорусов.
Еще об одной заботе нашего
сородича. Ласков, как ненавидящий сталинизм, добился разрешения посещать архив
КГБ Якутской АССР. (До этого времени он работал в Республиканском архиве ЯАССР,
где выписывал дела о повстанцах 1963-1864 гг., сосланных в Якутскую область.
Навыписывал несколько тетрадей, чтобы с течением времени написать книгу). В
архиве КГБ знакомился с делами
репрессированных белорусов. Там же он познакомился и с делом Платона Ойунского
(П. Слепцова). П. Ойунский (ойуун -добрый дух, шаман) - зачинатель якутской советской
литературы. В 1938 г. он попал под репрессивный молот. В 1983 г. на юбилейном
вечере в Москве, в Доме Литераторов имени А. А. Фадеева, посвященному П.
Ойунскому, «певцу революции», Артур Вольский говорил: «Мне хочется сказать
сердечное спасибо славной Москве, которая не только сблизила, но и породнила
нас на веки вечные. Где Белоруссия, а где Якутия?.. Сегодня в Белоруссии хорошо
знают о славных трудовых свершениях якутского народа, о достижениях его науки,
искусства, литературы, ставших неотъемлемой частью всеобщей нашей
многонациональной советской культуры. В Белоруссии хорошо знают и творчество
Платона Ойунского...» («Слово о Платоне Ойунском», Якутск, 1985 г., с. 50.)
Это дело «о зачинателе якутской
советской литературы» принесло много вреда И. А. Ласкову.
Но немного еще про одного
участника «драмы И. Ласкова». Иван Николаев, молодой, но не очень разборчивый в
средствах при достижениях своих целей. Его можно отнести к тайным советникам
президента, как явствует из его же книги «Загадка Михаила Николаева» (Якутск,
1992), написанной в стиле кимирсеновского восхваления тогдашнего президента
Республики Саха - Михаила Николаева, выпускника Омского ветеринарного
института, и изданной в собственном издательстве.
Вот несколько цитат из этой книги: «Миллионер Тэцуо Сато принимал в
Японии Михаила Николаева. Поскольку господина Сато в Якутии потчевали, за
неимением ничего лучшего, исключительно экзотикой, тот решил поразить
воображение гостя не японской экзотикой, а японским комфортом. Но все, даже
компьютерные унитазы, оставляло Николаева равнодушным. Сато тогда не выдержал,
удивился, почему тот не удивляется.
- А что тут особенного? -
усмехнулся Михаил Николаев. - Все это теперь будет у нас через пятнадцать лет».
(Параллель в журнале «Илин», 1993 г., где Иван Николаев пишет про себя: «Когда
я был в Осаке, в Музее этнологии, коллеги рассказали о результатах их генетических
исследований - гены японцев и якутов поразительно близки. Это тоже не удивило
меня»).
«Президент дарит квартиры артистам.
Президент единолично присуждает государственные премии имени Кулаковского.
Президент... Это только внешне похоже на сталинскую диктатуру, но не диктатура.
Престиж президентской власти нуждается в таком антураже, это логично.
Президент усиливает свой аппарат,
а его высшие эшелоны ставит фактически вне контроля, кроме своего... Это - гоже
логично».
«У Михаила Ефимовича попросили разрешение
отправить артистов на международный конкурс. Президент наложил резолюцию: «Послать.
Занять первое место. М. Николаев».
«Когда я работал на команду
Михаила Николаева в президентских выборах, однажды в ответ на чрезмерный
нагоняи я сказал: «Я не верноподданный, я – союзник».
Так вот, по окончании работы в
архиве кэгэбист приказал Ласкову показать, что он будет писать, но Ласков не
показал, и больше в архив его не пустили. И. Николаев же в соавторстве с И. Ушницким
написал сомнительную работу «Центральное дело» (Якутск, 1990 г.), где факты не
соответствует исторической правде. На это указал И. Ласков. Тогда эти «крутые»
ребята с влиятельными связями начали травлю человека.
«И. Ласков, в то время заведующий
отделом критики журнала «Полярная звезда», полтора месяца изучал в архивах КГБ
документы следственного дела П. А. Ойунского. В результате этого исследования
появился журнальный вариант статей, посвященных последним месяцам жизни Ойунского.
Однако работа не вышла в свет. В срочном порядке была созвана редколлегия, на
которую - вопреки всем этическим правилам, были приглашены оппоненты И.
Ласкова, не члены редколлегии, авторы критикуемой им книги «Центральное дело».
Статьи И. Ласкова во многом противоречившие официально признанной точке зрения
читатель не увидел, зато в газетах «Эдэр коммунист» и «Кыым» были опубликованы
объемные материалы, авторы которых заклеймили позором И. Ласкова. Вполне в духе
социологической критики – «Вы, дорогие читатели, этой работы никогда не
прочтете, но свято верьте нам на слово, что сие исследование является
архиложным и архивредным» (Молодежь Якутии, 6 августа 1993 г.)
И. Ласков
был «сокращен» с работы. Что такое быть безработным? Якутск самый дорогой для
проживания город. На руках двое сыновей - Андрей и Максим (учится в школе). И. Ласков
договорился приносить статьи в газету «Молодежь Якутии». Это единственная
газета, которая взялась его печатать, где начали публиковать его каждую неделю.
Так появились статьи о репрессированных белорусах «Тайна дела Абабурко» («МЯ»,
01. 04. 1993 г.), «Одиссея Пенелопы» (09. 04. 93.), а также другие – «Бизнес на
вожде (02. 07. 1993.), «А была ли провокация?» (11. 06. 1993.), «Кровавая тайна
века» (13. 08. 1993.), «Быстренько очистил ершей...» (20. 08. 1993.) и т.д. Но
9 июля 1993 г. «Молодежь Якутии» напечатала статью Ласкова «Драма поэта»,
посвященную Ойунскому.
Оказалось,
«герой», находясь в застенках НКВД, помимо своей воли «сдал» много кого из
видных деятелей республики. И тут началась настоящая травля. Наверное, не было
газеты, которая не публиковала гневных писем с мест. Они по большой сущности
были сфабрикованы, ибо один из авторов этой статьи сам слышал телефонные
разговоры, где подбадривали Ласкова и советовали сражаться дальше.
Из письма в
газету «Молодежь Якутии»: «27 июля состоялось расширенное заседание правления
Союза писателей Якутии, на котором была всесторонне обсуждена опубликованная в
вашей газете серия статей И. Ласкова «Драма поэта», посвященная последним дням
П. А. Ойунского... Автор издевательски пишет, что он в тюрьме сочинял свои показания,
«словно бы трудился над последним томом своих сочинений». Какое кощунство! И
это пишет средней руки литератор о выдающемся писателе, большом общественном и
государственном деятеле... Мы с данной статьей Ласкова знакомы давно: года два
тому назад под видом рецензии на книгу Н. Николаева, И. Ушницкого «Центральное
дело» он в журнале «Полярная звезда» без ведома редколлегии, тайком пытался
протащить ее. Тогда эта акция у него не прошла - члены редколлегии единодушно
отвергли се как явно клеветническую и приостановили публикацию. Но как
показывает время, не остудил свой разоблачительный пыл И. Ласков, давно и
систематически занимающийся очернительством лучших представителей якутского
народа (когда-то за подобные попытки он был осужден на секретариате правления
СП РСФСР).
...Мы,
участники расширенного заседания правления Союза писателей Якутии, основанного
П. А. Ойунским, настоящим письмом заявляем решительный протест проискам
хулиганствующего хулителя Ласкова и требуем: прочь руки от Ойунского! Выражаем
надежду, что творческий Союз, членом которого является вышеупомянутый господин
– если тот не солидарен с ним - скажет свое веское слово и сделает
соответствующие выводы. 27 июля 1993 г., г. Якутск». («Руки прочь от Ойунского» - заявление расширенного заседания Правления Союза
писателей Якутии» - «МЯ», 06. 08. 1993.)
Обычно
подобные съезды не показывают по телевидению, а тут только его и крутят,
подключилось радио. Статьи идут одна за другой, вот некоторые из них: - Николаев И., Ушницкий И. «Жертвам стреляют в спину (Советы Якутии, 05. 08.
1993; 08. 08. 1993), Бурцев А. «Таас Мэйии - каменные мозги» (МЯ., 10. 09.
1993), Тоборуков Н. «Кто он, Платон Ойунский?» и др.
Содержание писем приблизительно такое: «Когда вышла книга «Центральное дело» И.
Николаева и И. Ушницкого, я обрадовалась, потому что наконец напечатали
биографию замечательного якутского писателя П. А. Ойунского... И вдруг, как гром с ясного неба - статья
И. Ласкова «Драма поэта». Я это прочитала, и у меня внутри все рухнуло, если
сказать простым языком. У меня столько сомнений возникло - и не описать. И.
Ласков обвиняет авторов «Центрального дела» и приводит такие примеры, документы,
что и впрямь поверишь! Но после прочтения заявления Правления Союза писателей
Якутии (МЯ. 06. 08. 1993) дышать стало легче. Библиотекарь А. Софронова» (МЯ., 20. 08. 1993).
К чести газеты «Молодежь Якутии», которую
«неодемократы» потребовали закрыть, она опубликовала «Манифест постсоциалистического
сепаратизма» на заявление Союза писателей.
«Мы не считаем выводы автора статей «Драма
поэта» истиной в последней инстанции. И готовы предоставить газетную площадь
его оппонентам, которые документально доказали бы неправоту И. Ласкова. Но там
за инакомыслие на И. Ласкова обрушился лишь поток личных оскорблений. В выступлениях
газет «Советы Якутии», «Сахаада», «Кыым», в 45-минутной передаче по якутскому
телевидению обсуждались не спорные факты биографии П. А. Ойунского а «писатель
средней руки», посмевший анализировать следственное дело. Исходя из логики
Правления Союза писателей Якутии, исследовать жизнь и творчество великих поэтов
и писателей имеют право лишь столь же гениальные люди. Но в таком случае весьма
сомнительно, что литературоведение сейчас обладало бы трудами о творчестве
Бальзака, Пушкина, Хемингуэя... Безусловно, литературные произведения П. А.
Ойунского - золотой фонд якутской литературы. И никто не сомневается в талантливости
прекрасного поэта. Но в материалах И. Ласкова речь идет не об этом, а лишь об
испытаниях, выпавших на долю Ойунского, которые он, к сожалению, к большому
сожалению, не выдержал. Оставим на совести критиков нашей газеты заявления, что
после чтения «Молодежи Якутии» они идут в туалет мыть руки, оскорбления в адрес
главного редактора...» (МЯ.,
06. 08. 1993).
Потребовалось вмешательство президента (как
Ласкову по «секрету» сообщили), чтобы остановить эту вакханалию, ибо всем стало
очевидно, как это выглядит в глазах простых людей. Ласкову запретили что-то
говорить в свою защиту. Но начались угрозы по телефону и на улице. Больше его никто
не публиковал. Зарабатывал тем, что читал лекции на подготовительных курсах в
Якутском университете. В свободное время писал книгу по финно-угорской литве.
Правда, в библиотеке старались не давать ему книг - нет таких и все, Как-то при
встрече он говорил: «Я все же химик. Сейчас разрабатываю способ получения
канифоли из кедровой щепы - и ею завалю Беларусь» Кого-кого, а Беларусь -
никогда не забывал. Всегда был со значком на пиджаке - бело-красно-белый флаг с
гербом Пагоня.
Иван Ласков - из когорты деятельных,
требовательных белорусов. Как раз таких сегодня и не хватает. Как раз такими
людьми сегодня должно подпитываться Возрождение. Но жизненные обстоятельства
намного сильнее, чем сама только идея возвращения Беларуси в ...Беларусь.
Поэтому при жизни Иван Ласков оставался в Якутске. Так может теперь мы
задумаемся над проблемой возвращения в Беларусь литературного наследия нашего
сородича?
В последнее время И. Ласков жил надеждами
переехать в Беларусь. Он не желал в большой город, а хотел в деревню, ибо он же
мог работать учителем химии в школе. Но не дождался. На это нужна была помощь,
а на переезд не было денег...
/Алесь Барковский, Алесь
Карлюкевич. Беларуский деятель
возрождения из… Якутска. Памяти Ивана Ласкова. Койданава-Амма. 1997. 10 с./
/Алесь Баркоўскі, Алесь Карлюкевіч.
Беларускі адраджэнец з... Якуцка. Памяці Івана Ласкова. // Маладосць. № 11. Мінск. 1994. С. 232-241./
КАЛІ ЗНОС – СТРАШНА...
...Аддаючы належнае апавяданням Л. Левановіча, аповесці А.
Казлова “Незламаная свечка”, дэтэктыўнай аповесці Ф. Сіўко “Захапленне
бухгалтара Кавальчука”, паэме А. Лойкі “На залатым перазове”, як і іншым
матэрыялам, змешчаным у часопісе “Маладосць”, усё ж раю спачатку звярнуць увагу
на артыкул А. Баркоўскага і А. Карлюкевіча “Беларускі адраджэнец з... Якуцка”.
Гаворка ідзе пра заўчасна памерлага Івана Ласкова, чыю творчасць чытач,
прынамсі, добра ведае і па лімаўскіх публікацыях. У асноўным пра апошнія месяцы
яго жыцця. Аказваецца, супраць надзіва сумленнага пісьменніка ў Якуціі была
распачата самая што ні ёсць траўля. Менавіта так былі сустрэты матэрыялы
Ласкова, у якіх ён сказаў праўду пра аднаго з класікаў нацыянальнай літаратуры,
які зламаўся ў сталінскіх засценках. Такой праўды аўтару не маглі дараваць.
Праследаванні і звялі яго заўчасна ў магілу...
М. Андрэенка
/Літаратура і Мастацтва. Мінск. 30
снежня 1994. С. 7./
/Беларускі
адраджэнец з… Якуцка. [Нарыс напісаны сумесна з Алесем Баркоўскім.] // Алесь
Карлюкевіч. І векавечны толькі край…
Мінск. 2000. С. 104-117./
/Беларускі адраджэнец з... Якуцка. [Нарыс напісаны сумесна з Алесем Баркоўскім.]
// Карлюкевіч А. Далёкія і
блізкія суродзічы. З дзённіка краязнаўцы. Мінск. 2012. С. 139-150./
Алесь
Карлюкевіч
БЕЛАРУСКІ АДРАДЖЭНЕЦ З... ЯКУЦКА
Так, сухая статыстыка сьцьвярджае, што кожны трэці беларус — за межамі
сваёй Айчыны. У Расіі, ва Ўкраіне, у Казахстане, у Амэрыцы, у Польшчы... І,
канешне ж, паўсюдна — ва ўмовах, што не спрыяюць фарміраваньню выразна
беларускага творцы. Добра, калі яшчэ ёсьць адпаведны асяродак. Як, прыкладам,
на Беласточчыне. Як у суседняй, калісьці роднай, Вільні. А калі не?.. Дык,
можа, тады Беларусь-Айчына паклапоціцца, задумаецца пра дзіця сваё, якому лёсам
і Богам наканавана марнець у чужой старане?.. Ёсьць пра каго клапаціцца...
Толькі ў Расійскай Фэдэрацыі — і многія імёны мы ўжо ўзгадалі — літаральна
дзесяткі пісьменьнікаў — ураджэнцаў Беларусі. Хтосьці так і пайшоў з жыцьця, не
дачакаўшыся прызнаньня ў Беларусі. Як, напрыклад, Ніна Жыбрык — руская дзіцячая
паэтэса з Марый Эл. Як, напрыклад, і Іван Ласкоў... Хаця часам яго кнігі
выходзілі і ў Мінску. Да лепей жа пра ўсё па парадку...
...28 чэрвеня 1994 г. памёр у Якуцку беларускі пісьменьнік,
гісторык-самавук, паэт-філёзаф Іван Ласкоў. У халодным і далёкім Якуцку ён быў
як бы кавалачкам, часьцінкай Беларусі, летнімі сонечнымі праменьчыкамі саграваў
кожнага беларуса, песьціў, дбайна захоўваў, рупліва апекаваў кожную згадку пра
нашу родную Беларусь.
Сам Іван Антонавіч Ласкоў расказваў, што сапраўднае ягонае прозьвішча —
Ласкавы. Але (пісаць вершы ён пачаў у дзяцінстве) яму было сорамна так
падпісваць свае вершы, таму і стаў Ласкоў. А пры атрыманьні пашпарта гэтая
акалічнасьць замацавалася. Псэўданім стаў прозьвішчам.
Так ужо здарылася, што, скончыўшы славуты Літаратурны інстытут імя А. М.
Горкага ў Маскве, на той час сталы ўжо літаратар Іван Ласкоў патрапіў у Якуцію.
Прывяла яго на Поўнач жонка — аднакашніца па Літінстытуце, сама пісьменьніца,
якуцкі празаік Валянціна Гаўрыльева (вучылася разам са Святланай Басуматравай
ды Раісай Баравіковай, якіх успамінала заўсёды з цеплынёй). (На беларускай мове
ў 1981 г. выйшла кніжка Святланы Гаўрыльевай “У
краіне Уот-Джулістана», пераклад Сяргея
Міхальчука.)
Углядаючыся ў вехі біяграфіі Івана Ласкова, нельга не заўважыць такую
акалічнасьць: у Саюз пісьменьнікаў СССР нашага земляка прынялі толькі ў 1973 г.
І, калі скасавалі гэты Саюз, ён, мусіць, аўтаматычна ўвайшоў у Саюз пісьменьнікаў
Якуціі. І гэта пасьля пяці кніжак паэзіі і прозы (першая пабачыла сьвет у 1966
г. у Мінску). Што схавана за фактам? Патрабавальнасьць мастака слова да сваіх
наробкаў? Зьбег акалічнасьцей? Ці што яшчэ... Відаць, не трэба сьпяшацца з
адназначным адказам. Але і не сказаць тое, што Іван Ласкоў імкнуўся да
пераадольваньня чалавечых слабасьцей, да барацьбы за высакароднае, духоўнае
першынство ва ўчынках і дзеях, проста нельга.
Пачатак творчай дарогі, першыя крокі ў літаратуру зьвязаны ў нашага земляка
з рускай паэзіяй. У 1966 г. у Мінску выйшла кніга вершаў Ласкова “Стихия”. Яшчэ
праз тры гады — “Белое небо”. Каб чытач зразумеў, што гэта зусім не кніжкі
“местачковай” літаратуры па-руску, варта згадаць, дзе, у якім з пэрыядычных
выданьняў знайшлося месца і вершам беларускага хлопца — у “Новом мире”. Былі і
іншыя публікацыі — у Маскве, Ленінградзе.
І
вось раптоўна (ці так ужо і раптоўна?!) Ласкоў выдае трэцюю ўвогуле і першую
кніжку вершаў па-беларуску — “Кружное лета” (пабачыла сьвет у 1973 г.).
Трымаю гэты зборнік у руках. Чытаю вершы,
якія раскрываюць “паўночныя адрасы” ў мастацкай і жыцьцёвай геаграфіі паэта...
Сярод бяскрайняй тундравай слаты
Драўляны горад на гары, як варта.
Плывуць па Обі доўгія плыты,
Ніводзін не мінае Саляхарда.
Драўляны горад востраю касой,
Нібы багром, цаляе ў стрыжань пенны.
Паўзе у порт магутнай каўбасой
Па дзьвесьце ў пачку
склізкае бярвеньне.
Вішчыць тартак,
стукочуць
кругляшы.
Інакшай стравы Саляхард не мае —
Самшэлы густ драўніннае душы
Ні
каменя, ні цэглы не прымае.
Сам паэт вось як расказваў пра тагачасную сытуацыю ў адным са сваіх
лістоў: “...першая беларуская кніжка вершаў “Кружное лета”. Я на яе не вельмі разьлічваў у прапагандысцкім сэнсе. Яна
павінна была прагучаць заклікам да беларусаў павярнуцца тварам да
беларускасьці. Усё ж такі я быў не апошні хлопец на вёсцы, выдаў дзьве кнігі на
рускай мове, друкаваўся ў Маскве, Ленінградзе. Вяртаньне да роднай мовы павінна
было прагучаць. Але гэта разумелі і ворагі беларускасьці. Былі прынятыя меры.
На кніжцы ўказалі тыраж 5000. На самай жа справе выпусьцілі 2500. Увесь гэты
тыраж быў накіраваны ва ўскраінныя вобласьці Беларусі, г. зн. ва ўсе, апрача
Мінскай. У Мінску кніжка не прадавалася — г. зн. там, дзе найболей сьвядомага
беларускага чытача. Я. ўжо жыў тады ў Якуцку і нічога пра гэта не ведаў, а мой
сябра, якога я прасіў... купіць “Кружное лета” для мяне, проста зьбіўся з ног,
шукаючы зборнік. Спэцыяльна езьдзіў у Магілёў і яшчэ некуды...”
Безумоўна, ледзь заўважанай аказалася кніга і ў пісьменьніцкім
асяродзьдзі. Па той простай прычыне, што 90 працэнтаў літаратараў “Кружное
лета” і ў вочы не бачылі. Праўда, былі рэцэнзіі з “месцаў”. З Брэста — Алеся
Разанава, з Магілёва — Аляксея Пысіна (Пысін, А. У пошуках сябе. / Полымя. № 8.
1974; Разанаў, А. Асэнсоўваючы ўбачанае / Маладосць. № 8. 1974).
Асобная старонка творчай біяграфіі Івана Ласкова — паэма “Кульга”,
двойчы напісаная і двойчы выдадзеная. Па-руску выйшла асобнай кнігай у 1975 г.
у Якуцку — “Хромец”. Па-беларуску ўбачыла сьвет таксама асобным выданьнем у
1985 г. Можна толькі здагадвацца, якіх высілкаў каштавала паэту двойчы напісаць
адну і тую ж паэму. Перакласьці ўласную паэзію наўрад ці магчыма (задумаў яе
пісаць яшчэ ў Дзяржынску Горкаўскай вобласьці. Спэцыяльна езьдзіў дзеля гэтага
ў Сярэднюю Азію).
Ці рэйкі слухаю я, ці кугу —
Гняце мяне трывога не пустая:
Са школьнай
парты думка пра Кульгу
З абдымкаў-абцугоў не выпускае.
О чалавек, забіты ні за грош,
Ні за
свае і ні за продкаў віны, —
Згніе пятля, пераржавее нож,
І спрахне той, хто карыстаўся імі.
Ты
ў гэта верыў — воч не апускаў,
Ды падвяла сьвятая немінучасьць,
І ты яшчэ мільён разоў упаў —
І
забясьпечыў кату неўміручасьць.
Так пачынаецца паэма “Кульга”, у якой з усёй суровасьцю і духоўнай
непрымірымасьцю аўтар пачынае бітву. І не столькі з ценем Цімура Храмога
(Кульгавага) — Тамерлана, колькі з тыранамі і дыктатарамі ўсіх эпох і народаў.
Ласкоў ніколі не быў у радах КПСС і заўсёды сьмяяўся з сучасных “пярэваратняў”.
Не
дзіўна, што паэму заўважылі ў першую чаргу антысталіністы. У тым ліку — рускія
паэты Анатоль Прэлоўскі, Яўген Еўтушэнка, іншыя пісьменьнікі. Была і такая
старэнькая лягерніца — Берта Аляксандраўна Неўская. Васемнаццаць год
“адседзела”... Пасьля жыла ў Маскве. Мажліва, з тае прычыны, што “сядзела” ў
калымскім лягеры, мела прыхільнасьць да якуцкай літаратуры. Пісала рэцэнзіі на
кнігі якутаў, што выходзілі ў Маскве. Прачытаўшы “Хромец”, Берта Аляксандраўна
занялася распаўсюджваньнем кнігі сярод сваіх таварышаў па рэпрэсіях. А Сталіна
Неўская пачала адразу называць Тамерланам. І яшчэ цікавы момант, заўважаны
самім Іванам Ласковым: “У кнізе Валкагонава «Триумф и трагедия» ёсьць ліст
аднаго з... масквічоў да Валкагонава, дзе стары піша пра сябе і сваю сям’ю:
«Проклятый Тамерлан все истребил, все истоптал». Не магу праверыць, ці гэтае
«проклятый Тамерлан» (маецца на ўвазе Сталін) ідзе ад маёй паэмы або ў нас з ім
такая роднасьць душ і поглядаў”.
Іван Ласкоў на прыкладзе Тамерлана раскрыў тыпалёгію тыранства. У кожным
разьдзеле ёсьць стрыжань, вакол якога сабраны факты, дэталі, адмеціны, што
працуюць на галоўную ідэю. Тамерлан не адзінкавы. Цімур Кульгавы ў шэрагу яму
падобных. Былі ж яшчэ Гітлер, Сталін... Тамерлан учыняе ў сваёй дзяржаве
адладжаную сыстэму даносаў і рэпрэсій:
О даносчыкаў племя, сям’я павукоў,
Будзьце
ўсе вы пракляты да скону вякоў!
Як я жыў у спакоі, бясьпецы, пакуль
Не прыгнала да нас невядома адкуль
Гэту чорную зграю начных кажаноў!
О, каб тыя часы ды вярнуліся зноў!
Як паставіў хаціну ён побач з маёй,
Назаўсёды я страціў душэўны спакой.
Ходзіш голы нібыта ад карку да пят:
Так і чуеш убіты у плечы пагляд!
(“Баляда пра данос”)
Наўмысна затрымліваем увагу на паэме Івана Ласкова, у якой, дарэчы,
ёсьць і ненадрукаваны разьдзел. Але ж ізноў дадзім слова пісьменьніку (цытаты — з лістоў нашага якуцкага карэспандэнта, якія ён
дасылаў аўтару гэтай публікацыі): “...кожны тыран марыць аб вечнай славе
і кожнага тырана разьвенчваюць. І ў той самы час у кожнага тырана застаюцца
прыхільнікі, што дамагаюцца і праз вякі маральнай рэабілітацыі злачынцы. Адсюль
і неагітлерызм, і неатамерланізм, што мае месца ва Ўзбэкістане, і неасталінізм
— да яго мы, можа, яшчэ дажывём. І я лічу, што мая паэма яшчэ не раз
спатрэбіцца людзям у барацьбе супраць тыранаў”.
Камусьці словы гэтыя могуць паказацца ў пэўнай ступені ўласнай, задужа
самаўпэўненай ацэнкай. Дарэмна. Іван Ласкоў, ведаючы і сабе цану, жыў усё ж
галоўным клопатам, думаў пра самае галоўнае — пра тое, чаму так лёгка ў нашым
грамадзтве зьнішчаецца чалавек. Чаму недатыкальнай асобай становіцца
абездухоўленая пачвара? І, канешне ж, у пошуках адказаў на пытаньне з пытаньняў
паэт не мог не разважаць пра Сталіна: “Пісаўшы паэму, я, зразумела, далёка не
ўсе ведаў пра Сталіна. Але інтуіцыя не падвяла. На правільную гіпотэзу новыя
факты толькі працуюць. Так і з “Кульгой”. Публікацыі апошняга часу робяць
супадзеньне Тамерлан — Сталін яшчэ болей уражлівым. Паглядзіце, як Сталін ішоў
да абсалютнай улады — праз здраду розным людзям, у тым ліку быццам сябрам, зьнішчыў
Фрунзэ, Бухарына, Зіноўева, Каменева і інш. І перачытайце першую трэць маёй
паэмы — як Тамерлан ідзе ад здрады да здрады: дзядзька, Хусейн, Абу-Бекр,
Кейхасроў.
Калі я пісаў паэму, мяне трохі бянтэжыла, што Тамерлан — захопнік, а
Сталін — абаронца свае дзяржавы (у вайне з Гітлерам). Цяпер я разабраўся і з
гэтым... Сталін імкнуўся да вайны, прагнуў яе, але не мог, баючыся свайго
галоднага народа, сам пачаць яе. Таму, дэманструючы слабасьць і бесклапотнасьць
свае арміі, ён завабліваў маньяка на напад, каб потым, перамогшы яго, стаць
найвялікшым ваякам у сьвеце... Мной напісаны пра тое самае новы разьдзел
“Кульгі” — “Чэрвень”, які яшчэ не надрукаваны. (Спадзяюся ўключыць яго ў другое
выданьне “Кульгі”, калі яно калі-небудзь будзе.) Усё стала на сваё месца.
Тамерлан не можа не быць захопнікам, меней за ўсё ён думае пра спакой свайго
народа”.
Нетаропкі, непасьпешлівы да выданьняў Іван Ласкоў усё ж зьяўляецца
аўтарам адзінаццаці надрукаваных кніг. У Мінску выдадзены кнігі паэзіі:
“Стихия” (1966, на рускай мове), “Белое небо” (1969), “Кружное лета” (1973) і
“Кульга” (1985), абедзьве апошнія — па-беларуску, — і тры кніжкі прозы:
“Андрэй-Эндэрэй — справядлівы чалавек, або Беларус на полюсе холаду” (1978,
маленькая аповесьць), “Чароўны камень” (1983, апавяданьні), “На падводных
крылах” (1990, дзьве аповесьці). У Якуцку — паэма “Хромец” (1975), “Ивановы”
(1979, апавяданьні), “Пищальники не пищат” (1990, аповесьці). Зборнік
апавяданьняў і аповесьцей “Лето циклонов” у аўтарскім перакладзе з беларускай
мовы выйшаў у маскоўскім выдавецтве “Советский писатель” (1987). Гэты сьпіс —
сьведчаньне пісьменьніцкай сталасьці, праява напружанага рытму, з якім працаваў
у літаратуры наш суайчыньнік Іван Ласкоў. У Беларусі ж імя свайго далёкага
суродзіча забыліся ўключыць нават у “Энцыклапедыю літаратуры і мастацтва
Беларусі”. Што ж ужо тады нечага патрабаваць ад беларускай крытыкі,
літаратуразнаўства?!.
Апошнія гады свайго жыцьця Іван Ласкоў прысьвяціў цікавай, арыгінальнай
працы. (“Мая кніга пра беларускую фіна-вугоршчыну ў чарнавіку напісаная. Недзе
700 старонак на машынцы...”) А яшчэ раней Іван Ласкоў пісаў таксама пра гэты
клопат: “...у кожнага свая дзялянка. Апошнім часам, напрыклад, я вельмі шмат
працую над тым, каб давесьці справядлівасьць свае гіпотэзы, выказанай у
артыкуле «Племя пяці родаў» (угра-фінскае паходжаньне летапіснай Літвы). Матэрыялу назапашана ўжо шмат, але праца яшчэ
далёка не скончана. Зараз напісаная кніга ад восені 1983 года ляжыць у
выдавецтве, але не друкуецца, бо не адпавядае «балцкае» тэорыі паходжаньня
беларусаў...”
Яшчэ адзін клопат нашага суродзіча.
Іван Ласкоў, нецярплівец сталінізму, дамогся дазволу наведваць архіў КДБ
Якуцкай АССР. (Да гэтага часу ён працаваў у Дзяржаўным архіве Якуцкай АССР, дзе
выпісваў справы аб паўстанцах 1863-1864 гадоў, сасланых у Якуцкі край.
Назапасіў некалькі сшыткаў, каб з цягам часу напісаць кнігу.) У архіве КДБ
знаёміўся са справамі рэпрэсіраваных беларусаў. Там жа ён пазнаёміўся і са
справай Платона Айунскага (П. Сляпцова). П. Айунскі (айун — “добры дух”) —
пачынальнік якуцкай савецкай літаратуры. У 1938 г. ён трапіў пад рэпрэсіўны
молат. У 1983 г. на юбілейным вечары ў Маскве, у Доме літаратараў імя А.
Фадзеева, прысьвечаным П. Айунскаму, “певцу революции”, Артур Вольскі казаў: “Мне хочется сказать сердечное спасибо славной
Москве, которая не только сблизила, но и породнила нас на веки вечные. Где
Белоруссия, а где Якутия... Сегодня мы — братья. Сегодня в Белоруссии хорошо
знают о славных трудовых свершениях якутского народа, о достижениях его науки, искусства,
литературы, ставших частью всеобщей нашей многонациональной советской
литературы. В Белоруссии хорошо знают и творчество Платона Ойунского...”
(“Слово о Платоне Ойунском”. Якутск, 1985. С. 50).
Гэтая справа аб пачынальніку якуцкай савецкай літаратуры нарабіла шмат
шкоды і І. А. Ласкову...
Але трохі яшчэ пра аднаго ўдзельніка “драмы I. Ласкова”. Іван Н. Малады,
не вельмі разборлівы ў сродках дзеля дасягненьня сваёй мэты. Сам сябе ён
вызначыў як “тайны дарадца прэзыдэнта” ў сваёй жа кнізе “Загадка Михаила
Николаева” (Якуцк, 1992), напісанай у стылі кімірсэнаўскага ўсхваленьня
тагачаснага прэзыдэнта Рэспублікі Саха — Міхаіла Нікалаева, выпускніка Омскага
вэтэрынарнага інстытута, і выдадзенай у прыватным выдавецтве.
Вось некалькі цытат з гэтай кнігі:
“Миллионер Тэцуо Сато принимал в Японии Михаила
Николаева. Поскольку господина Сато в Якутии потчевали, за неимением ничего
лучшего, исключительно экзотикой, тот решил поразить воображение гостя не
японской экзотикой, а японским комфортом. Но все, даже компьютерные унитазы,
оставило Николаева равнодушным. Сато тогда не выдержал, удивился, почему тот не
удивляется.
— А что тут особенного? — усмехнулся
Михаил Николаев. — Все это теперь будет у нас через пятнадцать лет”. (Паралель:
у часопісе “Илин”, 1993 г., Іван Н. піша пра сябе: “Когда я был в Осаке, в
Музее этнологии, коллеги рассказали о результатах их генетических исследований
— гены японцев и якутов поразительно близки. Это тоже не удивило меня”.)
“Президент дарит квартиры артистам.
Президент единолично присуждает государственные премии имени Кулаковского.
Президент... Это только внешне похоже на сталинскую диктатуру, но не диктатура.
Престиж президентской власти нуждается в таком антураже, это логично.
Президент усиливает свой аппарат, а его
высшие эшелоны ставит фактически вне контроля, кроме своего... Это — тоже
логично”.
“У Михаила Ефимовича попросили разрешения
отправить артистов на международный конкурс. Президент наложил резолюцию:
«Послать. Занять первое место. М. Николаев»”.
“Когда я работал на команду Михаила
Николаева в президентских выборах, однажды в ответ на чрезмерный нагоняй я
сказал: «Я не верноподданный, я — союзник»”.
Дык вось, на заканчэньні працы ў архіве кадэбіст загадаў Ласкову
паказаць, што ён будзе пісаць, але Іван Антонавіч не паказаў, і больш яго ў
архіў не пусьцілі. І. Н. у суаўтарстве з І. Ушніцкім напісаў сумніцельную працу
“Центральное дело” (Якуцк, 1990), дзе ўсё не адпавядае гістарычнай праўдзе. На
гэта ўказаў Іван Ласкоў. Гэтыя “крутыя” хлопцы з уплывовымі сувязямі пачалі
траўлю чалавека: “И. Ласков, в то
время заведующий отделом критики журнала «Полярная звезда», полтора месяца
изучал в архивах КГБ документы следственного дела П. А. Ойунского. В результате
этого исследования появился журнальный вариант статей, посвященных последним
месяцам жизни Ойунского. Однако работа не вышла в свет. В срочном порядке была
созвана редколлегия, на которую, вопреки всем этическим правилам, были
приглашены оппоненты И. Ласкова, не члены редколлегии, авторы критикуемой им
книги «Центральное дело». Статьи И. Ласкова, во многом противоречащие
официально признанной точке зрения, читатель не увидел, зато в газетах «Эдэр
коммунист» («Малады камуніст») и «Кыым» («Іскра») были опубликованы объемные
материалы, авторы которых заклеймили позором И. Ласкова. Вполне в духе
социологической критики — «Вы, дорогие читатели, этой работы никогда не
прочтёте, но свято верьте нам на слово, что сие исследование является
архиложным и архивредным” («Молодежь Якутии», 06. 08. 1993)”.
І.
Ласкоў быў “скарочаны” з працы. Што такое быць беспрацоўным? Якуцк — самы
дарагі горад па пражываньні. На руках двое сыноў-школьнікаў — Андрэй ды Максім.
І. Ласкоў дамовіўся прыносіць артыкулы ў газэту “Молодежь Якутии”, гэта была
адзіная газэта, якая ўзялася яго друкаваць, дзе пачалі зьмяшчаць яго кожны
тыдзень. Так зьявіліся артыкулы пра рэпрэсіраваных беларусаў “Тайна дела
Абабурко” (“Молодежь Якутии”, 01. 04. 1993), “Одиссея Пенелопы” (09. 04. 1993)
і іншыя артыкулы “Бизнес на вожде” (02. 07. 1993), “А была ли провокация?”
(11.06.1993), “Быстренько очистил ершей...” (20. 08. 1993), “Кровавая тайна
века” (13. 08. 1993). Але 9 ліпеня 1993 г. “Молодёжь Якутии” надрукавала
артыкул Івана Ласкова “Драма поэта”, прысьвечаны Айунскаму. У ім аўтар гаварыў
пра тое, што “герой” працаваў на КДБ ды здаў шмат
каго з відных дзеячаў рэспублікі. І тут пачалася сапраўдная цкаваньне. Мусіць, не было газэты, якая б не надрукавала
гнеўных лістоў з месцаў. Яны па большасьці былі сфабрыкаваны.
З
ліста ў газэту “Молодежь Якутии»:
“27 июля состоялось расширенное заседание правления
Союза писателей Якутии, на котором была всесторонне обсуждена опубликованная в
вашей газете серия статей И. Ласкова «Драма поэта», посвященная последним дням
П. А. Ойунского... Автор издевательски пишет, что он в тюрьме сочинял свои
показания, «словно бы трудился над последним томом своих сочинений». Какое
кощунство! И это пишет средней руки литератор о выдающемся писателе, большом
общественном и государственном деятеле... Мы с данной статьей Ласкова знакомы
давно: года два тому назад под видом рецензии на книгу И. Николаева, И.
Ушницкого «Центральное дело» он в журнале «Полярная звезда» без ведома
редколлегии, тайком пытался протащить её. Тогда эта акция у него не прошла —
члены редколлегии единодушно отвергли ее как явно клеветническую и
приостановили публикацию. Но, как показывает время, не остудил свой
«разоблачительный» пыл И. Ласков, давно и систематически занимающийся
очернительством лучших представителей якутского народа (когда-то за подобные
попытки он был осуждён на секретариате правления СП РСФСР).
...Мы, участники расширенного заседания
правления Союза писателей Якутии, основанного П. А. Ойунским, настоящим письмом
заявляем решительный протест проискам хулиганствующего хулителя Ласкова и
требуем: прочь руки от Ойунского! Выражаем надежду, что творческий союз, членом
которого является вышеупомянутый господин, — если тот не солидарен с ним —
скажет своё веское слово и сделает соответствующие выводы” (“Молодежь Якутии”,
06. 08. 1993). “Руки прочь от Ойунского» — заявление расширенного заседания
правления Союза писателей Якутии”.
Звычайна падобныя зезды не паказваюць па тэлебачанні, а тут толькі яго і
круцяць, падключылася радыё. Артыкулы ідуць адзін за адным, вось некаторыя з
іх: І. Мікалаеў, І. Ушніцкі “Жертвам стреляют в
спину...” (“Советы Якутии”, 05. 08. 1993, 08. 08. 1993), А. Буцаў “Таас Мэйии — каменные мозги” (“Молодежь Якутии”,
10. 09. 1993), М. Табарукаў “Кто он, Платон Ойунский?” ды інш. Зьмест лістоў
прыблізна такі: “Когда вышла книга
«Центральное дело» И. Николаева и И. Ушницкого, я обрадовалась, потому что
наконец напечатали биографию замечательного якутского писателя П. А.
Ойунского... И вдруг как гром с ясного неба — статья И. Ласкова «Драма поэта».
Я это прочитала, и у меня внутри всё рухнуло, если сказать простым языком. У
меня столько сомнений возникло — и не описать. И. Ласков обвиняет авторов
«Центрального дела» и приводит такие примеры, документы, что и впрямь поверишь!
Но после прочтения заявления правления Союза писателей Якутии («Молодёжь
Якутии», 06. 08. 1993) дышать стало легче. Библиотекарь А. Софронова”
(“Молодежь Якутии”, 20. 08. 1993).
Да
гонару газэты “Молодежь Якутии”, якую “неодемократы” патрабавалі закрыць, яна
напісала “Манифест постсоциалистического сепаратизма” на заяву Саюза
пісьменьнікаў:
“Мы не считаем выводы автора статей «Драма поэта»
истиной в последней инстанции. И готовы предоставить газетную площадь его
оппонентам, которые документально доказали бы неправоту И. Ласкова. Но там за
инакомыслие на И. Ласкова обрушился лишь поток личных оскорблений. В
выступлениях газет «Советы Якутии», «Кыым», «Сахаада», в 45-мннутной передаче
по Якутскому телевидению обсуждались не спорные факты биографии П. А.
Ойунского, а «писатель средней руки», посмевший анализировать следственное
дело. Исходя из логики правления Союза писателей Якутии, исследовать жизнь и
творчество великих поэтов и писателей имеют право лишь столь же гениальные
люди. Но в таком случае весьма сомнительно, что литературоведение сейчас
обладало бы трудами о творчестве Бальзака, Пушкина, Хемингуэя... Безусловно,
литературные произведения П. А. Ойунского — золотой фонд якутской литературы. И
никто не сомневается в талантливости прекрасного поэта. Но в материалах И.
Ласкова речь идёт не об этом, а лишь об испытаниях, выпавших на долю Ойунского,
которые он, к сожалению, к большому сожалению, не выдержал. Оставим на совести
критиков нашей газеты заявления, что после чтения «Молодежи Якутии» они идут в
туалет мыть руки, оскорбления в адрес главного редактора...” (“Молодежь Якутии”, 06. 08. 1993). Патрабавалася ўмяшаньне прэзыдэнта,
каб спыніць гэтую вакханалію, бо ўсім стала відавочна, як гэта выглядае ў вачах
простых людзей.
Івану Ласкову забаранілі штосьці казаць у сваю абарону. Але пачаліся
пагрозы па тэлефоне і на вуліцы. Была пазбаўлена
працы яго жонка — пісьменьніца Святлана
Гаўрыльева. Больш у друк яго артыкулаў ніхто не браў. Зарабляў тым, што чытаў
лекцыі на падрыхтоўчых курсах у Якуцкім унівэрсытэце. У вольны час пісаў кнігу
па фіна-вугорскай Літве. Праўда, у бібліятэцы
стараліся не даваць яму кніг — няма і ўсё. Неяк пры сустрэчы казаў: “Я ўсё ж
хімік. Зараз распрацоўваю спосаб атрыманьня каніфолі з кедравае штапы — і ёй завалю Беларусь”. Каго-каго, а родную
Беларусь — ніколі не забываў.
Іван Ласкоў — з кагорты дзейных, руплівых, шчырых і шчодрых на
справядлівасьць беларусаў. Якраз такіх часамі не хапае. Ды жыцьцёвыя
акалічнасьці мацнейшыя, чым сама толькі ідэя вяртаньня Беларусі ў... Беларусь.
Таму і пры жыцьці Іван Ласкоў заставаўся ў Якуцку. Дык, мо, зараз мы задумаемся
над патрэбай вяртаньня ў Беларусь спадчыны нашага суродзіча?
Апошнім часам І. Ласкоў жыў надзеямі пераехаць у Беларусь. Ён хацеў не ў
буйны горад, а ў вёску, ён жа мог працаваць выкладчыкам хіміі ў школе. Але не
дачакаўся. Тут трэба была дапамога, а на пераезд не было грошай...
/Алесь Карлюкевіч.
Беларускі адраджэнец з.. Якуцка. // Сустрэчы з родным і блізкім.
Знаёмствы, адкрыцці, дыялогі. Укладальнік Наталля Крыцкая. Выпуск выдання
ажыццёўлены па заказу і пры фінансавай падтрымцы Міністэрства інфармацыі
Рэспублікі Беларусь. Мінск. 2017. С. 316-324./
Иван Антонович Ласков – род. 19 июня 1941
г. в областном городе Гомель БССР (СССР).
С 1966 г. обучался на отделении
перевода в Литературном институте имени А. М. Горького в Москве. В 1971 г.,
после окончания института с красным дипломом, переехал в Якутскую АССР, на
родину своей жены, якутской писательницы Валентины Николаевны Гаврильевой.
С сентября 1971 г. по февраль
1972 г. работал в газете «Молодежь Якутии», сначала учетчиком писем, затем
заведующим отделом рабочей молодежи. От февраля 1972 г. до лета 1977 г. работал
в Якутском книжном издательстве старшим редакторам отдела массово-политической
литературы. С лета 1977 г. работал старшим литературным редакторам журнала
«Полярная звезда», с 1993 г. - заведующий отделам критики и науки журнала
«Полярная звезда». За полемические статьи про отцов-основателей ЯАССР весной 1993
г. был уволен с работы и ошельмован представителями якутской «интеллигенции». Работал сотрудником детского журнала
«Колокольчик» (Якутск), одновременно работая преподавателем ЯГУ (вне штата) и
зав. отделом связей с общественностью Якутского аэрогеодезического предприятия.
Награжден Почетной Грамотой Президиума Верховного Совета ЯАССР. Член СП СССР с
1973 г. 29 июня 1994 г. Иван Антонович Ласков был найден мертвым «в лесу у
Племхоза», пригороде Якутска по Вилюйскому тракту за Птицефабрикой.
Юстына Ленская,
Койданава
Brak komentarzy:
Prześlij komentarz