ВНУЧКА ПОЛЬСКОГО РЕВОЛЮЦИОНЕРА
В Хабаровске по улице Ленина в большом
коммунальном доме живет немолодая, но еще крепкая на вид женщина Валерия
Адамовна Волкова — внучка известного польского революционера и демократа Иосафата
Огрызко.
Вспоминая прошлые годы. Валерия Адамовна
рассказывает:
— В Польше было много патриотов, они
мечтали о свободной и независимой Родине и в борьбе с царским самодержавием объединились
с русскими революционерами. Среди таких был мой отец, старшая сестра, братья. Когда
началась первая империалистическая война, меня, 16-летнюю девушку, эвакуировали
из Варшавы. Проколесив всю Россию, добрались до Красноярска. Польский комитет
по устройству беженцев оказал мне денежную помощь, помог устроиться на работу.
Как-то один из членов Комитета спросил меня: «Ваша фамилия Огрызко?» — «Валерия
Агнесса Огрызко», — ответила я. «Мы не так давно отмечали память одного старого
польского революционера Иосафата Огрызко. Он вам не родственник? О нем
напечатали брошюру...» Я немного знала о деде Иосафате. О нем говорили в семье
с опаской. Рассказывали, что дед отбывал каторгу в Сибири. Иосафат Огрызко еще
в 1848 году, будучи студентом Петербургского университета, встал на путь
революционной борьбы. Из литературных источников узнала, что Повстанческий
Комитет намечал Иосафата Огрызко в министры будущего Польского правительства.
Наша семья жила в Варшаве, а дед находился в Белоруссии, откуда родом был мой
отец.
В период восстания и до этого Огрызко
действовал совместно с видными деятелями польского освободительного движения
Сераковским и Кастусем Калнновским, казненными царским правительством. По поручению
Центрального Комитета повстанцев Иосафат Огрызко занимался составлением
Польского законодательного права, редактировал нелегальные журналы, газеты. После
разгрома польских повстанцев деда арестовали, посадили в Петропавловскую
крепость. где когда-то томился польский патриот Костюшко...
В Красноярске В. А. Огрызко познакомилась с
Борисом Семеновичем Волковым — революционером-подпольщиком, и он стал ее мужем.
В момент наступления белых Волков попал в руки контрразведки, и вскоре его
отправили в эшелоне смерти на Восток. Ей, как уроженке Польши, Польский комитет
выдал польский паспорт. Но она поехала вслед за эшелоном смерти. Немногим
удалось спастись яз белогвардейского застенка. Среди них был Волков, и вместе с
ним Валерия Адамовна ушла в партизанский отряд. Борис Семенович Волков погиб в
период незаконных репрессий в 1937 году.
Валерия Адамовна говорит о теперешней Польше,
радуется успехам свободного социалистического государства. Она кропотливо
собирает скупые сведення о своем славном деде Иосафате Огрызко, о братьях, погибших
в борьбе с белогвардейцами в Сибири. Эти воспоминания будут опубликованы в
сборнике «Женщины — участницы гражданской войны на Дальней Востоке».
Г. Рычкова,
краевед.
/Дальний Восток. №
3. Хабаровск. 1963. С. 191-192./
ЮЗЕФАТ ОГРЫЗКО СИЭНЭ
Хабаровскайтан — Танда музейыгар
Биһяги тохсунньуга Хабаровскай куоракка
бара сырыттахпытына телсвидениенан көреөччуларгэ анаан Саха сирин туһунан
капсиирбитнгэр көрдөспуттэрэ. Телевидениенэн тыл этэн бүтэрбитин аҕай кытта телефоҥҥа
ыҥыттардылар.
— Биэриини түмүгун эрэ көрөн хааллыбыт.
Эһиги Саха сириттэн сылдьаҕыт дуо? Танда диэн сэлиэнньэни, Иван Павлович
Готовцев учууталы билэҕит дуо? — ханнык эрэ билбэт гражданкабыт итинник
боппуруостары ыйыталаспыта уонна биһигини кытары хаҥна көрсүөххэ сөбүн сураста.
— Билигин пионердар дыбарыастарыгар
барабыт. Готовцев И. П. учууталы билэбит, наадалаах буодлаххына корсуөххун сөп.
Эн кимҥиний — ситэ ыйыттарбакка эрэ киһибит трубкатын ууран кэбиспитигэр
дьиктиргии санаатыбыт.
Пионердар дыбарыастарыгар тиийбиппитигэр
сотору буолан баран эмиэ ыҥыттардылар. Аллараа мэндиэмэҥҥэ туспүтүм алта уонуттан
быдан тахсыбыт, сытыы сирэйдээх-харахтаах кырдьарас эмээхсин турар эбит. Кини
дорооболоһоот, тэтэрээт лииһигэр суруллубут суругу биэрбитэ. Суругу ааҕан
улаханнык үөрбутүм: мин иннибэр 1863-1864 сылларга буолбут польскай восстание
биир биллиилээх деятелэ, Н. Г. Чернышевскайы, Н. А. Добролюбовы, Н. А.
Некрасовы кытта чугас түрар, 1864 сыллаахха өлөргэ ууруллан баран, Саха сиригэр
көскө ыытыллыбыт Польша революцнонера Юзефат Огрызко сиэнэ, 69 саастаах Валерия
Адамовна Волкова — Огрызко турар эбит. Онтон, дьэ, сиһилин кэпсэтэн билбиппит
И. П. Готовцев, Ф. Э. Дзержинскэй кэргэниттэн Софья Зигизмундовна
Дзержинскаяттан билбит уонна сурук суруйбут.
Валерия Огрызко бэрт уһун уонна
интэриэһинэй олоҕу олорбут. Кини Дальнай Востокка гражданскай сариигэ кыттыбыт,
билигин персональнай пенсионерка. Аҕата Адам Огрызко туроктары утары сэриигэ
өлбүтэ, эмиэ революционнай өйдөөх-санаалаах киһи этэ.
Валерия Адамовна эһэтэ Юзефат Петрович
Огрылко хас да сыл Бүлүү куоратыгар киниэхэ ананан тутуллубут түрмэҕэ олорбута,
онтон Якутскайга көһөрбүттэрин кэннэ кини олорбут камератыгар нуучча улуу
революционера-демократа Николай Гаврилович Чернышевскайы олордубуттара. Н. Г.
Чернышевскайы 11 №-дээх хаайыылаах — Огрызко олорбут камератыгар хаайарга
дьаһал бэриллибитин туһунан профессор И. М. Романов «Чернышевскай Бүлүу хаайыытыгар»
диэн кинигэтигэр ахтар.
Саха сирин оҕолоро Валерия Адамовнаны
истиҥник көрсөн ирэ-хоро кэпсэттилэр, төрөөбут алмаастаах кыраайдарын, дьоллоох
олохторун туһунан сэһэргээтилэр. Биһиги кинини кытта хаартыскаҕа түстүбут,
Хабаровскай куорат устун үөрэ-көтө хаамыстыбыт, Валерия Адамовна Саха сиригэр,
эһэтэ 100 сыл анараа өттүгэр хаппахтаах хаайыыга олорбут куоратыгар — бүгүҥҥү
Бүлүугэ, кэлэ сылдьыан, көрүөн-истиэн сурдээҕин баҕарар.
Танда музейыгар анаан В. А. Волкова-Огрызко
эһэтин Юзефат Огрызко туһунан архыыптартан өрдөөҥү матырыйааллары уонна
саҥардыы тахсыбыт ахтыылары ыытта. Кини Саха сирин бары пионердарыгар уонна
үөрэнээччилэригэр итии эҕэрдэни тириэрдэрбитигэр көрдөстө.
Уус-уран литература киин издательствота
1958 сыллаахха таһаарбыт Л. Пантелеев «Ахтыылар» диэннигэтигэр ыйылларынан
демократ Н. Г. Чернышевскай, Огрызко туһунан «Юзефат Петровиһы дириҥник
ытыктыыбын» диэн этэр.
Аҕыйах хонуктааҕыта биллиилээх революционер
сиэнигэр, гражданскай сэрии кыттыылааҕар В. А. Волкова-Огрыакоҕа Тандаттан
бастакы телеграмма охсулунна, бастакы сурук сурулунна.
Н. Харитонов.
Снимокка: В. А. Волкова-Огрызко Саха сирин
пионердарын кытта.
/Кыым. Якутскай.
Муус устар 16 күнэ 1967 сыл./
*
АВТОБИОГРАФИЯ
Я, Огрызко-Волкова Валерия Адамовна,
родилась в 1898 году в гор. Варшаве, в семье потомственного дворянина (железнодорожного
служащего Привислинской железной дороги – Огрызко Адама, умершего от ран,
полученных в русско-турецкую войну.
До 1915 года находилась на иждивении своих
родителей и училась в Польской частной школе женской гимназии. Я выходец из
семьи старых польских революционеров и наша семья воспитывалась на этих
традициях.
Дед мой известный польский революционер
Огрызко Юзефат, современник т.т. Чернышевского, Некрасова, Добролюбова и других
революционеров того времени.
Старшая сестра моя Антонина – участница в
уличных столкновениях в городе Варшаве в 1905 году.
Два брата мои, Владислав и Ромуальд
Огрызко, погибли в революцию в 1918 году.
В 1915 году во время первой
империалистической войны я потеряла своих родных и как несовершеннолетняя
находилась на попечении Польского Комитета Помощи жертвам войны в г.г. Москве,
Запорожье-Каменское, ныне Днепродзержинск и затем в Красноярске. Причиной выезда
в Красноярск из Днепродзержинска послужил слух якобы кто-то из моих родных
находится в Красноярске, но по приезде я никого не нашла. Польским комитетом
была определена на работу в гл. бухгалтерию Ачинск - Минусинской дороги (ныне
Абакан – Тайшет), где проработала до 1919 года.
Осенью 1917 года в гор. Красноярске я вышла
замуж за офицера, направленного из военного госпиталя после выздоровления от
ранений в 15 запасной Сибирский полк (в котором служил и Сергей Лазо), навечно
связавшую свою судьбу с революцией.
В 1918 году в период, когда мой муж
находился в тюрьме гор. Красноярска чувствовала в работе подпольной организации,
нелегально передавала в тюрьму письма с воли и обратно, выполняла и другие
поручения.
В 1919 году в период эвакуации польских
беженцев на Родину, Польским комитетом мне было предложено выехать из г.
Красноярска в Польшу, в г. Варшаву, но я отказалась и осталась при муже, находившемся
в это время в Красноярской тюрьме (белогвардейский и чехословацкий переворот)
1918 г.
В октябре месяце 1919 года, после эвакуации
полит. заключенных из Красноярской тюрьмы (Эшелона смерти) из г. Красноярска
перебралась через Семеновский фронт (Читинская пробка) и поехала в г. Иман ДВК,
куда были вывезены и заключенные в лагерь (политзаключенные Красноярской
тюрьмы).
После прихода партизан в гор. Иман и
разгрома Калмыкова работали по обслуживанию больных и раненых в санитарном
поезде.
После вступления японцев 4-5 апреля 1920
года и расформирования санитарного поезда, ушла с 1-м Коммунистическим
партизанским отрядом из г. Имана, командир тов. Туманов.
По прибытии в Николаевск находилась при
штабе фронта, затем была отправлена на ст. Ин и там находилась в поезде при
штабе тов. Певзнер.
В 1921 году во время наступления белых на
Хабаровск была эвакуирована с грудным ребенком
в вагоне с семьями военнослужащих в гор. Свободный (последним составом, который
проскочил через ст. Ин.), но сразу была возвращена обратно и начала работать в инфекционном
бараке, где находились больные сыпным тифом, заболевшие во время боёв на
Волочаевском фронте. Инфекционный барак находился далеко от поселка за железной
дорогой и, кроме одной бессменной санитарки, там больше никого не было. Изредка
посещал врач железнодорожной больницы и враждебно настроенный к нашим бойцам,
которые в сорокаградусный мороз больные в
бреду в одном белье разбегались и нередко приходилось их возвращать обратно в
барак.
Во время наступления Дитерихса выходила с
ребенком на руках, грузила и выгружала вагоны для фронта, положив ребенка на
бревнах, недалеко от вагонов, где проходила выгрузка.
После окончания Гражданской войны до 1930
года находилась на общественных работах: делегатка штаба 17 корпуса при
Горсовете гор. Житомира, в Собесе по охране материнства и младенчества,
принимала непосредственное участие в организации трудпрофилактория для
беспризорных женщин и в легкой кавалерии.
С 1930 по 1934 год работала на трудовом фронте
– Ижевский оружейный завод (гор. Ижевск), производственный калькулятор.
С 1934 по 1938 год в гор. Хабаровске, на
заводе № 106, бухгалтером-экономистом.
В марте месяце 1938 года органами НКВД был
арестован мой муж, а в июле месяце 1938 года была арестована и я.
Муж в тюрьме был казнен, в настоящее время
посмертно реабилитирован. Я по истечении 8 месяцев была освобождена за
прекращением следствия.
По выходе из тюрьмы работала на разных
работах и в разных учреждениях понемногу, т. к. мне не удавалось закрепится ни
на одной работе, вследствие моего ареста и репрессии моего мужа, каждый
руководитель «страховал» себя. И только в 1945 году мне удалось поступить на
постоянную работу в Управление лагерями военнопленных № 16, где работала по
момент расформирования лагерей военнопленных до 1950 года – бухгалтером
финотдела.
В 1951 г. выехала на работу в Совгавань – в
военно-морское строительное управление – работала бухгалтером до 1953 года,
затем с 1954 года работала в Хабаровской музкомедии – ст. кассиром и оттуда
ушла на пенсию в 1957 году.
В настоящее время персональная пенсионерка
местного значения.
Веду общественную работу по линии секции
ветеранов Гражданской войны на Дальнем Востоке
В. Волкова
/НА РС(Я), ф.
1426, оп. 1, д. 24. л. 1-4./
*
Уважаемые товарищи с редакции
газеты
“Социалистическая Якутия”
Я, внучка участника Польского восстания
1863-1864 годов Иософата Огрызко, передаю тов. Харитонову Николаю Ивановичу,
работнику Министерства Просвещения Якутской АССР материалы свои, собранные с
разных источников и архива и разрешаю ему использовать их для освещения на
страницах республиканских газет.
Юзефат Огрызко более ста лет тому назад
томясь в Якутской ссылке, мечтал о светлой доле будущих поколений.
Я очень рада, что живем в нашей
замечательной стране социализма
С приветом Валерия Огрызко-Волкова.
9 января 1967 года
гор. Хабаровск.
/НА РС(Я), ф.
1426, оп. 1, д. 24. л. 8./
*
Из моей краткой автобиографии, которую я
Вам посылаю, Вы поймете, что семейных реликвий у меня на сегодняшний день не
могло сохранится, поэтому очень сожалею, что не могу полностью удовлетворить
Вашу просьбу.
Отец мой в Русско-Турецкую войну участник известной
переправы через реку Дунай, в битве под Шипкой был тяжело ранен (сквозной пулей
в грудь) и находился на излечении в варшавском Военном госпитале, где
познакомился с девушкой, уроженкой г. Варшавы, ухаживавшей за ранеными, после
выздоровления женился на ней и остался жить в Варшаве, где родилась и я. Отец
мой умер в 1914 году, а в 1915 году я потеряла всех своих родных и с тех пор
уже никто не мог мне напомнить о моем дедушке Юзефате Огрызко. Воспоминания
моего отца уже стерлись с памяти. В серозных беседах и воспоминаниях
участвовала мало, так как была одна из младших детей в нашей семье. Так что
остались только случайные воспоминания, которые я слышала в детстве от своего
отца, о жизни и борьбе моего дедушки Юзефата Огрызки.
Посылаю Вам его фотокарточку и некоторые
воспоминания о его деятельности и борьбе на 41 листе и прошу Вас, если это
возможно, поделится со мной имеющимися у Вас данными, так как он целый ряд лет
находился в Вилюйской ссылке и даже до Вашего письма была у меня мысль
обратиться в Вилюйск с этой просьбой. Может быть сохранился этот острог,
опишите мне его в каком он состоянии, ту камеру, в которой дед провел многие
годы, может быть есть снимок этого острога, всему я буду очень рада и очень
благодарна Вам.
Моя внучка очень похожа на него, если
хотите, вышлю ее фото.
/НА РС(Я), ф.
1426, оп. 1, д. 24. л. 4./
*
РСФСР
Государственный архив
Иркутской области
20 IV 1965
№ 2 - 2
г. Иркутск
Волковой Валерии Адамовне
Хабаровск, ул. Ленина 35, кв. 2.
Архивная справка
В неполных документальных материалах
архивного фонда Иркутского полицмейстера, в списках «государственных
преступников», находящихся в Иркутской губернии по состоянию на 1877 г. значится
Огрызко Иософат Петрович.
Основание: ф. 91, оп. 1, ед. хр. 527.
Из личного дела Иософата Огрызко,
находящегося в архивном фонде Иркутского видно, что он сослан за руководство в
С-Петербурге революционными делами во время бывшего польского мятежа. В 1876 г.
«находящемуся в Верхоленске политическому ссыльному Иософату Огрызко разрешено
жительство в г. Иркутске» с установлением полицейского надзора. Как доносит
Иркутский полицмейстер, «Иософат Огрызко в настоящее время проживает большей
частью не в г. Иркутске, а в Иркутском округе, а именно в Новоямском селении»,
с 1877 г. ему разрешено «разъезжать по сельскохозяйственным делам в пределах
Иркутского округа».
В 1879 г. Огрызко приезжает в Иркутск, для
лечения «от болезни глаз».
Начиная с 1880 г., как доносил Иркутский
полицмейстер Огрызко «с декабря живет уже большей частью дома, т. е. у
Солдатова, отлучаясь на один, два дня или в д. Пивоварихе, большей же частью в
селение где находится Александровская центральная тюрьма». В 1882 г. Огрызко «2
декабря минувшего года выехал на Витимские золотые промыслы».
В мае 1883 г. Огрызко восстанавливается в
прежних гражданских правах, с правом вступления на гражданскую службу, но без
возвращения ему чинов, орденов и знаков отличия.
Согласно личного прошения от 5 июля 1884 г.
оставлен на жительство в Иркутске с установлением над ним гласного полицейского
надзора до особого распоряжения.
Основание: ф. 91, оп. 1, д. 32.
Другими сведениями об Иософате Огрызко
Госархив не располагает.
О братьях Владиславе и Ромуальде Огрызко запросите
Центральный Гос. Военно-Исторический Архив г. Москва; Центральный Гос. Архив
Бур. АССР г. Улан Удэ; Красноярский архив г. Красноярск.
Директор Государственного архива Иркутской
области Усольцева
Начальник отдела Ю. Колмаков.
Печать.
Копия.
/НА РС(Я), ф.
1426, оп. 1, д. 39. л. 21./
*
Здравствуйте дорогой Иван Павлович.
Поздравляю Вас с Новым Юбилейным 1970
годом. От всего сердца желаю Вам наилучшего здоровья, бодрости, счастья в
личной жизни. Спасибо Вам за память обо мне. Со смертью Софии Сигизмундовны я
потеряла всякий интерес к жизни, живу как подстреленная птица. В 1968 году была
в Москве, посетила могилу нашей дорогой и незабвенной Софии Сигизмундовны,
неоценимого друга моей жизни, с чем не могу примириться. Теперь я уже круглая
сирота. В семье Дзержинских приняли меня очень тепло, помогали и подбадривали,
чем могли. Племянница Феликса Дзержинского желает переписываться с Вашими
пионерами и школьниками, а также с пионерами и школьниками тов. Харитонова,
которому прошу передать мой сердечный привет. На днях мы разговаривали по
телефону и она опять мне напомнила об этом, так что прошу Вас если это возможно
прислать мне Якутские значки и другие сувениры, какие привозил тов.
Харитонов собой в Хабаровск. Я хочу их подарить тем школам, в которых состою
почетным пионером, а если буду в Москве то и Московским. Буду ждать. Может быть
в Вашем музее, в архиве имеются какие-нибудь материалы о политических ссыльных
(революционерах) прошлых лет, очень и очень хотелось бы иметь их. Я подберу и
вышлю Вам карточки детских лет Феликса Эдмундовича, карточки Софии
Сигизмундовны в жизни и в гробу, если у Вас их нет.
Адрес племянницы тов. Дзержинского, которая
желает переписываться с Вашими пионерами такой:
гор. Москва Б-370
улица Бойцова № 14 Корпус 8 квартира 46
Дзержинской Ядвиге Генриховне.
Желаю Вам всего наилучшего. Привет вашей
семье, тов. Харитонову и тем пионерам, с которыми я знакома.
Ваша Валерия Огрызко-Волкова.
/НА РС(Я), ф.
1426, оп. 1, д. 24. л. 6./
++++++++++
ПЛЕМЯННИЦА ЖЕЛЕЗНОГО
ФЕЛИКСА – ЖИТЕЛЬНИЦА 101 КИЛОМЕТРА
Набирая очередной текст для газеты, краем
ухом улавливал звук фоном работающего телевизора. Леонид Каневский в передаче
«Следствие вели…» с азартом рассказывал о проделках выдававшего себя за
родственника Феликса Дзержинского столичного вора Венгровера. Оторвавшись от
компьютера, стал внимательно следить за передачей. Потому что вспомнил, что
круги от задержания этого дерзкого преступника и его воровской шайки докатились
до Александрова.
Город Александров заслужил и присвоил себе
несколько столичных статусов. За дела, творимые кромешниками Ивана Грозного,
назвали Александров столицей опричной Руси. За легендарный полет царского
холопа Никитки на деревянных крыльях — иронично прозвали столицей русской авиации.
За богатое культурное и историческое наследие, но удаленность от прямых
туристских троп — столицей Малого золотого кольца России. За прием неугодных
столице людишек — столицей 101 километра.
На 101
километре селились разные выселенцы: принципиальная интеллигенция, шалившее
студенчество, асоциальные элементы, преступники всех мастей. Так сложилось, что
одной из самых «гостеприимных» александровских улиц, принимающей всю эту
московскую братию, стала улица Березки, а ныне — Революции. Березок на этой
улице уже почти и не осталось, а вот память о снимавших жилье москвичах еще
жива. Я вспомнил, что в архиве живущей на этой улице Галины Захаровны
Куртасовой, которая уже не раз помогала мне с подготовкой материалов для
странички «Неизбывное», имеется интересная фотография. На этой групповой
фотографии, среди прочих, изображена ее знакомая, которой в ту пору было года
три. И там же… племянница железного Феликса, Ядвига
Генриховна Дзержинская. Как оказалось, Ядвига Дзержинская некоторое
время проживала на улице Березки в доме знакомой Галины Захаровны. Дом этот,
ныне не существующий, был поделен между двумя братьями, дочерью одного из
которых и была знакомая Галины Захаровны. Ее дядя, брат отца, живший с тремя
детьми во второй «передней» половине, сдавал комнату, в которой и поселилась не
имевшая права вернуться в столицу после освобождения из лагерей Ядвига
Генриховна. Маленькая девочка мало что запомнила об этой квартирантке и уж тем
более не знала, за что та попала «в места не столь отдаленные», а затем осела
на дозволенном 101 километре.
В изложении ее родных история выглядела
вполне безобидно, нелепо, но по меркам того сурового времени — вполне обыденно.
Кто-то оставил у Ядвиги Генриховны в Москве какой-то чемодан. В чемодане были
какие-то документы, из-за которых она и попала в лагеря, а потом и в
Александров. После «оттепели» уехала в Москву. Квартирантку же в этом семействе
вспоминали с теплотой, поскольку от нее остался рецепт, как спасаться от
дизентерии. У многих, кто был в лагерях, была дизентерия. А спасались
заключенные отваром из конского щавеля. Таким отваром из этого растения,
который постоянно сушился и в доме на улице Березки, мама девочки, в свою
очередь, вылечила кого-то из соседских детей. И за выздоровление «врачу»
принесли целый пакет конфет!
Но из
материалов передачи Леонида Каневского и книги Александра Хинштейна «Тайны
Лубянки» следует, что Ядвига Генриховна вовсе не была жертвой политических
репрессий, а являлась пособницей столичных воров, шайку которых как раз и
возглавлял упомянутый в передаче «Следствие вели» Венгровер. И на самом-то деле
никакого романтического флера политической жертвы в истории ее жизни нет, но
зато есть криминальный след.
Вот документ, который приводит в своей
книге Александр Хинштейн:
«Сов.
Секретно. Спецсообщение
31
декабря 1939 г. № 604550
Разослать:
тов.
Берия
тов.
Меркулову
тов.
Федотову
В
гор. Москве 20 декабря с. г. ликвидирована шайка воров-взломщиков в числе 8
человек, возглавляемая неоднократно судившимся и бежавшим из лагеря
рецидивистом Венгровер Борисом Рувимовичем, 1926 года рожд.
Шайкой
совершено в Москве до 60 квалифицированных квартирных краж, преимущественно у
ответственных работников. Обысками отобрано много носильных вещей и ценностей.
Члены
воровской шайки поддерживали тесную связь с гр. Дзержинской Ядвигой
Генриховной, 38 лет, б/п, пенсионеркой, являющейся племянницей тов. Феликса
Эдмундовича Дзержинского, которая сожительствовала с 4-мя ворами, была
осведомлена о их преступной деятельности, хранила и лично сбывала краденые
вещи.»
Как «социально-опасного элемента» особое
совещание при наркоме внутренних дел 26 октября 1940 года приговорило Ядвигу
Дзержинскую к восьми годам лагерей. Впрочем, срок свой она не досидела. В 1946
году лагерная комиссия освободила ее по инвалидности из-за застарелого
туберкулеза. Из лагерей она и попала в Александров, где из-за необходимости
снимать квартиру перебивалась поденной работой — работала надомницей в швейной
артели «Освобождение». По воспоминаниям местных старожилов, эта артель
располагалась в деревянном доме на центральной улице. На месте этого дома
теперь стоит жилая пятиэтажка, на первом этаже которой недавно снова появилось
швейное учреждение — ателье «Мария».
Отбывание на 101 километре для Ядвиги
Генриховны закончилось после смерти Иосифа Сталина и начавшейся вслед за ней
реабилитацией. Судимость с нее сняли в 1955-м, а реабилитировали «за
отсутствием состава преступления» в 1959 году.
Профессор кафедры Вычислительной Техники
ЛЭТИ Виктор Ильич Варшавский в своей автобиографической книге «Поток сознания»,
называя Ядвигу Генриховну двоюродной сестрой Феликса Дзержинского, вспоминает о
ее жизни в Москве:
«Ночевал
я у моей бабушки со стороны мамы, Гертруды Борисовны Тобинсон, бывшего члена
американской компартии, ныне заведующей библиотекой иностранных языков
Президиума Академии Наук СССР. Жила она в маленькой комнате в коммунальной
квартире на Чистых Прудах, вернее, в Потаповском переулке. В квартире жила еще
Ядвига Генриховна Дзержинская с двумя дочерями Зосей и Ядей. Была она
двоюродной сестрой железного Феликса, но жила скромно, вроде бы, в силу своего
уголовного прошлого. Правда, после 1953 года она превратилась в жертву
политических репрессий».
Эдуард Егоров,
фото 1940-1950-х годов из архива Галины Куртасовой.
/Уездный город А.
Александров. 27 января 2010./
++++++++++
ПО СЛЕДАМ ОДНОГО ПИСЬМА
Письма племянницы Феликса Дзержинского –
Ядвиги, которые она адресовала ученикам 7«д» класса средней школы № 16 Воркуты
в 1970 году, обнаружены сотрудниками УФСБ по Хабаровскому краю. По сообщению
агентства «Комиинформ», хабаровским чекистам из них стали известны новые
подробности из жизни Железного Феликса.
В 70-е годы Ядвига Генриховна Дзержинская
являлась персональным пенсионером союзного значения, хотя на заслуженный отдых
она вышла по болезни всего в 34 года. Все последующее время она активно
занималась общественной работой. Переписка, проникнутая пафосом воспитания
подрастающего поколения, которую вела племянница Феликса Дзержинского с
учениками разных школ, очевидно, была частью ее деятельности.
Письма от высокопоставленных людей после
получения помещали в школьных музеях. Однако в начале 90-х годов многие из них
с устаревшей социалистической начинкой были закрыты. Часть экспонатов просто
выбрасывали. Такая судьба постигла и музей воркутинской школы № 16.
Вполне может быть, что свидетельства
племянницы Железного Феликса оказались бы на свалке, если бы их не сохранила у
себя одна из учительниц, муж которой работал в КГБ. Вскоре семья переехала в
Хабаровск, захватив с собой и письма. Так они оказались вдали от Воркуты.
Кстати, в некоторых школах республики музеи
сохранились, и в их архивах осталась переписка с известными в стране людьми.
Например, в сыктывкарской школе № 12 имеются письма, которые в Сыктывкар
адресовали оставшиеся в живых молодогвардейцы, их родственники, другие
знаменитые люди.
Александра Степанова.
/Республика. Сыктывкар. 25 августа 2007./
СЕКРЕТНЫЙ УЗНИК
Большинство исследователей, особенно мы,
якутские, до сих пор лишь упоминали имя известного польского революционера Ю.
Огрызко в связи м с переводом Н. Г. Чернышевсекого в Вилюйский острог. Там он
содержался до Чернышевского как секретный государственный
преступник под № 11...
В конце 1889 г. резко ухудшилось здоровье
Ю. Огрызко, и он вынужден был прекратить работу по разведке золота.
Представители царской власти вновь ответили отказом на его просьбу вернуться к
себе на родину в Белоруссию. Ему было суждено умереть в изгнании, в г.
Иркутске, в феврале 1890 года. По свидетельству современников, несмотря на
запреты местной полиции в г. Иркутске состоялись похороны Ю. Огрызко с участием
значительного количества городского населения и политссыльных.
Как позже выяснилось, в то время в г. Иркутске
среди политссыльных находилась его родственники, с которыми он поддержал связь.
Об этом мы имеем сообщения племянницы Ю. Огрызко Валерии Адамовны Огрызко-Волковой.
Краеведу нашей республики Готовцеву И. П.
удалось установить с ней личную переписку при личном содействии жены Ф. Э. Дзержинского
Софии Зигизмундовны Дзержинской. А другой
якутянин. Н. И. Харитонов, во время своей поездки с группой юных краеведов по
Дальнему Востоку и Сибири, лично встретился с Валерией Адамовной Огрызко-Волковой
и на память все вместе сфотографировались в г. Хабаровске.
/В.
Е. Охлопков. История политической ссылки
в Якутии. Книга первая (1825-1895). Якутск. 1982. С. 167./
Вячеслав Огрызко
В ПОИСКАХ УТРАЧЕННОГО
СУДЬБА МОЕГО ОДНОФАМИЛЬЦА
В ноябре 1987 года мне на работе дали
задание: взять интервью у Валентина Пикуля, которого я очень почитал за роман
«Реквием каравану РQ-17». Я снял с полки справочник Союза писателей СССР за
1986 год, нашёл рижский адрес романиста и его домашний телефон. Но, как
оказалось, эта информация уже успела устареть. Выручил меня многолетний ленинградский
издатель Пикуля — критик Дмитрий Хренков. Он
по секрету продиктовал новый телефон рижского затворника, правда, при этом
попросил ни в коем случае на него не ссылаться.
Пикуль от интервью сразу категорически
отказался, но зато почему-то заинтересовался моей фамилией. Он спросил: какое
отношение я имею к Иосафату Огрызко?
Возникла небольшая пауза.
Впервые этот вопрос мне был задан ещё летом
1979 года. Я к тому времени уже полгода прослужил солдатом в Хабаровске и
несмотря ни на что продолжал пробовать свои силы в литературной критике.
Кое-какие мои статейки тогда даже напечатали журнал «Дальний Восток» и газета
«Тихоокеанская звезда». И вот эти публикации как-то попались на глаза одной
80-летней пенсионерке — Валерии Адамовне
Волковой. Она до замужества носила фамилию Огрызко и уже много лет собирала
материалы о своём роде. Увидев в хабаровских газетах подписанные моей
довольно-таки редкой фамилией статейки, Валерия Адамовна решила, что нашёлся её
родственник. Через военкомат она разыскала телефон моей воинской части и
попросила, чтобы я в первую же увольнительную её навестил. При личной встрече
выяснилось, что мы, видимо, всего лишь однофамильцы (хотя наши отцы с разницей
в семьдесят с лишним лет родились в одной белорусской деревне Краснолучка). Но
сколько других открытий тогда сделала для меня Валерия Адамовна! Именно от неё
я впервые узнал, что один из моих однофамильцев —
Иосафат Петрович Огрызко прославился в середине девятнадцатого века как
глашатай свободы, за чей первый арест очень сильно переживали Николай Некрасов
и Иван Тургенев, первый издатель «Записок из Мёртвого дома» Фёдора Достоевского
и неутомимый золотопромышленник.
Позже вопрос о том, какое отношение я имею
к Иосафату Петровичу Огрызко, мне часто задавали в Якутии. Но интерес северян
мне был понятен: одно время мой однофамилец сидел в Вилюйском остроге, а потом
его место власть спешно освободила для Николая Чернышевского. [Кстати, на
Севере меня до сих пор часто спрашивают и о другом Огрызко — Иосифе Ивановиче, который начиная с 1930-х годов
всерьёз изучал историю малочисленных народов Севера и выпустил две монографии — «Христианизация народов Тобольского Севера» (1941)
и «Очерки истории сближения коренного и русского населения Камчатки (конец XVII
— начало ХХ века)» (1973). Но и этому историку
я не являюсь родственником. Мы, наверное, только однофамильцы.]...
К слову сказать, сколько уникальных
материалов об Иосафате Огрызко ещё недавно хранили архивы Литвы и Якутии, а
также знаменитого Пушкинского Дома. Но что творит время?! Помню, как долго
подбирался к роману о моём однофамильце белорусский писатель Иван Ласков (1941-1994),
связавший свою судьбу с Якутией. Но пока он выискивал время для работы с
источниками, в главном якутском архиве случился
пожар, и многие документы, касающиеся Иосафата Огрызко, сгорели в огне.
А потом трагически погиб и сам Иван...
/Литературная Россия. Москва. 8 декабря 2000. С.
12./
Вячеслав Огрызко
В ПОИСКАХ УТРАЧЕННОГО
Ещё одна судьба
Теперь пора рассказать о драматической
судьбе Валерии Адамовны Волковой, от которой я впервые узнал про своего
великого однофамильца Юзефата Огрызко. Как я уже говорил, её отец — Адам
Адамович Огрызко вырос в белорусской деревне Краснолучка. Когда в 1877 году
началась русско-турецкая война, он пошёл освобождать братушек-болгар. В боях
под Шипкой его ранили под лопатку и эвакуировали в Варшаву. Там в одном из
госпиталей Адама Огрызко судьба свела с юной полькой по имени Франтишка. Они
поженились и остались жить в Варшаве, где у них родились десять сыновей и три
дочери. Со временем Адам Огрызко устроился поездным служащим на Привислянскую
железную дорогу, где проработал без малого тридцать лет. Лишь в 1910 году ему
удалось перевестись с семьёй поближе к своей малой родине — в Гродно.
Когда я впервые встретился с Валерией
Адамовной, то, естественно, поинтересовался, какие ветры занесли её так далеко
от дома — можно сказать, на другой край земли. И услышал целую драму.
Первое
путешествие в Сибирь:
знакомство с царским поручиком
Первый раз Валерия Адамовна попала в Сибирь
совершенно случайно. Когда в начале 1914 года у неё умер отец, мать подумала,
что Валерии какое-то время лучше пожить у родных в Варшаве. Тётка помогла
устроить её в Польскую частную женскую гимназию. Но тут началась первая мировая
война. Валерии стало не до учёбы. Она рискнула вернуться в Гродно, но пока
добиралась, город заняли немцы, и никого из родных Валерия уже не нашла. Так в
семнадцать лет она стала круглой сиротой.
Спасибо Польскому комитету помощи жертвам
войны. Узнав о случившейся беде, сердобольные сотрудники этого комитета вывезли
враз осиротевшую польку в Москву. Но в большом городе семнадцатилетней
девчонке, не имевшей за душой ни копейки денег, выжить было невозможно. Валерия
выбрала Украину. И вот там, в Каменском (теперь это Днепродзержинск) кто-то
сказал, будто в Красноярске видели её брата Бронислава. Валерия, не раздумывая,
бросилась на вокзал.
Потом в Красноярске ей сказали, что она
опоздала всего на неделю: Бронислав, ничего не зная о судьбе своих сестёр, ушёл
на фронт.
Возвращаться куда-то в Украину, в Запорожье
или Каменское, Валерия смысла не увидела. Она осталась в Красноярске.
Польский комитет помощи жертвам войны и
здесь не оставил Валерию без своей опеки, устроил её на работу в бухгалтерию
Ачинск-Минусинской железной дороги.
Но однажды в конторе случился пожар. Многие
бумаги обгорели и, чтобы хоть какие-то документы восстановить, перепуганное
начальство позвало на помощь местных гимназисток. Естественно, у девчонок
корпеть сутками напролёт над бумагами сил не хватило. У них другие проблемы
были: как бы не пропустить в клубе 15-го Запасного Сибирского полка танцы. И
как-то они утащили с собой Валерию.
На танцах юную польку сразу же заприметил
поручик Борис Волков. Он был родом из Полтавской губернии, когда-то мечтал
открыть своё дело, в 1914 году даже поступил в Киевский коммерческий институт,
но когда началась война, бросил учёбу и ушёл на фронт. Какой из него получился
отчаянный вояка, говорили награды: просто так орден Станислава III степени и
ордена Анны III и IV степеней в первую мировую никому не давали.
Каюсь, я до сих пор так и не узнал, когда и
где Волкова ранили. Знаю только, что долечивать его отправили в далёкий тыл, а
после госпиталя оставили дослуживать в Красноярск.
Поручик был старше Валерии на восемь лет
(он родился в 1890 году, а она — в 1898 году) и очень долго остерегался
посвящать свою невесту в свои дела. Только после отречения Николая II от
престола она узнала, что Волков уже несколько лет сочувствовал большевикам. 5
марта 1917 года его назначили адъютантом в Красноярский Исполнительный комитет
союза Рабочих, Солдатских и Казачьих депутатов. Новая власть поручила ему
заняться вопросами армейского имущества.
Кстати, какое-то время Волков исполнял даже
обязанности военного коменданта Красноярска.
Однако в июне 1918 года власть перешла к
белочехам. Временное Сибирское правительство отдало приказ весь исполком
Красноярского Совета упрятать в губернскую тюрьму. Волкову грозила смертная
казнь. Только суд почему-то затягивался. Возможно, тюремное начальство ждало
указаний от нового правителя Сибири — адмирала Колчака.
Всё решилось в октябре 1919 года. Не
рассчитывая на свои силы, колчаковская администрация отдала приказ почти всех
политических заключённых, сидевших в Красноярской губернской тюрьме,
переправить на Дальний Восток. Естественно, вагонов для всех не хватило. И
тогда всех самых опасных арестантов тюремщики наспех затолкали, как селёдку в
переполненную бочку, в один-единственный состав, прозванный потом эшелоном
смерти. Из-за голода, страшной духоты и вспыхнувшей эпидемии болезней до
Дальнего Востока дожило меньше трети заключённых.
Второе путешествие:
по долинам и взгорьям
Когда в Польском комитете узнали, что
Волков попал в «эшелон смерти», то стали думать, как облегчить участь его
молодой жены. На спасение бывшего царского поручика никто уже не надеялся.
Польское землячество решило, что Валерии лучше вернуться в Польшу. Оно даже
выхлопотало для неё у новых властей польский паспорт. Но Валерия возвращаться в
Варшаву одна, без мужа, наотрез отказалась. Она внушила себе мысль, что сможет
прорваться сквозь все фронты на Дальний Восток, отыщет следы «эшелона смерти» и
спасёт своего поручика. Но её опередили партизаны. Из Иманской тюрьмы, где
сидели практически все уцелевшие узники «эшелона смерти», Бориса Волкова
освободил отряд Ивана Мелёхина.
В Имане по просьбе партизан главный врач
санитарного поезда N 8 Нечаев взял Валерию ухаживать за больными и ранеными. Но
относительно спокойная жизнь продолжалась меньше месяца. 4 апреля 1920 года
японцы в очередной раз показали свои зубки. Партизанам пришлось отступить.
Волковы покинули Иман вместе с отрядом Туманова.
Но, может, самые ужасные воспоминания у
Валерии Адамовны остались от 1921 года. Когда белые развернули наступление на
Хабаровск, муж еле успел посадить её с грудным ребёнком в поезд, уходивший в
сторону Алексеевска (теперь это город Свободный). Этот состав, как потом
оказалось, был последним, который сумел проскочить через станцию Ин. Но в
эвакуации Валерия Адамовна просидела совсем недолго. Позже в своих
воспоминаниях Валерия Адамовна писала, что её очень скоро возвратили обратно, и
она «начала работать в инфекционном бараке, где находились больные сыпным
тифом... Барак находился далеко от посёлка, за железной дорогой, и, кроме одной
бессменной санитарки, там больше никого не было. Изредка барак посещал врач
железнодорожной больницы. Но он был враждебно настроен к нашим больным бойцам,
которые в сорокаградусный мороз, в бреду, в одном белье разбегались, и нередко
приходилось их возвращать обратно в барак».
А вот ещё один штрих к картине 1921 года.
Как потом признавалась Валерия Адамовна, она «во время выступления Дитерихса
выходила с ребёнком на руках, грузила и выгружала вагоны для фронта, положив
ребёнка на брёвнах недалеко от составов».
Когда гражданская война на Дальнем Востоке
поутихла, Волковы на какое-то время остались в Хабаровске. К тому времени муж
Валерии Адамовны стал начвоенхозснабдивом 2-й Приамурской Краснознамённой
стрелковой дивизии. Но потом он добился перевода поближе к родным местам — в
Житомир и несколько лет служил в штабе 17-го корпуса.
Валерия Адамовна на новом месте тоже без
дела не сидела. Как писала она в своих воспоминаниях, «после окончания
гражданской войны до 1930 года находилась на общественных работах: делегатка
штаба 17 корпуса при горсовете Житомира, в Собесе по охране материнства и
младенчества, принимала непосредственное участие в организации трудпрофилактория
для беспризорных женщин и в лёгкой кавалерии».
Уж не знаю, по каким
причинам, но в 1930 году Волковы переехали в Ижевск, где Валерия Адамовна
устроилась калькулятором на один из оружейных заводов.
Третье и последнее путешествие:
рок судьбы
В третий и последний раз Валерия Адамовна
отправилась на Дальний Восток уже в 1934 году. Её муж был тогда назначен
коммерческим директором хабаровского завода «Дальсельмаш», переименованного
потом в завод «Дальдизель», а она там же заняла скромную должность
бухгалтера-экономиста.
Увы, 1938 год оказался для семьи Волковых
роковым. Сначала в марте кожаные куртки пришли за Борисом Волковым. Его
расстреляли прямо в тюрьме. А в июле арестовали Валерию Адамовну. Ей повезло
больше: по отношению к ней следствие вдруг проявило милосердие и через какое-то
время выпустило на свободу. Однако во всех конторах от Волковой шарахались как
от прокажённой, на постоянную работу её никто брать не хотел. Только в 1945
году она получила место бухгалтера в управлении лагерями военнопленных № 16.
Выйдя в 1957 году на пенсию, Валерия
Адамовна стала буквально по крупицам собирать материалы о своей знаменитой фамилии.
Она пыталась проследить судьбу стершей сестры Антонины, которая оставила свой
след в варшавских уличных событиях 1905 года, наводила, но безуспешно справки о
братьях Владиславе и Ромуальде, погибших в 1918 году, искала всех других
носителей фамилии Огрызко. Но домашние относились к этим её поискам как к
какому-то чудачеству...
/Литературная Россия. Москва. 22 декабря 2000.
С. 13./
++++++++
Вячеслав Огрызко
КТО ОТКРЫЛ КАМЧАТКУ
Судьба моего однофамильца
Занимаясь историей и культурой народов
Севера, я периодически слышу вопросы о том, какое отношение я имею к Иосифу
Ивановичу Огрызко – человеку, который воспитал не одно поколение советских
североведов. Признаюсь: долгое время я в ответ лишь пожимал плечами.
Ну что я мог рассказать? Разве что
вспомнить, как в году семьдесят втором отец в один из своих отпусков повёл меня
и сестру в полуразрушенное Царицыно и на обратном пути решил заглянуть в
стоявший на отшибе маленький книжный магазинчик, где глазастая сестра вдруг
углядела на какой-то дальней полке небольшую брошюрку, на обложке которой
красовалась наша фамилия. Моему удивлению не было предела. Сразу появились
вопросы: кто этот Огрызко, откуда он взялся и почему раньше дома его имя не
упоминалось?.. Однако отец, похоже, и сам ничего не знал. Кстати, содержание
брошюры нас разочаровало. Книга называлась «Дети и религия», и мы так и не
поняли, что автор хотел сказать. А потом у отца закончился отпуск. Сестра
осталась в Москве. Меня же снова увезли в Магадан. Поэтому брошюра однофамильца
вскоре всеми позабылась. Вспомнили в нашей семье про неё лишь через несколько
лет, когда начались звонки уже по поводу моих газетных заметок.
Первой откликнулась дочь бывшего
варшавского железнодорожного служащего Адама Огрызко – Валерия Волкова. Она
после выхода на пенсию посвятила свою жизнь поиску материалов об известном
петербургском издателе, юристе и бунтаре Иосафате Огрызко, который одно время
был вхож в семью историка Карамзина и пользовался поддержкой Ивана Тургенева и
Николая Некрасова, пока его не сослали в далёкую Якутию. Её интересовало, что я
знал о своих корнях и не пересекались ли пути моего деда или прадеда с этим
Иосафатом.
/ Литературная Россия. Москва. 9 сентября 2011./
Brak komentarzy:
Prześlij komentarz