ЎЎЎ 3. Сінільга Хайланьча. Знаны тунгусазнавец Гляпіра Васілевіч. Ч. 3. Койданава. "Кальвіна". 2020.

    Н.В. Ермолова

                   Глафира Макарьевна Василевич и современные проблемы тунгусоведения

    Три десятилетия прошло со времени выхода в свет главного этнографического труда Г. М. Василевич, подводящего определенный итог ее более чем сорокалетним исследованиям одного из крупнейших народов Сибири — эвенков (тунгусов). Монография «Эвенки. Историко-этнографические очерки (XVIII — начало XX в.», изданная в 1969 г., давно уже стала библиографической редкостью, но по-прежнему каждый, занимающийся проблемами эвенкийского этно- и культурогенеза, обращается к этой книге как к основополагающему исследованию, дающему глубокое и целостное представление об истории и культуре, жизнедеятельности и социальном устройстве, быте и мировоззрении эвенков. Книга Г. М. Василевич была первой и до сих пор остается единственной обобщающей работой по этнографии эвенков, своеобразной энциклопедией их жизни. Новые монографические исследования, появившиеся в 80 - 90-е годы, (1) посвящены либо локальным подразделениям этноса, либо отдельным аспектам тунгусской проблемы. Поэтому, несмотря на их существенный вклад в развитие эвенковедения, все они не сопоставимы по значению с монографией Г. М. Василевич.

    Глафира Макарьевна пришла в сибиреведение в 1924 г., получив образование «этнограф-лингвист, специалист по эвенкам и эвенкийскому языку», и всю свою творческую жизнь она одинаково интенсивно занималась изучением и языка, и культуры эвенков. Видимо, поэтому по отношению к ней обычно не употребляют слов «этнограф» или «лингвист», а называют ее «просто» тунгусоведом, как бы отдавая этим дань уважения той комплексности знаний и масштабности исследований, которыми отличаются все ее работы. Для Г.М. Василевич изучение языка, фольклора, истории и культуры эвенков было неразделимо и составляло главный научный интерес, цель всей ее творческой жизни, поэтому она и вошла в историю науки именно как исследователь-тунгусовед в широком смысле этого слова.

    И все же можно выделить в ее творчестве два основных периода, один из которых был связан больше с лингвистикой, а второй — с этнографией, первый — это довоенное время, когда, занимаясь преподаванием эвенкийского языка сначала в Восточном институте, а затем в Педагогическом институте имени А. И. Герцена, Г. М. Василевич отдавала все силы напряженной лингвистической деятельности. Она осуществляла разработку алфавита и письменности на эвенкийском языке, готовила учебники и словари, программы и пособия, исследовала систему языка и его диалекты, изучала фольклорные памятники, а также вела интенсивный сбор полевых материалов, составивших впоследствии первоклассную источниковедческую базу тунгусоведения.

    После 1941 г. Г. М. Василевич пришла на работу в Ленинградскую часть Института этнографии имени Н. Н. Миклухо-Маклая АН СССР, и с этого времени начался второй большой период ее деятельности, продолжавшийся до самой смерти, главное содержание которого составляла этнография. В эти три последних десятилетия своей жизни Глафира Макарьевна, не оставляя серьезных исследований в языкознании, все же наибольшее внимание уделяла проблемам этнографии, подходя к ним комплексно, на основе глубоких познаний в области лингвистики и фольклора. За это время ею были подготовлены около 60 этнографических публикаций, разнообразных по тематике и очень емких по содержанию. Это и отдельные статьи, среди которых немало значительных по объему — по несколько авторских листов, и разделы в таких фундаментальных изданиях, как том «Народы Сибири» в серии «Народы мира» или «Историко-этнографический атлас Сибири», и ряд зарубежных публикаций, свидетельствующих о мировом признании автора, и, наконец, уже названная монография «Эвенки», составившая итог творческих изысканий Г. М. Василевич в области этнографии.

    Через год после выхода книги появились первые отзывы о ней — две рецензии, написанные известными московскими сибиреведами. (2) До сих пор они остаются единственными официальными откликами на основной этнографический труд Г. М. Василевич, а, следовательно, в какой-то мере и на всю ее этнографическую деятельность в целом. Один из отзывов носил открыто критический характер, подчеркивая, в первую очередь, наиболее уязвимые места работы, в которых рецензенты усматривали методологические ошибки. Второй был более спокойным и в целом положительным, однако и в нем недооценивалась или даже умалялась значимость исследований Глафиры Макарьевны в области тунгусоведения. Других оценок, в которых присутствовала бы развернутая характеристика вклада Г. М. Василевич в этнографическое сибиреведение, к сожалению, нет, в отличие от того, например, что ее труды по лингвистике и фольклору вызвали к жизни немало похвальных отзывов и статей, в которых содержится довольно обстоятельный их анализ.

    Теперь, когда прошло уже три десятилетия после ухода Г. М. Василевич, и на ее работах выросло новое поколение этнографов, кажется, будет правильнее всего для исправления такой очевидной несправедливости в оценке ее трудов говорить не столько о том, что ею было сделано в изучении эвенков, сколько постараться показать, какие перспективы открыла она для продолжения исследований в этой области.

    Труды Г. М. Василевич охватывали практически все стороны жизни, культуры и истории эвенков, и в этом состоит первый очень значительный результат ее работ, заключающийся в создании самих основ тунгусоведения как научного направления. Однако останавливаться только на нем было бы несправедливо, так как теперь совершенно очевидно, что именно разработанные ею направления поиска позволяют следующему поколению исследователей неуклонно двигаться вперед, ставя перед собой новые задачи и решать их, опираясь в значительной степени на богатейшие материалы, собранные Г. М. Василевич, и на ее идеи и разработки, перспективность которых доказывает сама жизнь.

    Число современных проблем в изучении эвенков огромно и, чтобы обрисовать их хотя бы кратко, вероятно, требуется работа иного рода. В данном же сообщении остановимся лишь на нескольких, которые кажутся наиболее актуальными сегодня. Это, прежде всего, проблемы, связанные с изучением этногенеза, традиционного мировоззрения, социальной организации, а также такой исследовательский аспект, как соотношение общего и регионального подходов в тунгусоведении.

    Вопросы тунгусского этногенеза Г. М. Василевич разрабатывала особенно упорно и плодотворно, в лучших традициях ленинградской этнографической школы, на основе широкого привлечения материалов языка и фольклора, а также с использованием археологических и антропологических данных. Самая крупная ее работа по этой проблеме была подготовлена еще в 1946-1952 гг. в виде огромного исследования (30 а. л.), которое так и называлось: «Материалы языка, фольклора и этнографии к проблеме этногенеза тунгусов». (3) Значительная часть этого труда была издана в 50 - 60-е годы в виде отдельных статей, посвященных, прежде всего, вопросам этнографии и в меньшей степени — лингвистики, привлекавшейся лишь в том объеме, который требовался для решения проблем этногенеза. В этих статьях Г. М. Василевич обосновала свою версию происхождения тунгусского праязыка и формирования эвенкийского этноса, повторенную затем в сжатой форме в монографии «Эвенки», а также в докладе по опубликованным работам, представленном на соискание ученой степени доктора исторических наук. (4)

    Среди существовавших уже к тому времени гипотез других авторов, также пытавшихся найти ответ на вопрос о месте и времени происхождения эвенков, концепция Г. М. Василевич выделялась наибольшей комплексностью и последовательностью. В отличие от остальных предлагавшихся версий, учитывавших, прежде всего, этнографические, археологические и антропологические материалы, теория Г. М. Василевич наряду с использованием всех этих данных строилась в значительной степени и на таком базисном для этногенетических построений источнике, как сравнительное языкознание. При этом важно отметить, что лингвистический вклад Г. М. Василевич в изучение эвенкийского этногенеза остается непревзойденным и поныне.

    После ухода Г. М. Василевич исследование этой проблемы было успешно продолжено усилиями еще одного выдающегося эвенковеда В. А. Туголукова, которому удалось внести в изучение эвенков более четкое, чем было прежде, сопоставление событий их истории с разнообразными письменными источниками не только русского, но и китайского, тюркского, монгольского, арабского происхождения. Однако, несмотря на видимые успехи, тунгусский этногенез все еще остается для нас намеченным лишь в самых общих контурах, уточнение которых представляет собой сложнейшую и весьма актуальную задачу сибиреведения. Для решения ее, очевидно, потребуются новые совместные усилия специалистов всех профилей, и лишь сведение их воедино, возможно, создаст в будущем такие условия, при которых удастся выйти на новый исследовательский уровень. Здесь важно подчеркнуть, что основной путь поиска, заключающийся, с одной стороны, в первоклассном владении разнообразными источниками, а с другой — в максимально возможном комплексном их использовании, был убедительно продемонстрирован всей научной деятельностью Г. М. Василевич, сумевшей создать именно таким способом прочный фундамент для продолжения работ в области тунгусского этногенеза.

    Другое важнейшее методологическое наследие Г. М. Василевич заключается в правильном понимании соотношения общего и регионального подходов в изучении этносов, имеющих, как и эвенки, сложную этническую структуру со многими локальными подразделениями, обособленными друг от друга и отличающимися языковым и культурным своеобразием. До начала исследований Глафиры Макарьевны об эвенках как о целом народе, так и об отельных группах было известно крайне мало. Перед ней, как и перед другими сибиреведами XX в., создававшими первые монографические труды о малоизученных северных этносах, была поставлена сложнейшая задача. С одной стороны, требовалось накопление необходимых конкретных сведений обо всех региональных подразделениях, а с другой — проведение на этой основе комплексного сравнительного исследования.

    В случае с эвенками — проблема казалась непосильной для одного человека, так как масштабы неизученного были слишком велики. Лишь простое перечисление совершенно не обследованных к тому времени эвенкийских групп составляет значительный список. Таковыми к началу работ Г. М. Василевич оставались Токминская (верховья Нижней и Подкаменной Тунгусок), подкаменнотунгусская, непская, ербогоченская (на Нижней Тунгуске), витимо-тунгир-олекминская, верхнеалданская, учурская, урмийско-амгунская, сахалинская, чумиканская группы. В течение десяти крупномасштабных экспедиций, охвативших в 1925-1960 гг. все основные районы расселения эвенков, Г. М. Василевич удалось собрать богатейший фонд полевых материалов, составивший необходимую научную базу как для отдельных статей по региональным подразделениям этноса, так и для написания монографического исследования.

    Последняя задача преследовала цели максимального обобщения данных по всем группам и создания об эвенках представления как о едином народе. Однако именно это и вызвало после выхода книги в свет едва ли не главные нарекания, состоявшие в том, что автором создавалась, якобы, иллюзорная картина единства культуры эвенков на всей их громадной территории. Упрек, на первый взгляд, вроде бы заслуженный, но в равной степени и несправедливый, так как невозможно усомниться в том, что Г. М. Василевич лучше, чем кто бы то ни было, разбиралась во всем многообразии различий между отдельными подразделениями эвенков. Это подтверждается и всеми ее статьями чисто регионального характера. Однако целевая установка монографии на обобщенное рассмотрение народа, а также оставление за ее рамками, ввиду ограниченности издаваемого объема значительных конкретных материалов, уже публиковавшихся ранее самой Г. М. Василевич, привело к тому, что соотношение общего и особенного в культуре эвенков оказалось в книге несколько сдвинутым в пользу первого. Может быть, такой подход был не совсем оправдан, но это не мешает внимательному читателю воспринимать работу во всей ее полноте, тем более что подчас не достающая региональная конкретика легко восполняется известными статьями Г. М. Василевич, на которые она сама же часто ссылается, не считая для себя возможным делать повтор уже напечатанного материала.

    В то же время во многих разделах монографии прослеживается очень важная, хотя и не четко выраженная, но, по-видимому, ведьма продуктивная для дальнейшего ее развития, идея о наличии в составе эвенков двух глубинных этнокультурных пластов, которые можно условно назвать западным и восточным — по их происхождению и ареалу бытования. Изучение этой проблемы, которую Г. М. Василевич с присущей ей исследовательской интуицией только наметила, но не успела серьезно проработать в силу скоротечности человеческой жизни, также предстоит продолжить ее последователям, и нельзя исключать, что это может дать в перспективе очень интересные результаты.

    Большим вкладом в развитие тунгусоведения стали также работы Г. М. Василевич, посвященные вопросам мировоззрения. Их отличает глубокое понимание самых сущностных основ сакральной культуры эвенков, чему, безусловно, способствовало свободное владение языком изучаемого народа.

    Благодаря этому Глафире Макарьевне удалось не только собрать глубокие и надежные сведения у носителей подобной информации, но и лучше понять, какое именно содержание вкладывали они в свои представления об окружающем мире, с тем чтобы полнее изучить древние верования, сакральную символику, обрядовую жизнь, шаманские традиции. До сих пор работы Г. М. Василевич в этой области остаются не только направляющим вектором, но и прекрасным источником для продолжения исследований. Здесь важно отметить также наряду с чисто этнографическими публикациями Г. М. Василевич издание ею фольклорных текстов с переводами и комментариями, (5) а также целую серию специальных статей по фольклору, которые в комплексе создают важнейшую базу для изучения мировоззрения, верований, шаманства.

    К сожалению, после ухода Глафиры Макарьевны это научное направление, связанное с изучением духовной культуры, оказалось наименее разрабатываемым в тунгусоведении, о чем свидетельствует крайне ограниченное число новых публикаций по мировоззренческой тематике, а также их сравнительно невысокий научный уровень. Объяснение этому, по-видимому, следует искать, прежде всего, в повышенной сложности для исследовательского восприятия самого эвенкийского материала, который трудно поддается изучению из-за многочисленных лакун, создающих серьезные препятствия для более глубокого его научного осмысления. Необходимо преодолеть отставание в этой области, к сожалению, ставшее очевидным за два—три последних десятилетия, и для этого нужно срочно объединить усилия этнографов, фольклористов и лингвистов, чтобы предпринять совместный поиск каких-то новых подходов к изучению сакральной культуры эвенков. Очевидно, без таких комплексных разработок продвинуться в понимании сложнейших проблем тунгусского мировоззрения будет крайне трудно.

    Еще одним важным направлением работы Г.М. Василевич, которое настоятельно требует продолжения, является изучение социального устройства эвенкийского общества. Данной тематикой Глафира Макарьевна начала заниматься в последние годы жизни, и ее основная статья по этому вопросу была опубликована уже посмертно. (6) В ней Г. М. Василевич обращается к проблеме, ставшей начиная с 60-х годов очень актуальной в тунгусоведении, а именно: к проблеме рода и племени. Пристально проанализировав все имеющиеся к этому времени данные по социальной организации эвенков, Г. М. Василевич первой пришла к выводу о необходимости пересмотра общепринятого еще с 20-х годов постулата о патриархально-родовом характере эвенкийского общества. Она не написала об этом прямо, однако со всей очевидностью высказала свои сомнения в справедливости подобного утверждения, заявляя, что «нет никаких данных о существовании у эвенков племенной организации». Что касается «рода», то, по ее мнению, все так называемые «родовые» традиции проявлялись у эвенков в большом коллективе, относительно которого неясно, чем он был — большой семьей или родом? И, ставя этот вопрос, Г. М. Василевич пишет, что ответить на него можно только исходя из новых данных.

    К сожалению, сама Глафира Макарьевна выполнить эту задачу не успела, так как ей просто физически не хватило времени, однако своими размышлениями она дала правильный ориентир для продолжения научного поиска. И в значительной степени именно благодаря ей в последние годы удалось по-новому взглянуть на социальное устройство эвенкийского общества, не характеризуя его с привычных позиций патриархально-родовой теории, а рассматривая по существу протекавшие в нем более сложные общественные процессы. Этот новый подход, апробированный пока в самом общем виде в коллективной монографии «Народы Сибири в составе Государства Российского», требует, однако, более детальной проработки с уточнением многих параметров и поиском дополнительных подтверждений И это тоже входит в задачи современного тунгусоведения.

    Как видим, все этнографические работы Г. М. Василевич отличаются глубокой научной содержательностью. В них присутствует не только прекрасно проработанная исследовательская часть, сопровождаемая яркими примерами и убедительной аргументацией, но есть также и то, что можно назвать даром научного предвидения, являющимся важнейшим качеством подлинного исследователя. Благодаря этому, в значительной степени отталкиваясь именно от идей Глафиры Макарьевны, ее последователи продолжают изучение истории и культуры эвенков, в котором она наметила очень ясную перспективу. Разумеется, в сравнительно небольшом сообщении не могут быть затронуты все актуальные вопросы, волнующие в настоящее время исследователей, занимающихся проблемами этно- и культурогенеза эвенков. Таких направлений значительно больше, чем те, которые были только что обозначены. Однако именно в названных проблемах очень ясно отражается то, что составляет главную научную заслугу Г. М. Василевич — создание ею не просто основ тунгусоведения, но такого его фундамента, который позволяет и следующим поколениям исследователей плодотворно участвовать в продолжении дела своих научных предшественников, среди которых мы всегда должны помнить имя и дело Глафиры Макарьевны Василевич.

    -----

    1. Карлов В. В. Эвенки в XVII — начале XX в. (хозяйство и социальная структура). М., 1982; Туголуков В. А. Тунгусы (эвенки и эвены) Средней и Западной Сибири. М., 1985; Туров М. Г. Хозяйство эвенков таежной зоны Средней Сибири в конце XIX — начале XX века (принципы освоения угодий). Иркутск, 1990; Мазин А. И. 1) Традиционные верования и обряды эвенков-орочонов (конец XIX — начало XX в.). Новосибирск, 1984; 2) Быт и хозяйство эвенков-орочонов (конец XIX — начало XX в.). Новосибирск, 1992; Дьяченко В. И., Ермолова Н. В. Эвенки и якуты юга Дальнего Востока. XVII — XX вв. СПб., 1994; Сирина А. А. Катангские эвенки в XX веке: расселение, организация среды жизнедеятельности. М., 1995.

    2. Гурвич И. С., Долгих Б. О., Туголуков В. А.; Смоляк А. В., Соколова З. П. Рецензии на книгу Г. М. Василевич «Эвенки» // Советская этнография. 1971. № 1. С. 163-168.

    3. Рукопись хранится в Архиве Музея антропологии и этнографии имени Петра Великого Российской Академии наук (К.1, оп.1, № 676, 677, 678).

    4. Василевич Г. М. Эвенки (к проблеме этногенеза тунгусов и этнических процессов у эвенков). Л., 1968. С. 19-33, 55-56.

    5. Сборник материалов по эвенкийскому (тунгусскому) фольклору. Сост. Г. М. Василевич. Л., 1936; Исторический фольклор эвенков. Сказания и предания. Запись текстов, перевод и комментарии Г. М. Василевич. М.;Л., 1966.

    6. Василевич Г. М. Некоторые вопросы племени и рода // Охотники, собиратели, рыболовы. Л., 1972.

    /285 лет Петербургской Кунсткамере. Материалы итоговой научной конференции МАЭ РАН, посвященной 285-летию Кунсткамеры. [Сборник Музея антропологии и этнографии им. Петра Великого (Кунсткамера) РАН. Т. XLVIII.] Санкт-Петербург. 2000. С. 205-212./

                                                                     ПЕРСОНАЛИИ

    ВАСИЛЕВИЧ Глафира Макарьевна (1895-1971) — Род. в Петербурге. В 1912 г. окончила Петровскую женскую гимназию. Работала в почтовом ведомстве, в школах. Не отрываясь от работы в 1920-1924 гг. получила высшее образование, занимаясь на этнографическом факультете Географического института. После слияния Географического института с Ленинградским университетом была оставлена ассистентом при кафедре народов Севера. Работу по изучению народов Севера она начала еще будучи студенткой, приняв участие в Печорском отряде Северной научно-промысловой экспедиции, на базе которой позже вырос Арктический институт. С 1924 г. до последних дней жизни работала в области тунгусоведения. За это время осуществила более десяти экспедиций, посетив все места компактного проживания эвенков, начиная с Енисея, кончая Сахалином. Материалы этих экспедиций легли в основу ее научных трудов по языку, этнографии, фольклору и истории эвенков, многочисленных статей и учебников по эвенкийскому языку.

    Ею выпущено свыше 50 учебников для начальной школы на эвенкийском языке (буквари, книга для чтения, учебники родного языка, арифметики, школьные словари) по которым училось несколько поколений эвенков.

    Наряду с этим осуществляла подстрочные переводы и методические разработки к учебникам и различные программные материалы, принимала участие в составлении учебников русского языка для эвенков, что в общей сложности также составило около 50 изданий. Вышло столько же различных переводов политической, промысловой и массовой, культурно-просветительской и художественной литературы, осуществленной самой Г. М. Василевич и под ее редакцией.

    Соч.: Учебник эвенкийского языка. Л., 1934; Материалы по эвенкийскому (тунгусскому) фольклору. Л., 1936; Очерк грамматики эвенкийского языка. Л., 1940; Очерки диалектов эвенкийского языка. Л., 1948; Русско-эвенкийский словарь. М., 1958; Исторический фольклор эвенков. Л., 1966; Эвенки (историко-этнографический очерк). Л., ! 1969.

    Лит.: Г. М. Василевич — крупнейший советский тунгусовед. Якутск, 1965.

    /Энциклопедия Якутии. Т. 1. Москва. 2000. С. 490-491./

                                                                      ВАСИЛЕВИЧ

                                                                Глафира Макарьевна

                                                                         (1895-1971)

    Этнограф и лингвист, специалист по тунгусо-маньчж. яз., этнографии и фольклору тунгусо-маньчж. народов. Род. в СПб. Студенткой этногр. отд. Геогр. ин-та (1921-25) начала экспедиционную деятельность в р-нах расселения эвенков, продолжавшуюся до конца 1960-х. Собрала богатейшие данные по эвенкийскому яз. и его диалектам, которыми широко пользовалась в своих этногр. и фолькл. иссл-ниях. В 1926-30 науч. сотр. МАЭ; в 1925-31 преп. этногр. отд. ЛГУ, сев. фак-та ЛИЖВЯ (1927-29). В 1931-41 преп. эвенкийский яз. на сев. отд. ЛГПИ. Канд. филол. наук (1935, без защиты). В 1937-39 ст. науч. сотр. ИЯМ. 10 апр. 1942 зачислена на должность ст. науч. сотр. ИЭ АН СССР. В 1942-44 в эвакуации в Казани. В послевоен. годы жила в Ленинграде (канал Круштейна, д. 9, кв. 23). В 1946-52 секр. отд. этнографии ГО СССР. Арестована в апр. 1952. 1-2 июля 1952 Ленинградским горсудом осуждена на 10 лет ИТЛ (ст. 58-10, ч. 1 УК РСФСР). Непосредственной причиной ареста явилось написанное В. письмо в прав-во о бедственном положении эвенков в юго-вост. р-нах Якутии, что было расценено как «клевета на нац. политику КПСС и Сов. власти». Отбывала срок заключения в Пермской обл. После смерти И. В. Сталина, по указу от 27 марта 1953 срок сокращен до 5 лет. 18 июля 1955 по пост. Президиума ВС РСФСР от 30 июня 1955 досрочно освобождена*. Докт. ист. наук (1969).

    Соч.: На Нижней Тунгуске // Сев. Азия. 1926. № 5-6. С. 150-157; Памятка тунгусам-отпускникам: (Первый тунгусский букварь). Л., 1928; Учебник эвенкийского (тунгусского) языка. Л., 1934; Эвенкийско-русский (тунгусско-русский) диалектологический словарь. М.; Л., 1934; Материалы по эвенкийскому (тунгусскому) фольклору / Сост. Г. М. Василевич, под ред. Я. П. Алькора. Л., 1936; Очерк грамматики эвенкийского (тунгусского) языка. М.; Л., 1940; Древнейшие этнонимы Азии и названия эвенкийских родов // СЭ. 1946. № 4. С. 34-49; Древнейшие языковые связи современных народов Азии и Европы // Труды Института этнографии АН СССР. Новая сер. 1947. Т. 2. С. 205-238; Материалы языка к проблеме этногенеза тунгусов // КСИЭ. 1946. Т. 1. С. 46-51; Очерки диалектов эвенкийского языка. Л., 1948; К вопросу о киданях и тунгусах // СЭ. 1949. № 1. С. 155-160; Енисейско-чирингдинские эвенки // Сборник МАЭ. 1951. Т. 13. С. 154-186; Эвенки // Народы Сибири. М., 1956. С. 701-741; К проблеме этногенеза тунгусо-маньчжуров // КСИЭ. 1957. Т. 28. С. 57-61; Древние охотничьи и оленеводческие обряды эвенков // Сборник МАЭ. 1957. Т. 17. С. 151-185; Эвенкийско-русский словарь. М., 1958; К вопросу о классификации тунгусо-маньчжурских языков // ВЯ. 1960. № 2. С. 43-49; Тунгусская колыбель: (В связи с проблемой этногенеза тунгусо-маньчжуров) // Сборник МАЭ. 1960. Т. 19. С. 15-28; Исторический фольклор эвенков. М.; Л., 1966; Эвенки: Ист.-этногр. очерки. Л., 1969.

    Лит.: НРЛ. С. 58; Горцевская В. А. Очерк истории изучения тунгусо-маньчжурских языков. Л., 1959; Алпатов, 1990. С. 119; РВост. № 4. С. 118; Решетов, 1994 (2). С. 357-359.

    Арх.: АРАН. Ф. 411, оп. 30, д. 203; оп. 58, д. 1480; Ф. 677, оп. 7, д. 25.

    /Люди и судьбы. Биобиблиографический словарь востоковедов - жертв политического террора в советский период (1917-1991). Изд. подготовили Я. В. Васильков, М. Ю. Сорокина. Санкт-Петербург. 2003./

    Н. В. Ермолова

                               ТУНГУСОВЕД ГЛАФИРА МАКАРЬЕВНА ВАСИЛЕВИЧ

    Глафира Макарьевна Василевич не относится к числу этнографов, труды и имена которых были запрещены или незаслуженно забыты в период политических репрессий 30-х — начала 50-х годов двадцатого столетия. Из 76 прожитых лет она почти 50 отдала служению любимой науке. Работы Г. М. Василевич неизменно вызывали большой научный интерес среди коллег, а ее огромный вклад в сибиреведение еще при жизни получил высокое признание как у нее на родине, так и за рубежом (1). Однако в 1952 г. Глафира Макарьевна по необоснованным обвинениям была арестована и приговорена к лишению свободы на 10 лет. И только благодаря амнистии после смерти Сталина ее освободили досрочно в 1955 г. после трех лет пребывания в исправительно-трудовых лагерях. До недавнего времени об этом не принято было говорить открыто и данный факт старательно замалчивался в нашей литературе. Впервые Василевич официально была названа среди безвинно пострадавших лишь в 1990 г., когда журнал «Народы Азии и Африки» опубликовал около 400 имен репрессированных востоковедов (2). Более подробно об этой странице ее жизни рассказал в 1994 г. А. М. Решетов, одним из первых взявшийся за кропотливый, благородный труд по восстановлению подлинных биографий репрессированных этнографов (3).

    И все же, к сожалению, жизнь и творчество Г. М. Василевич в силу разных причин до сих пор остаются в тени и, на наш взгляд, не раскрыты в полной мере, хотя Глафира Макарьевна своими работами создала целую школу отечественного тунгусоведения.

    Литература о Г. М. Василевич крайне незначительна. Первые статьи о ней были помещены в Большой Советской (2-е изд., т. 7, 1951 г.) и Краткой литературной (т. 1, 1962 г.) энциклопедиях, что отражало высокое признание ее научных заслуг. Однако в 3-е издание Большой Советской энциклопедии (том на букву «В» вышел в 1971 г.) статью о Василевич уже не включили. Вся последующая литература о ней состоит всего из нескольких публикаций, вышедших, во-первых, к 70-летию со дня рождения и, во-вторых, в связи со смертью. Поэтому уже в силу своего жанра эти статьи носили довольно общий характер и не затрагивали ни сложных жизненных коллизий, ни спорных вопросов или проблемных положений, обязательно присутствующих в научном творчестве каждого крупного исследователя. Образ Глафиры Макарьевны Василевич — яркого ученого и интересного человека — в этих публикациях носил чисто «парадный» характер и был лишен живой жизненной конкретики.

    Среди этих работ наиболее интересны два издания. Во-первых, отдельная брошюра в 50 страниц, подготовленная и изданная к 70-летию со дня рождения Василевич в 1965 г. в Якутске, где начиная с 1958 г. она принимала непосредственное участие в организации исследований эвенкийского языка молодыми учеными Якутского института языка, литературы и истории. Издание включает краткий биографический очерк, указатель основных работ Василевич, а также написанные с большой теплотой и уважением воспоминания людей, знавших Глафиру Макарьевну по совместной работе в области языкознания (4). Во-вторых, статья известного лингвиста-тунгусоведа В. И. Цинциус, которая была опубликована через год после смерти Василевич в сборнике научных статей, подготовленном все тем же Якутским институтом языка, литературы и истории как дань уважения памяти ученого (5).

    Как видим, обе эти работы написаны лингвистами. И чтобы правильно понять их направленность, важно подчеркнуть следующее. Творчество Василевич при всей цельности и внутренней логике ее исследовательского пути распадается на два разных периода, один из которых, начальный, довоенный, был связан прежде всего с лингвистическими исследованиями — изучением и преподаванием эвенкийского языка в Институте народов Севера и Педагогическом институте имени А. И. Герцена, а второй, с начала 40-х годов и до последних лет жизни, — с этнографией и работой в Ленинградской части Института этнографии (ИЭ) АН СССР. Естественно, что лингвисты касались прежде всего языковедческих интересов Василевич, рассматривая в основном первый, довоенный период ее творчества, в то время как последние 30 лет жизни, связанные в большей степени с этнографическими изысканиями и представляющие не менее, а может быть, даже более важный этап ее научной деятельности, в этих работах почти не отражены. То же самое можно сказать и о статьях, помещенных в Краткой литературной и Большой Советской энциклопедиях. Несмотря на то что Г. М. Василевич названа в них «этнографом и языковедом», реальное представление они дают только о ее лингвистической деятельности.

    Что касается этнографов, то они очень мало писали о Василевич. Не считая некролога (6), опубликованного от лица коллег по ИЭ, в котором перечислялись главные работы и основные вехи биографии Глафиры Макарьевны, можно назвать еще лишь одну краткую заметку известного историка и этнографа Н. Н. Степанова, откликнувшегося на ее 70-летний юбилей (7). Возможной причиной такого умолчания послужило то, что главный этнографический труд Василевич — монография «Эвенки» вышла в свет уже после ее 70-летия, лишь в 1969 г., за два года до смерти. К тому же указанная работа вызвала неоднозначную оценку ряда этнографов, и критический отклик (8), прозвучавший в 1971 г. наряду с положительным отзывом (9) в журнале «Советская этнография», по-видимому, оказал свое воздействие на то, что и после смерти Глафиры Макарьевны ее огромный вклад в сибиреведение не получил в печати соответствующего признания. К сожалению, такое положение сохранялось до самого последнего времени, и первая попытка изменить его была предпринята лишь недавно (10). В публикации, предлагаемой вниманию читателей, автор стремится воздать наконец должное огромному исследовательскому труду, который был выполнен Г. М. Василевич в области изучения культуры, истории, языка и фольклора эвенков Сибири.

    Биография Василевич в целом известна, но, к сожалению, в ней не достает важных жизненных подробностей — ярких воспоминаний современников, рассказов о студенческой юности, общении в кругу друзей, тяжелых годах войны и блокады, трагическом осуждении, о сложных перипетиях научного пути. У Глафиры Макарьевны не было своей семьи и детей, не осталось близких родственников, не сохранилось личного архива. Ее ровесники — люди, дружившие с ней, — уже ушли из жизни. Своих воспоминаний, как, например, учившаяся с ней в одно время Н. И. Гаген-Торн, Василевич тоже не оставила. Единственной публикацией, написанной, по-видимому, со слов Глафиры Макарьевны или во всяком случае с использованием ее рассказов, является популярный очерк на шести страницах с фотографиями, вышедший в 1962 г. в журнале «Пионер» под рубрикой «Рассказы о смелых людях» (11). Однако, рассчитанный на подростков, он мало что добавляет к биографии ученого. Увы, теперь приходится многое восстанавливать буквально по крупицам, и, к глубокому сожалению, это не всегда удается сделать так, как хотелось бы и как должно быть. Поэтому особую ценность представляют очень интересные живые воспоминания о Глафире Макарьевне ее аспирантки, ульчанки по национальности, ныне известного исследователя, работающего в Якутске, Жанны Карувны Лебедевой, подготовленные специально для нашего издания (12).

    Вопросы начинаются уже с выяснения точной даты и места рождения Г. М. Василевич. Казалось бы, известно, что родилась она в Петербурге в марте 1895 г., о чем писала сама в автобиографиях и личных листках по учету кадров. Однако имеется одно свидетельство, ставящее под сомнение Петербург как место рождения. Это ее трудовая книжка, выданная в 1919 г., когда она работала на почтамте (13). Местом рождения в ней записаны Минская губерния, Борисовский уезд, Тумпловическая волость, село Нестеровщина, что, очевидно, и соответствует действительности. Однако впоследствии во всех официальных документах Г. М. Василевич называла местом своего рождения Ленинград, куда семья переехала, видимо, вскоре после рождения Глафиры Макарьевны. Неясна также и точная дата ее рождения. В литературе встречаются две даты. А. М. Решетов в своей статье называет 14 марта, как стоит в свидетельстве об окончании Географического института, а В. И. Цинциус в статье, изданной еще при жизни Василевич, — 15 марта (14). При этом нужно отметить, что Цинциус хорошо знала Глафиру Макарьевну и, казалось бы, не должна ошибаться в дате ее рождения, которую, скорее всего, называла с ее слов. Глафира Макарьевна же в личном листке по учету кадров указывала дату 16 марта по старому стилю, следовательно, день ее рождения должен приходиться по новому стилю на 29 марта. Все эти разночтения, конечно, не имеют прямого отношения к научному творчеству Василевич, однако скрывающаяся в них загадка заслуживает того, чтобы быть упомянутой.

    Глафира Макарьевна выросла в простой небогатой семье. Отец ее работал на заводе, мать была домашней портнихой. О старшем брате Николае нам известно только то, что он умер, как и отец, в 1917 г. Несмотря на скромный достаток, родители хотели дать дочери хорошее образование и определили ее в Петровскую женскую гимназию Санкт-Петербурга. Судя по всему, училась Глафира блестяще, так как ей была назначена общественная стипендия, которой удостаивались только лучшие ученики. Чтобы поддержать семью, дочь с 14 лет давала частные уроки, а после окончания гимназии в 1913 г. устроилась на постоянную службу в казначейство почтамта, где до 1920 г. работала в отделе иностранной почты. Пригодилось полученное в гимназии хорошее знание трех иностранных языков — немецкого, французского и английского, которое впоследствии оказалось столь необходимым и в работе с научной литературой. После смерти отца и брата 22-летняя Глафира в тяжелейшее время революции и гражданской войны, голода и разрухи останется единственной опорой для матери, которой она помогала всю жизнь, заботясь о ней до самой ее смерти в ленинградскую блокаду.

    В начале 20-х годов жизнь в Петрограде начинает понемногу налаживаться, вновь открываются вузы, и Глафира Макарьевна решает продолжить учебу. Ее выбор останавливается на недавно открывшемся Географическом институте, и, вероятно, поэтому за год до поступления она оставляет почтамт, перейдя на работу в среднюю школу учителем географии и геологии. В октябре 1921 г., не оставляя работы в школе, она поступает в Географический институт, выбрав из двух его факультетов — географического и этнографического — последний, только что созданный профессором Л. Я. Штернбергом. Это определяет весь ее дальнейший жизненный путь. Пять лет обучения в уникальном учебном заведении, которое впервые в России готовило кадры профессиональных этнографов, закладывают прочную базу в подготовке Василевич как будущего ученого. Л. Я. Штернберг организовал преподавание так, что студенты получали не только широкое этнографическое образование, но и глубокие знания по истории мировой культуры. Для этого на факультет были приглашены такие известные профессора, как В. М. Алексеев, читавший курс по культуре Китая, Б. В. Владимирцов — курс языкознания, А. А. Кауфман — статистику, Н. И. Кареев — всемирную историю и историческую этногеографию, П. А. Спицын — археологию, В. В. Струве читал курс по египтологии и культуре античных народов Востока, И. В. Франк-Каменецкий — по культуре классического Востока и др. (15). Этнографические дисциплины (Л. Я. Штернберг и В. Г. Богораз) преподавались очень широко, в соответствии с тезисом Штернберга — «кто знает один народ — не знает ни одного; кто знает одну религию, одну культуру — не знает ни одной». Поэтому студенты изучали введение в этнографию, историю этнографии, палеоэтнографию, этнографию полярных народов, общее страноведение, материальную культуру народов СССР, этнографию восточных славян, эволюцию социальной культуры, историю религии, фольклор, сравнительную мифологию, эволюцию искусства, историю древней философии, антропологию, историю русской культуры (16).

    Кроме того, на этнографическом факультете преподавались основы естествознания, овладение которыми Штернберг считал необходимым для углубленного изучения таких этнографических проблем, как развитие хозяйства и материальной культуры, возникновение культа животных и растений, вопросов расообразования и т.д. Поэтому будущие этнографы изучали основы ботаники, зоологии, анатомии и физиологии человека, геологии и почвоведения, топографии, метеорологии (17). Эти предметы были необходимы и для будущей полевой работы, к которой готовили студентов-этнографов. С этой же целью их обучали черчению, рисованию, картографированию, фотографированию. Занятия по полевой этнографии проводились в летние каникулы в Павловске — они назывались летние практические работы. О прохождении этой практики также имеется соответствующая запись в дипломе Василевич. Сохранилась и редкая фотография, к сожалению очень испорченная временем, из-за чего ее невозможно опубликовать, где Глафира Макарьевна изображена вместе с другими студентами Географического института на летней практике, верхом на лошадях. Кроме того, студенты проходили практику в Музее антропологии и этнографии (МАЭ) и Этнографическом отделе Русского музея, где, изучая экспозиции и проводя экскурсии, они овладевали основами музееведения.

    Дальнейшее практическое обучение протекало в экспедиционных условиях — для каждого студента на старших курсах было обязательным участие в одной-двух экспедиционных поездках. Для Василевич это оказались поездки в 1923 г. на Печору и в 1924 г. в Вятскую губернию. Печорский отряд был организован Институтом совместно с Северной научно-промысловой экспедицией Высшего Совета народного хозяйства (ВСНХ), на базе которой позднее вырос Арктический институт. Руководившие работой отряда Л. Я. Штернберг и В. Г. Богораз организовывали практику таким образом, чтобы студенты находились в «поле» не менее трех-четырех месяцев и не просто выполняли учебные задания, но и вели научно-исследовательскую работу, а по возвращении представляли отчет о собранных материалах. О том, какое большое значение придавалось полевой работе, говорит тот факт, что студентка Василевич уже после 2-го курса была оформлена научной сотрудницей Мезенско-Печорского исследовательского этнографического отряда Северной научно-промысловой экспедиции ВСНХ на срок с июля 1923 по январь 1924 г. Маршрут экспедиции, как следует из ее удостоверения, проходил «через Архангельск на низовую Печору, Тиманскую, Большеземельскую тундры, через Печорскую и Мезенскую Пижмы на р. Мезень и обратно». Командируемая сотрудница направлялась «для этнографических и экономических обследований самоедов и русского населения» (18).

    Район исследований был выбран не случайно. Здесь, в низовьях Печоры и Мезени, активное взаимовлияние ненцев и русских привело к тому, что смешанное оседлое население занималось однотипной хозяйственной деятельностью, главным направлением которой было рыболовство. Василевич был поручен сбор материалов по рыболовству. Вернувшись, она представила в Институт отчет на 36 страницах, а также статью «Рыболовство на низовьях Печоры», которую впоследствии считала своей первой научной работой, оставшейся, правда, неопубликованной (19).

    В следующем, 1924 г. после окончания уже третьего курса Василевич поехала в экспедицию в Вятскую губернию, где работала по теме «Жилище и постройки и их орнаментировка». Собранные и обработанные ею материалы были сданы затем в Государственную академию истории материальной культуры (ГАИМК) (20).

    Как видим, за четыре года обучения Глафира Макарьевна получила прекрасную научную подготовку. Образование, которое давалось студентам на этнографическом факультете, отличалось разносторонним охватом и вместе с тем глубиной получаемых знаний, подкрепляемых серьезными практическими занятиями. Из среды первых студентов, — питомцев Штернберга и Богораза, обучавшихся вместе с Василевич, вышли такие великолепные специалисты, как Е. П. Орлова, С. М. Абрамзон, Г. Н. Прокофьев и Е. Д. Прокофьева, Ю. А. Крейнович, Н. П. Дыренкова, В. В. Чарнолуский и др. Все они находились у истоков создания советской этнографии, и в этой славной плеяде ученых была и Василевич.

    Школа Штернберга имела еще одну важную особенность — в соответствии с требованиями времени она готовила специалистов, которые могли бы решать практические задачи по оказанию помощи национальным районам. Созданный в 1925 г. специальный правительственный орган — Комитет содействия народностям северных окраин (Комитет Севера), на который было возложено осуществление мероприятий по экономическому и культурному развитию малых народов Севера, сразу стал привлекать для своей работы выпускников этнографического факультета. Василевич, в марте 1925 г. получившая свидетельство об окончании института, уже летом уезжает в командировку по направлению от Ленинградского отделения Комитета. Ей было поручено проведение работ среди тунгусского (эвенкийского) населения Сибири (21). Задание Комитета Севера имело целью общее обследование тунгусов (эвенков), с выяснением положения на местах, установление контактов, а также сбор этнографических и лингвистических материалов (22). Эта поездка определила всю дальнейшую судьбу Василевич. Впервые попав к тунгусам, сведения о которых были еще крайне ограниченны, она решает заняться исследованием их языка и культуры и помочь в переустройстве жизни.

    Первая экспедиция Глафиры Макарьевны к эвенкам носила разведочный характер. Судя по тому, что в выданном ей удостоверении указывалась командировка в Иркутскую и Енисейскую губернии, а просьба о содействии адресовалась одновременно в Иркутский и Красноярский Комитеты Севера, можно предполагать, что точное место экспедиции «сверху» определено не было. Очевидно, это должна была сделать сама Василевич, и она останавливает свой выбор на верховьях р. Лены в районе Усть-Кута Иркутской губернии. Однако ни в Ленинграде, где она тщательно готовилась к экспедиции, ни в Иркутске, куда удалось добраться поездом к середине июля, ни даже в местном, Усть-Кутском волостном исполкоме никаких данных по статистике и расселению тунгусов найдено не было. Единственные сведения, которые ей удалось добыть в Усть-Куте, были, по ее словам, «чисто расспросного характера» (23). Судя по ним, оказалось, что эвенки, кочевавшие здесь по притокам Лены еще лет 20 назад, теперь оттеснены на Нижнюю Тунгуску и предположительно должны находиться там в районе ее левого притока, р. Непы. Тогда Василевич меняет маршрут и, чтобы попасть в нужный район, нанимает сначала лодку, на которой поднимается вверх по Лене до села Маркова, и отгула с проводниками верхом на лошадях уходит в тайгу на северо-запад, где через неделю встречает эвенкийские стойбища. Эта экспедиция продолжалась без малого четыре месяца, из которых три было проведено, в кочевках с эвенками. Первые впечатления, первые наблюдения, первые записи. Все это вскоре будет обработано и представлено в первых научных публикациях 1926-1930 гг. (24).

    В конце ноября Глафира Макарьевна возвращается в Ленинград и застает реорганизацию родного Института, который был включен в Ленинградский университет в качестве географического факультета с двумя отделениями: общегеографическим и этнографическим. Кроме того, в значительной степени изменилось и само обучение этнографов. Число вспомогательных дисциплин было сокращено и введена специализация по циклам, охватывающим группы родственных в языковом отношении народов. Каждый студент теперь должен был выбрать тот или иной цикл, по которому он проходил углубленную подготовку, включавшую и изучение языка избранного народа. Из восьми учрежденных циклов один был тунгусским. Чтение курса эвенкийского языка на нем было поручено Я. П. Кошкину (Алькору), а Василевич предложили проводить занятия по этнографии тунгусских народов, и она была зачислена ассистентом на этнографическое отделение (25).

    Первыми ученицами Г. М. Василевич были студентки 4-го курса К. М. Мыльникова, Л. Д. Ришес, Т. И. Петрова, В. И. Цинциус, ставшие впоследствии известными исследователями в области тунгусоведения. По воспоминаниям Цинциус, Глафира Макарьевна использовала на своих занятиях работу С. К. Патканова «Опыт географии и статистики тунгусских племен Сибири» (1906 г.) — единственное крупное издание, существовавшее тогда по этнографии эвенков. Новым делом было и преподавание эвенкийского языка. Его стали изучать на основе грамматики М. А. Кастрена с привлечением носителя языка — прибайкальского эвенка Полтеева, от которого велась запись текста на эвенкийском языке с последующим подробным морфологическим анализом (26).

    Думается, что Василевич активно участвовала в этих занятиях, чтобы как можно быстрее овладеть эвенкийским языком. Этому же способствовала и вторая ее экспедиция к эвенкам, осуществленная также по линии Комитета Севера, сроки которой были еще более продолжительными — с сентября 1926 по апрель 1927 г. На этот раз Василевич выбрала среднюю часть бассейна Подкаменной Тунгуски — Богучанский и Таимбский районы Красноярского округа. Проведя в экспедиции больше полугола, она собрала новые материалы, которые так же, как и в первый раз, сдала после обработки в Институт по изучению народов СССР (И ПИН). Кроме того, она привезла от эвенков и передала в МАЭ свою первую коллекцию, характеризующую в том числе и такой редкий феномен, как детская игра в шаманство. На основе материалов, собранных в этой экспедиции, была написана новая статья «Игры тунгусов» (27).

    С 1927 г., не оставляя преподавания этнографии в Университете, Василевич начинает работать по совместительству на Северном факультете Ленинградского восточного института, который был только что создан специально для обучения представителей северных народов. В 1930 г. факультет был реорганизован в самостоятельное учебное заведение — Институт народов Севера, где началась научно-исследовательская и научно-практическая работа по созданию письменности на языках коренных народов Севера (29). Василевич активно включается в эту работу, занимаясь одновременно и преподаванием (29), и написанием учебников по эвенкийскому языку. Уже в 1928 г. она выпускает эвенкийский букварь, ставший первым пособием по изучению этого языка (30).

    Эта небольшая книжечка в 30 страниц была издана примитивным стеклографическим способом, по существу написана от руки, так как еще не существовало типографских шрифтов для подобных изданий. Называлась она «Памятка тунгусам-отпускникам», потому что ее раздавали студентам-эвенкам Северного факультета, уезжавшим на каникулы, чтобы они пользовались ею для обучения грамоте на местах. Сохранились воспоминания Глафиры Макарьевны о том, как в 1927 г. ей «самой пришлось „отпечатать” (написать печатными буквами) первую азбуку и размножить на стеклографе <...> эвенки, уезжая в отпуск, развезли эту азбуку по всем районам, и там в чумах сами учили читать и писать на родном языке (на латинизированном алфавите) детей и взрослых эвенков» (31). В 1929 г. таким же способом была «отпечатана» «Первая книга для чтения на тунгусском языке», состоявшая из 28 небольших эвенкийских текстов (32).

    О том, насколько напряженной была эта работа, говорит тот факт, что Василевич даже сделала перерыв в экспедиционных поездках и в 1928 г. не выезжала в «поле». Но уже в 1929 г. она опять проводит более трех месяцев в Сибири, обследуя по заданию Комитета Севера эвенков бассейна Олекмы и Витима. В этой экспедиции она уже настолько осваивает эвенкийский язык, что нередко сама выступает переводчиком в общении эвенков с представителями местной власти и на районном съезде советов свой доклад о деятельности Комитета Севера делает на эвенкийском языке (33). Знание языка помогает ей и в сборе этнографических материалов, на основании которых по возвращении в Ленинград она пишет в журнал «Этнография» статью об охотничьих обрядах у эвенков (34).

    Все эти годы она сотрудничает также с МАЭ, где ее учителя Л. Я. Штернберг и В. Г. Богораз вместе с другими сотрудниками проводят большую работу по обновлению музейных экспозиций. Глафира Макарьевна тоже привлекается к этой деятельности и принимает непосредственное участие в создании трех выставок: в 1926 г. — по истории орудий и оружия (при этом составляет путеводитель по выставке, изданный, к сожалению, без указания фамилии автора) (35); в 1927 г. — по истории жилища и хозяйственных построек, а в 1930 г. на выставке по истории религии она готовит отдел «Душа после смерти» (36).

    В 1930 г. Василевич получает специальное задание от МАЭ по изучению сымских эвенков и по командировке от Академии наук СССР едет в район левого притока Енисея — р. Сым, где собирает обширный материал по этнографии и языку этой группы. В Музей она привозит новую коллекцию по традиционной культуре эвенков, включающую орудия труда, предметы быта, а также редкие экспонаты одежды, в том числе уникальный обрядовый костюм (37). Собранные данные позволяют ей составить представление об особенностях этногенеза сымских эвенков, их культурной и языковой специфике. Эти материалы, сопровождающиеся глубоким научным анализом, Василевич в 1931 г. публикует в двух статьях, которые характеризуют ее как прекрасного специалиста и профессионала в области тунгусской этнографии (38). Здесь она впервые высказывает новые идеи, которые затем будет успешно развивать в своих последующих исследованиях, в частности о культурных и языковых параллелях у крайнезападных и крайневосточных групп тунгусов. Эта идея будет позднее, уже в 80-е годы, достаточно продуктивно использована в работах следующего поколения тунгусоведов (39). Кроме того, материалы сымской экспедиции помогут Василевич в написании еще многих ее этнографических работ (40), что свидетельствует о прекрасно проведенном полевом исследовании и о том, что к началу 30-х годов она стала первоклассным специалистом-этнографом. И тем более обидно, что 1931 год становится последним в том удивительно плодотворном периоде работы, когда Василевич успешно совмещала свои этнографические и лингвистические исследования.

    Обстоятельства складываются так, что на целое десятилетие (1931-1941) она целиком уходит в лингвистическую деятельность. Дело в том, что географический факультет университета, на этнографическом отделении которого в должности сначала младшего, а затем старшего ассистента Глафира Макарьевна в течение пяти лет преподавала курс этнографии тунгусо-маньчжурских народов, в 1931 г. перестал существовать. В 1930 г. он был переведен на филологический факультет, а в 1931 г. просто ликвидирован (41). Василевич переходит в 1931 г. на основную работу в Педагогический институт имени А. И. Герцена, где преподает эвенкийский язык на северном отделении литературного факультета, осуществляя подготовку кадров языковедов и учителей из среды коренных народов Севера. При этом она продолжает педагогическую деятельность и в Институте народов Севера, Научно-исследовательская ассоциация которого совместно с Комитетом нового алфавита направляет ее в том же, 1931 г. в лингвистическую экспедицию к эвенкам Нижней Тунгуски.

    Основной целью поездки являлась проверка только что вышедшей из печати «Начальной книги» на эвенкийском языке (42). Это была первая эвенкийская книга, изданная типографским способом, что стало возможным после правительственного утверждения в феврале 1931 г. проекта алфавита народов Севера. Она была составлена Василевич и кроме самих текстов для чтения включала краткую характеристику основных особенностей сымского, подкаменнотунгусского, токминского, ербогаченского, олекминского и амурского диалектов. К этому времени Глафира Макарьевна уже в совершенстве владела эвенкийским языком на уровне нескольких его диалектов, которые она изучила в четырех экспедициях у разных групп эвенков, а также общаясь со своими эвенкийскими студентами. В ее планы входило теперь составление эвенкийско-русского диалектологического словаря. Поэтому для экспедиции 1931 г. она выбрала обширный район бассейна Нижней Тунгуски, где до этого времени ей еще не приходилось бывать. На лодке она проехала по всей Нижней Тунгуске от самых ее верховьев до впадения в Енисей и по пути следования заезжала на основные притоки (43). Благодаря этому Василевич пополнила свои материалы данными о языковых особенностях нижнетунгусских эвенков и по возвращении в Ленинград приступила к написанию диалектологического словаря. Теперь в ее распоряжении был необходимый словарный материал по всем эвенкийским говорам, распространенным к западу от р. Лены, в бассейне Енисея. Описание говоров восточных эвенков она предполагала осуществить во второй части запланированной ею работы по диалектологии.

    Основную цель своего словаря Г. М. Василевич определяет как «предоставление возможности использовать словарный материал говоров для облегчения перехода к единому письменному литературному языку» (44). Эта проблема — создание письменности и единого литературного языка, способного обслуживать все диалектные группы, — в отношении эвенков была очень острой. Для ее решения необходимо было провести исследование основных диалектов и выбрать наиболее подходящие для литературного языка грамматические формы, которые могли бы быть положены в его основу. Подготовка данного словаря была первым серьезным шагом в этом направлении. Издание включало около 5 тыс. словарных статей, в которых наряду с диалектными формами давалось также литературное написание, отмеченное жирным шрифтом, что должно было способствовать скорейшему становлению общеэвенкийского литературного языка, только начинавшего складываться на основе выбранного с этой целью непского говора. Работа над словарем шла очень интенсивно: в декабре 1931 г. Василевич закончила написание введения, а еще через год все материалы были сданы в набор. Однако издание увидело свет только в 1934 г., и к этому времени Глафира Макарьевна успела подготовить еще один солидный труд — первый «Учебник эвенкийского языка», которым в течение ряда лет пользовались учителя, студенты, аспиранты и научные работники (45). Обе работы представляли собой значительный вклад в лингвистические исследования и были высоко оценены — Василевич в 1935 г. была присуждена ученая степень кандидата лингвистических наук (по эвенкийскому языку) без защиты диссертации (46).

    Кроме того, в 1934 г. Глафира Макарьевна заканчивает еще одну крупную работу — подготовку к изданию сборника материалов по эвенкийскому фольклору, выход которого в 1936 г. стал настоящим событием в области не только тунгусоведения, но и фольклористики в целом. Это был первый фундаментальный труд по эвенкийскому фольклору, который до этого изучался крайне мало. Василевич включила в сборник, во-первых, основные известные к тому времени записи текстов начиная с ХXVII в. (И. Георги, Г. Гут, В. Н. Васильев и др. — в основном они находились в малодоступных публикациях либо хранились в архивах) и, во-вторых, материалы, собранные как ею самой, так и другими сотрудниками Института народов Севера в 1925-1931 гг. При этом раздел, составленный из текстов, которые были записаны Василевич в четырех ее экспедициях и у ряда слушателей Института народов Севера и называвшийся «Материалы по фольклору эвенков Сибири», составлял самую значительную часть сборника. Это были сказки о животных, предания, мифологические рассказы, шаманские песни, загадки. Тексты публиковались на соответствующих эвенкийских диалектах с параллельным объяснительным переводом на русский язык, т.е. в полном соответствии с научными требованиями, выработанными к этому времени советской фольклористикой (47). В краткой вступительной статье сообщались ценные сведения о состоянии фольклора эвенков к моменту издания сборника, об особенностях его бытования, об исполнителях, от которых были произведены записи, и давалась общая фольклористическая оценка материала. Василевич принадлежали также сноски и пояснения ко всем текстам сборника (48).

    Наряду с созданием фундаментальных исследований Глафира Макарьевна в 30-е годы работает еще в одном важном научно-практическом направлении — готовит к выпуску первые учебные пособия на эвенкийском языке для младших классов начальной школы. Буквари, книги для чтения, учебники арифметики, грамматики, правописания — все это было крайне необходимо для коренных народов Севера, и написание этих, казалось бы, простых школьных учебников также требовало огромной исследовательской работы, включающей изучение звукового состава, грамматического строя, диалектных особенностей языка. Всего Василевич было выпущено свыше 50 учебников на эвенкийском языке для начальной школы и примерно столько же русских подстрочных переводов к ним, а также методические разработки, программные материалы и пр. (49).

    В 1935-1936 гг. была осуществлена и новая масштабная экспедиция в Эвенкийский национальный округ. На этот раз в задачи Василевич, командированной Наркомпросом, входили проверка качества изданных для эвенкийских школ учебников, консультации и оказание помощи учителям, а также сбор материалов по методике преподавания родного и русского языков. Экспедиция длилась более шести месяцев (с июля 1935 по февраль 1936 г.), в течение которых Василевич побывала в трех районах Эвенкийского округа, проехав по маршруту, включавшему такие пункты, как Байкит, Тычаны, Тура, Надым, Кербо, Стрелка, Чуня, Вановара, Кежма, Канск (50). В результате ею был собран значительный материал, использованный затем как в учебной, методической и педагогической литературе, так и в преподавательской работе со студентами.

    Этнографическое направление при этом тоже не забывалось, и, как всегда, находясь среди эвенков, Глафира Макарьевна работала не только как лингвист, но и как этнограф, тщательно фиксируя вес свои наблюдения по хозяйству, быту, культуре — все, что в будущем могло быть использовано при написании этнографических работ. Она продолжает обрабатывать этнографические материалы, но делает это как бы для себя, без публикаций, создавая задел на будущее. И действительно, на более серьезные занятия этнографией просто не хватает времени, так как все силы отнимает лингвистика.

    Основным местом работы в конце 30-х годов по-прежнему остается Северное отделение Пединститута имени А. И. Герцена, где Василевич преподает эвенкийский язык, занимая должность доцента. Но она не оставляет и научно-исследовательской деятельности, работая по совместительству в 1937-1939 гг. в должности старшего научного сотрудника Ленинградского отделения Центрального института языка и письменности (ЛОЦИЯП), влившегося затем в Институт языка и мышления имени Н. Я. Марра Академии наук СССР (51).

    Этот период (1937-1941) ознаменован написанием трех новых больших исследований по языку. Два успевают выйти в свет до войны, в 1940 г. Это «Очерк грамматики эвенкийского языка» и «Эвенкийско-русский словарь», представляющие собой значительный вклад в лингвистическое тунгусоведение (52). В «Очерке грамматики», состоявшем из разделов по фонетике, морфологии, синтаксису и лексике, впервые материалы эвенкийского языка были сведены в целостную систему. А «Словарь», содержавший уже около 10 тыс. слов, был не только вдвое больше по объему, чем предыдущий, 1934 г. издания, но и качественно отличался от него, будучи первым опытом составления практического словаря письменного эвенкийского языка. Третья крупная работа этого периода — «Очерки по диалектологии эвенкийского языка» — была завершена в 1941 г., одобрена Институтом языка и мышления имени Н. Я. Марра и не только подписана к печати, но и сдана в набор (53), однако начавшаяся война помешала выходу ее в свет, и этот труд был опубликован только в 1948 г.

    Нельзя не упомянуть и еще одно важное направление деятельности Глафиры Макарьевны в 30-х годах, связанное с изданием оригинальной и переводной художественной и политико-просветительной литературы. Оно требовало больших затрат сил и времени, так как под руководством Василевич и с ее непосредственным участием было переведено и отредактировано свыше 50 таких произведений. Как писала она сама в автобиографии, «90% переводной литературы с 1934 по 1940 г. проведено при моем ближайшем участии как учителе переводчиков и редакторе. Вся оригинальная литература, выпущенная под моей редакцией, — результат моей работы с наиболее талантливыми эвенками» (54).

    Война меняет всю ее жизнь, разрушая не только рабочие планы, но и отнимая самых дорогих, близких людей. Первый год войны, до июля 1942 г., Василевич находится в Ленинграде, переносит все ужасы блокады. Как и все жители осажденного Ленинграда, она участвует в земляных работах по укреплению обороны города, в частности в сентябре 1941 г. роет окопы в районе Рыбацкого. После окончания войны ей были присуждены две правительственные награды: в 1945 г. — медаль «За оборону Ленинграда» и в 1946 г. — медаль «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.». Несколько раз ей приходится менять место работы. В августе 1941 г. Пединститут имени А. И. Герцена сокращает штат, и Василевич возвращается в Институт народов Севера. Однако уже в марте 1942 г. Институт эвакуируют, но Василевич не уезжает, что, надо думать, было связано с тяжелым состоянием ее матери, у которой, по-видимому, уже не было сил для отъезда.

    Глафира Макарьевна ищет новую работу в Ленинграде и 7 апреля 1942 г. обращается с заявлением на имя директора ИЭ С. М. Абрамзона. Мотивируя свою просьбу о предоставлении работы в Отделе Сибири, она пишет: «Я тунгусовед <...> Имею степень кандидата по тунгусскому-эвенкийскому языку и звание доцента. В Музее (имеется в виду МАЭ. — Н. Е.) работала по совместительству, в частности устраивала выставки <...> С 1925-31 гг. вела курс этнографии тунгусо-маньчжурских племен в университете на Геофаке <...> За многие экспедиции в Сибирь у меня скопился большой материал, частично обработанный. Последняя тема, над которой я сидела несколько лет и которая требует еще года три работы, — это вопросы происхождения эвенкийских и др. тунгусо-маньчжурских племен по данным языка, фольклора и этнографии. С этой темой мне бы и хотелось стать сотрудником Института». Резолюция на заявлении гласит: «Зачислить Г. М. Василевич на должность старшего научного сотрудника Отдела Сибири с 10 апреля с окладом 1700 рублей» (55). Так на всю последующую жизнь определяется судьба Глафиры Макарьевны: отныне до самых последних дней, без малого тридцать лет, ее творчество будет связано в первую очередь с изучением этнографии и работой в ИЭ, хотя занятия лингвистикой она не оставляла никогда.

    12 июля 1942 г., уже после смерти матери, Глафира Макарьевна эвакуируется вместе с Институтом в Казань, а затем в сентябре — в Ташкент, где и находится до марта 1944 г. (56). Несмотря на ухудшение здоровья после тяжелых месяцев блокады и неустроенность быта, Василевич продолжает интенсивно работать. Сохранилась выписка из приказа по Институту от 8 ноября 1943 г. (г. Ташкент) о премировании за успешную работу в 1943 г. (перевыполнение производственного плана, выполнение внеплановых работ и заданий) старшего научного сотрудника Василевич в размере двухнедельного оклада (57). В 1944 г. она завершает работу «Религиозные представления и действия эвенков» (5 а. л.) (58). Но ее главная задача — подготовить фундаментальный труд «Материалы языка, фольклора и этнографии к проблеме этногенеза тунгусов».

    В марте 1944 г. Василевич специальным приказом Народного комиссариата просвещения вызывают из Ташкента в Москву в командировку на полтора месяца «для работ над учебниками для народов Крайнего Севера». Затем ее командировку еще дважды продлевают, как сказано в приказе, «для окончания работы над учебником для эвенкийских школ» (59). В июне 1944 г. Василевич возвращается в полностью освобожденный от блокады Ленинград и приступает к своим основным обязанностям в Отделе Сибири МАЭ. С этого времени подавляющее большинство ее работ посвящено проблемам этнографии и опубликовано в различных изданиях Института. Однако публикации первого послевоенного времени (1945-1948) еще содержат в значительной степени сравнительный языковой материал, и все они написаны как бы на стыке лингвистики и этнографии. Очевидно, в этом сказывалась не только профессиональная подготовка в области языкознания, но и то, что основной исследовательской темой Глафиры Макарьевны в предшествующий военный период были «Материалы языка к проблеме этногенеза тунгусов». Этот огромный труд (30 а. л.) — первая часть задуманного фундаментального исследования — был завершен в 1945 г., но лежал в архиве, поэтому она начала публиковать выдержки из отдельных глав. Названия этих работ говорят сами за себя: «Древнейшие этнонимы Азии и названия эвенкийских родов», «Древнейшие языковые связи современных народов Азии и Европы». Был напечатан также автореферат монографии (60). Признанием научной значимости этих публикаций для этнографического сибиреведения можно считать то, что в 1947 г. Василевич было присвоено ученое звание старшего научного сотрудника по специальности «Этнография» (61). Таким образом, она впервые получает официальное подтверждение своей профессиональной деятельности в качестве этнографа.

    В течение 1946 г. Глафира Макарьевна продолжает работать над проблемой тунгусского этногенеза, особое внимание уделяя фольклорным материалам. К концу года она завершает этот труд объемом около 20 а. л. (62), включающий разделы по этнонимике, межплеменным отношениям, отраженным в фольклоре, а также представлениям о вселенной и окружающей природе. Однако, как и «Материалы языка», эта работа находится в архиве, и лишь некоторые выдержки из ее глав были опубликованы со временем в виде отдельных статей (63).

    В 1948 г. увидели свет две большие лингвистические работы, подготовленные Василевич еще перед войной: «Очерки диалектов эвенкийского (тунгусского) языка», еще в 1941 г. подписанные к печати, а также «Русско-эвенкийский (русско-тунгусский) словарь» (64), содержащий около 20 тыс. слов, над которым Глафира Макарьевна работала также с конца 30-х годов. До 1951 г. Василевич продолжает участвовать в работе по изданию учебников для эвенкийской начальной школы (65).

    И все же основной деятельностью Глафиры Макарьевны в 1947-1948 гг. было проведение двух длительных, общей продолжительностью более года, стационарных экспедиций в южные районы Якутии и Хабаровского края, в течение которых планировалось собрать недостающие материалы по всем основным группам восточного ареала расселения эвенков. Изучение этого региона было связано с продолжением работы над проблемой тунгусского этногенеза. Выехав из Ленинграда в конце марта 1947 г., Василевич вернулась домой только в феврале 1948 г. Маршрут экспедиции был окончательно выработан в Якутске, он включал четыре административных района — Тимптонский и Учурский в Якутии и Джелтулакский и Зейско-Учурский в соседней Амурской (бывшей Читинской) области. Местные эвенки были сосредоточены здесь в нескольких охотничье-оленеводчсских колхозах, в небольших таежных поселках. Чтобы добраться до каждого пункта, нужно было ехать десятки километров (например, до Сутамского колхоза 350 км) по тайге, где основным средством передвижения являлся олень. Поэтому Василевич пришлось преодолеть по тайге свыше 1500 км верхом на оленях в летне-осенний период и около 1000 км на нартах зимой (66).

    В феврале 1948 г. Глафира Макарьевна на несколько месяцев вернулась в Ленинград, но уже летом она вновь в экспедиции. На этот раз в район своих исследований она добиралась через Хабаровск, а оттуда — к верховьям рек Урми, Амгуни и притокам Бурей в Кур-Урмийском и Верхне-Буреинском районах. В ноябре Василевич заканчивает экспедицию и приступает к интенсивной обработке собранных материалов. Это не только записи по этнографии, языку и фольклору, но также отснятые фотопленки и три новые коллекции примерно из 150 предметов, содержащие деревянные и берестяные игрушки, а также традиционные орнаменты и трафареты (67).

    Но главное — теперь, после более чем года полевых исследований, она может снова заняться написанием статей. Работает упорно и продуктивно. В результате 1949 год ознаменован выходом восьми новых публикаций на самые разнообразные темы. Это и полевые материалы, причем не только последней поездки (68), но также и двадцатилетней давности, привезенные еще в 1930 г. от сымских эвенков (69), большое сравнительное исследование по одному из элементов одежды у народов Сибири (70), новое блестящее использование лингвистических материалов в решении этнографических проблем (71), работы историко-этнографического плана (72). Кроме того, еще не было опубликовано, но уже завершено и принято к печати такое крупное исследование, как глава «Эвенки» (объемом 5 а. л.) для готовящегося тома «Народы Сибири» в академической серии «Народы мира» (73).

    Продолжением этого плодотворного научного взлета стали и работы, вышедшие в 1950-1951 гг. Наибольший интерес среди них представляют две, о которых необходимо сказать подробнее. Это, во-первых, большая статья об илимпийских эвенках, написанная на основе предметной коллекции В. Н. Васильева, — прекрасный пример использования музейных материалов в качестве этнографического источника (74) — и, во-вторых, написанная в соавторстве с М. Г. Левиным и получившая большую известность работа «Типы оленеводства и их происхождение» (75), которая составила важный этап в исследовании одной из сложнейших тем сибиреведения, связанной с возникновением самого распространенного в Северной Азии вида кочевого хозяйства.

    Все это убедительно показывает, что в конце 40-х — начале 50-х годов Василевич переживала настоящий творческий подъем. Новые интересные публикации говорили о ее высоком научном профессионализме, размах работ свидетельствовал об огромной исследовательской работоспособности и самоотдаче. Однако опубликованные работы составляли лишь часть того, что было написано Глафирой Макарьевной в этот период. Самое значительное, над чем она неустанно трудилась, еще только готовилось к печати. Эго было завершение рукописи «Материалы языка, фольклора и этнографии к проблеме этногенеза тунгусов», ее главного детища на протяжении последних десяти лет. Исследование состояло из трех частей, первая из которых, как уже упоминалось, — «Материалы языка» — была написана в годы войны и закончена в 1945 г. Вторую часть — «Материалы фольклора» (около 20 а. л.) — Василевич завершила в 1946 г. и вслед за этим сразу принялась за работу над третьей частью, посвященной этнографии. При этом она упорно дорабатывала уже написанное по языку и фольклору, постоянно внося туда дополнения и новые материалы, собранные в последних экспедициях. В то же время она стремилась уменьшить обший листаж, понимая, что издавать рукопись столь колоссального объема было совершенно нереально. Работа шла с фантастическим напряжением сил. По воспоминаниям людей, хорошо знавших Глафиру Макарьевну, она всегда отличалась исключительным трудолюбием и работоспособностью, проводя за письменным столом ежедневно не менее 12 часов, а в случае «срочной» работы и по 18 часов (76). Благодаря этому к началу 50-х годов исследование было завершено. Теперь оно составляло в общей сложности 50 а. л., из которых самой значительной частью по-прежнему оставались «Материалы языка», сокращенные до 28 а. л. «Материалы фольклора» насчитывали 13 а. л. и «Материалы этнографии» — более 9 а. л. Последние представляли собой пять глав, посвященных соответственно оленеводству, охоте, жилищу, одежде и колыбели. Каждая из глав была написана на широком сравнительном материале, привлечение которого позволило Василевич наметить время появления того или иного элемента культуры.

    Такое фундаментальное комплексное исследование, без сомнения, должно было стать крупным событием в развитии тунгусоведения, представляя значительный шаг вперед и в лингвистическом, и в этнографическом аспектах. Каждая из трех больших частей этой колоссальной работы могла быть представлена в виде докторской диссертации, не говоря уже об исследовании в целом, и, по-видимому, Глафира Макарьевна предполагала заняться подготовкой к защите докторской. Во всяком случае, среди ее бумаг и документов, сохранившихся в Отделе Сибири МАЭ, есть свидетельства, подтверждающие это. Однако жизнь распорядилась иначе. 8 апреля 1952 г. Василевич была арестована и осуждена по ст. 58. Ее обвинили в том, что она «<...> в период с 1930-1939 гг. и с 1946 по 1951 г. в издаваемой учебной, художественной литературе на эвенкийском языке и научных статьях допускала искажения политического характера, протаскивала реакционные теории о языке, вульгаризировала в грубой натуралистической форме словари <...> В письме к одному из депутатов Верховного Совета РСФСР и в конспекте „Марксизм и национальный вопрос” клеветала на национальную политику КПСС и Советской власти» (77). Три месяца Василевич находилась под следствием, которое к началу июля признало ее виновной в преступлении, предусмотренном ст. 58-10, ч. 1 УК РСФСР. По приговору Судебной коллегии по уголовным делам Ленинградского городского суда от 12 июля 1952 г. она была приговорена к лишению свободы на 10 лет, с поражением в правах на 5 лет и лишена медалей «За оборону Ленинграда» и «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.» (78). Но уже за месяц до этого, 9 июня, она была отчислена из штата ИЭ и ее личное дело передано в Архив Академии наук СССР (79).

    Не согласившись с вопиюще несправедливым судебным решением, Глафира Макарьевна подала кассационную жалобу, однако определением Верховного Суда РСФСР от 19 августа 1952 г. эта жалоба была оставлена без удовлетворения (80). Так ставшая без вины виноватой известная, заслуженная, уже не очень молодая (57 лет) исследовательница была лишена всех прав и отправлена на 10 лет отбывать наказание в исправительно-трудовых лагерях. Неизвестно, как сложилась бы ее дальнейшая судьба, не исключено, что и трагически, если бы не два обстоятельства, которые можно назвать огромным везением. Во-первых, Василевич отправили не в суровую Воркуту или Колыму, а в Молотовскую (ныне Пермскую) область, местность с более мягким климатом, не столь губительным для здоровья в сравнении с Крайним Севером. И во-вторых, что самое главное, она была осуждена не в 1937, а в 1952 г., т. е. за год до смерти Сталина. Поэтому, к счастью, ей пришлось отсидеть не полный срок, а «всего лишь» три года. Появившийся уже 27 марта 1953 г. Указ «Об амнистии» давал надежду на скорейшее освобождение.

    Однако реально Василевич отбывала наказание в местах лишения свободы еще полтора года, пока по постановлению Президиума Верховного Суда РСФСР от 30 июня 1955 г. она не была освобождена 18 июля 1955 г. «со снятием судимости». Получив билет на проезд, деньги на питание в пути, продовольствие на трое суток и поставив на справке № 0000736 расписку освобожденного, она последовала «к избранному месту жительства г. Ленинград» (81).

    Сразу по прибытии она обращается в Институт на старое место работы, 5 августа получает свою сданную три года назад в архив трудовую книжку (82) и с 1 октября 1955 г., едва отдохнув от пережитых потрясений, приступает к нормальной трудовой деятельности в своей прежней должности старшего научного сотрудника Отдела Сибири. Наступает новый этап ее жизни и творчества. Ей 60 лет, и, несмотря на все испытания, еще есть здоровье и силы для продолжения любимой работы. Полтора десятка лет будет отпущено судьбой на новые исследования, которые стали замечательным венцом ее творческого пути. И, по отзывам сотрудников, работавших в то время рядом с Василевич, «она никогда в разговорах не возвращалась к теме несправедливого суда и наказания» и «в ее поведении не было нисколько озлобленности» (83). Как пишет Ж. К. Лебедева, близко соприкасавшаяся с Василевич в последние годы ее жизни, она не помнит, «чтобы Глафира Макарьевна когда-либо вспоминала горькое лагерное бытие, которое она достойно перенесла, оставшись выдержанной, доброжелательной, сохранив любознательность и любопытство к миру. В середине 60-х годов еще живы были «герои» драматических событий, по чьей вине, в том числе доносам, была оговорена и осуждена Глафира Макарьевна <...> Однажды я имела неосторожность отозваться нелестно в один адрес, на что тут же, бросив суровый взгляд, она отреагировала: „Ты не вправе кого-либо осуждать!”» (84).

    В 1956 г., после четырехлетнего перерыва в публикациях, в томе «Народы Сибири» (серия «Народы мира») была напечатана завершенная Глафирой Макарьевной еще до заключения глава «Эвенки». Несмотря на существенное сокращение — с пяти до трех авторских листов, — это было хорошее продолжение трагически прерванной работы. Участие в таком крупном коллективном издании ИЭ, получившем мировую известность и опубликованном вскоре в США на английском языке, стало важной вехой в научной биографии Василевич. Она снова в работе, у нее много творческих планов, нужно спешить наверстать упущенное, не по своей вине потерянное время.

    И прежде всего ей хотелось издать то, что уже давно было готово и более десятка лет пылилось на полках архива. Она вновь обращается к этим рукописям, дорабатывает и частично сокращает их до более компактного издательского объема. В результате одна из таких работ, завершенная еще в 1944 г., вышла наконец в 1957 г. под названием «Древние охотничьи и оленеводческие обряды эвенков» (85). Эта публикация стала несомненной творческой удачей. Написанная целиком на основе собственных полевых материалов, собранных у разных групп эвенков в экспедициях 1929, 1930, 1935-1936 и 1947-1948 гг., эта большая статья вводила в научный оборот очень интересные, до того неизвестные или малоизвестные данные об обрядовой стороне культуры эвенков. Ритуалы добывания охотничьего счастья, посвящения оленя, медвежьи церемонии впервые были рассмотрены достаточно подробно и глубоко. Здесь же был впервые описан уникальный обряд икэнипкэ — «обновления жизни», который Василевич наблюдала у сымских эвенков в 1930 г.

    Кроме того, Глафира Макарьевна не оставляла надежды на издание «Материалов языка к проблеме этногенеза тунгусов». Эту идею поддерживали известные лингвисты, занимавшиеся проблемами алтаистики. Известны, например, положительные отзывы на данную работу профессоров В. И. Цинциус и А. Н. Кононова. В связи с тем что в 1960 г. в Ленинграде планировалось проведение 25-го Международного конгресса востоковедов, они писали в 1958 г., что «желательно скорейшее опубликование интересного по широте постановки вопросов этногенеза по данным языка труда Г. М. Василевич, тем более что в области алтаистики за последние годы не было сколько-нибудь значительных публикаций такого охвата» (86). К сожалению, несмотря на все усилия, этот труд так и не был опубликован и лишь незначительная его часть вошла в отдельные публикации (87).

    Более удачно складывалась судьба лексикографических работ Василевич, что, очевидно, объяснялось лучшим финансированием Государственного издательства иностранных и национальных словарей. Очередной Эвенкийско-русский словарь, подготовленный Глафирой Макарьевной и увидевший свет в этом издательстве в 1958 г., стал ее последней крупной работой в области языкознания. Он включал около 25 тыс. слов, составляя 60 а. л. Это был самый большой словарь, созданный Василевич, пятый по счету (после двух эвенкийско-русских и двух русско-эвенкийских словарей), завершающий начатую ею выпуском в 1934 г. небольшого диалектологического словаря огромную работу в области лексикографии. К словарю прилагался грамматический очерк эвенкийского литературного языка с характеристикой диалектов и карта, показывающая их распространение. Выход столь крупного словарного издания был высоко оценен специалистами, в том числе и за рубежом, о чем свидетельствуют отзывы таких известных исследователей в области алтаистики, как К. Менгес, И. Бенциг, О. Прицак (88). Словарь стал ценнейшим пособием не только для лингвистов и переводчиков, он незаменим также и для этнографов, которые опираются на его материалы как на надежный научный источник, помогающий в изучении того или иного явления культуры и истории эвенков.

    И все-таки главным содержанием деятельности Глафиры Макарьевны остается этнография. Она активно включается в работу Отдела Сибири и участвует во всех крупнейших изданиях ИЭ. Ее статьи начинают ежегодно выходить в «Сборниках МАЭ», «Трудах» и «Кратких сообщениях» Института, в журнале «Советская этнография». Каждая новая тема, разрабатываемая Василевич, затрагивает важную исследовательскую проблему и содержит интересный сравнительный материал. В конце 50-х годов ее привлекают данные по одежде и колыбели, в обращении к которым она видит хорошую научную перспективу. В 1957-1958 гг. выходят две первые работы, освещающие эти сюжеты: «К проблеме этногенеза тунгусо-маньчжуров (по материалам изучения колыбелей)» и «Тунгусский кафтан (к истории его развития и распространения)» (89). Обе написаны в этногенетическом аспекте, который по-прежнему более всего интересует исследователя. Немного позднее, в начале 60-х годов, выйдут еще две значительные публикации, продолжающие разработку этой тематики на широком сибирском материале, — «Тунгусская колыбель (в связи с проблемой этногенеза тунгусо-маньчжуров)» и «Типы обуви народов Сибири» (90). И в каждой публикации Василевич выступала научным первопроходцем, поднимавшим тяжелую исследовательскую целину. Свежая мысль, новизна подходов, никаких банальностей или повторов уже написанного до нее. Во всем сказывается пытливый ум, великолепное владение материалом и прекрасная базовая подготовка, основы которой были заложены еще в студенческие годы в школе Л. Я. Штернберга и В. Г. Богораза, а затем развиты в период преподавания этнографии в Ленинградском университете и во время продолжительной работы в «поле».

    В это же время Василевич приступает к написанию своего основного этнографического труда — монографии «Эвенки». Эта работа проходит по планам Отдела Сибири в 1958-1960 гг. Всего за три года огромная рукопись была завершена, обсуждена в Отделе и представлена Ученым советом Ленинградской части ИЭ на Совет ИЭ в Москву. Почти 500 страниц текста, 110 фотографий и рисунков, 8 карт-схем и приложение «Список родовых названий, записанных в ХVII-XX вв., и их распространение» — общий объем 35 а. л. К величайшему сожалению, эта интереснейшая работа, представляющая собой первое крупное этнографическое исследование истории и культуры эвенков, увидела свет только в 1969 г., притом в значительно сокращенном, урезанном виде. Был сильно уменьшен иллюстративный материал, пострадали главы исторического характера и разделы по традиционной культуре, наконец, была совсем выброшена последняя, третья часть, в которой рассматривалась история советского кооперативного и культурного строительства. Такое сокращение не могло не отразиться на качестве исторической части и главах по традиционной культуре, что в значительной степени исказило первоначальное содержание работы и сыграло основную роль в том, что монография «Эвенки», как отмечалось выше, после выхода в свет наряду с положительными отзывами вызвала также и нелицеприятную критику.

    Что касается последней части исследования, посвященной советскому периоду истории эвенков, то она так и осталась неопубликованной, хотя Глафира Макарьевна вложила в ее написание огромный труд, связанный с собиранием необходимых материалов, с их обработкой, анализом, научной интерпретацией. О том, насколько серьезно готовила Василевич эту часть монографии, говорит тот факт, что во время написания книги она дважды, в 1959 и 1960 гг., специально выезжала в «поле», чтобы на месте познакомиться с происходящими изменениями и довести исследование до самого последнего времени. Первая из этих экспедиций была предпринята в Катангский район Иркутской области, в район верхнего течения Нижней Тунгуски. Эта поездка, в которой Г. М. Василевич работала совместно с двумя московскими коллегами — этнографом Ю. Б. Стракачом и антропологом Ю. Г. Рычковым, состоялась в июне - августе 1959 г. А спустя год, летом 1960 г., Глафира Макарьевна побывала в Эвенкийском национальном округе, где она работала вместе с фотографом и посетила пять эвенкийских колхозов в Байкитском и Илимпийском районах.

    В обеих экспедициях ей удалось собрать прекрасные полевые материалы, по которым были представлены научные отчеты и докладные записки. Что касается публикаций, то эти материалы были предназначены для использования в последней части монографии и поэтому к отдельному выходу не готовились. Лишь одна статья, посвященная традиционному и современному быту эвенков Катангского района, была опубликована в «Трудах» ИЭ в 1962 г. (91). Все остальное осталось лежать в архиве.

    Глафире Макарьевне не суждено было увидеть опубликованной еще одну работу — «Заселение эвенками енисейской тайги» (4,5 а. л.), которая была написана в 1961 г. на основе литературных, архивных и полевых источников XVIII-XX вв. Она вышла уже посмертно в сборнике, посвященном се памяти (92).

    Однако не все было так безнадежно. И если большие рукописи годами ожидали своего выхода в свет, то работы меньшего объема имели вполне благополучную судьбу. А Василевич благодаря своей целеустремленности и потрясающей работоспособности успевала писать и «в стол», и для издания. Так, в 1961 г. было опубликовано уникальное фундаментальное издание ленинградских этнографов-сибиреведов «Историко-этнографический атлас Сибири», в котором перу Василевич (совместно с М. Г. Левиным) принадлежал раздел «Оленный транспорт» — большая яркая работа, продолжившая изучение северного оленеводства, начатое этими исследователями в 1951 г. Через несколько лет Г. М. Василевич подготовит новую разработку темы оленеводства, на этот раз на тунгусском материале, и представит ее в виде доклада на VII Международном конгрессе антропологических и этнографических наук, проходившем в 1964 г. в Москве (93).

    С конца 1950-х годов начинается еще одна страница творческой биографии Василевич, связанная с ее участием в организации исследований эвенкийского языка и фольклора в Якутском институте языка, литературы и истории. Эта работа, проводившаяся якутскими лингвистами А. В. Романовой и А. Н. Мыреевой под непосредственным руководством Василевич, продолжалась более десяти лет, до самой смерти Глафиры Макарьевны. Результатом этой совместной деятельности явился выпуск четырех крупных изданий по языку и фольклору эвенков Якутии, каждый из которых выходил с предисловием Василевич и под ее обшей редакцией (94). Благодаря такому тесному сотрудничеству у Василевич сложились очень теплые взаимоотношения с коллегами из Якутска, и ее помощь и забота об их научной деятельности выразилась впоследствии в том, что она завещала свою личную библиотеку, включавшую работы многих известных этнографов, историков, лингвистов, а также 15 фотоальбомов о результатах своих экспедиционных поездок к эвенкам (1925-1969) Якутской республиканской библиотеке им. А. С. Пушкина (95).

    В 1962 г. Глафира Макарьевна выполняет новую крупную работу, обработав и подготовив к изданию тексты исторического фольклора эвенков (сказания и предания), которые она собирала во время своих экспедиционных исследований в течение 25 лет, начиная с 1935 г. по 1960 г. Теперь она сделала к ним литературный перевод и написала введение и научный комментарий. В 1966 г. этот огромный труд объемом 31,5 а. л. — работа, достойная целого коллектива исследователей, — вышел из печати под названием «Исторический фольклор эвенков. Сказания и предания». Трудно переоценить значение этого великолепного издания, содержащего в общей сложности 63 текста героических сказаний и преданий. Выдающийся исследователь фольклора Б. Н. Путилов охарактеризовал эту книгу как «фундаментальный научный свод произведений этого жанра <...> отражающих эпический репертуар всех основных групп эвенков <...> Запись, перевод и двуязычная публикация текстов осуществлены на высоком филологическом уровне и в соответствии с современными требованиями фольклорной текстологии. Это позволяет фольклористам, не владеющим тунгусскими языками, пользоваться книгой как надежным источником и привлекать опубликованные в ней тексты для историко-филологических исследований» (96).

    Еще более важен этот сборник для тунгусоведов лингвистов и этнографов. Все тексты опубликованы на диалектах исполнителей и сопровождены не только переводами, но и обстоятельными историческими комментариями, содержащими множество сведений по истории эвенков, их быту, верованиям, космогонии, шаманским представлениям и т. д.

    Издание «Исторического фольклора эвенков», получившее большой научный резонанс, сыграло немаловажную роль в том, что примерно с середины 60-х годов для Василевич наступает новый этап ее творческого пути. Она уже давно хорошо известна в мире науки и у себя на родине, и за рубежом. Ее называют крупнейшим тунгусоведом, созданные ею труды пользуются всеобщим признанием и входят в основной фонд исследований по этой тематике; широтой своих научных интересов, в равной степени включающих этнографию, фольклористику и языкознание, она выделяется среди всех других тунгусоведов. К ней обращаются за консультациями из центральных и сибирских научных учреждений, приезжают коллеги из-за границы. Каждый год выходят новые интересные публикации, многие из них издаются за рубежом (97). И в то же время Г. М. Василевич не являлась доктором наук, хотя для многих было совершенно бесспорным, что она уже давно заслуживала присуждения этого звания, причем в области как исторических, так и филологических наук (по отзыву В. И. Цинциус в ноябре 1967 г.) (98).

    Ситуация начинает меняться в 1967 г., после того как в печать была наконец сдана монография «Эвенки», написанная Г. М. Василевич уже более пяти лет назад. И почти вслед за этим Сектор Сибири Ленинградской части ИЭ обратился в дирекцию Института с просьбой ходатайствовать перед Всесоюзной аттестационной комиссией (ВАК) о присвоении Василевич ученой степени доктора исторических наук по совокупности работ. Дирекция и Ученый совет Института поддержали эту инициативу и после прохождения необходимых процедур Президиум ВАК постановлением от 19 июля 1968 г. разрешил Василевич представить к защите вместо докторской диссертации совокупность выполненных и опубликованных работ.

    Глафира Макарьевна по опубликованным работам готовит в качестве автореферата доклад «Эвенки (к проблеме этногенеза тунгусов и этнических процессов у эвенков)» и 12 декабря 1968 г. на заседании Ученого совета ИЭ в Москве успешно защищает диссертацию на соискание ученой степени доктора исторических наук, утвержденную решением ВАК СССР 16 мая 1969 г. (99).

    Официальными оппонентами на защите выступали такие известные исследователи, как С. А. Токарев (отзыв этнографа), К. В. Чистов (отзыв фольклориста) и В. И. Цинциус (отзыв лингвиста). Все они дали работам Василевич самую высокую оценку, и некоторые краткие выдержки из их выступлений хотелось бы здесь привести:

    «Объем и высокое качество работ Г.М.Василевич с избытком превышает ту норму научных заслуг, которая дает человеку право на присуждение ученой степени доктора исторических наук» (С. А. Токарев).

    «Если бы Г. М. Василевич претендовала на степень доктора исторических наук как фольклорист, если бы даже ее лингвистических и этнографических работ не существовало, она имела бы бесспорное право на это. И в этом случае сегодняшняя защита была бы формальным выражением того признания, которое давно заслужили ее работы по фольклору эвенков» (К. В.Чистов) (100).

    Вернувшись после успешной защиты домой, в Ленинград, Василевич сразу без всякой передышки включается в свой обычный трудовой ритм. Уже ровно через неделю, 17 декабря 1968 г., на заседании Сектора Сибири вновь обсуждается ее работа «Материалы языка, фольклора и этнографии к проблеме этногенеза тунгусов». Рукопись представлена теперь в значительно переработанном и сильно сокращенном виде, что было сделано в основном за счет этнографической части, так как монография «Эвенки» уже находилась в печати. Теперь «Материалы» составляли вместе с иллюстрациями 29 а. л. Решением Сектора, принятым совместно с тремя независимыми рецензентами, которыми являлись такие авторитетные исследователи, как А. П. Окладников, Б. Н. Путилов и В. И. Цинциус, работа Василевич была рекомендована для утверждения к печати и введения ее в издательский план Института (101). В очередной раз появилась надежда, что рукопись удастся опубликовать, но, к сожалению, ей не суждено было сбыться, и лишь отдельные разделы, прежде всего из фольклорной части, увидели свет в последние годы жизни Василевич, а также были изданы посмертно (102).

    Последним изданием в ряду крупных монографических работ Глафиры Макарьевны стала, как уже отмечалось, книга «Эвенки. Историко-этнографические очерки (XVIII — нач. XX в.)». Это была первая и до сих пор единственная обобщающая работа по этнографии эвенков, дающая глубокое и целостное представление об их истории, культуре, хозяйстве, социальном устройстве и мировоззрении. Книга, ставшая своего рода энциклопедией жизни эвенков, вышла в 1969 г., за два года до смерти Глафиры Макарьевны, подведя определенный итог ее этнографическим исследованиям.

    В том же году состоялась и последняя экспедиция Василевич. Несмотря на солидный возраст — 74 года, она еще раз побывала на юге Якутии и в Амурской области, посетив эвенкийские поселки Первомайский, Тында и Золотинка, где до этого работала в 1947 г.

    В поселке Иенгра, как теперь называется бывшая Золотинка, Василевич хорошо помнят и по сей день. Летом 2000 г., находясь там в экспедиции, мы смогли в этом убедиться сами. Правда, уже не осталось стариков, с которыми Глафира Макарьевна работала, собирая полевые материалы, но местные жители с большим уважением отзываются о ней, зная, что она написала об эвенках много книг, а также учебников по языку и прекрасно сама говорила по-эвенкийски. В 1995 г., когда отмечали 100-летний юбилей Василевич, средней школе-интернату в Иенгре было присвоено ее имя. Там висит теперь большая фотография Глафиры Макарьевны, есть уголок ее памяти, и школьники знают, почему она так знаменита в народе.

    Имя Василевич среди эвенков известно повсюду, и, бывая в разных местах, всегда убеждаешься в этом. Представители интеллигенции — учителя, работники культуры — часто просят прислать ее книги, что трудно сделать, так как они давно уже стали библиографической редкостью. Старики нередко сами делятся воспоминаниями о ней — своими собственными или услышанными от кого-то. Ее называли «эвенка из Ленинграда» за то, что она говорила по-эвенкийски как на родном языке. «Красивая, смелая такая, шутница. Лучше эвенка по-нашему лопочет». Некоторые истории о ней приобрели легендарный характер, как, например, та, что рассказывает о ее встрече с медведем, которого она застрелила. «Вот это девушка была! Энгэси у нее имя теперь» (103). Энгэси по-эвенкийски значит «сильная» — так удивительно точно в одном слове выразили эвенки суть ее характера, благодаря которому она справлялась с любыми сложностями, каких бы сторон жизни они ни касались.

    Рано начав трудиться, Глафира Макарьевна всегда отличалась огромной работоспособностью и безграничной преданностью избранному делу. Могла работать в любых условиях, будь то экспедиционная неустроенность, тяготы войны в блокаду и эвакуацию, не слишком благоустроенное собственное жилье (эта проблема возникла в результате ее необоснованного осуждения). Лишь в самые последние годы жизни она вступила в жилищный кооператив. Как вспоминает Ж. К. Лебедева, «Глафиру Макарьевну никогда не занимали бытовые вопросы. Она жила в достаточно скромных условиях, никого не обременяя своими проблемами личного характера. У нее не было семьи, не было своей квартиры, и личная сторона ее жизни была закрыта для других. Пройдя трехлетний лагерный путь в Молотовской области, она вернулась в Ленинград, где ее приютила в своей квартире подруга по Петровской женской гимназии, которую Глафира Макарьевна закончила в 1912 г.» (104).

    Надо полагать, что и тяжелейший лагерный период, на три года отнявший у нее свободу и любимую работу, не смог лишить ее возможности размышлять, думать о науке, строить планы будущих исследований. Такого же отношения к науке она требовала от своих учеников. Вновь обратимся к воспоминаниям Ж. К. Лебедевой, которая познакомилась с Василевич в августе 1967 г. Вначале она показалась ей «суровым, немногословным и чрезвычайно требовательным человеком. Помню, пришел срок утверждения плана-проекта диссертации, и Глафира Макарьевна пригласила для собеседования со мной Б. Н. Путилова. У меня до сих пор сохранился черновик этого проекта с пометками, где ее рукой внесено, в частности, слово-добавление — „целомудренная”. По-видимому, она считала его принципиально важным для характеристики эпической героини. Это не случайное вкрапление в портретную ткань богатырши раскрывает нравственный мир самой Глафиры Макарьевны. Она заботилась о моей научной подготовке и тогда, когда отправлялась на отдых, который, как правило, проводила в туристических поездках и экскурсиях. Иногда от нее приходили письма делового содержания, но в них сквозила нежная забота учителя. В конце, прощаясь, непременно делала приписку типа: „Работай, помни, что отдых тебе не положен”. Часто, часов в десять вечера, она звонила в аспирантское общежитие и говорила коротко: „Я завершила свои дела, приезжай сейчас со своими записями”. В воскресные зимние дни, вернувшись с лыжных прогулок, приглашала на обед с последующей консультацией и просила дать очередной фрагмент рукописи диссертации» (105).

    Сила характера Василевич проявлялась и в особой научной честности, когда ни в одной из своих работ она не допустила ни оголтелой критики шаманства, ни пафосного восхваления ленинской национальной политики, а всегда писала только то, что имело непосредственное отношение к исследованию. И даже после тяжелых испытаний в лагере она не потеряла этой подлинной свободы научного мышления, на которую способен, к сожалению, далеко не каждый ученый, особенно в гуманитарной, т. е. наиболее идеологизированной, области науки. Об этом говорят ее полевые отчеты, написанные по результатам последних экспедиционных поездок 1959, 1960 и 1969 гт., а также докладные записки, которые подавались тогда после экспедиций в органы власти. В них по-прежнему нет ни украшательства, ни стремления камуфлировать ситуацию, а написано то, что действительно беспокоит исследователя, который видит, что в обустройстве жизни на Севере далеко не все делается правильно. Так до самых последних лет она сохраняла удивительную силу духа и способность отстаивать свое научное мнение, невзирая ни на какие внешние обстоятельства.

    Такой Василевич и ушла из жизни 22 апреля 1971 г. Она умерла после тяжелой неизлечимой болезни, которая внезапно обрушилась на нее и за четыре месяца привела к неизбежному трагическому исходу. «Мы все видели, — вспоминает Ж. К. Лебедева, — как она боролась с тяжелым недугом. Обычно перед обедом Глафира Макарьевна, даже в непогоду, превозмогая мучительные боли, непременно выходила на прогулку. Надо заметить, что, несмотря на ее строгий, даже суровый внешний вид в больничных условиях, она казалась беззащитной и с какой-то детской послушностью выполняла все предписания врачей. За неделю до ухода из жизни мы с сотрудниками Сектора Сибири пришли ее навестить. В тот день была Пасха, и В. П. Дьяконова принесла кулич и клюквенный кисель. Силы уже покидали ее, она стала путать наши имена. Мы поняли, что в последний раз слышим ее живой голос и ловим ее взор, обращенный к нам с благодарностью. В последнее, роковое утро я пришла к ней, чтобы облегчить ее страдания, и вдруг увидела совершенно другую Глафиру Макарьевну. Она обратилась ко мне с просьбой приготовить уху из свежей рыбы и, как прежде, поинтересовалась моими аспирантскими делами, почему-то при этом сказав, чтобы впредь я обращалась за консультациями к Б. Н. Путилову. К 12.30 я вернулась с выполненной просьбой, но ее уже в палате не было. На тумбочке стояла пасха и церковная свеча» (106).

    Глафире Макарьевне было 76 лет, когда она умерла. Она успела сделать так много, что кажется, будто работал не один человек, а целый научный коллектив. Ее труды, охватывающие практически все стороны жизни эвенков, включая их язык, культуру и историю, внесли огромный вклад не только в область историко-этнографического и историко-лингвистического изучения народов Сибири, но и в отечественную этнографию в целом. Впечатляет уже одно только простое перечисление наиболее глобальных разработанных Василевич исследовательских направлений. Это проблемы этногенеза и классификации тунгусо-маньчжурских языков, эволюция хозяйства (включая происхождение оленеводства) и традиционного мировоззрения — от самых ранних космогонических представлений до развитого шаманства, историческая специфика фольклорных сюжетов, и такой актуальный для исследований эвенков аспект, как соотношение общего и регионального в их культуре, формирование отдельных элементов в одежде (кафтан, нагрудник, типы обуви), транспорте (лыжи, лодки, нарты), хозяйственно-бытовом укладе (жилище, колыбель), и сложение традиционной культуры эвенков в целом, наконец, общественный строй и развитие этноса в XX столетии. Широкий круг проблем, но на первом плане для Василевич всегда были вопросы этногенеза и этнической истории тунгусоязычных народов, составившие самостоятельную и чрезвычайно важную область ее научных исследований.

    С самого начала проблема этногенеза была поставлена Василевич очень широко, в тесной связи с чрезвычайно сложной группой вопросов по истории заселения Северной Азии и происхождения монголоязычных, тюркоязычньтх и других, вплоть до индоевропейских, народов. Ее концепция сразу строилась на очень смелых выводах о последовательных стадиях языкового развития на территории Сибири и шире — Евразии и затем постепенно за годы упорного исследовательского труда совершенствовалась и уточнялась на основе всех имеющихся источников, главным из которых наряду с лингвистикой стал этнографический, этнонимический и фольклорный материал с привлечением также археологии и антропологии. Все работы Василевич по проблемам эвенкийского этногенеза отличаются комплексным лингвистико-этнографо-фолыслористическим подходом, и в этом отношении еще никто не сделал больше, чем она, хотя в последние десятилетия появились новые имена и новые труды в области тунгусоведения.

    Конечно, Василевич удалось решить не все проблемы. Они настолько сложны, что научные споры вокруг многих из них продолжаются и поныне, спустя 30 лет после ухода Глафиры Макарьевны. Однако ее концепция этногенеза до сих пор является основной, и лишь время от времени в нее вносятся некоторые уточнения. Не потеряли своего значения и разработанные Глафирой Макарьевной вопросы формирования эвенкийской этнической культуры. Региональные же исследования, проведенные Г. М. Василсвич практически по всем группам эвенкийского этноса, стали надежной основой для дальнейшего развития тунгусоведения. Особую актуальность приобрели в последнее время ее изыскания в области шаманства, верований, пространственных представлений, а также социальной организации эвенков. Статьи Василевич по этой тематике, в том числе и самые последние, изданные уже посмертно (107), имеют огромное значение для понимания сложнейших процессов развития традиционного мировоззрения и общественного устройства.

    Невозможно переоценить вклад Глафиры Макарьевны в тунгусоведение и сибиреведческую науку в целом. Своими трудами она не только кардинально продвинула эти исследования, но и создала прочный фундамент для их плодотворного продолжения.

                                                                             ******

    1. О несомненном признании на родине говорит тот факт, что последние 30 лет своей жизни Г.М.Василевич работала в ведущем этнографическом центре страны — Институте этнографии Академии наук СССР, где она занимала должность старшего научного сотрудника Отдела (на протяжении ряда лет — Сектора) Сибири. Была доктором исторических наук, автором более 200 публикаций, участвовала в международных научных симпозиумах, имела государственные награды. О широкой известности исследований Василевич за рубежом свидетельствуют опубликованные там положительные отзывы на се работы, например: Jettmar K. Zum problem der tungusischen ‘Urheimat’. — Kultur und Sprache. 1952, Jg. IX, S. 488-489, 498-500; он же. Zu den Anfangen den Rentierzucht. — Anthropos. 1952, Bd. 47, S. 739-755, Menges K. Linguistische und ethnologische Bemerkungen zum Tungusischen. — Anthropos. 1965, Bd. 60, S. 591-608.

    2. Васильков Я. В., Гришина А. М., Перченок Ф. Ф. Репрессированное востоковедение. Востоковеды, подвергшиеся репрессиям в 20 - 50-е годы. — Народы Азии и Африки. 1990, № 4, с. 118.

    3. Решетов А. М. Репрессированная этнография люди и судьбы — Кунсткамера. Этнографические тетради. Вып. 5-6. СПб., 1994, с. 357-359.

    4. Г. М. Василевич — крупнейший советский тунгусовед (К 70-летию со дня рождения). Якутск, 1965. 48 с.

    5. Цинциус В. И. Памяти Г. М. Василевич. — Вопросы языка и фольклора народностей Севера. Якутск, 1972, с. 241-251.

    6. Таксами Ч. М. Глафира Макарьевна Василевич (некролог). — СЭ. 1971, № 5, с. 184-186.

    7. Степанов Н. Н. Глафира Макарьевна Василевич (К 70-летию со дня рождения). — ИВГО. 1965, т. 97, вып. 4, с. 380-381.

    8. Гурвич И. С., Долгих Б. О., Туголуков В. А. [Рец. на:] Г.М.Василевич. Эвенки. - СЭ. 1971. № 1, с. 166-168.

    9. Смоляк А. В., Соколова З. П. (Рец. на:] Г. М. Василевич. Эвенки. — СЭ. 1971, № 1, с. 163-166.

    10. Ермолова Я. В. Глафира Макарьевна Василевич и современные проблемы тунгусоведения. — 285 лет Петербургской Кунсткамере. СПб., 2000, с. 205-212.

    11. Новикова Ю. Сквозь таежные дебри. — Пионер. 1957, № 3, с. 27-32.

    12. К сожалению, структура сборника не позволяет поместить эти воспоминания как отдельное приложение, но в значительной степени они использованы в нашей статье, за что мы выражаем Жанне Карувне Лебедевой искреннюю признательность и благодарность.

    13. Документ хранится в Отделе Сибири МАЭ.

    14. Решетов А. М. Репрессированная этнография, с. 357; Цинциус В. И.  Г. М. Василевич. — Г. М. Василевич — крупнейший советский тунгусовед (К 70-летию со дня рождения), с. 7.

    15. Штернберг С. А.  Л. Я. Штернберг и ленинградская этнографическая школа. — СЭ. 1935, № 2, с. 140-141; Из текущей жизни Географического института. — Бюллетень Географического института. 1922, № 5-6, с. 20; Гаген-Торн Г. И. Ленинградская этнографическая школа в двадцатые годы. — СЭ. 1971, № 2, с. 138-141.

    16. Станюкович Т. В. Из истории этнографического образования (Ленинградский географический институт и географический факультет ЛГУ). — Очерки истории русской этнографии, фольклористики и антропологии. М., 1971 (ТИЭ. Нов. сер., т. 95, вып. V), с. 127; материалы, хранящиеся в Отделе Сибири МАЭ.

    17. Штернберг С. А.  Л. Я.Штернберг и ленинградская этнографическая школа, с. 141.

    18. Материалы, хранящиеся в Отделе Сибири МАЭ.

    19. ПФ АРАН, ф. 142, оп. 5, д. 521, л. 17; материалы, хранящиеся в Отделе Сибири МАЭ.

    20. ПФ АРАН, ф. 142, оп. 5, д. 521, л. 17.

    21. В дореволюционной литературе тунгусами называли несколько народов, говоривших на близкородственных (тунгусских) языках. В 1930-е годы за ними были закреплены новые этнонимы — эвенки, эвены и негидальцы. С тех пор наименование «тунгусы» стало использоваться чаше всего как синоним или старое название эвенков, поскольку по отношению к эвенам в XIX в. употреблялось также название «ламуты».

    22. Материалы хранятся в Отделе Сибири МАЭ.

    23. Василевич Г. М. На Нижней Тунгуске. — Северная Азия. 1926, кн. 5-6, с. 150.

    24. Василевич Г. М. На Нижней Тунгуске, с. 150-157; она же. Токминские тунгусы. — Советский Север. 1930, № 5, с. 27-38.

    25. ПФ АРАН, ф. 142, оп. 5, д. 521, л. 17; Цинциус В. И. Памяти Г. М. Василевич, с. 242.

    26. Цинциус В. И.  Памяти Г. М. Василевич, с. 242.

    27. МАЭ. Колл. № 3515; Василевич Г. М. Игры тунгусов. — Этнограф-исследователь. 1927, № 1, с. 150-157.

    28. Цинциус В. И., Горцевская В. А. Изучение тунгусо-маньчжурских языков Советского Союза за 40 лет. — Ученые записки Ленинградского государственного педагогического института имени А. И. Герцена. 1960, т. 167, с. 21, 23.

    29. Среди первых учениц Г. М. Василевич в Институте народов Севера была и мать Ж. К. Лебедевой, закончившая Институт в 1935 г.

    30. Василевич Г. М. Памятка тунгусам-отпускникам. Стеклограф. Л., 1928. 30 с.

    31. Кронгауз Ф. Ф. Крупный ученый и педагог эвенкийского народа. — Г. М. Василевич — крупнейший советский тунгусовед, с. 14.

    32. Василевич Г. М. Первая книга для чтения на тунгусском языке. Стеклограф. Л., 1929. 28 с.

    33. Кронгауз Ф. Ф. Крупный ученый и педагог.., с. 15.

    34. Василевич Г. М. Некоторые данные по охотничьим обрядам и представлениям у тунгусов. — Этнография. 1930, № 3, с. 57-67.

    35. Выставка первобытных орудий и оружия. Путеводитель. Л., 1927. 13 с.

    36. ПФ АРАН, ф. 142, оп. 5, д. 521, л. 1.

    37. МАЭ. Колл. № 4103.

    38. Василевич Г. М. Сымские тунгусы. — Советский Север. 1931, № 2, с. 132-152; она же. К вопросу о тунгусах, кочующих к западу от Енисея. — Советский Север. 1931, № 10, с. 133-145.

    39. Туголуков В. А. Тунгусы (эвенки и эвены) Средней и Западной Сибири. М., 1985.

    40. Василевич Г. М. Корытообразная нарта сымских эвенков. — Сб. МАЭ. 1949, т. 10, с. 93-97; она же. Тунгусский нагрудник у народов Сибири. — Сб. МАЭ. 1949, т. 11, с. 42-61; она же. Древние охотничьи и оленеводческие обряды эвенков. — Сб. МАЭ. 1957, т. 17, с. 151-186.

    41. ПФ АРАН, ф. 142, оп. 5, д. 521, л. 39-40.

    42. Василевич Г. М. Начальная тунгусская книга. М., 1931. 156 с.

    43. Материалы, хранящиеся в Отделе Сибири МАЭ; ПФ АРАН, ф. 142, оп. 5, д. 521, л. 17.

    44. Василевич Г. М. Эвенкийско-русский (тунгусско-русский) диалектологический словарь. С приложением введения и карты распространения диалектов. Л., 1934, с. III-IV.

    45. Василевич Г. М. Учебник эвенкийского (тунгусского) языка. Для курсов по переподготовке учителей эвенкийских школ. Л., 1934, 160 с.

    46. ПФ АРАН, ф. 142, оп. 5, д. 521, л. 6.

    47. Чистов К. В. Фольклористические работы Г. М. Василевич. — Вопросы языка и фольклора народностей Севера. Якутск, 1972, с. 115.

    48. Василевич Г. М. Материалы по фольклору эвенков Сибири. — Материалы по эвенкийскому (тунгусскому) фольклору. Сост. Г. М. Василевич. Л., 1936.

    49. Цинциус В. И. Памяти Глафиры Макарьевны Василевич, с. 245-246.

    50. Документы, хранящиеся в Отделе Сибири МАЭ; ПФ АРАН, ф. 142, оп. 5, Ж. 521, л. 17.

    51. ПФ АРАН, ф. 142, оп. 5, д. 521, л. 17, 44-45.

    52. Василевич Г. М. Очерк грамматики эвенкийского (тунгусского) языка. Л., 1940; Эвенкийско-русский (тунгусско-русский) словарь. Сост. Г.М.Василевич. М., 1940.

    53. ПФ АРАН, ф. 142, оп. 5, д. 521, л. 17.

    54. Там же.

    55. Там же, л. 1.

    56. Там же, л. 7.

    57. Там же, л. 8.

    58. Там же, л. 29.

    59. Материалы Г. М. Василевич, хранящиеся в Отделе Сибири МАЭ.

    60. Василевич Г. М. Древнейшие этнонимы Азии и названия эвенкийских родов. — СЭ. 1946, N9 4, с. 34-49; она же. Материалы языка к проблеме этногенеза тунгусов. — КСИЭ. М., 1946, вып. 1, с. 46-50; она же. Древнейшие языковые связи современных народов Азии и Европы. — ТИЭ. Нов. сер. 1947, т. 2, с. 206-232.

    61. ПФ АРАН, ф. 142, оп. 5, д. 521, л. 24, 27.

    62. Там же, л. 27.

    63. Василевич Г. М. Фольклорные материалы и племенной состав эвенков (тунгусов). — Труды Второго Всесоюзного географического съезда. М., 1949, т. 3, с. 355-364; она же. Ранние представления о мире у эвенков (материалы). — Исследования и материалы по вопросам первобытных религиозных верований. М., Л., 1959 (ТИЭ. Нов. сер., т. 51), с. 157-192.

    64. Василевич Г. М. Очерки диалектов эвенкийского (тунгусского) языка. Л., 1948, 352 с.; Русско-эвенкийский (русско-тунгусский) словарь. Сост. Г. М. Василевич. М., 1948. 332 с.

    65. Цинциус В. И. Памяти Г. М. Василевич, с. 248-249.

    66. Василевич Г. М. По колхозам джугдырских эвенков. — ИВГО. 1950, т. 82, вып. 2, с. 163.

    67. МАЭ. Колл. № 6041, 6131, 6625.

    68. Василевич Г. М. Эвенкийская экспедиция (предварительный отчет). — КСИЭ. М., 1949, вып. 5, с. 54-63.

    69. Василевич Г. М. Корытообразная нарта сымских эвенков. — Сб. МАЭ. 1949, т. 10, с. 93-97.

    70. Василевич Г. М. Тунгусский нагрудник у народов Сибири. — Сб. МАЭ. 1949, т. 11, с. 42-61.

    71. Василевич Г. М. Фольклорные материалы, с. 355-364; она же. Языковые данные по термину хэл - кэл (Дополнения к статье С. В. Иванова «Мамонт в искусстве народов Сибири»). — Сб. МАЭ. 1949, т. 11, с. 154-156.

    72. Василевич Г. М. К вопросу о киданях и тунгусах. — СЭ. 1949, № 1, с. 155-160; она же. К вопросу о палеоазиатах Сибири. — КСИЭ. 1949, вып. 8, с. 48-52.

    73. АМАЭ. Личное дело № 32, л. 26.

    74. Василевич Г. М. Ессейско-чирингдинские эвенки (по коллекции В. Н. Васильева, МАЭ, № 1004). — Сб. МАЭ. 1951, т. 13, с. 154-186.

    75. Василевич Г. М., Левин М. Г. Типы оленеводства и их происхождение. — СЭ. 1951, № 1, с. 63-87.

    76. Цинциус В. И. Памяти Г. М. Василевич, с. 250.

    77. Из справки архива ФСБ по Санкт-Петербургу и области от 17 декабря 1991 г., полученной А. М. Решетовым и впервые опубликованной им (Ранетов А. М. Репрессированная этнография, с. 358).

    78. Там же; АМАЭ. Личное дело № 32, л. 168.

    79. ПФ АРАН, ф. 142, оп. 5, д. 521, л. 41, 45.

    80. Решетов А. М. Репрессированная этнография, с. 358.

    81. АМАЭ. Личное дело № 32, л. 168.

    82. ПФ АРАН, ф. 142, оп. 5, д. 521, л. 45.

    83. Решетов А. М. Репрессированная этнография, с. 358, 359.

    84. Воспоминания Ж. К. Лебедевой. Рукопись хранится в Отделе Сибири МАЭ.

    85. Василевич Г. М. Древние охотничьи и оленеводческие обряды эвенков. — Сб. МАЭ. 1957, т. 17, с. 151-186.

    86. Материалы, хранящиеся в Отделе Сибири МАЭ.

    87. Василевич Г. М. К вопросу о классификации тунгусо-маньчжурских языков. — Вопросы языкознания. 1960, № 2, с. 43-49; она же. Этноним саман-самай у народов Сибири. — СЭ. 1965, № 3, с. 139-145; см. также работы, указанные в примеч. 57.

    88. Menges K. Linguistische und ethnologische Bemerkungen zum Tungusischen; см. также письменные отзывы, хранящиеся в Отделе Сибири МАЭ.

    89. Василевич Г. М. К проблеме этногенеза тунгусо-маньчжуров (По материалам изучения колыбелей). — КСИЭ. 1957, вып. 28, с. 57-61; она же. Тунгусский кафтан (К истории его развития и распространения). — Сб. МАЭ. 1958, т. 18, с. 122-178.

    90. Василевич Г. М. Тунгусская колыбель (В связи с проблемой этногенеза тунгусо-маньчжуров). — Сб. МАЭ. 1960, т. 19, с. 5-28; она же. Типы обуви народов Сибири. — Сб. МАЭ. 1963, т. 21, с. 3-64.

    91. Василевич Г. М. Эвенки Катангского района. — Сибирский этнографический сборник. М., Л., 1962 (ТИЭ. Нов. сер., т. 78), с. 98-121.

    92. Василевич Г. М. Заселение тунгусами тайги и лесотундры между Леной и Енисеем. — Вопросы языка и фольклора народностей Севера. Якутск, 1972, с. 183-238.

    93. Василевич Г. М. Типы оленеводства у тунгусоязычных народов в связи с проблемой расселения их по Сибири. — Доклад на VII Международном конгрессе антропологических и этнографических наук. М., 1964. 11 с.

    94. См.: Очерки токкинского и томмотского говоров. Л., 1962. 107 с.; Очерки учурского, майского и тоттинского говоров. Л., 1964. 169 с.; Диалектологический словарь говоров эвенков Якутии. Л., 1968. 215 с.; Фольклор эвенков Якутии. Л., 1971. 330 с.

    95. Якутская библиотека с благодарностью приняла дар Василевич, составивший 1537 библиотечных единиц, в числе которых были уникальные и редкие издания, и заинвентаризовала их в своем книгохранилище под индексом «редкий фонд» (Гуляева Е. П. Дар Г. М. Василевич Якутской республиканской библиотеке им. А. С. Пушкина. — Вопросы языка и фольклора народностей Севера. Якутск, 1972, с. 252). В 1995 г. в связи со 100-летисм со дня рождения Василевич в г. Якутске был выпущен каталог «Библиотека Г. М. Василевич. Дарственные коллекции в фондах Национальной библиотеки Республики Саха (Якутия)». Вып. 1. 185 с.

    96. Путилов Б. Н. Новые труды по эпосу народов Сибири и Крайнего Севера (1965-1969). — СЭ. 1971, № 2, с. 155.

    97. Из неназванных следует еще отметить следующие работы Г. М. Василевич: Этнографические наблюдения и лингвистические записи А. Л. Чскановского. — Сборник неопубликованных материалов А. Л. Чекановского. Иркутск, 1962, с. 47-54; Древние географические представления эвенков и рисунки карт. — ИВГО. 1963, т. 95, вып. 4, с. 306-319; Самоназвание орочон, его происхождение и распространение. — Известия Сибирского отделения АН СССР. Серия общественных наук. № 9, вып. 3. Новосибирск, 1963, с. 71-73; Уранкаи и эвенки. — Географическое общество СССР. Отделение этнографии. Доклады по этнографии. Вып. 3. Л., 1966, с. 59-93; Тунгусы. — История Сибири. Т. 1. Л., 1968, с. 395-402; Wassiljewitsch G. M. Erwerbung der Schamanenfahigkeiten bei den Ewenken (Tungusen). — Glaubenswelt und Volklore der sibirischen Völker. Budapest, 1963, s. 369-380; The Horse in Ewenki Folklore. — Central Asiatic Journal, 1965. № 12, р. 320-332.

    98. Документ хранится в Отделе Сибири МАЭ.

    99. АМАЭ. Личное дело № 32, л. 118, 119.

    100. Материалы, хранящиеся в Отделе Сибири МАЭ.

    101. Там же.

    102. См. работы Г. М. Василевич: Производственный костюм эвенков Нижней и Подкаменной Тунгусок как исторический источник. — Одежда народов Сибири. Л., 1970, с. 137-165; Этнонимы в фольклоре. — Фольклор и этнография. Л., 1970, с. 23-35; Топонимы тунгусского происхождения. — Этнография имен. М., 1971, с. 160-171; Антропонимы и этнонимы у народов уральской и алтайской семей, расселенных по Сибири (опыт картографирования). — Проблемы картографирования в языкознании и этнографии. Л., 1974, с. 296-302.

    103. Суворов И. Большой друг и учитель эвенков. — Сб.: Г. М. Василевич — крупнейший советский тунгусовед, с. 30-31.

    104. Воспоминания Ж. К. Лебедевой.

    105. Там же.

    106. Там же.

    107. К ним относятся следующие статьи Г. М. Василевич: Дошаманские и шаманские верования эвенков. — СЭ. 1971, № 5, с. 53-60; О культе медведя у эвенков. — Сб. МАЭ. 1971, т. 27, с. 150-169; Некоторые термины ориентации в пространстве в тунгусо-маньчжурских и других алтайских языках. — Проблема общности алтайских языков. Л., 1971, с. 223-229; Запреты, обереги и сказки, записанные на юге Якутии в 1947 г. — Фольклор эвенков Якутии. Л., 1971, с. 307-328; Некоторые вопросы племени и рода у эвенков. — Охотники, собиратели, рыболовы (Проблемы социально-экономических отношений в доземледельческом обществе). Л., 1972, с. 160-171.

    /Репрессированные этнографы. Сост. и отв. ред. Д. Д. Тумаркин. Вып. II. Москва. 2003. С. 10-46./

    ВАСИЛЕВИЧ Глафира Макарьевна [16 (28). 3. 1895, С.-Петербург - 22. 4. 1971, Ленинград], рос. этнолог, лингвист, фольклорист. Училась на этнографич. отделении Географич. ин-та в Ленинграде (1921-25) у Л. Я. Штернберга и В. Г. Богораза. С 1925 по заданию К-та содействия народностям сев. окраин (К-та Севера) начала многолетнюю полевую работу среди эвенков [материалы - в Музее антропологии и этнографии (МАЭ)]. Преподаватель этнографии, отделения географии, ф-та ЛГУ (1925-1931), северного ф-та Восточного ин-та (1927-29), Ин-та народов Севера (1930-1937); как член Науч.-исследоват. ассоциации последнего работала над созданием эвенк, письменности, собирала материалы для словаря эвенк. яз. и по эвенк. фольклору. В. - автор словарей и св. 50 учебных пособий по эвенк. яз., участвовала в издании оригинальной и переводной лит-ры на эвенк. яз. Науч. сотрудник МАЭ (1926-30), Ин-та языка и мышления им. Н. Я. Марра (1937-1939), с 1942 - Ленингр. отделения Ин-та этнографии (ЛОИЭ) АН СССР. До июля 1942 работала в блокадном Ленинграде. Секретарь отделения этнографии Всесоюзного географич. об-ва (1946-52). В 1952-55 отбывала заключение в лагере в Молотовской обл. (ныне Пермский край). В 1955 возобновила науч. и экспедиц. работу в ЛОИЭ. В.- основатель сов. тунгусоведения, автор классич. трудов по истории, языку, фольклору и культуре эвенков, общим проблемам сибиреведения (происхождению оленеводства).

    Соч.: Эвенкийско-русский (тунгусско-русский) диалектологический словарь. Л., 1934; Очерки диалектов эвенкийского (тунгусского) языка. Л., 1948; Русско-эвенкийский (русско-тунгусский) словарь. М., 1948; Эвенкийско-русский словарь. М., 1958; Оленный транспорт // Историко-этнографический атлас Сибири. М.;Л., 1961 (совм. с М. Г. Левиным); Исторический фольклор эвенков. Сказания и предания. М.;Л., 1966; Эвенки. Историко-этнографические очерки (XVIII - начало XX в.). Л., 1969.

    Лит.: Г. М. Василевич - крупнейший советский тунгусовед. (К 70-летию со дня рождения). Якутск, 1965; Ермолова Н. В. Тунгусовед Г. М. Василевич // Репрессированные этнографы. М., 2003. Вып. 2.

    А. М. Решетов

    /Большая Российская Энциклопедия. Т. 4. Москва. 2006./

                                                 ВАСИЛЕВИЧ Глафира Макарьевна

                                                                        (1895-1971)

    В советское время, пожалуй, никто больше не сделал для эвенков, чем Василевич. С её именем неразрывно связано создание и формирование эвенкийской письменности и литературы. Она глубже других своих современников изучила историю, этнографию и фольклор эвенков. «Человек - энциклопедия» - так звали ее друзья.

    Василевич родилась по старому стилю 15 марта 1895 года, по одним сведениям, в Петербурге, по другим - в селе Нестеровщина Минской губернии. Её отец долго работал на заводе, мать прославилась как домашняя портниха.

    С четырнадцати лет Василевич, чтобы прокормиться, давала частные уроки. В 1913 году она, окончив Петровскую женскую гимназию, устроилась в казначейство почтамта. Позже её сильно подкосили события 1917 года. В год великого большевистского переворота у неё умерли отец и старший брат. Поскольку почту начало сильно лихорадить, девушка вскоре сочла за благо перевестись учительницей географии в одну из петроградских школ. А уже в 1921 году она подала документы в Географический институт.

    Ещё на первом курсе Василевич заинтересовалась этнографией. Но у её преподавателей – Л. Я. Штернберга и В. Г. Богораза существовало твёрдое правило: все полученные знания студенты должны были в обязательном порядке проверить в полевых условиях. Волею судьбы бывшую учительницу сразу после второго курса направили на Печору, чтоб она более детально познакомилась с бытом ненцев и русских старожилов. Её практика продолжилась целых полгода. Итогом исследований стала статья «Рыболовство в низовьях Печоры» (правда, она так и осталась не опубликованной).

    После третьего курса Василевич предложили поехать на практику уже не на Печору, а в Вятскую губернию, где она должна была собрать материалы по теме «Жилища и постройки и их орнаментовка».

    Получив в марте 1925 года диплом, Василевич уже через несколько месяцев по поручению Ленинградского отделения Комитета Севера отправилась к тунгусам (эвенкам) в верховья Нижней Тунгуски, Непы и на верхние притоки Подкаменной Тунгуски. По возвращении из экспедиции вела курс этнографии тунгусо-маньчжурских народностей на этнографическом отделении Ленинградского университета. В 1926 году учёная опубликовала первую статью «На Нижней Тунгуске» в журнале «Северная Азия» (кн. 5-6, с. 150-157).

    Вторую экспедицию под эгидой Ленинградского отделения Комитета Севера Василевич предприняла осенью 1926 года. За шесть с лишним месяцев она исходила чуть ли не всю Подкаменную Тунгуску. И ей в итоге повезло: учёная стала свидетелем редчайшего феномена - детской игры в шаманство.

    В1927-1928 годах Василевич преподавала на Северном факультете Ленинградского восточного института тунгусо-маньчжурские языки (главным образом - эвенкийский). В1928 году она подготовила свой первый учебник на языке эвенков - «Памятка тунгусам-отпускникам». По сути, у неё получился целый учебник. Сначала в памятке приводились краткие сведения об эвенкийском языке. Потом шли указания, как лучше студентам организовать в родном селе занятия по ликбезу. Кроме того, Василевич объяснила студентам, как надо проверять лексические материалы и как правильно фиксировать на бумаге сказки. Руководитель севфака Ян Алькор (Кошкин) от памятки был просто в восторге, а профессор Владимир Богораз тут же дал команду размножить её на стеклографе как можно большим тиражом.

    Возвратившись с каникул, студенты передали Василевич множество бумаг с записями образцов эвенкийской речи в разных районах Севера и Сибири. Эти материалы позволили учёной перейти к следующему этапу, взяться за создание книги для чтения. Работа шла почти целый год. В окончательном варианте учебник получил название: «Первая книга для чтения на тунгусском языке». Её, как и «Памятку тунгусам-отпускникам», удалось лишь размножить на стеклографе. Как отмечалось в предисловии к учебнику, «Настоящая книжка является первым опытом практического содействия созданию общего тунгусского языка и письменности».

    «Первая книга для чтения на тунгусском языке» состояла из двух частей. В первую часть Василевич включила шесть коротких рассказов и двадцать одну сказку, записанных от студентов-эвснков. А во вторую часть вошли переводы пяти текстов на обществоведческие темы, а также различные заявления, протоколы и заповеди пионеров.

    Как отмечала Василевич, «записи текстов производились от тунгусов, воспитанников второго курса Севфака Л.В.И. [Ленинградского восточного института. - В. О.): Путугиров Сидора, Николая, Валентина; Каплина В. из Ербогочонского р[айона] Киренск[ого] Окр.; Чарончина А., Салаткина Н. и Лонтогир В. Из Непск[ого] р[айона] Кир[енского] Окр.; Афанасьевой А. с о. Сахалина и Зуева с Качугск[ого] района».

     Позже все свои записи Василевич дважды выверяла со студентами из Ербогочонского, Киренского, Качугского, Верхне-Ангарского, Баргузинского, Нижне-Амурского и Сахалинского районов. Кроме того, некоторые материалы по просьбе Василевич просмотрели также тунгусоведы, преподававшие на Северном факультете, Я Алькор (Кошкин), В. Цинциус, К. Мыльникова и Т. Петрова, эвенки, обучавшиеся в Северной семинарии (теперь бы сказали - в аспирантуре), Пежемский, Афанасьева, Салаткин и Комарицын.

    Надо признать: в лингвистическом отношении «Первая книга для чтения на тунгусском языке» имела множество недостатков. И это понятно. Язык эвенков к тому времени был изучен очень слабо. Та же Василевич не скрывала, что в её учебнике «сложные формы упрощены, оставлены наиболее употребительные слова, в сносках даны слова местного значения. Транскрипция упрощённая из 23-х знаков... Долгота не обозначается».

    Но, к чести Василевич, она на этом не успокоилась. Летом 1929 года учёная организовала очередную экспедицию, на сей раз к витимо-олекминским эвенкам. Она хотела докопаться до истоков своих ошибок и дополнить учебник новыми материалами. Но и этого ей оказалось мало. Ровно через год Василевич отправилась уже к сымским эвенкам. В итоге все эти поездки помогли ей составить новое пособие, получившее название «Начальная книга на тунгусском языке». К эвенкам это издание пришло в 1931 году.

    Как потом признавалась Василевич, эта её книга адресовалась в первую очередь взрослым. Она состояла из трёх частей: букваря, коротких текстов для закрепления алфавита и материалов из «животного» и героического эпосов эвенков. Для детей же уже в 1932 году выпустила букварь «Новое слово».

    Готовя первые учебники, Василевич столкнулась с невероятными трудностями. Я коснусь только одной проблемы. К началу 1930-х годов в эвенкийском языке существовало несколько диалектов и десятки говоров. И перед учеными встала проблема, как это обстоятельство учесть при разработке письменности. Алькор (Кошкин) доказывал, что «в основу каждого создающегося северного национально-литературного языка должен лечь диалект политически и экономически наиболее передовой части трудящегося населения, занимающей по возможности центральную часть территории, обладающей значительной численностью говорящих на нём лиц и понятной для большинства населения». Другими словами, он хотел во главу угла поставить политику и Василевич отчасти вынуждена была этой установке подчиниться. Она взяла за основу диалект эвенков бывшего Киренского (затем Катангского) района, но который далеко не во всём был понятен эвенкам других регионов. Впоследствии этот фактор весьма негативно сказался на формировании эвенкийской письменности.

    Но я, кажется, чуть забежал вперёд.

    В 1929 году Василевич по поручению Ленинградского комитета Севера совершила третью экспедицию к эвенкам верхней части бассейна Олёкмы и смежных притоков Витима. Про это путешествие потом родилась целая легенда. Я её знаю в изложении эвенкийской лингвистки Анны Мыреевой, а ей в свою очередь красивый миф о Василевич в начале 1990-х годов поведали эвенки Красноярского края. Речь шла о том, как учёная в 1929 году в одиночку добиралась на лодке по реке Олёкма к стойбищу. «Когда была уже на полпути, вдруг увидела, что по реке плывёт медведь. Глафира Макарьевна не растерялась и издали крикнула ему на эвенкийском языке, как делают мои соплеменники в таких случаях: „Я поперёк твоей дороги не переходила, и ты сделай то же самое!” Эта фраза издревле живёт как заклинание, ведь эвенки считают, что медведь, — получеловек, они говорят о нём: это вторая половина эвенка. Услышав крик, медведь повернул обратно, выбрался на берег и, не оглядываясь, медленно ушёл. О том случае узнали многие и стали передавать как легенду о храброй русской женщине, которая может говорить на эвенкийском языке даже со зверями» («Республика Саха», 1995, 15 марта).

    Помимо изучения эвенков, Василевич из-за нехватки специалистов с конца 1920-х годов параллельно вынуждена была заниматься и другими народами Севера. В частности, в 1929году она для первого тома Сибирской советской энциклопедии подготовила статью «Гольды».

    В1950 году Василевич по командировке Института изучения народов СССР побывала у сымских эвенков Туруханского района. Отталкиваясь от собранных материалов, она постепенно стала выстраивать собственную теориюо происхождении тунгусов. Но в этот момент власти закрывают в ЛГУ географический факультет, и ученая вынуждена переключиться в основном на лингвистические исследования. И уже в 1931 году она по заданию Комитета нового алфавита и научно-исследовательской ассоциации Института народов Севера отправилась к эвенкам Нижней Тунгуски, на лодке от Киренска на Лене пройдя через перевал на Нижнюю тунгуску и по этой реке добравшись до Енисейска.

    В какой-то момент главным делом для Василевич стало создание эвенкийско-русского диалектологического словаря. Учёная считала, что этот словарь в перспективе должен будет помочь эвенкам перейти к единому письменному литературному языку. Словарь, содержавший характеристику всех диалектов языка эвенов, 5 тысяч статей, 400 новых слов и другие материалы, вышел в 1934 году.

    В 1935 году по совокупности работ Василевич получила звание кандидата наук по филологии.

    В 1935-1936 годах учёная по поручению Наркомпроса РСФСР совершила маршрут Красноярск - Подкаменная Тунгуска – Байкит - Тычаны - Байкит – Тура – Кербо - Стрелка, Чунер - Вановара – Кежма - Канск - Красноярск.

    В 1936 году Василевич издала книгу «Материалы по эвенкийскому (тунгусскому) фольклору», которая не утратила своего значения и в наши дни.

    Здесь отдельно надо сказать о вкладе Василевич в формирование эвенкийской литературы. Ведь это она пробудила творческую энергию у А. Салаткина, Г. Чинкова, у других эвенкийских студентов Института народов Севера. И это во многом благодаря сё усилиям в 1938 году вышел первый эвенкийский альманах «Раньше и теперь».

    Сразу скажу, многих своих студентов Василевич к литературному творчеству приобщила во многом через переводы. Так, Алексей Салаткин сначала занимался переложением на язык эвенков общеполитических текстов. Он, в частности, «перелопатил» на своё наречие четыре брошюры: Л. Валерштейна «Что такое индустриализация страны», Н. Ходзе «Положение женщины передовых народов» и В. Свердлова «Как лечить больного человека» и «Заразные болезни». А Григорий Чинков пересказал своим землякам брошюру Л. Успенского «Четыре боевых случая» о маршале Ворошилове.

    Как уже в 1958 году Василевич вспоминала, «работа над переводами на первом этапе была связана с рядом трудностей, которые обуславливались, во-первых, недостаточной изученностью языков и лексики (по некоторым языкам выявление грамматического строя начиналось впервые, как, например, по нанайскому, по удэгейскому, по другим были только самые основы грамматики; списки слов, собранные различными путешественниками, были также весьма ограничены), во-вторых, в языках народов Севера отсутствовала лексика, выходящая за пределы быта и окружающей среды. В этом плане принимались общие для всех языков правила, но и они по мере углубления работы всё время требовали корректив. В-третьих, сами переводчики не только мало знали русский язык, но у них не было и осознанного грамматического знания своего языка. Эту трудность приходилось преодолевать в самом процессе переводческой работы, которая расширяла и углубляла осознание грамматического строя своего языка, что помогало глубже осваивать и строй русского языка. Поэтому совершенно естественно, что первые переводы в тех условиях грешили кальками (перенос русских синтаксических норм в национальный текст) и бедностью словаря» (сборник «Просвещение на Советском Крайнем Севере», вып. 8, Л., 1958). Но именно переводческая работа во многом подтолкнула студентов-северян сначала к разработке новой терминологии, а потом и к собственному творчеству.

    Тем не менее в предвоенное время для Василевич, ещё раз повторю, главным делом стали лингвистические исследования. В 1940 году она выпустила две фундаментальные книги: «Очерки грамматики эвенкийского языка» и «Эвенкийско-русский словарь» на 10 тысяч слов. Кроме того, в печать была сдана и третья книга - «Очерки по диалектологии эвенкийского языка», но её из-за начавшейся войны удалось издать лишь в 1948 году. К этому надо приплюсовать учебники и переводы различных текстов.

    В войну Василевич перешла в Ленинградское отделение института этнографии. В блокаду она потеряла последнего близкого человека - мать. А её саму 12 июля 1942 года отправили сначала в Казань, а потом в Ташкент. В эвакуации учёная почти завершила рукопись книги об этногенезе тунгусов. Но уже в марте 1944 года её вызвали в Москву, надо было готовить «новое поколение» учебников эвенкийского языка.

    В апреле 1946 года широкий резонанс вызвал доклад учёной «К вопросу о палеоазиатах Сибири», сделанный ею в Институте этнографии. Событием в североведении стал и доклад Василевич «Фольклорные материалы и племенной состав эвенков», с которым она выступила в январе 1947 года на съезде Географического общества СССР. В 1947 году состоялась очередная экспедиция Василевич к эвенкам Южной Якутии и Амурской области. За лето и осень она прошла по тайте верхом на оленях почти полторы тысячи километров и за зиму преодолела 600 километров на нартах. На следующий год учёная взялась обследовать Верхнебуреинский и Кур-Урмийский районы Хабаровского края.

    8 апреля 1952 года по навету сослуживцев Василевич арестовали. Ей инкриминировали, во-первых, то, что она «в периоде 1930 по 1939 гг. и с 1946 по 1951 г. в издаваемой учебной, художественной литературе на эвенкийском языке и в научных статьях допускала искажения политического характера, протаскивала реакционные теории о языке, вульгаризировала в грубой натуралистической форме словари». Во-вторых, в деле учёной фигурировало её письмо к одному из депутатов Верховного Совета РСФСР, в котором рассказывалось о бедственном положении эвенков в юго-восточных районах Якутии. Следствие квалифицировало это обращение к депутату как «клевету на национальную политику КПСС и советской власти». Уже 12 июля 1952 года Василевич осудили по статье 58-10 на десять лет и отправили в один из пермских лагерей. Из заключения она вышла по амнистии (со снятием судимости) лишь в июле 1955 года.

    Выйдя на свободу и вернувшись в Ленинградское отделение института этнографии, Василевич занялась устройством своих издательских дел. Она ещё до ареста подготовила весьма объёмную монографию под названием «Материалы языка, фольклора и этнографии к проблеме этногенеза тунгусов». Коллеги сразу сказали, что вряд ли кто выпустит книгу объёмом более чем 50 авторских листов. Учёной посоветовали разбить рукопись на три отдельные части. Однако если этнографические и фольклорные очерки, пусть в сокращении, согласились рассмотреть научные журналы, то «материалы языка» никто не брал. Не помог даже отзыв ведущих профессоров В. И. Цинциус и А. Л. Кононова, утверждавших, «что в области алтаистики за последние годы не было сколько-нибудь значительных публикаций такого охвата». Позже издательскую судьбу рукописи пытались решить А. П. Окладников и Б. Н. Путилов. Но и у них ничего не получилось.

    В 1959 году Василевич совершила экспедицию к эвенкам Катангского района Иркутской области. В 1960 году учёная вместе с Ю. Стракачом и Ю. Рычковым работала у эвенков, входивших в западные колхозы Эвенкийского округа. Последняя, 11-я экспедиция Василевич к эвенкам состоялась в 1969 году. Её маршрут пролёг по Амурской области и Алданскому району Якутии.

    12 декабря 1968 года Василевич защитила по совокупности работ докторскую диссертацию, а уже в 1969 году издала во многом итоговую книгу «Эвенки: Историко-этнографические очерки (XVIII - начало XX вв.)«. Особую значимость имеет и другая подготовленная Василевич книга «Исторический фольклор эвенков: Сказания и предания». Она вышла в 1966 году и включала в себя 20 текстов героических сказаний и 43 родовых предания на диалектах исполнителей и в русском переводе.

    Умерла учёная 22 апреля 1971 года в Ленинграде.

    В 1965 году к 70-летию учёной в Якутске была издана книга «Г. М. Василевич — крупнейший советский тунгусовед». В 1972 году в Якутске вышел сборник «Вопросы языка и фольклора народностей Севера», посвящённый 75-летнюсо дня рождения Г. М. Василевич. Кроме того, в 1995 году в Якутске увидел свет каталог «Библиотека Г. М. Василевич».

    /Вечеслав Огрызко.  Североведы России. Материалы к биографическому словарю. Москва. 2007. С. 88-91./

    ВАСИЛЕВИЧ Глафира Макарьевна (15 марта 1895, С.-Петербург — 21 апр. 1971, Ленинград), исследователь этнографии, языка и фольклора эвенков. Окончила Петроград. географический ин-т (1924). Канд. лингвист. наук (по эвенкийскому яз.) без защиты дис. (1935), д-р ист. наук — дис. в виде науч. доклада (1969). С 1942 в Ин-те этнографии. В 1952 репрессирована. В 1955 освобождена. С 1 окт. 1955 в Ин-те этнографии АН СССР (Ленинград) в должности ст. науч. сотрудника отдела Сибири, где проработала до конца жизни.

    Труды В., охватывающие практически все стороны жизни эвенков, включая их язык, культуру и историю, внесли огромный вклад не только в область ист.-эгногр. и лингвист. изучения эвенков, но и в отеч. этнографию и лингвистику в целом. Авт. более 200 работ, свыше 50 школ. учебников на эвенкийск. яз. Создала тунгусоведение как науч. дисциплину, заложив прочные основы для дальнейших филол. и этногр. исслед-й.

    Награды: медали «За оборону Ленинграда», «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.».

    Соч.: Эвенкийско-русский (тунгусско-русский) словарь. М., 1940: Очерки диалектов эвенкийского (тунгуского) языка Л., 1948; Русско-эвенкийский (русско-тунгусский) словарь. М.. 1948; Русско-эвенкийский словарь. Для эвенкийской (тунгусской) начальной школы. Л., 1930; Эвенкийско-русский словарь. М.. 1958; Исторический фольклор эвенков. Сказания и предания. М.;Л.. 1966; Эвенки. Историко-этнографические очерки (XVIII-XX вв.). Л.. 1969.

    Лит.: Горцевская В. А. Очерк истории изучения тунгусо-маньчжурских языков. Л., 1959; Василевич Г. М. — крупнейший советский тунгусовед // Сб. статей к 70-летию со дня рождения. Якутск, 1965; Цинциус В. И. Памяти Г. М. Василевич // Вопросы языка и фольклора народностей Севера. Якутск, 1972; Лебедева Ж. К., Цинциус В. И. Хронологический перечень работ Г. М. Василевич и литература о ней (1926-1971) // Вопросы языка и фольклора народностей Севера. Якутск, 1972; Афанасьева Е. Ф. Эвенки: язык, фольклор, литература, этнография. Библиогр. указатель. Улан-Удэ, 1998; Ермолова Н В. Тунгусовед Глафира Макарьевна Василевич // Репрессированные этнографы. М., 2003.

    Б. И. Болдырев

    /Историческая Энциклопедия Сибири. Т. 1. А-И. Новосибирск. 2009. С. 294./