ЎЎЎ 78-2. Адубарыя Ігідэйка. Эдуард Пякарскі ў жыцьцяпісах. Сш. 78-2. 1985-2. Койданава. "Кальвіна". 2024.

ВВЕДЕНИЕ

...Наиболее интересной находкой надо считать обнаружение довольно обширной переписки Ф. Я. Кона с разными лицами, главным образом с Н. А. Виташевским, И. И. Майновым, Э. К. Пекарским, Д. А. Клеменцем. Благодаря этой находке удалось создать довольно полную картину научной деятельности Кона в Сибири, проследить за развитием его научных интересов и в какой-то мере разобраться в некоторых вопросах формировании его мировоззрения. Значительную помощь в освещении последнего вопроса оказала автобиографии Ф. Я. Кона, опубликованная в т. 41 Энциклопедического словари Русского Библиотечного института Гранат...

[С. 9.]

Глава первая

ЖИЗНЬ И ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ Ф. Я. КОНА В СИБИРСКОЙ ССЫЛКЕ

2. ССЫЛКА В ВОСТОЧНУЮ СИБИРЬ.

НАУЧНО-ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКАЯ РАБОТА ПО ИЗУЧЕНИЮ КРАЯ.

В 1894-1890 гг. в Якутии работала историко-этнографическая экспедиция Восточно-Сибирского отдела Русского географического общества, организованная по инициативе и при финансовой поддержке золотопромышленника И. М. Сибирякова. Еще в 1888 г. последний предложил правителю дел ВСОРГО Г. Н. Потанину 5 тыс. руб. для «организации исследования быта инородцев Якутской области» 58, однако из-за несогласия отдельных лиц вопрос не решался до конца 1893 г. Ход делу дал новый правитель дел ВСОРГО — Д. А. Клеменц, который энергично поддержал инициативу организации научного предприятия. Сам жертвователь увеличил предназначаемую на экспедицию сумму до 10 тыс. руб.

Экспедиция должна была дать обоснованные ответы на вопросы: вымирают или прогрессируют «инородцы» области (если вымирают — выяснить конкретные причины этого явления); каково экономическое положение «инородцев», находившихся «в сношениях с золотопромышленными компаниями» 59.

Организатор экспедиции Д. А. Клеменц считал, что такого рода исследование может быть с успехом выполнено только при условии участия в трудах эспедиции местных интеллигентов, уже известных по своим работам и по рекомендации компетентных сил 60. На этом основании к работе экспедиции широко привлекались политические ссыльные. В результате тщательного рассмотрения и обсуждения кандидатур в Якутске, Иркутске и Петербурге в состав членов экспедиции были приглашены политические ссыльные Э. К. Пекарский, Н. А. Виташевский, В. М. Ионов, Л. Г. Левенталь, С. В. Ястремский, В. И. Иохельсон, И. И Майнов и В. Г. Богораз. В дальнейшем в качестве сотрудников действительных членов экспедиции работали Н. Л. Геккер, В. Е. Горинович, Г. Ф. Осмоловский, В. В. Ливадии, С. Ф. Ковалик 61.

С организацией и деятельностью экспедиции оказался связанным и Кон, руководствовавшийся мыслью, что политические ссыльные должны и обязаны изучать жизнь, быт, нужды и чаяния народов края. В литературе неоднократно высказывалось мнение, что Кон был членом Сибиряковской экспедиции 62. В действительности же, как это доказано в последнее время Г. П. Башариным, Кону не было разрешено быть даже простым сотрудником И. И. Майнова — официального члена экспедиции. В подтверждение мнения Г. П. Башарина можно привести дополнительные сведения, извлеченные из архивных документов и материалов периодической печати, не включенные ранее в научный оборот.

Вскоре после фактического начала работы экспедиции И. И. Майнов предложил Ф. Я. Копу вступить с ним в сотрудничество по антропологическому исследованию населении области; при этом он рекомендовал ему «заняться изысканием преимущественно физиологических и психофизических данных, могущих послужить к характеристике якутского племени 63. В связи с этим И. И. Майнов еще в своем письме от 1 нюня 1894 г. на имя правителя дел ВСОРГО Я. П. Прейна просил ходатайствовать перед Горемыкиным о разрешении Ф. Я. Кону (а также Н. Л. Геккеру) «содействовать» ему в антропологических исследованиях. Расходы на исследования Майнов обещал выделить из ассигнований, назначенных ему по смете расходов экспедиции, так что, по его мнению, не требовалось «новых расходов» 64.

В своем отчете от 10 августа 1894 г. И. И. Майнов возобновил свою просьбу, на этот раз уже в адрес Распорядительного комитета ВСОРГО для получения официального разрешения Ф. Я. Кону на участие в его трудах. Кона он рекомендовал как бывшего студента Варшавского университета, «уже с давних пор интересовавшегося антропологией» и находящегося с ним «по этому поводу в постоянных сношениях». Майнов считал участие Кона в исследованиях «весьма полезным» 65.

Вопрос о назначении Ф. Я. Кона официальным членом Сибиряковской историко-этнографической экспедиции заинтересованно обсуждался в стенах ВСОРГО, но поддержку со стороны якутского губернатора получил не сразу. В одном архивном документе говорится: «В 1894 г. якутский губернатор обращался к господину главному начальнику края с ходатайством о разрешении Кону принять участие в экспедиции по исследованию быта якутов, но ходатайство это было отклонено» 66. Действительно, генерал-губернатор отрицательно отнесся к ходатайствам о разрешении Кону стать официальным членом экспедиции. Отказ мотивировался тем, что Ф. Я. Кон совместно с русскими революционными деятелями высказывался за необходимость «противоправительственной борьбы» 67. Были приняты во внимание и его поведение в ссылке, и подлинные мотивы его научных занятий, отличные от целей и устремлений либеральных народников.

Пока в высших инстанциях решался вопрос о возможности его участия в работе экспедиции, Кон «охотно и с увлечением» принял предложение Майнова и других сотрудников. Вообще-то надо заметить, что в дела экспедиции Кон был посвящен с первых дней своего прибытия в Якутскую область и «отнесся к экспедиции серьезно: она казалась живым делом» 68. В своем письме Н. А. Виташевскому Кон указывал, что «ограничиться и замкнуться в своей личной семейной скорлупе он не в состоянии»; ему было «нужно дело, сознание приносимой пользы» 69.

С какой высокой ответственностью готовился Ф. Я. Кон к участию в работе Сибиряковской экспедиции, показывает его обширная переписка с. И. И. Майновым, Н. А. Виташевским, А. И. Поповым, Э. К. Пекарским и сотрудниками ВСОРГО. Он начал с изучения якутоведческой литературы; решил овладеть языком якутов, увидев в этом одно из важных условий успеха в научных изысканиях; одновременно углублял свои познания в области антропологии и антропометрии 70.

В Архиве АН СССР (г. Ленинград) в личном фонде И. И. Майнова сохранилась «Программа исследований мимики чувств и простейших ощущений», составленная Ф. Я. Коном 71 и призванная дать направление сбору физиологических и психофизических данных о якутах. Она свидетельствует о чувстве высокой научной ответственности, с которым Кон приступил к антропологическому изучению якутов. В ней он писал: «Для руководства я беру установленные учеными физические проявления различных чувствований и сравниваю их с соответственными проявлениями у якутов. Но принимая в соображение, что все эти проявления (привычные, наследственные, инстинктивные) у различных рас могут отличаться различными оттенками, а у культурных рас могут в значительной степени сглаживаться еще социальными условиями и характером как противовесом темперамента, мне приходится отличать и степени физического проявления различных чувствований у якутов и отличия их от более „культурных народов”». Интересно, что автор считал необходимым для «изучения вопросов эмоционального состояния» якутов заняться изучением словаря Э. К. Пекарского, в котором могли быть «слова общего корня для выражения душевных эмоций и их физического проявления»; он намеревался использовать в этих целях легенды и сказки, которые могли «доставить не мало прямых указаний» по программе исследования 72.

В надежде на то, что восточно-сибирские власти все же разрешат ему полноправное участие в работе экспедиции, Кон немедленно приступил к выполнению взятой на себя задачи. Однако первые же шаги в этом направлении убедили его в том, что на месте его пребывания, в узком районе жительства, он не мог не только собрать нужный материал, но даже проводить практически свою теоретическую подготовку и что для этого ему необходимо право отлучек хотя бы на несколько десятков верст для посещения якутов, разбросанных на различных расстояниях друг от друга. Поэтому Кон добивался предоставления ему права разъездов в район Намской инородной управы 73.

Такое разрешение Ф. Я. Кону было дано, и он предъявил в улусную управу два предписания: одно свидетельствовало о том, что он является ссыльнопоселенцем, и напоминало, что он без особого на то разрешения не имеет права отлучки из своего наслега; другое — что он состоит «сотрудником» экспедиции и что ему по первому требованию управа должна предоставлять лошадей 74. С «помощью» этих документов Кон за короткое время успел сделать многое. В письме И. И Майнову от 3 сентября 1894 г. он сообщал, что собирается раскопать якутскую могилу, в которой похоронен якут «лет 90 тому назад по всем языческим обрядам». Исследователя заинтересовало также и то, что вместо с человеком был похоронен и конь; он счел нужным подробно описать этот обряд со слов якутов 75. Раскопки представляли интерес для антропологических целей.

Из отчета о ходе экспедиции видно, что Кон уже в первый период своей работы собрал большой материал по программе И. И. Майнова. Так, с первых чисел октября по начало ноября 1894 г. он описал и собрал биологические данные относительно 50 человек и помогал Н. Л. Геккеру их же измерить, причем из этих 50 человек 13 подвергнуты им физиологическим наблюдениям от одного до трех раз каждый. Весь собранный материал он отдал Геккеру, который, как писал Коп, при обработке собранного материала «но оставил без внимания и внесенной мною лепты 76.

К материалам, собиранием которых «исключительно» был занят Кон, относились «генеалогические таблицы родов, среди которых производились наблюдения». Составлению генеалогических таблиц Кон придавал огромное значение, считая использование их «новшеством в такого рода исследованиях». По его мнению, они необходимы были для выяснения «существующей примеси чужой крови» в якутах, для «краниометрических измерений» (сравнительное измерение черепов, извлекаемых при раскопках могил), а также для выявления «кое-каких передававшихся по наследству патологических явлений». К отчету были приложены таблицы по Тасусовскому роду 1 Модутского наслега, Нуччинско-русскому роду Бетюнского наслега Намского улуса. Данные последней таблицы представляли интерес для изучения вопроса «об объякучивании русских» 77.

Для характеристики той атмосферы, на фоне которой протекали антропологические процессы, Кон считал нужным иметь описания летнего и зимнего жилищ, одежды и пищи якутов 78.

Исследователь обращал внимание на такие медико-биологические вопросы, как половая способность якутов, продолжительность беременности, особенности ухода за ребенком, смертность детей и т. д.; он собирал данные о температуре тела, о дыхании и т. д.

По всем этим и другим вопросам Ф. Я. Кон советовался с сотрудниками экспедиции. Заинтересовавшись проблемой развития рода, он, например, неоднократно обращался к Э. К. Пекарскому по вопросам о терминах родства, а по проблеме смешения народов — названиями «для обозначения метисов и степени метисации» 79. Примечательны ответы Пекарского. По его мнению, в словаре «записаны лишь самые элементарные термины родства, недающие ни малейшего понятия о системе (подчеркнуто Э. К. Пекарским. — В. И.) якутского родства»; сама же «идея якутского родства» была неясной не только для него самого, но к для Н. А. Виташевского, В. М. Ионова и других. При этом автор словаря указывал, что только один термин «кӱтӱо» обозначал у якутов больше десяти понятии родства; так же обстояло дело и со словом «агас». Что касается названий для обозначений «метисов и степени метисации», то Пекарский затруднялся подсказать «какие-либо особые названия», кроме одного термина «сиэн» 80. Ответы знатока якутского языка лишний раз подчеркивают важность вопросов, над которыми тогда думал Ф. Я. Кон...

[С. 22-27.]

Глава вторая

ИСТОРИКО-ЭТНОГРАФИЧЕСКОЕ ИЗУЧЕНИЕ НАРОДОВ ЯКУТИИ

Что касается духовного развития якутов и других народов Якутской области, то они тоже не стали объектом специального рассмотрения, но и своих работах исследователь коснулся нескольких сюжетов этой огромной темы. Речь идет прежде всего о верованиях якутов. Некоторыми проявлениями религиозных представлений намских якутов он интересовался в процессе антропологического изучения населении улуса и каждый такой факт он стремился зафиксировать. Так, в письме Э. К. Пекарскому от 4 октября 1894 г. Кон сообщал содержание одного разговора, будто бы услышанного якутом Чакырского рода 1 Модутского наслега: черти были недовольны жертвенным теленком умершего в августе Якова Дьяконова — они «требовали» еще и ребенка. И вот «несколько дней после» этого умер маленький сын брата покойного. Якуты смерть ребенка объясняли «недостаточной жертвой после смерти Якова» 96. В письме же от 29 ноября того же года тому же Пекарскому Кон сообщил, что при физиологическом опросе одной якутки он узнал, что выкидыш ребенка у нее случился из-за того будто, что «она, мол, отведала кусок от жертвенной скотины (хайлыга)» 97, что «беременным женщинам и малым детям нельзя есть хайлыга, первые либо выкидывают, либо родят несчастливо, а дети, если до этого не ходили или не говорили, долго потом не ходят и не говорят» 98. Регистрация таких фактов, нужно думать, велась Коном систематически, ибо после выезда из Якутской области он их использовал неоднократно, особенно в тех случаях, когда сравнивались отдельные элементы религиозных представлений тувинцев и якутов. Что касается шаманства, то, как указывалось выше, он уделял ему особое внимание в связи с изучением психических явлений в жизни якутов...

[С. 80.]

Глава четвертая

К ИСТОРИИ ПОЛИТИЧЕСКОЙ ССЫЛКИ И КАТОРГИ В СИБИРИ

Кон писал: «Самое страшное в Якутской области было то, что люди, отличавшиеся от обыкновенных обывателей своей действенной отзывчивостью, были обречены на бездействие. Не было идейной деятельности, дающей исход и разрядку накопившейся энергии. Не из любви к лингвистике занимался Пекарский в течение десятков лет собиранием материалов для якутского словаря, а десятки ссыльных усиленно начали заниматься изучением якутского края, как бы мы все не пытались объяснить это идейными побуждениями. Не оттого Войнаральский, а вслед за ним и кое-кто из менее выдающихся ссыльных занялись торговлей, а Ковалик строил глиняные печи, что питали особенное расположение к этого рода занятиям... Пустота жизни, невозможность вести ту работу, к которой влекло, заставляли зацепляться за жизнь тем, чем оказывалось возможно, а уже после под это подгонялось идеологическое основание. Эти люди спасались от ужасов безделия, от ужасов жизни без внутреннего содержания. И многие именно этим спасали «живую душу», а многие, не найдя такой зацепки, запили» 46. В настоящее время не со всеми положениями приведенной цитаты из Кона можно согласиться, но бесспорно, что суждения Кона обогащают историографию якутской политической ссылки и могут стимулировать исследовательскую работу в направлении поисков причин научной, культурно-просветительской, педагогической или иной другой деятельности политических ссыльных в Якутии...

[С. 129.]

Из сочинений Ф. Я. Кона можно понять, что марксистское мировоззрение распространялось в Сибири не на пустом месте, а на основе положительных достижений предшествующего революционного движении. Мысль о преемственности в формировании марксистской идеологии в Сибири — значительное достижение исследователя, и он следует этому принципу во всех случаях. Однако главным критерием в оценках у него остаются классово-партийный подход, принципиальная критика теоретических построений всех немарксистских течений общественного движения. Особенно ярко это проявилось в многочисленных характеристиках эволюции общественно-политической позиции наиболее крупных представителей народовольчества, а также деятелей польского освободительного движения. Партийные оценки Кона, адресованные многим деятелям революционного движения, сохраняют свою силу п в настоящее время.

Выше отмечалось, что Ф. Я. Кон одним из первых попытался оценить общее «культурное значение» политической ссылки для сибирского населения, народов Сибири. Его оценка выражена в следующих словах: «В области культуры политические ссыльные были если не единственными, то во всяком случае самыми активными пионерами» 80. Заслуживает внимания правильный методологический подход к вопросу, когда Кон доказывает, что такого культурного воздействия не могли производить ни духовенство, ни купечество, ни чиновничество. Первое — «само крайне невежественное» — рассматривало якутов как «доходную статью»; второе — несмотря на запрещение закона, ввозило в улусы водку, спаивало якутов и за бутылку сивухи выманивало у них дорогую пушнину; третье, олицетворявшее власть, — регулировало свои отношения с якутами «взяткой» 81. По мнению Копа, остальная часть русского населения (учителя, врачи и т. д.) из-за своей малочисленности не смогла сыграть сколько-нибудь ощутимую роль в развитии культурных контактов с местным населением. Только политические ссыльные в сущности были единственным элементом в стране, который мог воздействовать на местное население.

Чем это вызвано? — вопрос, над решением которого много лет думал Коп и на который он попытался дать свой ответ. При этом его смущало то, что большинство ссыльных, начиная с 60-х гг. вплоть до конца XIX в., была не окончившими вуза студентами, семинаристами, даже гимназистами. Ответ Ф. Я. Кона на поставленный вопрос представляется интересным и, по существу, правильным.

Кон думал так: как случилось так, что эти «недоучки» сумели внести «определенный вклад в науку», а некоторые из них получить мировое признание? Но мнению Кона, именно активное участие в научном изучении Сибири составляло феноменальное явление в культурно-просветительской деятельности политических ссыльных. Особенно выделялась в этом отношении Якутская область: здесь на научном поприще трудились И. А. Худяков, В. Л. Серошевский, В. Ф. Трощанский, Э. К. Пекарский, В. М. Ионов, Н. А. Виташевский, В. И. Иохельсон, В. Г. Богораз, Л. Г. Левенталь, И. И. Майнов, С. В. Ястремский, Н. Л. Геккер, В. Е. Горинович и многие другие. Кон считал, что подлинным «университетом» для абсолютного большинства из них стала карийская каторга, которая дала «недоучившимся» студентам и гимназистам большой запас знаний; а «многие рабочие проходили здесь курсы и начального образования, и гимназии, и университета». Вспомним, что «недоучившийся» Кон своим «университетом» тоже называл Кару и ... тоже внес крупный вклад в науку. «Воспитанники» карийских тюрем «по выходе на волю, не имея возможности продолжать свою революционную деятельность, брались за научную работу, за то, что так или иначе связывало их с жизнью» 82.

[С. 138-139.]

ПРИМЕЧАНИЯ

ВВЕДЕНИЕ

9. Вайнштейн С. И. Феликс Яковлевич Кон как этнограф. — В кн.: Очерки истории русской этнографии, фольклористики и антропологии, вып. III. М., 1965.

[С. 152.]

ГЛАВА ПЕРВАЯ

58. Башарин Г. П. Из истории организации Сибиряковской экспедиции. — В кн.: Якутский архив, вып. IV. Якутск. 1972, с. 212.

59. Там же, с. 213.

60. Там же.

61. Башарин Г. П. К вопросу о классово-партийном подходе к проблемам историографии. — Труды ист. филол. фак-та Якутск. ун-та, 1969, вып. 2, с. 98-108.

62. Вайнштейн С. И. Феликс Яковлевич Кон как этнограф. — В кн.: Очерки истории русской этнографии, фольклористики и антропологии, вып. III. М., 1965, с. 198; Долгих Б. О., Новгородов А. И., Токарев С. А. Письмо в редакцию. — Истории СССР, 1967, № 3, с. 226 и др.

63. Башарин Г. П. Из истории организации Сибиряковской экспедиции, с. 223.

64. ГАИО, ф. 293, оп. 1, д. 469, л. 1.

65. Там же, л. 13.

66. Там же, ф. 25, оп. 2, д. 14, л. 35.

67. Башарин Г. П. Из истории организации Сибиряковской экспедиции, с. 224-225.

68. ЦГАЛИ СССР, ф. 92, оп. 1, д. 23, л. 1.

69. Там же, л. 5.

70. Там же, л. 5-6.

71. ААН СССР, ф. 253, оп. 1, д. 9, л. 1-6.

72. Там же, л. 1, 6.

73. Башарин Г. П. Из истории организации Сибиряковской экспедиции, с. 223-224.

74. Кон. Ф. Я. За пятьдесят лет, т. II, с. 69.

75. ААН СССР, ф. 253, оп. 2, д. 17, л. 3.

76. Там же, л. 34.

77. Там же, л. 34-35.

78. Там же, л. 36.

79. Там же, д. 28, л. 4, 7.

80. Там же, л. 4, 7, 8.

[С. 155.]

ГЛАВА ВТОРАЯ

96. ААН, ф. 202, оп. 2, д. 57, л. 183.

97. Правильно — «холджуга» — мясо жертвенного скота предназначалось для угощения собравшихся на поминки и для «загробного путешествии» покойника.

98. ААН. ф. 202, он. 2, д. 57, л. 202.

[С. 162.]

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

46. Кон Ф. Я. За пятьдесят лет. Т. II. На поселении. М., 1933, с. 28-29.

[С. 166.]

80. Кон Ф. Я. Культурно-просветительная роль политической ссылки в Якутии. — В кн.: 100 лет якутской ссылки. М., 1934, с. 338.

81. Там же, с. 337-338.

82. Там же, с. 339.

[С. 168.]

ИМЕННОЙ УКАЗАТЕЛЬ

Пекарский Э. К. 9, 23, 25, 27. 80, 139

[С. 172.]

ЦЕННЫЙ ИСТОЧНИК

Местный археолог и археограф Е. Д. Стрелой в статье «Важнейшие задачи истории в Якутии», напечатанной еще в 1925 г., писал: «Сбор и изучение географических названий С.-В. Азии является второю неотложною задачей местной истории» (Сборник трудов исследовательского общества «Саха Кэскилэ». Вып. 1. Якутск, 1925, с. 35-59).

Это написано 60 лет назад. Да! Топонимы собирать надо. Без этого никак нельзя. Очень метко сказано кем-то: «Факты — воздух науки». А топонимы есть воздух топонимики.

Записывать надо топонимы у бывалых людей, знатоков старины. Для этого нужно время, так как необходимо объездить всю необъятную Якутию (вплоть до последнего наслега), да и не только Якутию.

Собирая таким путем материалы, нужно одновременно привлекать и письменные источники.

Прежде всего, это материалы архивов, начиная с челобитных казаков 30-х годов XVII в. Уже с тех далеких лет казаки Татту называли Таттой, а Амгу — Амгой. Они старались быть предельно точными в передаче информации.

Очень ценные материалы XVII в. опубликованы, например, в книгах «Колониальная политика Московского государства в Якутии. XVII в. Сборник архивных документов» (Л., 1936) и «Материалы по истории Якутии XVII века (Документы ясачного сбора)» в трех частях (М., 1970).

[С. 66.]

Исключительно ценным источником для изучения топонимики Вилюя является публикация профессором Г. П. Башариным документов о распределении земли в вилюйских волостях 70-х годов XVIII в. («Якутский архив (Сборник статей и документов)». Вып. 1. Якутск., 1960).

Из картографических источников ценнейшим является «Атлас географических открытий в Сибири и в Северо-Западной Америке. XVII-XVIII вв.» (М., 1964).

Остановимся на знаменитом «Словаре якутского языка» академика Э. К. Пекарского. Кстати сказать, в первые годы работы над «Словарем» Э. К. Пекарский не обращал внимания на топонимы, не записывал их. Мотивировал он это так: «Анализ, сделанный на основании хорографических названий, выбранных с географической карты, не достигает своей цели, так как эти названия не соответствуют действительным. Объясняется это просто. Якуты, боясь оскорбить духа-покровителя данной местности, скрывают настоящее название последней, и на вопрос говорят какое-нибудь первое попавшееся малозначащее название, вроде: Буор Юрях, Хомустаах, Арыылаах, Аргаа Алаас и т. п. Следовательно, лица, составляющие карты (большей частью приезжие, мало знакомые с языком и обычаями населения), впадают в невольную ошибку, записывая ложные названия. За ними же повторит эту ошибку и тот исследователь, который, сочтя эти названия настоящими, начнет производить их анализ. Правда, встречаются иногда действительно древние названия, но они из якутского языка не объясняются, так как большею частью это названия тунгусские. Это наблюдение, как мне приходилось где-то читать, распространяется и за пределами Якутской области — по всей Сибири, где только живут инородцы и где с их слов регистрировались местные названия тех или других урочищ».

[С. 67.]

Рассуждения более чем странные. Но вскоре почетный академик Э. К. Пекарский, к счастью, отказался от своих ошибочных взглядов. Он писал: «По совету г. Ионова я стал обращать внимание на междометия, якутские прозвища и названия местностей, коим ранее не придавал особенного значения».

В культурной жизни Якутии в 1928 году произошло заметное событие — была опубликована книга «Список населенных пунктов 4-х южных округов Якутии», составленная по материалам Всесоюзной демографической переписи населения 1926 г. Замечательная по полноте данных книга. Э. К. Пекарский целиком перешел на ее штудирование. До этого главным источником служила рукопись Г. Ф. Осмоловского «Названия урочищ Якутского округа». Помимо двух этих основных источников Пекарский привлек большое количество разнообразных материалов, и потому подавляющее большинство топонимов, внесенных в Словарь, имеет указание на источник. Иными словами, достоверность и топонимического материала Словаря не вызывает сомнений. К большинству топонимов даются указание на округ, улус, наслег и определение вида топонима. Например, Алчагар Ууса название 3-го Хатылинского наслега в Ботурусском улусе Якутского округа, по имени родоначальника Алчагар Ньамньах. Или Чыппаада — название населенных зимних пунктов в наслегах 2-м Мельжахсинском Мегинского и 4-м Жехсогонском Таттинского улусов.

Для примера нами извлечено из словаря 876 топонимов Центральной Якутии. Они классифицированы следующим образом: улусов — 8, наслегов — 74, городов — 1, селений — 4, слобод — 2, деревушек — 1, почтовых станций — 9, выселок — 1, сборных пунктов — 1, населенных пунктов — 42, населенных зимних пунктов (по-якутски они называются кыстык. Вспомните сайылыки — летники) — 292, летников — 2, урочищ — 228, покосных мест —15, озер —37, рек, речек — 96, островов — 5, аласов — 15, гор — 5, хребтов — 1 и т. д.

Даже при самом поверхностном ознакомлении с топонимическими данными Словаря ясно вырисовывается колоритная картина тогдашней жизни Центральной Якутии. Это был исключительно отсталый в экономическою отношении регион. В нем, например, были: один город — Якутск (Дьокуускай Хотун); четыре селения — скопческое Мархинское, Табагинское, Чураичинское, Хатынг-Аринское; две слободы — Амма Баса — Амгинская слобода и Никольская слободка; одна деревушка, которая зафиксирована у Э. К. Пекарского как «Хатынг-Чаранг — якутская деревушка на левом берегу р. Лены, в 12 верстах ниже г. Якутска»; один выселок—«Чапчалган — название Нижней деревни, одного, из выселков Амгинской слободы, в расстоянии 2-3 верст от нее».

Подавляющее большинство якутского населения жило, занимаясь скотоводством, в так называемых урочищах или населенных зимних пунктах.

Скотовод по характеру своего бытия должен был обращать внимание на рельеф, микроклимат местности, растительный мир, что и получило отражение в топанимии.

Центральная Якутия и с географической точки зрения получила в Словаре отражение такой, какой она есть. Она предстает перед нами как равнинная с сухию климатом страна, с многочисленными реками и речушками, озерами и аласами. Есть много булгунняхов, но почти нет гор.

Страна эта с благодатными покосными угодьями и была облюбована скотоводческим населением, о чем свидетельствуют многие приводимые в Словаре топонимы.

[С. 68-69.]

Немаловажное значение в жизни населения Центральной Якутии имела и охота, которая также нашла отражение в топонимии края. Правда, таких топонимов немного, так как охота здесь была подсобной отраслью хозяйства якутов.

Дореволюционная Якутия считалась страной классического бездорожья. И этот факт подтвержден данными топонимии. Кроме названий девяти почтовых станций и «Туруйа Оспуоса — Турьев извоз», местности в 180 нм от Якутска по р. Лене, мы не найдем ни одного слова, хоть сколько-нибудь напоминающего какой-либо вид транспорта.

Нет данных в Словаре и о промышленности, о заводах и фабриках, рудниках и шахтах. Чего не было в жизни, того нет в Словаре. Есть сведения, правда весьма скудные, о кустарном производстве, в частности о гончарном.

Названий, отражающих отношение населения к христианской религии, не зафиксировано, а языческая религия нашла место: например, ойуун — шаман, арангас — вид воздушного захоронения покойников.

«Словарь якутского языка» Э. К. Пекарского является справочником поистине энциклопедического характера по истории, этнографии, культуре якутского народа дореволюционного периода. В этом читатель еще и еще раз убеждается, просматривая данные даже только одной топонимии.

[С. 70.]

В ПАМЯТИ НАРОДНОЙ

Многие источники и в том числе самих ссыльных свидетельствуют о том, что политические ссыльные пользовались у якутов исключительным авторитетом. Слово «судаарыскай», т. е. «государственный преступник», понималось якутами как честный, добрый, человечный, справедливый...

[С. 79.]

Весьма колоритным документом является и «Песня сударскому», извлеченная из Ленинградского архива Э. К. Пекарского народным писателем Якутии Д. К. Сивцевым-Суорун Омоллооном. Прощальную песню написал и подарил Э. К. Пекарскому якут. «Песня сударскому» экспонируется в Черкехском мемориальном музее политической ссылки.

Песня сударскому

Родившись в славном городе,

Обучившись в высшей школе,

Став мудрыми,

Будучи людьми упрямыми,

Разбросаны стали по всем верховьям речек.

Многих — добрых и дурных — поняли,

На многие века вы прославитесь;

Будучи людьми одного слова,

От родителей отлучившись,

От близких друзей отлучившись,

Со вскормившей родиной расставшись,

Молодые годы в мучениях закончили,

От мучений в молодые годы

Волосы спереди начали оедеть,

Светлое лицо черным стало.

Прибывши в нашу страну, которую

Умными своими глазами не видали,

Чуткими ушами не слыхали,

И стали самыми настоящими Иэйиэхситами* многих якутов.

Когда вы прибыли —

Кто же действительного дьявола знает —

Больше дьявола вас все якуты боялись.

А сейчас узнавшие вас якуты говорят:

«Временами являясь,

Уезжаете — как жалко,

Являясь с определенным сроком,

Возвращаетесь — как скорбно-о,

Становясь дорогими,

Как перелетная птица,

Улетаете —

Страшно плохо!»

Вроде бы стали ждать вашего явления...

(Подстрочный перевод автора).

* Иэйиэхсит — общее название богинь женского пола, покровительствующих людям, конному и рогатому скоту, и собакам, и считающихся их «создательницами».

[С. 86-87.]

ПО СЕВЕРНЫМ РЕКАМ

...Есть у якутов слово артык, весьма распространенное и употребляющееся в нескольких значениях. Э. К. Пекарский в своем знаменитом словаре объясняет его так:

1. Теснина, горное ущелье, горный проход, горная падь, по которой идет дорога.

2. Горный перевал, переправа, дорога, идущая ущельем или по склону горы, взвоз, высокий подъем.

3. Путь, дорога, проход...

[С. 102.]