ЎЎЎ 75-1. Адубарыя Ігідэйка. Эдуард Пякарскі ў жыцьцяпісах. Сш. 75-1. 1982-1. Койданава. "Кальвіна". 2024

 

                                                                          ВВЕДЕНИЕ

    Постоянно расширяющийся обмен культурными и духовными ценностями народов нашей многонациональной страны, а также увеличение контактов между государствами мира предопределили исключительную важность и актуальность разработки вопросов двуязычной лексикографии.

    В тюркоязычных республиках, как и во всей нашей стране, полным ходом идет работа по составлению двуязычных словарей, уже созданы средние и большие нормативные русско-национальные и национально-русские словари. Готовятся к изданию однотомные и многотомные толковые словари национальных языков. Достаточно интенсивно разрабатываются лексикографические вопросы, характеризующие двуязычную лексикографию как неотъемлемую часть обшей лексикографии. Усилиями советских ученых получили теоретическое обоснование ее основные специфические проблемы (1).

    Имеющиеся исследования по тюркской лексикографии представлены работами Б. С. Истриной, А. К. Боровкова, К. К. Юдахина, А. Г. Оруджева, А. А. Юлдашева и мн. др. (2) Среди них особое место занимает монографическое исследование А. А. Юлдашева «Принципы составления тюркско-русских словарей», в котором впервые предпринято теоретическое обобщение многолетнего опыта тюркской двуязычной лексикографии. В книге рассматриваются наиболее сложные проблемные вопросы тюркско-русской лексикографии, не имеющие однозначного решения в силу недостаточной их теоретической разработанности. Работа написана на материале тюркско-русских словарей советского периода. К сожалению, в круг исследований А. А. Юлдашева не попали якутско-русские словари (3).

    Однако накопленный опыт не получил еще должного теоретического анализа и обобщения. Отставание в теоретическом освещении опыта двуязычной лексикографии, отмечаемое на Всесоюзных лексикографических совещаниях и в работах ведущих специалистов-лексикографов, относится и к тюркской двуязычной лексикографии. В частности, не раз указывалось, что отдельные удачные решения сложных вопросов в словарях, по сути дела, остаются неизвестными широкому кругу составителей.

    Родословная якутской двуязычной лексикографии начинается со времен появления в свет «Якутско-немецкого словаря» академика О. Н. Бетлингка в 1849 г. (4) Этот словарь известен широкому кругу читателей как глоссарий к его знаменитому груду «О языке якутов» (5).

    В словаре в виде словарных вокабул зарегистрировано 4702 якутских слова. Значения заглавных слов определяются методом перевода. Несмотря на ограниченность собранного материала, автор во многих случаях дает расчлененное определение многозначных слов. К многим якутским основам подобраны тюркские и монгольские соответствия. Русские заимствования последовательно снабжаются специальными пометами.

    О. Н. Бетлингк в качестве источников мог использовать только те сведения из якутского языка, которые были отрывочно опубликованы до него в различных изданиях. Большую помощь оказывал ему носитель живого языка А. Я. Уваровский, которого О. Н. Бетлингк называет своим «учителем». Для того чтобы адекватно записывать показания информатора А. Я. Уваровского, он разработал фонетический алфавит, учитывающий звуковые особенности якутского языка. Благодаря этому, словарь свободен от искажений и недостатков в правописании слов, присущих записи предшественников, но скудность материала кое-где дает о себе знать.

    О. Н. Бетлингк своим словарем заложил основу якутской двуязычной лексикографии.

    С первых дней культурной революции в Якутии стала ощущаться острая потребность в двуязычных словарях и справочных пособиях. Ликвидация неграмотности, всеобщее начальное обучение, большая тяга к изучению русского языка и развертывание в невиданных доселе масштабах переводческой работы в республике выдвинули одну из первоочередных задач — составление русско-якутских словарей различного объема. Однако немногочисленные кадры интеллигенции были заняты другими неотложными практическими вопросами языкового строительства.

    До Великой Отечественной войны было выпушено десять небольших словарей с практическими назначениями. Более значительным из них следует назвать «Русско-якутский термино-орфографический словарь», составленный видным партийным и государственным деятелем, ученым, выдающимся писателем П. А. Ойунским (6). Своей работой он заложил начало создания и унификации терминологии и орфографии зарождающегося якутского литературного языка.

    Следующий этап развития якутской лексикографии охватывал 50 - 60-е годы. Этот период характеризуется общим подъемом лексикографической работы во всех союзных и автономных республиках, в том числе тюркоязычных.

    Заметным изданием этого периода являются два выпуска «Русско-якутского словаря» Н. Н. Павлова и И. Н. Попова (7). Эго первый русско-якутский словарь, составленный с учетом основных современных лексикографических требований. В нем предпринята попытка семантического расчленения значений полисемантических русских слов с дифференциацией их основных, производных и переносных значений. Составители словаря — большие знатоки народной терминологической и фразеологической лексики — для передачи значений русских слов достаточно широко использовали богатство родного языка, в особенности его обиходную лексику.

    Выход в свет «Русско-якутского словаря» под редакцией П. С. Афанасьева и Л. Н. Харитонова ознаменовал собой качественно новый этап в развертывании лексикографической работы в ЯАССР (8). Для передачи значения русских слов в основном удачно использован метод перевода. Авторы нашли вполне приемлемые лексикографические приемы для передачи значений русских относительных прилагательных, глагольных видообразований и приставочных глаголов, представляющих специфическую трудность при переводе на якутский язык. Применение переводного метода стало возможным благодаря удачному использованию целой системы грамматических, стилистических, семантических и других поясняющих помет. Однако не все сложные вопросы русско-якутской лексикографии получили в словаре равноценное разрешение.

    Последнее достижение якутско-русской лексикографии представляет собой «Якутско-русский словарь» под редакцией П. А. Слепцова (9). Словарь относится к типу двуязычных переводных словарей среднего объема с нормативным характером. Его словник составлен на основе «Словаря якутского языка» Э. К.Пекарского, разумеется, с учетом последних изменений, происшедших под воздействием современного литературного языка. При отсутствии на карточках широкой росписи слов активного и пассивного употребления в современном языке составителям было чрезвычайно трудно однозначно определить нормативные границы различных пластов и уровней языка. Наблюдается большое влияние «Словаря якутского языка» Э. К. Пекарского на лексикографическую разработку значений заглавных единиц, в особенности слов исконной лексики. Несмотря на очевидные отдельные пробелы и упущения, данный словарь внес много нового и положительного в практику составления якутско-русских словарей.

    Беглый разбор основных словарей якутского языка приводит к выводу о том, что якутская лексикография возникла как двуязычная и вот уже длительное время продолжает развиваться в том же направлении. Словарная работа в республике получила относительно широкий размах лишь в 70-е годы. В настоящее время якутская лексикография располагает несколькими типами двуязычных словарей, в том числе — обще-филологическим, терминологическим и диалектологическим.

    Особое место как в якутской, так и в тюркской двуязычной лексикографии занимает «Словарь якутского языка» Э. К. Пекарского, созданный в 1881-1930 гг. (10) Академик А. Н. Самойлович в 1934 г. определил место словаря в тюркологии так: «И поныне еще ни один язык тюркской системы не получил в законченном печатном виде столь полного словаря, как „Словарь якутекого языка” Э. К. Пекарского» (11).

    Уже первый выпуск этого труда привлек к себе внимание крупнейших востоковедов широтой охвата слов и богатством иллюстративного материала. К. Г. Залеман определил тип «Словаря» (12) как «широко задуманный и методически обработанный thesaurus якутского языка» (13). Он особо выделяет высокий уровень лексикографической обработки богатого словарного материала. В. В. Радлов, принимавший участие в просмотре корректурных листов, подчеркивал, что такой полный словарь мог составить только человек, который всесторонне и глубоко изучил язык, фольклор, этнографию якутского народа и его духовную жизнь. Он назвал «Словарь» «капитальным вкладом в лингвистическую литературу». «Я не знаю ни одного языка, не имеющего письменности, — писал В. В. Радлов, — который может сравниться по полноте своей и тщательности обработки с этим истинным thesaurus linguae Jakutorum, да и для многих литературных языков подобный словарь, к сожалению, остается еще надолго pium desiderium» (14). По словам А. Н. Самойловича, якутско-русский словарь Э. К. Пекарского пользуется «в далеко не законченном виде мировой известностью среди специалистов» (15). Известный алтаист В. Л. Котвич особо подчеркивал значение «Словаря» для сравнительной алтаистики и образно назвал его подлинным «памятником выше пирамид» (monumentum acre perennius) (16). На заседании Президиума Академии наук в честь избрания Э. К. Пекарского членом-корреспондентом АН СССР в 1927 г. выступил с речью президент АН СССР академик А.Карпинский, определивший место «Словаря» среди значительных работ Академии следующими словами: «По мнению специалистов, словарь Пекарского достоин занять место рядом с другими созданиями нашей Академии, которой именно в этой области принадлежит одно из почетных мест в кругу европейских Академий» (17). Таким же высоким авторитетом пользуется «Словарь» и среди современных востоковедов. Например, известный тюрколог Е. И. Убрятова, отмечая мировую известность «Словаря» как необходимого пособия для советских и зарубежных востоковедов, писала: «Без преувеличения можно сказать, что сейчас «Словарь» позволяет исследователю, работающему над якутским языком, поставить и разработать любой вопрос из области фонетики, морфологии, синтаксиса, лексики и даже истории и диалектологии якутского языка (18). Польский востоковед Ст. Калужинский отмечает, что обширнейший материал «Словаря» обработан «с необычайной скрупулезностью». Он особо выделяет превосходное знание Э. К. Пекарским религиозных воззрений якутов и считает, что его «Словарь» является источником, на который «ссылаются все серьезные исследователи сибирского шаманизма» (19).

    На фоне весьма положительных и, прямо скажем, восторженных отзывов крупнейших востоковедов и якутоведов прошлого и настоящего о «Словаре» Э. К. Пекарского особняком стоит односторонний разбор «Словаря» А. А. Суховым, сделанный после смерти автора словаря (20). Статью А. А. Сухова можно рассматривать как худший образец вульгарно-социологического подхода к общепризнанной научной работе со свойственными статьям этого рода резкими выпадами и трескучими политическими обвинениями.

    «Словарь якутского языка» Э. К. Пекарского заслужил всеобщее одобрение и признание якутского народа (21).

    Во всех отзывах выдающихся востоковедов, якутоведов и представителей якутской общественности (за исключением проф. А. А. Сухова) дается высокая оценка научных и практических достоинств «Словаря». Однако опубликованные рецензии и статьи освещают в основном отдельные частные вопросы, связанные с работой над «Словарем», а некоторые из них имеют весьма обзорный характер. Приходится констатировать тот факт, что «Словарь якутского языка» Э. К. Пекарского, пользующийся всеобщим научным авторитетом, все еще не стал предметом специального изучения.

    Все это побудило нас избрать темой исследования изучение лексикографических особенностей «Словаря» Э. К. Пекарского.

    В работе использованы неопубликованные материалы и документы архивохранилищ Ленинградского отделения АН СССР, Ленинградского отделения Института востоковедения АН СССР, Географического общества СССР (Ленинград) и Центрального государственного архива литературы и искусства (Москва), Центрального государственного архива Иркутской области (Иркутск), Центрального государственного архива Якутской АССР (Якутск), архива Якутского филиала СО АН СССР (Якутск), архива Игидейской средней школы им. Э. К. Пекарского (Якутская АССР). Однако основные главы книги, посвященные разбору лексикографической работы Э. К. Пекарского над лексико-грамматической и семантической характеристикой слов, написаны на материале его «Словаря якутского языка».

    Автор глубоко признателен старшему научному сотруднику П. А. Слепцову и всем тем, кто способствовал улучшению книги своими критическими замечаниями и советами.

                                                                             Глава I

                            ИСТОРИЯ СОЗДАНИЯ «СЛОВАРЯ ЯКУТСКОГО ЯЗЫКА»

    Итогом кропотливой 50-летней работы Э. К. Пекарского стал фундаментальный труд, известный в тюркологии под названием «Словарь якутского языка». Полувековая история создания «Словаря» все еще не получила в научной литературе достаточно полного освещения.

    В 1911 г. В. В. Радлов посвятил описанию жизни и деятельности Э. К. Пекарского специальную статью (1). В ней приводится полная (свыше ста названий) библиография печатных работ исследователя до 1911 г. и, в частности, работы по этнографии, фольклору и языку якутского народа (2). В. В. Радлов отмечает «выдающуюся научную деятельность Э. К. Пекарского, наиболее важною стороною которой является составление Якутского Словаря и сборника «Образцов народной литературы якутов» (3). Эта статья В. В. Радлова должна быть рассмотрена как первая и более подробная характеристика жизни и научной деятельности Э. К. Пекарского.

    В связи с 45-летнем со времени начала работы Э.К. Пекарского по составлению «Словаря» Н. Н. Поппе выступил в немецком журнале, издававшемся в Берлине, со статьей «Эдуард Карлович Пекарский» (4). В ней приводятся общие данные о ходе работы Э. К. Пекарского над «Словарем».

    Академия наук СССР, мировое востоковедение и якутская общественность восприняли смерть Э. К. Пекарского в 1934 г. с глубокой скорбью. В нашей стране и в Польше были опубликованы статьи, посвященные памяти Э. К. Пекарского (5).

    Значительным вкладом в изучение жизни и деятельности Э. К. Пекарского является сборник «Эдуард Карлович Пекарский» (6), а также ряд статей, вышедших в последнее время (7). Следует отметить, что в приведенной литературе очень неравномерно отражается многогранная жизнь и деятельность Э. К. Пекарского, а отдельные стороны его жизни вообще остались вне поля зрения исследователей. Это относится прежде всего к лексикографическому разбору всего «Словаря» в целом и к фактической стороне его создания. Достаточного освещения не получили революционная юность Э. К. Пекарского, его жизнь и деятельность в Якутии (8).

    В данной главе на основе архивных материалов мы попытаемся в какой-то степени восполнить существующий пробел в изучении жизни и деятельности революционера-ученого Э. К. Пекарского, отводя при этом значительное место рассмотрению основных этапов истории создания «Словаря». «Словарь» по справедливости был оценен как научный подвиг его создателя, и этот исторический факт таит в себе много познавательного и поучительного.

                                      ИЗ ЖИЗНИ И ДЕЯТЕЛЬНОСТИ Э.К. ПЕКАРСКОГО

                                                Революционная юность Э. К. Пекарского

    Декабрьским морозным днем 1881 г. в глухой наслег Ботурусского улуса, находящегося в 240 верстах от Якутска, в сопровождении конвоя казаков был привезен «государственный преступник» и водворен для «вящего наблюдения» за ним в юрту наслежного схода. Это и был двадцатитрехлетний Э. К. Пекарский. За плечами этого юноши лежал нелегкий жизненный путь.

    Э. К. Пекарский родился 25 октября 1858 г. в Игуменском уезде Минской губернии в семье разорённых дворян Пекарских. Отец Карл Пекарский рано овдовел и ребенка отдал на воспитание деду Ромуальду Пекарскому, бывшему управляющему одного из имений местного помещика. По воспоминаниям, дед был человеком своенравным, скупым и с тяжелым характером. Он не имел своей семьи, и за домом следила его сестра — «очень сварливая бабка» (9).

    Э. Пекарский на иждивении деда учился сначала в Мозырской, Минской и Таганрогской гимназиях, а затем в Черниговской.

    Первый толчок к революционному настроению дали ему товарищи по Таганрогской гимназии, где учащиеся увлекались чтением произведений В. Белинского, А. Герцена, Д. Писарева, Н. Добролюбова, Н. Чернышевского и другой нелегальной литературы.

    Э. Пекарский входил в ученическую организацию с революционным уклоном. Здесь любили с молодым задором петь революционные песни, призывающие отдать все свои силы для счастливого будущего:

                                                        «Светает, товарищ, работать давай,

                                                       Работы усиленной требует край!

                                                       Работать руками, работать умом,

                                                       Работать без устали ночью и днем!» (10)

    В Чернигове Э. Пекарский состоял в тайном кружке учащихся и вместе с другими его членами распространял среди гимназистов сочинения Д. Писарева, Н. Чернышевского, народническую газету «Вперед», журналы «Современник» и «Русское слово».

    В феврале 1877 г. Э. Пекарский со своими близкими друзьями покинул гимназию, чтобы «идти в народ». Осенью того же года он поступает в Харьковский ветеринарный институт.

    В Харькове Э. Пекарский принимает самое активное участие в работе студенческого кружка, который занимался пропагандой народнических идей среди студенческой молодежи и части городского населения. Но вскоре, 18 декабря 1878 г., Э. Пекарский был исключен из института без права поступления в высшее учебное заведение и осужден к пяти годам ссылки в Архангельскую губернию. Ему удалось скрыться и до осени следующего года работать под чужим именем волостным писарем в Княж- Богородицкой волости Тамбовского уезда, затем письмоводителем участкового члена по крестьянским делам присутствия.

    С конца 1878 г. Э. К. Пекарский состоял членом революционного общества «Земля и Воля» и примыкал к группе так называемых «деревенщиков». За время работы в Тамбове среди крестьян уезда он вел пропаганду в народническом духе. Узнав о предстоящем аресте, Пекарский скрывается вторично, некоторое время живет в Москве под именем Николая Ивановича Полунина. В конце декабря 1879 г. его арестовывают по доносу в Петровских выселка, где в дачных домиках жили студенты Петровско-Разумовской сельскохозяйственной академии.

    Дело его разбиралось в Московском военно-окружном суде. Э. К. Пекарский был обвинен в распространении книг революционного содержания и в принадлежности к партии социалистов-революционеров, имеющей целью ниспровержение существующего государственного и общественного порядка. Военно-окружной суд приговорил его к 15 годам каторжных работ на рудниках и одновременно обратился с ходатайством к московскому генерал-губернатору о смягчении приговора суда на 4 года. Московский генерал-губернатор, принимая во внимание «молодость, легкомыслие, болезненное состояние» подсудимого, заменил приговор ссылкой «на поселение в отдаленные места Сибири с лишением всех прав и состояния» (11).

    Так, с клеймом «государственного преступника» молодой Пекарский прибыл в далекую, чужую ему, Якутскую область.

    Ссылка Э. К. Пекарского в Якутию вызвала бурную реакцию недовольства на его родине — в Барбарове. Все близкие и знакомые, в том числе дед, отреклись от него, чувствуя себя обманутыми в своих ожиданиях будущей блестящей карьеры способного юноши и сочли его потерянным для жизни.

                                               «Государственный преступник» в Якутии

    Неожиданные перемены в жизни молодого Пекарского не сломили его волю. Двадцать с лишним лет он жил в захолустном тогда Игидейском наслеге Ботурусского улуса Якутской области.

    Э. К. Пекарский сравнительно быстро приспособился к непривычным для него тяжелым условиям ссылки и сдружился со многими местными жителями, в особенности с бедняками. В этом решающую роль сыграла его преданность идеалам русских революционеров-народников того времени, боровшихся за интересы всего трудового народа необъятной России. Якутские бедняки были для него такими же, как белорусские, украинские и русские. «Я думал, — писал он, — что, ведь, якутский народ — это есть часть российского народа, и я буду продолжать делать то, что я делал в России, т.е. вести пропаганду» (12).

    Он и в самом деле продолжал борьбу против угнетения и бесправия, чем быстро завоевал популярность и авторитет среди простого народа. К нему часто обращались бедняки с бесконечными просьбами помочь в оформлении различных прошений в административные и судебные органы. Он выигрывал почти любое дело, за разрешение которого брался. Здесь во многом помогал ему опыт работы в качестве волостного писаря в Тамбовском уезде. Особенно много жалоб бывало по земельным вопросам, рассмотрение, которых тянулось годами. Э. К. Пекарский со свойственной ему настойчивостью добивался положительного решения вопроса в пользу пострадавших бедняков. Со временем его стали считать полноправным гражданином наслега. Так, Э. К. Пекарский пользовался наделом земли, был обложен податями по первому классу, наравне с другими местными отбывал гоньбу, кормил русских поселенцев и якутских кумаланов (13)

    Самое близкое знакомство Э. К. Пекарского с бытом якутов началось с того времени, когда он сам стал заниматься земледелием, огородничеством и разведением скота, т. е. с 1885 г. (14) Местные якуты помогли ему обрабатывать небольшой участок, где он высевал хлеб и высаживал картофель. Исключительно трудолюбивый и способный к крестьянскому труду, с помощью своих друзей-сонаслежников Э. К. Пекарский впоследствии обзавелся довольно крепким личным хозяйством (15), доходом от которого охотно делился с бедняками. Вместе с бедняками Э. К. Пекарский ходил на охоту и рыбалку и каждой удачной добыче радовался «как дитя» (16). Женился он на якутке из бедной семьи, имел детей, в совершенстве овладел якутским языком.

    Таким образом, Э. К. Пекарский был связан с местным населением глубокими, в том числе и родственными, корнями.

    Э. К. Пекарский с самого своего приезда в Якутию держался независимо от местных богачей. Первые же стычки с ними окончились неудачей «родовичей» (17). В то же время классовые противоречия в более яркой форме выступали в жизненно важном для каждого якута земельном вопросе. Глубоко изучив существующие земельные отношения, Э. К. Пекарский твердо встал за более спведливое уравнительное распределение земли между всеми членами .общества. В 1899 г. по его инициативе в наслеге был проведен передел среди бедняков внесписочной земли, которой раньше пользовались богатеи; в результате безнадельные получили земельные участки (18).

    Компетентность Э. К. Пекарского в улусных делах становится настолько общеизвестной, что по распоряжению областного начальства ему был прислан проект инструкции об уравнительном распределении земель с предложением дать свои замечания. В 1902 г. Э. К. Пекарского пригласили на съезд сведущих лиц для упорядочения инородческого землепользования.. По этому же вопросу он выступил со статьей в журнале «Сибирские вопросы», где предложил «уравнительное распределение в наслеге земель с обязательным уничтожением классной системы» (19).

    Э. К. Пекарский пользовался среди народа «таким авторитетом и влиянием, каким не пользуются старосты и старшины», а униженные и оскорбленные шли к нему, как к своему защитнику, а не как «к писцу, который может за сколько-то и столько-то настрочить любое прошение» (20). Как свидетельствуют архивные данные, об Э. К. Пекарском из уст в уста шла молва как о «баай дьон симиэрдэ, кыра дьон таҥарата» («он для богачей как смерть, а для бедняков как бог») (21). Бедняки любовно и уважительно звали его «Хаарылабыс» («Карлович»).

    Сохранились документы, свидетельствующие о личной помощи Э. К. Пекарского беднякам наслега. Так, 12 декабря 1891 г. он обращается с письмом в I Игидейское родовое управление Ботурусского улуса: «Прошу принять от меня в дар четыреста копен сена, которое должно быть раздаваемо в годы бессенницы общественникам, по преимуществу, беднейшим» (22). В 1896 г. он помог деньгами бедняку Степану Григорьеву при поступлении его сына в церковно-приходскую школу (23). А в 1929 г. бывший бедняк Степан Андреевич Григорьев в своем теплом письме к Э. К. Пекарскому с огромной благодарностью вспоминает его «бескорыстную помощь» в обучении его детей (24).

    Позже, живя в Ленинграде, Э. К. Пекарский постоянно находился в курсе событий, происходящих в Игидейском наслеге. В 1924 г. жители наслега писали: «Мы часто вспоминаем о Вас и о Ионове и думаем, что многих инородцев Вы обучили грамоте. От этого и началась грамота. Теперь в Таттинском улусе 361 грамотный. Когда Вы приехали к нам, у нас не было почти ни одного грамотного якута» (25). В своих письмах за 1930-1932 гг. председатель первой сельхозартели в Игидейском наслеге Е. Т. Иванов информировал Э. К. Пекарского о делах колхоза (26). А вот что пишет В. Лопатин в 1932 г.: «Игидейский наслег, в котором во время царизма Вы были в ссылке, переименован в Пекарсковский наслег. Теперь в этом наслеге организовано несколько колхозов... Я окончил опорную школу Вашего имени в 1931 г., теперь учусь в педагогическом техникуме» (27).

    В связи с юбилейными торжествами в честь окончания работы над «Словарем» Якутское правительство решением от 14 декабря 1926 г. присвоило имя Эдуарда Карловича Пекарского Игидейской начальной школе Таттинского района. По просьбе граждан Игидейского наслега Э. К. Пекарский несколько раз входил с ходатайством в Академию наук, в Наркомпрос РСФСР и Якутский Совнарком о необходимости реорганизации Игидейской начальной школы в семилетнюю. Совнарком Якутской АССР постановлением от 7 мая 1930 г. преобразовал Игидейскую школу первого концентра в школу второго концентра с присвоением ей по-прежнему имени Э. К. Пекарского. В 1929 г. Э. К. Пекарский добился того, что Академия наук СССР взяла шефство над Игидейской школой. По его просьбе дважды состоялось заседание Президиума АН (1 ноября и 4 декабря 1930 г.) по «вопросу об оказании денежной помощи школе и комплектовании библиотечки из дублетных фондов библиотеки Академии наук (28). Под контролем Э. К. Пекарского в адрес школы регулярно высылались книги из книгохранилища Академии наук и Центрального бюро краеведения и из его личной библиотеки. «Ввиду предстоящего преобразования школы в семилетку, желая способствовать учреждению при Вашей школе библиотеки, пишет он, — я и моя жена, Елена Андреевна, решили предложить последний свой библиотечный фонд» (29).

    Так до самых последних дней жизни Э. К. Пекарского продолжалась его тесная связь с Якутией, с общественностью Игидейского наслега.

                                      О научной и общественной работе Э. К. Пекарского

    Много труда вложил Э. К. Пекарский в исследование этнографии, фольклора и языка якутского народа. Его перу принадлежит ряд интересных этнографических работ, частично написанных им в соавторстве с другими исследователями (30).

    Первой этнографической работой Э. К. Пекарского считается статья «Якутский род до и после прихода русских», написанная совместно с политическим ссыльным Г. Осмоловским (31). В ней на основе фольклорных и этнографических данных авторы попытались дать характеристику общественной жизни якутов до прихода русских. В статье впервые показана возможность использования умело подобранных фольклорных, этнографических и языковых материалов в качестве первоисточников для описания общественной жизни якутов бесписьменного периода.

    Как признанный знаток материальной и духовной культуры якутов, Э. К. Пекарский был привлечен Восточно-Сибирским отделением Русского географического общества к Якутской Сибиряковской экспедиции 1894-1896 гг. и вместе с И. И. Майновым разработал «Программу для исследования домашнего и семейного быта якутов», состоящую из десяти разделов. Программа была широко использована участниками экспедиции и опубликована в 1897 г. (32) В 1903 г., будучи членом Нелькано-Аянской экспедиции, Э. К. Пекарский изучал жизнь и быт приаянских тунгусов (эвенков) и собрал этнографические коллекции для Русского музея (около 400 экспонатов). Результаты исследований были изданы сначала в 1904 г. как отчет (33), а затем отдельной книгой в дополненном виде (34).

    Широк круг вопросов, интересовавших Э. К. Пекарского. Так, совместно с В. Н. Васильевым он писал работу «Плащ и бубен якутского шамана» (СПб., 1910), где дается подробное описание назначений отдельных частей и деталей шаманского костюма, бубна и колотушки.

    В соавторстве с Н. П. Поповым он выпустил две статьи — «Средняя якутская свадьба» и «Среди якутов» (35). В первой из них воспроизводится свадебный обряд, увиденный в 1892 г. Э. К. Пекарским в Игидейском наслеге Ботурусского улуса Якутской области. Во второй статье представлена краткая, но весьма ценная сводка материалов о космогонических, антропологических и зоологических понятиях якутов, собранных авторами в 80 – 90-х годах в Центральной Якутии. Несколько статей Э. К. Пекарский посвятил правовому положению якутов, подвергнув в них резкой критике состояние судопроизводства и земельного права в Якутии (36).

    Велики заслуги Э. К. Пекарского в деле сбора и издания произведений якутского устного народного творчества, прежде всего его монументального жанра — олонхо. Для «Словаря» им были использованы полные, фрагментарные и сокращенные записи 31 олонхо (37). Еще в 1894 г. он писал: «Я и Ионов придерживаемся того мнения, что прежде всего нужно позаботиться о собирании и издании возможно большего количества якутских текстов» (38).

    Э.К. Пекарский сделал многое и как составитель и как редактор академического издания серии «Образцы народной литературы якутов» в 3 томах, 8 выпусках. В первый том вошло двадцать одно произведение устного творчества народов, в том числе — тринадцать текстов олонхо, записанных Э. К. Пекарским и местными грамотными под его же руководством (39). В числе прочих помещены такие популярные олонхо, как «Дьулуруйар Ньургун Боотур», «Өлбөт Бэргэн», «Баҕымньы Баатыр», «Эрбэхтэй Бэргэн», «Элик Боотур и Ньыгыл Боотур». Второй том представляет собой якутский текст «Верхоянских сборников» И. А. Худякова (40). Третий том состоит из текста олонхо «Куруубай хааннаах Кулун Куллустуур», записанного известным собирателем якутского и эвенкийского фольклора В.Н. Васильевым (41).

    Необходимо отметить, что подготовка к печати и редактирование малограмотных записей олонхо при отсутствии общепринятой тогда для якутских текстов транскрипции представляли огромные трудности, ибо каждый записывал по своему разумению. Благодаря выработанной на протяжении многих лет соответствующей методике текстологической работы Э. К. Пекарскому удалось добиться точности и. научной достоверности в передаче оригинала текстов. «Основная научная ценность сборника Пекарского, — пишет фольклорист И. В. Пухов, — состоит именно в высокой точности и достоверности текстов...» (42).

    Всецело поглощенный прежде всего работой над «Словарем», Э. К. Пекарский не смог завершить задуманное им издание, аналогичное «Образцам народной литературы тюркских племен» В. В. Радлова. Он с нескрываемой грустью писал: «Жаль, только, что век мой уже короток, и мне не удастся завершить начатую в широких размерах работу по изданию «Образцов якутской народной словесности» (43).

    Он оставил несколько работ, где поднимает жанровые и другие проблемные вопросы якутского фольклора (44). Ему же принадлежит заслуга составления первой библиографии по устному народному творчеству якутов (45).

    Много сил отдавал Э. К. Пекарский редактированию научных работ своих товарищей по ссылке. Ему принадлежит редакция переведенных на русский язык «Образцов народной литературы якутов» С. В. Ястремского. По этому поводу С. В. Ястремский писал: «Я очень рад, что Вы согласились редактировать мои «Образцы». Лучшего редактора я и не мог желать» (46). Особенно много сделал Э. К. Пекарский в подготовке посмертных изданий трудов политссыльного В. Ф. Трощанского. Он не просто редактировал работы В. Ф. Трощанского, но и производил выверку якутских терминов, снабжал их примечаниями, дополнениями и приложениями (47).

    Еще в годы работы в Якутском областном Статистическом Комитете он редактировал «Общее обозрение Якутской области за 1892-1902 гг.» (Якутск, 1902), составил «Обзор Якутской области за 1901 г.» (Якутск, 1903).

    Под редакцией Э. К. Пекарского вышла работа П. П. Хороших «Опыт указателя историко-этнографической литературы о якутской народности» (Иркутск, 1924).

    Э. К. Пекарским были опубликованы многочисленные заметки, небольшие статьи, отзывы и рецензии (48). Во многих из них он поднимал серьезные, проблемные вопросы. Так, например, в статье «Знание якутского языка в школах» («Сибирские вести», 1906, №1) Э. К. Пекарский ставит вопрос о введении в якутских школах обучения на родном языке и преподавании русского языка в качестве учебного предмета. Он пишет, что «действительно у якутов нет письменной литературы, но есть у них очень богатая устная литература». Что касается азбуки, то, по мнению автора, «имеется безупречный научный алфавит акад. О. Н. Бетлингка».

    В своих статьях и заметках Э. К. Пекарский выступает как активный общественный деятель, ревностно следящий за всеми значительными событиями народной жизни в Якутской области и за ее пределами.

    Э. К. Пекарский состоял членом около 20 научно-исследовательских и краеведческих обществ и организаций.

    За заслуги в области филологического и этнографического изучения якутов он был избран почетным членом Русского географического общества (с 1909 г.), Восточно-Сибирского отдела Русского географического общества (с 1927 г.) и Якутского отдела РГО (с 1914 г.). По представлению этнографического отдела 13 октября 1911 г. он был избран действительным членом Императорского общества любителей естествознания, антропологии и этнографии. Э. К. Пекарский состоял членом Совета общества по изучению истории освободительного и революционного движения в России, Общества взаимопомощи сибиряков, Петербургского литературного общества и бессменным председателем его ревизионной комиссии, Научно-исследовательского Института сравнительной истории литературы и языков Запада и Востока. Деятельное участие он принимал в комиссиях, связанных с изучением Якутской АССР. Будучи членом Комиссии Академии наук по изучению Якутской АССР (1924-1931 гг.; сокр. КЯР), Э. К. Пекарский руководил секцией «Человек». Членами секции были: С. Ф. Ольденбург, В. В. Бартольд, А. Н. Самойлович, Д. В. Штернберг, В. Г. Богораз, И. И. Майнов. После ликвидации КЯР в 1931 г. ее функции перешли к якутской секции Совета по изучению производительных сил Союза ССР (СОПР), в работе которой Э. К. Пекарский принимал непосредственное участие. В качестве специалиста-якуговеда он руководил работой по составлению на якутском языке научного этнографического труда по материалам Хатанго-Анабарского отряда Якутской экспедиции АН СССР 1928-1929 гг. Он просмотрел и отредактировал якутские географические названия для «Карты Якутии», которая вышла в свет при его жизни.

    В 1928 г. Польское востоковедное общество избрало его своим почетным членом.

    В октябре 1926 г. Э. К. Пекарский дописал последнее слово в рукописи якутско-русского словаря. Об этом он телеграфировал Председателю СНК Якутии тов. М. К. Аммосову. Якутское правительство совместно, с Ленинградским обществом политкаторжан организовало чествование автора «Словаря якутского языка» (49).

    По представлению академиков В. В. Бартольда, С. Ф. Ольденбурга и И. Ю. Крачковского 15 января 1927 г. Э. К. Пекарский был избран членом-корреспондентом АН СССР, 6 марта 1927 г. состоялось заседание Президиума Академии наук в честь окончания «Словаря» и избрания Эдуарда Карловича членом-корреспонентом АН СССР. В приветственной речи президента АН СССР академика А. Карпинского, в частности, говорилось: «Избрав Вас своим членом-корреспондентом, Академия наук выразила свое отношение к такому крупному событию в жизни русской науки, как окончание монументального «Словаря якутского языка»... (50)

    Юбилейные торжества явились достойным венцом признания разносторонней научно-общественной деятельности и выдающихся заслуг Э. К. Пекарского в развитии русской советской тюркологии со стороны научных учреждений, широкой общественности и бесконечно благодарного якутского народа.

    За заслуги в области тюркологии Э. К. Пекарский 1 февраля 1931 г. был избран почетным членом Академии наук СССР.

                          РАБОТА Э. К. ПЕКАРСКОГО НАД СОЗДАНИЕМ «СЛОВАРЯ»

                                                     Сбор материала и его обработка

    Э. К. Пекарский вошел в историю отечественной и мировой тюркологии прежде всего как создатель фундаментального «Словаря якутского языка». Вся плодотворная работа по собиранию, исследованию и редактированию этнографических, фольклорных и других материалов была подчинена главной цели его жизни — созданию «Словаря».

    Те же декабрьские дни приезда Э. К. Пекарского в Игидейский наслег Ботурусского улуса Якутской области традиционно считаются началом работы над «Словарем», так как он уже тогда «начал записывать якутские слова» (51).

    Первоначальные занятия Э. К. Пекарского якутским языком преследовали сугубо практические цели: обстановка вынуждала к общению с местными жителями, не знавшими русского языка. Первым учителем Э. К. Пекарского по языку был, по его призванию, слепой старик по прозвищу Очекун, который с большим усердием сообщал ему названия предметов «домашней утвари» (52).

    Э. К. Пекарский завел себе две тетрадки: в одну стал записывать слова и их значения, в другую — русские слова с якутским переводом. Выписывал в свои тетрадки слова из книг, изданных миссионерскими обществами на якутском языке, в том числе из «Краткой грамматики якутского языка» протоиерея Д. Хитрова. Эти тетради стали и началом составления словаря. Большое значение для успешных занятий языком имела встреча Э. К. Пекарского с местным знатоком якутского языка Д. Д. Поповым, который впоследствии стал одним из участников создания «Словаря». Известный этнограф В. М. Ионов отдал в распоряжение Э. К. Пекарского весь свой материал, собиравшийся им на протяжении десятков лет и до конца своей жизни принимал деятельное участие в составлении «Словаря».

    Прибывший два или три года спустя, политический ссыльный Н. С. Тютчев привез с собой два экземпляра «Якутско-немецкого словаря» О. Н. Бетлингка. При сверке с материалом Э. К. Пекарского оказалось, что многие слова, в том числе общеупотребительные, не зафиксированы в словаре О. Н. Бетлингка и были показаны далеко не все значения слов. Только после этого Э. К. Пекарский окончательно убедился в том, «что якутский язык не так беден словами, как это до сих пор предполагали», и что собранный им «материал может быть полезен не только в практическом, но и в научном отношении» (53).

    Положив в основу своей работы методы и принципы «Якутско-немецкого словаря» О. Н. Бетлингка, Э. К. Пекарский продолжал выписывать слова преимущественно из печатных богослужебных книг, чтобы «избегнуть впоследствии возможных упреков» в пропуске слов из письменных источников (54). Исчерпав весь доступный ему печатный материал (количество печатных источников к 1895 г. стало уже больше 70) (55), Э. К. Пекарский приступил по совету В. М. Ионова к изучению языка устного творчества. «Признаюсь, — писал он впоследствии, — что ближайшее знакомство со сказочным и песенным языком заставило меня пожалеть о том времени, которое я употребил на штудирование св. книг, переводчики которых старались передавать церковно-славянский текст слишком буквально, насилуя якутский язык невозможным образом» (56).

    В теоретическом ознакомлении с якутским языком Э. К. Пекарскому помог автор «Грамматики якутского языка» С. В. Ястремский, давший ему пространный перевод известного труда О. Н. Бетлингка «О языке якутов». Узнав об усердных занятиях Э. К. Пекарского языком, многие старались помочь ему.

    С накоплением все большего количества материалов труднее становилась их обработка. Не могло не сказываться отсутствие опыта и незнание методики словарной работы. Составитель узнал о карточной системе намного позже, прочитав о ней в предисловии «Толкового словаря живого великорусского языка» В. И. Даля (57). Попытка Э. К. Пекарского и В. М. Ионова получить советы у О. Н. Бетлингка по вопросам лексикографии окончилась неудачей из-за отъезда последнего в Лейпциг. «Часто не хватало письменных принадлежностей, — вспоминал Э. К. Пекарский в начале работы над «Словарем», — приходилось пользоваться каждой осьмушкой бумаги, у которой одна сторона была чистая. Не было свеч и приходилось читать, а иногда и писать, при свете якутского камина с риском испортить себе глаза. Денег в нашем распоряжении было очень мало, так как приходилось ограничиваться, при отсутствии заработка, скудным казенным пособием в 6 рб. в месяц, а потом — 12 рб.» (58)

    Несмотря на эти трудности, первичную обработку наличного материала Э. К. Пекарский закончил к концу 1889 г. Весь материал в обработанном виде он переписал в две толстые переплетенные книги, оставляя обратную сторону листа для возможных дополнений и исправлений.

    Участие Э. К. Пекарского в работе Якутской Сибиряковской экспедиции в 1894-1896 гг. положило начало систематическому пополнению «Словаря» материалами устного народного творчества (59).

    Э. К. Пекарский привлек к работе экспедиции в качестве внештатных сотрудников И. Н. и Гр. К. Оросиных из I Игидейского наслега Ботурусского улуса, Р. Александрова из Жулейского наслега того же улуса, М. Н. Андросову и Арсения Петрова из II Игидейского наслега Баягантайского улуса. Всем им были выданы тетради, а Александрову и Андросовой небольшое пособие (60). Они доставляли материалы из устного народного творчества якутского народа. При посредстве Э. К. Пекарского в конце 1894 г. к экспедиции по разделу «Язык и народное творчество» был привлечен С. В. Ястремский (61).

    В обязанности Э. К. Пекарского входило ведение обширнейшей переписи в качестве посредника между участниками экспедиции, Якутским областным статистическим комитетом и Распределительным комитетом ВСОРГО. Но главным занятием его оставалась обработка накапливаемого словарного: материала. В своем отчете за 1894 г. он пишет, что работал над дополнениями словаря материалами, доставленными участниками экспедиции Д. Д. Поповым, Н. А. Виташевским, В. М. Ионовым и др. Особое внимание было обращено на обогащение словаря фразеологией (62).

    Еще в 1890 г. Э. К. Пекарский через якутского губернатора обращался во ВСОРГО с просьбой выслать якутский текст «Верхоянского сборника» И. А. Худякова «хотя бы, на самое ограниченное время» для словарных целей (63). На его неоднократные просьбы Отдел отвечал непременным отказом «ввиду строгости правил относительно выдачи рукописей в библиотеке» (64). Якутские тексты И. А. Худякова Э. К. Пекарский смог получить только в 1895 г. при содействии организатора Якутской Сибиряковской экспедиции Д. А. Клеменца (65). Таким же путем ему удалось приобрести «Якутско-русский словарь» П. Ф. Порядина в Распределительном комитете ВСОРГО.

    В отчете за первую половину 1895 г. Э. К. Пекарский сообщает о том, что он приступил к обработке «Верхоянского сборника» И. А. Худякова и материалов, доставленных Дм. Поповым и его сыном И. Д. Поповым. Кроме того, К. Г. Оросин представил окончание олонхо «Ньургун Боотур» — «лучшую из якутских сказок», И. Н. Оросин — окончание олонхо «Ньургун Тойон» и одну песню, Роман Александров — начало олонхо «Бүдүрүйбэт Мүлдьү Бөҕө». Записано было много загадок, пословиц, поговорок и фраз из живой речи (66). В отчете за вторую половину 1895 г. Э. К. Пекарский пишет, что им получены: от Ливадина — термины кузнечного, столярного и гончарного ремесла, от Стефановича, Гориновича и Виташевского — списки собственных имен, прозвищ и названий местностей, от Оросина — список редко встречающихся старинных слов и карточное заклинание, от Осмоловского — список названий зверей, птиц и рыб, от В. Е. Гориновича — начало олонхо «Тимир Дьэгэликээн эмээхсин». Кроме того, С. В. Ястремский для использования и редактирования предоставил свои «Образцы народной устной словесности якутов» (67).

    В 1896 г. наряду с обработкой уже полученного материала Э. К. Пекарский принимал новые поступления от В. М. Ионова, Д. Д. Попова (пословицы, загадки, эвфемистические и табуистические слова) (68). Поступали и фольклорные материалы, среди них сказка «Царевич Иван Орлов», записанная Р. Александровым (69).

    Непрерывное накапливание нового материала привело к необходимости переработки всего «Словаря». Для этого автору сначала надо было обработать, систематизировать весь наличный фольклорный и другой материал с тем расчетом, чтобы приступить к окончательной доработке и переработке словаря в алфавитно-гнездовом порядке. Э. К. Пекарский в 1896 г. пишет: «В связи с поступающими материалами (старый будет исчерпываться, а новый поступать) я не решаюсь приступить к обработке словаря к печати. Поспешность в издании словаря отразилась бы отрицательно на внутреннее достоинство» (70).

    К Э. К. Пекарскому поступали материалы почти всех членов экспедиции.

    Благодаря участию в Якутской Сибиряковской экспедиции 1894-1896 гг., Э. К. Пекарскому удалось пополнить свой «Словарь» так, чтоб потом он был назван как «громадное сооружение», «величественный памятник».

    Собранный материал, пока лежал как мертвый капитал, не мог не давить на составителя своей обширностью. Э. К. Пекарский писал, «что я серьезно боюсь как бы не оскандалиться прежде приведения этого материала в более или менее систематизированный порядок» (71). Эта «боязнь» заставила его работать «свыше сил и не щадя здоровье». В то же время лексикографическая разработка первых слов, как абааһы 'злое начало'; айыы 'доброе начало', поставила Э. К. Пекарского перед необходимостью обратиться к «еще не тронутому обширному фольклорному материалу» (72).

                          «При ближайшем участии прот. Д. Д. Попова и В. М. Ионова...»

    На титульных листах всех тринадцати выпусков «Словаря» Д. Д. Попов и В. М. Ионов отмечены автором как лица, принимавшие «ближайшее участие» в его создании.

    В течение тринадцати лет, по словам самого Э. К. Пекарского, «совершенно бескорыстную помощь» в работе со «Словарем» оказывал известный знаток якутского языка протоиерей Димитриан Дмитриевич Попов. Он, как любитель якутского языка, при первой же встрече с Э. К. Пекарским поддержал его начинание словами: «Говорят, что вы серьезно занялись изучением якутского языка, составляете словарь. Это очень хорошо. Не бросайте такого полезного дела» (73). Одновременно он, как имеющий опыт словарной работы, раскрыл ее огромные трудности, требующие много сил и энергии, терпения и упорства. «А главное, — советовал он, — нужно быть смелее, не отступать перед трудностями, не слушать тех, кто будет отговаривать... Держитесь тех, кто сочувствует, поддерживает, помогает в вашем труде» (74). И он сразу же предложил свои услуги: «Пожалуй, я даже уступлю вам свой словарь, ведь мне все равно многое не сделать, так как я уже старик, а вы еще молоды» (75). Д. Д. Попов отдал в распоряжение Э. К. Пекарского весь свой языковой материал, собранный за несколько десятков лет, в том числе «Словарчик», содержащий в себе более тысячи слов, сочинение «Мои воспоминания», состоящее из четырех тетрадей (354 с.), рукописи переводов богословных книг, указанные в «Перечне» источников «Словаря» и «Краткий очерк о нравах, характерах, приемах и обычаях якутов старого и нового времени», хранящегося в ГА Иркутской области (76).

    Д. Д. Попов завел «Словарчик» специально для Э. К. Пекарского, чтобы заносить туда каждое редкое слово, «поразившее его слух» (77).

    По предложению Э. К. Пекарского в знак признания заслуг Д. Д. Попова в составлении «Словаря» 18 января 1894 г. он был избран членом Якутской Сибиряковской экспедиции ВСОРГО 1894-1896 гг. (78) В 1895 и 1896 гг. Э. К. Пекарский заносит в «Словарь» новые слова и значения, доставленные членом экспедиции Д. Д. Поповым. Сохранилась записка Д. Д. Попова к Эдуарду Карловичу от 7 июня 1895 г., где он сообщает о том, что высылает Э. К. Пекарскому четвертую книжку «Словарчика», которая «кажется, погостит у Вас в последний раз» (79). Вероятно, свои материалы Д. Д. Попов предоставлял Э. К. Пекарскому с условием их последующего возвращения (80).

    По признанию самого автора «Словаря» Д. Д. Попов ответил в письменном виде на 1 000 с лишним вопросов. Э. К. Пекарский часто обращался к нему, когда не мог выяснить значение того или иного слова, выражения. «Увидев, что из моей затеи может выйти нечто серьезное, пишет Э.К. Пекарский, — сам (Д. Д. Попов) стал заносить редкие слова, большая часть которых была бы без него, пожалуй, не зарегистрирована» (81).

    О той большой роли, какую сыграл Д. Д. Попов в пополнении «Словаря», Э. К. Пекарский говорит в письме к политссыльному Н. А. Виташевскому от 18 января 1892 г. «Чтобы Вы могли себе представить, - пишет Э. К. Пекарский, насколько для меня важно сотрудничество Д. Попова, достаточно сказать Вам, что из 200 записанных им слов в моём словаре оказалось помещенным не более одной пятой» (82).

    О конкретной помощи Д. Д. Попова наглядно говорят пометы Д. П. (Димитриан Попов), расставленные автором по всему «Словарю». При Толковании значений заглавных слов пометы Д. П. проставлены 2479 раз. Кроме этого, в иллюстративной части словарных статей приведено 707 ссылок на Д. Д. Попова, большинство из них с указанием на редкость, уникальность того или иного слова и словоформы. Что касается толкований Д. Д. Поповым значений слов, то они отличаются конкретностью и большой достоверностью.

    Д. Д. Попов помогал Э. К. Пекарскому с 1883 г. до конца последних дней своей жизни, т. е. до 30 апреля 1896 г. (83) Преданная и бескорыстная помощь Д. Д. Попова оказала и огромную моральную поддержку автору в наиболее трудный начальный период работы над «Словарем».

    Другим ближайшим помощником Э. К. Пекарского был революционер-народник 1870-х годов В. М. Ионов. Родился он в 1851 г. в г. Астрахани в семье почтмейстера. Был студентом Петербургского технологического института. В 1876 г. арестован в Москве и в июне 1877 г. особым присутствием Сената был осужден к 5 годам каторжных работ за пропаганду среди рабочих и распространение нелегальной литературы. По окончании срока каторжных работ его отправили в Якутскую область, где он организовал частную школу для обучения якутских детей грамоте. В. М. Ионов считался лучшим педагогом по всей области. Он составил учебник под названием «Оллендорфия», на основе которого впоследствии была издана в 1917 г. азбука «Сахалыы сурук-бичик» для якутских детей. В 1908-1910 гг. он был фактическим редактором газет «Якутский край», «Якутская жизнь» и «Якутская мысль», с 1900 по 1910 г. состоял учителем частной школы в Якутске.

    В. М. Ионов - общепризнанный ученый-этнограф. Ему принадлежат такие работы, как «Орел по воззрениям якутов», «Медведь-дух - хозяин леса» и др. Он был членом Русского географического общества, Московского общества любителей естествознания, антропологии и этнографии, Общества изучения Сибири и улучшения ее быта и т.д.

    Э. К. Пекарский в течение десятков лет пользовался распространенным тогда миссионерским алфавитом, в котором отсутствовали буквы, обозначающие якутские специфические звуки. Правда, ему все время приходилось изменять и подгонять его под бетлингковскяй алфавит. И, наконец, по инициативе В. М. Ионова в основу транскрипции «Словаря» был положен алфавит О. Н. Бетлингка. В. М. Ионов впервые открыл в якутском языке наличие так называемых «мульированных» звуков, предложил знаки для их обозначения на письме.

    В. М. Ионов следил за безошибочностью транскрибирования слов в «Словаре». В процессе работы часто возникали различного рода трудности. Так, например, исходя из своих рукописных материалов, Э. К. Пекарский хотел ввести сначала в тексты «Образцов», а затем и в «Словарь» звук Ш. В. М. Ионов вполне обоснованно считал, что спорадически встречающийся звук, напоминающий Ш, обычно возникает в результате дефектного произношения или эвенкийского влияния, но отнюдь не совпадает с русским Ш. Потому, по его мнению, нельзя было давать его как общеупотребительный нормативный звук якутского языка (84). Каждое специфическое правописание в «Словаре» приходилось сверять с первоисточниками или с произношениями в обиходной речи. Много хлопот им доставляло правильное обозначение в словах якутских долгих гласных и удвоенных согласных. Сохранилась переписка, где Э. К. Пекарский постоянно консультировался с В. М. Ионовым по всем этим вопросам. В. М. Ионов, в свою очередь, весьма скрупулезно рассматривал каждый сомнительный случай и с помощью М. Н. Андросовой, как правило, давал их точное правописание.

    Однако самая основная помощь заключается в его многолетней кропотливой работе по выяснению и уточнению значений слов и выражений. Э. К. Пекарский часто обращался к В. М. Ионову за толкованием слов или словосочетаний. «Не можете ли при случае определить, например, — пишет он, — следующие названия частей внутренностей: у рогатого скота — чаҥкычах, чаҥкычах айаҕа, тулаайах быар; у конного скота — от ис, балаҕан ханна, сойуус оһогос» (85). В другом письме он просит определить значение следующих слов: айыы, сэтэ, кэнчиэ. О том, как они работали над выяснением значений слов, показывает следующий пример. При просмотре корректурных листов «Словаря» у В. М. Ионова возникло сомнение в правильности формы слова кириһэ и его толкования в выражении оэтэрээҥҥи дойду кириһэҕин кэтиэмэхтээн оаран, приведенное Э. К. Пекарским с пометой М. А. (Мария Андросова). Э. К Пекарский, тщательно проверив, наличие этого слова по источникам, отвечает: «Здесь, очевидно, у М. Н. (у Марии Николаевны Андросовой) описка вместо кэрискэтин, ибо на 246 странице «Образцов» (строка 11 снизу) в таком же выражении употреблено именно кэрискэтин. Этого я в свое время недосмотрел, да и не думал, чтобы М. Н. могла сделать такую описку» (86). И, разумеется, выражение нашло место в «Словаре» под заглавным словом кэрискэ 'все, что расположено подряд'.

    Э. К. Пекарский высылал В. М. Ионову те корректурные листы, где было особенно много непонятного и сомнительного. Обычно это бывали листы с нагромождениями вопросительных, восклицательных и других условных знаков, — расставленных автором. Это, безусловно, не могло не усложнять корректуру. В одной из записок В. М. Ионов вынужден был просить: «Замечания на замечания, крестики на крестики — до бесконечности. Они страшно путают и приходится долго разбираться в них. Не можете ли Вы отдельно сформулировать вопросы» (87).

    Не имея постоянного заработка, В. М, Ионов временами жил в очень тяжелых материальных условиях. Но он не бросал словарной работы даже тогда, когда у него на первом плане стоял вопрос об удовлетворении, как сам выразился, «желудочных потребностей». 2 января 1914 г. он пишет: «Посылаю корректуры. Не поручусь, что все в порядке: от голода в глазах рябит, и все сливается в серую сетку» (88).

    Так преданно и самоотверженно помогал в создании «Словаря якутского языка» один из крупных исследователей якутской этнографии Всеволод Михайлович Ионов.

    Бескорыстная, продолжительная и разносторонняя помощь Д. Д. Попова и В. М. Ионова по достоинству была оценена Э. К. Пекарским, и они были увековечены на титульном листе этого монументального памятника человеческой энергии, целеустремленности и самоотверженного служения науке.

                            Об участии в «Словаре» представителей якутской общественности

    Работа Э. К. Пекарского над «Словарем» находилась в поле зрения якутской общественности.

    Многие любители и знатоки родного языка предлагали ему свои услуги и временами оказывали посильную помощь. Писать о вкладе, «внесенном каждым из них в отдельности, — это тема специальных исследований. Здесь речь пойдет только о тех, кто непосредственно помогал в течение продолжительного времени.

    Крупный знаток родного языка и талантливая сказительница-олонхосут М. Н. Андросова-Ионова принимала в создании «Словаря» активное участие. Она стала сотрудничать с Э. К. Пекарским с 1894 г., когда по ходатайству Э. К. Пекарского она была включена в состав Якутской Сибиряковской экспедиции, и вплоть до 1928 г. (89)

    М. Н. Андросова-Ионова написала для «Словаря» два текста олонхо, которые были использованы Э. К. Пекарским и опубликованы в первом томе его «Образцов народной литературы якутов».

    Благодаря природному языковому чутью, М. Н. Андросова-Ионова оказывала неоценимую помощь в правильном определении словарных форм заглавных единиц и в толковании значений редких слов и специфических выражений из олонхо и других жанров фольклора. Один из соавторов «Словаря» — В. М. Ионов мог вести корректуру словаря при непременном условии совместной работы с М. Н. Андросовой-Ионовой (90). При окончательной корректуре «Словаря» сам Э. К. Пекарский вносил исправления лишь после просмотра и согласования с М. Н. Андросовой.

    В «Словаре» с пометой М. А. (Мария Андросова) приведено 211 определений значений заглавных слов, 285 иллюстративных выражений.

    М. Н. Андросова была неизменной помощницей своего мужа B. М. Ионова в его научных исследованиях быта, верований и языка якутов. Она имеет несколько оригинальных работ по этнографии и фольклору. М. Н. Андросова принимала участие в работе Комиссии Академии наук СССР по изучению производительных сил Якутской республики.

    За труды по этнографии (совместно с В. М. Ионовым) и активное участие в редактировании «Словаря» Русское географическое общество по отделению этнографии наградило М. Н. Андросову-Ионову малой золотой медалью (91).

    В конце августа 1920 г. Э. К. Пекарский перенес тяжелую болезнь, которая не могла пройти без последствий (92). Для того чтобы обеспечить беспрерывное печатание «Словаря», Академия наук специальным решением учредила штат сотрудника в помощь Э. К. Пекарскому. Воспользовавшись приездом С. А. Новгородова в Ленинград, Академия наук по ходатайству Э. К. Пекарского предложила ему эту должность (93).

    Так, первый якутский лингвист Семен Андреевич Новгородов стал сотрудником Э. К. Пекарского по составлению словаря. Он работал с 1 мая 1921 г. по 1 мая 1923 г. С. А. Новгородов принимал участие в окончательной редакции словарных статей в 6 – 8-м выпусках «Словаря», начиная со слова мин, кончая словом сырҕаннаа, и в 9-м выпуске, начиная с та по слово тайыаха включительно.

    С. А. Новгородов работал по совместительству, поэтому рабочий день у него ограничивался двумя-тремя часами. «Работаю у него в качестве помощника над обработкой якутского словаря приблизительно с 8-9 часов до 11 часов вечера» (94). Когда поднимался вопрос о переводе С. А. Новгородова в Якутское представительство в Москве, С. Ф. Ольденбург обратился с письмом к председателю СНК Якутской республики М. К. Аммосову: «С. А. Новгородов ведет в Академии чрезвычайно ответственную работу по составлению якутского словаря. Эта работа помимо крупного значения ее для науки имеет громадную практическую важность и для якутского народа. Российская Академия наук настоятельно просит освободить от необходимости покинуть Петроград и тем представить ему возможность докончить начатое им дело», — писал C. Ф. Ольденбург (95).

    В «Словаре» занесено 378 толкований слов с пометой Новг. (Новгородов) и 318 примеров со ссылкой Новг. В «Предисловии» к 7-му выпуску «Словаря» автор писал: «К числу моих сотрудников необходима присоединить также покойных проф. Н. Ф. Катанова и молодого якута-лингвиста С. А. Новгородова». По просьбе Э. К. Пекарского участие С. А. Новгородова в составлений «Словаря» отмечено среди других в «Послесловии» к 13-му выпуску «Словаря», написанном С. Ф. Ольденбургом.

    По рекомендации председателя СНК ЯАССР М. К. Аммосова в качестве сотрудника работал у Э. К. Пекарского студент Литературного института живых восточных языков Г. В. Баишев (96). Его сотрудничество продолжалось с 15 августа 1925 г по февраль 1928 г. (97) Ежедневно по два часа он работал у Э. К. Пекарского (98). Г. В. Баишев выписывал из фольклорных записей новые слова, выражения и проводил их первичную лексикографическую обработку в виде словарных статей, т. е. он занимался сбором и обработкой дополнительного материала к «Словарю». Кроме того, Э. К. Пекарский «использовал его как природного, якута при обработке словарного материала», т. е. как консультанта (99). В последних выпусках «Словаря» (9-13-й выпуски) дано 417 определений значений слов со ссылкой Г.Б. (Гаврил Баишев) и 211 иллюстративных примеров.

    Много исправлений и дополнений вносил в «Словарь» студент юридического факультета Томского, затем Петербургского университета А. Н. Никифоров. Он просился на работу к Э. К. Пекарскому еще в 1908 г., будучи выпускником Якутской духовной семинарии: «Нельзя ли будет у Вас найти какую-л. письменную работу молодому природному якуту, знакомому с якутской орфографией» (100). Эту же просьбу он повторил в 1909 г., будучи студентом Томского университета, напоминая при этом, что он имеет «весьма мизерный фольклорный материал (около сотни загадок, около полсотни пословиц и три-четыре маленьких рассказа)» (101). В том же 1909 г. А. Н. Никифоров переводится в Петербургский университет и становится сотрудником у Э. К. Пекарского до 1913 г. Если исходить из ссылок самого Э. К. Пекарского в «Словаре» Ник. (Никифоров), то выходит, что А. Н. Никифоров просмотрел весь словарный материал в рукописи. Ссылки Ник. встречаются по всему «Словарю» с 3-го выпуска по 13-й. Всего их насчитывается 542, относящихся к определениям значений слов, и 254, относящихся к иллюстративному материалу. Следует иметь в виду, что автор давал подобную ссылку только при словах и выражениях, не имеющих других источников. К словарным материалам А. Н. Никифоров подходил весьма вдумчиво и критически. Он даже настаивал «не ограничиваться преклонением перед текстом Худякова», «редактировать и его» (102).

    Многие представители местной интеллигенции отдавали в распоряжение Э. К. Пекарского свои фольклорные записи, некоторые переводы и в большинстве своем неоконченные якутско-русские или русско-якутские словарики. Наиболее значительные из них указаны автором в «Перечне», приложенном к 1-му и 13-му выпускам «Словаря».

    Из рукописей лексикографического характера несомненный интерес представляет «Якутско-русский словарь» П. Ф. Порядина, который Э. К. Пекарскому удалось получить в 1895 г. в Распорядительном комитете Восточно-Сибирского отдела Русского географического общества (103).

    Автор словаря Прокопий Филиппович Порядин — уроженец Восточно-Кангаласского улуса Якутской области. Окончил фельдшерскую школу в г. Казани (104). Он состоял членом-сотрудником этнографического отдела Русского географического общества (105). В апреле 1877 г. П. Ф. Порядин выехал из Петербурга в Якутск, «желая заниматься самостоятельно в Якутской области этнографическим, антропологическим и статистическим исследованиями края и его народов» (106). О последующих годах жизни П. Ф. Порядина мы не нашли архивных данных, известно лишь, что он «умер в Петербурге примерно в 1884 г. (107).

    Рукописный «Якутско-русский словарь» П. Ф. Порядина состоит из 394 страниц большого формата и содержит 7051 заглавное слово. Слова транскрибированы русскими буквами, но со своеобразными отклонениями для отражения специфических якутских звуков: ү- ю̄; ю̄ть — молоко, дифтонги: ыа-йэ, иэ-йэ, уо-ýо, уө-ю́э, где надстрочный знак ‘ обозначает краткость первого звука. Примеры: бы’эр — печень, би’эс — пять, ку’олуhут — законник, тю’эсь — грудь. Якутские согласные дь-дн: дне — дом, днахтар — женщина, н-нг: тангас — товар, тангара — бог.

    Имена существительные даны в пределах одной и той же вокабулы в трех падежах: в именительном, винительном и сравнительном: көлө - өнү, - төөҕор 'конь или бык, вообще рабочая сила'; одуу - ууну - тааҕар 'замечание, подозрение'; өй - ү, - дөөҕөр 'ум, память'.

    Глаголы представлены так, чтобы можно было различить форму первого лица единственного числа повелительного наклонения, форму изъявительного наклонения единственного числа настоящего времени, форму инфинитива того же глагола, а также форму, обозначающую имя действующего лица: сылыт, -абын, -ыахха, -ааччы 'согреваю, отогреваю', тэлибирэт, -эбин, -иэххэ, -ээччи 'заставляют шелестеть, трепетать', уллэр, -эбин, -иэххэ, -ээччи 'делю, разделяю'.

    Несклоняемые и служебные части речи зафиксированы с пометой, указывающей на часть речи типа: быһа нар. 'прямо, наотрез'; өруу нар. 'всегда, беспрестанно'; чэбэрдик нар. 'опрятно, чисто'. А межд. 'а! ах! '; хаарыан межд. 'о, жаль! о, жалко'. Бэтэрээ предл. 'здешний, посю'; диэки предл. 'за, по'; үрдүгэр предл. 'сверху, верх'.

    Как видно, наряду с основной формой заглавного слова одновременно приводятся и другие формы, в том числе самостоятельные производные основы. Поэтому в словаре П. Ф. Порядина в самом деле содержится не 7051 общеупотребительное слово, а намного больше. Кроме того, широко зафиксированы производные слова в виде самостоятельных словарных единиц. Например, занесены в словарь следующие образования от корня эйэ: эйэлэн, эйэлэһиннэр, эйэлэнии, эйэлэһиннэрии, эйэлэннэттэр, (эйэлэнии, эйэлээриннэрии, эйэлэннэттэр) эйэлэннэттэрии, эйэлээх.

    В «Предисловии» к своему словарю П. Ф. Порядин писал, что словарь составлен им самостоятельно, без какой-либо помощи, для изучения русского языка. При этом автор подчеркнул, что переводы богослужебных книг и словарь О. Н. Бетлингка не могли служить для подобной цели. «Первые имели цель распространения веры православной, — пишет П. Ф. Порядин, — Бетлингк был недоступен» (108). Словарь был предназначен для якутов и преследовал чисто практическую цель — помочь усвоению русского языка.

    «Якутско-русский словарь» П. Ф. Порядина, несомненно, служил самым надежным и богатым источником среди других как по обширному охвату общеупотребительных слов, так и по сравнительно четким и ясным толкованиям их значений.

    Э. К. Пекарский не раз утверждал, что «много производных слов записано у Порядина». Он, как член Якутской Сибиряковской экспедиции, в отчете за вторую половину 1895 г. отмечает: «... Извлечены все новые слова и значения из якутско-русского словаря П. Ф. Порядина... Благодаря двум источникам Худякову и Порядину мой словарь несомненно улучшился в количественном и качественном отношениях» (109). О том каким богатым источником оказалась рукопись П. Ф. Порядина, красноречиво говорят многочисленные ссылки автора в «Словаре» Пор. (Порядин). В определяющей части словарных статей содержится 2555 помет Пор., а в иллюстрирующей части — 155.

    Материалы для «Словаря» по своей инициативе высылал Я. С. Еремисов из Вилюйского округа. В начале 30-х годов он представил список слов на буквы ч и ы с частичными переводами, что было использовано Э. К. Пекарским. В 1929 г. Я. С. Еремисов отдал в распоряжение Э. К. Пекарского словник объемом в 106 страниц, состоящий из отсутствующих в ранних выпусках «Словаря» слов. Из этого материала Э. К. Пекарский смог использовать слова на букву ы для 13-го выпуска. Кроме того, Я. С. Еремисов препроводил список 400 слов, встречающихся в г. Вилюйске. В основном его материалы Э. К. Пекарский использовал для последнего выпуска по буквам х, ч, ы, а материалы по другим буквам были обработаны им для дополнительного выпуска к «Словарю» в 1932 г. (110). Э. К. Пекарский высоко ценил бескорыстную помощь Я. С. Еремисова, что подтверждается его личной просьбой, обращенной к С. Ф. Ольденбургу от 30 сентября 1929 г.: «Имея в виду столь ревностное пособничество со стороны Еремисова в деле обогащения якутского „Словаря” новым материалом по мало-затронутому мною Вилюйскому округу, было бы целесообразно включить Еремисова в число лиц, получающих бесплатно „Словарь якутского языка”, и выслать ему теперь же все одиннадцать выпусков» (111).

                                      О роли Академии наук в создании «Словаря»

    Научное достоинство «Словаря» Э. К. Пекарского во многом предопределилось участием в нем крупнейшего научного центра — Российской Академии наук и его выдающихся представителей — востоковедов.

    В 1904 г. В. В. Радлов, будучи председателем Русского комитета по изучению Средней и Восточной Азии, принял издание словаря в распоряжение вверенного ему комитета. В связи с необходимостью издания «Словаря» он смог добиться досрочного вызволения Э. К. Пекарского из якутской ссылки.

    При непосредственном участии и под руководством В. В. Радлова начиная с третьего листа академического издания «Словаря», в нем стали приводиться иноязычные тюркско-монгольские параллели. Он, как крупнейший тюрколог и лексикограф, давал много ценных советов по общим принципиальным и частным вопросам составления «Словаря». Еще в 1907 г. В. В. Радлов выступил со специальным разбором 1-го выпуска «Словаря». «Приняв участие в издании словаря тем, что вместе с автором тщательно проштудировал каждый корректурный лист, — писал он, — я мог убедиться в обширности знакомства автора со своим предметом и в тщательной обработке каждой отдельной статьи» (112).

    Совместная работа В. В. Радлова и Э. К. Пекарского над «Словарем» продолжалась до 1913 г.

    В 1907 г. под руководством известного ориенталиста-ираниста К. Г. Залемана был переиздан 1-й выпуск «Словаря» в соответствии с академическими требованиями. В частности, были изменены шрифт, формат якутского издания и дополнительно стал вноситься сопоставительно-сравнительный материал.

    Русский комитет, возглавляемый В. В. Радловым, по предложению К. Г. Залемана назначил Э. К. Пекарскому ежегодное пособие в размере 506 руб. с тем, чтобы он имел возможность заняться подготовкой словаря к печати.

    В декабре 1907 г. на заседании конкурсной комиссии по премиям Императорской Академии наук К. Г. Залеман выступил с весьма положительным отзывом о 1-м выпуске «Словаря». По его ходатайству первый академический выпуск «Словаря» был удостоен Почетной золотой медали Академии наук.

    Более продолжительную помощь Э. К. Пекарскому оказывал В. В. Бартольд. Он просмотрел корректурные листы «Словаря» начиная с 8-го выпуска. Особенно тщательно он проверял сравнения с тюркскими и монгольскими языками. Так, например, в одном из его писем читаем: «Чикирь (3711), если не ошибаюсь, только кавказское слово, обозначает крепкое вино; можно ли сблизить с тюркским чаҕыр и т. п. — представляется сомнительным» (113).

    В. В. Бартольд давал советы и по чисто лексикографическим приемам подачи характерных слов и выражений. Например, он пишет: «В стлб. 3373 наверху осталась необъясненной загадка. До сих пор при загадках всегда приводилась разгадка. Если в данном случае разгадка составителю неизвестна, лучше было бы прибавить „не объяснено” или что-нибудь в этом роде» (114).

    «Долголетнее и горячее участие в работе по словарю» академиков К. Г. Залемана, В. В. Радлова и В. В. Бартольда было особо подчеркнуто в «Послесловии» к 13-му выпуску «Словаря».

    В «Предисловии» к 7-му выпуску «Словаря» Э. К. Пекарский приносит глубокую благодарность «за неизменный просмотр корректурных листов на протяжении многих лет» среди других и академику Б. Я. Владимирцову.

    Б. Я. Владимирцов давал сравнения по монгольским языкам с февраля 1910 г. Его последние записки к Э. К. Пекарскому датированы 1929 г. Отсюда нетрудно предположить, что Б. Я. Владимирцов лично дополнил и проверил все монгольские сравнения «Словаря» начиная с 45-го листа.

    Известный алтаист В. Л. Котвич, признавая научные достоинства «Словаря якутского языка», расценивал его как «памятник прочнее меди» (115). В. Л. Котвич также принимал участие в просмотре корректурных листов «Словаря». В 1913 г. он пишет Э. К. Пекарскому: «Я с большим удовольствием ознакомился с присланною мне Вами корректурою, так как вижу, что в Ваших работах ... найдется интересный для меня лингвистический материал, притом в достаточно надежном виде» (116). Он проверял монгольские сопоставления в «Словаре» и не мог не удивляться многочисленности монголизмов в якутском языке. «Какое большое количество монгольских элементов в якутском языке, — замечает он, — кое-где нахожу и тунгусские, даже в форме, близкой к маньчжурским» (117).

    Разностороннюю заботу о Э. К. Пекарском и его «Словаре» проявляли академики С. Ф. Ольденбург и А. Н. Самойлович.

    С. Ф. Ольденбург, будучи непременным секретарем Академии наук, лично руководил 3 - 11-ым выпусками «Словаря». Еще в 1911 г. он писал Э. К. Пекарскому: «Наверно, уже знаете, что для Вас на якутский словарь ассигновано по 2000 руб. на 4 года (всего 8000). Поздравляю!» (118). По его же инициативе Академия наук в тяжелом для страны 1921 г. обратилась с ходатайством в Государственное издательство СССР об ударном характере печатания «Словаря» (119). И в 1923 г. был издан первый послереволюционный, шестой, выпуск «Словаря». По личной просьбе Э. К. Пекарского С. Ф. Ольденбург писал «Послесловие» к 13-му выпуску.

    С 1914 г. А. Н. Самойлович лично проверял тюркские сравнения, а в 30-е годы — попеременно с С. Е. Маловым и К. К. Юдахиным (120). Плодотворная помощь А. Н. Самойловича в работе над «Словарем» была высоко оценена автором. В «Предисловии» к 7-му выпуску Э. К. Пекарский выражает «свою глубокую признательность за неизменный просмотр корректурных листов на протяжении многих лет» среди других профессоров-ориенталистов и А. Н. Самойловичу.

    Э. К. Пекарский был в близких отношениях с известным тюркологом и монголистам профессором Казанского университета Н. Ф. Катановым. Еще в 1900 г., получив первый выпуск (Якутск, 1899) «Словаря», Н. Ф. Катанов назвал его «прекрасным во всех отношениях». Он и в дальнейшем оказывал моральную поддержку Э. К. Пекарскому, призывал в любом случае «не отчаиваться и не бросать дела, так хорошо начатого» и искренне желал скорейшего издания словаря «и по замыслу, и по исполнению заслуживающего полной похвалы и всяческого поощрения» (121).

    С января 1908 г. Н. Ф. Катанов приступил к просмотру корректурных листов «Словаря». В основном он следил за монгольскими параллелями. После получения первого академического выпуска он пишет: «Как все издания Императорской Академии наук, и Ваш «Словарь» отличается чистотой и аккуратностью издания. К сожалению, остались неисправленными монгольские слова (надо не біʒік, а біцік). Однако таких неточностей пока я нашел немного, во всяком случае намного меньше, чем у В. В. Радлова» (122). По предложению Н. Ф. Каганова стали приводиться в «Словаре» и тунгусо-маньчжурские сопоставления «Вместе с монгольскими заодно следовало бы указывать и заимствования тунгусо-маньчжурские, которые в якутском языке гоже имеются», — писал он в 1907 г.» (123). Последнее его письмо к Э. К. Пекарскому датировано 19 сентябрем 1918 г. Как указывает сам автор в «Перечне источников» к последнему выпуску «Словаря», проф. Н. Ф. Катанов давал сравнения с монгольским языком с 25-го по 45-й лист включительно.

    Работу над тюркскими сопоставлениями приводили также впоследствии член-корреспондент АН СССР С. Е. Малов и академик АН Киргизской ССР К. К. Юдахин.

    Член-корреспондент С. Е. Малов читал корректурные листы словаря с 1925 по 1928 г. (124). Он приводил дополнительные сравнительные данные. «Просил бы добавить, — замечает он в одном из писем, — к якутскому слову түнүр (какое-то брачное родство) такое же слово в древнеуйгурском тибмен (түнүр) с тем же значением свекор, тесть» (125).

    К. К. Юдахин давал сравнения с тюркскими параллелями в последних выпусках «Словаря». Об его участии в работе над «Словарем» Э. К. Пекарский указывает в «Перечне» к 13-му выпуску.

    Монгольские параллели с помощью вертикального письма в последние выпуски «Словаря» вносил Н. Н. Поппе. «Ввиду того, что монгольские слова в их природном начертании не встречаются без „ху”, то отбрасываю его в транскрипции, но сохраняю в начертаниях монгольским письмом», — писал он Э. К. Пекарскому 28 сентября 1928 г. (126).

    Член-корреспондент АН СССР А. А. Бялыницкий-Бируля проверил в «Словаре» и дополнил латинские названия насекомых, птиц и зверей. Еще в апреле 1909 г. он указывал, к каким родам с латинскими названиями относятся олений овод, лошадиный овод и слепни (127). «В этом письме, — говорит он в другой раз, — я посылаю Вам корректуру и листок с якутскими названиями гагар и поганок» (128). В одном из своих писем он скромно просит: «Моей фамилии позади не ставьте, так как я исправляю латинские названия, а сам не знаю, что кукаакы есть кукша» (129).

    По совету и с помощью А. А. Бялыницкого-Бируля Э. К. Пекарский получил возможность проверить и дополнить латинские названия ботанических терминов в Петербургском ботаническом музее (130).

    Созданный вдали от научных центров «Словарь» Э. К. Пекарского благодаря обширности собранного в нем материала и скрупулезному лексикографическому исполнению обратил на себя внимание всех крупных специалистов по тюркским и монгольским языкам.

    Столь активное участие всемирно известных авторитетов в создании «Словаря» не могло не отразиться положительно на всех его основных лексикографических принципах и методах.

                                                             Об издании «Словаря»

    «Словарь» Э. К. Пекарского в первом варианте был подготовлен к печати к концу 1889 г. Однако прежде чем стать достоянием науки, «Словарю» пришлось проложить себе трудный и длинный путь к читателю. К тому же автор этого труда был «государственным преступником», что создавало дополнительные трудности на пути к выходу работы в свет.

    История издания «Словаря» начинается с того момента, когда Э. К. Пекарский в 1887 г. просил административного ссыльного Н. Тютчева, который должен был выехать в Центральную Россию, переговорить по дороге с казанским востоковедом Н. И. Ильминским о возможности печатания «Словаря». Однако Н. Тютчева задержали в иркутском тюремном замке, а затем отправили на поселение в Красноярск. Узнав, что смотритель тюремного замка состоит членом Восточно-Сибирского отдела Русского географического общества, Н. Тютчев сообщил ему о «Словаре» Э. К. Пекарского. В письме Н. Тютчева, в частности, говорилось о том, что политссыльный Э. К. Пекарский на основе словаря и грамматики О. Н. Бетлингка составил якутско-русский словарь, содержащий более 7 000 слов. Кроме того, он спрашивал, «не найдет ли Отдел Восточно-Сибирского географического общества. возможным напечатать словарь г. Пекарского на свои средства» (131). Письмо Н. Тютчева попало к якутскому губернатору, который через свое окружное полицейское управление предписал Ботурусской инородческой управе затребовать у Э. К. Пекарского образцы «Словаря» для пересылки в Восточно- Сибирский отдел РГО.

    Во главе Восточно-Сибирского отдела РГО в то время находился крупный исследователь Сибири, известный ученый- путешественник Г. Н. Потанин, который заинтересовался «Словарем» Э.К. Пекарского и в мае 1888 г. отправил Э. К. Пекарскому письмо, где просил прислать первые листы «Словаря».

    В первом письме (под названием «Отзыв») Э. К. Пекарский сообщает, что он занят «дополнением по вновь собранным источникам» и сможет представить словарь «только по окончании этой работы» (132). В следующем «Отзыве» от 1 ноября 1888 г. он пишет, что «может представить пока первые листы «Словаря» на букву а для образца». Для того чтобы «наглядно демонстрировать» возможные трудности в издании словаря, связанные с его правописанием, автор одновременно с письмом высылает в Отдел записи олонхо «Удаҕаттар Уолумар Айгыр икки» (133). 21 января 1889 г. Э. К. Пекарский через Якутского губернатора отправил в Восточно-Сибирский отдел РГО пять первых листов «Словаря» на букву а просьбой «отдать работу компетентному лицу для подробной рецензии» (134). Ответ последовал лишь в марте 1891г. Распорядительный комитет Сибирского отдела извещал Э. К. Пекарского о том, что Отдел не имеет средств печатать словарь. Однако Отдел вошел в переговоры с Казанским братством св. Гурия, которое несколько раз печатало словари «инородческих языков». Что касается рецензии, то ввиду ожидаемого приезда в Иркутск В. В. Радлова Отдел решил «предварительно выслушать отзыв уважаемого ученого» (135). Но В. В. Радлов не смог прибыть в Иркутск, и переговоры с Казанским издательским обществом зашли в тупик.

    Изданию первого выпуска «Словаря» в значительной мере способствовала организация Якутской Сибиряковской экспедиции ВСОРГО. Участники этой экспедиции единодушно заявили, что «„Словарь” - самая капитальная работа по Якутской области» и его необходимо издать в первую очередь» (136). Руководитель экспедиции Д. А. Клеменц даже считал «Словарь» Э. К. Пекарского «тем конем, на котором можно будет выехать в случае, если экспедиция не даст ожидаемых от нее результатов» (137). По его просьбе на издание словаря было ассигновано 2 000 руб. Он же вел по этому вопросу переговоры с Якутской областной типографией. Для того чтобы приступить к делу, нужен был якутский шрифт, и его заказали в словолитне Санкт-Петербурга за счет средств экспедиции. Шрифт доставили в Якутск в конце августа 1895 г. (138).

    Таким образом, переговоры об издании 1-го выпуска «Словаря» велись десять лет, и лишь в 1899 г. он вышел в свет в Якутске. Дальнейшее печатание «Словаря» прекратилось из-за отсутствия средств. Восточно-Сибирский отдел РГО ходатайствовал по этому поводу перед Академией наук. Инициативу переговоров с Академией наук взял на себя Д. А. Клеменц. При поддержке. ВСОРГО он добился того, что Русский комитет Академии наук взял издание «Словаря» в свои руки. По ходатайству К. Г. Залемана — ответственного от Академий наук за издание «Словаря» Русский комитет постановил оказывать Э. К. Пекарскому постоянную материальную поддержку — 60 руб. в месяц. Д. А. Клеменц продолжал хлопоты по устройству Э. К. Пекарского на работу в Петербурге, но они не увенчались успехом (139). Д. А. Клеменцу пришлось взять его к себе в отдел Русского музея на место регистратора этнографических коллекций.

    По настоянию Академии наук в 1905 г. Э. К. Пекарскому было разрешено переехать в Петербург и приступить к работе по изданию выпусков «Словаря». До Октябрьской революции было издано пять его выпусков.

    В 1912 г. Э. К. Пекарский за труды «Словарь якутского языка» и «Образцы народной литературы якутов» был награжден Большой Золотой медалью Отделения этнографии — одной из самых почетных наград Императорского Русского географического общества.

    Послереволюционное издание «Словаря» возобновилось лишь в 1923 г. (140), а в 1925 г. правительство Якутской республики выделило для этого специальные средства, несмотря на то, что еще неокрепшая после затянувшейся гражданской войны, молодая Якутская республика переживала огромные трудности в экономическом и культурном развитии. Начиная с этого времени «Словарь» стал выпускаться ежегодно (в 1927 г. вышло два выпуска и в 1930 г. его издание было завершено выходом в свет 13-го выпуска.

    Со временем «Словарь» Э. К. Пекарского становился библиографической редкостью. Еще в 1934 г., по словам историка-краеведа С. Потапова, в Якутской республике было «не более тридцати комплектов словаря Э. К. Пекарского» (141).

    В 1958 г. в ознаменование 100-летия со дня рождения Э. К. Пекарского его «Словарь» был переиздан в полном объеме фотомеханическим способом. К изданию предпослано краткое, но весьма емкое по содержанию «Предисловие» Е. И. Убрятовой.

    Второе издание «Словаря» стало большим событием в культурной жизни республики.

                                               РАБОТА Э. К. ПЕКАРСКОГО НАД

                                  ДОПОЛНИТЕЛЬНЫМ МАТЕРИАЛОМ К «СЛОВАРЮ»

                                                 Замечания по отбору и составу словника

    В течение длительного времени, пока издавался «Словарь», в жизни якутского народа происходили, как известно, коренные перемены, повлекшие за собой незамедлительное отражение в словарном составе языка. В связи с социалистическими преобразованиями в якутский язык хлынула из русского языка и через него масса новых слов, обозначающих общественно-политические, хозяйственные, культурные и научные понятия, У многих слов исконной лексики под их влиянием наметились серьезные семантические сдвиги, способствующие появлению у них более конкретного значения терминологического характера.

    К концу 1930 г. у Э. К. Пекарского скопился солидный лексикографический материал, который он не успевал своевременно включать в выходящие друг за другом выпуски «Словаря». В сборе дополнительного материала (в дальнейшем — ДМ) большую роль сыграла его связь с Якутской государственной Национальной библиотекой, действительным членом которой он был еще. с 1903 г. (142). Библиотека регулярно снабжала его соответствующей литературой о Якутии, а начиная с 1928 г. — литературой, изданной на якутском языке. Как показывают архивные данные за 1928-1934 гг. Э. К. Пекарский получил из библиотеки большое количество книг на якутском языке и номеров газет «Автономная Якутия», «Кыым», в том числе выпущенных и ранее (143).

    Кроме того, у него на руках были еще не использованные для «Словаря» фольклорные записи, в их числе три больших олонхо, записанных В. Н. Васильевым (144).

    «Я далек от мысли, — писал в 1931 г. Э. К. Пекарский в Совет общества Якутского края, — считать „Словарь” законченным в его настоящем виде» (145). И с новой энергией он принялся за обработку ДМ; Ценой огромных усилий он собрал ДМ, состоящий из 15 тысяч словарных карточек (146).

    Словник ДМ по составу делится на две группы.

    Первая группа представляет собой новообразования, отобранные автором из источников послереволюционного периода. Э. К. Пекарский хорошо сознавал, что «Словарь» недостаточно отражает новые слова, появившиеся в лексике, после Великой Октябрьской социалистической революции. Этот серьезный, с его точки зрения, пробел он хотел восполнить в дополнительном выпуске к «Словарю». Президиум Академии наук, по его просьбе решением от 30 декабря 1929 г. перевел из Музея антропологий и этнографии одну штатную единицу научного сотрудника первого разряда в тюркологический кабинет и зачислил на эту должность Э. К. Пекарского (147). На производственном совещании тюркологического кабинета при АН СССР (11 мая 1931 г.) отмечалось, что основной работой Э. К. Пекарского является составление дополнительного тома к «Словарю» и он занят главным образом сбором новых слов, вошедших в якутский язык после Октябрьской революции (148). «Этот дополнительный выпуск..., — писалА. Н. Самойлович, — содержит в себе главным образом якутские слова, отмечающие новый этап в развитии якутского языка после Октябрьской революции в связи с успехами культурного строительства образованной в 1922 году Якутской АССР» (149).

     Вторую, большую часть словника ДМ составляют заглавные единицы «Словаря», которые автор считал необходимым уточнить на основании дополнительно собранного им мате риала.

                                                 Характер лексикографической работы

    Наше знакомство с ДМ позволяет проследить основную работу, проделанную автором в лексикографическом плане.

    Карточки ДМ разнесены в алфавитном порядке, снабжены первичными определениями и иллюстративными примерами (150).

    Значительное место в ДМ занимают новообразования типа: өҥө ‘заслуга’; өрөбүл ‘отдых’; сабардам ‘объем’; сабыдыал ‘влияние’; холбоһуктааһын ‘коллективизация’.

    Широко представлены заимствования из русского языка и через него типа: байыаннай ‘военный’; бартыһаан ‘партизан’; баосабыык ‘большевик’; бачыын ‘почин’; бэлишгикэ ‘политика’; бырапагаанда ‘пропаганда’; мастаап ‘масштаб’; өрөбөлүүссүйэ ‘революция’; ыспыраапка ‘справка’.

    Исконные слова, не зафиксированные в свое время в «Словаре», типа: бороохтуй ‘окрепший, почерневший теленок’; бөтүөн, ‘грудина’; былдьыры ‘косноязычный, мягкоязычный’; бырдахтаах ‘обильный комарами, комарный’; быыппастыгас ‘вспыльчивый’; уларсык ‘напрокат’; эрчимнээхтик ‘накрепко’; эрэмньилээх ‘надежный’.

    Верный своим принципам автор продолжал включать в «Словарь» антропонимы и топонимы. Примеры: Боһуут ‘мужское прозвище’; Бологур ‘мужское прозвище’; Баҕача ‘озеро в Верхне-Вилюйском районе’; Бөдөҥкөс ‘имя шамана’; Көлөкөөттө ‘прозвище охотника’.

    На карточках под заглавными буквами приводится столько определений, сколько автор смог выписать из разнообразных источников. Получается так, что одна и та же заглавная единица сопровождается неоднократными, в том числе и совершенно адекватными, толкованиями с непременной ссылкой на источники. Словарные карточки, таким образом, лексикографически не доведены до кондиции словарных статей.

    Вместе с тем, автор проделал тонкую и кропотливую работу по уточнению и, дополнению значений многих заглавных слов «Словаря».

    Прежде всего бросается в глаза исправление автором просчетов в определении значений отдельных слов. Например, наречие курдары сопровождено в «Словаре» определением вокруг, в течение. долгого времени, а в ДМ дано более точное и эквивалентное определение ‘насквозь, навылет, напролет’. Слово тараҥнаа неудачно передано как ‘шириться, важничать’, а в ДМ мы находим эквивалентное ему определение ‘кокетничать’.

    Автор вносил в ряды синонимических определений добавочные слова, уточняющие значение заглавных единиц. Примеры: билигин ‘ныне, теперь, недавно (сейчас)’ (151); булгуччу ‘положительно, окончательно, совершенно (категорически, обязательно)’; көлөттугэс ‘неповоротливый, неуклюжий (громоздкий, непоместительный)’.

    Э. К. Пекарский скрупулезно отмечал сдвиги в значениях отдельных слов. Определение слова күөсчүт как: ‘горшечник’ было в свое время достаточным. Однако впоследствии произошли изменения в семантике этого слова, что было совершенно правильно показано автором в ДМ как ‘повар’. В настоящее время наравне со синонимичным ему словом асчыт употребляется данное слово в значении ‘повар’, а былое значение ‘горшечник’ архаизировалось с исчезновением профессии горшечника. Возьмем другое слово — дойдулаах ‘владелец поместья’. В ДМ это слово получило новую характеристику как ‘абориген, земляк’, так как значение ‘владелец поместья’ вышло уже к тому времени из активного употребления.

    Автор обогатил словарные статьи характерными примерами, иллюстрирующими значение заглавных слов и их употребления в речи. Особую ценность представляют дополняющие примеры, состоящие из фразеологизмов, пословиц и поговорок, терминологических словосочетаний: сирэй... икки сирэй киһи ‘двуличный’; куйаар... баһа байҕал, кутуруга куйаар (пог.)‘голова — что море, хвост — что пространство (говорят о людях, ведущих много рискованных предприятий, исход которых предвидеть нельзя)’; иитии... сүөһу нитиитэ ‘животноводство’; этиҥнээх... этиннээх ардах ‘гроза’.

    Нельзя не отметить тщательной дополнительной работы по исправлению орфографических, стилистических и прочих ошибок и опечаток, имеющихся как в левой, так и правой частях статей «Словаря». Последовательно исправлены ошибки в транскрибировании слов типа: байлыат (байылыат) ‘богатый’; куудралаах (куударалаах) ‘кудрявый’ и т.п.

    Э. К. Пекарский собрал материал из различных источников преимущественно послереволюционного периода, проделал значительную лексикографическую обработку его, и хотел издать в виде дополнительного выпуска к «Словарю». Этот довольно внушительный по объему лексикографический материал следует рассматривать в качестве неотъемлемой части «Словаря».

    Таким образом, Э. К. Пекарский почти, на голом месте составил такой «Словарь» которому не было равного во всей двуязычной тюркской лексикографии, а сам он вошел в историю отечественной и мировой тюркологии прежде всего как создатель «Словаря якутского языка». Он известен также как революционер народник 1870-х годов и крупный общественный деятель.

                                                                            Глава II

                                  ЛЕКСИКОГРАФИЧЕСКАЯ РАБОТА Э. К. ПЕКАРСКОГО

                                                     НАД СЛОВНИКОМ «СЛОВАРЯ»

    По нашим подсчетам, в «Словаре» содержится около 38 тысяч заглавных единиц (1). Лексика дореволюционного якутского языка отражается в нем в достаточно полном объеме. Особенно широко представлены слова, характерные для фольклора и этнографии якутского народа. В этом проявилось глубокое знание Э. К. Пекарским материальной и духовной культуры якутов, изучением которой он занимался всю свою жизнь. Можно сказать, что он пришел в лексикографию через этнографию и фольклористику.

    Источники, использованные для словника «Словаря», в основном отражали то состояние языка, когда еще не было сложившейся письменной традиции, общеупотребительного алфавита. Далеко не всегда отличались правильностью, а порою и достоверностью записи предшествующих исследователей. В переводах церковных книг якутские слова искажались до неузнаваемости. Источники в громадном большинстве своем представляли собой весьма сырой материал, что потребовало от автора кропотливой дополнительной работы по уточнению как словарной формы, так и значения каждого слова в отдельности.

    Э. К. Пекарский строго и последовательно придерживался принципа обязательной документации и ссылок на источники в тех многочисленных случаях, когда он не имел возможности проверить правильность слова и его значения.

    В данной главе не ставится задача детального разбора словника в его полном объеме. Основное внимание обращается на выявление тех или иных лексикографических особенностей, составляющих в совокупности самобытность «Словаря» Э. К. Пекарского.

    С этой целью словник, помимо его лексико-грамматической характеристики, рассматривается в плане структурном и функциональном.

                                                        ОБ АЛФАВИТЕ И ОРФОГРАФИИ

    Прежде чем приступить к окончательной обработке «Словаря», Э. К. Пекарскому необходимо было выработать определенную систему графических знаков для передачи на письме якутских слов согласно их произношению.

    Миссионерские алфавиты, имевшие к тому времени повсеместное распространение, были наспех разработаны в целях пропаганды христианской религии и представляли собой насильное приспособление русской графики для якутского письма без учета фонетических особенностей последнего. В них отсутствовали буквы, обозначающие якутские специфические звуки. Слова передавались в искаженном до неузнаваемости написании.

    Наряду с ними существовал более усовершенствованный алфавит О. Н. Бетлингка, опубликованный в его знаменитом труде «О языке якутов», изданном в 1851 г. Алфавит О. Н. Бетлингка был создан на основе глубокого изучения звукового состава якутского языка и впоследствии получил всеобщее научное признание, закрепив за собой название академического. «Бетлингк, — по словам известного исследователя звукового строя якутского языка Н. Д. Дьячковского, — впервые в науке подробно описал звуковой состав якутского языка, установил наличие в нем кратких и долгих гласных и дифтонгов, определил правила гармонии гласных, выявил все основные случаи звуковых изменений... изучил нормы сочетаемости и позиционного употребления согласных и др.» (2)

    Э. К. Пекарский, как известно, в начале извлекал слова преимущественно из письменных источников с сохранением распространенного в то время, благодаря миссионерам, правописания русскими буквами. «Мне тогда казалось, — пишет он, — что введение правописания Бетлингка будет сочтено новшеством, без которого можно бы, как многие еще и теперь думают, обойтись, и что пользование словарем может быть очень затруднено для лиц, привыкших издавна якутские слова писать русским алфавитом» (3). В течение десяти лет Э. К. Пекарский пользовался общепринятым способом русского правописания, постоянно изменяя и подгоняя его под бетлингковский алфавит. По инициативе В. М. Ионова он «в конце концов решил бесповоротно принять строго фонетическую орфографию, почти целиком бетлингковскую» (4).

    Однако «Бетлингку не были известны, — как пишет Э. К. Пекарский, — мульированные д, l, н. Честь установления в якутском языке наличности этих звуков принадлежит г. Ионову» (5). С целью, более полного отражения особенностей якутского произношения на письме Э. К. Пекарский и В. М. Ионов внесли ряд изменений в правописание, выработанное О. Н. Бетлингком. Прежде всего они заменяли бетлингковские н', l' диаграммами нj, lj. Вполне допуская наличия в якутском языке удвоенных смягченных сонантов нj нj, lj lj , авторы воздерживаются от их удвоенного обозначения на письме на том основании, «что никакого удлинения звука в этих случаях не слышится, слышится же только какая-то задержка после н, l, причем положение органов речи то же, что и при выговоре j. Эта задержка разрешается иногда фонетически в звук џ» Неудвоенное обозначение этих звуков допущено, кроме всего прочего, и для того, чтобы было удобнее зафиксировать варианты других произношений, показывающих переход дj, lj, нj в џ «где j (и только j ) может переходить в џ» (7) В. М. Ионов и Э. К. Пекарский писали: «... Мы принимаем j для обозначения способности этого звука выговариваться как џ и употребляем его только в случаях, когда такое произношение несомненно существует. Такое обозначение будет, может быть, временное до тех пор, пока явится возможность утверждать, что j, как самостоятельный согласный, всегда может произноситься как џ, или пока будет открыт какой-нибудь закон этого перехода» (8).

    Таким образом, они приняли следующую транскрипцию, учитывающую, с их точки зрения, особенности произношения: џахтар = дjахтар; күүтүмџү, күүтүмнjү; санџылый = санjылый; халџаайы, хаljаайы; хорҕолдьун, хорҕольун, хоргҕоџџун.

    В обобщающей монографии, посвященной звуковому строю якутского языка, Н. Д. Дьячковский отмечает следующие особенности двоякого обозначения аффрикаты дь:

    «а) Диаграмма дj не имеет самостоятельного места в алфавите словаря и употреблена в ряду слов на букву д, так как Э. К. Пекарский принял этот транскрипционный прием для обозначения «мульированности» согласного д.

    б) Слова, в которых применено дj, приводятся за редким исключениями с указанием вариантов на џ, из чего следует, что Э. К. Пекарский не находил функциональных различий между дj и џ.

    в) Варианты с дj указаны для незначительной части слов с аффрикатой џ. Так, например, слова с начальными дj помещены в 25 столбцах (700-724) словаря, тогда как с начальным џ занимают 124 столбца (763- 886).

    г) Сочетание дj обозначено преимущественно в начале слова, а в интервокальной позиции отмечено в небольшом количестве слов (9).

    По поводу изменений в бетлингковском алфавите В. В. Радлов высказывался так: «Несомненно верно, что обозначение нн̕ Бетлингка следует передать через н̕н̕, так как в выговоре якутов оба н выговариваются смягченными. Точно так же совершенно верно, что следовало ввести ľľ, т.е. двойной смягченный l, которого у Бетлингка нет. Но если вместо џ н̕н̕ в других говорах встречается џ, нџ, lџ, то следовало бы привести эти формы в словаре в двух различных, местах; как, например, сан̕н̕ылыi и санџылыi, хаľľājы, хаlџājы, кӱtумньу, кӱtүмџӱ. Для чего было придумывать особый знак, указывающий на оба выговора: санjылыi, каljājы, кӱtӱмн̕у» (10) Как видно, В. В. Радлов не был против нововведений авторов, но в то же время он считал более предпочтительным двукратное начертание сонантов ľjľj и нjнj; Другой исследователь якутского языка С. В. Ястремский также настаивал на их удвоенном написании (11).

    Каждое новое графическое начертание звуков принималось для «Словаря» в результате неизменного обмена мнениями, продолжавшегося годами, иногда и десятилетиями. В этом отношении небезынтересно письмо Э. К. Пекарского к В. М. Ионову. «... Но ведь таким образом, мы, три знатока, с позволения сказать, якутского языка будем писать (и пишем) на три лада, а, между тем, важно же единообразие орфографии, которого во что бы то ни стало и следовало достигнуть. Раздумывая над тем способом, каким можно было примирить этот разлад между нами, я пришел к заключению, что Вы можете сделать уступку Ястремскому, а за Вами и я, т. е. принять знак j только для обозначения мульированного д, так что знак џ остается во всей неприкосновенности и в „Словаре” наравне с џiä (дом и говори) будет стоять дjiä» (12).

    Так, совместными усилиями В. М. Ионова, Э. К. Пекарского и С. В. Ястремского был дополнен и отшлифован алфавит О. Н. Бетлингка. «Начертание Бетлингка усовершенствовано В. М. Иововым, — писал Э.К. Пекарский, — и лишь после долгого и тщательного обсуждения усовершенствования эти приняты мною и Ястремским» (13)

    В транскрипции «Словаря» получили графическое обозначение все фонемы якутского языка, вплоть до носового ɉ, отсутствующего в современном якутском алфавите (14).

    Заслуживает внимания и то, что Э. К. Пекарский, в отличие от О. Н. Бетлингка, ввел в свой «Словарь» написание h в начале небольшого количества слов. Однако им не отражен переход с в h между гласными. «Единственный упрек, который можно предъявить фонетической записи Э. К. Пекарского, — как справедливо обмечает проф. Е.И. Убрятова, — это отсутствие знака для интервокального с... Но во всем остальном запись Э. К. безупречна» (15).

                           ЛЕКСИКО-ГРАММАТИЧЕСКАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА СЛОВ

    Обширные грамматические сведения, приводимые автором в «Словаре», составляют одну из неотъемлемых частей характеристики слова.

    Разберем грамматическую характеристику слов по морфологическим категориям.

                                                      Имя существительное

    Имена существительные не имеют специальной грамматической пометы, по-видимому, потому, что они передаются на русский язык такими же именами существительными. Исключения из этого составляют имена действия и действующего лица, последовательно сопровождаемые специальными указателями.

    В «Словаре» насчитывается свыше 8 тысяч производных существительных. Среди, них значительное место (свыше 3 тысяч слов) занимают существительные, обозначающие имена действия и действующего лица с пометами автора и.д. от (имя действия от...), и.д.л. от... (имя действующего лица от... ) (16). Приводим примеры:

    имена действия, образованные от глагольных форм с помощью аффикса -ыы (ии, -уу, -үү): атаарыы (и.д. от атаар) ‘проводы’; баайыы (и.д. от баай) ‘завязка’; солбуһуу (и.д. от солбуй ‘замешать кого кем’); сымнаҕаһырҕагыы (и.д. от сымнаҕаһырҕат ‘считать мягким’); туттунуу (и.д от туттун ‘воздерживаться’); тыллаһыы (и.д. от тыллас ‘взаимно уведомлять друг друга’); улахамсыйыы (и.д. от улахамсый) ‘гордость’;

    имена действующего лица, образованные от глаголов с помощью аффиксов -ааччы (-ээччи, -ооччу, -ееччу), -ааччык (-ээччик, -ооччук, -ееччук); алҕааччы (и.д.л. от алҕаа) ‘благославящий’; аргыстаһааччык (и.д.л. от аргыстас ‘идти вместе’); иһээччи (и.д.л. от ис) ‘пьющий’; суруйааччы (и.д.л. от. суруй ‘писать’); тустааччы (и.д.л. от туһун) ‘борец’; тыллааҕымсыйааччы (и.д.л. от тыллааҕымсый ‘огрызаться’); тэрийээччи (и.д.л. от тэрий ‘снаряжать’); өрэнээччи (и.д.л. от үерэн) ‘ученик’; ыттыктанааччы (и.д.л. от ытыктан) ‘почитаемый’.

    В последующей лексикографической практике наметился путь, по которому из регулярных образований в словари включаются только те, которые обнаруживают семантическое или структурное своеобразие. Задача лексикографов — постепенно освобождаться от явно избыточного материала. Из множества подобных образований включаются в словари, в первую очередь, только те, которые, кроме своего типового значения, обладают еще и самостоятельными лексическими (во многих случаях терминологическими) значениями.

    Хотя не всегда последовательно, но сравнительно часто встречаются в «Словаре» производные существительные с аффиксами -сыт, -ааһын. Примеры:

    имена, образованные от существительных с помощью аффикса -һыт (-сыт, -чыт, -дьыт, -ньыт): айаһыт (от айа) ‘охотник, промышляющий зверя самострелом’; имииһит (от имии) ‘кожемяка’; кылыыһыт (от кылыы) ‘искусник прыгать (скакать) на одной ноге’; олонхоһут (от олонхо) ‘сказитель, сказочник’; тыаһыт (от тыа) ‘лесник (зверолов, охотник, промышляющий лесного зверя)’.

    В прошлом весьма продуктивный аффикс несколько утратил в настоящее время, свою активность в связи с архаизацией обозначаемых ими реалий;

    имена существительные, образованные от глаголов с помощью аффикса -ааһын (-ээһин, -ооһун, -өөһун): арбааһын (от арбаа) ‘преувеличение’; силбээһин (от силбээ) ‘соединение’; солооһун (от солоо) ‘расчистка (дороги или части леса под пашню)’; сурааһын (от суруй) ‘линия’; ытыктааһын (от ытыктаа) ‘уважение’.

    Прежде подобные образования в условиях разговорного общения были немногочисленными. За последнее время этот аффикс приобрел весьма активную роль в терминообразовании. С его помощью удачно передаются на якутский язык русские отвлеченные названия и отглагольные имена действия с формантами -ание, -изация, -ство (17).

    В «Словаре» широко представлены существительные, образованные с помощью малопроизводительных, с точки зрения современного языка, аффиксов. Из них наиболее часто встречается следующие:

    -а: туура (от туур) ‘черенок’; холо (от хол) ‘мера, оценка’; сыыһа (от сыыс) ‘ошибка’; сыма (от сым) ‘вареная мундушка, перемешанная с сорой’;

    -аайы: оҥойу (от он) ‘мошка, мошкара’; угаайы (от ук) ‘навал, навалка’;

    -аан: хабаан (от хап) ‘склонность, тенденция’; халаан (от халый) ‘разлив, половодье’; хороон (от хор) ‘нора, земляное убежище крупных животных’;

    -ба: түүрбэ (от түүр) ‘вязка, связка бумаги, бересты и т.п.’; уолба (от уол) ‘старица, место из- под выпущенного озера’; хоннорбо (от хоннор) ‘ставная сеть’;

    -бах, -мах, -пах: сулумах (от сулуй) ‘холостой, неженатый’; хаспах (от хас) ‘ров, ложбина’; хоспох (от хос) ‘кладовая, чулан, амбарчик’;

    -был: манабыл (от манаа) ‘охранение, страж, сторож’; сатабыл (от сатаа) ‘способ, художество’; тохтобул (от тохтоо) ‘остановка, задержка’;

    -быр: төлөбур (от төлөө) ‘выкуп, деньги за выкуп’; тыллабыр (от тыллаа) ‘донесение’; холобур (от холоо ) ‘пример, образец’;

    -га, -ҕа: билгэ (от бил) ‘примета, предугадывание’; тэптиргэ (от тэптэр) ‘рычаг подъемный’; дьапталҕа (от дьаптай) ‘слой’;

    -ган, -ҕан: сыралҕан (от сыралый) ‘зной, жар’; тамалҕан (от тамалый) ‘речь (философская)’;

    -к: сыттык (от сыттаа) ‘подушка’; түмүк (от түм) ‘головка (деревянная, железная, медная, серебряная)’; туҥэтик (от түҥэт) ‘раздел, передел (земли)’;

    -л: сатал (от сатаа) ‘умение, искусство’; тосхол (от тосхой) ‘направление’; тэрил (от тэрий) ‘снаряжение, ведение хозяйства’;

    -лаҥ: кистэлэҥ (от кистээ) ‘тайна’; соболоҥ (от собоо) ‘плата, вознаграждение за услуги’; тохтолоҥ (от тохтоо) ‘остановка’;

    -лҕа: кыһалҕа (от кыһай) ‘нужда, забота, лишение’; собулҕа (от собоо) ‘падаль’; таһылҕа (от таһый) ‘что-либо переходящее через край’;

    -лта: дьаһалта (от дьаһай) ‘распоряжение’; салалта (от салай) ‘руководство’; харалта (от харай) ‘попечение’;

    -лык: тардыылык (от тардыы) ‘задержка’; түһүлүк (от туөс) ‘нагрудник, передник’; хабылык (от хап) ‘палочки, лучиночки для игры’;

    -м: такым (от такый) ‘подколенок’; таһым (от таһый) ‘прибыль’; ыам (от ыа) ‘доение, удой’;

    -мдьы, -мньы: булумньу (от бул) ‘незаконно рожденный ребенок’; сатамньы (от сатаа) ‘пригодность, удобство’; хоромньу (от хорон) ‘убыток, расход’;

    -мта; болҕомто (от болҕой) ‘предусмотрительность, осторожность’; төгүрүмтэ (от төгүрүй) ‘окружность’; эргимтэ (от эргий) ‘окружность’;

    -х: болдьох (от болдьоо) ‘пора, срок, время’; соҕох (от сох) ‘ступочный пест’; хамыйах (от хамый) ‘большая ложка из березового и лиственного дерева’;

    -ыар: боруор (от боруй) ‘сумерки’; салыбырыар (от салыбыраа) ‘листочки слизистой оболочки’; үргүөр (от үргүй) ‘отдушина, продушина’;

    -ыах: кыһыах (от кыс) ‘железная скребелка для скобления шкур’; сүһүөх (от сүһээ) ‘сустав, колено’; тардыах (от тарт) ‘деревянный крюк для снимания со стога пластов сена’;

    -ыыр: тоһуур (от тоһуй) ‘встреча’; хамыыр (от хамый) ‘сбор’; хамсыыр (от хамсаа) ‘движение, то, что движется’.

    Нередко встречаются в «Словаре» имена существительные, образованные при помощи непроизводительных и омертвелых аффиксов типа:

    -аакы: иирээки (от иир) ‘безумец’; сутаакы (от сутаа) ‘о скотине худая’;

    -ҕас: арбаҕас (от арбай) ‘старая доха’; таһаҕас (от тас) ‘ноша, поклажа, груз’;

    -лгэн: сүпсүлгэн (от сүпсүй) ‘беспокойство, суета’; тибилгэн (от тибий) ‘большая посещаемость’; тэпсилгэн (от тэбис) ‘сутолока, толкотня’;

    -лээн; тибилээн (от тибий) ‘суета’; аабылаан (от аабы) ‘поросль мелких, низких кустарников’;

    -мал, -мар: кичэмэл (от кичэй) ‘старание’; кыһамар (от кыһай) ‘рвение к делу’; хадьымал (от хадьый) ‘сжатое или скошенное место’;

    -н / -ын: дьүһүн (от дьүс) ‘вид, внешность, лик’; куһун (от куз) ‘осень’; кыһын (от кыш) ‘зима’;

    -ҥ: сыптараҥ (от сыптарый) ‘понос’; тэпсэҥ (от тэбис) ‘шатала, бродяга’;

    -сах: хааһах (от хаа) ‘кожаная сума, мешок’; ыарыһах (от ыарый) ‘больной, хворый’;

    -ча / -чча: оборчо (от обор) ‘песочный засос в реке, засосчивое болото’; ытарча (от ытыр) ‘тиски, клеши’;

    -ыан: сыһыан (от сыс) ‘способность, годность’; түрбүөн (от түрбүй) ‘тревога, шум-гам’.

    Наблюдения над словообразовательными пометами автора еще раз наглядно показывают полноту отражения в «Словаре» производных существительных, образованных при помощи как высокопродуктивных, так и малопроизводительных и омертвелых аффиксов.

    К особенностям словника можно отнести формы причастий, зафиксированных в качестве заглавных единиц. Здесь мы находим около 50 глагольных имен настоящего времени с соответствующей пометой типа: биэрэр (прич. от биэр) ‘дача, отдача’; өлөр (прич. от өл)‘смерть, кончина’; төлүүр (прич. от төлөө) ‘платеж, дань’; тигэр (прич. от тик) ‘бег рогатого скота от ужаления насекомого’; ыалдьар ( прич. от ыарый) ‘болезнь, недуг’; ылар (прич. от ыл) ‘взятие, принятие, получение’.

    Действительно, некоторые причастия (в особенности причастия настоящего времени) традиционно употребляются в функции имен и со временем лексикализируются как существительные. Таковы, например, балыыр ‘клевета’; оонньуур ‘игрушка’; дьулуур ‘стремление’; сытыылыыр ‘брусок’; харбыыр ‘веник, метла’, хатыыр ‘крючок (дверной) ’.

                                                                             Глаголы

    В якутской лексикографии начиная со «Словаря» Э. К. Пекарского установилась традиция, согласно которой глаголы даются в форме повелительного наклонения второго лица единственного числа.

    Зарегистрировано всего 12694 глагола с выделением их первичных и производных основ, видовых и залоговых форм, синонимических и фонетических вариантов. Из них корневые (непроизводные) основы составляют 1274 словарные единицы. Они даны без дополнительных грамматических пояснений, кроме обозначения v. (Vеrbum).

    Глагол в якутском языке может быть образован от любых знаменательных и служебных частей речи. В «Словаре» зафиксировано свыше шести тысяч производных основ, образованных от существительных, прилагательных, числительных, местоимений, наречий, междометий, звукоподражательных, образных и других слов. Производные глаголы сопровождаются указаниями способов их образования.

    Якутский язык, как отмечают исследователи, занимает особое место среди тюркских языков по богатству и разнообразию подражательных, образных слов. И не удивительно, что среди глагольных образований значительное место занимают звукоподражательные и образные глаголы.

    Глаголы, образованные от односложных звукоподражательных корней, даются в одних случаях с указанием неизменяемых корней или корневых элементов и аффиксов типа: хахаар (звукоподраж. от ха или хах); чырдырҕаа (звукоподраж. от чыр). Во многих случаях они сопровождаются общей пометой «звукоподражательное слово» в квадратных скобках. Например, бордурҕаа [звукоподраж. слово]; дэрдиргээ [звукоподраж. слово]. Иногда они даются с указанием синонимичных звукоподражательных глаголов типа: баккыраа [звукоподраж. слово, ср. маккыраа]; бачыгыраа [звукоподраж. слово, ср. бачыгырай].

    Многие звукоподражательные глаголы приводятся без пометы, но с типовым толкованием описательного характера: лүбүгүрээ ‘издавать глухой звук’; турулаа ‘издавать непрерывный сухой звук’; лаһыгыраа ‘издавать звонкие звуки, подобные тем, какие получаются от трения приведенных во вращение жерновов’.

    Кроме звукоподражательных глаголов зарегистрировано около 100 односложных, двусложных и трехсложных неизменяемых звукоподражательных корней с пометой «звукоподраж. слово» в одних случаях, а в других — без обозначения, но со стандартным толкованием типа: бүл [звукоподраж. слово]; лас [звукоподраж. слово]; халыр [звукоподраж. слово]; луҥ ‘звук, издаваемый бубном’; тырып ‘звук полета птицы’.

    Таким образом, звукоподражательные слова и производные от них глаголы Э. К. Пекарский четко выделил в одних случаях специальной пометой, в других — типовыми толкованиями, но без расшифровки их видовых образований. Попутно укажем, что не все типы видовых образований представлены в «Словаре», что может быть объяснено нерегулярностью их употребления в речи.

    Из собственно образных слов с пометой «образное речение» зафиксирована некоторая часть неизменяемых первичных основ с демонстрацией их реального использования в форме аналитических глаголов типа: арбас — образное речение: арбас гын ‘вдруг показаться в растрепанном виде’; эргичис - образное речение: эргичис гын ‘быстро повернуться’; бахсыс — образное речение: бахсыс гын ‘вдруг раздаться вширь’.

    Разработку собственно образных слов следует признать удачной, так как их первичная основа в языке не имеет самостоятельного употребления.

    От основ образных глаголов в якутском языке образуется целая система видовых форм (18)

    Материал «Словаря» показывает, что образные глаголы зафиксированы во всех видовых образованиях. Однако они представлены без дополнительных грамматических пояснений, кроме моментально-однократной формы.

    Что касается залоговых образований образных глаголов, то они всюду даны с соответствующей пометой, указывающей на их формы и способы образования.

    Однако Э. К. Пекарский не дает полной грамматической характеристики аффиксальным формам звукоподражательных и образных глаголов. Это было сделано впоследствии Л. Н. Харитоновым (19).

    Залоговые формы глаголов отличаются высокой продуктивностью. Они могут быть образованы практически от основы любого глагола. При подобных залоговых образованиях дается соответствующая помета с выделением основы и соответствующего аффикса.

    Глаголы представлены в «Словаре» во всех залоговых образованиях. Однако в их количественном соотношении наблюдается большой разнобой, который в цифровом выражении выглядит так: побудительный залог — 1724; взаимный — 114, совместно-взаимный — 46, страдательный — 321, возвратно-страдательный — 2 и возвратный — 9 (20).

    В «Словаре» наиболее полно отражен побудительный залог, что должно быть, связано с его высокой употребительностью. Наименее всего показан возвратный залог, что, по-видимому, опять-таки связано с ослаблением значения его возвратности. Свою роль в этом могла сыграть и неупотребительность во многих случаю выделяемого корня. В результате ослабления возвратности или омертвления выделяемого корня такой глагол начинает осознаваться как первичная основа самостоятельного глагола (21). Таковы, например, биттэн ‘предчувствовать’; оҕун ‘падать, упасть’; салын ‘страшиться, бояться чего-л.’; толун ‘робеть, стесняться’; сыһын ‘заражаться’; тумун ‘обходить, объездить’; тыллан ‘напрашиваться, проситься’ и др.

    Отмеченный разнобой в количественном соотношении залоговых образований в целом может быть объяснен следующим образом.

    Во-первых, среди залоговых образований встречаются лексикализованные формы, которые разрабатываются на общих основаниях без пометы, но с характеристикой их лексикализованного значения типа: атылын ‘напарываться, натыкаться на что- л.’; бэтин ‘надламываться, надтреснуть’; алдьат ‘ломать, разрушать, портить’; бэрис ‘делиться чем-л.’; көмөлөс ‘помогать, оказывать помощь’. Вместе с тем следует указать, что многие образования с ярко выраженными залоговыми значениями зарегистрированы в «Словаре» без соответствующих грамматических пояснений.

    Во-вторых, многие залоговые формы вовсе не попали в поле зрения лексикографа. По этому поводу можно было провести массу примеров. Однако ограничимся указанием на некоторые из типичных: дьиэтит побуд. от дьиэлээ ‘делать ручным, домашним’; уруйдан возвр.-страд. от уруйдаа ‘быть прославленным’; сатыылас совм.-взаимн. от сатыылаа ‘идти пешком с кем-л.’; дьүөгэлэн возвр. от дьүөгэлээ ‘иметь подругу’; сэриилэн возвр. от сэриилээ ‘иметь войско, армию’; отоннос совм. — взаимн. от отонноо ‘собирать ягоды с кем-л.’; салгылан страд, от салгылаа ‘быть проветренным’; куобахтас совм,-взаимн. от куобахтаа ‘охотиться на зайцев с кем-л.’; оҕолот побуд. от оҕолоо ‘заставлять ухаживать за ребенком’; сааһылан страд, от сааһылаа ‘быть приведенным в порядок’ и т.д.

    Разнобой в подаче залоговых форм еще раз подтверждает то, что Э. К. Пекарский собирал слова из источников, не прибегая к словообразованию по существующим моделям. Объектами словаря стали только те слова и словоформы, которые автор находил по крупицам из сферы их живого употребления. То, что не попало в поле зрения автора, осталось за пределами «Словаря». Вполне допустимо и то, что автор мог по различным причинам просто не заметить тех или иных форм слов. К тому жё выявление первичных словарных форм слов из потока речи или сплошного текста сопряжено с определенными трудностями.

    Видовые формы глагола сопровождаются пометами. Многократный вид помещен под двумя пометами. Глаголы, значение которых не исчерпывается понятием повторности действия, снабжаются пометой Intensiv, а пометой Frequent — равномерно-кратная форма образных глаголов, в которых наиболее зримо ощущается повторяемость действия.

    Форма ускоренности действия дана с обозначением «ускорительное» типа: испэхтээ ускор. от ис ‘скорее пить’; хаампахтаа ускор. от хаамп ‘идти быстрее’.

    Наравне с другими видовыми образованиями Э. К. Пекарский представил глагольную форму на -аахтаа с пометой «уменьшительное», например: бараахтаа уменьшит, от бар; өйөнсөөхтөө уменьшит. от өйөн; үрэллээхтээ уменьшит, от үрэлин.

    В «Словаре» видовые формы глаголов отражены непоследовательно и недостаточно полно. В нем насчитывается всего лишь 336 видовых образований.

    В якутском языке в качестве, служебных глаголов, образующих аналитическую форму глагольного вида, используются некоторые полнозначные глаголы. Полнозначные глаголы в соединении с деепричастиями на -ан, -ыы в контексте полностью теряют свое свободное лексическое значение, и происходит их смысловое слияние. «Такие сочетания представляют собою, — как пишет Л. Н. Харитонов, — высшую ступень семантической спаянности сочетающихся слов» (22). Глагол, употребляемый в служебной функции, теряя свою самостоятельность и сливаясь с предыдущими деепричастиями, составляет одну лексическую единицу.

    Э. К. Пекарский последовательно и на большом фактическом материале раскрывает наряду с прочими видообразующее значение глаголов, выступающих в служебной функции. Автором отмечены следующие аналитические формы глагольного вида: начинательности, длительности, кратковременности и завершенности действия. Служебные значения глаголов в большинстве случаев разграничиваются цифровой рубрикацией как самостоятельное значение, а иногда отделяются от других значений заглавного слова знаком тире.

                                                          Прилагательные и наречия

    Имена прилагательные относятся к широкоупотребительной категории якутской лексики. Особенно распространенными являются производные образования от различных частей речи и форм слов.

    Из многочисленных образований, приведенных в «Словаре», специальной пометой прил. (прилагательное) снабжены те прилагательные на -лаах, которые не подвергаются субстантивации типа: тастаах (прил. от тас); тииһиктээх (прил. от тииһик); чысхааннаах (прилаг. от чысхаан). В тех случаях, когда они подвергаются субстантивации, прилагательные с формантом -лаах приводятся без пояснений, но с указанием их дополнительной семантики типа: бастаах 1) ‘имеющий голову’; 2) ‘главный, старший’; бэлиэлээх 1) ‘снабженный знаком, с приметой’; 2) ‘горностай’. Остальные разряды производных прилагательных зарегистрированы без дополнительных пояснений. Однако они легко распознаются по выделенным автором корням и аффиксам;

    На равных правах с прилагательными на -лаах по всем буквам алфавита разнесены производные образования при помощи как продуктивных, так и омертвелых аффиксов типа: туругас (от тур) ‘стойкий‘; бэкигир (от бэкий) ‘высоко сутуловатый‘; истигэн (от иһит) 1) ‘послушный’; 2) ’чуткий на слух, широкоосведомленный’; кэйиик (от кэй) ‘бодливый (о рогатом скоте)’; аныгы (от аны) ‘нынешний, современный’; итиигини (от итин) ’жарковагый, горячеватый’; күнүүмсэх (от күнүү) ‘ревнивый‘; иччимсэх (от иччи) ‘привязчивый‘; барымтыа (от бар) ‘хорошо настаивающийся ( о чае)’; кыыһырымтаҕай (от к ыыһыр) ‘гневливый‘; сымыыттанньаҥ (от сымыыт). ‘хорошо несущаяся (о курице)‘; кыһыҥҥы (от кыһын) ‘зимний‘; көнөс (от көнөө) ‘чуждающийся, необщительный’; адаархай (от адаар) ‘беспорядочный, шероховатый, негладкий‘.

    К своеобразиям словника «Словаря» могут быть отнесены односложные и двусложные препозитивные интенсивы прилагательных, зарегистрированные авторами как самостоятельные словарные единицы. Препозитивные интенсивы сопровождаются, как правило, пространными пояснениями типа:

    кып — слог, усиливающий имена прилагательные, начинающиеся на кы: кып кыһыл ‘очень красный, красным красно‘; хап — слог, усиливающий значение прилагательного на ха: хап хара ‘очень черный, пречерный’;

    дьап — аллитерирующая частица; усиливающая значение прилагательного: дап дьадҥы ‘совсем бедный‘;

    тобус, — слово для усиления прилагательного, начинающегося слогом то: тобус топору ‘наполненный, переполненный, полным полно‘;

    көбус — аллитерирующее, слово, усиливающее значение прилагательного или наречия: көбүс көнө ‘препрямейший’; көбүс көнөтүк ‘по самой прямой дороге’.

    Подобным способом представлено в «Словаре» около 150 препозитивных интенсивов, для которых все еще не найдены оптимальные способы их лексикографирования.

    К наречиям относятся многочисленные неизменяемые слова, в том числе и индивидуальные образования. В «Словаре» нашли свое место все разряды наречий, начиная с наречий образа действия, кончая наречиями направления и мотива.

    Собственно наречия и слова, выступающие в их функции, воспроизведены без всяких пояснений.

    Производные наречия приведены с пометой нар. (наречие).

    При помощи форманта -тык образуются наречия от имен прилагательных типа: имигэстик ‘мягко‘; киэҥник ‘широко, просторно‘; татыатык ‘довольно скупо, скуповато (жить)‘; үчүгэйдик ‘красиво, хорошо, лучше‘; чанчарыктык ‘неряшливо‘.

    От глагольных, образных и звукоподражательных основ образуются наречия с аффиксом –чы / -ччы типа: булгуччу ‘окончательно, совершенно‘; килбэччи ‘так, что сияет, выпускает лучи‘; сараччы ‘так, что расширяется, растопыривается‘; туналыччы ‘ярко светя’.

    Широко представлены в «Словаре» наречия на -лыы. До Э. К. Пекарского, как известно, О. Н. Бетлингк и В. В. Радлов считали этот аффикс падежной формой и называли ее адвербиальным, падежом (23).

    Е. И. Убрятова в последних работах показала, что в аффиксе -лыы совпали разные формы и дело здесь обстоит гораздо сложнее, чем кажется на первый взгляд. Она, в частности, находит в данном аффиксе функцию падежа и называет ее, в отличие от О. И. Бетлингка, сравнительным вторым.

    Слова на -лыы всюду даны с указаниями основ и аффиксов, но без пометы, уточняющей часть речи. В тех случаях, когда они несут двоякую адвербиальную и адъективную функцию, эта особенность форманта -лыы непременно отмечается автором в правой части словарной статьи. Для примера приводим слово сахалыы ‘по-якутски (говорить); якутское’.

    Указанные образования относятся к регулярным, так как они могут свободно образовываться по типовой модели. Производные слова, зафиксированные в «Словаре», относятся к широкоупотребительным.

    В виде реестровых вокабул встречаются и другие производные наречия, образованные с помощью малопродуктивных и непродуктивных аффиксов. Примеры: кэлбиччэ (нар. от кэл) ‘кстати (сделать что-л.)‘; өнөйбүччэ (нар. от өҥөй) ‘раз заглянул...‘; гаҥнары (нар. от таҥнар) ‘вниз, вниз головой, задом наперед’; эпсэри (нар. от эпсэр) ‘так, что плотно сжимает, плотно, сжато‘; өлүөхчэ (нар, от өл) ‘вот-вот умрет‘.

    В «Словарь» включены также омертвевшие падежные формы, употребляющиеся в функции наречий, типа: бииргэ (нар. от биир) ‘вместе, в совокупности‘ (дательный п.); бэркэ (нар, от бэрт) ‘весьма, очень, славно‘ (дательный п.); күһүннэри (нар. от күһүн) ‘всю осень...‘ (винительно-собирательный п.); кыһыннары (нар. от кыһын) ‘всю зиму...‘ (винительно-собирательный п.); күнүһүөр (нар. от күнүс) ‘днем попозже‘ (древний направительный п.); сааһыары (нар. от саас) ‘под весну, по весне’ (древний направительный п.); сыллата (нар. от сыл) ‘ежегодно, каждый год‘ (местный п.); түүннэтэ (нар. от түүн) ‘каждую ночь‘ (местный п.); соҕотоҕун (нар. от соҕотох) ‘в одиночку, наедине, одиноко‘ (винительный п.); сыгынньаҕын (нар. от сыгынньах) ‘нагишом‘ (винительный п.); күнүһүн (нар. от күнүс) ‘днём‘ (древний творительный двойной п.); кыһынын (нар. от кыһын) ‘зимою’ (древний творительный двойной п.).

    Среди наречий, занесенных в «Словарь», встречаются и омертвелые композиты типа: быйыл (нар. из бу + сыл) ‘в этом году, нынешний год‘; быһайын (нар. из бу + сайын) ‘этим летом‘; бүгүн (нар. из бү + күн) ‘сегодня‘; билигин (нар. из били + күн) ‘ныне, теперь’.

                                                             О других частях речи

    Местоимения отражены в «Словаре» во всех своих разрядах, как то: личные, указательные, вопросительные, притяжательные, лично-возвратные. Однако разряды местоимений, кроме вопросительных, зафиксированы без уточняющих помет.

    Достаточно широко представлены имена числительные, которые приводятся без всякой грамматической характеристики.

    Из модальных частей речи особенно подробно описаны междометия. Выявляются следующие группы междометий:

    междометия, выражающие чувства восхищения, удивления, радости и одобрения: бай ‘межд. удивления и изумления‘; иэй ‘межд. удивления и радости‘; но ‘межд., выражающее изумление и интерес‘; ок-сии ‘межд. удивления’;

    междометия, выражающие досаду, сожаление, уничижение, пренебрежение, брезгливость, отвращение: па ‘межд. презрения‘; пахай ‘межд. отвращения и презрения‘; саан ‘межд. сожаления‘; ууй ‘межд., выражающее боль, страх, ощущение холода, испуга, ужаса‘; ара ‘межд. боли‘; дьоко ‘межд. боли‘; ой ‘межд., означающее испуг, всполох’; уу ‘межд. страха‘; татат ‘межд. боязни или удивления‘; ыччыы ‘межд. холода‘;

    междометия зова, обращения к людям, животным: куу! ‘межд. для взаимной переклички людей в лесу‘; о-оок ‘межд. отклика‘; чот ‘межд., выражающее обращение к собаке‘; чу ‘межд. предупреждения о том, что замолчать, перестать говорить, так как могут услышать’;

    междометия, выражающие смешанные эмоциональные чувства: айа ‘межд. боли или сетования‘; айыай ‘межд. удивления, смешанного с презрением‘; бабат ’межд. удивления, испуга’; оо ‘межд. удивления, ужаса’; тыый ‘межд. ужаса и удивления‘; эчи ‘межд. удивления, презрения, испуга‘.

    Модальные слова приводятся в «Словаре» без грамматической характеристики.

    Из довольно большого количества частиц, зарегистрированных в «Словаре», грамматическую классификацию имеют только модально-вопросительные частицы даа, дуу, дуо, доо.

    Служебные частицы речи получили достаточно полное отражение в «Словаре». Однако авторскими пояснениями сопровождена некоторая часть из собственно послелогов типа: диэри послелог ‘до, даже до, до тех пор, пока не, так что даже’; дылы послелог ‘до‘; устун послелог ‘вдоль по‘. Из производных послелогов помету имеют бутэй послелог ‘сквозь, через’; ураты: послелог ‘кроме, исключая, сверх, независимо от чего‘.

    Остальная часть послелогов, служебные имена и союзы представлены в «Словаре» без грамматической характеристики.

    Местоимения, числительные и весь обширный класс модальных и служебных частей речи, кроме междометий, внесены в «Словарь» без последовательной и систематизированной грамматической характеристики. В этом сказались отсутствие лексикографического опыта и теоретической разработки указанных, в особенности модальных и служебных, частей в якутском языке.

    Итак, особенностью лексико-грамматической характеристики слов в «Словаре» является ее последовательная полнота. Заглавные слова сопровождаются, как видно из разбора, подробной грамматической характеристикой, определяющей их принадлежность к той или иной части речи и способы образования. В производных словах указываются, как правило, основа и словообразующий аффикс. Автором выявлены как продуктивные, так и непродуктивные, омертвелые словообразовательные аффиксы.

    Обстоятельная грамматическая информация — одна из отличительных черт словника «Словаря» Э. К. Пекарского.

                                      СТРУКТУРНЫЕ ОСОБЕННОСТИ СЛОВНИКА

    Перед автором «Словаря» прежде всего состояла сложнейшая задача — определить словарную форму якутских слов. И, естественно, определению словарной формы каждой вокабулы предшествовала трудоемкая работа. Для того чтобы слово зафиксировать в «Словаре», автору важно было его достоверное установление в языке, т. е. сам факт реальности слова в общении. При этом следовало отграничить слово от словосочетания и сложного слова, с одной стороны, и точно определить границы между словообразованием и словоизменением — с другой. Только после таких сложных предварительных изысканий Э. К. Пекарский мог приступить к дальнейшей лексикографической работе.

                                                          Вариантные слова

    В якутском языке широкое распространение получила, замена одного звука другим, не связанная с изменениями в семантике слов и их стилистической окраске. Указанное явление лежит в основе свободного варьирования фонем. Вопросы варьирования всесторонне рассматриваются в монографиях Е. И. Убрятовой, Л. Н. Харитонова, Н. Д. Дьячковского и других исследователей (24). «Якутские вариантные слова, — пишет Е. И. Убрятова, — имеют большое число вариантов, так как в них и гласные и согласные могут изменяться по всей шкале соответствий, свойственных данным фонемам» (25).

    Здесь мы ограничиваемся общим замечанием о том, что варьирование получило широкое отражение в «Словаре». В нем зафиксировано 6 520 вариантных слов.

    В «Словаре» вариации, не имеющие каких-либо различий в значениях, находятся в одном ряду реестра. На первом месте обычно стоит более распространенная форма, под которой дается толкование значения всего реестра. Этот вариант, снабжаемый толкованием, становится как бы опорным в ряду многовариантной заглавной единицы. Остальные варианты реестра приводятся на своих местах по алфавиту с отсылочной пометой см. (смотри) к основному варианту, где предпослано толкование. На примере это выглядит так: оҥортор, оҥоттор, оҕоттор 1) ‘заставлять, велеть делать что-л.‘;... оҕоттор см, оҥортор; оҥоттор см. оҥортор; үктээ, үктүө, үттүө ‘ступать... ‘; үктүө см. үктээ; үттүө см. үктээ.

    С правой стороны от знака равенства помещаются варианты, имеющие в различных источниках несовпадающие определения. Варианты такого рода повторяются на своем месте по алфавиту и снабжаются дополнительными толкованиями с указанием источников. Например, кыаһаан = кыыһаан 1) ‘набор разных украшений‘ Д. П.; 2) ‘ледяные сосульки на вспотевшем коне‘ С. С.; кыыһаан = кыаһаан 1) ‘подвески железные на шаманском парке’ Остр.; ‘погремушки (звонцы) шаманской епанчи‘ Я.; 2 ) ‘сосульки‘ Я. Здесь ссылки означают, что указанные несовпадающие значения вариантов приведены из данных Димитриана Попова, Сергея Ястремского, из долганских материалов П. Е. Островских и из личных сообщений С. В. Слепцова.

    Иногда за знак равенства выносится такой вариант, который встречается в других источниках в ином контекстуальном употреблении. Например: булаас = былаас ‘смешаться с кем или чем, перемешиваться‘. Былаас = булаас куһаҕан санаалаах дьону кытта былаастар эрэ Як. Кр. ‘как только (человек) войдет в общение с порочными людьми’. За основной вариант автором принят булаас, под которым даны и толкование и примеры. Современный нормативный вариант былаас встречен автором в газете «Якутский край» в необычном контекстуальном окружении. И это становится достаточным основанием для того, чтобы вариант был зарегистрирован в виде отдельной заглавной единицы.

    Чтобы показать наличие семантических различий в вариантных словах, Э. К. Пекарский ввел в «Словарь» знак равенства (=). Однако вариантные слова, поданные автором как в левой, так и в правой части знака равенства, на самом деле являются фонетическими вариантами одних и тех же слов.

    Прием повторного воспроизведения вариантов с неоднократными толкованиями — это одно из подтверждений того, что автор находился в полной зависимости от источников. И чтобы избежать обвинений в неверной трактовке вариантных слов, Э. К. Пекарский каждый случай многократных толкований непременно сопровождал ссылками на источники.

    Итак, в «Словаре» зарегистрировано большое количество вариантных слов, связанных как с общефонетическими, так и с диалектными нормами языка. Наряду с ними встречается немало вариантов, отражающих индивидуальные произносительные особенности, присущие живой речи.

                                              Сложные слова

    Мы далеки от утверждения, что Э. К. Пекарский лексикографически квалифицированно решил проблему подачи сложных слов в «Словаре». Тем не менее в «Словарь» занесено в виде самостоятельных заглавных единиц 400 сложных слов, состоящих из двух компонентов (26). По составу они представляют следующие типы образований.

    1. Наречные образования типа: адаа-будаа ‘несогласно, в раздоре‘; арҕам-тарҕам ‘разбросано, там и сям‘; ибири-сибири ‘торопливо, поспешно‘; иһил-таһыл ‘поспешно, рассеянно‘; оллур-боллур ‘неровно, бугристо’; үрүө-тараа ‘туда-сюда, в разные стороны‘; хамна-түмнэ ‘редко, изредка‘; киҥир-хаҥыр ‘тихо-тихо, негромко‘.

   Спаренные звукоподражательные слова типа: кыбырҕас-хабырҕас ‘звук от удара лошадиных копыт о землю, покрытую снегом, в морозы’; кыйыр-кыйыр ‘звук, издаваемый мелкими камешками при хождении по ним’; талыр- тулур ‘звуки, означающие шлепанье широких голенищ у торбасов‘; хаакыр-куукур ‘звук глухого скрипения’.

    К данному типу парных основосложений можно отнести и структурно сложные междометия типа: иэт-татай ‘междометие удивления...‘; оок-сиэ ‘междометие удивления...’; сиһиик-саһаах ‘смех... ‘; туй-сиэ ‘восклицание, выражающее удивление‘; сэй-сиэ ‘восклицание, выражающее изумление‘; халла-дьаллы ‘куда ему...‘.

    Обращает на себя внимание тот факт, что в качестве словарных вокабул зафиксированы такие парные образования, где оба элемента не имеют самостоятельного употребления. Любой из спаренных компонентов,  взятый сам по себе в отдельности, теряет свое лексическое значение. Только в удвоенном (спаренном) виде они приобретают семантически целое как лексическая единица.

    Между тем многочисленные парные слова, состоящие из двух самостоятельных компонентов, последовательно даются автором не в виде заглавных единиц, а как иллюстративный пример. По такому же принципу в качестве иллюстративного материала лексикографированы, например, такие парные имена, как көтөр- сүүрэр ‘птицы и звери‘; от-мае ‘растительность‘; хаар-самыыр ‘снег и дождь‘. В этой связи приходится констатировать, что в иллюстративной части словарных статей содержится весьма богатый лексический материал, вырванный из состава словника.

    В то же время несамостоятельные элементы парных словосочетаний приводятся, как правило, в виде заглавных единиц. Например: итир ботур-итир кэпсэт ‘тихонько шептаться‘; мар кур- мар ыстаа ’шумно жевать‘; мэй ей-мэй ‘память и ум’; муҥас хаҥас- муҥас бэрис (охсус) ‘оказываться равными по силе и ловкости‘; чуох уох-чуох санаамаҥ ‘не думайте ничего дурного‘; чуохай иэхэй-чуохай элбээтэ ‘возгласы радости умножились‘.

    Таким образом, парные слова лексикографированы Э. К. Пекарским по-разному. Как положительное, можно отметить, что в качестве заглавных слов он последовательно давал парные словосложения, оба компонента которых лишены лексического значения.

    2. Иногда в составе словника встречаются сложные слова, терминологического характера: кучу от ‘Иван-чай‘; маллаа иһит ‘берестяная коробка для хранения принадлежностей шитья‘; өлөн туруйа ‘самый большой белый журавль‘; тапка от ‘желтая кувшинка‘; үкэр от ‘осока‘; хатыыс балык ‘осетр‘; хотой кыыл ‘орел‘. К данной группе относятся и составные словарные единицы, образованные по модели устойчивых атрибутивных словосочетаний типа: күрэттэ сахсаанай ‘ветер, дующий с юга’; кыкырыма кыбыы ’голосистый сеновал‘: кырча тыын ‘напряжение последних сил’; тор суол ‘мерзлый (старый) след‘.

    Однако в подаче сложных слов не наблюдается последовательности. Если бы автор строго придерживался вышеуказанного принципа, то ему пришлось бы непременно расширить словник «Словаря» за счет подобных терминологических словосочетаний. Но этого не произошло, и масса сложных слов осталась за пределами словника.

    В словник попали те немногие сложные образования, истолкованные в источниках как номены различных предметов и реалий. В частной подаче сложных слов в виде словарных статей решающую роль сыграли опять-таки источники.

    3. Двучленные антропонимы и топонимы воспроизводятся автором как заглавные слова и снабжаются типовыми пояснениями: Олоон Долоон ‘мужское имя‘; Чурум Чурумчуку ‘мужское имя‘; Холонтой Хотун ‘женское имя‘; Одуна Бэргэн ‘сказочное имя’; Чыбын Чаайы ‘название местности‘; Күөруүмэ үрэх ‘название речки‘; Тангаратта Куел ‘название озера‘.

                                                        Омонимы

    Рассмотрим разряды омонимов, выделенных автором цифровыми указателями спереди (мелким шрифтом).

    1. Подлинные лексические омонимы, относящиеся к одной и той же части речи или к случайным совпадениями в их звучании.

    Омонимы, состоящие из имен существительных типа: арыы I ‘остров, лесная роща‘; арыы II ‘масло‘; арыы III ‘пленка (трещинка) в металле‘; сиик I ‘влага, роса‘; сиик II ‘шов‘; соло I ‘досуг, свободное время‘; соло II ‘звание, должность‘; сүүс  I ‘лоб, чело‘; сүүс II ‘отрава, ядовитость’; сүүс III ‘сто‘; тоноҕос I ‘дятел‘; тоноҕос II ‘стрекоза‘; тоноҕос III ‘позвоночник, позвоночный столб, спинной хребет‘; утах I ‘жажда, питье‘; утах II ‘волокно, нити‘.

    Подлинные глагольные омонимы типа: көт I ‘лететь...‘; көт II ‘метать, шить на живую нитку‘; куорсуй I ‘лететь‘; куорсуй II ‘долго ждать, заждаться‘; курулаа I ‘шуметь, скрипеть (о деревьях) ‘; курулаа II ‘оставлять что-л. на будущий год‘; таптаа, I ‘любить, ласкать‘; таптаа II ‘снабжать подкладкой‘; таһый I ‘бить чем-л.‘; таһый II ‘покрывать водою, затоплять‘; уһуй I ‘обучать чему-л.‘; уһуй II ’надтрескивать, дать трещинку‘; үүттээ I ‘забеливать молоком‘; үүттээ II ‘дырявить, просверливать, долбить‘.

    Омонимы, развившиеся в результате звукового совпадения исконных и заимствованных слов типа: буут I ‘бедро,... задняя нога скотины’; буут II ‘пуд‘; быыс I ‘загородка,... занавеска...‘; быыс II ‘пыж‘; буос I ‘стельная (о корове); жеребая (о кобыле)‘; буос II ‘пост‘; күөн I ‘грудь, нижняя часть груди‘; күөн II ’кон, выигрышный куш, ставка‘. Иногда омонимы появляются под действием фонетических изменений при заимствовании русских слов типа: баһаар I ‘базар, рынок‘; баһаар II голос ‘пожар‘; боруок I ‘порог дверной‘; боруок II ‘порок‘; куолас I ‘колос‘; куолас II ‘голос‘.

    Омонимы, представляющие собой случайные звуковые совпадения между знаменательными частями речи и словами, встречающимися в составе компонентов различных словосочетаний:

    омонимы, состоящие из имен существительных и гетерогенных компонентов устойчивых словосочетаний, типа: күрүө I ‘огороженное место, где находится скот‘; күрүө II: күрүө билэ дьон ‘добрые соседи, весь народ от мала до велика‘; күрүө III: күрүө дьаҕыл ‘белобуланый‘; күрүө кэрэмэс бытык ‘чёрная с проседью борода‘; күрүө IV: күрүө иин ‘глубокая яма‘: күрүө V: күрүө балыс ‘младшая свояченица’; күрүө VI: сэттэ күрүө дьөһөгей айыы ‘общее название братьев добрых духов’; ап I: ап-аһыы ’прегорький‘; ап II ‘волшебство, колдовство‘; үп I: үп-үрүҥ ‘пребелый‘; уп II ‘имущество, состояние, богатство‘; тор I ‘звук тор‘; тор II ‘копоть, сажа, сера‘;

    омонимы, образованные вследствие звукового совпадения глаголов со словами, не имеющими самостоятельного употребления, типа; күрт I ‘сгребать лопатой‘; күрт II: күрт туһэн хаал ‘сделаться окончательно ни к чему не способным (о старике, старухе)‘; ымыр I: ымыр да гыммата ‘на него совсем не подействовало‘; ымыр II ‘гнить, разлагаться‘; күүс I ‘звук свиста‘; күүс II ‘обнимать, обхватывать со всех сторон‘; хап I: хап-хара ‘очень черный, пречерный‘; хап II межд. ‘шлеп‘; хап III ‘хватать, схватывать что-л.‘;

    омонимы, представляющие собой знаменательные части речи, с одной стороны, и компоненты сложных слов — с другой, типа: кый I ‘дальний, давний‘; кый II ‘обходить что‘; кый III ‘ломить, ныть‘; кый IV: кый-хай ‘крик, рев, шум, молва‘; мэй I ‘расхищение, растрата‘; мэй II: өй-мэй ‘память и ум‘; күкүр I ‘большой, грозный‘; күкүр II ’глухой звук‘; күкүр III ‘ясли вокруг хлева‘; кукур IV: күкүр гына түстэ ‘ввалился с шумом сухих шкур (о человеке в коневьей или ровдужной одежде)‘.

    2. Широко трактованы автором «Словаря» структурные омонимы, устанавливаемые на основе морфолого-словообразовательного анализа.

    Производные имена-омонимы типа: билии I ‘перешеек, перехват‘; билии II ‘знание, познание‘; кэлии I ‘деревянная ступа‘; кэлии II ‘прибытие, приход, приезд‘; кэһии I ‘гостинец, не требующий отдаривания‘; кэһии II ‘брод’; ойуу I ‘украшение...‘; ойуу II ‘скачка, прыжок‘; өлүү I ‘часть, доля, пай‘; өлүү II ‘смерть, гибель‘; тайыы I ‘пика, копье’; тайыы II (от тай); тайыы III (от тайаа).

    Глагольные омонимы, образованные с помощью аффикса -лаа: ааттаа I ‘давать кому имя..., именовать, звать по имени‘; ааттаа II ‘умолять, просить, увещевать‘; кыстаа I ‘проводить зиму, зимовать‘; кыстаа II ‘класть друг на друга... складывать‘; өҥнөө I 1) ‘полировать‘; 2) ‘уменьшить толщину‘; өҥнөө II ‘преследовать‘; үөстээ I ‘перерывать аорту‘; үөстээ II ‘вынимать желчь у какой-л. рыбы‘; үүттээ I ‘забеливать молоком‘; үүттээ II ‘дырявить... образовывать дыру‘.

    Омонимы, возникшие в результате совпадения залоговых форм глагола: өруүлүн I ‘ставиться на огонь (о горшке, котле и т.д.)‘; өрүлүн II 1) ‘сплетаться, заплетаться‘; 2) ‘виться‘; саҥарт I ‘заставлять кого-л. говорить‘; саҥарт II ‘обновлять, восстанавливать’; ыйылын I ‘быть указанным‘; ыйылын II ‘затягиваться (о веревке)‘. Сюда же могут быть отнесены омонимы, представляющие собой совпадения корневых и производных слов типа ыас I ‘смола, сера‘; ыас II совм. от ыа; ыстаҥалас I ‘блоха‘; ыстаҥалас II совм. от ыстаҥалаа; курдат I ‘прямая дорога‘; курдат II по буд. от курдаа.

    Омонимы из прилагательных, образованные с помощью аффикса -лаах, типа: имнээх I ‘имеющий скулы, румяный‘; имнээх II ‘со знаком, клейменый‘; имнээх III ‘освещенный вечерней зарей, сумеречный‘; кэрэлээх I ‘пригожий, красивый‘; кэрэлээх II ‘с каймою...‘; умнуулаах I ‘забывчивый‘; умнуулаах II ‘окончательно обработанный, отделанный‘.

    3. Явление конверсии, как справедливо указывает А. А. Юлдашев, «до сих пор не стало предметом специального углубленного исследования ни в целом, ни в частности» (27). Между тем переход одной части речи в другую широко распространен во всех тюркских языках, в том числе и в якутском. А. А. Юлдашев убедительно показал, что конверсия — это не только функциональное явление и пережиток синкретизма далекого прошлого тюркских языков, но и «сознательное словообразование и что она подлежит обязательному отражению в грамматических описаниях и, в особенности, в словарях» (28).

    Автор «Словаря» последовательно выявляет случаи конверсии и квалифицирует их как омонимы.

    Синкретические корневые омонимы, представляющие собой одновременно имена существительные и глаголы типа: дьулай I ‘темя‘; дьулай II ‘бояться, побаиваться, устрашаться‘; кир I ‘нечистота, грязь‘; кир II ‘грызть, отгрызать что-л.‘; суор I ‘ворона, ворон‘; суор II ‘тесать, обтесывать‘; таай I ‘все родство по матери‘; таай II ‘догадываться‘; таал I ‘селезенка‘; таал II ‘столбенеть... ‘; тиис I ‘зуб, зубы‘; тиис II ‘играть, резвиться‘; тиис III ‘добиваться, хлопотать‘; тимир I ‘железо‘; тимир II ‘погружаться в воду, тонуть‘; көс I ‘переход, перекочевка, переселение‘; көс I ‘переменять местожительство, кочевать‘; тыын I ‘дыхание, жизнь, душа‘; тыын II ‘дышать‘.

    Конвертированные омонимы, представляющие собой имена прилагательные и существительные, типа: күөрт I ‘желтый, желтоватый‘; күөрт II ‘раздувальный, кузнечный мех‘; кытыан I ‘можжевельник’; кытыан II ‘старший‘; кытыан III ‘перелетная птица‘; мара I ‘береговая озерная трава‘; мара II ‘неразборчивый в пище, не изысканный‘; тараах I ‘гребень‘; тараах II ‘избалованный‘.

    Омонимы, конвертированные. в виде адъективации глаголов: бараа I ‘подходящий‘; бараа II ‘уничтожать, потреблять‘; көй I ‘обильный, изобильный‘; көй II ‘расширять внизу прорубь, выдалбливать‘, көм I ‘неплотный‘; көм II ‘зарывать, закапывать‘; күөгэй I ‘нежный‘; күөгэй II ‘наклоняться в сторону‘.

    Конвертированные омонимы, одновременно функционирующие в трех и более частях речи, типа:

    көтөх I ‘колени (сидящего человека)‘; көтөх II ‘худой, сухой, тощий‘; көтөх III ‘вязанка, охапка чего-л.‘; көтөх IV ‘поднимать, приподнимать‘; кэс I ‘стельная (о корове)‘; кэс I ‘заповедный‘; кэс III ‘идти вброд, брести‘; туой I ‘всегда, постоянно, беспрестанно‘; туой II ‘глина‘; туой III ‘петь, воспевать‘.

    4. В процессе словарной работы Э. К. Пекарский не мог не столкнуться с сложнейшим вопросом выделения омонимов, образованных в результате разрыва смысловой связи между лексическими значениями некогда единого слова.

    Языковое чутье Э. К. Пекарского позволило ему удачно, на наш взгляд, трактовать как гомогенные омонимы слова, возникшие в результате распада значений былой полисемии. Таковы, например, иэн I ‘продольная середина спины, хребтовая часть тела‘; иэн II ‘ширина полотнища (у платья, занавески)’; сириэдий. I ‘раздуваться (об огне)’; сириэдий II ‘раскинуться, распространяться (прочно на месте)‘.

    Вполне вероятно, что первоначально слово иэн имело общераспространенное свободно номинативное значение ‘продольная середина спины, хребтовая часть тела‘, а связанное ранее с ним в смысловом отношении другое значение ‘ширина полотнища‘ с течением времени могло превратиться в самостоятельное слово со своими приведенными в словаре лексическими значениями.

    5. Нельзя не отметить и то, что автор «Словаря» квалифицирует как омонимы случайные совпадения элементов различных словосочетаний, не обладающих самостоятельными лексическими . значениями.

    Омонимичные формы, развившиеся в результате случайных совпадений несамостоятельных компонентов сочетаний слов, типа: имик I: имик-самык ‘слабый, бессильный; сумрачно‘; имик II: имик-симик ‘сумерки‘; наай I: наай буоллаҕына; наай гыннар ‘самое большее, в крайнем случае‘; наай II: наай хара былыт ‘тяжелая черная туча‘; сиин I: эт-сиин ‘тело‘; хаан-сиин ‘кровь, румянец‘; сиин II: хат-сиин ‘сохнуть-тощать’; тэгил I: тэгил дайдыттан тэннээҕэ биллиминэ ‘не оказывалось равной ему в далеком месте‘; тэгил II: саар тэгил соҕус уҥуохтаах киһи ‘ростом довольно низкий (невысокий) человек’.

    Омоформы, состоящие, из форм интенсива и аналитических глаголообразований, типа: кип I: кип-килэгир ’прегладкий‘; кип II: кип гын ‘сильным ударом производить короткий и отчетливый звук‘.

    Подача омонимов в словарях по-прежнему остается одной из важнейших и сложнейших проблем практической лексикографии. В тюркских языках омонимия также относится к числу нерешенных вопросов (29).

    Однозначного и убедительного ответа на сложные вопросы омонимии нет «и за пределами тюркского языкознания» (30). И в русской лексикографий в разграничении омонимов, по утверждению авторитетов, «нет последовательности» и «царит случайность» (31).

    Все это говорит о недостаточной теоретической разработанности в языкознании учения об омонимии, с одной стороны, и сложности ее лексикографирования — с другой.

    На общем фоне изложенного особенно очевидны успехи Э. К. Пекарского в лексикографической трактовке якутской омонимии. Он по существу впервые выявил и интерпретировал разновидности омонимов, как гетерогенные, так и гомогенные. Особого внимания заслуживают попытки автора разграничивать омонимы, образующиеся на основе разрыва семантических связей многочисленных слов.

                                       ФУНКЦИОНАЛЬНОЕ СВОЕОБРАЗИЕ СЛОВНИКА

    Наряду с общеупотребительной лексикой в «Словарь» включены и малоупотребительные просторечные слова и словоформы, характерные для обиходной речи или какого-либо жанра устного народного творчества. Кроме того, зафиксировано значительное количество архаизмов, диалектизмов, антропонимов и топонимов.

    В этой части словника ясно проявилось стремление автора охватить в «Словаре» все слова без исключения: как однажды им услышанные, так и зарегистрированные в печатных и рукописных источниках. Даже в том случае, когда автор по какой-либо причине сомневается в наличии того или иного слова в языке, то все равно приводит его в «Словаре», но с непременным указанием источника.

    Якутский народ, будучи бесписьменным, за всю свою многовековую историю создал богатейшее устное народное творчество с его разнообразными жанрами. Эмоциональная выразительность устного народного творчества не могла не отразиться в «Словаре». Поэтому не удивительно, когда в составе словника встречаются редкие и малоупотребительные в настоящее время слова, присущие тому или иному жанру фольклорных произведений того времени.

    Рассматриваемая ниже категория слов, отличающаяся своеобразной функциональной характеристикой, составляет одну из лексикографических особенностей словника.

                                                                 О диалектизмах

    Э. К. Пекарский неоднократно подчеркивал, что собранный им словарный материал «захватывает главным образом говоры Ботурусского, Баягантайского, Мегинского и Дюпсинского улусов Якутского округа и говоры Верхоянского и, отчасти, Вилюйского и Олекминского округов» (32). Этим самым автор уточнил общий ареал, откуда собран словарный материал. Словник «Словаря», как видно, отражает преимущественно язык якутов центральных районов. Это был общенародный разговорный язык, который лег в основу якутского литературного языка. Общедоступность и сравнительная однородность якутского разговорного языка не давали автору повода для выявления его диалектных различий. Хотя, как отмечают специалисты, «Словарь представляет собою богатейшее собрание диалектного материала» (33), Э. К. Пекарский не преследовал цели обнаружения диалектизмов. Тем не менее ему пришлось сопровождать некоторое количество слов (195) специальными пометами, указывающими на их территориальную закрепленность. Это было сделано ввиду их необычности, редкости. К тому же они не имели повсеместного распространения. Свою задачу мы также ограничиваем систематизированием данной группы диалектных лексем согласно ремаркам, проставленным автором.

    Алдан: дааҕынай ‘ворона‘; муорда ‘самая большая верша‘; чаампы ‘навес под чем-л.‘;

    Ботурусский улус: нукуйа ‘вялый, очень слабый‘; ньилбэк ‘ляшко, бедро, колено’; харгын ‘жир в супе’;

    Верхоянский округ: суорака ‘головной мозг‘; хараҥкы ‘скупой‘; ычыкай ‘дитятко‘;

    Вилюйский округ: дьоппоһут 'охотник'; хачымыр 'платок' чыҥырыкаан 'полевка красная’;

    Дюпсинский улус: абар 'есть, кушать'; дарыа 'низкий'; ньыгыйаан 'карасик';

    Кангаласский улус Якутского округа: морохоно 'бык, пороз'; өльдьүмэ ‘земельный надел’; халларык ‘полка‘;

    Колымский округ: дьалыас 'ветка, небольшой челн': кооко 'голова'; сулдьуруо ‘мундушка’;

    улус Мэҥэ: нуундра ‘низкое, мокрое, тенистое место’; хапсыык 'морозные дни с ветром';

    Намский улус: соҕолоо 'ехать (идти) на юг'; уһутай 'шилохвост'; чаачыр ‘маленький карась’;

    Оймякон: бээчин 'давеча'; иддэки 'замороженные корни черноголовника'; мунну ‘мундушка‘;

    Олекминский округ: былларан ‘самый мелкий карась‘; кэтэр 'деревянная ступа'; морот ‘самый большой карась’; хааныр ‘гордиться’.

    Встречаются пометы, указывающие территориальную закрепленность слов за пределами Якутской области. Например:

    у долган: обдоко ‘верхняя мужская парка’; сорус ‘боевая стрела с четырехгранным острием’; тэниинэ 'покрывало для вьюка из оленьей шкуры';

    у туруханских якутов: котту 'юг'; ханалда ’ботало, надеваемое на рога оленя, для отпугивания волков‘; чэрчиэмэ ‘ремень для подманивания дикого оленя’.

    Как видно, выделенные автором слова отличаются ярко выраженной диалектной характеристикой. Среди них встречаются фонетические варианты, имеющие диалектное различие. Например: дьилбэк ‘ляшко‘; мунну 'мундушка'; хапсыык ‘морозные дни с ветром’; харгын 'жир'.

    Хотя Э. К. Пекарский выделял небольшую группу диалектных слов, это представляет интерес в лексикографическом плане. Такое выделение он мог сделать на фоне функционирования сравнительно высокоразвитого общепонятного языка. Таким языком был, безусловно, койне центральных районов.

    Последующие исследования диалектов якутского языка показали, что значительные различия имеются по фонетике и менее значительные — по лексике.

                                                       Устаревшие и редкие слова

    В «Словаре» нет пометы «уст.» (устаревшее слово). Э. К Пекарский относил к устаревшим словам только те, которые вышли из активного употребления ко времени составления «Словаря». Данная группа слов неизменно сопровождается авторской пометой ‘в старину‘. Примеры: буҕа в старину: ‘бык‘; дьуорту в старину: 'брат и сестра, сородич, род, племя'; көлгөм в старину: 'предсмертная, последняя заветная пища'; туптэх 'старинное название горшка'. Автором отмечено около 300 подобных древних слов-архаизмов.

    Многие устарелые слова приводятся без толкования их значений. Вместо толкования автор сопровождает их ремарками типа: «самостоятельно не встречается», «самостоятельно не употребляется», «в соединении», «в выражении», «в фразе», «значения слова не выяснено», «значение слова не приведено». Среди данной группы слов большое место занимают слова, встречающиеся в составе различных устойчивых словосочетаний:

    несамостоятельные компоненты составных слов и устойчивых постоянных эпитетов типа: күбэй кубэй хотун ‘достопочтенная госпожа‘; ыйык ыйык мас ‘священное дерево, указывающее путнику направление’; ыр ыр былыт 'клочковатые облака'; сылбан сылбан (сылбай) уу 'сладкий сон'; туун туун тулаайах 'круглый сирота'; сабаан сабаан сайын 'теплое, знойное лето';

    слова, употребляющиеся лишь в составе фразеологических словосочетаний, типа: анчый мунна мунчуйбата, анна анчыйбата 'ни один мускул не дрогнул, и в уст не дует'; оруон оруон маһы ортотунан тыллаах киһи 'человек со словами весьма грубыми'; халах халаҕайын харбаммыт 'вдруг он забеспокоился (от какой-нибудь неожиданности)';

    к рассматриваемой группе относим и архаизмы, встречаемые в языке жанров устного творчества. Например: нача нача быарын ыстыыр үһү (загадка) 'жует, говорят, печень (отгадка: соска для кормления ребенка)’; таар таар муҥурга хаайтарар уһук муҥ күн (поговорка) ‘настал последний критический день, когда (человек) попадает в безвыходный тупик‘; тамыйа в шаманском выражении хатан тамыйа ‘дайте курить’; урудай уордаах уол оҕонон урудай тускулаатым 'я (богиня родов) сердитым ребенком...(?) украсила’.

    С точки зрения современности значительное место среди устаревших слов занимают так называемые историзмы. Поскольку историзмы обозначают названия исчезнувших предметов и понятий, связанных с дореволюционной патриархально- феодальной жизнью народа, в настоящее время они перешли в разряд пассивной лексики. Историзмы имеют эвентуальное распространение в художественной и специальной научно-исторической литературе, посвященной прошлому народа. Таковы, например; барча 'мелкая толченая рыба'; былаайах 'колотушка к шаманскому бубну'; диэрэ 'почтенная подстилка'; кэһэх 'колчан со стрелами'; матаарчах 'сосуд в форме усеченного конуса'; осхор 'приклад у самострела'; саламалаа 'давать что-л. в жертву'; сэксэ 'густая подстилка из ветвей'; уйукта 'женская меховая одежда без рукавов' и т. д.

    Немало слов архаизировалось, будучи вытесненными соответствующими синонимичными эквивалентами, типа: бэһинньи 'сентябрь'; дьйэл 'дверь дома, юрты'; өһүк 'старина, древность'; саарба 'соболь'; сах 'время'; холҕо 'остаток' и др.

    Многие историзмы и архаизмы с точки зрения современного языка не имеют в «Словаре» соответствующей пометы. Поэтому их выявление в полном объеме составляет самостоятельную задачу.

    Кроме устаревших слов зафиксированы редкие слова и словоформы, имеющие единичное или индивидуальное употребление:

    1) индивидуальные образования, сопровождаемые пояснениями автора. Например: байаа 'непереводимое слово'; өйүүк (индивидуальный выговор) 'насекомое'; баллааннаа (содержит в основе русское слово 'волна'); көтө (в произношении приаянских тунгусов) 'кета'; куму (малоупотребительное слово) 'шаманский плащ'; үөхэр (по мнению МА испорченное русскими слово ойуохар) национальный танец;

    2) окказиональные образования, заимствованные из различных источников (в особенности из «Якутско-русского словаря» П. Ф. Порядина), типа: адҕыннаттар (побуд. от аҕын); дьардаттарыы (и.д. от дыардат); онт (указательное местоимение от он-); раах 'далеко'; ырыаһымсах 'любящий петь'. К ним же примыкают ласкательные и уменьшительные формы слов, особенно те, которые имеют необычную форму типа: аҕысыккай (ласкат. от адыс); дьулхааныкаан (ласкат. от дьулхааны); сэгэлкээн (ласкат. от сэгэл); сыганчай (уменьшит, от сыган); эрэйик (уменьшит. от эрэй).

    Здесь наиболее ярко видно стремление автора фиксировать в «Словаре» решительно все слова вплоть до тех, которые имели единичное употребление.

                                                                       Вульгаризмы

    Одна из особенностей словника «Словаря» — наличие в нем определенного количества вульгарных и грубых слов.

    Из слов нестандартной лексики стилистической пометой снабжены только ругательные слова типа: баҕадьы 'бранное слово негодяй': курбай 'бранное слово по отношению к женщине легкого поведения: вертлявая...'; соруоха 'бранное слово по отношению к женщине: ветреная... '; чугуччу 'дрянь, негодяй (бранное слово)'.

    Остальные грубо-просторечные слова зарегистрированы наравне с нейтральной лексикой без дополнительных пояснений. К сожалению, в «Словаре» отсутствует информация о стилистической природе неодобрительных слов, что усложняет пользование словарем, особенно для читателей, недостаточно владеющих якутским языком.

    Бранные и грубые слова заняли место в «Словаре» только потому, что составитель ставил перед собой задачу фиксации всех слов, встречающихся в любой лексико-семантической группе вплоть до неудобочитаемых.

                                                                          Топонимы

    В «Словаре» зарегистрировано около 900 географических названий. Этот довольно обширный материал нами сгруппирован согласно пояснительным пометам автора в следующем виде.

    Названия наслегов и улусов: Баайаҕа, Байаҕантай, Баатаҕай, Болугур, Бороҕон, Бөтүн, Доллу, Дьанхаады, Көдөһү, Кулума, Малдьаҕар, Мэлдьэхси, Мэҥэ, Ньурба, Өргет, Сулҕаччы, Тулаҕы, Тыыллыма, Хайахсыт, Хамаҕатта, Чэриктэй, Энэ.

    Наименования населенных пунктов: Хаттамыкы 'в улусе Борогон'; Хаахый 'в Вилюйском округе'; Хобочоон 'в улусе Илин-Ханалас'; Чомоху 'в Верхне-Вилюйском улусе'; Хомутутта 'в Таттинском улусе'; Хоҥхолоойу 'в Ботурусском улусе'; Хотуула 'в 3-ем Кангаласском улусе'; Хорулаа 'в Мархинском улусе Вилюйского округа'; Хоотту 'в улусе Мэҥэ’; Чаҕадыма 'в улусе Бороҕон’; Чаранытта 'в улусах Байаҕантай’; Бороҕон, Дупсун; Чаччары 'в Сунтарском улусе'; Чуорайытта 'в Ботурусском, Мегинском, Таттинском улусах'; Чыра 'в Нюрбинском улусе'; Чырыыда 'в Средне-Вилюйском улусе'; Ынтака 'в Мархинском улусе Вилюйского округа'. Названия населенных пунктов на буквы х, ч, ы встречаются в последнем томе «Словаря». Они заимствованы из материалов Всесоюзной демографической переписи населения 1926 г., опубликованных под названием «Список населенных зимних пунктов 4-х южных округов Якутии» в 1928 г.

    Название местностей: Буома, Бүгүһэх, Дьалыыда, Дьүөйэ, Ибил, Көнүрэх, Куллурукаан, Кыыртах, Хачымаайы, Муоналыкы, Нолукай, Төрүөмэ, Туорайытта, Чиллэ, Чымынаайы, Ыдьыгы, Ына.

    Наименование урочищ: Алынахтаах, Алымар, Арбын, Балаҕадьы, Батаҕалаах, Бэлэнтэй, Морго, Нэгэдэй, Тоноду, Улгумта, Хадаарынньа, Хапсыма, Чапыны, Чууйу, Ырамда, Эгдээҕи, Элэһин, Энэкэн.

    Наименования больший аласов и наиболее значительных покосных участков: Бархадьаайы, Бочуодай, Дабака, Дыдыала, Дьүүрэй, Куоҕал, Куталаха, Лаҥкылы, Лэбийэ, Мэндийэ, Өкөтөй, Өрдүкэй, Сэлбээһин. Туҥулутта, Туонаайы, Тэгээн, Үҥкүр, Чуораайытта.

    Названия гор и горных перевалов: Барды, Бөрбөнде, Дыгды, Дьааҥы, Дьоборо, Дьугдьуур, Өҥкөөт, Сээнник, Хоҥкуй, Хороҥко, Чабыыда, Чүчүбэ, Чырымый Хайа.

    Названия наиболее больших островов и песков на р. Лене: Бакча, Болхо, Дарыган, Кутунахтыыр, Тулумаайы, Уохтанда, Холума, Хоохутча, Чаргын, Чомордох.

    Наименования местностей в сказках: Дьаҕытыкы, Кинээрэ, Китиэн, Киэҥ Сайылла Хотун, Кымадыйа Хртун, Олодуйа Хотун, Хайдахан Аартык, Хамыан, Хахсатыыр.

    Географические названия, находящиеся за пределами Якутской области: Арассыыйа - Россия, Киридьэ - Киренск, Кытай - Китай, Лаамы - Охотск, Москуоба - Москва, Өбрүөпэ - Европа, Туомускай - Томск, Уркуутскай - Иркутск, Хамчааткы - Камчатка, Эмэрик - Америка.

    Что касается подачи географических названий в современных словарях, то сложившаяся за последние годы практика их лексикографирования в виде приложения к словарю приобрела всеобщее распространение.

                                                                        Антропонимы

    Якутские прозвища встречаются, свыше 700 раз. Из них 500 с лишним прозвищ образовано от собственно якутских слов, заключающих в себе какое-либо определенное понятие. Большинство якутских прозвищ состоит из образных слов и образных глаголов, что может быть объяснено их семантической особенностью. Отличительной особенностью образных слов и образных глаголов является «переносный, сравнительный характер их значения» (34). Эта особенность их семантики принимается за основу для всевозможных прозвищ.

    Прозвища из образных слов и образных глаголов, как обычно, описывают внешний вид человека, манеры его поведения и черты характера. Таковы, например: Дьаллай 'прозвище, которое дается широкоротому'; Дыгдыйа 'прозвище, даваемое человеку со вздернутыми прямыми плечами'; Лэглэрэ 'прозвище, даваемое мужчине малорослому'; Малаар ‘мужское прозвище, даваемое человеку, у которого широкое лицо'; Өһөйө 'прозвище, даваемое молчаливому или ленивому человеку'; Салдьар 'мужское прозвище, даваемое низкорослому'.

    Наряду, с этим занесено в «Словарь» большое количество имен сказочных героев и богатырей якутского героического эпоса олонхо типа: Аан-Дьааһын хотун, Буус-Дьалкыйа хотун, Күн Дьаргыстай, Кытыгырас Бараанча, Бөрөкүйэ Бэтес, Кыбый Эримэх кыыс, Тимир Лабырдаан, Тэлбистэй-Куо, Куруубай. Хааннаах Кулун Куллустуур, Оройко Дохсун, Эйэнтэй Боотур, Эрбэхтэй Бэргэн, Эридимэ Дохсун и др.

    Кроме того, приведено около 200 имен шаманов, шаманок и различных духов типа: Алахчын 'дух земли'; Дабдыйа 'прозвище шамана'; Иэйэхсит 'общее название богинь, покровительствующих людям, конному и рогатому скоту'; Муочай 'прозвище щамана'; Нараха 'имя сказочного шамана'; Соллонтой 'прозвище шаманки'; Туорчут 'один из лесных духов'; Уордаах Уутукун 'дух - покровитель медведя'; Хонкуру Хотун 'дух огня'; Хоҥоорукаан 'дух хлева'; Чээкэй 'род духов, причиняющих глазные болезни'; Ыналы 'прозвище щаманки'.

    В «Словарь» занесено также 127 имён, обозначающих наименования предков и родов, например: Айаал, Аргын, Бата-Баатыр, Дьуон-Дьаҥылы, Дүпсүн, Дыгын, Лөгөй, Омоллоон, Сайсар, Чаллаайы...; наименования родов: Арчыҥа, Байдыма, Баргыдай, Кыйыгый, Маҕарас, Тустайа Хоохуй...

    В «Словарь» включено 172 русских заимствованных антропонима. Они подверглись фонетическим изменениям вследствие различия систем вокализма и консонантизма в русском и якутском языках, например: Алаапыйа - Агафья, Байбал - Павел, Володьумар - Владимир, Дьарааһын — Герасим, Дьуона - Иона, Дьэким - Ефим, Дьэлиһиэй - Елисей, Лэпсэй - Евсей, Ньоппуруоһай - Амвросий, Ньыыхан - Никон, Оноопур - Онуфрий, Ородьумаан - Родион, Өрүүнэ - Ирина, Сөдүөрө - Федора, Силипиэн - Ксенофонт, Ыкынаачай - Игнатий.

    Как видно, автор зарегистрировал не только прозвища, но и имена сказочных героев, богатырей вплоть до наименований родов и предков. Всего зафиксировано 1409 прозвищ и собственных имен, взятых из источников, которыми пользовался Э. К. Пекарский.

    Якутские, прозвища и собственные имена представляют интерес не только в лингвистическом, но и в историческом плане. В них отражаются традиционные обычаи, связанные с религиозными представлениями. В старину у якутов существовал обычай давать новорожденному ребенку выдуманное имя, якобы охраняющее от злых духов. С возрастом они превращались в имена-прозвища. Поскольку эти имена преследовали цель уберечь ребенка от всего дурного, то, естественно, они обладали определенными табуистическими понятиями и имели ярко выраженный характер индивидуальности. Поэтому якутские прозвища и собственные имена не лишены лингвистического интереса, а включение их в «Словарь» соответствует принципу автора — охватить как можно больше якутских слов.

    Вопрос о подаче собственных имен в словарях не получил еще оптимального разрешения, хотя в плане теории признается разумность их отражения. Лексикографическую целесообразность включения собственных имен в филологические словари обосновал впервые акад. Л. В. Щерба (35). Н. М. Терещенко также настаивает на их включение в двуязычные словари на правах заглавных слов. Особенно очевидно это для таких языков, — пишет она, — в которых имена собственные в своей массе не утратили связи с именами нарицательными и где их происхождение от последних ощущается еще вполне отчетливо (36). В. П. Берков выступает за подачу антропонимов в национально-русских словарях. «Собственные имена, — пишет он, — составляют значительный процент слов речи и правильность передачи имени играет в межъязыковом общении важную роль» (37). После подробного разбора ономасиологического материала тюркско-русских словарей А. А. Юлдашев заключает, что «в словаре с полным правом можно давать только нарицательные имена» (38).

    Нельзя не отметить, что отсутствие собственных имен в национально-русских словарях наносит вред делу перевода. Представляется целесообразным включить в тюркско-русские словари имена известных исторических лиц, широко распространенных мифологических и литературных героев, названия популярных журналов и газет. Весьма желательно, чтобы были продолжены поиски более оптимальных лексикографических способов их отражения в словарях. Тем более, что в этом отношении имеется прецедент, идущий от В. В. Радлова и Э. К. Пекарского.

                                     СРАВНИТЕЛЬНЫЙ МАТЕРИАЛ В «СЛОВАРЕ»

    Э. К. Пекарский по предложению и при помощи В. В. Радлова приводил в своем «Словаре» этимологические сравнения якутских слов со словами тюркских, монгольских, тунгусо-маньчжурских и других языков. Сравнительный материал дан, по словам автора, «главным образом, для уяснения точного значения того или другого якутского слова» (39).

    Сравнительный материал подобран к 3017 якутским словам, Сравнениям подверглись широкоупотребительные якутские корнесловы, обозначающие в основном терминологии родства, скотоводства, коневодства, оленеводства, предметов домашнего обихода, пищи, жилищных строений, времен года, охоты и промысла, окружающей природы, названий животных и птиц.

    Беглый анализ сравнительного материала показывает следующую картину.

    1. Большое количество якутских слов дано в сопоставлении с тюркскими сходно звучащими основами с одинаковыми или близкими значениями:

    якутские общеупотребительные слова сравниваются с тюркскими основами. Помета «тюрк.» по-видимому, означает, что сравниваемая основа встречается во всех известных тюркских языках или по крайней мере — в большинстве из них. Примеры: атас, (ср. тюрк, адаш 'друг'); балык (ср. тюрк, балык 'рыба'); дьаралык (ср. др.-тюрк. jараклык 'удачносгь'), иэн (ср. тюрк, ен 'ширина материи, как мера'); кытарах (ср. тюрк, кызырак 'молодая кобыла'); кус (ср. тюрк. куш 'птица'); оҥор (ср. тюрк. оҥор 'сделать, исправить, улучшить'); өһүк (ср. тюрк, өс, өз 'свой родной'); сүүс (ср. тюрк, jүз, jүс 'лицо').

    В «Словаре» представлено 1086 слов со сравнительной пометой «тюрк.», указывающей на их тюркское происхождение;

    якутское слово сравнивается с общетюркской основой и с другими как древними, так и живыми тюркскими языками: аартык (ср. тюрк. арт; тел. артуу = артыыг); бул (ср. тюрк. и уйг. бул); дьүһүй (ср. тюрк. jүз; кирг. дүз 'лицо, цвет лица'); кырт (ср. шор. кырза; тюрк. кырк 'стричь'); орох (ср. тюрк. орак, орок 'тропинка диких зверей'; сойот. орук 'дорога'); таһый (ср. тюрк, таш 'выйти из берегов (о воде)'; кирг. тасы 'прибавляться, подниматься (о воде)'; каз. ташы 'разливаться'; ыраах. (ср. тюрк. грак, грах, ырак, ырах 'далекий, дальний'; тел. ыраак 'довольно далеко');

    якутские слова сравниваются с аналогичными словами из различных тюркских языков (без пометы «тюрк.»): алтайского, барабинского, джагатайского, казахского, киргизского, карагасского, караимского, качинского, кара-киргизского, койбальского, комасинского, крымско-татарского, лебединского, османского, сагатайского, сойотского, таранчинского, татарского, тобольско-татарского, телеутского, турецкого, туркменского, турфанского, узбекского, уйгурского, урянхайского, чувашского, шорского языков и наречий. Слова с подобными сравнительными данными составляют около 700 заглавных единиц.

    В отдельных случаях якутские слова сопоставляются одновременно со словами из нескольких тюркских языков.

    2. Вторую группу составляют сравнительные параллели из монгольских языков:

    сравнительной пометой монг. с приведением аналогичного оригинала в монгольском вертикальном начертании и передачей его лексического значения на русском языке в «Словаре» сопровождается свыше 700 якутских основ: албын (ср. монг... албiн 'злой дух, обманывающий людей') (40); дураһый (ср. монг. дурашi 'желать, хотеть'); нарын (ср. монг. ... нарiн 'тонкий, нежный'); сэнэх (ср. монг. сени 'годный'); үгэ (ср. монг. уге 'слово'); чүүччү (ср. монг. чүче 'долбило, долото'); элэй (ср. монг. älä 'износиться');

    некоторое количество словарных единиц получило сравнение одновременно со словами монгольского и бурятского языков: идэһэ (ср. монг. iдэн, бур. iдэ, iдэн 'пища'); кэргэн (ср. монг. ... 'дом'; бур. гӭргӭн, гэргэн 'жена'); орой (ср. бур, орог 'верх, верхушка'; монг. ороi 'темя, макушка'); симээ (ср. бур. шiмэ; монг. чимэ 'украшать, убирать'); таhаа (ср. бур. таша 'бедро', монг. тасijа 'бок, бедро');

    около 200 заглавных единиц дано с указанием параллелей из бурятского языка: догдой (ср. бур. догдоi 'возвышаться, выдаваться'); махтал (ср. бур. мактал 'песня хвалебная'); омурҕан (ср. бур. амаралга 'отдых'); солоо (ср. бур. соло 'долбить'); улгум (ср. бур. улгум 'поворотливый'); хомуһун (ср. бур. хобһон 'шаманское волшебство').

    3. Свыше 100 якутских слов приведено со сравнительными данными из языков тунгусо-маньчжурской группы:

    к якутским основам подобраны схожие по звучанию эвенкийские слова с пометкой «тунг»: бөҕүөр (ср. тунг. бöдiт 'замерзнуть'); дьааны (ср. тунг. jаҥ 'скала, голая вершина'); чагда (ср. тунг. дьагда 'сосна'); сөрүө (ср. тунг. sirä 'постель, подстилка'); үүтээн (ср. тунг. утан 'род зимнего и летнего жилища');

    некоторое количество якутских заглавных единиц зафиксировано с приведением маньчжурских параллелей: аччыгый (маньчж. ачжiгэ); мөдөөт (ср. маньчж. модо 'тупой, вялый'); оҥку (ср.. маньчж. соҥко 'след, тропа'); хахсый (ср. маньчж. какси. 'харкать, отхаркивать'); халлаан (ср. маньчж. галга, галгань 'чистое ясное небо').

    4. Следующую группу сравнительного материала в «Словаре» составляют якутские параллели с тюркско-монгольскими языками:

    к якутским основам, подобраны тюркские и монгольские аналогии: буулуур (ср. тюрк, буурул и монг... 'чалый'); дьоһун (ср. тюрк. осун и монг. осун 'пример, образец'); сирэй (ср. тюрк. чiрai; монг. чiрäi 'лицо'); уруу (ср. тюрк. урȳ, урук, уруҕ, уруг; монг. уруҕ 'племя, род'); чэбэр (ср. тюрк, чабар, цебер; монг. чебер 'чистый, опрятный');

    якутские корневые основы сопоставляются с аналогичными тюркскими и бурятскими основами: дэлэй (ср. др.-тюрк. тäлiм 'много'; бур. дэлгэр 'обильный'); кубарый (ср. тюрк, кубар 'бледнеть, линять'; бур. хубiраху 'блекнуть'); сор (ср. тюрк, сор, шор 'несчастье'; бур; шор 'несчастье, горе'); толук (ср. тюрк, толу, толуг; бур. долiн 'выкуп');

    значительное количество якутских слов дано со сравнительными пометами «тюрк.», «бур.», «монг.»: дьүлэй (ср. тюрк. тӱлäi; бур. дӱлэi и монг... 'глухой'); мэҥэ (ср. др.-тюрк, мäнгӱ; бур. мöнхö; монг. мöнке 'вечный'); өй (ср. тюрк. оi, öг 'ум, разум, память'; бур. оi 'ум, разум'; монг. ... oi 'ум, память'); санаа (ср. тюрк, сана, санаа, санаҕа 'ум, душа, память'; бур. sаnа, һапан 'ум, мысль'; монг. санаҕа 'мысль, память'); үйэ (ср. тюрк. ӱjä 'поколение'; бур. ȳjē; монг. ȳjе 'век'.);

    якутские слова сравниваются с различными языками из тюркской и монгольской группы: ньыгыл (ср. каз, н ы н 'твердый, крепкий'; монг. пiк 'плотный, густой'); көмускэ (ср. саг. комуска; бур. хумускэ 'брови');’ токҥонок (ср. койб. jыҕанак; бур. тохонок 'локоть'); том (ср. кач. том 'лекарство'; бур. дом 'какое-то волшебное лекарство'); дьэбэрэ (ср. осм. чамыр; монг. ... сiбар; бур. шабар, шабур 'грязь'); кытыы (ср. уйг. кыдык 'граница, берег'; бур. хазу, хаџȳг монг. каџiҕу 'бок, сторона'); хатьҥыр (ср. джаг. катаҥҕур 'худой, сухощавый'; бур. каtаßафеr 'сухощавый'; монг. хатаҥiр 'тощий, сухощавый').

    5. Сравнительно много якутских основ сопоставляется одновременно с тюркскими, монгольскими и маньчжурскими параллелями: якутские сопоставления с тюркскими, бурятскими, монгольскими и маньчжурскими основами: кубулуй (ср. тюрк, кубул; бур. хубiлаху; монг. ...; маньчж. кубулимби 'превратиться, перемениться'); чуоҕур (ср. тюрк, чокур, чаккыр, сокыр, саккыр 'пестрый, пегий'; бур. сōкур, сōхор 'пестрый'; монг. чокур, чоукур 'пестрый'; маньчж. чохоро 'пестрый'); ынах (ср. тюрк. iнäк; монг. үнӱс; маньчж. унень; чув. иня 'корова ');

    к якутским словам подобраны параллели из различных тюркских, монгольских, маньчжурских и тунгусских языков: оҥочо (ср. кар. оҥоtа 'русская лодка'; бур. оҥҕосо; монг. онҕоча; тунг. оҥо 'лодка'); утаһын (ср. сойот, удазын; бур. утāһāн; монг. утасун 'нить, нитка'; тунг. utahun 'шелковый шнур'); чыычаах (ср. к.-кирг. чымчык 'вообще птичка'; каз. чыпчык 'воробей'; монг. чечiге; маньчж. чэчикэ 'птичка');

    якутские слова в сопровождении и сопоставлении с алтайскими, монгольскими и тюркскими языками: болот (ср. алт. полот и монг. ... 'сталь, уклад'); дохсун (ср, алт. токшын 'дикий, необузданный'; монг. докшiн; бур. дошхон 'дерзкий'); бүрүй (ср.. алт. пурка 'накрыть'; монг., маньчж. буримби 'покрывать чехлом'); орон (ср. алт. тел. орын 'кровать, скамья'; бур. орон(ҥ) 'кровать'; монг. орун 'ложе, кровать'); сылай (ср. алт. тел. чыла 'уставать'; монг. чilе 'утомляться, уставать'); сырҕан (ср. алт. шырка; бур. шарка; монг. шiрха 'рана').

    Необходимо отметить, что Э. К. Пекарский ввел в «Словарь» сравнительный материал не только по указанным языкам, но и по другим группам языков. Так, в столбце 2928 он приводит к якутскому слову тыы 'лодка' параллель tî 'лодка средней величины' из языка енисейских остяков (кетов).

    Приведение в «Словаре» такого обширного сравнительно-сопоставительного материала стало возможным благодаря непосредственному участию таких крупнейших тюркологов и монголистов, как В. В, Радлов, К. Г. Залеман, В. В. Бартольд, С. Ф. Ольденбург, А. Н. Самойлович, В. Л. Котвич. Н. Ф. Катанов, С. Е. Малов, Н. Н. Поппе. К. К. Юдахин. Помощь и участие этих выдающихся специалистов, несомненно; способствовали повышению научной достоверности сравнительной части «Словаря». Ими были использованы все достижения в области сравнительной тюркологии того времени. В наши дни допустимы некоторые дополнения и уточнения по новейшим данным.

    Установление родственных параллелей якутских лексем, конечно, не может быть достаточным для разъяснения этимологии всех указанных слов в смысле их первоначального возникновения, но этой процедурой автор провел первый этап этимологических изысканий. Более того, одновременные сопоставления якутских слов с тюркскими, монгольскими и тунгусо-маньчжурскими являются первым значительным шагом в сравнительно-историческом исследовании якутского языка и в какой-то мере проливают свет на возможное родство алтайских языков. Известный польский алтаист В. Л. Котвич, подчеркивая участие В. В. Радлова и К. Г. Залемана в подборе сравнительных данных, в свое время писал: «Таким образом, словарь языка якутов разросся в труд, который может облегчить сравнительное изучение алтаистики» (41).

                                                                              * * *

    В «Словаре» использован алфавит О. Н. Бетлингка с некоторыми усовершенствованиями. В нем получили графическое обозначение всё фонемы якутского языка, вплоть до носового согласного ɉ, отсутствующего в современном якутском алфавите.

    Заглавные слова сопровождаются подробной грамматической характеристикой, научная разработка которой большей частью принадлежит автору. В производных словах указываются, как правило, основа и словообразующий аффикс. Э. К. Пекарский как лексикограф не прибегал к словообразованию по существующим моделям.

    В «Словаре» отражена часть якутской лексики, имеющая структурные особенности, в том числе вариантные слова, связанные с общефонетическими и диалектными нормами языка. Впервые широко представлены в «Словаре» омонимы якутского языка. Среди сложных слов, приведенных в качестве заглавных, встречаются парные, терминологические словосочетания и аналитические формы видообразования.

    Наряду с общераспространенной лексикой в «Словарь» включены и малоупотребительные редкие слова и словоформы, характерные для обиходной речи или какого-либо жанра устного народного творчества, вплоть до неудобоподаваемых. Кроме того, зафиксировано значительное количество несамостоятельных компонентов различных словосочетаний, интенсивов прилагательных, антропонимов и топонимов. В этой части словника ясно проявилось стремление автора охватить все слова без исключения: как однажды им услышанные, так и зарегистрированные в печатных и рукописных источниках. «Исходя из того простого положения, — объяснял автор основное назначение «Словаря», - что „в языке народа всего полнее отражается его душа”, я думал, что чем больше будет собрано мною якутских слов, чем точнее будет объяснено каждое из них, тем более ценный материал я буду в состоянии дать другим исследователям для понимания „души” якутского народа» (42).

    «Словарь» Э. К. Пекарского не мог, разумеется, охватить весь словарный состав якутского языка. Наблюдаются единичные упущения слов и словосочетаний, в том числе и широкоупотребительных в обиходной речи. В качестве иллюстрации можно привести следующие слова и словосочетания: бөтүөн 'грудина, грудная кость (птицы)'; сылык 'предсказание, предположение'; төтөлө суох 'несдержанный'; хаан өстөөх 'кровный враг'. Это могло получиться из-за полной зависимости автора от источников. Задача картографирования всех слов без всяких пробелов и пропусков в то время да и в наши дни была и продолжает оставаться почти нереальной. В этом определенную роль могло сыграть и несовершенство лексикографических методов, при помощи которых автор начинал сбор слов. На начальном этапе своей работы он и не знал таких лексикографических азов, как, например, выписка слов на отдельных карточках. Однако Э. К. Пекарский со временем так преуспел в области лексикографии, что не случайно его «Словарь» привлек к себе внимание выдающихся востоковедов Российской Академии наук.

    Э. К. Пекарский видел свою задачу в том, чтобы объективно и беспристрастно регистрировать столько слов, сколько он мог собрать из текстов и обиходной речи носителей, не выбрасывая ни одного слова и не пытаясь вынести личный приговор относительно их нормативного статуса.

    Обширный сравнительно-сопоставительный материал, приведенный автором в «Словаре», представляет собой одну из лексикографических особенностей его словника.

    Итак, на основе указанных лексикографических особенностей словника мы приходим к заключению о том, что «Словарь» составлялся как словарь-сокровищница, как словарь-тезаурус. Только тип словаря-сокровищницы мог достаточно полно и точно отразить в синхронном разрезе бесписьменное состояние живого народного языка в том виде, в каком он бытовал в устах его носителей. Научное и историческое значение «Словаря» Э. К. Пекарского с течением времени будет, несомненно, возрастать.

                                                                             Глава III.

                                     ЛЕКСИКОГРАФИЧЕСКАЯ РАБОТА Э. К. ПЕКАРСКОГО

                                    HАД РАЗРАБОТКОЙ ЛЕКСИЧЕСКОГО ЗНАЧЕНИЯ СЛОВ

    Центральной проблемой двуязычной, так же как и одноязычной, лексикографии была и остается семантическая характеристика слов.

    Лексикографическая практика двуязычных словарей неизменно доказывает ту истину, согласно которой смысловой объем слова одного языка сплошь и рядом не совпадает с таковым в другом языке. Это особенно ярко проявляется при сопоставлении таких типологически далеких друг от друга языков, как русский и якутский.

                                         МЕТОДЫ СМЫСЛОВОЙ ХАРАКТЕРИСТИКИ СЛОВ

    Своеобразные естественно-географические условия, веками сложившийся самобытный уклад жизни и особенности в историческом развитии и уровне культуры обусловили большое различие лексико-семантических систем якутского и русского языков (1). При сопоставлении смысловой структуры оказываются несовместимыми в двух языках значения таких обыденных слов, как 'вода', 'земля', 'луна', 'небо', 'солнце' и др. В этом плане характерны также различные изменения в семантике заимствованных русизмов в дореволюционном якутском языке (2).

                                                                       Метод толкования

    Э. К. Пекарский преследовал цель дать исчерпывающую характеристику значения каждого слова. Он не обращал особого внимания на благозвучие перевода, а старался максимально подробно выявлять и описывать возможные значения слова-оригинала. Сначала, как в одноязычном словаре, автор приводит пространные дефиниции значений слова, а затем все это передает на русском языке.

    Для семантической характеристики якутских слов Э. К. Пекарский преимущественно использовал метод толкования. Во всех случаях, когда невозможен адекватный перевод, он прибегает к толкованию. В понятие «толкование» мы вкладываем всю сумму сведений, которую дает автор о слове. Однако толкование слов имеет словарный характер, а не энциклопедический. Это значит, что методом толкования раскрывается значение слова, а не его реалия или понятие (3).

                                                                  Толкование - определение

    В составе различных частей речи и словообразовательных форм встречаются слова, не имеющие соответствующих русских эквивалентов. Их количественное соотношение бывает различным в зависимости от семантики частей речи или форм слов, к которым они относятся.

    Многим якутским безэквивалентным словам не подходят как переводные определения, так и слишком общие толкования. Это наблюдается особенно тогда, когда объемы понятий, выраженных якутским и русским словами, различны. В таких случаях автору словаря приходилось прибегать к приему краткого толкования, особенность которого заключается в лаконичности и точности определяющей фазы. При таком толковании определение значения заглавного слова излагается одной сжатой фразой, но в то же время полностью передающей значение слова-оригинала. Это, в сущности, толкование, наводящее на правильный перевод значения реестрового слова.

    Подобному толкованию подверглись весьма употребительные и общераспространенные слова типа: көҕөл 'молочная каша'; кыл 'хвостовый конский волос'; туомтаа 'завязывать что-либо якутским узлом, связывать распускной петлёй'; тыынньа 'большая семья'; түлүгүдүй 'находиться в состоянии глубокого сна'; мичий 'слегка улыбаться'; хохучуоллас 'вздорить, заводить ссору, открывать спор'; суксуруһуннар 'располагать в ряд один за другим'.

    Методом краткого толкования удачно, переданы значения образных глаголов типа: салтаҥнаа 'идти тяжелым, медленным шагом’; кэҕий 'кивать или мотать головою назад'; мэҥэлэстээ 'сильно задыхаться, быть при последнем издыхании, страдать одышкою'; хохой 'бросаться в глаза своим тонким станом'.

    Этим же способом определено значение некоторых разрядов производных наречий и прилагательных типа: кэрэгэйдиҥи 'немного недостающий, неудовлетворительный, немного сомнительного качества'; долбуурдааҕы 'находящийся на полке'; сымыыттанньаҥ 'хорошо несущаяся (курица) '; төннүгэн 'берущий назад свои слова, нарушающий условия'; өтөхтүҥү 'похожий несколько на развалины'; хаардаах 'снежный, снежная пора со снегом'; хотууллаах 'с сенной трухой, имеющий труху'; күһүннэри 'всю осень'; саҥардыыҥы 'сравнительно недавно'; өҥөйбүччэ 'раз заглянул'.

    Так же переданы некоторые русские заимствования со смешенными значениями типа: бииккэ (рус. бирка) 'палочка для счета'; бокуой (рус, покой) 'кратковременная остановка, передышка, краткий промежуток времени'; кимиэл (рус. хмель) 'вредное действие чего-л.'

    Если залоговая форма глагола кроме своего типового залогового значения обладает еще и лексическим значением, то оно лексикографируегся в «Словаре» в форме толкования. Примеры: түөкэйдэт 'по знач. основы; передаваться обману, быть обманутым'; хоннор 'по зна^. основы; позволять ночевать, оставлять ночевать у себя, дать ночлег'; хоһулат 'по знач. основы; допустить себя до осуждения или насмешки'; чинчис 'по знач. основы; участвовать в исследовании'.

    К разновидностям толкования такого рода относим и определение слов с помощью оборотов 'тот, кто', 'так, что’, ’то, что' типа: абырахчыт 'тот, кто (хорошо) починяет что-либо'; арҕаналаах 'тот, у кого застарелая болезнь'; болточчу 'так, что что-либо выпячивается или вспучивается'; дэбиличчи 'так, что (посуда) наполняется до краев'; сырбас 'то, что мелькает хвостом, то, что вертится, вертлявый'; холбоччу 'так, что коробится, стягивается'.

    Указанный прием широко использован Э. К. Пекарским для передачи основной массы слов, не имеющих соответствующих эквивалентов в выходном языке.

                                                                     Развернутое толкование

    Выявление страноведческого компонента значения слова-оригинала, не учитываемого одноязычной лексикографией, весьма существенно для двуязычной лексикографии. Определение значений слова в двуязычном словаре должно сообщать читателю максимально полную информацию об обозначаемом словом кусочке действительности. Это особенно важно в тех случаях, когда слово-оригинал обозначает реалию, отсутствующую в языке перевода. Пожалуй, в этом и заключается одно из существенных отличий двуязычной лексикографии от одноязычной.

    Одним из выдающихся достижений «Словаря» является то, что Э. К. Пекарский эмпирически глубоко понял эту особенность двуязычных словарей и, будучи незаурядным этнографом и фольклористом, обращал свое внимание на описание культурных коннотаций и страноведческих реалий, предметов. Так, из-за стремления автора привести больше данных, относящихся к безэквивалентному слову, стал закрепляться в «Словаре» прием развернутого толкования. Он средствами выходного языка старался описывать предметы и явления, не знакомые русским.

    В словарных статьях описательного характера делаются этнографические экскурсы, а в некоторые из них вводятся элементы и энциклопедизма.

    Описательным методом определена в основном терминологическая лексика, относящаяся к быту, нравам, обычаям, верованиям, а также к промыслам, скотоводству и географическим, ботаническим названиям. В качестве иллюстрации этого метода приводим образцы описательного толкования слов по отдельным лексико-семантическим группам.

    Географические понятия: тыымпы 'озеро в песчаной местности, с узкою береговою полосою или даже вовсе без береговой полосы, так как заливает окружающий лес'; 2) 'назв. озер и урочищ'; уолба 1) старица (место, где было русло); место, образовавшееся из-под выпущенного или усохшего озера; низменное сырое место на лугу; низменный сырой луг'; 2) 'озеро по р. Оленеку'.

    Ботанические термины: мара 'береговая сорная озерная трава; нечистая в воде поросль; особый род травы, растущей в трясине, (кута), корень ее употребляется в пище'.

    Термины скотоводства типа: кытыт 'молодая кобылица; молодая кобылица до трех или четырёх трав, один раз только жеребившаяся; двухтравая кобыла'.

    Слова, относящиеся к человеку: сонумсах 'человек, который любит только по новости, по редкости, с первой встречи, потом сразу разлюбливает'; мэһэлгэ 'сорокалетняя пора женщины, время прекращения рождения детей'.

    Термины одежды и обуви: дьорбуоҥка 'меховая шапка в виде крытого материей цилиндра'; хороох 'высокие сапоги без каблуков, из кожи крупного рогатого скота'.

    Предметы домашнего обихода: сөрүө 1) 'сплетенная из травы или конских волос подстилка, которая кладется поверх потника (буутай); шерстяной подседельный коврик, волосяной потник'; 2 ) 'циновка, плетеная циновка, которою покрывают лавку, мат; маленькая подстилка, рогожка, половик'.

    Термины продуктов питания, кушаний типа: көҕөлөҥ 'бульон из небольшого количества молока с водою'.

    Слова, обозначающие орудия труда и инструменты типа: суохапчы 'железная пластина с дырами для пробивания дыр и для делания шляпок';

    Слова, означающие отопление и освещение типа: көмүлүок 'деревянный камин, обмазанный глиной изнутри, с короткой прямой выходной трубой'.

    Слова, обозначающие строения и их элементы типа: титиик 'летний хлев для рогатого скота, скотник (постройка, служащая для доения коров); помещение, куда загоняются кобылы для удоя; шалаш для конного скота в непогоду'.

    Термины родства типа: кийиит 'жена младшего родственника, сына (невестка или сноха), внука, правнука, брата (невестка), племянника, деверя (невестка, ятров)'.

    Слова, обозначающие цвета, краски и масти типа: уһуку 'цвет, приобретаемый зеленым сеном, после того, как оно, будучи смочено дождем, высохнет'.

    Термины рыболовства типа: куойа 1) 'овальный тонкий деревянный обруч, к которому прикрепляется волосяной кошель (сетка) рыболовного сака'; 2) 'мужск. прозв'.

    Термины домашней утвари, посуды типа: кыгыйа 'большая деревянная чашка, деревянная чаша средней величины; миска'.

    Слова, относящиеся к жилищу типа: тэлгэһэ 'очищенное от снега место перед юртою, где расстилают корм для скота; скотный двор зимою, пригон, двор, притон'.

    Термины минералогии типа: соһо 'мягкий цветной камень, употребляемый вместо мела, красящий (или красильный) камень красного цвета, род красной или цветной охры; краска'.

    Термины обрядов и обычаев типа: кэһии 'маленький подарок, гостинец, не требующий отдаривания'.

    Термины, относящиеся к фольклору и литературе типа: олонхо 'героическая былина, эпическая песня о подвигах богатырей; героическая поэма, имеющая стихотворный размер; сказка, вымышленный рассказ; история; басня'.

    Слова, обозначающие религиозные воззрения и верования типа: ичээмсий 'воображать себя обладающим шаманским даром прозрения (провидения) в низшей степени; начинать проявлять способности шамана (ойуунумсуй)'.

    Зоологические термины типа: сорсу 'селезень (утиный самец), который, отделавшись от своей самки, проводит лето в одном месте'.

    Звукоподражательные слова и глаголы истолкованы в форме отдельных фраз или несколько развернутых объяснений. Например: краткое описание звуковых явлений: мээ 'звукоподражание мычанию теленка';

    сравнительное объяснение: чоҥк 'звук резкий, более низкий, чем чунк, и продолжительный';

    простое воспроизведение звука: чачыгыр 'звук треска'; чуһугураа ‘производить звук «чус»';

    общее определение типа: галыгыраа 'издавать звук, свойственный деревянным вещам'; чаҥкынаа 'звенеть коротким металлическим звуком'; тордурҕаа 'издавать шуршащие звуки',

    Общую характеристику получила некоторая часть междометий и слов неизвестного для составителя значения: һат-һат 'крик, которым погоняют лошадей, понукая (подбадривая) к скорейшему бегу'; хордьоҥ 'по-видимому, какая-то маленькая птица, о которой в настоящее время сохранилось одно название, подобно названию льва, верблюда, которых якуты только знали когда-то’; күнгугур 'какое-го тунгусское племя в лесной части Верхоянского округа, как бы название лесного тунгуса'.

    Большинство географических названий определено описательно: Суотту 'название наслегов (1-го, 2-го Соттинского) в улусе Борогон'; Тэкийэ 'урочище Алданского наслега Баягантайского улуса'; Омолой 'речка, впадающая в Ледовитый океан в Верхоянском улусе'; Чэмпэрэ 'название озера в Вилюйском округе'; Хапчаҕаайы 'почтовая станция между городами Вилюйском и Якутском'; Хоҥхой ‘населенный зимний пункт в Кокуйском наслеге Верхне-Вилюйского улуса'.

    С аналогичной общей интерпретацией зафиксированы в «Словаре» отдельные собственные имена и прозвища: Айталыын 'ласкательное имя девушки в сказках'; 2) 'имя сказочной шаманки'; Адылҕа 'мужское сказочное имя'; Эбэрэ 'сын якутского властелина Тыгына'.

    Описательно дано в «Словаре» незначительное количество прозвищ, нарицательных имен и названий родов: Кыайыгый 'название рода в Жехсогонском наслеге Ботуруссксго улуса (ныне Таттинского)'; Муочай 'прозвище шамана из улуса Борогон'; Хаарылабыс 'под этим именем был известен у якутов составитель настоящего «Словаря»'.

                                                            Синонимическое определение

    В многослойном пласте якутской лексики, как и в любом другом языке, имеются слова, отличающиеся своей лексико-семантической безэквивалентностью. Недостаточно расчлененный характер их семантики обнаруживается при сопоставлении с соответствующими словами русского языка. В таких случаях якутское слово, выражающее родовое понятие, часто передается на русский язык словами, обозначающими видовые понятия.

    Для семантической характеристики подобных якутских слов Э. К. Пекарский широко использовал русские синонимичные и близкие к ним по значению слова.

    Рассмотрим наиболее типичные случаи синонимического определения .

    1. В якутском языке словообразовательные модели, соответствующие префиксальным и суффиксальным показателям русского языка, получили иное грамматическое выражение. Семантика многих якутских глаголов адекватно передается на русском языке глаголами совершенного и несовершенного видов. Для смысловой характеристики подобных глаголов автором принят способ подбора ряда русских однокоренных идеографических синонимов.

    Оргуй 'кипеть, вскипать, воскипать, кипятиться'. Слова переводной части словарной статьи связаны между собой отношениями, основанными на смысловой близости. Кипеть (МАС II 63) 1) 'волноваться, клокотать, пениться от образующегося при сильном нагревании пара (жидкости)' вскипеть (МАС II 299) 1) 'прийти в состояние кипения'; воскипать (СД I 247) 'воскипать, вскипать, вскипеть'; кипятиться (МАС II 63) 1) 'нагреваться до кипения'. Отсюда видно, что рассматриваемые бесприставочные и приставочные однокоренные слова переводной части статьи выражают значение заглавного оргуй. Это можно видеть из того, как раскрыты значения приведенных синонимов в «Русско-якутском словаре». Кипеть (РЯС 225) 'оргуй'; вскипать (РЯС 83) 'оргуй'; вскипятиться (РЯС 83) 'оргуй'. Глагол воскипать не зафиксирован в нормативных словарях современного русского литературного языка, где префикс вос придает этому слову оттенок архаического высокого стиля. Одинаковый перевод определяющих русских глаголов словом оргуй подтверждает правильность семантической характеристики слова-оригинала однокоренными синонимичными словами.

    Переносное значение слова оргуй 'проявиться в сильной степени, горячиться' как самостоятельное в «Словаре» не указано, приведен лишь пример: уол хаана уолугар киирэн оргуйан барда 'молодая сильная кровь его в ямочку (в дужку) вошла — вскипела (так сильно рассердился)'.

    Силимнээ 'клеить, склеивать, приклеивать, заклеивать, вклеивать, выклеивать'. Эта группа однокоренных синонимов образовна соотношением слов типа бесприставочный глагол плюс приставочные глаголы того же корня. Синонимия такого рода возможна в тех случаях, когда лексическое значение приставочных глаголов соотносительно со значением бесприставочного глагола. Склеить (МАС IV 154) 1) 'скрепить клеем'; приклеить (МАС III 565) 'прикрепить клеем или чем-л. клейким’; заклеить (МАС I 723) 'наклеивая покрыть чем- л.'; вклеить (МАС I 229) 'вделать, вставить во что-л., приклеивая*; выклеить (МАС I 340) 1) разг. 'путем склеивания или наклеивания сделать что-л.'; 2) прост. 'оклеить целиком, со всех сторон'. Приставочные однокоренные глаголы конкретизируют значение якутского силимнээ. Склеить (РЯС 578) 'силимнээн кэбис, сыһыары силимнээ'; приклеить (РЯС 484) 'сыһыар, силимнээ, хам силимнээ; заклеить (РЯС 172) 'силимнээ, силимнээн кэбис'. Не остается сомнения в том, что приставочные глаголы переводной части составляют однокоренные синонимы и каждый в отдельности конкретизирует значение реестрового силимнээ в тех или иных контекстах речи.

    2. Нередко одному якутскому слову с широким значением в русском соответствует ряд слов более конкретного значения, происходящих от разных корней. К таким, например, относятся слова типа:

    атас 'друг, приятель, товарищ'. На синонимичность этих слов указывает «Словарь синонимов русского языка». Друг (СС 130) 'товарищ, приятель; дружок, друг-приятель...' Приведенные синонимы в совокупности передают полное значение слова-оригинала;

    сурах 'весть, известие, молва, слух; слава'. Синонимичность русских слов очевидна. Известие (СС 174) 'сообщение, сведения, извещение, новость, слух, весть...'; молва (СС 229) 'слух (слухи), толки; слава, разговоры...' Каждый из синонимичных слов по-своему уточняет, детализирует значение якутского сурах. Весть (РЯС 59) 'сурах, сурах-садьык'; известие (РЯС 201) 1) 'биллэрии, иһитиннэрии, сурах...'; молва (РЯС 282) 'тыл, сурах'; слух (РЯ 586)... 2) 'сурах, үһүйээн'; слава (РЯ 582)... 3) разг. 'сурах, кэпсээн'. При помощи приведенных разнокоренных синонимичных русских слов автор несомненно добился полной семантической характеристики якутской вокабулы.

    Автор мог бы продолжить ряд синонимов дополнительными словами с целью более полного показа семантической емкости сурах. Из всех синонимичных слов, приведенных в СС, к определяющему, синонимическому ряду более или менее подходят существительные 'толки, разговоры'. Они, как слова сниженной лексики, даны в русских словарях с пометой разг. (разговорное). Слово-оригинал не имеет подробной стилистической окраски. Им соответствуют в якутском языке другие слова или словосочетания, а их возможные конкретизирующие оттенки вполне покрываются более нейтральными 'молва, слух'. Это свидетельство того, что Э. К. Пекарский в своем стремлении максимального синонимичного определения исходил прежде всего из лексических значений слова-оригинала, а не из отношений русских синонимичных слов. В «Словаре» правильно определено это слово как однозначное, что подтверждается в современном «Якутско-русском словаре». Сурах 'весть, известие, слух' (4). Мы видели, что различные синонимичные переводы уточняют одно общее понятие слова сурах, в то время как при наличии многозначности они использовались бы для обозначения различных якутских понятий.

    3. Некоторые якутские слова с родовыми понятиями лучше передаются на русском языке словами, обозначающими их видовые различия. Выходные слова словарной статьи не составляют при этом подлинного синонимического ряда. И в таких случаях Э. К. Пекарский приводит ряд так называемых квазисинонимов, состоящих из близких по значению, но не являющихся синонимами слов.

    Күөх 1) 'голубой, синий; зеленый, зеленоватый’; 2) 'зеленый, синий или голубой цвет'; 3) 'зелень'. Свободно-номинативное значение заглавного күөх передано словами 'голубой, синий; зеленый, зеленоватый'. В определении их синонимичности существует разнобой. Синий (СС 487)..; 'голубой, небесный, небесно-голубой'. Некоторые исследователи отрицают синонимичность слов 'синий' и 'голубой'. А слово, 'зеленый' вовсе выпадает из этого ряда и входит в другую синонимическую группу. Между тем, в близости значений этих слов никто не сомневается. Поэтому подобные случаи относятся к разряду квазисинонимов. Слова перевода в совокупности передают свободно-номинативное значение реестрового күөх, а каждый в отдельности выражает лишь оттенки его значения. И вместе с тем в соответствующих контекстах они могут быть употреблены в значении күөх, так как в тюркских языках это слово осмысливается как понятие родовое по отношению к видовым, т.е. квазисинонимы 'голубой, синий, зеленый' передают видовые оттенки родового күөх. В реальном общении якутский родовой термин в форме аналитических словосочетаний соответствует русскому видовому. В статье приведены примеры, показывающие подобное соответствие: от күөх или мутукча күөх 'зеленый'; халлаан күөх 'голубой, синий'.

    Семантический объем многих якутских слов дореволюционного периода настолько емок и широк, что они передаются на русский язык при помощи длинного ряда квазисинонимов, условно разделяемых запятой и точкой с запятой. Иллюстрацией этого может служить передача значения слова алдьат 'разрушать, разрывать, раздирать, растерзывать, разрубать, ломать, изламывать, разламывать, переламывать, разбивать, сокрушать; испровергать, истреблять, нарушать, лишать силы, расстраивать, портить, развращать, разорять (в конец), губить, погублять'. Как видно, значение заголовочного алдьат определено двадцатью словами и словосочетанием лишать силы. Среди них обнаруживаются синонимы однокоренные и разнокоренные, приставочные и бесприставочные.

    Слова переводной части статьи могут образовать несколько синонимических рядов. Большую группу составляют однокоренные и разнокоренные синонимы: ломать, изламывать, разламывать, переламывать, разрушать, расстраивать, нарушать, губить, погублять. Одну группу синонимов составляют приставочные разнокоренные синонимы: разрывать, раздирать, растерзывать, другую — разнокоренные: портить, развращать. Следующая группа состоит также из разнокоренных: сокрушать, истреблять. Особняком от этих синонимических групп стоят разрубать, разбивать, испровергать, разорять (45).

    Подобное нагромождение синонимов и квазисинонимов должно быть рассмотрено как результат стремления автора раскрыть значения слова-оригинала в повседневном обиходном употреблении. Об этом же говорят примеры, приведенные автором в виде, иллюстраций. О том, что слова определяющей части словарной статьи передают основное, производное или контекстуальное значение заглавного алдьат, свидетельствует их обратный перевод на якутский язык. Разрушать (РЯС 531) 1. 'алдьат, кээһэт, урусхаллаа... '; разорвать (РЯС 530). 1. 'быһа тарт, хайа тарт, хайыта тыыт... '; разодрать (РЯС 530) 1. 'хайа тарт'; 2. 'хайа тарт, хайыт'; ломать (РЯС 262) 1. 'булгурут, алдьат, көтүр...'; изломать (РЯ 527) 'тоһуталаа, алдьаталаа'; переломать (РЯС 411) 'тоһуталаа, алдьаталаа'; разбить (РЯС 521) 1. 'үлтүрүг, үлтү оҕус, алдьат'; 2. перен. 'алдьат, быс, бааһырт... '; сокрушать (РЯС 599) 1. 'үлтүрүт, урусхадлаа, сууһар'; 2. перен. 'сууһар, самнар, алдьат...'; истребить (РЯС 215) 'кырт, кыдый, эс'; нарушать (РЯС 306) 1. 'аймаа, алдьат...'; расстраивать (РЯС 541)... З. 'сатарыт, алдьат'; портить (РЯС 460) 1. 'буортулаа, аддьат...'; развратить (РЯС 524)... 2. 'сигилитин алдьат...', разорить (РЯС 530) 1. 'алдьат, кураанахтаа...'; губить (РЯС 121) 'алдьат, өлөр'; погубить (РЯС 431) 'сиэ, алдьат, өлөр'; разрубать (РЯС 531) 'быһыта кэрт, хайыта сыс'; растерзать (РЯС 542) 1. 'тырыта тыыт, сэймэктээ’; 2, перен. 'муннаа'; разломать (РЯС 527) 'тоһуталаа, алдьаталаа'; испровергать (СД II 57) 'опрокидывать, обращать вверх дном, ронять, разрушать'. В каждом из переводов разрушать, ломать, изламывать, переламывать, разламывать, разбивать, нарушать, расстраивать, портить, развращать, разорять, губить, погублять, сокрушать, испровергать получило непосредственное частичное отражение недифференцированное, обобщенное или переносное значение глагола алдьат. Слова разрывать, разодрать, разрубать, растерзывать также выражают значение алдьат, но в его контекстуальном употреблении. Слово истреблять заимствовано из неудачных переводов церковных книг, о чем свидетельствуют приведенные автором пометы.

    Итак, каждое слово переводной части статьи частично передает свободное, контекстуальное или переносное значение глагола аддьат. Это говорит о том, что переводные слова подобраны автором, исходя из смыслового объема слова-оригинала. Семантической доминантой настоящего ряда неустойчивых синонимов будут многозначные слова разрушать, ломать. На базе смыслового стержня этих полисемантических слов объединяются все приведенные слова и образуют обширный ряд квазисинонимов.

    О предпочтительности раскрытия значения слова-оригинала совокупностью синонимичных переводов (с помощью однокоренных, разнокоренных синонимов и даже квазисинонимов) пишет и Н. И. Фельдман: «Прием раскрытия значения совокупностью переводов, предоставляющих собой слова близкие, хотя и не вполне синонимичные ни по отношению друг к другу, ни по отношению к слову-оригиналу, представляется более предпочтительным, чем толкование, так как этот прием совмещает раскрытие значения с переводами — в тех случаях, когда действительно имеется частичное совпадение со значениями нескольких русских слов и когда эти последние могут быть реально использованы для перевода в контексте» (6).

    4. Значение некоторых якутских глаголов передано соответствующим глаголом и синонимичным ему глагольно-именным сочетанием или сочетанием перифрастического, характера; түүнүгүр 'покрываться плесенью, плеснёть, плесневать'; аҕырымнаа 'идти на убыль, убывать'; чиэстээ 'оказывать честь, честить' (в значении чествовать); чэпчэт 1. 'делать легким, облегчить'; 2. 'делать дешёвым, уступать, убавлять цену'.

    5. Наблюдаются случаи, когда якутский глагол передается на русском языке одновременно словами с близкими значениями и синонимичными им фразеологическими или свободными словосочетаниями типа: түөһэй 'дряхлеть; выживать из ума; глупить, слабоумничать по старости, приходить в старческое тупоумие, лишаться памяти'. В этом определении 'выжить из ума', 'лишаться памяти' являются фразеологическими сочетаниями, а 'слабоумничать по старости', 'приходить в старческое тупоумие' — свободными словосочетаниями, синонимичными по значению с приведенными фразеологизмами.

    Синонимический способ определения, широко примененный Э. К. Пекарским, является одним из удачных методов смысловой характеристики якутских слов, отличающихся лексико-семантической безэквивалентносью. Метод синонимического определения также широко применяется в других тюркско-русских словарях (7). Однако в современных двуязычных словарях синонимическая конкретизация недифференцированного значения слова-оригинала дается компактнее за счёт его более обобщающего толкования, а их конкретные разновидности приводятся в виде сочетаний слов в иллюстративной части словарных статей. Характерным примером, этого может быть передача в ЯРС значения якутского слова бытык 'растительность (на лице)'; уос бытыга 'усы'; сэҥийэ бытыга ‘борода'; сулардыы бытык 'бакенбарды'. Таким же способом лексикографировано в ЯРС разобранное выше слово алдьат 'ломать, выводить из строя, разрушать, портить'.

                                             Комбинированный способ определения

    Следующий широко использованный в «Словаре» метод — комбинированный тип определения. Комбинированным мы называем такое определение, где одновременно с переводами или краткими толкованиями значения слов дополнительно приведены пометы, уточняющие и конкретизирующие их значения или возможные употребления в контексте, речи. Особенность этого метода состоит в том, что проставленная автором помета предупреждает об ограниченности употребления заголовочного слова. Без такой пометы невозможно было бы правильное использование этого слова в контексте. В зависимости от характера объясняемого слова автор ставит помету или до, или после перевода.

    Перевод и помета в скобках: маҥыраа 'мычать, реветь (о рогатом скоте)'; мэҥирээ ‘мычать (о теленке)'; кистээ 'ржать (о лошади)'; быллыгыраа 'трепетаться (о сердце)'; урудуй ,'заживать (о ране)'; ааһымтыа 'скоропроходящий (о легкой пище, от которой не долго чувствуется пресыщение)'; мөкүрүй 'катиться (о ребенке, малого роста человеке или скотине)'.

    Помета и перевод: куллугураа 'о тетеревах: токовать'; ньолой 'об узком лице: выдаваться, вытягиваться'; тураҕас 'масть лошадей: гнедой, рыжий; карий, караковый, темно-карий, коричневый'.

    Иногда автор ставит пометы после каждого перевода в пределах одной и той же словарной статьи: баайталаа 'вязать (снопы), привязывать (лошадей), перевязывать (раны)'; дыыгынаа 'жужжать (о мухе), скрипеть (о пере)'; саһархай 'желто-красный, рыжий; гнедой (о лошади); русый (о волосах); карий (о глазах); желтый, оранжевый'; сэллиэ 'переставать (о дожде); отдавать, уменьшаться (о стуже); проходить, униматься, утихать, затихать, проходить (о болезнях)'. Здесь якутское слово переводится различными русскими словами. Например, выражение бөрүө дыыгыныыр уместно перевести 'перо скрипит', а фразу сахсырҕа дыыгыныыр предпочтительнее передать 'муха жужжит'. Как видно, одно и то же якутское слово переведено двумя различными словами, передающими то же значение, что и якутское, но в определенных контекстах. Приведенные пометы в скобках показывают, что слова скрипеть, жужжать только в указанных контекстах выражают то же понятие, что и слово-оригинал. Различные переводы лишь конкретизируют оттенки значения заглавного слова в соответствующих контекстах.

    К комбинированному методу относим и такое определение, где значение слова-оригинала передано кратким толкованием с пометой, конкретизирующей возможность контекстуального употребления заглавного слова: дарылаа 'издавать звук (о порожних санях или необтянутых шкурой лыжах, скользящих по весеннему подмерзшему снегу)'; балкыырдан 'волноваться, приходить в волнение (о реке, об озере)'; ньулдьаҕай 'с неокрепшими костями (напр., о ребенке)'; ордьоҕор 'выдавшийся вперед (зуб)'; өтөй 'выдаваться вперед (о груди и реже - о животе)'; суолаа 'образовать сплошную ледяную массу (о весеннем талом снеге)'.

    Трудно уловить последовательность в системе подачи помет, в каких случаях автор дает их до перевода, а в каких - после него.

    В основу определений всех этих слов заложен метод перевода. Однако переводы не могут быть рассмотрены как абсолютные эквиваленты якутских слов. Об этом свидетельствуют уточняющие пометы, расставленные автором до или после каждого перевода. Они показывают неотрывность перевода от контекста, т.е. то, что приведенные переводы могут быть использованы только в указанных контекстуальных окружениях. Такие обусловленные контекстом различные переводы слова Н. И. Фельдман называет «связанными эквивалентами» (8)

    Подобным методом определены некоторые образные, звукоподражательные глаголы, выражающие образные, звуковые явления и чувственные восприятия, а также качественные прилагательные, обозначающие масти и цвета. Значит, эти и подобные им слова отличаются от соответствующих русских слов особенностью своей смысловой связи, обусловленной чисто внутренними законами развития якутской языковой системы (9).

    Этим же методом передано значение некоторой части неизменяемых слов (частиц, междометий и послелогов).

                                                      Отсылочный способ толкования

    Во многих случаях слова не толкуются, а снабжаются различными пометами типа: «то же, что», «ср.», «см.» Подобный прием использованный Э. К. Пекарским, можно отнести к отсылочному способу толкования.

    Пометой «то же, что» сопровождаются в основном абсолютные синонимы и некоторые морфологические варианты слов.

    Менее употребительная форма отсыпается к более употребительному однокоренному варианту. Например: солодоһун то же, что солооһун; сыбыктаа то же, что сыбыытаа; үбүлэн то же, что үптэн; сиринньэҥ то же, что сириксен. Среди них встречаются видовые формы образных глаголов типа: бөөдьөрүй то же, что бөөдьөрөҥнөө; купсуҥнаа то же, что купсугулдьуй; такырый то же, что такый. В современных словарях видовые образования образных глаголов фиксируются в виде самостоятельных словарных статей.

    Такой же пометой снабжаются разнокоренные абсолютные синонимы типа: маттаҥа то же, что күтэр; түөргэ то же, что үгэ; хабырҕаннаах то же, что үтүргэннээх; тыҥатый то же, что бэрдий; сыбарыт то же, что аҕыйат; сыый то же, что субуй. Определение их значений находим обычно при словах, к которым сделана ссылка.

    Если заглавное, слово имеет абсолютный синоним в виде терминологического словосочетания, то автор предпочитает ограничиваться отсылочной пометой типа: бигээһин то же, что биэгэй тыл; муоһааны то же, что ойуун абааһыта; саһарбах то же, что ынах чыычааҕа, Однако указанные сложные термины, как состоящие из двух компонентов, даны в гнезде словарных статей биэгэй биэгэй тыл 'двусмысленная речь'; абааһы ойуун абааһыта 'шаманский абáсы'; чыычаах ынах чыычааҕа 'трясогузка'.

    При некоторых окающих и акающих вариантах слов также применяется отсылочная система определения: бөдүөр то же, что бодуор; һот то же, что һат; дөрбөөннөөх то же, что дарбааннаах.

    Многочисленные фонетические варианты слов приводятся в «Словаре» с перекрестными ссылками «см.». Если слово имеет сколько вариантов, то все другие варианты отсылаются к единственному, как бы опорному, где дается обычно толкование и иллюстративный материал. Например: оҥурргу (см. уҥуоргу); титириэ (см. титирээ); тырылатчы (см. тырылаччы); ныҥы (см. ньыҥы).

    Малоупотребительные производные слова фиксируются с отсылочной пометой к слову того же корня, уже получившему определение в «Словаре». К подобным образованиям относятся прежде всего имена действия или действующего лица и уменьшительные, ласкательные слова типа: амсайыы (и.д. от амсай); атахтаһыы (и.д. от атахтас); кэпсэтээччи (и.д.п от кэпсэт); баттыгастыыр (уменьшит, от баттыгас); муҥукай (уменьшит. от муҥ); үлэһиттиир (ласкат. от үлэһит); аччыгыйкаан (ласкат. от аччыгый.).

    Отсылочный способ толкования слов как одна из разновидностей типовых определений использован Э. К. Пекарским достаточно широко. Как видно, он не раскрывает значение слова непосредственно, а отсылает к другому слову, так или иначе связанному с толкуемым.

                                                                Иллюстрации как толкование

    Э.К. Пекарский использовал своеобразные приемы и способы для смысловой характеристики слов некоторой категории якутской лексики.

     1. 'Многие слова в современной языковой системе, - указывает В. В. Виноградов, - не имеют прямых номинативных значений. Они существуют лишь в составе немногочисленных фразеологических сочетаний» (10). В якутском языке также встречаются слова, значение которых проявляется при посредстве определенного лексического окружения.

    В таких, случаях Э. К. Пекарский после специальной пометы и двоеточия приводит характерное словосочетание, в составе которого встречается заглавное слово с обусловленным значением. Например: кымча в выражении: кыыра кымча 'ничтожное количество чего-л., едва хватающее для той или другой надобности'; ньалып в выражении: ньалып курдук ас 'неприятная на вкус пища'; өй в выражении өй дуораана 'эхо, отголосок'; титулу в выражении: байдам тутулу 'роскошное имущество (эпитет лесного духа Байанай)'.

    Как было показано в гл. II, неупотребительные в обиходной речи компоненты терминологических словосочетаний лексикографированы автором наравне с другими самостоятельными словами в виде словарных вокабул. Однако эти формы слов сами по себе не представляют самостоятельную лексическую единицу. Они приобретают лексическое значение в том случае, когда попадают в уникальное лексическое окружение, чаще всего, когда они оказываются в составе терминологических словосочетаний. И, естественно, Э. К. Пекарский их описывает в составе всего словосочетания в целом. Например: тэгил тэгил дайдыга 'в отдаленном месте'; өртүө өртүө адаҕа 'длинный и тонкий лошадиный башмак, который как бы заменяет собою привязь, так что лошадь далеко не уходит'; дьуорсун хоҥрой дьуорсун тумул 'узкий, высокий и голый мыс'; сүүллээҕи сүүллээҕи этиҥ 'сильный (с раскатами) гром'.

    2. В составе словарных вокабул встречается немало форм слов, не имеющих самостоятельного значения; Такие формы слов вместо толкования сопровождаются пометами автора типа: «самостоятельного значения не имеет», «самостоятельно не употребляется», «самостоятельно не встречается».

    Среди них несамостоятельные элементы парных слов типа: маах (самостоятельного значения не имеет) аах-маах 'глупый'; муҥас (самостоятельного значения не имеет) в выражении: хаҥас - муҥас бэрсис 'оказаться равными по силе и ловкости'; таҕа (самостоятельно не употребляется) бөҕө-таҕа 'очень крепкий, весьма прочный', тэмэл (самостоятельно не встречено) в выражении: эмэл-тэмэл тэптэрэн 'едучи полной рысью'.

    Формы интенсивов прилагательных даны самостоятельными словарными статьями под следующими пометами: дьабыс аллитерирующее слово, усиливающее значение прилагательного: дьабыс дьадаҥы 'преубогий'; муҥу слово для усиления прилагательных, начинающихся слогом му: муҥу муҥнаах 'премучительный'; ап аллитерирующее слово, усиливающее значение понятия: ап-аһыы 'прегорький; көп аллитерирующий слог, усиливающий значение прилагательного и наречия: көп-көнө 'препрямой'; көп-кеҥүллук 'весьма свободно'.

    3. Усилия Э. К. Пекарского в выяснении значений отдельных слов, в особенности употребленных в жанрах устного народного творчества, оказывались нередко безуспешными (11). Несмотря на это, слова с неизвестными значениями занесены в «Словарь» в качестве заголовочных единиц и частично определены при помощи помет и иллюстраций.

    Так, после пометы «значение слова не выяснено» приводятся все словосочетания с заглавным словом, обнаруженные автором как в письменных, так и в устных источниках: кэр (значение слова не выяснено); кэр дьэбэр 'худшее против прежнего состояния; неприглядная жизнь; плохое, грязное, неряшливое существование'; кэр чуор кулгаах 'впечатлительное ухо'; кэр чуор мутук 'крепкий сук'; кэрис (значение слова не выяснено) кэлтэ5эй кэрис бараан ый 'неполный (кривой) тусклый месяц'; нача (значение слова не выяснено); нача (?) быарын ыстыыр үһү (заг.) 'жует, говорят, печень... (?) (соска для кормления младенца)'.

    Наряду с общей пометой «значение слова не выяснено» автор ставит и уточняющие пометы «в выражении», «в фразе»: маɉах (значение слова не выяснено) в выражении: аас маɉах буолан олоробун 'живу впроголодь'; нэрчил (значение слова не выяснено) в выражении: нэрчил кэс түгэн 'преисподняя'; анчый в фразе: мунна мунчуйбата, анна анчыйбата 'он не обратил никакого внимания, не обнаружил ни малейшего сожаления (раскаяния), ни один мускул не дрогнул, и в уст не дует'; эминэ в фразах: ама эминэ туомуй! 'еще бы это мне! (говорится, когда порицают кого-то)'.

    Под пометой «встречено только в выражении»: кырбай встречено только в выражении: хайа дайды (кымыһын) кырдьаҕас сөҥөлүгэр кынтайа кырбай бытай? 'какого места старым отстоем кумыса сделался (таким) бодрым (отважным)?'; утун встречено только в выражении: түүлбун утуннум 'я заспал (заснул)'; байал непереводимое слово, встреченное в выражении: оһох (камин) байал; эҥил, эҕил самостоятельно употребляется только в выражении: хатан эҕил '(крепкое плечо) - эпитет духа огня'; эҕил бас 'плечо, верхняя часть плеча: оплечье рубашки, гривка'.

    Автор иногда ограничивается одной лишь общей пометой: орулук (значение слова не выяснено); табылы (значение слова не выяснено).

                                                            Транслитерация с толкованием

    Для передачи некоторых слов, обозначающих этнографические экзотизмы, Э. К. Пекарский применил прием транслитерации. Сознавая, что это делается им впервые, он не ограничивается одной передачей русскими буквами якутских этнографических названий. После транслитерации экзотизма автор дает его описание. Приводим наглядный материал из «Словаря».

    Транслитерация и краткое толкование типа: кымыс 'кумыс, квашеное молоко, питье'; тууйас 'туес с крышкою, берестяной бурак, кузов'.

    Транслитерация и развернутое толкование типа: умдаан 'кислое (квашеное) молоко или тар, смешанный через сучение мутовкой с холодною водою; ундан (напиток, заменяющий беднякам кумыс)';

    Транслитерация и энциклопедическое объяснение типа: өмүрэх 'омеряк (меряк, миряк, имеряк), омерячный, т.е. человек нервно больной, который, будучи приведен в испуг каким-нибудь внезапным криком, неожиданным звуком (стуком), даже быстрым движением руками, начинает кривляться и подражать всем движениям находящихся перед его глазами людей и животных, хотя бы эти движения были непривычны, и повторяет слова даже скабрезного содержания; человек, страдающий болезнью, известной под названием «мерячение» или «емирячество», человек всполошный, пугливый с детства, от внезапного испуга впадающий в исступление или беспамятство...'

    Автор в виде транслитерации давал так называемые внутренние экзотизмы, т.е. такие слова, которые, будучи обычными в якутском языке, являются экзотизмами для русского языка. Поскольку эти слова обозначают широкоупотребительные реалии и понятия материальной и духовной культуры якутов, они непременно становились достоянием научно-этнографической литературы того времени. Об этом свидетельствуют ссылки автора на И. Худякова, Дм. Попова, С. Ястремского, В. Ионова.

    Транслитерация сама по себе ничего не говорит о значении слова-оригинала. Поэтому автор ее сопровождает подробным описанием реалии оригинала.

    Транслитерация весьма удобна в межнациональном общении.

    Она широко применяется в современной двуязычной лексикографии.

                                                  Энциклопедическое объяснение

    В словарных статьях описательного характера частично приводятся этнографические и энциклопедические сведения. Все это на первый взгляд сближает прием филологического (в особенности, развернутого) толкования слов с методом энциклопедического объяснения. Однако при описательном толковании имеются в виду слова и их значения, а при энциклопедическом — не слова, а сами реалий и понятия, для обозначения которых употребляется слово. В теоретическом плане различия между филологическим толкованием и энциклопедическим объяснением предполагают признание того, что понятие и значение слова в большинстве случаев не совпадают. «Значение слова, - пишетС. Степанов, - стремится к понятию, как к своему пределу» (12). В предисловии к Толковому словарю Д. Н. Ушакова читаем: «Толковый словарь не энциклопедический словарь, задачи того и другого не совпадают: первый есть словарь языка и толкует слова, второй - предметы и понятия» (13). Объект описания энциклопедических словарей - научное понятие, филологических словарей - языковое значение.

    В свете сказанного несколько необычным выглядит метод энциклопедического объяснения, использованный в «Словаре» Э. К. Пекарским. При определении некоторых слов, относящихся главным образом к этнографии, мифологии и устному народному творчеству, он не ограничивается общим толкованием их значений. В дополнение к толкованию автор приводит массу подробных описаний предмета и явления. Эти дополнительные сведения о предмете и создают энциклопедический тип объяснения значений слов. Применение энциклопедического толкования слов исходило из основных целей автора — наряду с описанием значений слова дать как можно больше детальных фактических данных по этнографии, мифологии и фольклору.

    В порядке иллюстрации сказанного приводим несколько типичных примеров.

    Сэксэ 'густая подстилка из древесных ветвей (прутьев), подстилка из мелких ветвей (березовых и лиственничных), очень обычная при дальних путешествиях; на нее кладут вьюки, седла, на ней же располагаются путники и раскладывается приготовленная пища; в старину, когда якуты не знали столов, такая же подстилка из березовых ветвей употреблялась, конечно, и в юртах, и на ней расставлялось угощение (ср. сэтир); Подстилка, употребляемая при шаманском камлании, которая приготовляется так: в расщеп толстой талины вставляется до двадцати, один за другим, таловых же прутьев и тальником же связывается расщепленная вершина толстой талины; возвышение (подстилка) для жертв приношения'.

    Араҥас 'лабаз (для складки запасов или хлеба); кладовая на дереве или столбах; могильный лабаз (в лесу или на открытом месте); на который древние якуты клали трупы почитаемых покойников в гробах. Для устройства такой гробницы выбирали 4 сучковатых дерева, составляющих собою прямой четырехугольник, и на расстоянии аршин двух-трех от земли их соединяли поперечными лесинами (ыпах) и на эти поперечные ставили долбленую колоду (куорчах) с трупом (иногда эта колода заменялась по необходимости ящиком), или же, срубив вершины четырех живых дерев на расстоянии двух аршин от земли, устраивали на этих четырех живых столбах сруб (холбо), в который влагали умершего; обернув труп берестою, засыпали его землею, верх тоже заделывали и покрывали опять землею. Иногда гробы «помещались на перекладинах между ветвей большого дерева или же ставились на двух деревьях, или же на трех обрубленных», также «насаживались на двух концах обрубленных и заостренных деревьев»'.

    Во многих случаях к своему толкованию автор приводит дополнительные сведения, содержащиеся в других источниках с обязательным их указанием. Например, хаɉах 'якутское масло различного приготовления, сырое масло, смешанное с водою и пресным или кислым молоком (на пуд молока, разбавленного таром, вливается 5-10 ф. сливочного масла; все это тщательно размешивается и замораживается); белое якутское масло (эмульсия, подвергшаяся более продолжительному пахтанию, но в которой пахтание еще не выделилось); масло, смешанное со сметаной и потому имеющее кислый вкус; Як. Еп. Вед. 1896, № 10; замороженные кислые вареные сливки ib. 1893 г., № 23, «Круто сверченные подогретые сливки, а потом замороженные, которые подаются к столу поколотые ножом на куски», «кипяченые и замороженные сливки» (Под сев. пол. кругом, стр. 23, 25); в Ср. Колымске: сливочное масло, замороженное вместе с пахтанием, хаяк'.

    Словарные единицы, определенные методом энциклопедического толкования, представляют собой самостоятельную научную ценность как этнографические и фольклорные описания. Многие якутские этнографические реалии и мифологические понятия впервые были описаны Э. К. Пекарским. Этот материал, собранный и обработанный общепризнанным авторитетом в вопросах этнографии и фольклора должен быть рассмотрен как своеобразный достоверный этнографический источник.

    Следует указать, что энциклопедическими объяснениями снабжено в «Словаре» не так много слов. По нашим наблюдениям, их насчитывается чуть больше 300. Они представляют собой широко бытовавшие в те времена термины с весьма емкими значениями. Большинство из них относятся к архаизмам и историзмам, отражаются они в современных словарях лишь частично, и то с пометой «устар.».

    Описание реалий в «Словаре», как видно из примеров, содержит немало плеонастического материала. Однако на этом основании объявить совершенно излишними энциклопедические сведения, приведенные автором при смысловой характеристике якутских терминов, было бы вряд ли правомерным. Дело в том, что в двуязычном словаре энциклопедизм необходим, без него толкование некоторых специальных терминов потеряло бы всякий смысл, читатель не получил бы полного представления о своеобразии предмета или явления. Страноведческий этнографический и культурный энциклопедизм — неотъемлемая часть двуязычных словарей.

     Что касается избыточного энциклопедического материала, со-» держащегося в «Словаре», то он исходит из целей, назначения и типа «Словаря».

                                                      Эквивалентное определение

    Несмотря на то, что лексико-семантическая система различных языков имеет, как не раз подчеркивали до этого, своеобразную специфику, значение отдельно взятых слов в той или иной мере совпадает, так как самые разные языки отражают объективную окружающую нас реальность. «Таким образом, — пишет О. С. Ах-манова, — „непереводимость” преодолевается, и создается возможность образования приблизительных эквивалентов с помощью комбинирования значений» (14).

    Эквивалентное определение получили в «Словаре» некоторые термины и слова, отражающие наиболее общие для обоих языков понятия и явления, типа; арыы 'масло', бэргэһэ 'шапка'; хаар 'снег'; хорҕолдьун 'олово'; хорук 'артерия'; чөчөгөй 'сливки'; чөркөй 'чирок'; хатылаа 'повторять'; хачан 'бедствовать'; уураталаа 'расцеловать'; харалҕан 'близорукий'; ураннык 'нежно, искусно'; чанчарыктык 'неопрятно'; чобоотук 'бойко'.

    После перевода слова-оригинала через двоеточие автор иногда приводит примеры. В таких случаях примеры не только иллюстрируют, но и показывают неотделимость лексического значения заглавного слова от значений отдельных ограниченных сочетаний. Это один из приемов передачи не свободного, а конструктивно организованного значения (15), присущего некоторым общеупотребительным словам: тэрээһин 'обзаведение'; дьиэ тэрээһинэ принадлежности хозяйства'. В то время, когда составлялся этот словарь, значение слова тэрээһин выделялось из ограниченного круга его сочетаний типа: дьиэ тэрээһинэ 'принадлежности хозяйства'; уруу тэрээһинэ 'свадебные обряды'; кэргэн тэрээһинэ 'обзаведение семьей' и т.п. В наши дни это слово приобрело свободно-номинативное значение — 'организация'. Аастый 'белеть': аһа туртайарын ааһан аастыйбыт 'волосы его уж из седых белыми стали'; ир 'теплый: ир былыт 'теплые облака, дождевые тучи'.

    Этот прием широко использован Э. К. Пекарским. В громадном большинстве случаев этим достигнуто очень тонкое эквивалентное определение значения слова.

    Однако подобный прием определения слов иногда оказывается неудачным, так как затемняет свободно-номинативное значение слов. При таком приеме определения (перевод, двоеточие и пример) значение якутских слов неоправданно суживается и чрезмерно конкретизируется. Например, слова дьылыһыан, убаҕастыҥы определяются так: дьылыһыан 'стройный: дьылыһыан курдук мас тонкое прямое и длинное дерево'; убаҕастыҥгы 'жидковатый: у баҕастыҥы хааһы жидковатая каша'. Здесь значение слов дьылыһыан (точнее дьылыһыан курдук) привязано только к сочетанию дьылыһыан курдук мас; убаҕастыны 'жидковатый' - к сочетанию убаҕастыны хааһы. В настоящее время эти два слова имеют свободно-номинативные значения. Бесспорно, и во времена Э. К. Пекарского эти слова ассоциировались не только с упомянутыми сочетаниями.

    Таким образом, автор не всегда проводит четкое разграничение между словами, имеющими свободную и ограниченную сочетаемость. Этому в какой-то степени помешала сама идея словаря: перенести в «Словарь» слова точно так, как они бытуют в живой речи или в источниках.

    Многие якутские имена действия или действующего лица переданы на русский язык при помощи пояснения «по значению основы» и перевода. К подобному приему автор прибегает в том случае, если имена действия, кроме общего номинативного значения по их основе, обладают еще и производным терминологическим значением. Например, таһаарааччы 'по знач. основы; издатель'; төгүрнйүү 'по знач. основы; обход'; тылбаастааччы 'по знач. основы; переводчик, толкователь'; тымныйыы 'по знач. основы; простуда'; үөрэтээччи 'по знач. основы; учитель, наставник, преподаватель'.

    Адекватно переданы также многие русские заимствования, подвергшиеся фонетическим изменениям согласно правилам якутского произношения, типа: бириигэбэр 'приговор'; собуот 'завод'; соһулуон 'суслон'; уобалас 'область'; устаап 'устав'; чэрэниилэ 'чернила'; эспэдииссийэ 'экспедиция'; эппэлээйийэ 'аппеляция'; ыскаатар 'скатерть' и др.

                               ПРИНЦИПЫ ДИФФЕРЕНЦИАЦИИ И РАСПОЛОЖЕНИЯ

                                                                  ЗНАЧЕНИЙ СЛОВА

    В лексикографии под значением слова принято понимать его общепринятый смысл, исходящий из типичных употреблений в речи или контексте (16). Точное значение слова может быть выявлено только через показ всей системы его отдельных значений и оттенков с их типичными примерами употребления в речи. Практика словарной работы полностью подтверждает многозначность, присущую тем или иным словам. «В современной советской лексикографии нет работ, — пишет О. С. Ахманова, — которые ставили бы под сомнение возможность для слова иметь несколько значений» (17). Полисемия возникает вследствие того, что «конкретность опыта беспредельна, ресурсы же самого богатого языка строго ограничены» (18).

    Задача хорошего словаря состоит в том, чтобы представить многозначность и оттенки значений слов в четкой и стройной системе. Лексикографу следует различать как минимум такие виды значений, как прямое - переносное, общеупотребительное - специальное, общее - второстепенное и свободное - связанное. Выполнение этой задачи сопряжено и в настоящее время с огромными трудностями, что убедительно показано в работах Л. В. Щербы, Е. С. Истриной, В. В. Виноградова, О. О. Ахмановой, Н. И. Фельдман, В. П. Беркова, Н. М. Терещенко, А. А. Юлдашева и многих других.

    Трудно предположить, чтобы Э. К. Пекарский в конце ХIХ в. при отсутствии специальных исследований по лексикологии и лексикографии не только в якутском языке, но и в тюркологии мог правильно и последовательно решить эту труднейшую задачу практической лексикографии. Тем не менее в построении словарной статьи можно наметить некоторые общие закономерности.

    Сначала, как правило, указываются прямое номинативное значение, после него – производно-свободные, связанные и другие значения.

    На первое место выдвигается наиболее общее и распространенное, актуальное значение. Другие значения располагаются по признаку наибольшей употребительности в разных говорах, затем следуют более специализированные.

                                         Разграничение свободно-номинативных значений

    Прямые значения слов в лингвистической литературе называют свободными, «хотя их свобода обусловлена социально-исторически и предметно-логически» (19). Слово может иметь несколько номинативных значений, причем одно из них всегда будет основным, первичным, а все остальные - производными от него. Последние можно назвать номинативно-производными.

    Как уже было отмечено, в сложной работе по классификации и дифференциации значений слов и их оттенков Э. К. Пекарский, безусловно, достиг заметных успехов. Это видно, хотя бы из сопоставления словарных статей с разработкой этих же слов в современном ЯРС (20).

    Как наблюдается, в «Словаре» во многих случаях проводится выделение свободно-производных значений полисемантичного слова с четким их разграничением арабскими цифрами за скобкой. Чтобы наглядно убедиться в этом, достаточно привести разработку автором слово сир 1) 'земля, земной шар'; 2) 'земля, страна, округ; владение, поместье, селение'; 3) 'земля, почва, грунт'; 4) 'земля, место, земляной пол (в юрте) '; 5) 'пахотная земля, поле'; 6) 'земля, место, местность, сторона'; 7) 'место, точка, пункт; 8) 'расстояние'. Теперь обращаемся к разработке в ЯРС слова сир 1) 'земля, земной шар // земной'; 2) 'земля, почва, грунт; суша // почвенный, грунтовой, земляной, земельный'; 3) 'земля, территория'; 4) 'место, местность, край'; 5) 'место, пункт'; б) разг. 'пол'; 7) диал. 'охотничье угодье (закрепленное за каждым охотником-промысловиком)'. Мы не будем останавливаться подробно на разборе причин семантических сдвигов в данном слове, ограничимся общим замечанием о том, что все выделенные в ЯРС значения отмечены в «Словаре», хотя и не в точной логической последовательности. Можно было привести больше примеров. Однако факт разграничения автором свободно-производных значений многозначного слова налицо.

    Если знаменательное слово наряду с другими значениями употребляется в качестве прозвищ или для обозначения названий местностей, то автор выделяет их как самостоятельные, производные от основного, значения в большинстве случаев с ссылкой на другие. Булгунньахтаах 1) 'холмистый, обильный курганами, сопками, буграми'; 2) 'название урочища'; 3) 'название реки'; кыыллаах 1) 'имеющий зверя или птицу'; 2) 'название острова'; 3) 'название реки'; Хатырык 'кора, корка; древесная кора; что-л. чешуйчатое; чешуя, рыбья чешуя'; 2) 'населенный зимний пункт...'; 3) 'река, приток Оленека'; 4) 'название озера'.

    Функционально-служебные значения слов выделены в некоторых случаях как отдельное значение с цифровым разграничением. Хаал... 3) с деепр. прошед. вр. страдательного или среднего глагола, при котором подлежащее не находится само в состоянии деятельности, выражает, что действие совершенно оканчивается: баран хаал 'отлучиться, удалиться, уехать...'; 4) с деепр. такого глагола в отрицательном значении: не состояться, не случиться: биллиминэ хаал 'остаться не замеченным...'; 5) с деепр. настоящ. вр. үөрэнэ хаал 'поучаться'; ытыы хаал 'продолжать плакать'.

    Также подвергнуты цифровому разграничению диалектальные значения отдельных слов ньалба... 3) в улусе Нам: 'коршун'; ойоҕос... 3) в Олекминском и Вилюйском округах: 'самострел, лук для добычи зайцев'; ситим... 3) у туруханских якутов: 'ремень с 3-мя колокольчиками, за который шаман держится во время камлания'; уруу... 4) в Колымском улусе: 'собравшиеся в круг для совета люди'.

    Так называемые недифференцированные якутские имена даны разными грамматическими категориями русского языка с обязательным цифровым разграничением как отдельные значения заглавного слова. При этом на первое место ставится значение признака, за ним — опредмеченное значение: Бардам 1) 'дерзкий, наглый, спесивый'; 2) 'дерзость, наглость, спесь'; дьалаҕай 1) 'небрежный, неаккуратный, беспорядочный, рассеянный, неосторожный'; 2) 'небрежность'; маҥан 1) 'белый'; 2) 'белизна'; эриэн 1) 'пестрый'; 2) 'пестрота'. Однако в выделении значений недифференцированных имен наблюдается непоследовательность.

    Кроме цифрового разграничения, производно-номинативные значения многих заглавных слов выделены автором с помощью условного знака - точки с запятой: суба 'бухтарма, мездра; подкожное мясо убитой скотины; поверхность кожи, цвет лица (кожи)’; суорҕан 'одеяло; верхняя часть неводной мотни'; тэл 'резать, разрезать вдоль; вырезывать что (напр., ремень) из кожи, выкраивать; прокашивать, делать прокос'.

    Специализированное или терминологическое производное значение некоторых заглавных слов, в том числе имен действия или действующего лица, также выделено автором при помощи точки с запятой: таһаарааччы 'по знач. основы; издатель'; тымныйыы 'по знач. основы; простуда'; чинчис 'по знач. основы; участвовать в исследовании'.

    Табуирование слова Э. К. Пекарский выделяет как производное значение номинативного слова с пометой «х.э.т.» (харыстаан этэр тыл - эвфемизм): аартык... 4) х.э.т. в дороге и дома вм. суол (дорога); имнээ... 2) х.э.т. вм. аттаа 3) 'холостить'; куттан... 2) х.э.т. (вм. умай) 'сгореть'; тойон... 3) х.э. т. вм. хотой: 'орел'; эбэ... 3) х.э.т. в дороге: 'местность, ночлег'.

                                         Выделение переносных и связанных значений

    Второй тип лексических значений - переносные. Большей частью они возникают на базе метафорического применения прямого значения слова в условиях определенной ситуации. «Общеизвестно, — пишет Н. И. Фельдман, — что метафорический перенос значения является одним из основных путей образования полисемии» (21). Появление переносного значения в слове — очень сложный языковой процесс, происходящий через различные стадии от его образного употребления до нового значения. Не из каждого образного функционирования слова развивается переносное значение. Во многих случаях образное употребление слова так и остается образным, не переходя в отдельное значение. Поэтому «относительно почти любого слова возможно расхождение мнений, во-первых, в том, вошло ли это образное употребление в язык, во-вторых, если вошло, обособилось ли оно уже в отчетливое отдельное значение» (22).

    Э. К. Пекарский не пользовался пометой «переносно», указывающей на переносное значение слов. Однако он выделял переносные значения в тех случаях, если метафорическое употребление слова отчетливо обособилось в отдельное значение, и это легко улавливается в разговорной речи. В таких, случаях автор непременно разграничивает их арабскими цифрами за скобкой. Выше было сказано, что при случае разграничения значений слов переносные значения, как обычно, указываются после их прямых номинативных: тоҥ 1) 'мерзлый, замерзший, замороженный' ...; 2) 'нецивилизованный, некультурный, незнакомый с местными обычаями, - главное, не знающий местного (якутского)языка'; 3) 'холодный, грозный, недоступный, гордый (человек)'; тэп 1) 'давать пинок, пинать (пнуть) кого ногою, бить ногою'...; 2) 'уводить, удалять’; өлук 1)’труп, мясо павшей от изнурения скотины...'; 2) 'малосильный (конь, бык), изнуренный вообще'; 3) 'сонливый, ленивый; флегматик и т. п. '

    Если переносное значение слова не так отчетливо обособилось в самостоятельное, то в подобных случаях автор выделяет их вместо цифрового разграничения условным знаком - точкой с запятой: симэх 'украшение, убор, наряд';... 'сыпь на теле'; сөрөө 'опутывать, обматывать, обвивать что или обвиваться вокруг чего, крутить что (о вихре)'; 'оговаривать, запутывать (замешивать) кого во что, делать кого причастным к чему'; сырбаҥнаа 'вертеть хвостом (о конном и рогатом скоте)'; 'вилять, непостоянничать'; тааһыр 'каменеть; ожесточаться'.

    Э. К. Пекарский очень тонко различал связанное значение многих якутских слов и последовательно сопровождал их пометой, предупреждающей об ограниченности его употребления. «Многие слова или отдельные значения многих слов, преимущественно переносного или синонимического характера, - пишет В. В. Виноградов, - ограничены в своих связях. Эти значения могут проявляться лишь в сочетании со строго определенными словами, т.е. в узкой сфере семантических отношений» (23).

    Приводим несколько типичных примеров, где связанные значения слов выделены как самостоятельные с пометой, указывающей на ограниченность круга его употребления: куот... 4) о ребенке; 'преждевременно родиться'; тэп... 3) 'биться (о сердце)'; уулаа... 2) 'разбавлять водою (напр., водку) '; сиэ... 3) 'жечь, сжигать, опалять, попалить (об огне) ';... 5) 'бить карту, брать пешку или фигуру (в игре в шахматы или шашки)'.

    Иногда автор выделяет фразеологические или терминологические сочетания в виде отдельных связанных значений за скобкой: кыырт... 4) кыырт буолан хаалла (о больном) 'он выздоровел'; сурэх... 4) туу сурэҕэ 'переднее углубление верши с отверстием, сердечко (у казаков); внутренняя воронка у верши, детеныш или детинец’;.... 6) истин сурэҕэ 'капустный видок, кочан капусты'.

    Факт разграничения переносных значений слов у Э. К. Пекарского налицо, хотя он не пользуется пометой «переносно». А связанное значение слов автор выделял последовательно с предупреждением об ограниченности его употребления. При этом следует заметить, что все выделенные автором связанные значения являются метафорическими, т.е. переносными.

                                       Последовательность расположения значений

    Основным критерием при расположении значений слова в «Словаре» Э. К. Пекарского был эмпирический, т.е. в каждой словарной статье сначала помещаются общепринятые и распространенные значения, затем переносные, связанные, диалектальные, устаревшие и специальные. Для убедительности приводим примеры, показывающие расположение значений; сиэ 1) 'есть, кушать, жрать, вкушать, употреблять в пищу...'; 2) 'пожирать, губить, истреблять'; 3) 'жечь, сжигать, опалять, попалять (об огне)'; 4) 'добывать в свою пользу'; 5) 'бить карту, брать пешку или фигуру (в игре в шашки или шахматы)'; далбар 1) 'большой берестяной сосуд'; 2) в Ботурусском улусе: 'стол, лабаз для кушаний'; 3) 'почесть'.

    Эмпирический метод расположения значений имеет преимущество в приносимой им практической пользе. «Его идеал, — как указывал X. Касарес, — это предвосхитить, предугадать то, что, возможно, будет искать читателе и дать ему это искомое прямо, без обиняков и потери времени» (24). Основной недостаток этого метода, как убедительно показал X. Касарес, в отсутствии «статистики употребления», которая позволила бы определить «самое распространенное среди ряда значений, все из которых употребительны в языке» (25). Но употребление — дело весьма капризное. Употребительное вчера становится менее употребительным сегодня и завтра, так как различные значения слова ведут между собой «постоянную борьбу за первенство». С течением времени это «борьба за первенство» все сильнее и сильнее дает знать о себе в «Словаре» Э. К. Пекарского. К примеру берем, пожалуй, почти одинаково распространенное (в то время и сейчас) слово сайын 1) 'расширяться, распространяться (о дожде, о кровавой моче доброго коня в пути)'; 'рассыхаться'; 2) 'приучаться, приобвыкать, втянуться, углубиться во что-нибудь; вообще развиваться'. Теперь обратимся к ЯРС. Сайын (ЯРС 1455) 1) 'развиваться'; 2) 'входить в азарт, расходиться'. Самое активное современное значение 'развиваться' в «Словаре» дано замыкающим, после остальных значений. И это не случайно. В те времена более актуальным было значение 'расходиться, дойти до максимальной степени проявления чего-л.', что подтверждается примером киэһэнэн сайдар (бэргиир) 'вечером он (человек, лошадь) расходится. Подобные «капризы и превратности употребления» слов влекут за собой то, что «Словарь» постепенно становится несколько тяжеловесным для современного читателя. Этот закономерный процесс семантических сдвигов у слов является одной из причин устареваемости любого словаря.

    Наличие дифференциации значений при смысловой характеритике отдельных слов у Э. К. Пекарского становится очевидной при сопоставлений с объяснениями тех же слов в якутско-немецком словаре О. Н, Бетлингка, где якутские слова переданы, как обычно, без цифровых семантических разграничений (26).

    Приведенные выше некоторые сопоставления с определениями слов в современном якутско-русском словаре окончательно убеждают нас в факте реальности разграничения значений слов в «Словаре». Э. К. Пекарскому первому в якутской лексикографии и лексикологии принадлежит заслуга выделения в словарной статье основного значения и установления подчиненных значений слов. В разграничении значений слов ведущую роль сыграло влияние русской лексикографической традиции.

    Однако разграничение значений получило небольшое количество словарных единиц, т.е. немногим более 500 слов, что составляет незначительную долю в общем объеме «Словаря».

                                      СИСТЕМА ИЛЛЮСТРИРОВАНИЯ ЗНАЧЕНИЙ

                                                        И УПОТРЕБЛЕНИЙ СЛОВ

    В живом языке слова существуют не так, как они представлены в словарях. Многозначное слово употребляется в речи только в одном из своих значений. Слова приобретают конкретное содержание в речевой ситуации, в контексте.

    Показ значения и употребления слова в речи дается в иллюстративном материале словаря - в штатах, в разнообразных речениях и фразеологизмах. Отсюда иллюстративный материал является неотъемлемой частью словарной статьи. Иллюстрирование отдельных значений слов - один из основных принципов советской лексикографии. Л. В. Щерба считал хорошими словарями «те словари, которые дают много примеров» (27). Сформулированное им требование к составителям словарей, — «не мудрствуй лукаво, а давай как можно больше примеров» (28) - получило практическое воплощение в данном «Словаре», хотя эти слова были произнесены намного позже.

    «Словарь якутского языка» Э. К. Пекарского оснащен богатым иллюстративным материалом, о чем свидетельствует его объем — три огромных тома (всего 3858 столбцов кроме «Предисловия» и «Перечня источников»). Обилие примеров объясняется стремлением автора показать каждое слово в живой разговорной речи. При этом Э. К. Пекарский, как тонкий исследователь языка, не мог не уловить общую неопределенность семантических границ и полную контекстуальную связанность многих дореволюционных слов. «Смысловой объем этих слов, — пишет П. А. Слепцов, — настолько широк, что в свободном изолированном функционировании их семантические границы становятся нечеткими, недостаточно определенными. Все это приводило к тому, что в каждом случае все решал контекст» (29). Указанная черта дореволюционного разговорного языка (смысловая емкость и контекстуальная связанность) особенно в яркой форме проявлялась в обиходной речи. Автор закономерно хотел отразить по возможности все эти особенности, порою трудно уловимые нюансы и оттенки значений. Отсюда стремление автора во что бы то ни стало снабдить каждое слово примерами, насколько позволял ему собранный языковой материал.

    Этот колоссальный лингвистический материал умело размещен под соответствующими заглавными словами и получил вполне приемлемую лексикографическую обработку.

                                                        Иллюстративный материал

    Примеры в «Словаре» подобраны в основном квалифицированно и в целом служат уточнению отдельных значений заглавных слов и их различных оттенков. Приводим типичный случай иллюстрирования заглавного слова: эриэн 'пестрый'; эриэн ынах 'пестрая корова'; эриэн оҕус 'пестрый бык'; эриэн, кыыл 'божья коровка'; эриэн күн 'переменная погода'; сырайа уруҥда, санаата эриэн баар үһү (заг.) 'лицо у него белое, а мысли (думы) пестрые есть (такой), говорят' (письмо); күрүн эриэн (о рогатой скотине) 'серо-пестрый, на темно-красном поле, пестрый'; кугас эриэн 'желто-пестрый'; хара эриэн 'черно-пестрый'; эриэн-бураан 'разновидный, разношерстный, пестрый, пестроватый'; эриэн-бураан күн 'день с переменной погодой'; 2) 'пестрота'; икки атахтаах эриэнэ иһигэр, көтөр эриэнэ таһыгар (пог.) 'у двуногого (человека) пестрота внутри, а у птицы - снаружи (ср. русскую поговорку: рысь пестра сверху, а человек лукав изнутри)'; түөһүн эриэнин көрдөрдө 'он только хвост показал'.

    Много внимания уделено реально-энциклопедической оснащенности толкуемых слов. Везде, где Э. К. Пекарский располагал соответствующим материалом, он не упускал ни одного случая, чтобы не снабдить определяемые слова примерами энциклопедического характера. В таких случаях автор не ограничивается простыми примерами, а приводит в дополнение массу разновидностей толкуемых понятий: былыт 'облако, туча, облачная погода...'; эбир (или итир) былыт 'перистое облако'; этиҥ былыта 'громовая туча, громовое облако'; сатыы былыт 'пешее облако, т.е. ходящее ниже высоких гор'; сис былыт 'облака в середине зимы, с появлением которых прекращаются сильные морозы'; тор былыт 'туча'; чуо былыт 'одинокое облако; кучевые облака'; ыр былыт 'клочковатое облако’ (по цвету облака различаются: элэмэс былыт, күөх былыт, кыһыл былыт, маҥан былыт, соһо былыт, торду былыт, тураҕас былыт, үрүҥ былыт, хара былыт, хараҥа былыт); былыт тараһа 'внутренний жир и подкожный, толщиною меньше одного пальца'; или слово ыарыы 'больной, боль, болезнь, недуг'; иҥиири тартаран ыалдьар ыарыы 'судороги'; сахалыы ыарыы 'болезнь по проискам злых духов'; тыытар ыарыы 'ломота'; сыстыган ыарыы 'язва'; саамай улахан харах ыарыыта - туһэн ыарыы 'самая большая болезнь - потеря зрения'; үөс ыарыы 'понос'; ыалдьар ыарыы 'недуг'; ... атах ыарыыта 'ревматизм'; бас ыарыыта 'головная боль'; күөмэй ыарыыта 'горловая болезнь, жаба'; сөтөл ыарыыта 'чахотка'; тиис ыарыыта 'зубная боль'; хабах ыарыыта 'воспаление мочевого пузыря'; харах ыарыыта 'глазная болезнь'.

    Реально-энциклопедическая насыщенность иллюстративного материала особенно ярко обнаруживается тогда, когда примеры касаются отдельных понятий, обозначающих основные занятия, явления природы, терминологию родства и общие названия растений, животных. При родовом слове от 'трава' перечислены в качестве примера все его разновидности с латинскими названиями, что заняло три с половиной столбца «Словаря».

    В «Словаре» собран богатый наглядный материал фольклорно-мифологического содержания. Это связано с наличием значительного количества толкуемых слов, относящихся к мифологии народа и его устному творчеству. После подробного энциклопедического объяснения слова иччи даны следующие примеры: ампаар иччитэ 'хозяин амбара; дух амбара'; аартык иччитэ 'дух горного перевала'; этиҥ иччитэ 'дух грома'; балаҕан иччитэ 'хозяин юрты'; 'домовой'; былыт иччитэ 'дух облака'; дайды иччитэ 'владыка всей земли'; 'дух места'; далай иччитэ 'дух водных глубин'; от иччитэ 'дух травы'; аан дойду отуҥ-маһын иччитэ 'дух растительной природы'; самыыр, толон иччитэ 'дух дождя и града'; сир иччитэ 'дух земли'; суол иччитэ 'дорожный дух'; сыһыы иччитэ 'дух долины'; таас иччитэ 'дух утеса'; тиэргэн иччитэ 'дух скотного двора'; туой иччитэ 'дух горшечной глины'; тыа иччитэ 'лесной хозяин'; 'лесной дух'; тыа иччитэ 'дух ветра'; уу иччитэ 'водяной дух'; уот (аал уот) иччитэ 'хозяин (дух, бог) огня'; хайа иччитэ 'горный дух'; и др. Здесь же приведены названия основных духов, с которыми не обходятся без жертвоприношений. Кроме всего прочего, даны и другие примеры, раскрывающие отдельные значения слова иччи. Примеры являются типичными в отношении толкуемых слов вышеназванной категории якутской лексики.

    Особого внимания заслуживает этнографическая оснащенность примеров «Словаря». Значительная часть обширной лексики, охватывающей материально-духовную культуру и социальный строй якутского народа, сопровождена местами довольно внушительными этнографическими экскурсами: орон 'лавки вдоль стены юрты...'; нуучча (или немец) ороно 'русские или немецкие лавки; устроенные наподобие ящика с крышкой, для прятанья вещей и постели'; в юрте, в которой камелек помещен налево от входа, начиная от двери насчитываются следующие лавки. 1) атах орон - суол аанынааҕы орон 'последняя лавка около дверей (для рабочих или посетителей, не пользующихся почетом)'; 2) кэнники орон редко (уҥуо) атах орон 'третья, считая от красной лавки (биллирик), или последняя лавка вдоль южной стены'; 3) орто орон - ортоку орон -уҥуо ортоку орон 'средняя лавка вдоль южной стены юрты (для посетителей среднего почета); орто олох (в старину)'; 4) бастыҥ (бастыкы) орон - уҥуо бастыҥ орон 'первая (почетная) лавка вдоль южной стены юрты, примыкающая под углом к красной лавке (биллирик)'; 5) биллирик орон или просто биллирик 'первая от красного угла лавка, красная лавка'; 6) кэтэҕэриин орон или просто кэтэҕэриин 'передняя противокаминная лавка на женской половине юрты'; 7) хаҥас орон или быыс хаҥас өттунээҕи орон 'лавка, последняя вдоль противоположной входу стены, рядом с чуланом (үгэх); на этой лавке обыкновенно помешаются дети, и туда переходят спать девушки, если в юрте ночуют посторонние; если лавка находится в чулане, то она называется чуулаан ороно'; 8) иһит ороно 'лавка для посуды вдоль северной стены юрты'; 9) уу ороно 'следующая за нею лавка для воды вдоль той же стены', и, наконец, 10) оһох кэннинээҕи орон 'лавка позади комелька, для дров'.

    Украшением иллюстративного материала являются образные выражения в форме загадок (около 800). Иногда одна и та же загадка приводится по нескольку раз согласно количеству ее полнозначных компонентов. Якутские загадки очень устойчивы. Многие из зафиксированных загадок употребляются до сих пор без существенных изменений. Они отличаются образностью и поэтичностью.

    Загадки даны с пометой «заг.». Основной прием передачи на русский язык - смысловой перевод. Отгадку автор приводит в русском тексте без оригинала.

    Те загадки, которые оканчиваются модальной частицей 'үһү', в большинстве случаев переданы на русский язык с сохранением модальности через форму 'говорят': былтас кэлтэскэ былтас киирэр үһү 'в полукружье шарик входит, говорят' (пуговица); күөх куөх бөрө көтүүтүгэр охтор үһү, 'говорят серый волк при прыжке падает' (дым); талбаатаа таҥара уола көмүс курунан талбаатыыр үһү 'сын неба, говорят, размахивает серебряным поясом' (молния); тоҕун балаҕан үрдүгэр барча тохтон сытар үһү 'говорят, лежит на юрте сухая мелкая рассыпанная рыба', (звезда).

    Многие загадки выделяются своей концовкой, состоящей из модального словосочетания баар үһү. В таких случаях завершающая часть переводится, как обычно, выражением 'есть, говорят': барый тыаһа суох саба барыйан кэлэр баар үһү 'есть, говорят, такой, что без шума приходит — застилает мраком' (ночь); минньигэс минньигэстэн ордук минньигэс баар үһү 'есть, говорят, слаще сладкого' (сон); тургэн тургэн тэн тургэн баар үһү 'говорят, есть из быстрого самое быстрое' (мысль); хаайылын дьааһыкка хаайыллыбат манньыат баар үһү 'говорят, есть монета, которую в ящик не запрешь' (солнечный луч).

    Остальные загадки, не имеющие в своем составе указанных постоянных компонентов үһү 'говорят' баар үһү 'есть, говорят') получили смысловой перевод. При этом автор старается сохранить поэтичность, ритмичность оригинала. Бөкө така такыйбыт, бөкө бөкүйбут, кэкэ-бука ыллаабыт 'колени подогнуло, ноги подвернуло, запел королек' (собака лает на человека); бороҥ маҥана барбыт, бороҥо куоппут, харата хаалбыт 'его белое ушло, сивое убежало, черное осталось' (снег, дым, черный уголь); мычаалыс быыкаа мычаалыс мычаалыстаатаҕына бары киһи барыта киэргэнэр 'когда маленькое юркое юркнет да выгоркнет, весь народ нарядится' (игла).

    Таким образом, отличительная черта наглядного материала -обилие энциклопедических сведений по мифологии, фольклору и этнографии народа. В этом смысле «Словарь» прежде всего со своим обширным наглядным материалом энциклопедического содержания, действительно, является «своеобразной энциклопедией быта и культуры якутского народа» (30). Этнографический материал «Словаря», приведенный в качестве иллюстраций, несомненно превалирует над таким же материалом, содержащимся в энциклопедических объяснениях некоторых заголовочных слов. Многие крупные ученые подчеркивали энциклопедический характер «Словаря» Э. К. Пекарского, имея в виду не столько энциклопедическое объяснение слов, сколько иллюстративный материал энциклопедического содержания.

                                                         Фразеологический материал

    Лингвистический материал, введенный в «Словарь» в качестве иллюстраций, обильно насыщен фразеологическими выражениями, устойчивыми сочетаниями и сравнительными оборотами. Исчерпав весь доступный ему печатный материал, Э. К. Пекарский в конце 90-х годов приступил «к изучению сказочного и песенного языка и стал обращать особенное внимание на обогащение словаря фразеологией» (31). В результате в «Словаре» представлен довольно солидный фразеологический материал, отражающий колоссальное богатство народных речений, пословиц, поговорок, загадок и образцов устойчивых выражений, песен, сказок, героического эпоса-олонхо. Их характерный признак — семантическая монолитность и целостная воспроизводимость в речи. Фразеологизмы придают языку неповторимое своеобразие, сочность и выразительность. Они относятся к той части лексики, где в очень яркой форме проявляется национальный колорит. В связи с этим в качестве основного критерия фразеологических единиц иногда выдвигается невозможность точного перевода на другие языки. «Идиоматические словосочетания, — писал Л. А. Булаховский, — это своеобразные выражения определенных языков, являющиеся по своему употреблению цельными и едиными по смыслу, обыкновенно не поддающиеся точной передаче на другие языки и требующие при переводе замен сходной стилистической окраски» (32).

    Вопросы фразеологии в толковых, словарях русского языка раннего периода не находили определённой лексикографической разработки (33), а поздние академические словари «широко развили практику показа фразеологических единиц языка» (34). Последние не могли не иметь положительного влияния на оснащенность «Словаря» богатой фразеологией. В этом отношении очевидна особая роль, которую сыграл «Толковый словарь живого великорусского языка» В. И. Даля, представляющий собою свод «народной мудрости, остроумия и изощренности мысли русского простолюдина первой половины XIX века» (35).

    Большую роль в этом сыграла «представленная в словаре в таком изобилии пословично-поговорочная фразеология» (36).

    Исходя из направлений словарей того времени и общей ориентации автора «Словаря» в отношении фразеологии мы рассматриваем его фразеологический материал в традиционном широком понимании. Некоторое расширенное понимание фразеологии допустимо, по-видимому, и в настоящее время. «Возможно, что для толковых словарей языка, - писал С. И. Ожегов, - такое расширенное понимание фразеологии и является оправданным. Ведь их главная задача - показать все многообразие употребления и применения отдельного слова во всех возможных (или нужных) семантических оттенках и фразовых окружениях» (37).

                                                         Фразеологические единицы

    В «Словаре» зарегистрировано большое количество собственно фразеологических единиц типа: биллэр атаҕар биллэрдэ 'он дал тягу, бежать'; буруо буруота сүттэ 'после него никого не осталось'; нилчэҕэй нилчэҕэй эрэ сытар 'лежит еле живой'; тартар курдаттыы тартарабын 'страшно тоскую, страдаю, мучаюсь по ком или по чем'; харбас тыын харбас 'заботиться об одном себе, до самосохранения'; тымныы тымныы холумтаннаах ыал 'семья, не кормящая сытно своих гостей'; (букв.: у которых холодный шесток): сөрүө кутуругар сөрүөн кэбиһэн 'в хвосте (жеребца) запутавши, увлекши кого за собой, подав соблазнительный пример'; сурут ууну сурутар '(заставляющий писать воду), лгун'; тута тута бар 'тотчас отойти (т.е. сразу, моментально умереть).

    В определении якутских фразеологических единиц автор, как видно из примеров, в той или иной форме приводит русское соответствие, что является его лексикографической удачей. «Устойчивые словосочетания, фразеологические единицы и передаются, как правило, - пишет Н. Г. Корлэтяну, - при посредстве эквивалента, а не буквального перевода» (38).

    Встречаются единичные случаи буквального перевода, при котором теряется единство смыслового содержания, его образность и переносность. Например: сиһик сиЬик мунду буол 'превратиться в красную мундушку, раскраснеться'; сиигир сиксигим сиигирэ тустэ 'моя внутренность увлажнилась'; тугэн этиэх тыл түгэнэ 'время (потребное для) выговаривания слова'.

    Фразеологические единицы представлены в «Словаре» в виде иллюстраций значений слов и их употреблений наравне со свободными словосочетаниями без дополнительных выделений.

    Собственно фразеологические единицы помещаются под теми заглавными словами, с которыми соотносится их доминирующий компонент. Доминирующим считается то слово, которое «является смыслообразующим компонентом фразеологической единицы» (39). Однако в выделении смыслообразующего опорного компонента фразеологических единиц не улавливается наличие какой-либо системы. Фразеологизмы часто приводятся столько раз, сколько в них самостоятельных слов. Особенно часто повторяются в «Словаре» традиционные постоянные эпитеты и устойчивые сравнительные обороты, встречающиеся в жанрах устного народного творчества. Это, должно быть, связано с тем, что указанные устойчивые словосочетания в строгом смысле не относятся к фразеологизмам.

    С другой стороны, Э. К. Пекарский все слова, которые он мог отобрать из своих разнообразных источников, представил без исключения как в левой, так и в правой части словарной статьи. Иначе говоря, все слова, встречаемые в наглядной части словарных статей, в той или иной заглавной форме отражены в качестве реестровых. В этой связи можно допустить правомерность утверждения о том, что количество слов правой части «Словаря» равно его левой части.

                                                  Терминологические словосочетания

    Устойчивые атрибутивно-именные словосочетания терминологического характера автор передает при помощи соответствующих русских эквивалентов: кылааннаах күөх кылааннаах 'прекрасный мех'; кэс кэс тыл 'заповедное слово'; кэс ынах 'отелившаяся корова'; сатыы сатыы былыт 'пешее облако, т.е. ходящее ниже высоких гор'; тыыннаах тыынар тыыннаах 'живое существо, животное'; хара хара самыыр 'настоящий дождь (без примеси снега)'; хороҕор хорогор муостаах 'с выпрямленными (точно застывшими) рогами (скот)'.

    В тех случаях, когда словосочетание обозначает этнографическое или другое национально-специфическое понятие, автор передает его описательно: балчыр балчыр оҕо 'ребенок, подросший настолько, что начинает сидеть (что случается на третьем месяце); вступать на ноги и ходить нетвердой поступью'; тэлгэх аас тэлгэх 'постель, делаемая из лошадиной или коровьей шкур'; удьуор удьуор харылы 'человек, унаследовавший от дальнего предка какое-нибудь выдающееся качество'; ытыйыы ытыйыы ас 'напиток, приготовляемый из молочного продукта путем взмучивания мутовкой'.

                                                   Традиционные постоянные эпитеты

    Фольклорный материал изобилует постоянными; эпитетами, ставшими традиционными народными формами. Они отличаются образностью и воспроизводимостью. В практической и фольклорной речи постоянные эпитеты употребляются целиком, как бы в застывшей форме, не подвергаясь синтаксическим изменениям, хотя они не обладают качеством строгой неразложимости. Подобные традиционные формы широко представлены в «Словаре» в качестве иллюстраций. Основной, способ их передачи - смысловой перевод. При этом автор старается сохранить выразительность и красочность колорита, что не всегда ему удается.

    1. Постоянные эпитеты, состоящие из прилагательных (или субстантивированных прилагательных) и существительных: бөҕөх бөҕөх а с 'пиша, после которой не скоро является аппетит; сытная пища'; далай күөх далай 'лазурная пучина, лазурные глубины'; көй көй салгын 'сгущенный воздух'; ньээкэ ньээкэ уйа 'захоленная люлька (детей, имеющих родиться в будущем)'; сибиин сибиин сүогэй 'самые чистые густые сливки, без малейшей примеси молока'; сойуо сойуо тумус 'длинный и острый клюв'; суй суй хара 'совершенно черный'; тоҥуу тонҥуу хаар 'свежий, еще не протоптанный снег, целик'; унаар күөх унаар 'долгая синева в воздухе; сизая дымка летом, как последствие больших жаров'; торҕо торҕо бии 'острое лезвие'; уруу хаан уруу 'кровный родственник'.

    2. Сложные эпитеты, состоящие из устойчивых абъективных сочетаний и имен существительных: булуҥ булуҥ хара тыа 'отдельно стоящий лес'; дара дара буурай уол 'взрослый, широкоплечий парень'; догдоон догдоон хара тыа 'крупный пес на высоком месте'; дьолуо дьолуо маҥан суол 'совершенно гладкий путь'; иһирэх истиҥ иһирэх тыллар 'задушевные (сокровенные) речи'; куорай куорай далаан ытыс (илии) 'загробистая ладонь (рука)'; күрүө күрүө билэ дьон 'добрые соседи; весь народ от мала до велика'; кэрэ кэрэ. чуор кулгаах 'чуткое ухо'; най най хара былыт 'тяжелая чёрная туча'.

    3. Постоянные фольклорные эпитеты, состоящие из трех и более слов: биттэхтээх сэттэ биттэхтээх аан дойду 'с семью скрепами вселенная'; быалаах кэтэрҕинэн быалаах кэдирги санаата 'имеющая связь с затылком (т.е. с затылка, появляющаяся) его задорная, не уступчивая мысль'; күлүмүрдээ үс күннүк дайдыттан (сиртэн) күлүмүрдээн көстүр дьиэ 'дом, виднеющийся (светящийся, блестящий) с трехдневного переезда (за три переезда)'; күөрэгэй көмүс түөстээх күөрэгэйим оҕото 'серебряногрудый жавороночек мой! (ласкательное выражение по отношению к любимой женщине)'; тоҕойдоох тоҕус тоҕойдоох суол хаан 'трудная дорога о девяти излучинах (изгибах)'; уйаар уйаара - кэйээрэ суох дойду 'обширная, далекая, беспредельная местность, длина коей не ведома'.

                                                 Словосочетания в форме языческой присяги

    В иллюстративный материал занесены формы языческой присяги. Их характерная черта - целостная воспроизводимость и переносность. Эти формы словосочетаний переданы на русский язык путем смыслового перевода с отдельными поясняющими пометами в скобках: бүэлэн икки истэр кулгааҕым бүөлэннин 'да закрепляются (чтоб мне заклепало) оба мои слышащих уха!'; ирдээ ир суолун ирдээ 'найди его свежий след! Разыщи его горячий след!'; суптуй баһыҥ саллайдын, кутуругуҥ суптуйдун! 'голова твоя (т.е. передний путь) да расширится, хвост твой, (т.е, обратный путь) да сузится! Скатертью дорога! (говорят по отношению к тому, чье возвращение нежелательно)'; сылаас хайа да сылааһын көрдөрбөтүн оттубут уотум! 'никакого тепла да не дает зажженный мною огонь!'; таҥара тоҕус таҥараҕыт догҕор буоллун! 'девять небес (божество) ваших да будут товарищами (на трудной дороге)!'; тордоо тоҥ суолгун тордооботоҕум 'твой остывший след я не грязнил (просьба-заклинание к медведю при встрече)'.

    Приведенные примеры сопровождаются пометой в скобках «языч. присяга» или «из языч. присяги».

                                                    Фольклорные сравнительные обороты

    Среди иллюстраций часто встречаются фольклорные сравнительные обороты. «В число фразеологических единств, - пишет Н. Г. Корлэтяну, - следует включить также: а) застывшие сравнения и метафоры, ставшие словесным клише, стандартными выражениями» (40). Фольклорные сравнительные обороты переданы через дословный перевод. Бадыкы балык минин курдук бадыкы дойду 'мрачная (сумрачная), словно рыбья уха, страна'; күлүбүрээ күн уота көмүс аалытын курдук күлүбүрүү тохтор сирэ 'место, где солнечные лучи играют, словно серебряные (золотые) опилки'; кэрискэ кэриэн ымыйаны кэккэлэтэ туп-пут курдук кэрискэ хайалардаах 'с непрерывными скалами, как выставленные в ряд круговые кумысные кубки'; нэмиргэ тыстаах баттахтаах сырҕан эһэ тириитин тэлгии тарпыт курдук нэмиргэ хара былыт 'нависшее черное облако, словно разостланная шкура старого ярого медведя с головною и ножною кожею'; субуй илим хотоҕоһун курдук субуйбутунан бардылар 'пошли они вереницей, словно поплавки сети'; туналыс тоҕус күн холбоспутун курдук туус маҥан туналҕаннаах ньуура туналыс гына тустэ 'ее блестяще-белый цвета соли лик вдруг засиял, словно соединилось девять солнц'.

    В приведенных примерах сравнительные обороты находятся в составе тавтологических эпитетов в виде атрибутивных синтагм. Они составляют неизменный компонент сложных фольклорных эпитетов. Собственно устойчивыми сравнительными оборотами будут: балык минин курдук 'словно рыбья уха'; көмус аалыытын курдук 'словно серебряные (золотые) опилки'; кэриэн ымыйаны кэккэлэтэ туппут курдук 'как выставленные в ряд круговые кумысные кубки'; тыстаах сырҕан эһэ тириитин тэлгии бырахпыт курдук 'словно разостланная шкура старого ярого медведя с головною и ножною кожею'; илим хотоҕоһун курдук 'словно поплавки сети'; тоҕус күн холбоспутун курдук 'словно соединилось девять солнц'.

                                                                  Поговорки и пословицы

    В иллюстративный материал внесено свыше 300 якутских пословиц и поговорок. Они помещены с пометой в круглых скобках «посл.» или «пог.» Нами разбираются пословицы и поговорки, выделенные самим автором при помощи указанных помет.

    Кроме того, довольно часто встречаются пословицы и поговорки, зафиксированные без этих помет. Например: бэрт ыт аттаппыт киһитигэр бэрт 'собака очень расположена к оскопившему ее человеку'; дархан уус ойоҕо дархан 'жена кузнеца - достопочтенная'; илибирээ ириэнэх мас иэн иҥиирин курдук илибириир 'талое дерево, словно спинная жила, дрожит (качается)';. кэлтэгэй үтүөлэр кэлтэгэйи бйэрбэттэр 'лучшие (богатые) не дают нечетом'; тапаан тарбахпыт талаана билиэҕэ 'удача (счастье) наших перстов решит (вопрос о том, кому из нас оставаться в живых)'; тардыахтаах таҥара илиитэ тардыахтаах 'божья рука с багром'; тардылыктаах айан киһитэ тардылыктаах буолар 'дорожный человек ( путник) бывает останавливаем (с задержками)'.

    Автор не проводит четкого разграничения между пословицами и поговорками. В результате число поговорок, включенных в «Словарь», разрослось за счет пословиц, а число пословиц сведено до минимума. Пословиц с пометой «посл.» насчитывается лишь 36, а поговорок - 327 (в некоторых случаях одна и та же поговорка приводится дважды по своим знаменательным словам). Проведение четкой границы между пословицами и поговорками сопряжено с большими трудностями, так как эти элементы языка весьма сложны как по семантике, так и по структуре. Эта задача до сих пор остается одной из актуальных проблем якутской филологии (41). Однако здесь определяющую роль сыграли источники, из которых автор черпал этот материал. Например, из 36 пословиц 18 дано с пометой А. К. (Алексей Кулаковский), 4 — с указанием других лиц. Из 317 занесенных в «Словарь» поговорок дано с пометой А. К. — 97, Я. (Ястремский) — 60, остальные 21 — с указанием других лиц. Выходит, что при разграничении пословиц и поговорок Э. К. Пекарский опирался на источники.

    Основной метод передачи на русский язык пословиц и поговорок, — это буквальный перевод с пояснениями смысла их употреблений.

    1. Дословный перевод и пояснения в круглых скобках переносного «поучительного» значения при помощи оборотов 'говорят про', 'о' или 'говорится, когда'... Былдьас мэкчиргэ тиит төбөтүн былдьаһар диэбиккэ дылы 'сова старается завладеть верхушкой дерева, как говорится (говорится про того, кто, не будучи почетным гостем забирается в передний угол)'; саарат саланы саба сааратар диэбиккэ дылы 'в роде того, как говорится, будто неискусному (неумелому) помешала его нитка (говорится в том случае, когда кто-либо сваливает вину на что-нибудь постороннее, тогда как сам не умеет)'; сыҥсый ыт сыҥсыйбы тыгар дылы 'подобно обнюхиванию собаки (говорят о слишком незначительном деле)'; туой халлааҥҥа туойан кэбистэ 'он отпел в небо (так говорят о бесполезно и безвозвратно утраченном своем добре)'; туһахталан ураанай туһахталаммытыгар дылы 'кичится, как кичится водяная курица белым пятном на лбу (говорят о человеке, хвастающем случайно попавшим ему хорошим платьем или вещью, не имея соответствующего гарнитура)'.

    2. Дословный перевод и краткая помета в скобках через «т.е.» помогающая раскрытию основного содержания пословицы или поговорки: кэччэгэй кэччэгэйтэн кэлтэҕэй хамыйахтаах баһар 'у скупца черпает тот, у кого выщербленная ложка (т.е. абасы)'; сууй тииһиҥ сааҕын миигинэн сууйума 'не промывай мною грязи своих зубов (т.е. не смейся)'; томтор киһи өһүөбүтэ томторго 'на что озлобился человек, то на пригорке (а не в яме, т.е. благополучно здравствует)’; тоҥор итэҕэллээҕиҥ искин тоҥоруо диэн өс хоһооно 'нутро твое заморозит твой доверенный, говорит пословица (т.е. вызовет твое неудовольствие)'; төрүт куһаҕан киһи кулгааҕа кутуругун төрдүгэр диэбиккэ дылы 'уши у худого человека у хвоста, как говорится (т.е. глупый человек всегда ничего, никаких новостей не знает)'; хаа үтүө ат от хаата, үлэ киһитэ ас хаата 'добрый конь для сена сума, рабочий человек для пищи сума (т.е. много едят)'; хайҕаа ууну иһэ-иһэ хайгыыр 'пьет воду да нахваливает (т.е. без заслуги)'.

    3. Буквальный перевод и смысловое толкование с пометой в скобках, конкретизирующей «о ком-л.» или «о чем-л.» Примеры: суллугэс суллүгэс үрдүттэн сүгэ арахпат 'над бревном вечно тяготеет топор (о роке)'; төкүнүй ыт баһа көмүс кытахтан төкүнүйбүт диэбиккэ дылы 'собачья голова выкатилась из серебряной миски, как говорится (о человеке, отвечающем дурными поступками на хорошее с ним обхождение'; үктээ күөх оту тосту уктээбэт киһи 'человек не оттоптывающий (не заминающий, не ломающий на ходу) зеленой травы (о смирном, тихом и благонравном человеке)'; уллэһин эһэни өлөрбөккө туран, тириитин үллэстибиккэ дылы 'подобно тому, как, еще не убивши медведя, делить его шкуру (о неосновательном предположении наперед)'; харапаах илии тутуурдаах, өттүк харалаах 'имеет что держать в руках и имеет (то), что чернеет на бедрах (об охотнике, идущем не с пустыми руками)';

    4. Буквальный перевод и разнообразные пометы в скобках, способствующие выяснению переносного значения пословицы или поговорки: Былчархай сыаны кытта былчархай сылдьыспытыгар дылы 'подобно тому, как железа обретается среди жира (среди богатой фамилии один бедняк)’; көкҥөс көс ыта көҥөс диэбиккэ дылы 'собака кочевого обоза зла, как говорится (когда человек из своих или чужих, постоянно ворчит на тех, кто пользуется гостеприимством или одолжениями и помощью хозяев)'; көрдөө тииҥ оноҕоһун көрдүүр диэбиккэ дылы 'белка ищет (просит) стрелы, как говорится (когда человек как бы напрашивается на наказание)'; кэрий мун маһы кэрийбэт икки атахтааҕы кэрийэр 'горе не деревья обходит, а двуногих, т.е. людей (не смейся загодя: влетит и к тебе, случится и с тобою)'; мат кегөнү тутаары чэркөйтен маппыт 'погнавшись кряквой, он чирка упустил (потерял)'; сулуулаах сут сулуулаах 'голодовка имеет некоторое приданое (в неурожайный год трава питательна, чем в урожайный, что спасительно отражается на подножном корме для конного скота)'.

    Пословицы и поговорки имеют двойную семантику. Прямое значение - это то, что исходит из значений слов, составляющих словосочетание. Иносказательное значение - это то, как должна пониматься данная пословица или поговорка. Автор сумел разграничить эти две стороны семантики пословиц и поговорок и в соответствии с этим дал двойной перевод: буквальный, передающий прямое значение с реалиями оригинала, и смысловой, раскрывающий переносное значение, т.е. в каком смысле она употребляется. Такой прием подачи пословиц и поговорок очень удачен (42).

    В некоторых случаях, где это возможно, автор наряду со смысловым переводом пословиц и поговорок дает их русские соответствия. Например: уу ууттан буһуоҥ да, үүттэн сэрэнэр буолуон 'водой обваришься - да и молока стеречься будешь (ср. русск. поговорку: обжегшись на молоке, станешь дуть и на воду)'; была была былаҕын быһа этимэ - быаҥ быстыа суоҕа 'не нападай чересчур на свое положение; небось веревка твоя не порвется (соотв. русск. поговорке: полно тебе петь Лазаря)'; бытаар тиэтэйиэҥ да бытаарыаҥ 'поспешишь да тихо у тебя выйдет (ср. русск. поговорку: тише едешь, дальше будешь)'; кыыкынаа кыыкыныыр мас охтубат 'скрипучее дерево не валится (ср. русск.: скрипучее дерево живуче; и скрипит дерево, да стоит)'; мун абааһы кыыһа ытык салаатыттан муммутугар дылы 'подобно тому, как абасы-девка заплуталась в рожках мутовки (ср. русск.: в трех соснах заблудился)'; сүгэлэн балыксыт кыыһа ылбайга сүгэлэммитигэр дылы 'словно дочь рыболова, что взяла топор, чтобы рубить крошечную рыбу (ср. русск.: из пушки по воробьям стрелять)'.

    Иллюстрация многих заглавных слов состоит преимущественно из фразеологических единиц, например: бас баһа суох киһи 'не имеющий значения человек'; түс бас киһи 'солидный, степенный'; баһын биэр '(отдавать свою голову); покоряться, признавать себя виновным в чем'; бас бэрин 'покоряться, повиноваться, подчиняться'; туой бас 'род утки с красной головкой'; таас бас 'ерш обыкновенный; пескарь'; чаал бас 'осетр (худший сорт осетра); маленький налим'; өрүс баһа 'начало, исток реки'; урэх баһа 'водораздел, высокое место, могущее быть истоком реки; дикое малонаселенное место вообще'; бурдук баһа 'головка (отборная , показная часть) хлеба'; тыа баһа 'верхушка лесных деревьев'; оҥочо баһа 'нос у лодки'; баайы баһ ынан тумнуоҥ дуо? (пог.) 'богатого объедешь мимо, что ли?'; кырыыс баһа хааннаах, алгыс баһа арыылаах 'принцип проклятья с кровью, принцип благословения с маслом (когда оправдывается чье-либо проклятье)'; аҕа баһын тосту олор 'сломи главенство старших (т.е. превзойди всех богатством, напр.)!'

    Приведенные примеры подтверждают иллюстрируемые сведения о заглавном слове. Об этом свидетельствует то, что указанные примеры с некоторыми коррективами зафиксированы в ЯРС в качестве иллюстрации слова бас.

                                                                           * * *

    Итак, примеры приведены к месту и в достаточном количестве. В них даны добавочные толкования отдельных значений и их оттенков, тем самым, они вносят существенное дополнение в определение значений слов. Подобными разносторонними примерами снабжены слова, имевшие в то время активное употребление в повседневной жизни носителей языка.

    Вместе с тем в наглядной части «Словаря» легко заметить, что многие словарные статьи перегружены излишним иллюстративным материалом. К избыточному иллюстративному материалу относятся излишние тавтологии, повторяющиеся фольклорные обороты, ничего не значащие фразы и выражения пейоративного характера.

    Однако не все слова одинаково сопровождаются примерами. Наряду с отмеченной богатой иллюстрацией многие слова остались «голыми» или бедно иллюстрированными. Это связано в первую очередь с тем, что не все слова одинаково живут в языке: одни имеют активное употребление, другие - менее активное, третьи - очень редкое. С другой стороны, при ограниченных, порою недостаточно достоверных письменных источниках подбирать к каждому слову соответствующие примеры было просто не под силу автору. Кроме всего прочего нельзя не учитывать наличие в словнике большого количества дублетных образований и различных форм слов, иллюстрирование которых проводилось по основному варианту.

    Часть словника, отражающая преимущественно залоговые и видовые образования глаголов, осталась непоследовательно проиллюстрированной в примерах, что должно быть объяснено ограниченностью письменных источников и практически невозможностью сбора материалов из разговорной речи на все случаи их употреблений.

                                                                           * * *

    В определении значений слов совмещаются методы толкования, перевода и энциклопедического объяснения.

    Для семантической характеристики многочисленных лексико-предметных и лексико-семантических безэквивалентных якутских слов наиболее удачными оказались разновидности толкования. Ими определены значения преобладающего большинства слов, не имеющих нормального эквивалента в русском языке.

    Эквивалентным методом установлено сравнительно небольшое количество терминологической лексики, обозначающей общие для обоих языков понятия.

    Некоторые страноведческие реалии и понятия сопровождаются подробными описаниями энциклопедического характера.

    Э. К. Пекарский не пользовался пометой «переносно», выделяя переносное значение Слов лишь в тех случаях, когда их метаморфическое употребление отчетливо обособилось, что легко улавливается в разговорной речи.

    В «Словаре» впервые проводится разграничение прямого, свободно-номинативного, производного, переносного, фразеологически связанного, специализированного и диалектального значений слов. Отсутствие письменной традиции в якутском языке, а также неоднородность собранного языкового материала не могли не сказаться на разработке автором последовательной и стройной системы дифференциации и расположения значений слов.

    Обширные энциклопедические сведения, приводимые автором в иллюстративной части «Словаря», охватывают различные стороны хозяйственной, экономической, духовной и культурной жизни якутов конца XIX и начала XX столетия. Отличительной чертой иллюстративного материала, кроме этнографической содержательности, является его богатая фразеологическая насыщенность, отразившая своеобразный колорит, сочность и выразительность разговорного языка и устного народного творчества. Фразеологизмы даются без дополнительных выделений. В их определении автор в той или иной форме приводит русский эквивалент. Пословицы и поговорки переданы на русский язык посредством буквального перевода с пояснениями их употребления. Примененные автором методы определений идиом и других устойчивых словосочетаний следует считать его важной лексикографической удачей.

    Приемы и методы, используемые Э. К. Пекарским при составлении «Словаря», полностью себя оправдали в последующей лексикографической практике и оказали положительное влияние на развитие двуязычной якутской и тюркской лексикографии.

    Недостатки «Словаря» с точки зрения современной лексикографии (излишняя конкретизация значений многих слов, недостаточно четкая дифференциация структуры значений полисемантичных слов, неоправданная местами перегруженность энциклопедическими, и иллюстративными материалами) были предопределены его типом, назначением и уровнем лексикографической практики того времени.

                                                                 ЗАКЛЮЧЕНИЕ

    Лексикографический анализ словника и смысловой характеристики слов в «Словаре» приводит к выводу, что в основу его создания была положена идея словаря-копилки, словаря-сокровищницы якутского языка, всего его словарного богатства.

    Во-первых, в словник, «Словаря» включены все слова без исключения: как, однажды услышанные автором, так и зарегистрированные в печатных и рукописных источниках. Источники использованы полностью, что обусловило проникновение в «Словарь» редких, устарелых, вульгарных вплоть, до неприличных грубо-ругательских слов. Стремление к максимальной полноте привело к тому, что в «Словарь» попали слова как с невыясненными (с неизвестными) значениями, так и встретившиеся в источниках один раз (1).

    Во-вторых, с целью наиболее полного раскрытия значения слова-оригинала Э. К. Пекарский приводит под каждой заглавной единицей весь собранный языковой материал, относящийся к данному слову (2). Он делал это, разумеется, в той мере, насколько позволяли ему источники. Не проверенные им лично слова и значения слов непременно сопровождаются указаниями точных источников. Э. К. Пекарский давал в своем «Словаре» только то, что было в его источниках. Ничего случайного, ничего лишнего он не допускал. Всюду проводил строгую документацию, точные ссылки на источники. Автор во многих случаях вместо толкования значения словарной единицы ограничивается приведением характерных словосочетаний и фраз, в составе которых встречается заглавное слово.

    В-третьих, обилие иллюстративного материала словарных статей также исходит из стремления Э. К. Пекарского в той или иной мере приблизиться к типу словаря – тезауруса (3). Наличие большого количества примеров этнографического, энциклопедического содержания и фразеологических единиц, пословиц, поговорок, образных выражений устного народного творчества опять-таки свидетельствует о стремлении автора привести весь наличный языковой материал к каждому заглавному слову.

    Итак, по принципам всеобщего сбора слов для словника, методам максимально полной их семантической характеристики и системе подачи обширного иллюстративного материала «Словарь» ближе всего стоит к словарям типа тезаурус (4).

    Тип рассматриваемого «Словаря» в какой-то степени может быть сходным, как подтверждают наши наблюдения, с типом неоконченного «Словаря русского языка» под редакцией А. А. Шахматова (5). Однако ни один словарь не может зафиксировать все слова живого языка. Л. В. Щерба, углубивший идею словаря-тезауруса писал, что «обнаруживаются, однако, не только практические, но и теоретические противоречия в самом принципе thesaurusa» (6).

    Э. К. Пекарский, конечно, не мог по независящим от него причинам провести в жизнь все принципы словаря-тезауруса до конца. Да и в наше время тип идеального словаря-тезауруса существует, как указывал сам Л.В, Щерба, лишь теоретически, как идея (7).

    В тех условиях, когда якутский народ не имел своей гражданской. письменности, «Словарь» Э. К. Пекарского мог создаваться на каком-либо другом языке. Обстоятельства сложились так, что «Словарь» был создан на наиболее близком якутам русском языке. На основании его двуязычности считать «Словарь» Э. К. Пекарского переводным было бы недостаточно обоснованным. Разобранные в третьей главе способы толкования оказались наиболее подходящими для полного раскрытия семантического объема многочисленных лексико-предметных и лексико-семантических безэквивалентных и частично эквивалентных Якутских слов. Если в переводных словарях, отталкиваясь от смысловой структуры слова исходного языка, минуя детальную дефиницию значения слова исходного языка, составители подбирают эквиваленты в языке перевода, то в «Словаре» Э. К. Пекарский, как показано в тексте, сначала приводит подробную дефиницию значений слова-оригинала, а затем все это передает на русском языке. По своему характеру «Словарь» может быть определен как толково-переводный.

    «Словарь» Э. К. Пекарского служит абсолютно надежным источником для любых филологических (для фонетических, морфологических, лексикологических, диалектологических, лексикографических, сравнительно-этимологических исследований и т. д.), этнографических и исторических изысканий. Он дает вполне достоверный материал лингвисту, историку, этнографу и фольклористу, притом в таком сконцентрированном, и систематизированном виде, в каком он не представлен ни в одном другом источнике.

                                                               БИБЛИОГРАФИЯ

                                                                 книги и статьи (1)

    Якутский род до и после прихода русских. - В кн.: Памятная книжка Якутской области на 1896 г. Вып. 1. Якутск, 1895. (Вторая глава совместно с Г. Ф. Осмоловским).

    Заметка по поводу редакции «Верхоянского сборника» И. А. Худякова (Иркутск, 1890), - Изв. ВСОРГО, Иркутск, 1896, т. 26, № 4-5.

    О работах В. М. Ионова по шаманизму и фольклору. — Изв. ВСОРГО, СПб., 1898, т. 29, № 2.

    От редакций. (Объяснение якутских знаков, не имеющихся в русской азбуке), - Якутские обл. ведомости, 1898, № 1.

    По поводу нового издания Православного Миссионерского Общества. - Якутские обл. ведомости, 1899, № 3.

    Словарь якутского языка. Составленный при ближайшем участии прот. Д. Д. Попова и В. М. Ионова. Вып. 1. Якутск, 1899.

    Беллетристика Чернышевского. (Отрывок из воспоминаний В. Н. Шаганова о Н. Г. Чернышевском). - Рус. богатство, 1900, № 10.

    Обзор Якутской области за 1901 г. Изд. Якут. обл. стат. Комитета. Якутск, 1903.

    Обзор Якутской области за 1902 г. Изд: Якут. обл. стат. Комитета, Якутск, 1903.

    Поездка к приаянским тунгусам. (Отчет о поездке к приаянским тунгусам в качестве члена Нелькано-Аянской экспедиции летом 1903 г.). - Изв. О-ва археологии, истории и этнографии при Казанском ун-те, Казань, 1904, т. 20, вып. 4-5.

    Еще о деле Н. Г. Чернышевского. — Наша жизнь, 1905, 1 февр.

    Записка о «Словаре якутского языка». - Изв. Имп. Академии наук, 1905, т. ХХII, № 2.

    Краткий русско-якутский словарь. Якутск, 1905.

    Значение якутского языка в школах. - Сиб. вести, Красноярск, 1906, № 1-2.

    К вопросу о происхождении слова «тунгусь». - Этнографическое обозрение, 1906, № 3,4,

    Подробное содержание якутского спектакля «Олонхо». — Живая старина, 1906, вып. 4.

    Чачахан. Якутская детская сказка. - Живая старина, 1906, вып. 2.

    Из якутской старины. Доюдусь. (Об образовании Баягантайского улуса Якутск. окр.). - Живая старина, 1907, вып. 2 и 4.

    Об организации суда у якутов. - Сиб. вопр. 1907, № 35,36.

    Образцы народной литературы якутов. Т. 1, ч. 1, вып. 1. СПб., 1907.

    Словарь якутского языка. Вып. 1. СПб., 1907.

    Дутые сведения и грандиозные проекты. - Сиб. вопр. 1908, № 43-44.

    Земельный вопрос у якутов. - Сиб. вопр., 1908, № 17-18.

    И. А. Худяков и ученый обозреватель его трудов. - Сиб. вопр., СПб., 1908, № 31-32.

    Из якутской старины. Старые писатели о якутах. - Живая старина, 1908, вып. 4.

    Миддендорф и его якутские тексты. - Зап. Вост, отд-ния. Имп. Рус. археол. о-ва, СПб., 1908, т. 18, вып. 1.

    Кочевое или оседлое племя якуты? - Сиб. вопр., 1908, № 37-38.

    На краю Сибири. (Поездка к тунгусам). - Сиб. вопр., 1908, № 49-52. (Совместно с И. С. Абрамовым).

    Недостатки законопроекта о земском самоуправлении в Сибири. - Сиб. вопр., 1908, № 21-22.

    Неудавшаяся экспедиция. - Сиб. вопр., 1908, № 21-22.

    Нужна ли теперь ломка Сибирской общины? - Сиб. вопр., 1908, № 26.

    Образцы народной литературы якутов. Т. 1, ч. 1, вып. 2. СПб., 1908.

    О высшей школе в Иркутске. (Письмо в редакцию). - Сиб. вопр., 1908, № 11.

    Случай с последними №№ «Якутской жизни». - Сиб. вопр., 1908, № 17 -18.

    Якутский отдел Географического общества. - Сиб. вопр., 1908, № 39-40.

    Из преданий о жизни якутов до встречи их с русскими. - Зап. Имп. Рус. Геогр. о-ва. Сб. статей в честь 70-летия Г. Н. Потанина, 1909, т. 34.

    Из якутской старины. - Живая старина, 1909, вып. 2-3.

    К деятельности Н. М. Ядринцева. - Сиб. вопр., 1909, № 3.

    К материалам о народной медицине. - Живая старина, 1909, вып. 1.

    Крафтоедство «Сибирских вопросов». — Санктпетербургские ведомости, 1909, № 239.

    Неурожаи и Сибирская язва в Якутской области. - Сиб. ведомости, 1909, № 218.

    Образцы народной литературы якутов. Т. 1, ч. 1, вып. 3, Сб., 1909.

    Словарь якутского языка. Вып. 2, СПб., 1909.

    Современное положение якутского казачьего сословия. - Санкт-петербургские ведомости, 1909, № 214.

    Якутские газеты за 1907-1909 г. - Живая старина, 1909, вып. 1.

    Из области имущественных прав, якутов. (К пересмотру Положения об инородцах). - Сиб. ведомости, 1910, № 179.

    Край губернаторского произвола. – Сиб. вопр., СПб., 1910, № 37-38.

    Образцы народной литературы якутов. Т. 1, ч. 1, вып. 4, СПб., 1910.

    Плащ и бубен якутского шамана. СПб., 1910. (Совместно с В. Н. Васильевым).

    Образцы народной литературы якутов. Т. 1, ч. 1, вып. 5. СПб., 1911.

    Приаянские тунгусы. - Живая старина, 1911, вып. 2,3. (Совместно с В. П. Цветковым).

    Словарь якутского языка. Вып. 3. СПб., 1912.

    Образцы народной , литературы якутов, собранные И. А. Худяковым. Т. 2, вып. 1. СПб., 1913.

    Очерки быта приянских тунгусов. - Сб. МАЭ, СПб., 1913, т. 2, вып. 1. (Совместно с В. П. Цветковым).

    Программа для исследования домашнего и семейного быта якутов. - Живая старина, СПб., 1913, вып. 1, 2. (Совместно с И. И. Майновым).

    Библиография якутской сказки, - Живая старина за 1912 год. Пг., 1914, вып. 2-4, с. 529-532.

    Путеводитель по Музею антропологии и этнографии им. Петра Великого. Галерея императора Петра Великого. Пг., 1915.

    Краткий русско-якутский словарь, 2-е изд. Предисл. А. Н. Самойловича. Пг., 1916.

    Образцы народной литературы якутов, записанные В. Н. Васильевым. Т. 3, вып. 1. Сказка: «Куруубай хааннаах Кулун Куллустуур». Пг., 1916.

    Словарь якутского языка. Вып. 4. Пг., 1916.

    Памяти рабочего Петра Алексеева. - Воля Народа, Пг., 1917, № 93.

    Словарь якутского языка. Пг., 1917. Вып. 5.

    Образцы народной литературы якутов, собранные И. А. Худяковым. Т. 2, вып. 2. Пг., 1918.

    Ф. С. Панкратов. (Некролог). – Вестн. литературы, 1920, № 11.

    Рабочий Петр Алексеев. Из воспоминаний. - Былое, М., 1922, № 19.

    Список рукописных материалов по верованиям и фольклору якутов исследователя Ионова В.М. – Изв. АН. Сер. VI, 1922, № 1-18.

    Якутские тексты, собранные Н. Припузовым. - Ежегодник востоковедения, 1922, т. 1, № 2 (на польск. яз.).

    Словарь якутского языка. Вып. 6. Пг., 1923.

    Из воспоминаний о каракозовце В. Н. Шаганове. - Каторга и ссылка, М., 1924, № 3, кн. 10.

    Отрывки из воспоминаний. - Каторга и ссылка, 1924, № 4, кн. 11.

    Материалы по якутскому обычному праву. (Три документа). — Сб. МАЭ, Л., 1925, т. 5, вып. 2, с. 657-708.

    Отрывок из воспоминаний Л. Г. Левенталя. - Каторга и ссылка, 1925, с. 102-105, кн. 3.

    Предания о том, откуда произошли якуты. - Сиб. живая старина, 1925, вып. 3-4.

    Словарь якутского языка. Вып. 7. Л., 1925.

    Якутские пословицы и поговорки. - Ежегодник востоковедения, 1925, т. 2, № 2 (на польск. яз.).

    Словарь якутского языка. Вып. 8. Л., 1926.

    Словарь якутского языка. Вып. 9. Л., 1927.

    Словарь якутского языка. Вып. 10. Л., 1927.

    Средняя якутская свадьба. - Вост. зап. РГО, 1927, т. 1, с. 201-222. (Совместно с Н. П. Поповым).

    Якутские загадки. - Ежегодник востоковедения, 1927, т. 2, вып. 2 (на польск. яз.).

    Словарь якутского языка. Вып. 11. Л., 1928.

    Среди якутов. (Случайные заметки). - В кн.: Очерки по изучению Якутского края. Вып. 2. Иркутск, 1928. (Совместно с Н. П. Поповым).

    Словарь якутского языка. Вып. 12. Л., 1929.

    Словарь якутского языка. Вып. 13. Л., 1930.

    Работы, политссыльных по изучению якутского языка во второй половине XIX в. - 100 лет якутской ссылки. Сб. якутского землячества. М., 1934. (Совместно с Н. П. Поповым).

    Якутская сказка. - В кн.: Сергею Федоровичу Ольденбургу. К 50-летию научно-общественной деятельности. Л., 1934.

    Песня о сотворении вселенной. - В кн.: Академия наук Н. Я. Марру. М.-Л., 1935.

    Реkаrskiу Е. Jакиt Dile Sözlügü. I (А-M). Istanbul, 1945.

    Словарь якутского языка. 2-е изд. Т. I-III, вып. 1-13.1959.

                                                                    РЕДАКТИРОВАНИЕ

    Материалы по этнографии России. Т. 1. Изд. этногр. отд. Рус. Музея императора Александра III. СПб., 1910.

    Общее обозрение Якутской области. 1892-1902 гг. Изд. Якутского обл, стат. Комитета. Памятная книжка Якутской обл. на 1901 год. Якутск, 1902.

    Трошанский В. Ф. Эволюция черной веры (шаманства) у якутов. - Учен. зап. Имп. Казанского ун-та; Казань, 1903, кн. 4.

    Трощанский В. Ф. Якуты в их домашней обстановке. - Живая старина, СПб., 1908, вып. 3, 4.

    Трощанский В. Ф. Земледелие и землепользование у якутов. -Сиб. вопр., СПб., 1908. № 31-32, 33-34.

    Трощанский В. Ф. Любовь и брак у якутов. - Живая старина, СПб., 1909, вып. 2-3.

    Трощанский В. Ф. Наброски о якутах Якутского округа. - Изв. О-ва археологии, истории и этнографии при Имп. Казанском ун-те. Казань, 1911, вып. 2-4. Отд. отт.

    Трощанский В. Ф. Опыт систематической программы для собирания сведений о дохристианских верованиях якутов. - Живая старина, СПб., 1911, вып. 2.

    Хороших П. П. Якуты. Опыт указателя историко-этнографической литературы о якутской народности. Иркутск, 1924.

    Шаганов В. Н. Н. Г. Чернышевский на каторге и в ссылке. СПб., 1907.

    Ястремский С. В. Грамматика якутского языка. Иркутск, 1900,

    Ястремский С. В. Образцы народной литературы якутов. Л., 1929.

                                                    ЛИТЕРАТУРА ОБ Э.К. ПЕКАРСКОМ

    Азадовский М. Э. К. Пекарский. - Сов. Этнография, 1934, № 5, с. 107.

    Андросов Н. Х. Э. К. Пекарский в Татте. - Хотугу Сулус, Якутск, 1978, № 12 (на якут. яз.).

    Андросов Н. Х. Эдуард Карлович Пекарский. - Кыым, 1957, 8 сент. (на якут. яз.).

    Армон В. Польские исследователи культуры якутов. Варшава, 1977 (на польск. яз.).

    Бартольд В., Ольденбург С., Крачковский И. 3аписка об ученых трудах Э. К. Пекарского. - Изв. АН СССР. Сер. 6. Л., 1927, т. 21, № 18.

    Библиографический словарь отечественных тюркологов. Дооктябрьский период /Прд ред. и с «Введением» А. Н. Кононова. М., 1974.

    Виноградов Н. Н. Новый Словарь якутского языка. - Живая старина, № 1, 1906.

    Гурвич И. С., Пухов И. В. Э. К. Пекарский.(К 100-летию со дня рождения). - Сов. Этнография, 1958, № 6.

    Искренняя благодарность академика. (На якутском языке). - Кыым, 1961, 13 ноября.

    Катаров Е. Г. Новейшие работы Э. К, Пекарского на польском языке. - Сов. этнография. Л., 1934, № 1-2.

    Калужинский С. Эдуард Пекарский и Вацлав Серошевский как исследователи религиозных воззрений якутов. - Еnhemer, 1964, т. 8, № 3, с. 27-37 (на польск. яз.).

    Калужинский С.  Польские исследователи якутов и их культуры. - In: Szkice z driejow polskiej orientaliszki. Warsrawa, 1966 (на польск. яз.).

    Котвич Владислав. Эдуард Пекарский. Некролог (1858-1934). Ежегодник востоковедения, 1934, т. 10, с. 441-442.

    Кулачиков С. Мысли об якутской литературе. - Автономная Якутия, 1927, 1 апр.

    Малов С. Памяти Э. К. Пекарского. - Соц. Якутия, 1939, 11 июля.

    М. А. К. Революционер-ученый. (К 45-летию работ Э. К. Пекарского над «Словарем якутского языка»). - Сборник трудов исследовательского общества «Саха кэскилэ», Якутск, 1927, вып. 1 (4).

    Новый словарь якутского языка. - Живая старина, СПб., 1906, вып. 1.

    О юбилейных торжествах, посвященных 45-летию работы Э. К. Пекарского над «Словарем якутского языка», см.: Красная газета, 1926, 9, 22, 26 ноября; Вечерняя Москва, 1926, 30 ноября; Ленинская правда, 1926, 3 ноября; Известия, 1926, 23 ноября; Власть труда (Иркутск), 1926, 23, 29 ноября; Автономная Якутия, 1926, 14 ноября; Варшавский еженедельник, 1927, 20 марта (на польск. яз.).

    Оконешников Е. И. Заметки о первом академическом выпуске «Словаря» Э. К. Пекарского. - Вопр. филологии. Якутск, 1970.

    Оконешников Е. И. Иллюстративные примеры в «Словаре якутского языка» Э. К. Пекарского. - Полярная звезда, 1972, № 2.

    Оконешников Е. И. О дополнительном материале к «Словарю якутского языка» Э. К. Пекарского. - Хотугу Сулус, Якутск, 1973, № 3 (на якут. яз.).

    Оконешников Е. И. Об особенностях смысловой характеристики слов в «Словаре якутского языка» Э. К. Пекарского. - В кн.: Тезисы докладов Всесоюзной тюркологической конференции. Алма-Ата, 1976.

    Оконешников Е. И. Э. К. Пекарский - выдающийся лексикограф. - Сов. тюркология, Баку, 1978, № 5.

    Оконешников Е. И. Олонхо как источник «Словаря якутского языка» Э. К. Пекарского. - В кн.: Эпическое творчество народов Сибири и Дальнего Востока, Якутск, 1978.

    Оконешников Е. И. Э. К. Пекарский (к 120-летию со дня рождения) - Востоковедческое обозрение, Варшава, 1979, № 1 (на польск. яз.).

    Ольденбург С. Предисловие. - Словарь якутского языка. Вып. 13, Л., 1930.

    Сборник отчетов о премиях и наградах, присуждаемых Императорской Академией наук. П. Отчеты за 1907 г. СПб., 1909, с. 206-208.

    Отзыв Д. чл. В. В. Радлова о трудах Д. чл. Э. К. Пекарского. - В кн.: Отчет Императорского Русского географического общества за 1911 г. СПб., 1912, с. 77-80.

    Охлопков В. Автор уникального словаря. - Кыым, 1971, 13 января (на якутск, яз.).

    Охлопков В. Якутский период ссылки Э. К. Пекарского. - Полярная звезда, 1973, № 1.

    Охлопков В. О Э. К. Пекарском и В. Л. Серошевском (по материалам ЦГА ЯАССР). - В кн.: Очерки истории этнографии, фольклористики и антропологии. Вып. 7. Л., 1977.

    Памяти революционера-ученого Эдуарда Карловича Пекарского, - Соц. Якутия, 1934, 15 июля.

    Петров Н., Барашков И. Академический словарь Э. К. Пекарского. - Кыым, 1957, 14 апр.

    Петров Н. Е., Барашков П. П. О «Словаре якутского языка» Э. К. Пекарского. (К 100-летию со дня рождения). - Изв. АН КазССР. Сер. филологии и искусствоведения. Алма-Ата, 1959, вып. 1 (2).

    Петров Н. Е. О графических особенностях и орфографии «Словаря якутского языка» Э. К. Пекарского. - В кн.: Вопросы уйгурской филологии. Алма-Ата,. 1961. (Труды Ин-та яз. и лит. АН КазССР).

    Попов А. А. О жизни и деятельности Э. К. Пекарского. - В кн.: Эдуард Карлович Пекарский. Якутск, 1958.

    Попов Г. А. Исследователи Якутского края. - Ленский коммунар, 1922, 10 янв.

    Попов П. В. Отрывок из воспоминаний. - В кн.: Эдуард Карлович Пекарский. Якутск, 1958.

    Поппе Н. Эдуард Карлович Пекарский. См. Отд. отт. из: Венгерские летописи. Берлин, 1927, т. 7, вып. 3-4 (на немец, яз.).

    Потапов С. Э. К. Пекарский продолжает свою работу. - Автономная Якутия, 1931, 14 июня.

    Пухов И. В. Э. К. Пекарский и изучение якутского фольклора. - В кн.: Эдуард Карлович Пекарский. Якутск, 1958.

    Радлов В. В. Ред. на кн.: Словарь якутского языка, составленный Э. К. Пекарским. Вып. 1, СПб., 1907. - Живая старина, СПб., 1907, вып. 4, с. 63-65.

    Самойлович А. Предисловие. - В кн.: Э. К. Пекарский. Краткий русско-якутский словарь. Пг., 1915.

    Самойлович А. Изучение и просвещение якутов. - Восток. Кн. 4. Л., 1924.

    Самойлович А. Н. Памяти Э. К. Пекарского. — Изв. АН СССР, Сер. 7. Отд-ние обществ, наук, М.-Л., 1934, № 10.

    Словарю Э. К. Пекарского сорок лет. – Соц. Якутия, 1947, 20 апр.

    Сухов А. А. Об одном словаре. - В кн.: Сборник трудов Научно-исследовательского института языка и культуры при СНК ЯАССР. Вып. 1, 1937, с. 157-167.

    Убрятова Е. И. Очерк истории изучения якутского языка. Якутск, 1945, с. 24.

    Харитонов Л. Н. «Словарь якутского языка» Э. К. Пекарского и его значение. — В кн.: Эдуард Карлович Пекарский. (К 100-летию со дня рождения). Якутск, 1958.

    Шустерман С. Выдающийся научный труд. – Соц. Якутия, 1960, 7 янв.

    Эдуард Карлович Пекарский. (К 100-летию со дня рождения). Якутск, 1958, с. 1-54.

                                                          СПИСОК СОКРАЩЕНИЙ

    Архив ЛО АН - Архив Ленинградского отделения Академии наук СССР.

    Архив ЛО ИВ - Архив Ленинградского отделения Института востоковедения Академии наук СССР.

    Архив РГО - Архив Русского географического общества СССР.

    Архив ЯФ СО АН - Архив Якутского филиала Сибирского отделения Академии наук СССР.

    ВСОРГО - Восточно-Сибирский отдел Русского географического общества.

    ВЯ - Вопросы языкознания.

    ЛС - Лексикографический сборник.

    МАС - Словарь русского языка АН СССР. Т. 1-4. М., 1957-1961.

    РЯС - Русско-якутский словарь /Под ред. П. С. Афанасьева, Л. Н. Харитонова. М., 1968.

    Сб. МАЭ - Сборник Музея антропологии и этнографии при Академии наук СССР.

    СД - Даль В. И. Толковый словарь живого великорусского языка 5-е изд. Т. 1-4. М., 1956.

    СС - Словарь синонимов русского языка /Сост. З. Е. Александрова. М., 1969.

    ГА ИО - Государственный архив Иркутской области.

    ЦГАЛИ - Центральный государственный архив литературы и искусства СССР.

    ЦГА ЯАССР —  Центральный государственный архив Якутской АССР.

    ЯРС - Якутско-русский словарь /Под ред. П. А. Слепцова. М., 1972.

    возвр. - возвратный залог

    возвр. - страд. - возвратно - страдательный залог

    заг. — загадка

    звукоподраж. - звукоподражательное слово

    и. д. - имя действия

    и. д. л. - имя действующего лица

    ласкат. - ласкательное

    межд. - междометие

    нар. - наречие

    перен. - переносное значение

    побуд. - побудительный залог

    пог. - поговорка

    посл. - пословица

    предл. - предлог

    прост. - просторечное

    разг. - разговорное

    см. - смотри

    совм.-взаимн. - совместно-взаимный залог

    ср. - сравни

    страд. - страдательный залог

    уменьшит.- уменьшительное

    ускор. — ускорительный вид

    устар. - устаревшее

    алт. - алтайское

    бур. - бурятское

    джаг. - джагатайское

    др.-тюрк. - древнетюркское

    каз. - казахское

    кар. - карагасское

    кач. - качинское

    кирг. - киргизское

    к.-кирг - кара-киргизское

    койб. - койбальское

    маньчж. - маньчжурское

    монг. - монгольское

    осм. - османское

    рус. - русское

    саг. - сагатайское

    сойот. - сойотское

    тел. - телеутское

    тунг. - тунгусское

    тюрк. - тюркское

    уйг. - уйгурское

    шор. - шорское

                                                                     ПРИМЕЧАНИЯ

                                                                           Введение

    1. См.: Щерба Л. В. Опыт общей теории лексикографии. - Изв. АН СССР. Отд-ние лит. и яз., 1940, № 3; Он же. Предисловие. - В кн. Русско-французский словарь. М., 1939; Фельдман Н. И. О специфике небольших двуязычных словарей. - ВЯ, 1952, № 2; Она же. Об анализе смысловой структуры слова в двуязычных словарях. - ЛС, 1957. вьп. 1; Она же. Окказиональные слова в лексикографии, - ВЯ, 1957, № 4; Она же. О границах перевода в иноязычно-русских словарях. - ЛС, 1958, вып. 3; Она же. Вопросы японско-русской лексикографии. Докт. дис. /Рукопись/. М., 1970; Берков В. П. Вопросы двуязычной лексикографии. (Словник). Л., 1973; Он же. Словарь и культура народа. - В кн.: Мастерство перевода. М., 1975; Гак В. Г. Некоторые общие семантические особенности французского слова в сравнении с русским и вопросы лексикографии. - ЛС, 1960, вып. 4; Он же. Опыт применения сопоставительного анализа к изучению структуры значения слов. - ВЯ, 1966, № 2; Он же. Сопоставительная лексикология. М., 1977; Терещенко Н. М. Вопросы лексики ненецкого языка и принципы построения двуязычных словарей языков разных систем и различной письменной традиции. Докт. дис. /Рукопись/. Л., 1967; Денисов П. Н, Основные проблемы теории лексикографии. Автореф. докт. дис. М., 1976.

    2. См.: Истрина Е. С. Заметки по двуязычным словарям. - Изв. АН СССР. Отд-ние лит. и яз., 1944, т. 3, вып. 2-3; Она же, Л. В. Щерба как лексикограф и лексиколог. - В кн.: Памяти Льва Владимировича Щербы. М., 1951; Боровиков А. К. Из опыта составления русско-национальных словарей. - ЛС, 1957, вып. 1; Он же. Лексикографическая традиция в словарях чагатайского языка. - ЛС, 1980, вып. 4; Юдахин К. К. Предисловие. - В кн.: Киргизско-русский словарь. М., 1965; Оруджев А. Г. Толковый словарь азербайджанского языка. - Изв. АН СССР. Отд-ние лит. и яз., 1949, т. 8, вып. 4; Он же. Азербайджанская советская лексикография. - ЛС, 1957, вып. 2; Он же. Теоретическое обоснование к «Толковому словарю азербайджанского языка». Автореф. докт. дис. Баку, 1962; Он же. К вопросу об отражении в русско-тюркских словарях лексико-грамматических особенностей русского языка. - ЛС, 1963, вып. 6; Юлдашев А. А. Принципы выделения и размещения в словарях тюркских языков звукоподражательных и образоподражательных слов. - В кн.: Тюркская лексикология и лексикография. М., 1971; Он же. Принципы составления тюркско-русских словарей. М., 1972; Севортян Э. В. О некоторых вопросах тюркской лексикографии. - ЛС, 1958, вып. 3; Баскаков А. Н. О некоторых типах турецких словарей. - ЛС, 1958, вып. 3; Он же. Явления лексикализации аффиксов в тюркских языках. - ЛС, 1960, вып. 4; Газизов Р. С. Из практики работы над составлением русско-татарского словаря. - ВЯ, 1954, № 2; Он же. Некоторые вопросы лексикографической работы в тюркоязычных республиках. - ЛС, 1958, вып. 3; Кенесбаев С.К. О смысловой характеристике слов (на материале словарей казахского языка). - В кн.: Труды Института языка и литературы АН КазССР, т. 1, Алма-Ата, 1959; Акабиров С. Ф. Некоторые вопросы разработки толкового словаря узбекского языка. – Обществ. науки в Узбекистане, 1964, № 6; Он же. Лексикографическая разработка терминологии в двуязычных словарях. Автореф. канд. дис. Ташкент, 1969; Он же. О границах и источниках толкового словаря узбекского языка. - В кн.: Тюркская лексикология и лексикография. М., 1971; Михайлов Г. Н. Принципы составления узбекско-русского словаря для узбекской школы. - Рус. яз. в. школе, 1960, № 6; Он же. Опыт лексикографического исследования узбекско-русских словарей, изданных в советский период. Канд. дис. /Рукопись/. Ташкент, 1961; и др.

    3. Объясняется это тем, что основной «Якутско-русский словарь», содержащий 25 300 слов, был издан после появления в свет указанной работы А. А. Юлдашева.

    4. См.: Убрятова Е. И. Труду О. Н. Бетлингка «Über die Sprache der Jakuten 120 лет! - В кн.: О. Н. Бетлингк. и его труд о языке якутов. Якутск, 1973, с. 9.

    5. См.: Über die Sprache der Jakuten. Grammatik /Text und Wörterbuch von Otto Böhtlingk. Sрb., 1851.

    6. Русско-якутский термино-орфографический словарь /Сост. П. А, Ойунский при участии С. П. Харитонова, Г. С. Тарского. М., 1935.

    7. Русско-якутский словарь /Сост. Н. Н. Павлов, И. Н. Попов, вып. 1. Якутск, 1948; вып. 2. Якутск, 1949.

    8. Русско-якутский словарь /Под ред. П. С. Афанасьева, Л. Н. Харитонова, М., 1968.

    9. Якутско-русский словарь якутского языка /Под ред. П. А. Слепцова. М., 1972.

    10. Словарь якутского языка /Сост. Э. К. Пекарским при ближайшем участии прот. Д. Д. Попова и В. М.. Ионова, вып. 1-13, 1899-1930.

    11. Самойлович А. Н. Памяти Э. К. Пекарского. - Изв. АН СССР. Сер. 7. Отд-ние обществ. наук, 1934, № 10.

    12. Здесь и в дальнейшем название «Словаря якутского языка» Э. К. Пекарского дается сокращенно: «Словарь».

    13. Сборник отчетов о премиях и наградах, присуждаемых Императорской Академией наук. П. Отчеты за 1907 г. СПб., 1909, с. 206-208.

    14. См.: Радлов В. В. Рец. на кн.: Словарь якутского языка / Сост. Э. К. Пекарским, вып. 1. СПб., 1907. - Живая старина, СПб., 1907, вып. 4, с. 65; Бартольд В., Ольденбург С. Крачковский И. Записка об ученых трудах Э. К. Пекарского.- Изв. АН СССР. Сер. 6, Л., 1927, т. 21, № 18.

    15. Самойлович А. Изучение и просвещение якутов. - В кн.: Восток, кн. 4. Л., 1924.

    16. Котвич В. Эдуард Пекарский. Некролог (1858-1934). - Ежегодник востоковедения, 1934, т. 10, с. 441-442.

    17. Архив ЛО АН, ф. 202, оп, 2, ед. хр. 534, л. 90. См. также: Азадовский М. Э. К. Пекарский. - Сов. этнография, 1934, № 5, с. 107.

    18. Убрятова Е. И. Очерк истории изучения якутского языка. Якутск, 1945, с. 24. См. также: Она же. Исследования по синтаксису якутского языка. М.-Л., 1950, с. 11; Она же. Опыт сравнительного изучения фонетических особенностей языка населения некоторых районов Якутской АССР. М., 1960, с. 4; Харитонов Л. Н. «Словарь якутского языка» Э. К. Пекарского и его значение. - В сб.: Эдуард Карлович Пекарский (к 100-летию со дня рождения). Якутск, 1958, с. 10-18. См. также: Он же. Современный якутский язык. Якутск, 1947, с. 44-46; Он же. Типы глагольной основы в якутском языке. М.-Л., 1954, с. 9.

    19. Калужинский С. Эдуард Пекарский и Вацлав Серошевский как исследователи религиозных воззрений якутов. - Еuhеmеr, 1964, т. 8, № 3, с. 27-37. См. также: Он же. Польские исследователи якутов и их культуры. - In: Szkice z driejow polskiej orientalistzki. Warszawa, 1966 (на польск. яз).

    20. См.: Сухов А. А. Об одном словаре. - В кн.: Сборник трудов Научно-исследовательского института языка и культуры при СНК ЯАССР, вып. 1, 1937, с. 157-167.

    21. Архив ЛО АН, ф. 202, оп. 1, ед. хр. 114, л. 133-135; оп. 2, ед. хр. 404, л. 1-7; Кулаковский (сб. докладов к 85-летию со дня рождения Алексея Елисеевича Кулаковского). Якутск, 1964, с. 82; Архив ЛО АН, ф. 202, оп. 2, ед. хр. 404, л. 1; ед. хр. 232, л. 2; Автономная Якутия, 1926, 14 ноября; 1927, 31 марта; Соц. Якутия, 1934, 15 июля.

                                                                              Глава I

    1. Отзыв Д. чл. В. В. Радлова о трудах Д. чл. Э. К. Пекарского. - В кн.: Отчет Императорского Русского географического общества за 1911 г. СПб., 1912, с. 77-80.

    2. Там же, с. 80-85.

    3. Там же, с. 80.

    4. См.: Отд, отт. из: Венгерские летописи. Берлин, 1927, т. 7, вып. 3-4 (на немецк. яз.).

    5. См.: Самойлович А. Н. Памяти Э. К. Пекарского. - Изв. АН СССР. Сер. 7. Отд-ние обществ, наук, 1934, № 10; Малов С. Памяти Э. К. Пекарского. - Соц. Якутия, 1939, 11 июля; Котвич Владислав. Эдуард Пекарский. Некролог (1858-1934 гг.).- Ежегодник востоковедения. 1934, т. 10, с. 441-442; Азадовский М. К. Э. К. Пекарский, с. 107; Соц. Якутия, 1934, 10 июля.

    6. Эдуард Карлович Пекарский. (К 100-летию со дня рождения). Якутск, 1958, с. 1-54.

    7. О статьях последнего времени см.: Армон В. Польские исследователи культуры якутов. Варшава, 1977 (на польск. яз.); Охлопков В. О Э. К. Пекарском и В. Л. Серошевском (по материалам ЦГА ЯАССР). - В кн.: Очерки истории, этнографии, фольклористики и антропологии, вып. 7. Л., 1977; Андросов Н. Х. Пекарский в Татте. - Хотугу Сулус, Якутск, 1978, № 12; Оконешников Е. И. Э. К. Пекарский - выдающийся лексикограф. -Сов. тюркология, Баку, 1978, №5; Он же. Э. К. Пекарский. (К 120-летию со дня рождения). - Востоковедческое обозрение, Варшава, 1979, №1 (на польск. яз.).

    8. В указанных статьях Б. Армона, С. Калужинского, В. Охлопкова, Н. Андросова и др. приводятся весьма ценные, но не систематизированные отрывочные сведения. Авторы и не ставили перед собой задачу исчерпывающего освещения затронутых ими вопросов.

    9. Архив ЛО АН, ф. 202, оп. 1, ед.хр. 18, л. 1-2.

    10. Там же, л. 15.

    11. ЦГА ЯАССР, ф. 12, оп. 15, ед. хр. 62, л. 6.

    12. Архив ЛО АН, ф. 202, оп. 1, ед.хр. 107, л. 140.

    13. Кумаланами в дореволюционной Якутии называли нетрудоспособных сирот, проживающих на иждивении наслежного общества.

    14. Архив ЛО АН, ф. 202, оп. 1, ед. хр. 114, л. 161.

    15. Там же, л. 77.

    16. Архив ЯФ СО АН, ф. 5, оп. 3, ед. хр. 846, с. 3.

    17. Приводим два таких случая. Соседний богач имел обыкновение каждой весной спускать воду из своего озера, не считаясь с интересами бедняков, у которых покосы оставались под водой. Жаловаться на него никто не смел. Э. К. Пекарский, воспользовавшись приездом участкового заседателя, подал на богача жалобу и добился запрещения такого самоуправства. Второй случай. После окончания сенокосных работ богачи выпускали свои табуны на волю, и они могли заходить на другие участки, вытаптывать траву, разбрасывать копны, подъедать стога. На жалобу обычно отвечали, что это табун из чужого наслега. Для того, чтобы предъявить иск хозяину, надо было поймать лошадей. Однажды Э. К. Пекарскому удалось загнать четырех коней, но их кто-то выпустил из загона. Тогда он, застав в другой раз коней на своем участке, подстрелил из ружья одного из них, и только таким путем он смог доказать, что табун принадлежал местному тойону. Однако тойон не стал предъявлять иск, так как богачи его побаивались, считая его не подчинившимся даже самому «белому царю-государю».

    18. Документ хранится в архиве Игидейской средней школы им. Э. К. Пекарского.

    19. Пекарский Э. К. Земельный вопрос у якутов. - Сиб. вопр., 1908, № 17-18, с. 14-28.

    20. ЦГАЛИ, ф. 92, оп. 1, ед. хр. 30, л. 11.

    21. Там же, л. 11.

    22. ЦГА ЯАССР, ф. 12, оп. 15, ед. хр. 62, л. 116.

    23. Архив ЯФ СО АН, ф. 5, оп. 4, ед. хр. 57, л. 36.

    24. Архив ЛО АН, ф. 202, оп. 2, ед. хр. 121, л. 1, 2.

    25. Там же, ед. хр. 230, л. 1.

    26. Там же, ед. хр. 170, л. 1.

    27. Там же, ед. хр. 259, л. 1.

    28. Там же, ед. хр. 111, л. 46.

    29. Копию его письма см. в архиве Игидейской средней школы им. Э. К. Пекарского.

    30. Библиографию и общую оценку этнографических работ Э. К. Пекарского см.: Отзыв Д. чл. В. В. Радлова о трудах Э. К. Пекарского; Самойлович А. И. Памяти Э. К. Пекарского; Иванов В. Н. Русские ученые о Якутии. Якутск, 1979.

    31. Пекарский Э. К., Осмоловский Г. Ф. Якутский род до и после прихода русских. - В кн.: Памятная книжка Якутской области на 1896 г., вып. 1. Якутск, 1895.

    32. Пекарский Э. К., Майнов И. И. Программа для исследования домашнего и семейного быта якутов. - Живая старина, СПб., 1913, вып. 1,2.

    33. Пекарский Э.К. Поездка к приаянским тунгусам (Отчет о поездке к Приаянским тунгусам в качестве члена Нелькано-Аянской экспедиции летом 1903 г.) - Изв. О-ва археологии, истории и этнографии при Казанском ун-те. Казань, 1904, т. 20, вып. 4-5.

    34. Пекарский Э. К., Цветков В. П. Очерки быта приаянских тунгусов. - Сборник Музея антропологии и этнографии при Императорской Академии наук, СПб., 1913, т. 2, вып. 1.

    35. Пекарский Э. К., Попов Н. П. Средняя якутская свадьба. - Вост. зап. РГО. 1927, т. 1, с. 201-222; Они же. Среди якутов (случайные заметки). - В кн.: Очерки по изучению якутского края, вып. 2. Иркутск, 1928.

    36. Об этом см.: Пекарский Э. К. Об организации суда у якутов. - Сиб. вопр., 1907, № 35, с. 15-18; № 36 с. 22-27; Он же. Недостатки законопроекта в земском самоуправлении в Сибири. - Там же, 1908, № 21-22, с. 8-11; Он же. Земельный вопрос у якутов. - Там же, 1908, № 17-18, с. 14-28; Он же. Кочевое или оседлое племя якуты? - Там же, 1908, № 37-38, с. 39-40; Он же. Материалы по якутскому обычному праву. (Три. документа). - Сб. МАЭ, Л., 1925, т. 5, вып. 2, с. 657-708.

    37. Об этом см.: Оконешников Е. И. Олонхо как источник «Словаря якутского языка» Э. К. Пекарского. - В кн.: Эпическое творчество народов Сибири и Дальнего Востока. Якутск, 1978.

    38. Архив ЛО АН, ф. 202, оп. 1, ед. хр. 57, л. 184.

    39. См.: Образцы народной литературы якутов /Под ред. Э. К. Пекарского. Т. 1. Тексты, вып. 1-5. СПб., 1907-1911.

    40. См.: Образцы народной литературы якутов, собранные И. А. Худяковым, т. 2, вып. 1. СПб., 1913; т. 2, вып. 2. Пг., 1918,

    41. См.: Образны народной литературы якутов, записанные В. Н. Васильевым, т. 3, вып. 1. Сказка «Куруубай хааннаах Кулун Куллустуур». Пг.; 1916.

    42. Пухов И. В. Э.К. Пекарский и изучение якутского фольклора. - В кн.: Эдуард Карлович Пекарский, Якутск, 1958, с. 33.

    43. Архив ЛО АН, ф. 202, оп. 2, ед. хр. 297, л. 14.

    44. См.: Пекарский Э. К. Заметка по поводу редакции «Верхоянского сборника». И. А. Худякова (Иркутск, 1890). - Изв. ВСОРГО, Иркутск, 1896, т. 26, № 4-5; Он же. Миддендорф и его якутские тексты. - Зап. Вост, отд-ния Русского археологического общества, т. 18, вып. 1. СПб., 1908; Он же. Подробное содержание якутского спектакля «Олонхо». - Живая старина, 1906, вып. 4; Он же. Чачахан. Якутская детская сказка. - Живая старина, 1906, вып. 2; Он же. Якутская детская сказка. - В кн.: Сергею Федоровичу Ольденбургу. К 50-летию научно-общественной деятельности. Л., 1934; Он же. Якутские тексты, собранные. Н. Припузовым. - Ежегодник востоковедения, 1922, т. 1, № 2 (на польск. яз.); Он же. Якутские пословицы и поговорки. - Там же, 1925, т. 2, № 2 (на польск. яз.); Он же. Якутские загадки. - Там же, 1927, т. 2, № 2.

    45. См.: Пекарский Э. К. Библиография якутской сказки. - Живая старина за 1912 год. Пг., 1914, вып. 2-4, с. 529-532.

    46. Архив ЛО АН, ф. 202, оп. 2, ед.хр. 516, л. 22.

    47. См.: Трощанский В. Ф. Эволюция черной веры (шаманства) у якутов. – Учен. зап. Имп. Казанского ун-та, кн. 4. Казань, 1903; Он же. Якуты в их домашней обстановке. - Живая старина, СПб., 1908, вып. 3,4; Он же. Любовь и брак у якутов. - Живая старина, СПб., 1909, вып. 2-3; Он же. Опыт систематической программы для собирания сведений о дохристианских верованиях якутов. - Живая старина, СПб., 1911, вып. 2; Он же. Наброски о якутах Якутского округа. - Изв. О-ва археологии, истории и этнографии при Имп. Казанском ун-те, Казань, 1911, вып. 2-4. Отд. отт.

    48. Наиболее значительные из них см.: Пекарский Э. К. О работах В. М. Ионова по шаманизму и фольклору. - Изв. ВСОРГО, СПб., 1898, т. 29, № 2; Он же. Памяти рабочего Петра Алексеева. - Воля народа, Пг., 1917, № 93; Он же. Рабочий Петр Алексеев. Из воспоминаний. - Былое, М., 1922, № 19; Он же. И. А. Худяков и ученый обозреватель его трудов. - Сиб. вопр., СПб., 1908, № 31-32; Он же. Кочевое или оседлое племя якуты? - Там же, 1908, № 37-38; Он же. Край губернаторского произвола. - Там же, 1910, № 37-38; Он же. Из воспоминаний о Каракозовце В. Н. Шаганове. - Каторга и ссылка, кн. 10, М., 1924, № 3; Он же. Отрывки из воспоминаний. - Каторга и ссылка, кн. 11, М., 1924, № 4; Он же. К материалам о народной медицине. Живая старина, 1909, вып. 1; Он же. Беллетристика Чернышевского. (Отрывок из воспоминаний В. Н. Шаганова о Н. Г. Чернышевском). - Рус. богатство, 1900, № 10; Он же. Еще о деле Н. Г. Чернышевского. - Наша жизнь, 1905, 1 февр.; Он же. Значение якутского языка в школах. - Сиб. вести, Красноярск, 1906, № 1-2; Его рецензии на работы других авторов. См.: Живая старина, 1906, вып. 4; 1907, вып. 1-3; 1908, вып. 1,4; Сиб. вопр., 1908, № 17-18, и др.

    49. Эти торжества широко освещались в местных и центральных газетах, а также в «Варшавском еженедельнике».

    50. Архив ЛО АН, ф. 202, оп. 2, ед.хр. 534, л. 90.

    51. На первой же странице «Предисловия» читаем: «Работа над словарем якутского языка была начата мною еще в 1881 году, т.е. в год приезда моего в Якутскую область».

    52. Архив ЛО АН, ф. 202, оп. 1, ед.хр. 127, л. 2.

    53. Пекарский Э. К. Предисловие, с. II.

    54. Якутские областные ведомости, 1895, 23 апр.

    55. Там же.

    56. Пекарский Э.К. Предисловие, с. IV.

    57. Архив ЛО АН, ф. 202, оп. 1, ед.хр. 122, л. 17.

    58. Там же, ед. хр. 57, л. 184.

    59. Там же.

    60. ГА ИО, ф. 213, оп. 1, ед. хр. 470, л. 8.

    61. Архив ЛО АН, ф. 202, оп. 1, ед. хр. 57, л. 147.

    62. Там же, ед. хр. 60, л. 19.

    63. ГА ИО, ф. 293, оп. 1, д. 79, л. 18.

    64. Там же, л. 72; д. 101, л. 168.

    65. Архив ЛО АН, ф. 202, оп. 1, ед.хр. 60, л. 58.

    66. Там же, ед.хр. 59, л. 72.

    67. Там же, л. 104.

    68. Там же, ед. хр. 61, л. 112.

    69. Там же, ед. хр. 89, л. 4.

    70. Там. же, ед. хр. 61, л. 5.

    71. ЦГАЛИ, ф. 92. оп. 1, ед. хр. 30, л. 43.

    72. Там же, л. 44.

    73. Попов П. В. Отрывки из воспоминаний. - В кн.: Эдуард Карлович Пекарский (к 100-летию со дня рождения). Якутск, 1958, с. 50.

    74. Там же.

    75. Там же.

    76. ГА ИО, ф. 293, оп. 1, ед.хр. 657.

    77. Там же.

    78. Архив ЛО АН, ф. 202, оп. 1, ед. хр. 56, л. 38.

    79. Там же, л. 49.

    80. Личный архив Д. Д. Попова со всеми его дневниками, этнографическими, фольклорными, лингвистическими записями и рукописями были преданы огню его родным сыном в 1899 г. См. Там же.

    81. Там же, ед. хр. .127, л. 7.

    82. ЦГАЛИ, ф. 92, оп. 1, ед. хр. 30, л. 3.

    83. Архив ЛО АН, ф. 202, оп. 1, ед. хр. 127, л. 7.

    84. Там же, оп. 2, ед. хр. 31, л. 2.

    85. Архив ЛО ИВ, ф. 22, оп. 2, № 1.

    86. Там же, оп. 1, № 46.

    87. Архив ЛО АН, ф. 202, оп. 2, ед.хр. 184, л. 69.

    88. Там же, л. 62.

    89. Там же, л. 65; ед. хр. 61, л. 112.

    90. Там же, ед. хр. 184, л. 65.

    91. Там же, ед.хр. 115, л. 34.

    92. Там же, л. 95.

    93. Архив ЯФ СО АН, ф. 4, оп. 9, ед. хр. 59, л. 1-9.

    94. Там же, ед. хр. 61, л. 1.

    95. Архив ЛО АН, ф. 202, оп. 1, ед.хр. 82, л. 87.

    96. Там же, оп. 2, ед.хр. 13, л, 1.

    97. См.: «Перечень» к 13 выпуску «Словаря якутского языка» (Л., 1930).

    98. Архив ЛО АН, ф. 202, оп. 1, ед.хр. 108, л. 84.

    99. Там же, ед. хр. 106, л. 33.

    100. Там же, оп. 2, ед. хр. 296, л. 2.

    101. Там же, л. 3.

    102. Мы не располагаем сведениями о жизни и личности А. Н. Никифорова. Известно только, что о нем в 1924 г. писал А. Н. Самойлович как о талантливом студенте-якуте, рано погибшем от туберкулеза. См.: Самойлович А. Изучение и просвящение якутов. - Восток, кн. 4, 1924, с. 185.

    103. Архив ЛО АН, ф. 202, оп. 1, ед. хр. 59, л. 108.

    104. Там же, ед.хр. 61, л. 27-28.

    105. Архив РГО, разд. 64, оп. 1, № 35, л. 127.

    106. Там же.

    107. Архив ЛО АН, ф. 202, оп. 1, ед. хр. 61, л. 28.

    108. Архив РГО, разд. 64, оп. 1, № 35.

    109.  Архив ЛО АН, ф. 202, оп. 1, ед.хр., 61, л. 4.

    110. Архив ЛО ИВ, разр. 2, оп. 4, № 25.

    111. Архив ЛО АН, ф. 202, оп. 1, ед. хр. 115, л. 68.

    112. Радлов В. В. Рец. на кн.: Словарь якутского языка. Сост. Э. К. Пекарским, вып. 1. СПб., 1907. - Живая старина, 1907, вып. 4, с. 63.

    113. Архив ЛО АН, ф. 202, оп. 2, ед.хр. 38, л. 1-16.

    114. Там же.

    115. Владислав Котвич. Эдуард Пекарский. Некролог. - Ежегодник востоковедения, Львов, 1934, т. 10, с. 442.

    116. Архив ЛО АН, ф. 202, оп. 2, ед.хр. 223, л. 1.

    117. Там же, л. 9.

    118. Там же, ед. хр. 312, л. 4.

    119. Там же, л. 9.

    120. Там же, ед.хр. 267.

    121. Там же, ед. хр. 195, л. 1,5,

    122. Там же, л. 51.

    123. Там же, л. 32.

    124. Там же, ед. хр. 267, л. 15.

    125. Там же, л. 21.

    126. Там же, ед. хр. 375, л. 4.

    127. Там же, ед. хр. 70, л. 1.

    128. Там же, л. 2.

    129. Там же, л. 6.

    130. Там же, л. 9.

    131. ЦГА ЯАССР, ф. 12, оп. 15, ед. хр. 62, л. 58-59.

    132. Там же, л. 55-56.

    133. Архив ЛО АН, ф. 202, оп. 1, ед. хр. 82, л. 2.

    134. ГА ИО, ф. 293, оп. 1, д. 66, л. 127.

    135. Там же, л. 23 и 126.

    136. Вост. обозрение, 1894, № 62, 71.

    137. ЦГАЛИ, ф. 92, оп. 1, ед. хр. 30, л. 42.

    138. Архив ЛО АН, ф. 202, оп. 1, ед. хр. 57, л. 118.

    139. Там же, ед. хр, 82, л. 16.

    140. Самойлович А. Изучение и просвещение якутов, с. 186.

    141. Соц. Якутия, 1934, 10 июля.

    142. Архив ЛО АН, ф. 202, оп. 1, ед. хр. 103, л. 48.

    143. Архив ЛО ИВ, разр. 2, оп. 4; Архив ЛО АН, ф. 202, оп. 1, ед. хр. 103. и 106; ЦГАЛИ, ф. 1209, оп. 1, ед. хр. 84. Вся литература, получаемая Э. К. Пекарским из Якутска, по мере ее использования для словарных целей направлялась в дар Академическому Азиатскому музею, входившему тогда в состав Института востоковедения. В результате в библиотеке этого института образовался якутский отдел (Архив ЯФ СО АН, ф. 5, оп. 1, ед. хр. 161). Директор Института востоковедения в письме к Э. К. Пекарскому от 3 марта 1932 г. «приносит благодарность за переданные в библиотеку ИВ газеты «Автономная Якутия», «Алданский рабочий», «Ленский водник» за 1931 год» (ЦГАЛИ, ф. 1209, оп. 1, ед. хр. 80, л. 1).

    144. Архив ЛО АН, ф. 202, оп. 2, ед.хр. 359, л. 53.

    145. Архив ЯФ СО АН, ф. 5, оп. 1, ед. хр. 161.

    146. ДМ хранится в Архиве ЛО ИВ, разр. 2, оп. 4, № 32

    147. ЦГАЛИ, ф. 1209, оп. 1, ед.хр. 75, л. 1.

    148. Там же, л. 2.

    149. Самойлович А. Н. Памяти Э.К. Пекарского, с. 745.

    150. Частичное участие в раскладке и редактировании ДМ принимали В. М. Наделяев и Н. С. Григорьев.

    151. Добавочные определения автора, во избежание повторений, даем в круглых скобках.

                                                                              Глава II

    1. В послесловии к «Словарю якутского языка» Э. К. Пекарского, написанном С. Ф. Ольденбургом (вып. 13. Л., 1930) сказано, что словарь содержит до 25 тысяч слов. Эта цифра, по-видимому, указывает количество самостоятельных лексических единиц без учета многочисленных вариантов слов, несамостоятельных компонентов различных словосочетаний и ономастики.

    2. Дьячковский Н.Д. Звуковой строй якутского языка, ч. 1. Якутск, 1971, с. 6-7.

    3. Пекарский Э.К. Предисловие, с. II.

    4. Там же, с. III.

    5. Там же.

    6. Ионов В., Пекарский Э. По поводу допущенного в «Словаре отступления от правописания акад. Бетлингка. - В кн.: Э. К. Пекарский. Словарь якутского языка, вып. 1. СПб., 1907, с. VIII.

    7. Там же, с. VIII.

    8. Там же, с. IX.

    9. Дьячковский Н. Д. Звуковой строй якутского языка, с. 36-37.

    10. Радлов В В. Словарь якутского языка. - Живая старина, СПб., 1907, вып. 1, с. 65.

    11. Ястремский С.В. в своей «Грамматике якутского языка» (Иркутск, 1900) обозначает палатализованные lj и нj повторением букв.

    12. Архив ЛО ИВ, ф. 22, оп, 1, № 1, л. 2.

    13. Архив ЛО АН, ф. 202, оп. 1, ед. хр. 59, л. 121.

    14. Об этом см.: Петров Н. Е. О графических особенностях и орфографии «Словаря якутского языка» Э.К. Пекарского. - В кн.: Труды Института языка и литературы АН КазССР. Вопросы уйгурской филологии. Алма-Ата, 1961, с. 53-59.

    15. Убрятова Е. И. Очерк истории изучения якутского языка. Якутск, 1945, с. 24.

    16. Здесь и в дальнейшем латинские обозначения Э. К. Пекарского из практических соображений передаются русскими буквами.

    17. Об этом см.: Петров Н. Е., Слепцов П. А., Барашков П. П. Очерк развития якутского литературного языка в советскую эпоху. Якутск, 1971, с. 55.

    18. Об этом см.: Харитонов Л. Н. Формы глагольного вида в якутском языке. М - Л., 1960, с. 138-175.

    19. Об этом см.: Харитонов Л. Н. Типы глагольной основы в якутском языке. М.-Л., 1954; Он же. Формы глагольного вида в якутском языке. М.-Л., 1960.

    20. Залоговые формы глаголов сгруппированы нами на основании специальных помет Э. К. Пекарского.

    21. Об этом см.: Харитонов Л. Н. Залоговые формы глагола в якутском языке. М.-Л., 1963, с. 88-95.

    22. Харитонов Л. Н. Формы глагольного вида в якутском языке. М.-Л., 1960, с. 47.

    23. Впервые наречия на -лыы были выделены С. В. Ястремским со ссылкой на Э. К. Пекарского в его «Грамматике якутского языка» (Иркутск, 1900).

    24. См.: Убрятова Е. И. Опыт сравнительного изучения фонетических особенностей языка наслегов некоторых районов Якутской АССР. М., 1960; Харитонов Л.Н. Современный якутский язык. Якутск, 1947; Дьячковский Н. Д. Звуковой строй якутского языка, ч. 1. Якутск, 1971; ч. 2. Якутск, 1977; Афанасьев П.С. Говор верхоянских якутов. Якутск, 1965; Барашков П. П. Звуковой состав якутского языка. Якутск, 1953.

    25. Убрятова Е.И. Опыт сравнительного изучения..., с. 138.

    26. Сюда не относим фонетически сросшиеся композиты типа: бүгүн 'сегодня'; быйыл 'этот год'.

    27. Юлдашев А. А. Принципы составления тюрко-русских словарей. М., 1972, с. 230.

    28. Там же, с. 265.

    29. Об этом см.: Севортян Э. В. О некоторых вопросах тюркской лексикографии. - ЛС, 1958, вып. 3; с. 115-116; Турсунов У. Т., Раджабов Р. Н. Из истории изучения омонимов в узбекском языке. - В кн.: Тюркская лексикология и лексикография. М., 1971, с. 37; Юлдашев А. А. Принципы составления тюркско-русских словарей, с. 230.

    30. Юлдашев А. А. Принципы составления тюркско-русских словарей, с. 230.

    31. Виноградов В. В. Теория и практика русской лексикографии. - ВЯ, 1956, № 5, с. 88.

    32. Пекарский Э. К. Предисловие, с. V.

    33. Убрятова Е. И. Опыт сравнительного изучения..., с. 4.

    34. Харитонов Л. Н. Типы глагольной основы в якутском языке. М.-Л,, 1954, с. 203.

    35. Щерба Л. В. Опыт общей теории лексикографии. - В кн.: Языковая система и речевая деятельность. Л., 1974, с. 279-280.

    36. Терещенко Н. М. Вопросы лексики ненецкого языка и принципы построения двуязычных словарей языков разных систем и с различной письменной традицией. Докт. дис., Л., 1967.

    37. Берков В. Б. Вопросы двуязычной лексикографии. (Словник). Л., 1973, с. 127.

    38. Юлдашев А. А. Принципы составления тюрко-русских словарей, с. 94.

    39. Архив ЛО АН, ф. 202, оп. 1, ед. хр. 10, л. 1.

    40. Здесь и далее вместо монгольских вертикальных начертаний ставится многоточие.

    41. Котвич В. Некролог (1858-1934). - В кн.: Ежегодник востоковедения. X. Львов, 1934, с. 442 (на польск. яз).

    42. Пекарский Э. К. Предисловие, с. III.

                                                                              Глава III

    1. См.: Щерба Л. В. Опыт обшей теории лексикографии. - В кн.: Языковая система и речевая деятельность. Л., 1974, с. 299; Истрина Е. Заметки по двуязычным словарям. - Изв. АН СССР. Отд-ние лит. и яз., 1944, т. 3, вып. 2-3, с. 86; Ахманова О. С. Очерки по общей и русской лексикологии. М., 1957, с. 51.

    2. См.: Слепцов П. А. Русские лексические заимствования в якутском языке. Якутск, 1964, с. 134-145.

    3. О толковании слов см.: Евгеньева Е. П. Определения в толковых словарях. - В кн.: Проблема толкования слов в филологических словарях. Рига, 1965, с. 8.

    4. Якутско-русский словарь /Под ред. П. А. Слепцова. М., 1972.

    5. Синонимические ряды определены на основании СС.

    6. Фельдман Н. И. О границах перевода в иноязычно-русских словарях. - ЛС, М., 1957, вып. 2, с. 102.

    7. Шарафутдинова К. А. Раскрытие значения слова в двуязычном узбекско-русском словаре. Автореф. канд. дис. Ташкент, 1963.

    8. Фельдман Н. И. Об анализе смысловой структуры слова в двуязычных словарях. - ЛС, М., 1957, вып. 1, с. 19.

    9. Виноградов В. В. Основные типы лексических значений слова. - ВЯ, М., 1953, № 5, с. 16.

    10. Виноградов В. В. Основные типы лексических значений слова, с. .16.

    11. Пекарский Э. К. Миддендорф и его якутские тексты. - Зап. Вост, отд-ния Имп. Рус. археол. о-ва, СПб., 1908, т. 18, вып. 1, с. 056: «Сколько раз приходилось мне слышать даже от очень толковых якутов в ответ на мою просьбу объяснить мне то или другое слово, те или другие выражения в песне или богатырской сказке, - неизменное: „так говорят в песнях”, „так говорят в сказках”, - и большего я не мог добиться, приходя часто в отчаяние от неуспешности своих попыток добраться до смысла какой-л. фразы».

    12. Степанов Ю. С. Основы общего языкознания. М., 1975, с. 13.

    13. Толковый словарь русского языка /Под ред. Д. Н. Ушакова, т. 1. М., 1935, с. ХХIV.

    14. Ахманова О. С. Очерки по общей и русской лексикологии, с. 52.

    15. Об этом см.: Виноградов В. В. Основные типы лексических значений слова, с. 28.

    16. Касарес X. Введение в современную лексикографию. М., 1958, с. 70.

    17. Ахманова О. С. Очерки по общей и русской лексикологии, с. 90.

    18. Виноградов В. В. Русский язык. 2-е изд. М., 1972, с. 18.

    19. Виноградов В. В. Основные типы лексических значений слова, с. 12.

    20. При этом нужно отметить, что современная лексикографическая теория и практика, конечно, значительно продвинулась со времен Э. К. Пекарского. Верно и то, что в значениях многих слов произошли существенные изменения. Некоторые значения слов архаизировались, отдельные былые пассивные значения стали более актуальными; происходит уточнение, углубление семантики некоторых многозначных слов. Однако в значениях многих слов активного словарного фонда существенных изменений не произошло, и в этом плане сопоставления словарных статей подобных слов, разобранных Э. К. Пекарским, с некоторыми коррективами вполне возможны с данными современного якутского языка.

    21. Фельдман Н. И. Об анализе смысловой структуры слова в двуязычных словарях. - ЛС, 1957, вып. 1, с. 19.

    22. Там же, с. 20.

    23. Виноградов В. В. Основные типы лексических значений слова, с. 17.

    24. Касарес X. Введение в современную лексикографию, с. 84.

    25. Там же, с. 82.

    26. В якутско-немецком словаре О. Н. Бетлингка отдельные значения заглавного слова выделены точкой с запятой в очень редких, явных случаях.

    27. Щерба Л. В. Опыт общей теории лексикографии. - В кн.: Языковая система и речевая деятельность. Л., 1974, с. 285.

    28. Там же.

    29. Слепцов П. А. К вопросу общей тенденции развития лексико-семантической системы якутского литературного языка после Октябрьской революции. - В кн.: Вопросы филологии. Якутск, 1970, с. 96.

    30. Азадовский М. Э. К. Пекарский. - Сов. этнография, М., 1934, № 5, с. 107.

    31. Пекарский Э. К. Предисловие, с. IV.

    32. Булаховский Л. А. Введение в языкознание, ч. 2. М., 1953, с. 33.

    33. Ожегов С. И. О структуре фразеологии. - ЛС, М., 1957, вып. 2, с. 32.

    34. Там же, с. 32.

    35. Канкава М. В. В. И. Даль как лексикограф. Тбилиси, 1958, с. 110.

    36. Там же, с. 125.

    37. Ожегов С. И. О структуре фразеологии, с. 34.

    38. Корлэтяну Н. Г. Вопросы фразеологии в двуязычных и толковых словарях. - В кн.: Материалы Всесоюзного лексикографического совещания. Фрунзе, 1964, с. 18.

    39. Ожегов С.И. О структуре фразеологии, с. 41.

    40. Корлэтяну Н.Г. Вопросы фразеологии..., с. 12.

    41. Григорьев Н. С. Актуальные проблемы якутской филологии. - Соц. Якутия, 1966, 28 мая.

    42. См.: Юдахин К. К. Киргизско-русский словарь. М.,1965, с. 10.

                                                                          Заключение

    1. О составе словника словарей типа тезаурус см.: Щерба Л. В. Опыт общей теории лексикографии. - В кн.: Языковая система и речевая деятельность. Л., 1974, с. 288; Князькова Г. П. К проблеме отбора слов в словарях. - В кн.: Современность и словари. Л., 1978, с. 20.

    2. Щерба Л. В. Опыт общей теории лексикографии, с. 282.

    3. Там же, с. 285-286.

    4. Об определении типа «Словаря» Э. К. Пекарского как тезаурус см.: Залеман К. Г. Отзыв о «Словаре якутского языка» Э. К. Пекарского. - В кн.: Сборник отчетов о премиях и наградах, присуждаемых Императорск. Академией наук. П. Отчеты за 1907 г. СПб., 1909, с. 206-208; Радлов В. В. Рец. на кн. «Словарь якутского языка, составленный Э. К. Пекарским». - Живая старина, СПб., 1907, вып. 4, с. 65.

    5. О типе «Словаря русского языка» под редакцией А. А. Шахматова см.: Щерба Л. В. Опыт общей теории лексикографии, с. 287; Истрина Е. С. А. А. Шахматов как редактор словаря русского языка. - Изв. Отд-ние лит. и яз., АН СССР. М., 1945, т. 5, вып. 5, с. 405-417; Филин Ф. П. Заметки по лексикологии и лексикографии. - ЛС, М., 1957, вып. 1, с. 36; Шиманская И. Н. Академический словарь русского языка под редакцией академика А. А, Шахматова. Автореф. канд. дис. Л., 1964.

    6. Щерба Л. В. Опыт общей теории лексикографии, с. 287.

    7. Там же, с. 286.

                                                                        Библиография

    1. Об остальных статьях и рецензиях Э. К. Пекарского см.: Радлов В. В. Список печатных работ Э. К. Пекарского. - В кн. Отчет Императорского Русского географического общества за 1911 г. СПб., 1912, с. 80-85.

    [C. 1-141.]