ЖИЗНЬ И ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ
В этом году исполняется 100-летне со дня рождения Николая Николаевича Грибановского — крупного советского библиографа, одного из организаторов библиотечного и музейного дела в Якутии, ученого-краеведа и книголюба.
Н. Н. Грибановский родился 5 сентября 1880 г. в г. Охотске Приморской области (ныне Хабаровского края) в семье врача [* Якутская республиканская библиотека. Рукописный фонд, оп. 1, д. 17, л. 5. (Далее — Рукописный фонд ЯРБ).]. Семья Грибановских в 1881 г. в связи с назначением отца уездным врачом переехала в Якутск. С того времени Н. Н. Грибановский навсегда связал свою судьбу с Якутией. Отец умер рано, и он был вынужден оставить учебу в реальном училище. В свои восемнадцать лет Грибановский стал кормильцем семьи. Материальные затруднения, долгие годы пребывания в мелких чиновниках — эта тяжелая доля не миновала выходца из небогатой семьи. Николай Николаевич юношей с пятиклассным образованием становится канцелярским служителем второго разряда в казначействе, четыре года работал казначеем, делопроизводителем, пом. бухгалтера в Якутском областном управлении. Когда в 1909 г. был уволен с работы по политическим мотивам, уезжал на год в Иркутск — служил в казенной палате. Вернувшись, он работает в Якутском областном суде. К 1917 г. Н. Н. Грибановский дослужился до коллежского асессора, то есть до восьмого класса по существовавшей тогда четырнадцатиклассной системе гражданских чинов. Женился в 1904 г. на дочери коллежского советника Александре Николаевне Москвиной. Детей у Грибановских было пятеро: сын и четыре дочери.
Дореволюционная деятельность Н. Н. Грибановского совпала с периодом революции 1905-1907 гг., с годами реакции и империалистической войны, когда в умах и настроении людей происходили сложные и глубокие перемены. Если служба для Николая Николаевича была житейской необходимостью, то его общественная деятельность обусловлена той духовной потребностью, которая была свойственна передовым людям того времени.
Любознательный и прогрессивно настроенный молодой человек на следующий же год после поступления на службу стал принимать участие в работе Якутской народной библиотеки-читальни, открывшейся 9 августа в 1898 г. на средства общественности. Ее фонд был невелик и состоял всего из 1247 книг и журналов за прошлые годы и 19 названий журналов и газет за 1898 г. [* Скупченко В. И. Из истории библиотечного дела в Якутии. — В кн.: Якутская республиканская библиотека им. А. С. Пушкина. Якутск, 1966, с. 9.] Наряду с Якутской городской публичной библиотекой библиотека-читальня стала второй общедоступной библиотекой в городе, куда ходили мелкие чиновники, чернорабочие, кучера, политссыльные и пользовались книгами бесплатно и без залога. Участие Николая Николаевича в работе этой библиотеки заключалось в том, что он, помимо выдачи книги, платил взносы на приобретение литературы и содержание самой библиотеки. Он был членом ревизионной комиссии ее правления [* Якутская мысль, 1909, 19 февр.].
В 1904-1909 гг. Н. Н. Грибановский заведует библиотекой служащих Якутского областного управления. В 1909 г. был сотрудником газеты «Якутская мысль» [* Первая в Якутии неофициальная гражданская газета. Стала выходить с 1 июня 1907 г. под названием «Якутский край». После запрещения в начале 1908 г. выходила под новым названием «Якутская жизнь». «Якутская мысль» — это ее третье название, принятое ею после очередного закрытия. В сентябре 1909 г., не выдержав постоянное преследование, газета прекратила свое существование.]. Далее Николай Николаевич свою деятельность как библиофил и краевед продолжает уже в Якутском отделе Русского географического общества, образованного в 1911 г. Он, как его активный член, в декабре 1913 г. избирается распределителем дел отдела, то есть его секретарем. В 1914-1916 гг. Николай Николаевич создает при отделе первую в Якутии научную библиотеку. В 1915-1922 гг. заведовал Якутским краеведческим музеем, который принадлежал также географическому обществу. В эти же годы им написано большинство статей по краеведению. Он много внимания уделял выявлению, изучению и хозяйственному освоению богатств недр края. Им составлен список минералов, найденных когда-либо на территории Якутии. Были случаи, когда сам Николай Николаевич участвовал в экспедициях.
Вся эта деятельность Н. Н. Грибановского до революции прошла в обстановке неприязни и недоброжелательства. Так, работа в библиотеках и неофициальных газетах была далеко не любительским занятием...
[С. 5-7.]
Иное отношение испытал Н. Н. Грибановский к себе и к своей деятельности в годы Советской власти. Он, после четырех лет работы счетоводом, контролером, статистиком в потребительской кооперации «Холбос», в 1925 г. назначается научным сотрудником Народного комиссариата просвещения и здравоохранения со специальным заданием докончить указатель «Библиография Якутии». Собственно с тех пор Николай Николаевич и стал работать по призванию: в 1928-1929 гг. он директор Якутской национальной библиотеки, остальная часть жизни им отдана любимому делу — библиографии.
Н. Н. Грибановский прежде всего известен и дорог нам как выдающийся библиограф. Его основная работа — «Библиография Якутии». Над ней автор трудился более тридцати лет. Этот труд состоит из десяти частей, из которых к настоящему времени изданы три части в четырех выпусках — первые две части Советом производительных сил АН СССР в 1932-1935 гг., третья часть, подготовленная к печати Библиотекой АН СССР, в 1965 г. в Якутске. Указатель, объем которого при полном издании будет равен приблизительно 120 печатным листам, насчитывает в себе 30 тысяч библиографических названий и охватывает 140-летний период истории Якутии с 1791 г. по 1931 г. Известно, что 23 тысячи карточек, составленные автором дополнительно, остались не приобщенными к тем карточкам, которые в свое время были переданы в Академию наук СССР. Неопубликованные части «Библиографии Якутии» в количестве 9496 карточек сейчас находятся в Якутской республиканской библиотеке имени А. С. Пушкина.
К сбору материала для своего основного труда Николай Николаевич приступил в 1909 г. Об этом четко указано в предисловии к третьей части «Библиографии Якутии», написанном в 1938 г.
Работу автора над «Библиографией Якутии» условно можно разделить на три этапа.
Первый этап схватывает период с 1909 г. по февраль 1925-г. и характерен тем, что автор занимается сбором материала в одиночку при отсутствии подробных и систематических библиографических указателей как по Сибири, так и по Якутии. Правда, у Н. Н. Грибановского были предшественники: В. А. Приклонский и П. П. Явловский, — которые опубликовали указатели литературы по Якутской области соответственно в 1893 и 1899 гг. [* Приклонский В. А. Материалы для библиографии Якутской области — Иркутск: 1893 — 83 с. Явловский П. П. Систематический указатель статей, помешенных в неофициальной части «Якутских епархальных ведомостей за первое десятилетние их издания». (1884-1897). — Сергиев посад, 1898. — 76 с.] Были у него и современники, например Н. Е. Олейников, Э. К. Пекарский, занимавшиеся библиографией для нужд своей повседневной работы. Эти источники для создания всеобъемлющей универсальной библиографии родного края не могли служить серьезной подмогой. Другим препятствием было то, что многие авторы имели обыкновение не подписываться под своими печатными произведениями или же их выпускали под псевдонимом. И Николай Николаевич для установления авторства и расшифровки псевдонимов вынужден был вести широкую переписку с людьми, разбросанными по всей стране. Для изыскания библиографических источников и выяснения некоторых материалов переписка также являлась единственно возможным средством получения желаемой информации. А детальная проверка собранного материала, как правило, производилась путем опроса старожилов и тех немногих краеведов, проживавших тогда в г. Якутске...
[С. 8-9.]
Работу над «Библиографией Якутии» Н. Н. Грибановский не прекращал до самой смерти, последовавшей в апреле 1942 г. [* Шафрановский К. И. Н. Н. Грибановский и библиография Якутии. — Библиотечно-библиографическая информация библиотек АН СССР и академий наук союзных республик, М., 1963, № 46, с. 97.] в блокированном Ленинграде.
«Библиография Якутии» — ценнейшее справочное пособие. Известный советский библиограф и книговед Н. В. Здобнов в 1934 г., когда только начиналось его издание, отметил, что «труд бесспорно капитальный и является крупным вкладом в краевую библиографию» [* Советское краеведение, 1934, № 11, с. 24.].
Кроме этой громадной по объему, значительнейшей работы, Н. Н. Грибановским, по его же данным, составлено 11 самостоятельных тематических указателей с общим объемом 34 печатных листа [* Рукописный фонд ЯРБ, оп. 1, д. 3, лл. 42-45.]. Это указатели:
— о вилюйском периоде ссылки великого русского революционера-демократа Н. Г. Чернышевского;
— о первом профессиональном революционере из среды рабочего класса России П. А. Алексееве;
— о революционере и ученом-фольклористе И. А. Худякове;
— о народном герое Якутии В. Федорове-Манчары;
— о монастыревцах;
— о романовцах;
— об авторе «Словаря якутского языка» академике Э. К. Пекарском;
— о первом революционере и ученом из якутов К. Г. Неустроеве;
— о гражданской войне в Якутии;
— о периодической печати Якутии на русском и якутском языках;
— о писаницах Якутии.
Из этих работ опубликован только указатель «Н. Г. Чернышевский в Вилюйской ссылке». К этим указателям добавим «Библиографический указатель по Колымскому краю», изданный при его участии в 1931 г. в Иркутске. Опубликованы также списки литературы о Якутской республиканской библиотеке, Якутском музее и, почему-то невключенный автором в упомянутый выше список, составленный им самим в 1940 г., указатель «Якутский острог». Рукопись последнего находится в фондах республиканской библиотеки...
[С. 12-13.]
Глава III
ЭВОЛЮЦИЯ ШАМАНИЗМА В ПРЕДБАЙКАЛЬЕ И ЗАБАЙКАЛЬЕ В ПЕРИОД
РАЗЛОЖЕНИЯ ПЕРВОБЫТНООБЩИННОГО СТРОЯ И ОБРАЗОВАНИЯ
РАННИХ ГОСУДАРСТВЕННЫХ ОБЪЕДИНЕНИЙ
(конец I тыс. до н. э. — I тыс. н. э.)
*
2. СРАВНИТЕЛЬНО-ИСТОРИЧЕСКАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА
ТРАДИЦИОННЫХ ВЕРОВАНИЙ ТЮРКО-МОНГОЛЬСКИХ НАРОДОВ
И ПРОБЛЕМА ЦЕНТРАЛЬНОАЗИАТСКОГО ШАМАНИЗМА
*
Сравнительная характеристика обрядовой системы и терминологии
...2. Сасали (сасал). Под «сасали» буряты подразумевают обряд жертвенного окропления вином, молочным продуктом и чаем. В прошлом существовал обычай делать «мяхан сасали» — разбрасывание кусочков мяса. Сасали (сасал) означает «окропление, обрызгивание, разбрызгивание». Такое же значение имеет чачал (шачил) у тувинцев и алтайцев. У якутов обряд разбрызгивания, окропления называется «ысыах». По словарю Э. К. Пекарского, ысыах (кропление) образовано от глагола ыс (разбрасывать, прыскать, сеять, веять, кропить, брызгать) [* Пекарский Э. К. Словарь якутского языка, т. 3, стб., 3825.], параллельного общетюркским айа, чач, сач, сас (рассеять, рассыпать, кропить, брызгать, делать возлияние), монголо-бурятскому цацах, сасах с теми же значениями [*Антонов Н. К. Материалы по исторической лексике якутского языка, Якутск, 1971, с. 434.]...
[С. 178.]
6. Идыга (идыг, ытык). Так назывались священные горы у древних тюрок: тамар ыдыг, ытык Этугеи и т. д. У тувинцев священные горы назывались ыдык-таг и существовали моления горам с посвящением им идык, т. е. домашних животных [* Потапов Л. П. Очерки народного быта тувинцев, с. 357, 359.]. У якутов ытык озпачает: 1) «жертва, жертвенный»; 2) «почитаемый, уважаемый, святой, священный»; 3) в соединении с другими именами употребляется как часть имени для выражения почтения: ытык хай— «почитаемая гора» [* Пекарский Э. К. Словарь якутского языка, т. 3, стб. 3847-3848.]. П словарю В. В. Радлова, ыдык — 1) «посланная от бога судьба»; 2) «посланный (богом), счастливый, благословенный, благой» [* Радлов В. В. Опыт словаря тюркских наречии, т. 1, ч. 2. Спб, 1888, стб. 1381, 1382.]...
7. Худай (Кудай), Байтаг, Манхай. В тюркских языках Худай (Кудай) означает «бог», «божество»...
[С. 181.]
Название горы «Манхай» возводимо к тюркским языкам: основа мал означает «окружить забором, караулить, оберегать, охранять, загородок, загон для маралов»; а кай (бур. хай) — «скала, утес, гора» [* Пекарский Э. К. Словарь якутского языка, т. 2, стб. 1513; Баскаков И. А. Географическая номенклатура в топонимии Горного Алтая. — В кн.: Топонимика Востока. М., 1969, с. 70.].
По-видимому, гора Манхай, как и Байтаг и Идыга, еще в дотюркское время служила местом охоты и тотемно-оргиастического обряда — тайлгана. Эта традиция перешла к курыкапам, а от последних — к монголоязычным булагатам.
Таким образом, имеются достаточные основания утверждать, что Кудинская долина была священной еще в глубокой древности. Для тюркоязычного населения — курыканов она, вместе с Манхаем, Идыгой и Байтагом, была такой же родной, близкой, священной, как и для последующих его насельников — предков современных булагатов и эхиритов. Предки якутов, уйдя на север, не забыли свои прежние священные места, сохранили их названия в языке, устном народном творчестве...
[С. 183.]
ПРЕДИСЛОВИЕ
Фольклор народов Якутии все больше и больше привлекает внимание исследователей. Интересуются народной поэзией якутов, эвенов, эвенков и юкагиров не только фольклористы, но и этнографы, историки, литературоведы, искусствоведы. Это закономерно. Якутия является одним из немногих районов земного шара, где сохранились в живом бытовании образцы устной поэзии...
Статья Н. В. Емельянова представляет собой опыт характеристики роли мифологии в формировании сюжетосложения героического эпоса якутов на основе текста олонхо, записанного в 90-х годах прошлого столетия М. Н. Ионовой, знатоком якутского языка и фольклора, деятельным помощником Э. К. Пекарского во время подготовки его знаменитого «Словаря якутского языка». В статье дается анализ имен якутских божеств, названных в олонхо М. Н. Ионовой...
[С. 3.]
*
УДК 894 387
Н. В. Емельянов
МИФОЛОГИЧЕСКИЕ БОЖЕСТВА В ОЛОНХО
«ПОТОМКИ ЮРЮНГ АЙЫЫ ТОЙОНА»
И «БААЙ БАРЫЫЛААХ — ДУХ-ХОЗЯИН ЧЕРНОГО ЛЕСА»
Э. К. Пекарским в 1911 г. в издаваемых под его редакцией «Образцах народной литературы якутов» были опубликованы олонхо «Потомки молочно-белотелого Юрюнг Айыы Тойона» и «Баай Барыылаах — дух-хозяин черного леса», записанные сказительницей М. Н. Ионовой-Андросовой, большим знатоком старинных верований, обычаев и быта якутов [* Образцы народной литературы якутов, собранные Э. К. Пекарским. Т. 1. Вып. 5. СПб., 1911, с. 401-423.].
Тексты представляют собой вступительные части олонхо, основная сюжетная часть отсутствует. Тем не менее они имеют большую научную ценность: только в этих вступительных частях олонхо сохранились в какой-то степени целостные мифологические сказания о якутских божествах.
Вступительная часть олонхо «Потомки молочно-белотелого Юрюнг Айыы Тойона» в кратком изложении на русском языке такова.
На нижнем краю восьмиярусного неба, на верхней стороне трехъярусного неба, в стране с незаходящим солнцем жил молочно-белотелый Юрюнг Айыы Тойон с женой Аджынга Сиэр. У них было девять подобных журавлям сыновей, восемь подобных белым стерхам дочерей. Они имели многочисленный народ-улуус кюн джёлют, родней имели айыы намысын шаманок.
Старшего сына звали Чынгыс Хааном, следующего за ним — Джёсёгёй Айыы, третьего — Кытай Бахсыылой, четвертого — предсказателем, судеб среднего мира Сээркээн Сэсэном, пятого сына — писарем Усун Джурантаайы, имеющим огромнейший архив, шестого сына — Тюенэ Монгол Тойоном, седьмого сына — духом-хозяином темного леса Баай Барыылаахом, восьмого сына —Тойон Кулутом (родившийся недоношенным, имеющий бессмертный дух); девятого — Игии Тогуу.
Дочерей звали: первую — ставшая старшей сестрой восьми айыысыт Эйэн Иэйэхсит Хаан Айыысыт, вторую — дух-хозяйка земли Манган Мангхалыын, третью — Уот Кындыалана, четвертую — Сэбигирэй Манган, пятую — Юрюнг Молчой, шестую — Кус Хангыл, седьмую — Эттэ Эппитинэн Этэрикээн, восьмую, самую младшую из девяти сыновей и восьми дочерей, — Хаачылаан Куо.
Юрюнг Айыы Тойон определил местожительство каждого своего потомка. Старшего сына Чынгыс Хаана он поселил на трехъярусном небе и назначил его властителем судеб тридцати девяти племен верхнего мира, тридцати племен среднего мира и двадцати семи племен нижнего мира. Второй сын Джёсёгёй Айыы по указанию отца поселился на границе неба и земли у трех берез и был назначен божеством конного скота, обитающего в среднем мире.
Для сына Кытай Бахсыылы отец выбрал местом жительства страну, находящуюся на границе среднего и нижнего миров, и определил быть великим кузнецом для племен трех миров и духом-родоначальником всех кузнецов.
Сээркээну Сэсэну было предназначено стать всевидящим оком и всеслышащим ухом людей среднего мира. С тех пор он живет на северном мысе моря Нудулу Уот, среди густого леса, домом ему служит бурелом с дуплистым пнем.
Местом жительства писаря племен трех миров Усун Джурантаайы отец выбрал трехъярусное небо.
Духа-хозяина огня Аан Уххан Эсэ Кюена Кегеччер Хатан Тэбиэрийэ Быыра Бырджа вместе с духом-хозяйкой дома Джиэрдилэ Бахсыылой и духом-хозяйкой хлева Ньааджы-Джангха поселили в средний мир и предназначили быть им добрыми духами-хранителями благополучия людей среднего мира.
Тойон Кулута по велению отца заковали в кандалы, посадили в крутящийся железный амбар, висящий в пространстве между небом и землей, закрыли тремя железными дверями и повесили огромный замок.
Тюёнэ Монгол с Кус Хангыл по указанию Юрюнг Айыы Тойона отправились в благословенный средний мир и нашли там уже приготовленные для них богами богатство, скот, лошадей и крепкий дом. И они стали жить-поживать счастливо и сытно...
* * *
Айыы — в якутской мифологии общее название добрых божеств, олицетворяющих собою начало творчества и добра [* Эргис Г. У. Очерки по якутскому фольклору. М., 1974, с. 125-126.]. Юрюнг Айыы Тойон в словаре Пекарского переводится Белый создатель-господин [* Пекарский Э. К. Словарь якутского языка АН СССР. М., 1958, стлб. 47-49.]. В данном олонхо Юрюнг Айыы Тойон выступает прародителем всех айыы и духов-хозяев и определяет их деятельность. Все добрые мифологические персонажи олонхо — сыновья и дочери Юрюнг Айыы Тойона. Верховное божество имеет многочисленный улус: мужчин — кюн джелют (күн дьөлүт) и женщин — удаганок айыы намысын, т. е. божественно нежных шаманок. Юрюнг Айыы Тойон — божественный глава мифологического племени айыы, к которому относится и род саха-ураангхай. Г. В. Ксенофонтов пишет, что якуты в своих верованиях Юрюнг Айыы, бога творца и вседержателя мира, представляют антропоморфным и единоличным, у него нет ни жены, ни детей, а в былинах, т. е. олонхо, он имеет семью [* Ксенофонтов Г. В. Эллэйада. М., 1977, с. 241.]. Как верно отметил В. Ф. Трощанский, Юрюнг Айыы Тойон, установив жизнь и порядки в среднем мире, «не вмешивается по своей инициативе в личные дела отдельного человека, не влияет по выбору на его благосостояние и не выслушивает его личных просьб; только герои сказок, попав в такое положение, что их гибель неминуема, обращаются к нему, и он оказывает им помощь» [* Трощанский В. Ф. Эволюция черной веры (шаманство) у якутов. Казань, 1902, с. 32.]...
[С. 12-14.]
Джёсёгёй Айыы — один из главных божеств поверия якутов, покровитель конного скота. Джёсёгёй Айыы иногда в олонхо и легендах появляется в образе белого жеребца. Богатырь просит у него предназначенного ему коня, который спускается по благословенному перевалу Джёсёгёя в средний мир. В устной поэзии и молениях Джёсёгёю сопутствует эпитет Уордаах — грозный. Джёсёгёй имеет несколько имен: Джёсёгёй Айыы Тойон, Кюрюе Джёсёгёй, Уордаах (Грозный) Джёсёгёй, сылгы айыысыта (божество лошадей) [* Пекарский Э. К. Словарь..., стлб. 854. Ксенофонтов Г. В. Эллэйада, с. 239.]...
[С. 15.]
Мифологический кузнец Кытай Бахсыыла назван третьим сыном Юрюнг Айыы Тойона. Он считается покровителем кузнечного дела и духом-создателем великих кузнецов и шаманов (улуу уус уонна улуу ойуун төрдө). В олонхо богатыри айыы обращаются к нему с просьбой сделать богатырские доспехи и вооружение. По определению небожителей, богатыри айыы проходят закалку в горниле мифического кузнеца. Его местожительство находится почти в нижнем мире, по внешнему облику он не походит на людей айыы, и его портрет рисуется сказителями ближе к облику абаасы, он не причисляется к разряду злых духов, но и не относится к айыы (добрым божествам). В различных олонхо можно встретить разные вариации его имени: Кытай (Кыдай) Бахсы тойон, Кыдай Махсыын, Кудай-Бахсы, Күүдэй Бахсыытай уустар и др. [* Пекарский Э. К. Словарь..., стлб. 1441.].
Сээркээн Сэһэн — мифический мудрец, всезнающий старик, дающий советы богатырям и указывающий им путь. Знает все, что делается во всех трех мирах, знает судьбы всех людей. Он дал название всем рекам, горам, озерам, урочищам. Сам он такого маленького роста, что шкура одной белки ему служит и дохой и шапкой, глаза у него острые, борода длинная, доходящая до колен. Живет в лесу, построив юрту под старым пнем, откуда идет тонкий дым [* Пекарский Э. К. Словарь..., стлб. 2176-2177.]. Имя его в переводе А. Е. Кулаковского означает «красноречивый говорун» [* Кулаковский А. Е. Научные труды. Якутск, 1979, с. 65.]...
Название духа-хозяина в различных олонхо разное. Оно сложное и длинное. В словаре Пекарского имеются следующие имена духа-хозяина огня: Аан Дархан Тойон, Кыырык Төбө Тойон, Түөнэ Монгол [* Пекарский Э. К. Словарь..., стлб. 991.]. Аан Дархан — Почтенный, а Кыырык Төбө — Седая Голова...
[С. 16-17.]
Юрюнг Айыы Тойон назначает свою дочь Хаам Айыысыт богиней, сотворяющей сюр и кут человека, и поселяет ее на восточной окраине неба. Айыысыт — общее название богинь, покровительствующих размножению людей, конного и рогатого скота, собак и лисиц [* Пекарский Э. К. Словарь..., стлб. 54.]. Хаам Айыысыт в данном случае — собственное имя богини, дающей душу (сүр-кут) человеку и покровительствующей роженицам. Во многих олонхо и песнях наравне с Айыысыт упоминается другая богиня Иэйэхсит. По И. А. Худякову, Айыысыт — создательница жизни, а Иэйэхсит — хранительница людей, т. е. Айыысыт дарит людям жизнь, а Иэйэхсит заботится о людях, чтобы они жили благополучно...
В олонхо «Старик со старухой», записанном И. А. Худяковым в 60-х годах прошлого столетия, по просьбе лошади Айыысыт спускается в средний мир, чтобы принять роды. Она появляется в образе священной кобылы, катается около дома и превращается в почтенную женщину Айыысыт, принимает роды и проводит в среднем мире три дня и три ночи, а потом взлетает на небеса. В другом сказании Айыысыт и Иэйэхсит спускаются вместе и помогают разрешиться от бремени женщине среднего мира, «но неизвестно откуда взялся вихрь, вырвал окна, выкрутил все на двор и унес новорожденного дитятю. Создательницы, вылетев под видимое небо двумя белыми стерхами, кружась, полетели в вышине с песней: «Как страшен дьявольский обман, колдовство! Ах, как мы испугались! Ныне, как бы мы ни жалели, как бы ни сочувствовали родящемуся на земле, не спустимся уже сами собою видимо (т. е. так, чтобы люди могли видеть). А пусть до последних веков делают обряды только для формы (славы), для обычая!» [* Образцы народной литературы якутов, собранные И. А. Худяковым. Вып. 1, СПб., 1913. с. 61-62. Худяков И. А. Указ, соч., с. 187.]. Этот обряд называется Айыыһыты атаарыы — проводы Айыысыт. М. Н. Ионова-Андросова так описывает этот обряд: «По мнению якутов, создателями детских душ являются добрые духи (айыылар), для которых, когда женщина рожает, приготовляется особая (отдельная) пища, на лавке постилается зеленая трава, поверх её расстилают белую подстилку с загнутыми концами и на неё уже кладут приготовленную для богини родов (Айыысыт) пищу. Затем, если родит ранее рожавшая женщина, то через два дня, а если родит впервые — через три дня, перед постелью роженицы разводят огонь, строят урасу, делают лук со стрелою, называя их душами (сүрдээх кута) мальчика, и делают ножницы, называя их душами (сүрдээх кут) девочки. Вливая в разведенный огонь приготовленную для богини пищу, таким образом кормя богиню, провожают ее женщины, усевшись вокруг огня, смазавши свои ладони маслом и забирая ими дым в свою сторону и тихонько смеясь, просят у богини: «уходя, внедри, дай души (кутун-сүрүн) счастливых детей мужского пола на будущий год, уходите, внедривши-давши нам таланных детей женского пола, наши (создательницы) Эйээн Иэйэхсит (Хранительницы) — так говоря, восклицают несколько раз: «Ура! Если которая из женщин будет безудержно смеяться внутренним смехом, пока не ослабеет, то про ту женщину говорят и перемигиваются, что ее задела (посетила) богиня родов Айыысыт. Если к одной из женщин пламя огня направится с силою, то в этом видят примету, что в нее внедрилось дуновение богини родов (у этих женщин будут дети)» [* Ионова-Андросова М. Н. По поводу рассуждений А. Е. Кулаковского об Улуутуйар Улуу Тойоне в его книге «Материалы для изучения верований якутов». Якутск, 1923. Перевел Э. К. Пекарский. [Рукопись], Архив АН СССР, г. Ленинград, ф. 202, оп. 1. ед. хр. 119, л. 2-4.]...
[С. 22-23.]
*
УДК 801.54
Г. В. Попов
ОБ ЭТИМОЛОГИИ НЕКОТОРЫХ ТЕРМИНОВ ШАМАНИЗМА
Шаманизм — это форма древнейшей религии якутов, тесно связанная с мифологией, с представлениями древних якутов о мифологических трех мирах, о злых и добрых духах...
Терминология якутского шаманизма в сравнительном и сравнительно-историческом планах широко рассмотрена в «Словаре якутского языка» Э. К. Пекарского (СПб. - Л., 1907-1930. Далее сокращенно Пек.) и в книге Н. К. Антонова «Материалы по исторической лексике якутского языка» (Якутск, 1971. Далее сокращенно Ант.).
В данном сообщении рассматриваются лишь некоторые термины якутского шаманизма, которые, по нашему мнению, имеют тунгусо-маньчжурское происхождение. Это в основном новые тунгусо-маньчжурские сопоставления и этимологии, установленные в ходе сравнительного изучения лексики якутского языка. Хотя наш сравнительный материал по этой теме не велик и носит предварительный характер, но он свидетельствует о значительном влиянии тунгусского (эвенкийского) шаманизма на якутский шаманизм и поэтому может представлять некоторый интерес для исследователей шаманизма указанных народов.
Перейдем к рассмотрению самих терминов...
[С. 59.]
Кэйээриҥ, кэйээрин ‘сложный магический обряд с известной обстановкой для вызывания духа человека или злого духа, чтобы расправиться с ними за их проделки. При этом делается из древесной гнили (эмэх) болван (эмэгэт), изображающий вызываемого человека или злого духа’ [* Пекарский Э. К. Словарь якутского языка. Т. 1. СПб., 1907, стлб. 1012. Далее сокращенно: Пек.]...
[С. 60.]
К этой же теме относятся слова, к которым тунгусо-маньчжурские параллели указали другие исследователи:..
Сыбык ‘жертвенная скотина больше» частью ытык’. Ытык: ытык сүөһу ‘скотина, посвященная духам и отпускаемая на волю, такую скотину нельзя ударять, гнать и т.д.’ < эвенк. (Пек., 2430).
Туру ‘шаманское дерево, имеющееся на земле у каждого шамана свое, которое вырастает при призвании его к шаманству и падает с его смертью’ < эвенк. (Пек., 2845). Слово туру, торо имеет общетунгусо-маньчжурское распространение (ЭРС, 404; ТМС, II, 221; Пек., 2845).
Далыс ‘род передника, закрывающего промежуток между бортами платья (тунгусского), которые не сходятся или сходятся с великим трудом’ < эвенк [* Пек., 673; Романова А. В.. Мыреева А. Н., Барашков П. П. Взаимовлияние эвенкийского и якутского языков. Л., 1975, с. 168.]...
[С. 61.]
*
УДК 801.313
Н. И. Филиппова
ОБ ОДНОМ ЭПИТЕТЕ ЮРЮНГ АЙЫЫ ТОЙОНА
Үруҥ Айыы Тойон — мифологический образ, верховное божество, встречаемое почти во всех олонхо...
Имя Үруҥ Айыы Тойона сложное и наделено множеством эпитетов. Например, «Үүт —таас олбохтоох Үрүҥ Айыы Тойон» (с молочно-каменным седалищем или сидящий на молочно-каменном престоле Белый Создатель Господь) [* Пекарский Э К. Словарь якутского языка. Т. 2, стлб. 1814.] или «Үрүҥ көмүс үктэллээх Үрүҥ Айыы Тойон» (с тремя серебряными ступеньками Үрүҥ Айыы Тойон) [* Там же, т. 3, стлб. 3113.] и др...
[С. 71.]
Остановимся только на одном эпитете «өрөһөлөөх-өтөҕөлөөх», встречающемся в олонхо «Куруубай хааннаах Кулун Куллустуур» [* Куруубай хааннаах Кулун Куллустуур. Образны народной литературы якутов. Т. 3, вып. 1. Петербург, 1916, с. 28.], не этимологизируя пока само имя и другие эпитеты, относящиеся к Үрүҥ Айыы Тойону.
Э. К. Пекарский, приводя в словаре выражение «өрөһөлөөх-өтөҕөлөөх Үрүҥ Айыы Тойон», переводит его так: «с обильными кучами жеребцового кала Үрүҥ Айыы Тойон» [* Пекарский Э. К. Словарь..., стлб. 1814.]. При этом он исходит из слова өтөҕө — «навоз, кучка кала, накладываемая жеребцами на перепутьях» [* Там же, стлб. 1984.], якобы свидетельствующая об изобилии и богатстве Үрүҥ Айыы Тойона.
Такой перевод вызывает сомнение.
Во-первых, сама эстетическая традиция изображения этого образа в олонхо не позволяет соизмерять величие Светлейшего Господина с навозом, с калом, т. е. ничтожными понятиями...
В современном якутском языке, слово өтөҕө не имеет другого значения, кроме навоз, кал. Могло ли оно означать что-либо другое?
В словаре В. В. Радлова встречается чагатайское слово отаҕа, обозначающее «пучок перьев, носимых султанами (дворянами) на шапке или чалме» [* Радлов В. В. Опыт словаря тюркских наречий. Т. 1, ч. 2, СПб., 1866, с. 1104.]...
[С. 72.]
Существовал ли у якутов такой вид головного убора с перьями на макушке, указывающими на чин или достоинство его носителя?
А. П. Окладников приводит описание старинных рогатых шапок — муостаах-нуоҕайдаах бэргэһэ, найденных во время раскопок древних могил в Чурапчинском районе... Там же указывается, что такие шапки найдены в могилах более богатой знати [* Окладников А. П. История Якутии. Т. 1. Якутск, 1949, с. 264.]. Итак, у древних богатых якутов существовала шапка с перьями, аналогичная тюрко-монгольской шапке отаҕа. А. П. Окладников упоминает название такой шапки — муостаах нуоҕайдаах бэргэһэ [* Окладников А. II. История Якутии. Т. I. Якутск, 1949, с. 263.]. Но здесь слово муостаах означает головной убор [* Пекарский Э. К. Словарь якутского языка, стлб. 1637.] с рожками, нуоҕайдаах — с перьями на верхушке шапки [* Там же, стлб. 1761.]...
Вполне возможно, что именно такой вид головного убора с перьями и рогами носил название өтөҕө, которое затем постепенно было забыто и по мере выхода из употребления самой принадлежности вытеснено более общим названием головного убора бэргэһэ — шапка...
Достаточно вспомнить, что цари великих держав как знак отличия носили короны и т. д. А Үрүҥ Айыы Тойон, по представлению древних якутов, — самое высшее верховное божество, и шапка — өтөҕө с перьями была для него знаком его высшего достоинства и величия...
[С. 73-74.]
П. А. Слепцов
БЛИЖАЙШИЕ ЗАДАЧИ ЯКУТСКОЙ ЛЕКСИКОЛОГИИ И ЛЕКСИКОГРАФИИ
ПО НОРМАЛИЗАЦИИ ЛИТЕРАТУРНОГО ЯЗЫКА
...Прямым объектом лексикологии и нормативной лексикографии являются формальные варианты фонетического, фонематического и морфологического характера, которыми изобилует якутский язык. Так, например, в «Словаре якутского языка» Э. К. Пекарского, по нашим данным, насчитывается около десяти тысяч вариантов [* Правда, среди этих вариантов оказались и фонетические (произносительные, хотя далеко не все, а часть). Кроме того включены некоторые фонетические модификации изобразительных слов, которые нельзя безоговорочно причислять к формальным вариантам в пределах тождества слова. Основная масса вариантов — это фонематические (вернее, фонетические на фонемном уровне) и морфологические формальные варианты.]...
[С. 11.]
*
А. Г. Нелунов
РАЗРАБОТКА ФРАЗЕОЛОГИЧЕСКИХ ЕДИНИЦ
В «ТОЛКОВОМ СЛОВАРЕ ЯКУТСКОГО ЯЗЫКА»
Значение и оттенки значения во фразеологических единицах
Не всегда ясное разграничение основного значения ФЕ и её оттенков может привести к противоположным крайностям, что, конечно, весьма нежелательно. Так, признание оттенков значения за самостоятельные значения приводит к излишнему дроблению значений ФЕ. И, наоборот, выделение в качестве одного значения двух, а то и больше самостоятельных значений ведет к игнорированию действительного значения ФЕ.
Рассмотрим несколько примеров применительно к якутскому языку.
ФЕ быаргын тарбаа (тыытын) во «Фразеологическом словаре якутского языка» передается как однозначная: быаргын тарбаа (тыытын) — күл, күлүү гын [с. 30], т. е. в значении ‘высмеивать, кого — что-л.’ (ср. русск.: поднимать на смех). В этом же значении фиксируется она и в «Словаре якутского языка» Э. К. Пекарского [стлб. 2569]...
[С. 32-33.]
*
П. А. Слепцов
ОБ ОСНОВНЫХ ТЕНДЕНЦИЯХ РАЗВИТИЯ ЛЕКСИКИ
СОВРЕМЕННОГО ЯКУТСКОГО ЛИТЕРАТУРНОГО ЯЗЫКА
4. КАЧЕСТВЕННЫЕ ИЗМЕНЕНИЯ,
ПРОИСХОДЯЩИЕ В СЕМАНТИЧЕСКОЙ СТРУКТУРЕ ЯКУТСКИХ СЛОВ
Многие слова дореволюционного якутского языка, не имевшие четко очерченных семасиологических границ, употреблявшиеся по условиям контекста в самых различных значениях, в литературном языке стали приобретать более стабильные, свободно-номинативные значения. Если в более ранние периоды развития литературного языка этот процесс только намечался как слабо выраженная тенденция, то в новейший период он приобрел более интенсивный характер и вовлекает в свою орбиту все новые массы слов. Для иллюстрации этого положения разберем один яркий и типичный пример.
Слово майгы в «Словаре» Э. К. Пекарского определяется так: способ, средство, образ, образец, пример; род, вид, дух, подобие, качество, свойство, физиономия, характер, нрав; обыкновение, обычай, обряд, привычка; настроение, поведение, образ действия; положение, состояние, отношение [П, 1503]. В словаре О. Бетлингка форма майгыта зафиксирована также в значении модального слова ‘видимо, кажется, по-видимому’ (таҥара, майгыта, миигин истэр ‘по-видимому, бог слышит меня’). Многие из указанных Э. К. Пекарским значений и употреблений этого слова действительно реализованы А. Я. Уваровским в его «Воспоминаниях». В дореволюционное время оно, видимо, употреблялось исключительно активно: в этом небольшом сочинении встречается свыше 50 раз. При этом употребление слова нигде не производит впечатления неуместного, искусственного...
[С. 58.]
С этой точки зрения можно также считать, что многие слова обиходно-разговорного языка имеют в настоящее время обновленное значение. Это, например, проявляется в специализации семантики слов, обозначающих занятие, профессию, умение, сноровку. Раньше из-за отсутствия профессиональных ремесленников (кроме таких, как кузнецы) слова этой группы обозначали умение, сноровку, склонности, временное занятие, но не профессии: булчут — это прежде всего ‘ловец, добычливый человек’ [П, 550], а потом уже ‘охотник’ (но не профессионал), ыанньыксыт — ынах ыаччы, но не ‘доярка’ в современном смысле (в словаре Э. К. Пекарского слово зарегистрировано только в значении ‘дойница’, т. е. ‘дойная корова’ как синоним слова ыанньык [П, 3744]...
[С. 63.]
АРХАИЗАЦИЯ БЫТОВЫХ СЛОВ
И ТРАДИЦИОННОЙ НАРОДНОЙ ТЕРМИНОЛОГИИ
После Октябрьской революции произошли глубокие изменения, основательно переменившие веками сложившийся жизненный уклад всего якутского народа. Многочисленные понятия, представления, формы отношений, знания, предметы, связанные со старым бытом, всем дореволюционным укладом жизни, видоизменяются или наполняются новым содержанием. А то, что не соответствует новой социальной общественной обстановке, что не удовлетворяет новым, изменившимся запросам общества, постепенно уходит, отмирает, уступая свое место новому, прогрессивному. Все это прямо или косвенно отражается в функциональном развитии лексики современного якутского языка. Так, различные инновации, происходящие в лексической системе языка, о которых говорилось до сих пор, в той или иной мере являются отражением этих позитивных изменений. С другой стороны, постепенная архаизация определенных пластов лексики, весьма активно употреблявшихся в разговорном языке в дореволюционное время, в конечном итоге связана с теми элементами жизни, которые оказались нежизнеспособными в новых исторических условиях или потеряли свои былые сильные (а иные — решающие) позиции под натиском новых, более прогрессивных явлений.
Ниже дается краткая характеристика основных лексико-семантических групп, относящихся к архаизирующейся лексике подобного рода. В отличие от собственно историзмов во многих случаях обозначаемые такими словами понятия и реалии не исчезают вовсе, а процесс их архаизации идет значительно медленнее. В настоящее время у многих из таких слов наблюдается то большее, то меньшее ослабление их активности, а не выпадение из словарного состава языка [* Вся эта лексика, в основном обозначая предметы и понятия этнографического характера, а также специфические, оригинальные народн’ые представления, является идиоматичной, и перевод ее на русский язык сопряжен с огромными трудностями. Так как описательные толкования заняли бы много места, однословные переводы во многих случаях являются условными, указывающими лишь на приблизительные русские параллели.].
1. Термины родства и свойства. Еще Э. К. Пекарский в своем «Словаре» заметил, что терминология родства трудно поддается проверке, «так как некоторые названия начинают забываться; к числу последних принадлежит күтүө» [П, 1346]. Если во времена Э. К. Пекарского начинали архаизироваться такие важные термины, как күтүө ‘муж старшей сестры’, то в настоящее время некоторые из них стали уже абсолютными архаизмами, выпавшими из словаря современного якутского языка...
[С. 79.]
К данной группе примыкают и некоторые названия семейно-бытовых обрядов и обычаев типа төркүт ‘приезд новобрачной к родственникам и друзьям’ [П, 2778], сүгүннэрии ‘выезд невесты к жениху’, сүктэр кыыс ‘невеста, выезжающая к жениху’, сулуу ‘калым’, энньэ ‘приданое’, суорумньу ‘сват*, ‘сваха’ и др.
Отдаленные родственные отношения , и отношения свойства в наше время не играют особой роли в жизни людей, и связанные с ними обычаи, обряды забываются, архаизируются и их названия...
[С. 80.]
ТЕНДЕНЦИЯ К АРХАИЗАЦИИ ИЗОБРАЗИТЕЛЬНОЙ ЛЕКСИКИ
Отличительной особенностью лексики якутского разговорного языка является наличие большого количества так называемых изобразительных слов. Об этом с большим удивлением, восхищением писали многие дореволюционные и послереволюционные исследователи и знатоки якутского языка [В. Серошевский, В. Ястремский, Э. Пекарский, А. Кулаковский, Г. Эргис и др ]...
[С. 85.]
СОКРАЩЕНИЯ
П — Пекарский Э. К. Словарь якутского языка. Т. 1-3, 1959.
[С. 90.]
*
А. С. Луковцев
СЛОВА-ТАБУ В ЛЕКСИКЕ ЯКУТСКИХ ОХОТНИКОВ
Табу в терминах охоты — одно из интересных и малоизученных явлений лексики якутского языка...
[С. 91.]
Э. К. Пекарский вместо терминов табу, эвфемизм в «Словаре якутского языка» применил сочетание харыстаан этэр тыл (сокращенно х.э.т.) букв.: «слово, сказанное оберегаючи» и сущность термина определил так: «Условное название, даваемое какому-либо предмету из предосторожности, боязни, ради охранения от несчастья, «оберегаючи» (например, вместо айа промышленник говорит хардаҕас, в дороге путники вместо ат говорят талаһа, вместо сүгэ — киргил и т. п.)» [Пекарский, 2938]...
[С. 93-94.]
В «Словарь якутского языка» Э. К. Пекарского под пометой х.э.т. включено около 150 слов-запретов. Тут мы находим слова-табу, употребляющиеся не только на промысловой охоте, но и в домашнем быту, например, относящиеся к духам: хаҥас диэки эмээхсин ‘злой дух’ (чээкэй, ньаадьы, хотун), дьукаахы ‘дух женского пола, обитающий на левой стороне в каждом жилище скотовода’ (ньаадьы); болезням: оһоҕос эмэ ‘эпидемический кровавый понос’ (ис дьаҥа), эчэй ‘о костях верхних, нижних конечностей человека; изломаться, переломиться, раздробиться’ (алдьан, тоһун); скотоводству: имнээ ‘холостить’ (аттаа), кэнэҕэски ‘послед у коровы и кобылы’ (тымыр, хорбуһун) и др. Некоторые явные слова-запреты в словаре отнесены к диалектизмам или приводятся без пометы х.э.т.: талкы в Нюйском улусе Иркутской области ‘медведь’ (эһэ); эдьиий ‘оспа’ (уоспа) и т. п. Поэтому истинное количество слов-табу в словаре определить трудно...
Д. К. Зеленин в вышеуказанной работе использовал по якутской теме в основном материалы Э. К. Пекарского, А. Е. Кулаковского и отчасти М. Н. Тимофеева-Терешкина [1927] и рукописи А. А. Попова [Зеленин, 1929, с. 2]. Чтобы обосновать пути образования табу, он привлек 82 слова с объяснениями, почерпнутыми из этих источников...
[С. 96-97.]
В лексике охотников для подставных слов широко используются архаические, устаревшие слова, которые в большинстве случаев оказываются монгольскими. Например, барымта (вм. таҥас ‘одежда’). Баринтаг монгольское слово, обозначающее: 1) ‘одежду знатных лиц’, 2) ‘матерчатая обертка идола, книги’ [МРС, с. 64], сыпаҕа (вм. хамыйах ‘ковш’: ср. бур. шанаҕа ‘ковшик’, монг. синаҕа ‘ковш, уполовник’ [Пекарский, 2463]...
[С. 102-103.]
ЛИТЕРАТУРА
Зеленин Д. К. Табу слов у народов Восточной Европы и Северной Азии. — В кн.: Сборник музея антропологии и этнографии. Вып. 8, Л., 1929, вып. 9, Л., 1930.
Пекарский Э. К. Словарь якутского языка. СПб,—Пг,—Л., 1907—1930.
[С. 104.]
*
Е. И. Оконешников
ОМОНИМЫ В «ЯКУТСКО-РУССКОМ СЛОВАРЕ»
Значительной лексикографической работой последнего времени является «Якутско-русский словарь» (в дальнейшем — ЯРС), содержащий около 25 300 слов. Создание нормативного словаря, отражающего современное состояние якутского литературного языка, было вызвано назревшей необходимостью. Выход в свет ЯРС, составленного с учетом последних достижений лексикографической теории и практики, — заметное явление в культурной жизни республики...
[С. 105.]
Случаи конверсии выявлены и занесены в ЯРС в достаточно полном объеме. Однако вся суть вопроса в том, как показывать конверсию в общих словарях. В способе ее подачи в словаре наблюдается нелогичность и нечеткость, связанная с недостаточной теоретической разработанностью явления конверсии в якутском языке...
Между тем в «Словаре якутского языка» Э. К. Пекарского подобная конверсия последовательно показана как омонимия, что вполне соответствует ее лексической и грамматической природе, и потому лексикографически более предпочтительна...
[С. 108.]
*
Г. В. Попов
О СЛОВАХ ТУНГУСО-МАНЬЧЖУРСКОГО ПРОИСХОЖДЕНИЯ
В ЯКУТСКОМ ЯЗЫКЕ
По нашим данным, тунгусо-маньчжурские заимствования якутского языка составляют около 250 слов. Это в основном, корневые и неразложимые слова, выбранные из «Словаря» Э. К. Пекарского [1907-1930]. Из них к 163 основам тунгусо-маньчжурские параллели приведены Э. К. Пекарским, Н. К. Антоновым, П. П. Барашковым и др. К остальным основам тунгусо-маньчжурские параллели и сопоставления (значительная часть которых носит предварительный характер) сделаны нами в ходе сравнительного изучения лексики якутского языка. В число 250 основ не включены: ...
2) Узколокальные эвенкизмы, отмеченные в «Словаре» Э. К. Пекарского только в отдельных пунктах, а также фонетические варианты эвенкизмов, не имеющие самостоятельного значения. Примеры: лэмбэ (ср. тунг. ламба), под Аяном: ‘название какой-то рыбы’ [П, 1488]; мукаалкан (ср. тунг, мухалкан — ‘махалка’ — одежда из пыжика), у долгано-якутов: ‘мужское орнаментированное верхнее платье’ [П., 1618]; мөкчөкө (ср. тунг, мөкчэн), на Чоне: ‘мускусная кабарга’ [П., 1605]; мочукта (тунг, мочуктэ) ‘хвоя’ [П, 1599], ср. лит. мутукча, голомо (тунг. гулема) ‘шалаш’ [П, 650], лит. холомо уст. ‘конусообразное жилище (у северных охотников и рыбаков)’. Количество таких слов достигает нескольких десятков...
Ближайшими тунгусо-маньчжурскими соседями, с которыми якуты поддерживали постоянную и разностороннюю связь, были очень длительное время эвенки и эвены. Эти контакты продолжаются и сейчас. Взаимоотношения якутов с тунгусо-маньчжурскими народами Амура и Приморского края (нанайцы, удэгэйцы, ульчи, негидальцы и т. д.) весьма проблематичны. Если у якутов (точнее у отдельных представителей их) с этими народами были какие-то связи, то они носили, несомненно, эпизодический, непостоянный характер и не могли оказать заметного влияния на якутский язык. Поэтому основное внимание уделено эвенкийскому и эвенскому языкам.
Имена существительные
Подавляющее большинство якутских заимствований из тунгусо-маньчжурских языков — это имена существительные. Они составляют более 80% всех тунгусо-маньчжурских элементов якутского языка (217 слов из 250). К 142 именам существительным тунгусо-маньчжурские параллели указаны предшествующими исследователями. Примеры: хорохо ‘слово, которое выкрикивается при беге коров (от оводов) для остановки или отгонки их’ < эвенк. [П, 3511 ].
Оааоон, олдоон ‘олдон (шест для подвешивания над костром котлов, чайников)’ < эвенк. [П, 1846; ... ВЭЯЯ, 165 {* Все приводимые ниже слова тунгусо-маньчжурского происхождения выписаны из «Словаря» Э. К. Пекарского, поэтому в статье к каждому слову не делается ссылки на эту работу, за исключением тех случаев, в которых эвенкийские (тунгусские) параллели указаны Э. К. Пекарским.}]...
[С. 115-121.]
СОКРАЩЕНИЯ
П — Э. К. Пекарский. Словарь якутского языка. СПб, — Л., 1907-1930.
[С. 122.]
*
Н. С. Попова
НЕКОТОРЫЕ НАИМЕНОВАНИЯ МЕР ДЛИНЫ
АНТРОПОМЕТРИЧЕСКОГО ПРОИСХОЖДЕНИЯ В ЯКУТСКОМ ЯЗЫКЕ
Материал по якутской народной метрологии собирался нами в течение ряда лет. Источниками служили словари якутского и тюркских языков, произведения устного народного творчества, художественная литература на якутском языке. Работы историков также использованы как источники, особенно когда речь идет о наименованиях мер, связанных с такими занятиями населения, как сеноуборочные работы, охота, рыболовство. Довольно значительны и экспедиционные материалы, собранные в Усть-Алдан-ском, Алексеевском, Чурапчинском, Верхоянском, Вилюйском, Оленекском, Анабарском районах ЯАССР. Эти материалы дают возможность выявлять различные варианты мер и измерений, уточнять их содержание, судить о степени распространенности, характере функционирования тех или иных наименований. Всего, таким образом, выявлено около двухсот пятидесяти наименований различных мер, в том числе около пятидесяти наименований пространства и длины...
[С. 123.]
В данной статье будут рассмотрены наименования мер, связанные в основном с частью человеческого тела — рукой...
[С. 125.]
Якутский былас определяют как меру длины, равную «расстоянию между оконечностями распростертых рук» [Маак, с. 182], «сажени, маховой сажени, отмаху» [П, 542, 609], «длине растянутых рук до конца пальцев (маховой сажени)» [ПО А VII, с. 185]. Иногда это уточняют так: «до кончиков больших пальцев (кончики указательных соприкасаются с ними)» (эксп., во всех п.), «росту человека» [Павлов А. А.*; эксп., п. 1, 8]. Былас-ом измеряют и длину по окружности, при этом эта мера равняется ‘обхвату’ [П, 609; ПО А VII, с. 186; РЯС, с. 353]...
[С. 126-132, 135-140.]
СОКРАЩЕНИЯ ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ, ИСТОЧНИКОВ
П — Пекарский Э. К. Словарь якутского языка. 2 изд., т. I, 1958; т. II, III 1959.
[С. 141.]
*
В. И. Лиханов
К ВОПРОСУ ОБ ЭМОЦИОНАЛЬНОСТИ В ЯЗЫКЕ
И ЭМОЦИОНАЛЬНО-ОЦЕНОЧНЫХ СЛОВАХ В ЯКУТСКОМ ЯЗЫКЕ
Первые мысли об эмоциональных элементах в языке были высказаны в лингвистической литературе в начале XX века, при этом эмоция и экспрессия рассматривались в неразрывном единстве...
[С. 144.]
Н. В. Жураковская оценочность делит на интеллектуальную и эмоциональную. По ее мнению, интеллектуальная прежде всего основывается на суждении человека о достоинствах или недостатках явления, предмета с точки зрения самого субъекта или общества. Она связана с информативной функцией. Эмоциональную оценку отличает то, что она тяготеет к симптоматической функции, совмещая признаки эмоциональности и оценки [* Н. В. Жураковская. Экспрессивная лексика русских старожильческих говоров Среднеобского бассейна. Рукопись диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук. Томск, 1971, с. 39-40.].
По нашему мнению, данное положение можно продолжить в том смысле, что эмоциональная оценочность должна существовать в слове как органическое единство двух признаков: 1) выражения отношения говорящего к явлениям; 2) отрицательной или положительной с общественной точки зрения оценки явлений. Первый признак представляется нам обязательным в эмоциональном слове. Например, в таких словах как апчарый ‘присваивать чужую собственность обманом или ловкостью’, далаҕа ‘негодяй, шельмец, пустой человек; ничтожная тварь, ничто; глупый человек’, далбарай ‘птенец, птенчик, пташечка (о любимом человеке, ребенке) имеются оба признака (Тугу эмэ киһи гиэнин бэйэҕэр апчарыйбытыҥ буолаарай? [П, 125]. Не присвоил ли ты себе что-либо чужого?; Далаҕа, далаҕа, тугу эн кыайыаҥ баарай хаһан эмэ? [П, 668] ‘Негодяй, негодяй, разве когда-либо ты сделал что ладом?’; Алтан түөстээх далбарайыам оҕото! [П, 670] ‘Медногрудная пташечка моя!’).
Второй признак эмоциональной оценочности в некоторых эмоциональных словах может ощущаться не в такой степени, чтобы его принять наравне с первым признаком. В этом случае он как бы находится на стадии симптоматического субъективного восприятия, оценки. Например, бодуор ‘изменять свой вид (к худшему), тупеть, хилеть, дряхлеть, стареть’, дуунайдаа ‘разбросать в большом количестве; щедро раздавать’, дуурдан ‘уединяться на каком-либо месте’. На наш взгляд, в этих словах нет еще той четкой, определенной оценки, чтобы воспринимать ее как целостную, законченную общественную точку зрения (Бодуоран хааллым [П, 487] ‘Отупел я’; Оҕо орон отун ыһан дуунайдаата, буойуҥ! [П, 749] ‘Ребенок поразбросал сено на лавке, уймите (его)!’; Өр дуурдаммыт киһи [П, 755] ‘Давно уединившийся человек’)...
[С. 148-149.]
Эмоционально-оценочные глаголы
Айаҕалан ‘бахвалиться, обещая что-нибудь сделать’...
В «Словаре якутского языка» Э. К. Пекарского оно дано в сравнении со словом дьүһүлэн ‘безобразничать’ при значении ‘несуразно поступать’: Айаҕаланан эр, бэйи! [П, 43] ‘Уж, продолжай поступать по-своему!’ ...
[С. 153.]
Бэһир — по условиям контекста слово может приобретать различные, иногда едва уловимые и потому неподдающиеся точному определению эмоционально-оценочные оттенки. Это отражают и словари. У Э. К. Пекарского: ‘сильно привязываться’; Тоҕо бэкирдиҥ? (говорится в шутку) [П, 446] ‘Почему ты стал льнуть ко мне (стал звать, обнаруживать любовь и нуждаться во мне)?’ ...
[С. 154.]
Вопросительная формула «Туохха бэһирдиҥ» обычно имеет, как отмечает Э. К. Пекарский, шутливо-фамильярный оттенок...
[С. 155.]
СОКРАЩЕНИЯ
П — Э. К. Пекарский. Словарь якутского языка. 1 —13, СПб.— Л., 1907—1930.
[С. 156.]
ВВЕДЕНИЕ
...Факты наличия конкурирующих неогубленных и огубленных вариантов произношения в говорах якутского языка зафиксированы также в «Словаре якутского языка», составленном почетным академиком Э. К. Пекарским. Большинство слов, варьирующих по корневым гласным а и о, снабжено автором Словаря соответствующими тюркскими, монгольскими и тунгусо-маньчжурскими параллелями, что нередко побуждало исследователей к сравнительному разбору этих слов...
[С. 5.]
Глава первая
СЛОВА, ВАРЬИРУЮЩИЕ ПО КОРНЕВЫМ ГЛАСНЫМ А и О
1. ОСНОВЫ, ИМЕЮЩИЕ ТЮРКСКИЕ ПАРАЛЛЕЛИ
аадыл — оодул «сосновая заболонь, труха сенная» [Пек., с. 1791]. Слово зафиксировано А. Ф. Миддендорфом в форме адыл [75, с. 786].
В якутско-немецком словаре О. Н. Бетлингка дается только вариант аадыл с пометой Ув (Уваровский). Оба варианта включены в «Словарь якутского языка» Э. К. Пекарского, при этом оодул сравнивается с оодулба «отруби». Корневая часть рассматриваемого слова находит адекватную параллель в других тюркских языках...
[С. 16, 18-27, 29-31, 33-37, 39-56, 59-61, 64-66, 114, 127-128, 154-159, 162-164.]
ЛИТЕРАТУРА
84. Оконешников Е. И. Э. К. Пекарский как лексикограф. Автореф. дисс. на соиск. уч. ст. канд. филол. наук. Якутск, Кн. изд-во, 1972.
[С. 179.]
УСЛОВНЫЕ ОБОЗНАЧЕНИЯ (СОКРАЩЕНИЯ)
Пек. — Пекарский Э. К. Словарь якутского языка, Т. I-III, 1959.
[С. 182.]
Brak komentarzy:
Prześlij komentarz