ЎЎЎ 63. Адубарыя Ігідэйка. Эдуард Пякарскі ў жыцьцяпісах. Сш. 63. 1970. Койданава. "Кальвіна". 2023.

 

    Е. И. Оконешников

                                     ЗАМЕТКИ О ПЕРВОМ АКАДЕМИЧЕСКОМ ВЫПУСКЕ

                                                         СЛОВАРЯ Э. К. ПЕКАРСКОГО

    В апреле 1967 года исполнилось 60 лет со дня выхода в свет первого академического выпуска «Словаря якутского языка» Э. К. Пекарского. Этот фундаментальный труд состоит из 13 книг и содержит в себе около 39 тысяч заглавных якутских слов [* См.: Н. К. Антонов. Саха билиҥҥи тылын лексиката, Якутскай, 1967, стр. 43.]. Работе над словарем Э. К. Пекарский отдал без малого 50 лет своей жизни.

    Данная статья посвящается краткому разбору первой книги «Словаря якутского языка», выпущенной Издательством Российской Академии наук в апреле 1907 года.

    Начиная с 1900 года, Академия наук приняла издание словаря на себя. В связи с этим Э. К. Пекарскому было разрешено проживать в столичных городах. Воспользовавшись этим разрешением, Э. К. Пекарский в 1905 г. переезжает в Петербург и под руководством акад. К. Г. Залемана приступает к переизданию первого выпуска словаря. Близкое участие в издании словаря принял Комитет по изучению Средней и Восточной Азии, председателем которого был В. В. Радлов. По предложению В. В. Радлова, с третьего листа академического издания словаря стали даваться иноязычные параллели к якутским словам. За тюркскими параллелями словаря следили такие крупные тюркологи, как В. В. Радлов, К. Г. Залеман, В. В. Бартольд, А. Н. Самойлович, С. Е. Малов, К. К. Юдахин. По монгольским языкам сравнения давали такие знатоки монгольского и родственных ему языков, как Б. Я. Владимирцев, Н. Ф. Катанов, Л. В. Котвич и другие.

    Участие крупных ученых в составлении словаря, несомненно, увеличило его научную ценность. И нет ничего удивительного в том, что первый выпуск словаря получил всеобщую научную признательность сразу же после выхода в свет. В декабре 1907 года за этот труд Э. К. Пекарский был удостоен высшей награды Императорской Академии наук — Золотой медали. Об этом информировала газета «Якутская жизнь»: «29 декабря минувшего года в торжественном заседании Императорской Академии наук, между прочим, читался отчет о присуждении премии графа Д. А. Толстого (по историко-филологическому отделению). Из внесенных на конкурс сочинений, в числе других, признали достойным Золотой медали в 250 рб. труд Э. К. Пекарского «Словарь якутского языка» вып. I, СПб., 1907 г. Отзыв об этом труде дал академик К. Г. Залеман, назвавший его «настоящей сокровищницей», для которой использованы все доступные автору рукописные и печатаные источники, не говоря уже о громадном материале, собранном им лично во время двадцатилетнего пребывания среди якутов» [* «Якутская жизнь», 16 марта 1908 г. ].

    Первый выпуск открывается «Предисловием», где дается краткое описание истории создания «Словаря якутского языка». В «Предисловии» приведены основные принципы, которыми руководствовался Э. К. Пекарский при составлении словаря. Вслед за этим дан справочный материал по поводу допущенного отступления от правописания академика Бётлингка. Затем приводится большой перечень источников словаря и список использованной литературы.

    Выпуск содержит 2827 заглавных слов, из них по букве «А» — 1771 слово, по букве «Э» — 1056 слов. Все слова расположены в алфавитном порядке. После заглавного слова приводятся пометы, указывающие на принадлежность данного слова к той или иной части речи, кроме существительных. Ко многим первичным словам даны сравнительные параллели по тюркским и монгольским языкам. Затем идет лингвистическое толкование значения каждого слова. Если заглавное слово имеет несколько значений, то такие значения отмечаются внутри словарной статьи арабскими цифрами со скобкой. После определения значения слова приводится обширный иллюстративный материал в виде фраз и речений. Омонимы снабжены цифровыми указателями перед заглавным словом (мелким шрифтом).

    Словарь, как известно,  является двуязычным, т. е. якутско-русским.

    Каждое слово записано академической транскрипцией Бётлингка. В процессе работы над словарем Э. К. Пекарский внес в транскрипцию уточнение относительно так называемых «мульированных» звуков с обозначениями смягчения: dj; lj; nj. Проф. Е. И. Убрятова пишет: «Единственный упрек, который можно предъявить фонетической записи Э. К. Пекарского — это отсутствие особого знака для интервокального с, который, как известно, обычно произносится как һ, но в некоторых случаях этого перехода в һ не бывает, и это очень интересное и важное фонетическое явление словарь Э. К. Пекарского не отражает. Но во всем остальном запись Э. К. безупречна» [* Е. И. Убрятова. Очерк истории изучения якутского языка. Якутск, 1945, стр. 24.].

    В словарь включены слова как общеупотребительные, так и малоупотребительные. На полноту словника неоднократно указывали ученые-якутоведы. Полнота словника обнаруживается и по первым двум буквам' «А» и «Э», составляющим первую книгу словаря. Здесь нашли место все части речи современного якутского языка — от имен и глаголов до частиц и междометий.

    Имена существительные даны не только в исходной основе, но и в производных формах. Широко представлены имена, образованные от глаголов. Среди них имена действующего лица: айхаллааччы «шаман, способный призывать добрых духов или их дары, злых духов или их наваждения» (стлб. 12); алҕааччы «благословящий, доброжелатель» (стлб. 75); айааччы «творец, создатель, зиждитель, строитель», (стлб. 46). Существительные, обозначающие имя (название) действия: айдаарыы «рев» (стлб. 37); аһыныы 1) «жалость, сожаление, печаль, сострадание, сочувствие, милосердие, милость» 2) «умиление» (стлб. 180); айманыы 1) «тревога, беспокойство, расстройство, смятение, беспорядок»; 2) «разорение» (стлб. 39). Имена, называющие профессию или постоянное занятие: айанньыт «путешественник» (стлб. 44); айаһыт «охотник, промышляющий зверя самострелом» (стлб. 46); атыыһыт «купец, торговец» (стлб. 204). По совету В. М. Ионова, Пекарский фиксировал имена людей, якутские прозвища и названия местностей; По нашим подсчетам, в данном выпуске насчитывается 94 слова, обозначающие имена людей, якутские прозвища и названия местностей, что занимает незначительное место в общем объеме книги (3,4%).

    Современное активное словообразование типа абырахтааһын «починка, ремонт»; астааһын 1) «приготовление пищи»; 2) «молотьба»; атыылааһын «продажа»; эмтээһин «лечение» не встречается в данном выпуске.

    Преобладающее место в книге занимают глаголы. Глаголы, кроме исходной формы, даны в побудительном и возвратном залогах; реже встречается форма совместно-взаимкого залога. Часто встречаются глаголы, представленные во всех залоговых формах: аһаа аһан возвр. от аһаа; аһат побуд. от аһаа; аһатылын страд. от аһаа; аһатыс совм. взаимн. от аһаа; аһаттар побуд. от аһаа (стлб. 168, 172); атаҕастаа атаҕастан возвр. от атаҕастаа; атаҕастанылын страд, от атаҕастаа; атаҕастас совм. взаимн. от атаҕастаа; атаҕастат побуд. от атаҕастаа (стлб. 185, 186). Иногда находятся глаголы, зафиксированные во всех видовых образованиях (многократный, ускорительный). Тем не менее следует заметить, что богатство залоговых и видовых образований глаголов не нашло отражения в книге во всей исчерпывающей полноте.

    Значительное место занимают производные прилагательные и наречия. Среди них прилагательные с аффиксом обладания -лаах: абааһылаах «одержимый злым духом, бесом, бесноватый» (стлб, 7), абыраллаах «полезный, важный, спасительный для кого» (стлб. 9); албастаах «хитрый, уловчивый, пронырливый, льстивый, обольстительный» (стлб. 71) и т. п. Часто приводятся производные наречия типа аҕыйахтык «немного, понемногу, маленько, редко» (стлб. 20); акаарытык «глупо, по-дурацки, безумно» (стлб. 60); атыннык «иначе, не так, другим (иным) способом» (стлб. 201).

    Также широко зафиксированы звукоподражательные, образные слова и глаголы, составляющие специфическое богатство словарного состава якутского языка.

    Таким образом, Э. К. Пекарский зафиксировал в своем словаре лексику, отражающую в практике все основные словопроизводные средства современного якутского языка.

    Наиболее важным и в то же время трудным для словарной работы является смысловая характеристика слов. Этот сам по себе очень сложный вопрос лексикографии создавал перед Э. К. Пекарским дополнительные трудности, так как якутский язык не был для него родным языком. Кроме того, как показывает практика составления словарей, особую трудность представляют специфические особенности перевода всех разнообразных оттенков значений якутского слова на русский язык. Следует подчеркнуть и то, что отсутствие якутской лексикографической практики до Эдуарда Карловича не могло не усложнить и без того трудную работу над словарем. Единственным печатным пособием для Э. К. Пекарского явился якутско-немецкий словарь акад. Бётлингка, представленный в качестве приложения к его труду «О языке якутов». [* О. Böhtlingk. Üeber die Sprache der Jakuten, Grammatik, Texт und Wörterbuch. St. P., 1851.]

    Э. К. Пекарский использовал разнообразные методы определения значения слов. Среди других методов преобладающее место занимает метод толкования. Этот метод в русской лексикографии, как известно, широко применен В. И. Далем. Влияние толкового словаря В. И. Даля на словарь Э. К. Пекарского не вызывает сомнения. Преобладающее применение метода толкования оправдывается и теоретически. В определении семантической структуры слова двуязычный словарь не отличается от толкового. Тот и другой определяют значение слова по одному принципу. Различие в (том, что толковый словарь определяет значение слова средствами того же языка, а двуязычный — средствами другого языка.

    При определении значения слова Э. К. Пекарский преимущественно использовал методы филологического (лингвистического) толкования, синонимического определения и энциклопедического объяснения.

    Для наглядности приведем примеры, получившие в словаре филологическое толкование: абырах 1) «починка, поправка, исправление вновь (испорченного, расстроенного, ветхого)»; 2) «заплата, заплатка»; 3) «мужское прозвище»; 4) «название урочища», айах 1) «отверстие, вход, проход, проем, прорубь»; 2) «ров, устье оврага»; 3) «рот, уста»; 4) «прокорм, содержание»; 5) «самый большой кубок (бокал) для питья кумыса»; 6) «мужское прозвище»; атыыр 1) «жеребец»; 2) «бык, пороз; олень (нехолощеный)»; 3) «нехолощеный самец»; 4) «табун, все лошади, которые ходят с одним жеребцом»; 5) «отличающийся большой величиной, крепостью, силою, властью».

    Конечно, не исключена возможность спора с составителем по поводу выделения тех или иных оттенков значений слов в приведенных примерах, однако наличие метода лингвистического толкования слов неоспоримо.

    Теперь возьмем два примера, раскрывающие энциклопедическое толкование слов: этэрбэс «всякая верхняя обувь (атахха кэтэр), мужская н женская, зимняя и летняя; торбасы (торбаса) разного рода, кожаная обувь, доходящая выше колен»; ынах этэрбэс «торбасы из выделанной коровьей кожи шерстью внутрь»; саппыйаан этэрбэс «(сафьяновые торбасы) торбасы из сыромятной коровьей или бычьей кожи»; сарыы этэрбэс «ровдужные (оленьи) торбасы»; саары этэрбэс «сары (коневьи торбасы)»; түнэ этэрбэс «половинчатые (лосиные) торбасы; тыс этэрбэс «зимние торбасы из оленьих или, у бедных, из конских лап, шерстью наружу, камысные торбасы, камысы»; түү (суккун) этэрбэс «валенки»; саппыкы этэрбэс, иһэх этэрбэс «сапоги»; суха этэрбэһэ «полоз, подошва или рассоха, на которую насаживается сошник или лемех». Араҥас 1) «лабаз (для складки запасов или хлеба); клад, кладовая на дереве или на столбах; могильный; лабаз (в лесу или на открытом месте), на который древние якуты клали трупы почитаемых покойников в гробах. Для устройства такой гробницы выбирали 4 сучковатых дерева, составлявших собою прямой четырехугольник, и на расстоянии аршин двух-трех от земли их соединяли поперечными лесинами (ылах) и на эти поперечины ставили долбленую колоду куорчах (с трупом) иногда эта колода заменялась по необходимости ящиком, или же, срубив вершины четырех живых дерев на расстоянии двух аршин от земли, устраивали на этих четырех живых столбах сруб (холбо), в который влагали умершего, обернув труп берестою, засыпали его землею. Иногда гробы «помещались на перекладинах между ветвей большого дерева или же ставились на двух деревьях, или же на трех обрубленных», также «насаживались на двух концах обрубленных и заостренных деревьев»; 2) «название местности».

    Такие толкования даны словам, относящимся преимущественно к фольклорной и этнографической лексике. Как видно из вышеприведенного, при энциклопедическом толковании слов Э. К. Пекарский приводит подробные вещественные описания и объяснения предметов и понятий, воспроизводя всю материальную обстановку, связанную с жизнью слова. В этом и заключается одно из лучших достоинств словаря. «Энциклопедический характер словаря Э. К. Пекарского особенно наглядно выступает именно в области фольклора и этнографии. Исследователь якутского фольклора и этнографии здесь найдет исходный материал и надежную опору для изысканий почти по любому вопросу своей специальности», — отмечал проф. Л. Н. Харитонов. [* Л. Н. Харитонов. «Словарь якутского языка» Э. К. Пекарского и его значение. В сб. «Эдуард Карлович Пекарский (К 100-летию со дня рождения)». Якутск, 1958, стр. 18.]

    Э. К. Пекарский широко применил синонимический метод толкования значений слов. Это, может быть, связано с известной полисемантичностью якутских слов. Приведем несколько слов, объясненных методом синонимического толкования: аҕал «давать, подавать, приносить, привозить, подводить, приводить с собою, пригонять, доставать, призывать (духов), наводить или насылать на кого или что...» (стлб. 15). Албас «хитрость, уловка, пронырство, коварство; прелесть обольщение, прельщение, лукавые речи; обман, плутовство, мошенничество»; (стлб. 70); албын 1) «лукавый, льстивый, лицемер; лживый, лжец, лгун; обманщик, плут, мошенник»; 2) «хитрость, лукавство, коварство, зло; лесть, льстивость, лицемерие, ложь, злословие; обман, обманство, мошенничество» (стлб. 71).

    Тонкая наблюдательность, обостренное языковое чутье позволяли Э. К. Пекарскому делать более обстоятельное толкование значения многих якутских слов и подбирать к ним семантически более или менее адекватные русские синонимы.

    Все это говорит о том, что Э. К. Пекарский в основном успешно справлялся с труднейшей задачей смыслового толкования якутских слов.

    Объем статьи не позволяет нам привести примеры, показывающие исключительно богатую иллюстрацию словаря. Поэтому мы ограничимся лишь отсылкой читателя к трем заглавным словам, относящимся к различным частям речи: араҕас (стлб. 227); ат (стлб. 182); эргий (стлб. 289). Если судить по приведенным пометам к примерам, то можно предположить, что весь иллюстративный материал взят из «Верхоянского сборника» И. А. Худякоза (помета «X»), из народных песен (помета «пес»), из народных сказок (помета «СК»), из якутско-немецкого словаря О. Бётлингка (помета «Б») и из других материалов разговорной лексики (даны без помет).

    В выпуске зафиксирована 41 общеупотребительная пословица и поговорка, например: киһи тыла уоттааҕар абытай «человеческий язык жжет сильнее огня» (стлб. 12); кырдьаҕастан алгыһын ыл «от старика бери благословение» (стлб. 76); ыалдьартан илии арахпат, таптыыртан харах арахпат «с больного места не сходит рука, а с любимого не сводишь глаз» (стлб. 138); айан киһитэ аргыстаах, суол киһитэ доҕордоох «у путника бывает спутник, у дорожного — товарищ» (стлб. 145); ытаабат оҕо эмсэхтэмммэт «дитя не плачет — мать не разумеет» (стлб. 260); иллээххин эрэнимэ, истиэнэҕэр эрэн «не надейся на друга своего, а надейся на свою стену» (стлб. 283); икки атахтаах эриэнэ иһигэр, көтөр эриэнэ таһыгар, «у двуногого (человека) пестрота внутри, а у птицы — снаружи» (стлб. 298). Как мы знаем, с течением времени старые пословицы и поговорки меняют свое содержание, т. е. переосмысливаются сообразно новым условиям жизни. В этой связи следует заметить, что почти все пословицы и поговорки, приведенные в этой книге, бытуют и в настоящее время.

    В виде примеров, раскрывающих значение номинативных заглавных слов, получили отражение 63 загадки. Вот некоторые из них: Хоро кыыһа Кытайга айаннаабыт «Хоринская девушка уехала в Китай (дым выходит из трубы)», стлб. 44; Ытык атыыр ааҥнаабыт суола суппэт үһү «говорят, след валявшегося почтенного жеребца не теряется (развалины жилья)», стлб. 120; арыҥах мас анныгар түспүт хаар хараарбат үһү «под наклонившимся деревом выпавший снег, говорят, не тает (брюшко белки)», стлб. 159; эҥини хастыыр эҥинэ чуоҕур баар үһү «говорят, есть разнопестрый, разных обдирающий (карты)», стлб. 229; элэкэнэ эмээхсин эйэҥэлик кийииттээх үһү «тихоходная старушка с покачивающейся невесткой (ухо и серьга)», стлб. 235; элэмэс кытыт суола биллибэт «от пегой кобылицы следов не заметно (берестяная лодка)», стлб. 242; сырайа үрүҥ да, санаата эриэн баар үһү «лицо у него белое, а мысли (думы) пестрые — есть (такой), говорят (письмо)», стлб. 298.

    В словаре приведено большое количество примеров в форме разнообразных народных изречений, например: аҕыс адырыыннаах айан хаан «трудный путь о восьми помехах» (стлб. 31); ат хараҕын курдугунан алаарыччы көрдө «ласково, посмотрел (хозяин на вошедших) своими красивыми большими, как у коня, глазами» (стлб. 66-67); көмүс алтан уйа «золотое гнездо» (стл. 82); саамал кымыһынан тамаҕын анньынар «прочищает глотку свежим кумысом» (стлб. 111); аҥаарыйар аҕыс бииһин ууһа «дремлющее восьмиродовое племя» (стлб. 118); адаар хара тыа «взъерошенный темный лес» (стлб. 28); санаатынан астаммыт саамал кымыс «по своей думе готовый свежий кумыс», (стлб. 173); айахүрдэ, айылгы үчүгэйэ «еще непочатый кубок (подносим), лучшее, что предложить можем» (стлб. 52) и многие другие. Как видим, подобные народные изречения трудно поддаются точному переводу с передачей всех оттенков художественного колорита. Примеры такого рода представляют большой интерес в смысле показа поэтических средств устного народного творчества.

    В иллюстративном материале мы находим немало устойчивых словосочетаний в форме идиом: айах адаҕата «человек, обременяющий пропитанием, не приносящий никакой пользы, дармоед» (стлб. 26); абааһыта киирдэҕинэ «когда у него является дурное настроение, когда проявляются его дурные свойства» (стлб. 5); ат буол «превращаться в коня, заменять коня; ползать на четвереньках» (стлб. 182); ат буола түс «стать (упасть) на четвереньки, пасть на колени» (стлб. 182); балык айах «совершенно беззубый» (стлб. 56); баскын абырахтан «опохмелись» (стлб. 10) и другие.

    Приведенный Э. К. Пекарским разносторонний иллюстративный материал, насыщенный фразеологическими сочетаниями, представляет особый интерес для якутской лексикологии. В этом громадном иллюстративном материале и состоит одно из бесценных достоинств словаря.

    В разбираемом выпуске даны сравнительные пометы к 203 заглавным словам. Якутские слова сравниваются с аналогичными словами из тюрко-монгольских и тунгусо-маньчжурских языков. Указанный материал представляет несомненную ценность для сравнительно-исторического изучения якутского языка.

    Краткий разбор первого выпуска словаря лишний раз убеждает нас в том, что Э. К. Пекарский оставил якутскому народу неоценимое культурное наследие. Он был действительно энтузиастом. «Вы поистину заслуживаете названия «отца якутской литературы»: без Вас не нашлось бы лица, у которого хватило бы дерзости принять на себя такой колоссальный труд, как Ваш словарь», — писал А. Е. Кулаковский в 1912 году. [* «Кулаковский. Сборник докладов к 85-летию со дня рождения Алексея Елисеевича Куликовского». Якутск, 1964, стр. 82.]

    Более 60 лет служит якутскому языку первый выпуск словаря. Полное издание словаря было завершено в 1930 году. В ознаменование 100-летия со дня рождения Почетного члена Академии наук СССР Эдуарда Карловича Пекарского его словарь в 1958 году был переиздан в полном объеме.

    /Вопросы филологии. (По материалам Юбилейной сессии, посвященной пятидесятилетию Октябрьской революции). Якутск. 1970. С. 100-106./

 

 

    Л. И. Ровнякова

                            ВАЦЛАВ СЕРОШЕВСКИЙ — ИССЛЕДОВАТЕЛЬ ЯКУТИИ

    В 1878 г. в Варшаве за принадлежность к первым польским социалистическим кружкам был арестован будущий известный писатель Вацлав Серошевский. Через два года его сослали в Якутию.

    Огромный «рай «северо-восточной части Сибири, почти на две трети находящийся за полярным кругом, — Якутия — на протяжении всего XIX в. была застенком, «тюрьмой без стен и решеток», где отбывали ссылку русские революционеры и представители польского национально-освободительного движения. Сначала это были участники восстания 1830-1831 годов, затем — восстания 1863 года, а начиная с 70-х годов — члены первых социалистических кружков [* История польской политической ссылки в Сибири нашла отражение в ряде трудов. Назовем лишь основные: Z. Librowicz. Polacy w Syberji. Kraków, 1884; M. Janik. Dzieje polaków na Syberii. Kraków, 1928.]. Невыносимо тяжелым было положение ссыльных в Сибири. Полная оторванность от внешнего мира, «стосуточная» ночь с чудовищными морозами, постоянная нужда и строгий надзор полиции, чинившей всяческие препятствия передвижению и общению ссыльных. Однако «охранительная» политика царского правительства и его сибирских ставленников оказалась бессильной перед настойчивым желанием ссыльных «впитать в себя и передать на волю впечатления и наблюдения над далеким, малоизученным краем» [* В. Николаев. Ссылка и краеведение. В сб.: «Сибирская ссылка». М., 1927, стр. 90.].

    Неизгладимый культурный след в жизни Якутии оставила политическая ссылка 80-90-х годов. Она выдвинула из своей среды талантливых и самобытных художников слова, дала миру известных ученых. Достойным вкладом в изучение народов Якутии явились и труды Вацлава Серошевского.

    С 1880 по 1892 г. прожил Серошевский в колымской и якутской ссылках, побывал во многих уголках края, прекрасно изучил быт и нравы местного населения. Виденное в Сибири легло в основу многих его повестей и рассказов, а также этнографических статей.

    В 1890 г. во втором выпуске «Сибирского сборника», выходившем в Иркутске, был опубликован рассказ «Хайлак», выдержавший впоследствии несколько изданий. Через пять лет в Петербурге вышел в свет сборник «Якутских рассказов» Серошевского (СПб., 1895). Сборник был положительно оценен русской критикой, которая отметила правдивость, гуманизм и превосходное знание автором быта сибирских «инородцев» [* Подробнее об этом см.: А. Н. Пыпин. «Вестник Европы», 1895, № 2, стр. 897-898; «Русское богатство», 1895, № 2, стр. 72-73; «Русская мысль», 1896, № 4, стр. 154-155; «Мир божий», 1895, № 6, стр. 2-4.].

    В том же 1895 г. в журнале «Русское богатство» появилось первое крупное художественное произведение писателя — повесть «На краю лесов», принесшая автору заслуженный успех. Критик журнала «Русская мысль» отметил высокие художественные достоинства повести, способность автора к созданию ярких индивидуальных характеров. Особо выделил он умение Серошевского «выйти далеко за пределы простого этнографического изображения масс», которое, по его мнению, было «присуще большинству русских беллетристов, этнографов и народников» [* «Русская мысль», 1895, № 8, стр. 414.]. Характеризуя художественную манеру польского писателя, рецензент «Русской мысли» справедливо указал на близость Серошевского к «школе русских художников-реалистов» [* Там же, стр. 413.].

    Перечисленные особенности творчества польского писателя, наряду с его умением проникнуть в души «язычников» и найти там сокровища духовной красоты, явились причиной необыкновенного успеха произведений Вацлава Серошевского в России в конце XIX — начале XX в.

    Но прежде чем стать популярным беллетристом, Серошевский заявил о себе как ученый-этнограф. Он напечатал ряд статей в «Известиях Восточно-Сибирского отдела императорского русского географического общества» (ВСОИРГО), в «Сибирских сборниках», и в «Живой старине» («Якутская свадьба», «О брачном союзе якутов», «Якутский хлеб» и др.). Главным же научным трудом будущего писателя была книга — «Якуты, опыт этнографического исследования», изданная в Петербурге в 1896 г. [* В. Л. Серошевский. Якуты, опыт этнографического исследования, под ред. проф. Н. И. Веселовского. СПб., 1896, стр. XII — 719 с 168 рис. и картой.]

    История создания этого труда, который, несмотря на многие свои недостатки, до сих пор остается «наиболее полной монографией о якутах» [* С. А. Токарев. История русской этнографии. М., «Наука», 1966, стр. 308.] еще не привлекала внимания исследователей. Правомерность постановки собственно этнографической темы в рамках историко-литературного труда обусловливается той огромной ролью, которую этнографические исследования сыграли в художественном творчестве Серошевского. Писатель, правда, не был профессиональным этнографом. Более того, позже он считал свои научные занятия «побочным, второстепенным делом». И все же Серошевский-художник неотделим от Серошевского-этнографа.

    Якутская тема очень рано завоевала популярность в литературе. Среди писателей, обращавшихся к истории далекой северной окраины бывшей царской России, мы встречаем самые разнообразные имена — художников разной силы таланта, разных эпох и разных национальностей. Особенно широко представлена эта тема в русской литературе. Она нашла отражение в произведениях К. Ф. Рылеева, А. А. Бестужева-Марлинского, поэта-декабриста Н. А. Чижова, И. А. Гончарова, сибирских писателей И. Т. Калашникова и Н. С. Щукина, В. Г. Короленко, писателя-этнографа В. Г. Богораз-Тана, беллетриста А. М. Осиповича, поэта П. Л. Драверта, С. Я. Елпатьевского и многих других [* Подробнее об этом см.: В. Николаев. Ссылка и краеведение, стр. 88-109; К. Дубровский. Якутская ссылка в русской художественной литераторе. М., 1928; К. Ф. Пасютин. Якутия в русской художественной литературе (дооктябрьский период). Якутск, 1964; Н. П. Канаев. Русско-Якутские литературные связи. М., 1965. См.: также: Н. К. Пиксанов. Владимир Галактионович Короленко и якутская ссылка 1881-1684 гг. — В сб.: «В якутской неволе», М., 1927, стр. 71-89; М. К. Азадовский. Поэтика гиблого места. — В кн.: «Очерки литературы и культуры в Сибири». Иркутск, 1947, стр. 165-200.]. О сибирской ссылке рассказывает в своих «Эскизах» польский писатель Адам Шиманский, непосредственный предшественник Серошевского. Перечисленные выше писатели, за исключением, пожалуй, Короленко, только эпизодически обращались к якутской теме, а Серошевский многие годы черпал материал для произведений из своих сибирских впечатлении.

    Живя в Сибири, автор «Якутов» наблюдал и изучал ее природу, быт и жизнь людей этого края. Серошевский — художник и этнограф создал глубоко искренние, точные и яркие картины величественной северной природы. Польский критик В. Фельдман писал о Серошевском: «Изучив Сибирь, он создал в своих произведениях экзотический фон, замораживающий своим дыханием кровь в жилах или, как в «Риштау», отличающийся упоительной роскошью и блеском. Он рисовал очень детально с добросовестностью этнографа. Его взор улавливал самые тонкие нюансы цветов и красок и даже вибрацию воздуха» [* Фельдман. Вацлав Серошевский. Пер. с польского Хвойника. «Критический альманах», кн. 2. М., 1910, стр. 183.].

    Острое этнографическое чутье отличает также подход Серошевского к быту сибирских «инородцев», их чувствам и настроениям. Герои его повестей и рассказов: охотник-якут, гордый чукча, мудрый и щедрый тунгус. Они постоянно терпят нужду, голод, холод, страдают от произвола местных властей.

    Но этих «невольных пасынков суровой природы» Серошевский изображает с чувством глубокой симпатии. К какому бы из якутских рассказов писателя мы ни обратились — будь то «Украденный парень», в добродушно-комическом тоне знакомящий нас с якутским свадебным обрядом, или «Осень», повествующая о буднях маленькой одинокой юрты, или «В жертву богам», герой которого лишает себя жизни ради общего блага, — везде мы чувствуем симпатию автора к своим героям. Он рассказывает о добродушии якутов и чукчей, о высоком чувстве долга, о поэтическом складе их ума, о гостеприимстве.

    С поразительным мастерством и огромной силой психологической правды изобразил Серошевский трагедию молодого якута Хабджия, бессильного перед своим постояльцем, бывшим острожником «хайлаком», который надругался над его женой, красавицей Керемес. По прочтении рассказа читатель невольно приходил к выводу, что главной причиной трагедии якутов является колониальная политика царского правительства, навязывающая якутскому народу подонков русского острога. Вместе с передовыми представителями русской интеллигенции Серошевский настаивал на необходимости избавить местное население от бесчинств хайлаков.

    Герои Серошевского — часть необъемного человечества. Писатель верит в их светлое будущее, и эта вера служит источником его оптимизма. «Религия гуманности», борьба за счастье человека, протест против попирания человеческих прав, наряду с мастерством психологического анализа и этнографической зоркостью, делают творчество Вацлава Серошевского близким и понятным советскому читателю.

    В 1894 г. в Русское географическое общество поступил обширный труд В. Серошевского «Якуты». Еще в рукописи он вызвал живой интерес и справедливо был оценен как вклад в довольно обширную и разнообразную литературу по этнографии якутского народа. Но настоящий успех пришел к Серошевскому лишь два года спустя, после появления «Якутов» в печати.

    Долговременное пребывание в Якутии, знание якутского языка и необычайная наблюдательность позволили будущему писателю основательно изучить далекий северный край. Это же дало ему возможность «в значительной мере дополнить существующие сведения о Якутии, исправить многие неправильные точки зрения и высказать ряд новых положений» [* Н. Xарузин. В. Серошевский. Якуты. — «Этнографическое обозрение», 1896, т. 8, № 4, стр. 170.].

    Серошевский, как уже отмечалось выше, не был прирожденным ученым. О причинах, побудивших его заняться научной деятельностью, рассказывают письма тех лет. Вот что сообщал Серошевский 8 августа 1895 г. другу и будущему издателю своих сочинений Лонгину Федоровичу Пантелееву: «В науку я забрел случайно, не отвлеки она меня — я создал бы в искусстве что-нибудь значительное» [* Письмо впервые приведено нами в статье «Вацлав Серошевский и его русские корреспонденты» (По материалам неизданной переписки). В сб.: «Славянские литературные связи». М. — Л., 1968, стр. 134. В дальнейшем ссылки на эту статью даны с указанием страниц в тексте.].

    Спустя тридцать с лишним лет автор «На краю лесов» повторит эту мысль в письме к известному библиографу Якутии Н. Н. Грибановскому [* Николай Николаевич Грибановский (1880-1942) — один из пионеров создания советской национальной библиографии. Широкую известность получил его труд «Библиография Якутии», ч. I-II (в трех выпусках). Л., 1932-1935, ч. III, Якутск, 1965. О Серошевском см.: ч. II, вып. 1. Л., 1934, стр. 139, 183, 195.] «Попав в Сибирь, — писал Серошевский 18 февраля 1928 г., — я сразу же начал думать о побеге. Желая раздобыть сведения, необходимые для успешного его осуществления, я стал сближаться с туземцами, выучил якутский язык, начал записывать их рассказы и предания. Вскоре я собирал последние уже ради их самих. Я нашел здесь своеобразную поэзию и много полезных научных сведений. Когда же впоследствии меня перевели на юг — в маленьких библиотеках Тютчева, Зубрилова, Виташевского и Натансона, а также в библиотеке Якутской гимназии я нашел сочинения Миддендорфа, Маака, Кропоткина. Это позволило мне приступить к более систематическому изучению страны» [* Архив Географического общества, ф. 65, оп. 1, № 30. В дальнейшем: АРО. Из перечисленных ученых Серошевский очень высоко ценил А. А. Миддендорфа, которому и были посвящены «Якуты».].

    Летом 1892 г. кончился срок ссылки Серошевского. Получив паспорт, он выехал в Иркутск. «Единственным моим достоянием — читаем далее в том же письме, — была толстая папка записей, сделанных по-польски. Ее-то у меня отняли было жандармы в Олекме, да потом вернули по настоянию местного исправника поляка Качоровского, который знал меня по Верхоянску и Колымску. В Иркутске я оказался с тремя рублями в кармане. Нужно было зарабатывать на хлеб, и, по-видимому, пришлось бы надолго оставить мысль об обработке материалов, если бы не случай».

    Далее Серошевский рассказывает своему корреспонденту о встрече в Иркутске со своим старым знакомым Станиславом Ланды, бывшим студентом-медиком, а в то время торговым представителем фирмы сибирских предпринимателей Громовых. Ланда и познакомил ссыльного писателя с известным сибирским ученым-этнографом Митрофаном Васильевичем Пихтиным и главой названной фирмы — Анной Ивановной Громовой. Из письма Серошевского в Русское Географическое общество от 18 ноября 1894 г. мы узнаем, что этнографические материалы, вывезенные им из Якутии, заинтересовали М. В. Пихтина и А. И. Громову, и они обещали молодому ученому всяческую поддержку [* АГО, ф. 1-1894, оп. 1, № 14, л. 4.].

    Издание книги о якутах Серошевского взяло на себя Географическое общество, занятое в те годы систематическим описанием Сибири, а деньги на ее издание предоставила Громова [* Громова не только финансировала издание книги Серошевского, но и передала в фонд Географического общества средства, вырученные от ее продажи. Там же, л. 52-55.]. «Дело мое с книжкой вырешилось, — сообщал Серошевский 23 октября 1894 г. в письме к Н. М. Мендельсону. — Узнал об этом третьего дня» (стр. 132).

    Рукопись Серошевского отдали на рецензию действительному члену Географического общества, профессору кафедры истории Востока Петербургского университета Николаю Ивановичу Веселовскому. Рецензент высоко оценил труд и ходатайствовал о присуждении ему малой золотой медали. Отметив огромный вклад исследователя в изучение истории якутов и родственных им народов, Веселовский писал: «Все свои взгляды и выводы, которые автор исследования высказывает очень осторожно, он подкрепляет народными преданиями, пословицами, поговорками. Это придает труду особую ценность. Изложение отличается ясностью, увлекательностью и изяществом. Поражает исключительная наблюдательность автора» [* АГО, ф. 1-1854, оп. 1, № 22, л. 71-72.].

    Основываясь на отзыве проф. Веселовского, Географическое общество отметило труд Серошевского медалью [* См. «Дело медальной комиссии Отделения этнографии за 1894 год». Там же, л. 70.] и постановило его издать.

    Началась кропотливая работа по подготовке рукописи к печати. О трудностях, с которыми пришлось столкнуться Серошевскому, мы узнаем из его писем к Лонгину Федоровичу и Серафиме Васильевне Пантелеевым. Так, в письме к Пантелееву от 30 марта 1895 г. Серошевский сообщал: «Работа над первым томом «Якутов» движется вперед крайне медленно» (стр. 135). Особую трудность вызвало печатание якутских текстов, записанных Серошевским в его собственной транскрипции. Это приводило порой к неправильной передаче звуков и звукосочетаний якутского языка, и явилось одним из недостатков будущей книги [* На это первым обратил внимание В. Ионов в статье «Обзор литературы по верованиям якутов» («Живая старина», 1914, вып. 3-4, стр. 317-372). Заметим, что Ионов отрицательно отозвался и о труде в целом. В советское время против недооценки Ионовым труда Серошевского выступил академик А. Н. Самойлович, который в статье «Якутская старинная устная поэзия» отметил заслуги польского исследователя по собранию якутского фольклора. (См. об этом в кн.: «Якутский фольклор». М., «Сов. писатель», 1936, стр. 7).]. Массу усилий и времени отняло также печатание разного рода иллюстративного материала и указателя. «Целый месяц правлю указатель, — жаловался Серошевский редактору книги проф. Веселовскому 21 января 1895 г. — Послал Вам шестую корректуру». В другом письме тому же адресату [* Известны четыре письма Серошевского к Н. И. Веселовскому: от 21 января 1895 г. и три б. г. и б. д. Хранятся они в ЦГАЛИ, ф. 118, № 998, лл. 1-4.] читаем: «Наборщики путаются в бесконечном количестве чисел, цифр, линий. Не дай бог, сколько стоит мне эта книга» [* Изнурительная работа над подготовкой «Якутов» к печати подорвала здоровье Серошевского. У него открылось кровохарканье. Сохранилось ходатайство Н. И. Веселовского в Русское Географическое общество от 16 марта 1896 г. с просьбой оказать возможную материальную поддержку «неутомимому и бескорыстному труженику». (АГО, ф. 1-1894, оп. 1, № 14, стр. 37-42). Свидетельств о том, удовлетворило ли общество просьбу Веселовского, не сохранилось, но известно, что русские ученые и, в частности, вице-президент общества П. П. Семенов-Тян-Шанский, помогли Серошевскому вернуться на родину в 1895 г., а в 1900 — избежать вторичной ссылки в Сибирь. Серошевский высоко оценил сердечное, доброжелательное отношение к нему русских ученых, а П. П. Семенова-Тян-Шансюого называл своим «защитником» и «покровителем» (АГО. разряд 64, оп. 1, № 65).].

    В 1896 г. первый том «Якутов» увидел свет. Появление его вызвало многочисленные отклики в русской печати. Несмотря на то, что критики отметили существенные просчеты и недостатки исследования, которые, впрочем, неизбежны при таком обилии материала и сложности затронутых автором проблем, в целом «Якуты» были встречены очень сочувственно. Вот что писал, например, В. Кочнев в 1889 г. в своей книге «Очерки юридического быта якутов»: «Я должен сказать, что названное сочинение — самое лучшее из написанного об этой народности, какое мне только приходилось читать». Отметив, что в книге собран огромный фактический материал и что многие проблемы, такие, как родовой строй, например, получили здесь впервые свое историческое освещение, что автор учел и критически переработал всю известную литературу вопроса, критик продолжал: «Русская наука, все, интересующиеся якутами, и сами якуты должны быть благодарны Серошевскому за капитальный труд, равного которому нет в литературе. Для каждого, желающего познакомиться с якутской областью, это сочинение должно стать настольной книгой [* Д. Кочнев. Очерки юридического быта якутов. Казань, 1889, стр. 16.].

    С выходом в свет первого тома «Якутов» работа Серошевского над этим трудом не прекратилась. Он задумал издать его продолжение. Но замысел не был осуществлен. Труд Серошевского остался в рукописи, которая, к тому же, считалась утерянной.

    На самом же деле, машинописный экземпляр второго тома «Якутов» хранится в архиве Русского Географического общества в Ленинграде. Здесь же, а также в Ленинградском отделении Архива АН СССР нами обнаружен ряд материалов, которые позволяют восстановить, правда, ввиду своей неполноты, лишь в общих чертах, историю создания и литературную судьбу в России второго тома научного труда польского писателя. Вот эта история.

    Не дождавшись появления первого тома «Якутов» в печати, Серошевский в начале августа 1895 г. уехал в Польшу. Встреча с родиной после четырнадцатилетней разлуки не принесла ему радости. «Я далек, чужд полякам. Продолжительное изгнание будто бы лишило меня родины. Это ужасное чувство: в России я не русский, в Польше — не поляк»,— жаловался Серошевский Л. Ф. Пантелееву в августе 1895 г. (стр. 135).

    Стараясь преодолеть мрачное состояние духа, Серошевский с головой уходит в работу. Он готовит второй том «Якутов». Правда, предстоящая женитьба и материальные затруднения, заставлявшие его работать, «не покладая рук для разных журналов и издательств» [* АГО, ф. (1-1394, оп. 1, № 14, стр. 62-63.], на время отвлекают его от работы над «Якутами», но он не оставляет мысли об их издании. «По всей вероятности, я триеду в Петербург в конце апреля — начале мая, — сообщал он В. А. Поссе 2 февраля 1901 г. — Географическое общество требует, чтобы я приступил к изданию второго тома [* Цит. по: Р. Lewin. Polonica w dziale rękopisów Instytuta literatury światowej. — «Przegląd Humanistyczny». Warszawa, 1962, N 4, str. 160-161.].

    Весь 1901 год, как видно из писем Серошевского той поры, он упорно (работает над продолжением «Якутов». И вот 14 февраля 1902 г. он извещает Пантелеева, что работа его близится к концу и что «после пасхи он приедет в Петербург с готовым томом «Якутии» [* ЦГАЛИ, ф. 4691, оп. 1, № 532, л. 66.].

    В первых числах апреля [* Между 6 и 10 апреля 1902 г. Серошевский встретился в редакции журнала «Русское богатство» с В. Г. Короленко. См. об этом: Т. Szyszko. Sieroszewski i Korolenko.—«Slavia Orientalis», 1966, N 1, str. 55.] Серошевекий действительно приехал в Петербург, чтобы договориться об условиях публикации своего труда. 22 декабря он писал Пантелееву, что второй том «Якутов» должен поступить в типографию [* ЦГАЛИ, ф. 1691, оп. 1, № 532, л. 64 об.].

    Однако ни в 1902, ни в ближайшие годы это издание не было осуществлено. Вопрос о возможности его опубликования встал вторично уже в советское время, т. е. более чем через двадцать лет.

    [C. 333-340.]

    Перед нами копия письма В. Серошевского к Н. Н. Грибановскому от 5 сентября 1927 г. В ответ на запрос последнего относительно судьбы второго тома «Якутов», Серошевский писал: «После революции 1905 года я вынужден был бежать из пределов России. Я поселился в Закопане. Затем несколько лет проживал в Париже. Там я встречался с Луначарским. Он бывал у меня на квартире и мы не раз спорили с ним по разным вопросам. Он уже тогда интересовался вторым томом «Якутов». Я рассказал ему то, что теперь повторю Вам. Я обработал материалы, оставшиеся у меня от первого тома, и составил из них особый том, почти такой же по объему, как и первый. Я сдал его секретарю Географического общества, если не ошибаюсь, Достоевскому [* Александр Андреевич Достоевский (1857-1933), племянник писателя Ф. М. Достоевского, с 1903 по 1915 г. был секретарем Русского Географического общества.] для напечатания. Но суммы, пожертвованной Пихтиным, оказалось недостаточно, а у Географического общества не было денег. Пришлось отложить дело. Между тем вспыхнула революция 1905 года, и я уехал за границу. Некому было править корректуры, полные якутских текстов. Мне писали из Географического общества, что ждут приезда Пекарского. В конце концов рукопись (толстый том) затерялась. Я не получал ответов на запросы о ее судьбе. К тому же как политический эмигрант, выступавший на русских политических торжествах (праздник Герцена в Париже [* В апреле 1912 г. в Париже отмечался 100-летний юбилей со дня рождения А. И. Герцена. На этих торжествах Серошевский выступил с речью, полной уважения к великому русскому мыслителю, за что подвергся нападкам со стороны реакционно настроенной польской эмиграции.]) я оказался на дурном счету у русского правительства, и Географическое общество стеснялось хлопотать о деньгах на издание моей книги. Так дело и заглохло. Теперь поднимаете его Вы. Боюсь, что рукопись отыскать не удастся» [* ЛО архива АН СССР, ф. 41, оп. 4, № 59.].

    [C. 341.]

    Далее автор письма сообщал, что у него остались заметки, сделанные по-польски, которыми он намерен воспользоваться при работе над вторым томом. Не веря, что рукопись можно найти, Серошевский добавлял: «Слишком уж много грандиозных событий прокатилось над этим крошечным трудом».

    Упомянутое письмо Н. Н. Грибановский в начале сентября 1927 г. переслал в комиссию по изучению Якутской республики при Академии наук СССР (КЯР) [* Письмо П. В. Виттенбурга к Грибановскому от 14 сентября 4927 г., содержащее благодарность за пересылку письма Серошевского.]. Ученый секретарь этой комиссии профессор В. В. Виттенбург проявил к этнографическому исследованию Серошевского большой интерес. Прежде всего он запросил Географическое общество относительно местонахождения упомянутой рукописи и возможности ее издания силами общества. Затем, 14 сентября 1927 г., Виттенбург доложил об этом академику В. Л. Комарову и, наконец, предложил рассмотреть вопрос об издании второго тома «Якутов» на очередном заседании КЯР. Сохранилась выписка из протокола заседания этой комиссии от 19 сентября 1927 г., в которой было признано «желательным опубликование труда Серошевского совместно с Географическим обществом». В случае же отказа последнего было решено просить передать рукопись для издания в КЯР. Комиссия по изучению Якутской республики постановила известить Серошевского о своем решении и послать в дар польскому ученому труды, изданные ею в последние годы.

    В архиве Географического общества хранится копия письма комиссии В. Серошевскому, подписанная П. В. Виттенбургом. Ученый сообщал автору, что рукопись второго тома обнаружена в Географическом обществе и что КЯР намерена издать ее в ближайшее время. Профессор Виттенбург выражал уверенность, что Серошевский окажет помощь советами и указаниями при подготовке рукописи к печати.

    23 сентября 1927 г. КЯР предложило Географическому обществу совместно издать труд Серошевского. Копия этого обращения была послана непременному секретарю Академии наук академику С. Ф. Ольденбургу. Однако в письме от 30 сентября 1927 г., отправленном С. Ф. Ольденбургом на имя Виттенбурга, указывалось, что комиссия по изучению Якутской республики не полномочна вести переговоры по изданию каких бы то ни было трудов в рамках Академии наук, что для этого требуется специальное решение Президиума или общего собрания Академии наук. Кроме того, добавлял академик С. Ф. Ольденбург, к изданию названного труда Серошевского следует подходить с «особой осторожностью ввиду серьезных критических замечаний в адрес его первого тома».

    Письмо академика Ольденбурга было оглашено на ближайшем заседании комиссии КЯР 3 октября 1927 г. [* Об этом свидетельствует сохранившаяся выписка из протокола за № 111/29 от 3 октября 1927 г. ЛО архива АН СССР, ф. 41, оп. 4, № 59, л. 10.] Больше никаких следов, относящихся ко второму тому «Якутов», нам обнаружить не удалось. По-видимому, Географическое общество не располагало необходимыми средствами, а Академия наук от публикации этнографического исследования Серошевского отказалась.

    Заканчивая обзор материалов о втором томе «Якутов», следует сказать несколько слов о самой рукописи, которая хранится в архиве Географического общества в Ленинграде [* АГО, разряд 64, оп. 1, № 65.].

    Рукопись представляет собой объемистый том, насчитывающий более 700 страниц. На титульном листе надпись: «Якуты. Опыт этнографического исследования В. Л. Серошевского. Изд. Имп. Русск. Геогр. Общ-ва. на средства, пожертвованные А. И. Громовой, под ред. проф. Веселовского. Т. II. Сырые материалы, варианты, заметки и сказки, оставшиеся от первого тома. Петербург. 1902 год». Первые 150 страниц занимает введение. Далее следуют главы:

    I. О южном происхождении племени (стр. 183-210).

    II. Население (стр. 211-231).

    III. Физические особенности племени (стр. 237-259).

    IV. Экономические основы быта (стр. 260-308).

    V. Пища (стр. 309-329).

    VI. Платье (стр. 329-345).

    VII. Постройки (стр. 346-363).

    VIII. Ремесла и искусство (стр. 364-414).

    IX. О распределении богатства, условиях труда и найма (стр. 415-432).

    X. Родовой строй (стр. 433-505).

    XI. Семья (стр. 506-524).

    XII. Дети (стр. 525-535).

    XIII. Брак и любовь (стр. 536-586).

    XIV. Народное самосознание и отношение к русским. Влияние русской культуры (без указания страниц) [* Содержание первого и второго тома «Якутов» идентично, хотя в рукописном варианте одной главой меньше. Не совпадает также название XIV главы, которая в первом томе озаглавлена «Народное словесное творчество». По-видимому, вопрос о влиянии русской культуры на якутов был специально разработан автором для второго тома.].

    Особого упоминания заслуживает введение. Здесь автор касался целей и задач, поставленных им во второй части этнографического исследования. «Этот выпуск моего труда, — писал Серошевский, — представляет собой простое дополнение к первому тому, где я старался (рассказать все то, что знаю об якутах и их стране. Не желая обременять упомянутую книгу большими подстрочными примечаниями, я вынес в отдельный том все варианты, дополнительные сведения, суждения по отдельным вопросам не совсем для меня ясным, вообще — все незаконченное, случайное, что не укладывалось в рамки будущей картины, но что могло представить хоть малейший интерес для будущих исследователей. Я убежден, что самое мелкое наблюдение, если оно сделано добросовестно, может послужить в дальнейшем исходной точкой для важных открытий. Так, например, на якутский род я наткнулся совершенно случайно, разыскивая определение родства. К сожалению, это произошло незадолго до моего отъезда из Якутской области, и сведений я собрал мало. Недостаточно у меня сведений и о чрезвычайно интересной космогонии якутов, их древнем календаре, о людоедстве, о поклонении природе и т. д. Вообще множества вопросов пришлось коснуться самым поверхностным образом». Далее Серошевский сообщал о своем намерении печатать якутские тексты русским шрифтом, ибо общепринятый шрифт Бётлингка (Вöеhtlingk), по ею мнению, столь же несовершенен, как и всякая система условных знаков, которая лишь приблизительно передает богатство звуковых оттенков человеческой речи.

    Вацлаву Серошевскому не пришлось увидеть напечатанным продолжение своего этнографического исследования. Судить о научной ценности второго тома «Якутов» предстоит специалистам. Однако уже сейчас можно с уверенностью сказать, что занятия этнографией оставили заметный след в литературной деятельности польского писателя. Это выразилось в его стремлении максимально сблизить жизненный факт с его художественным отражением. Не случайно роль вымысла в сибирских рассказах Серошевского сведена до минимума, а сюжетной канвой служат, как правило, реальные факты. Сочетание объективных наблюдений автора с точным, почти «научным» подходом к изображаемому — одна из сильных сторон художественного метода Вацлава Серошевского-реалиста.

    [C. 341-344.]

 

 

 

                                                      ЯКУТСКИЕ ДРУЗЬЯ ГОРЬКОГО

    ... В конце 1906 года А. А. Семенов сколотил вокруг себя инициативную группу, состоящую в основном из политических ссыльных, а также части местной прогрессивной интеллигенции. Группа эта решила издавать в Якутске газету на русском и якутском языках.

    А. А. Семенов с местным интеллигентом — учителем Н. Е. Афанасьевым — развернули кипучую деятельность по изысканию средств. Начались сборы пожертвований по подписному листу среди жителей города и области. Сумели привлечь к этому делу либерально настроенную буржуазию и купечество. В клубе приказчиков шли целевые спектакли, костюмированные вечера и концерты.

    Когда сколотили необходимую сумму, связались с проживавшим тогда в С-Петербурге бывшим политическим ссыльным, впоследствии автором всемирно известного якутского словаря и почетным академиком Э. К. Пекарским. При его активной помощи получили от немецкой фирмы Леман и К° оборудование и шрифты для небольшой газетной типографии, печатный тигельный станок большого формата — «Американка», несколько пудов текстового и титульного русского и якутского шрифтов.

    В конце июня 1907 года состоялось учредительное собрание инициаторов издания газеты, которую решено было назвать «Якутский край» («Саха дойдута»), издавать на русском и якутском языках три раза в неделю. Тут же избрали редколлегию, в состав которой в основном вошли политические ссыльные.

    Издателем ее утвердили Н. Е. Афанасьева, редактором — С. А. Корякина. А. А. Семенов взял на себя хлопоты получить разрешение на выход газеты.

    Алексей Тимшин

    [С. 17.]

 

 

                                              А. А. СЕМЕНОВ — А. М. ГОРЬКОМУ

                                                            Якутск, 20 января 1928 г.

        Дорогой Алексей Максимович!

    С якутскими переводами Г. В. Ксенофонтова произошло, по-видимому, недоразумение: Вам попал на глаза якутский текст, напечатанный русскими буквами, а не русский. Автор переводов — б. доцент Иркутского университета, якут, человек с некоторыми странностями. Он утверждает, напр., что Э. К. Пекарский, якутский словарь, которого уже много лет издает Академия наук, плохо знает якутский язык, а разговаривать на нем уклоняется. [* Гавриил Васильевич Ксенофонтов (1888-1940) — по национальности якут — в 1912 году окончил юридический факультет Томского университета. После революции работал в Иркутском университете на кафедре археологии и этнографии. Автор работы о происхождении якутского народа «Урангхай сахалар» и ряда других книг.]...

    А. Семенов.

    /Якутские друзья А. М. Горького. Сост. Ирина Дистлер и Алексей Тимшин. Якутск. 1970. С. 129./