ЎЎЎ 62. Адубарыя Ігідэйка. Эдуард Пякарскі ў жыцьцяпісах. Сш. 62. 1969. Койданава. "Кальвіна". 2023.

 

    Г. II. Башарин

                                   К ВОПРОСУ О КЛАССОВО-ПАРТИЙНОМ ПОДХОДЕ

                                                 К ПРОБЛЕМАМ ИСТОРИОГРАФИИ

                                       (По поводу письма Долгих, Новгородова, Токарева,

                                                 в редакцию журнала «История СССР»)

     Моя брошюра «Обозрение историографии дореволюционной Якутии», изданная в 1965 г., вызвала некоторый отклик среди специалистов, о чем свидетельствует и «Письмо» докторов исторических наук, профессоров Б. О. Долгих, А. И. Новгородова и С. А. Токарева в редакцию ж. «История СССР».

    Однако как содержание этого документа, так и приемы критики, которыми пользуются его авторы, вызывают решительное возражение с моей стороны. Долгих, Новгородов и Токарев дают негативную оценку тех мест брошюры, где рассмотрены Сибиряковская экспедиция, несостоятельная концепция ссыльных либеральных народников относительно социально-экономического строя в дореволюционной Якутии и, наконец, ошибки И. С. Гурвича и З. В. Гоголева, состоящие в некритическом использовании этой либерально-народнической концепции и в замалчивании указаний В. И. Ленина, имеющих важное значение для научного понимания общественного развития в Ленском крае [* Б. О. Долгих, А. И. Новгородов, С. А. Токорев. Письмо в редакцию. — «История СССР», 3, 1967 (в дальнейшем — «История СССР»), стр. 226-227.].

                                       I. Роль Сибирякова и царской администрации

                                          в организации Сибиряковской экспедиции.

    В 1929 г. Академия наук СССР опубликовала сборник рукописей дореволюционных авторов, Д. М. Павлинова, Н. А. Виташевского и Л. Г. Левенталя, -под общим названием «Материалы по обычному праву и по общественному быту якутов» [* Сборник издан в Ленинграде. В дальнейших ссылках — Материалы.]. Павлинов прибыл из центра в Якутск на должность прокурора Якутского окружного суда «в конце шестидесятых годов и оставался в крае до 1876 года, когда выехал обратно в Россию» [* Там же, стр. VII.]. Его работы «Об имущественном праве якутов» и «Брачное право у якутов» составляют небольшую часть сборника «Ма териалы» [* Там же, стр. 1-62.]. Основная же часть этого сборника состоит из работ Н. А. Виташевского и Л. Г. Левенталя, которые являлись членами Сибиряковской экспедиции [* Там же, стр. 63-448.]. Поэтому издатели «Материалов» снабдили их пространным предисловием, в котором подробно рассказано о происхождении Сибиряковской экспедиции, об ее целях и сотрудниках. Предисловие это было написано членом самой экспедиции И. И. Майновым [* Там же, стр. I-ХVIХ.]...

    [С. 98-99.]

    В моей работе «Обозрение» на основе документов показано, что органы царского правительства, генерал-губернатор Восточной Сибири и якутский губернатор вмешивались в решение вопросов о подборе сотрудников Сибиряковской экспедиции, что они «сделали все для того, чтоб в экспедицию не могли проникнуть исследователи с революционными взглядами» (стр. 8-9). Но авторы «Письма», возражая против этого, утверждают: «В действительности, руководил подбором сотрудников (экспедиции. — Г. Б.) бывший политический ссыльный Д. А. Клеменц» [* «История СССР», стр. 226.]. Однако их мысль об единоличном, без участия кого бы то ни было из органов власти, решений этим бывшим политическим ссыльным вопросов о подборе членов Сибиряковской экспедиции вовсе не соответствует действительности.

    В конце 1892 г. председатель географического отдела ВСОИРГО Яковлев обратился к якутскому губернатору В. Н. Скрыпицину с письмом, в котором сообщалось о проекте организации этнографической экспедиции на средства, пожертвованные И. М. Сибиряковым. Яковлев, приводя «выдержки из письма» самого Сибирякова, информировал губернатора, что экспедиция будет работать под руководством Д. А. Клеменца, пожелавшего привлечь к ее работе водворенных в Якутской области «госудпреступников: Виташевского, Иехельсона, Пекарского, Ионова, Богораза и Сосновского» [* ЦГА, ф. 12, оп. 12, д. 299, л. 5.].

    Якутский губернатор 9 января 1893 г. направил генерал-губернатору Восточной Сибири «секретное донесение» за № 23, в котором изложено содержание письма Яковлева. Вместе с тем он высказал следующие свои соображения: «... принимая во внимание, что проектируемая под руководством Клеменца экспедиция имеет представлять из себя нечто вроде комиссии и притом из элементов, во всем ее составе, включая и председателя, неблагонадежных в политическом отношении, и следовательно, экспедицию, способную злоупотребить своими занятиями по исследованию края в целях, совершенно чуждых намерениям Правительства и ко вреду для его интересов, я считаю долгом почтительнейше испрашивать разрешения Вашего высокопр-ва об отклонении экспедиции Сибирякова, если она не может быть им составлена из лиц вполне благонадежных в политическом отношении. О последствии имею честь покорнейше просить почтить меня уведомлением» [* Там же, лл. 5-6.].

    Генерал-губернатор Восточной Сибири А. Д. Горемыкин 5 марта того же 1893 г. ответил Якутскому губернатору секретным письмом, в котором сказано: «Ввиду приведенных Вашим превосходительством в представлении от 9 января сего года за № 23 соображений, я со своей стороны нахожу предположение Ваше об отклонении экспедиции Сибирякова в Якутскую область на проектированных им основаниях совершенно правильным и целесообразным» [* Там ж е, л. 16.].

    Таким образом, вначале якутская и иркутская администрации не разрешили организацию экспедиции с привлечением к ее работе политических ссыльных.

    Однако ВСОИРГО и И. М. Сибиряков проявили настойчивость. Рассмотрение проекта было перенесено в Петербург. Здесь этим делом занималось Министерство внутренних дел. Основным вопросом, от того или иного решения которого зависело разрешение или запрещение организации экспедиции, был вопрос о привлечении к ее работе политических ссыльных. В положительном разрешении этого вопроса помогли Президент Географического Общества П. П. Семенов и академик В. В. Радлов. Они вместе с Клеменцем общими усилиями убедили Правительство в том, что Э. К. Пекарский, Н. А. Виташевский, Л. Г. Левенталь и другие ссыльные народники не занимаются революционной деятельностью, ведут себя лойяльно, что они имеют хорошую научную подготовку и уже ведут научно-исследовательскую работу. Только поэтому власти разрешили допущение ссыльных к работе экспедиции. Но и то при определенных условиях, при которых должен быть обеспечен надежный контроль над политической безопасностью деятельности «государственных преступников»...

    [С. 101-102.]

    Вербовка сотрудников Сибиряковской экспедиции осуществлялась в следующем порядке: ВСОИРГО и Якутский областной Статистический комитет представляли кандидатуры Якутскому губернатору, который в свою очередь передавал вопрос о выставленных кандидатурах на рассмотрение генерал-губернатора Восточной Сибири. А. Д. Горемыкин представлял эти же кандидатуры в Министерство внутренних дел. При отсутствии возражения в указаниях Петербурга главный начальник Края, т. е. генерал-губернатор Восточной Сибири, не встречая препятствий, «давал окончательное официальное разрешение на допуск рекомендованных лиц к работе Сибиряковской экспедиции.

    В результате рассмотрения кандидатур в Якутске, Иркутске, Петербурге и снова в Иркутске в состав членов Сибиряковской экспедиции были включены: Э. К. Пекарский, Н. А. Виташевский, В. М. Ионов, Л. Г. Левенталь, С. В. Ястремский, В. И. Иохельсон, И. И. Майнов и В. Г. Богораз — всего 8 политических ссыльных; чиновник особых поручений Областного правления Г. Л. Кондаков, советник этого же Правления Д. И. Меликов и Областной ветеринар С. Я. Дмитриев; священники Д. Попов и И. Попов; колымский исправник Карзин и член-секретарь Якутского Статистического комитета, казачий сотник A. И. Попов. В дальнейшем в состав сотрудников экспедиции из местного населения были введены: голова Дюпсинского улуса В. В. Никифоров, писарь управы Восточно-Кангаласского улуса И. Г. Соловьев, тойонские интеллигенты Ботурусского улуса Е. Д. Николаев и Баягантайского улуса Н. С. Слепцов. Кроме того, некоторые из членов экспедиции привлекли к разработке своих проблем 5 других политических ссыльных (Н. Л. Геккер, В. Е. Горинович, С. Ф. Ковалик, Г. Ф. Осмоловский, B. В. Ливадин) и псаломщика Чурапчинской церкви И. А. Некрасова. При допущении упомянутых ссыльных народников к работе экспедиции были приняты во внимание: «хороший отзыв о поведении административно-ссыльного», «удостоверение о хорошем поведении ссыльно-поселенца» [* ЦГА, ф. 12, оп. 12, д. 299, лд. 18, 23, 54, 64; И. И. Маqнов. Предисловие, -— Материалы, стр, XII-XIII.]...

    [С. 103.]

    Авторы «Письма» Долгих, Новгородов и Токарев, пытаясь опровергнуть изложенный вывод, утверждают: «В Сибиряковской экспедиции приняли участие преимущественно политические ссыльные, в числе которых были такие прогрессивные исследователи, как Э. К. Пекарский, В. Г. Богораз, В. И. Ионов, Ф. Я. Кон и др.» [* «История СССР», стр. 226.]. К этому утверждению следует сделать два замечания:

    Во-первых, авторы «Письма», возражая против моего мнения об отсутствии в составе сотрудников Сибиряковской экспедиции исследователей с революционными взглядами, сами воздерживаются употребить слово «революционные» и пишут только о «прогрессивных исследователях». И поступили правильно, так как в составе сотрудников Сибиряковской экспедиции действительно не было исследователей с революционными взглядами. В то же время утверждение Долгих, Повгородова и Токарева о «прогрессивных исследователях» нуждается в уточнении. Конечно, лучшие достижения Пекарского, Богораза, Ионова и других народников в области науки, их культурно-просветительная деятельность имели большое прогрессивное значение. Но либеральнонародническая концепция Пекарского, Виташевского и других об общине, их сотрудничество с якутским .губернатором по вопросам об «улучшении» жизни народа, их отход от классовой борьбы, революционного движения — все это носило реакционный характер. Общеизвестно, что в центре России либерально-народническая концепция об общине квалифицирована и разгромлена Лениным как реакционная. Эта же «теория» народников от того, что проповедsвалась в дореволюционной Якутии, не перестала быть реакционной...

    [С. 106.]

                                 II. Позитивизм — методологическая рснова работ народников

    В Якутию 70—80-х годов XIX в. прибыли десятки народников. Они были сосланы сюда за те или иные антиправительственные, революционные действия. В центральной России 90-х годов, как известно, народничество предыдущего периода переродилось в либеральное, течение, появились либеральные народники. Такая эволюция в еще большей степени охватила и ссыльных народников в Якутии 90-х годов прошлого столетия. Один из авторов «Письма в редакцию» журнала «История СССР», С. А. Токарев, отличая таких ссыльных народников, как Пекарский, Левенталь, Виташевский и другие, а также другую мелкобуржуазную часть ссылки от ссыльных марксистов-ленинцев, писал:

    «Старая народническая ссылка, хотя и вела культурную работу среди населения, но зато сама была в значительной мере оторвана ог революционного движения в стране. Многие ссыльные народники за долгие годы своего пребывания в Якутии вообще теряли свое политическое лицо и растворились в обывательской массе. Мелкобуржуазная часть ссылки и после 1905 г. во многом повторяла ту же историю. Среди ссыльных анархистов, эсеров и др. в период реакции 1908-1910 гг., да и позже, были заметны упадочные настроения, бытовое и моральное разложение, отход от всякой политической жизни» [* С. А. Токарев. Очерк истории Якутского народа. М., 1940, стр. 206.].

    Такого же мнения придерживался и исследователь жизни и деятельности ссыльных народников в Якутии, М. А. Кротов. Его выводы состоят в том, что и в Якутской ссылке народники «упорно хранили веру в силу крестьянской общины, не понимали классового антагонизма внутри крестьянства». «Отсюда идеализация якутской сельской общины, искаженное изображение роли царской администрации как «защитника» угнетенных масс в их борьбе с эксплуататорскими классами (работы Левенталя, Пекарского) и т. д.» В Якутии народники «почти не вели никакой революционной работы». Часть из них «опустилась до уровня либерально настроенных обывателей, служивших в частных торговых фирмах, открывавших кустарные мастерские и даже сотрудничавших с администрацией» [* М. А. Кротов. Политическая ссылка во второй половине XIX в. — История Якутской АССР, т. II. М., 1957, стр. 308.].

    В моем «Обозрении» затронута научно-исследовательская деятельность ссыльных народников применительно к периоду со середины 90-х годов XIX в., когда работала Сибиряковская экспедиция. К началу данного периода Н. А. Виташевский, Л. Г. Левенталь, Э. К. Пекарский, В. Л. Серошевекий и другие ссыльные народники представляли типичных либеральных народников. В связи с возникновением вопроса о привлечении ссыльных народников к работе Сибиряковской экспедиции, как говорилось выше, якутский губернатор, генерал-губернатор Восточной Сибири и Министерство внутренних дел специально занимались выяснением чего-либо революционного в жизни и деятельности этих народников. Но даже они не могли придраться ни к чему. Что касается марксиста Ф. Я. Кона, то власти, выявив его революционные убеждения и действия, запретили ему стать сотрудником экспедиции.

    Вместе с тем следует отметить, что ссыльные народники, в том числе особенно ставшие сотрудниками Сибиряковской экспедиции, объективно сыграли большую положительную роль в истории Якутии. Содействие распространению грамоты, создание библиотек, оказание медицинской помощи, передача земледельческих навыков, лепта в изучение географии и этнографии края, языка и фольклора якутов — все это представляет неоспоримую крупную заслугу ссыльных народников. Созданный Э. К. Пекарским «Словарь якутского языка» был, есть и навсегда остается фундаментальным достижением науки.

    Однако есть важная проблема, разработка которой зависит от мировоззрения исследователей, от их методологии,— это проблема изучения социально-классовых отношений. Именно в попытке разработать данную проблему и проявилась беспомощность либеральных народников. Она и была объектом критики в моем «Обозрении». Сущность «Письма» трех авторов состоит в попытке оградить от критики концепцию ссыльных либеральных народников о социально-экономических отношениях в Якутии дореволюционного периода. Долгих, Токарев и Новгородов сообщают: «Основным критерием Г. П. Башарина для оценки исторических работ служат не результаты исследований, а «изъяны» в биографиях исследователей» [* «История СССР», стр. 226.]. Но такое их утверждение ие соответствует действительности...

    [С. 108-109.]

    Если капиталист Сибиряков и царская администрация непосредственно вмешивались в вопросы организации Сибиряковской экспедиции, то генерал-губернатор Восточной Сибири и якутский губернатор держали под своим контролем и обработку материалов, собранных ссыльными народниками — сотрудниками этой экспедиции, следили за идейным содержанием создаваемых рукописей. В официальном докладе об организации Сибиряковской экспедиции, составленном 18 февраля 1894 г. в Якутском Областном Статистическом Комитете, подчеркнута необходимость того, «чтобы кроме лиц, состоящих под полицейским надзором, в трудах экспедиции принимали участие и лица с легальным положением», чтобы «все рукописи, являющиеся результатом трудов экспедиции, (принадлежащие лицам как поднадзорным, так и неподнадзорным, поступали бы в Отдел (имеется в виду ВСОИРГО.— Г. Б.) через посредство Г. Якутского Губернатора, по предварительном просмотре рукописей Его Превосходительством» [* ЦГА, ф. 12, оп. 12. д. 299, л. 24.]. В дальнейшем работы сотрудников экспедиции должны были пройти основную цензуру у генерал-губернатора Восточной Сибири.

    В 1896 г. было решено издать работу Л. Г. Левенталя «Подати, повинности и земля у якутов» в виде второго выпуска «Памятной книжки Якутской области», под редакцией губернатора Скрыпицина, «но ранее чем книга могла появиться в свет, ее дальнейшее издание на странице 305... было приостановлено, так как из Иркутска последовало распоряжение о представлении всей работы Левенталя, в законченной рукописи, на предварительный просмотр генерал-губернатора. Предложение это, вызванное явным недоверием Горемыкина к автору, а частью и к Скрыпицину как редактору издания, показалось Левенталю неприемлемым, тем более, что его труд, и в рукописи был еще не вполне закончен, а комкать его для ускорения дела Левенталь не соглашался» [* И. И. Майнов. — Предисловие. — Материалы, стр. XXIV.]. В связи со всем этим печатание книги было прекращено. Рукопись ее полностью опубликована только в 1929 г.

    Сотрудники Сибиряковской экспедиции, народники Виташевский, Левенталь, Пекарский и другие, исследовали социально-экономический строй, земельные отношения и юридический быт у якутов в тесном контакте с местным губернатором Скрыпициным. Они обращали основное внимание на вопросы «научного обоснования» реформаторского прожектерства этого губернатора...

    [С. 117.]

    Объективный ход общественного развития подтвердил правоту марксистов-ленинцев и показал неправду народников. В дальнейшем многие бывшие ссыльно-либеральные народники пошли вниз по наклонной плоскости. Одни из них стали меньшевиками, эсерами, другие — кадетами, правыми эсерами, открытыми контрреволюционерами, заклятыми врагами Октября (Белевский-Белоруссов). Только такие немногие бывшие ссыльные либеральные народники, как Э. К. Пекарский, В. М. Ионов, И. И. Майнов и другие, лояльно отнеслась к Октябрьской революции и в условиях советской власти внесли свою лепту в строительство новой жизни, в развитие науки, культуры. Этим они обязаны руководству коммунистической партии, преобразующей силе советского строя...

    [С. 122.]

        ПРИЛОЖЕНИЯ

                                                        1. ПИСЬМО В РЕДАКЦИЮ

    История отдаленного Якутского края неоднократно привлекала к себе внимание специалистов. Ценные работы по истории Якутии были опубликованы еще в XVIII в. (Г. Ф. Миллер, И. Г. Гмелин, И. Е. Фишер). Большой вклад в исследование истории якутов внесли невольные обитатели этого края — политические ссыльные народники И. И. Майнов, Н. А. Виташевский, Л. Г. Левенталь, В. Л. Серошевский, а позже и ссыльные большевики Ф. Я. Кон, Е. М. Ярославский и многие другие. Широким фронтом развернулось изучение истории этой страны в советский период. Советскими историками опубликованы сборники документов, рисующие историю Якутии, сборники статей, исследовательские монографии, обобщающие работы. Разумеется, объективный критический разбор наследства в этой области весьма полезен.

    К сожалению, вышедшая в 1965 г. в Якутске брошюра Г. П. Башарина «Обозрение историографии дореволюционной Якутии» не отвечает элементарным требованиям историографической работы. Методы «критики», применяемые автором брошюры, вызывают решительный протест. Основным критерием Г. П. Башарина для оценки исторических работ служат не результаты исследований, а «изъяны» в биографиях исследователей. О достоинствах разбираемых трудов автор говорит самыми общими фразами. Все внимание сосредоточено на «ошибках» и «недостатках», произвольно приписанных Г. П. Башариным различным авторам.

    В брошюре фактически перечеркнуты все работы историков — политических ссыльных, как «народнические», а заодно и работы советских ученых, не соглашающихся со взглядами Г. П. Башарина.

    Так, В. Серошевскому — автору известной фундаментальной работы «Якуты» Г. П. Башарин ставит на вид его «родовую теорию» и «идеализацию» общинно-родовых порядков» (стр. 12-13). Эту теорию Г. П. Баршнн называет либерально-народнической» и считает результатом своеобразного применения реакционной буржуазной позитивистской социологии». Сам же Серошевский, по словам Г. П. Башарина, был «идеологом польского фашизма» (стр. 11). Но в то время, когда Серошевский писал свою знаменитую книгу (1890-е гг.), на свете не было фашизма. Следует отметить, что, несмотря на то, что Серошевский был одно время близок к кругам Пилсудского, в современной демократической Польше высоко чтут его работы и недавно в двадцати томах были изданы произведения этого выдающегося ученого и писателя.

    Не понравились Г. П. Башарину и труды Н. А. Виташевского, потому что он был дворянином и «был хорошо знаком с М. М. Ковалевским, переписывался с ним» (стр. 12, 18-19). Заметим, что М. М. Ковалевский переписывался не только с Виташевским, но и с Ф. Энгельсом, который высоко ценил работы Ковалевского.

    В искаженном свете Г. П. Башарин преподносит читателю и деятельность Якутской (Сибиряковской) экспедиции (1894-1896). Цели ее, по утверждению автора, были определены финансистом-капиталистом Сибиряковым. Он будто бы совместно с Иркутским генерал-губернатором подбирал участников, и они «сделали все для того, чтобы в экспедицию не могли проникнуть исследователи с революционными взглядами» (стр. 8-9). В действительности руководил подбором сотрудников бывший политический ссыльный Д. А. Клеменц. В Сибиряковской экспедиции приняли участие преимущественно политические ссыльные, в числе которых были такие прогрессивные исследователи, как Э. К. Пекарский, В. Г. Богораз, В. М. Ионов, Ф. Я. Кон и др. На совести автора брошюры утверждение, что содержание трудов участников этом экспедиции оправдало надежды царского правительства, иркутского и якутского гу­бернаторов (стр. 9)...

    [С. 136-137.]

    Профессоры, доктора исторических наук Б. А. Долгих,

                                           А. И. Новгородов, С. А. Токарев*

    [* ж. «История СССР», 1967, 3, стр. 226-227. Примечания Г. П. Башарина: 1. В «Письме» допущен ряд фактических ошибок. Исправляем их: «Баршин» следует читать «Башарин», «Майкова» — «Майнова», «Б. А. Долгих — «Б. О. Долгих». 2. В выпуске 1 (№ 1) серии общественных наук «Известий» СО АН СССР (1969 г.) напечатана статья Г. Свенко «Вацлав Серошевскнй и его труды о якутах». Автор, одобряя «Письмо» трех, уверяет еще в следующем: «Серошевскнй всегда стремился к справедливости и демократии, мечтая о миролюбивой политике всех стран» (стр. 77). Без пренебрежения фактами, большой идеализации Серошевского, явной фальсификации его общественно-политических позиций невозможно согласиться с этим выводом. Кто же, за исключением членов редакционной коллегии серии во главе с А. П. Окладниковым, опубликовавшей статью, — поверит приведенному утверждению Л Свенко?]

    [С. 138.]

 

 

                                                                     Глава двенадцатая

                                                                 НА ПОЛЮСЕ ХОЛОДА

    ...За первые полтора года пребывания в Верхоянске Худяков в новой для его области сделал так много, как иной бы не смог за всю свою жизнь... Но главными его трудами, сохранившими свою научную ценность и до наших дней, явились этнографические и фольклорные исследования — Краткое описание Верхоянского округа» и «Материалы для характеристики местного языка, поэзии и обычаев»...

    Все эти работы через исправника посылались якутскому губернатору, а затем шли в Иркутск для окончательного решения, как с ними поступить. И только благодаря переписке между восточносибирскими и якутскими властями исследователю Б. Кубалову удалось впервые выявить список верхоянских трудов Худякова. Об их последующей судьбе мы расскажем особо.

    Якутские власти были заинтересованы в издании некоторых работ Худякова, в частности словарей. Получив благоприятный отзыв от людей, знавших якутский и русский языки, якутский губернатор А. Д. Лохвицкий обратился за разрешением в Иркутск, ссылаясь на то, что словарь будет весьма полезен русским чиновникам, приезжающим на службу в Якутскую область, и может быть издан Якутским статистическим комитетом. Замещавший генерал-губернатора Восточной Сибири генерал Шелашников ответил на это ходатайство так: «Имея в виду бывшие уже примеры к отклонению высшим правительством не только государственным, но и политическим преступникам помещать их сочинения в печати, я считаю невозможным и издание упомянутого словаря, но к принятию этого словаря статистическому комитету, как дара, или с уплатою денег от комитета и к изданию затем, во всем согласно существующих правил, без обозначения имени составителя, по мнению моему, не может встречаться препятствий» (24). Словарь, однако, издан не был, и дальнейшая его судьба неизвестна. Есть глухие сведения, что им, как материалом, позднее пользовался известный ученый, специалист по Якутии — Э. К. Пекарский, отбывавший в Якутской области ссылку в начале восьмидесятых годов как участник революционного движения (25).

    Затем Худяков перевел на якутский язык некоторые книги Ветхого завета. Вопрос об этом издании не решались взять на себя не только якутские, но и восточносибирские власти. Перевод Худякова был отправлен в III отделение и, видимо, застряв там, в Сибирь не был возвращен.

    В ответ на запрос якутских властей относительно других работ, представленных Худяковым, Шелашников ответил, что «не находит возможным дать статьям дальнейший ход», а что касается этнографических трудов, в издании которых статистическим комитетом якутское начальство было заинтересовано, то их публикация (конечно, без имени автора) после длительной переписки была разрешена при том условии, если статистический комитет признает их полезными и они не содержат в себе «ничего недозволенного» (26).

    В результате в статистический комитет попали следующие рукописи Худякова: «Материалы для характеристики местного языка, поэзии и обычаев», «Краткое описание Верхоянского округа» и словари. Рассмотреть их поручили епископу Дионисию. Тот сообщил, что о словарях, с которыми он познакомился раньше, он уже дал одобрительный отзыв. «Что же касается до прочих рукописей, — писал Дионисий якутскому губернатору в августе 1869 года, — то я передал их на рассмотрение знатоку якутского и русского языка священнику Димитриану Попову» (27).

    19 декабря того же года отзыв Попова был прочтен на заседании статистического комитета. «Якутский язык очень богат тождеством слов, — говорилось в этом отзыве, — и труден по конструкции выражения мыслей; без погрешностей владеть им может только опытный знаток. Составитель «Материалов...», не приобретя еще ни навыка, ни понятий в якутском говоре, взялся за настоящее дело. Перевод текста якутского на русский язык не везде согласен со слововыражением якутским, а удержаны лишь мысли и переданы на бумаге перифразически... Составителю необходимо заняться вновь пересмотром и исправлением своих трудов» (28). Таков был вывод рецензента. Вполне возможно, что он не лишен справедливости. За короткий срок пребывания в Верхоянске Худяков действительно мог еще не вполне овладеть всеми тонкостями языка. Подобное мнение было высказано и таким знатоком Якутии, как Э. К. Пекарский, который при самом доброжелательном отношении к памяти уже умершего Худякова, сличая рукописи его переводов о якутскими подлинниками, отмечал, что Худяков «знал якутский язык плохо, ибо в затруднительных случаях очень неудачно копировал якутские слова, очевидно, вовсе не понимая их значения». Правда, и замечания Д. Попова Пекарский считал не всегда грамотными и обоснованными. Между тем, по мнению Пекарского, плохое знание языка не помешало Худякову «дать прекрасный перевод собранных им песен, сказок и проч. (при помощи своих учеников Гороховых), как незнание греческого языка не мешало Жуковскому дать классический перевод «Одиссеи» (29).

    На основании отзыва Попова статистический комитет возвратил рукописи верхоянскому исправнику для передачи их Худякову. Но к этому времени все больше давало себя знать усиливавшееся психическое заболевание их автора...

    [С. 135-138.]

    Немногим более года пробыл Худяков в иркутской больнице. Через несколько месяцев умерла его мать, а 19 сентября 1876 года скончался и он. И над ним, мертвым, по-прежнему тяготело «высочайшее повеление» о полной изоляции от единомышленников, друзей, родных.

    Родственникам не позволили самим похоронить Худякова. Он был погребен в одной могиле с двумя неизвестными покойниками, случайно оказавшимися в анатомическом театре. Могила была вырыта в больничной части иркутского кладбища, где хоронили бездомных и неизвестных бродяг. И даже в этот последний путь «государственного преступника» сопровождал конвой. Над могилой не разрешили поставить ни памятника, ни плиты, ни креста...

    [С. 142.]

                                                                ВМЕСТО ЗАКЛЮЧЕНИЯ

                                             ПО СЛЕДАМ ВЕРХОЯНСКИХ РУКОПИСЕЙ

    Некоторые любопытные детали о верхоянских рукописях Худякова по якутским архивам выяснил и опубликовал С. С. Шустерман. Но и в Якутске не нашлось ни одной из этих рукописей.

    Существует мнение, что рукописи вообще не возвращались Худякову, а оставались у исправника. Это как будто бы подтверждает и его письмо к матери от 20 августа 1871 года, в котором Худяков жалуется, что не имеет ответа от якутских властей, почему до сих пор не напечатаны его труды (1). Между тем Якутский статистический комитет возвратил их верхоянскому исправнику 19 декабря 1869 года. Но можно ли вполне доверять словам душевнобольного, который в том же самом письме признавался, что у него не стало «свободной памяти»? (2)

    Есть некоторые основания считать, что рукописи Худякову действительно возвращали. По наблюдениям Пекарского, Худяков вносил в них позднейшие поправки после замечаний Д. Попова...

    [С. 144-145.]

    Рукописи Худякова могли попасть в Иркутское губернское правление двумя путями. В том случае, если их отбирал при обысках верхоянский исправник, они как «вещественные доказательства» следовали через канцелярию якутского губернатора в Иркутск. Если же они оставались в вещах Худякова до его смерти, то поступили в архив правления как бумаги умершего «государственного преступника». Может быть, и сейчас в дебрях архивных дел Иркутского губернского правления, куда редко заглядывают исследователи, хранятся какие-нибудь бумаги писателя-революционера...

    [С. 154.] 

 

    Следующим произведением Худякова, писавшимся в ссылке и увидевшим свет через двадцать с лишним лет после написания, был так называемый «Верхоянский сборник». Он издан в Иркутске в 1890 году Восточно-Сибирским отделом Русского географического общества на средства богатого промышленника — мецената И. М. Сибирякова. В предисловии к этому изданию говорилось, что до Географического общества дошли слухи о существовании некой краеведческой рукописи Худякова, которая и разыскивалась в 1880 году в архиве канцелярии генерал-губернатора Восточной Сибири, однако безуспешно. Через пять лет, в 1885 году, генерал-губернатор граф А. П. Игнатьев получил от исправника Балаганского округа Иркутской губернии Бубякина краеведческую рукопись неизвестного автора в сопровождении следующего письма: «На распоряжение вашего сиятельства имею честь представить составленные неизвестным лицом записки, переданные мне верхоянскою мещанкою Хресиею Гороховою, теперь умершею. 27-го марта 1885 г. Село Тулун» (18).

    Рукопись содержала собрание якутских сказок, песен, загадок и пословиц на двух языках — якутском и в русском переводе, а кроме того, местные русские сказки и песни. Игнатьев, будучи «покровителем» Восточно-Сибирского отдела Русского географического общества, находившегося в Иркутске, и передал туда рукопись. Принадлежность ее Худякову была установлена на основании следующих соображений.

    Во-первых, в те годы, когда она писалась, в Верхоянске, кроме Худякова, не было ни одного лица, которое могло бы проделать работу по сбору фольклорного материала. Во-вторых, был установлен факт знакомства Худякова с Хресиею Яковлевной Гороховой, очевидно родственницей или женой Н. С. Горохова. В-третьих, люди, лично знавшие Худякова, признали в рукописи его почерк.

    Иначе выглядит этот рассказ в передаче Белозерского. По его словам, балаганский исправник, до того бывший исправником в Верхоянске (Белозерский называет его не Бубякиным, а Бубашевым), удержал у себя «на память» рукопись Худякова, то есть, очевидно, забрал ее при обыске. Никакой Хресии Яковлевны Гороховой в рассказе Белозерского не существует. Возможно, Бубякин - Бубашев придумал эту версию, сославшись к тому же на умершую женщину, чтобы дать «приличное» объяснение, как попала к нему худяковская рукопись.

    О том, что у исправника имеется автограф Худякова, стало известно Восточно-Сибирскому отделу Географического общества. «Возник вопрос, как выручить эту рукопись», — пишет Белозерский. Из этого можно заключить, что ее не разыскивали в архиве: адрес был точно известен. Но Бубашев хотел нажиться на литературном наследии Худякова. «Один из местных чиновников, В. Л. Приклонский, — рассказывает далее Белозерский, — особенно усердствовал за интересы исправника и советовал купить у него рукопись за 300 руб., предостерегая, что в противном случае Бубашев ее сожжет. Употребили, однако, другой прием — уговорили «покровителя» отдела, бывшего в то время иркутским генерал-губернатором, графа А. П. Игнатьева, написать исправнику Бубашеву письмо. Последнее, разумеется, достигло цели, и рукопись была «пожертвована» отделу (19). Версия Белозерского фактически не противоречит официальной, она лишь вскрывает всю закулисную историю нахождения рукописи, которой был придан в предисловии более благообразный вид, а Бубякин — Бубашев выставлен «жертвователем».

    Таким образом другая верхоянская рукопись Худякова увидела свет через 22 года после ее создания и через 14 лет после смерти автора. Но и тогда она была опубликована не целиком. Якутские тексты сказок, загадок и преданий в нее не вошли, был напечатан только их русский перевод. Якутский же подлинник выпустил в 1913 и 1918 годах Э. К. Пекарский. Он же по выходе «Верхоянского сборника» обратил внимание на неисправность перевода и плохое редактирование работы.

    В предисловии к «Верхоянскому сборнику» отмечалось, что в этой работе имеются ссылки на какой-то первый том (20). Публикаторы на этом основании пришли к справедливому выводу, что, кроме данного, должен существовать еще какой-то этнографический труд Худякова. И действительно, как мы знаем из исследований Б. Кубалова, Худяков направлял в Якутский статистический комитет две краеведческие рукописи: «Краткое описание Верхоянского округа» и «Материалы для характеристики местного языка, поэзии и обычаев». Сам Кубалов высказал предположение, что «Материалы...» и являлись той рукописью, которую искали в 1880 году и которая, следовательно, была первым томом, а «Верхоянский сборник» вторым (21). Однако среди им же самим установленных верхоянских работ Худякова не было труда под названием «Верхоянский сборник». К сожалению, издатели не дали в своем предисловии описания рукописи и не указали, им или автору принадлежит это заглавие.

    Можно, конечно, предположить, что «Верхоянский сборник» был составлен Худяковым позже и не посылался в Якутский статистический комитет. Но такое предположение имеет весьма мало оснований. Ведь как раз в то время, когда в статистическом комитете рассматривались рукописи Худякова, у него уже началось психическое заболевание, правда перемежавшееся еще с периодами нормального мышления. Кроме того, такая гипотеза опровергается вескими данными, указывающими на то, что в статистический комитет посылалась работа, вышедшая позже под названием «Верхоянский сборник».

    В письме епископа Дионисия якутскому губернатору говорится, что ему были даны на заключение, кроме словарей, «якутские саги, песни, загадки и др.» (22), то есть как раз то, из чего и состоит «Верхоянский сборник». В просмотренной им рукописи имелись параллельные тексты — якутские и их русский перевод. То же было и в рукописи, с которой печатался «Верхоянский сборник». Но решающий довод мы находим в «Заметке по поводу редакции «Верхоянского сборника» И. А. Худякова», принадлежащей Э. К. Пекарскому и опубликованной в 1895 году. Пекарский ознакомился с рукописью, по которой печатался «Верхоянский сборник», и нашел в ней карандашные пометки, сделанные рукой протопопа Д. Попова (23). А как мы знаем, к Попову на отзыв поступили через епископа Дионисия две краеведческие рукописи Худякова. Следовательно, «Верхоянский сборник» — это одна из этих рукописей, заглавие которой было дано не Худяковым, а публикаторами.

    Остается другой вопрос: которая из двух рукописей была напечатана под этим заглавием? На него невозможно было бы ответить, если бы спустя 23 года после выхода «Верхоянского сборника» (и без малого через 45 лет после написания) не стал известен факт существования еще одной худяковской рукописи, озаглавленной, как и посланная в Якутский статистический комитет, — «Краткое описание Верхоянского округа».

    В 1913 году в журнале «Сибирский архив», издававшемся в Иркутске, промелькнула небольшая заметка И. А. Миронова «Ценная рукопись И. А. Худякова», в которой автор сообщал, что его знакомый, отставной чиновник А. М. Каблуков, купил в 1879 году в Иркутске какую-то рукопись у человека, несшего ее продавать в мелочную лавку на обертки. Рукопись была озаглавлена «Краткое описание Верхоянского округа». В заметке перечислялись названия глав (их было 16 и 8 в разделе «Дополнения»), дававшие представление о содержании рукописи. Миронов пришел к выводу, что автором ее являлся Худяков. «В настоящее время г. Каблуков, — заключал свою заметку Миронов, — по моему и других лиц настоянию, хочет списаться с Императорским Русским Географическим обществом в С.-Петербурге относительно издания рукописи. Может быть, он соберется это сделать наверное, но тем не менее отметить в печати об этой рукописи теперь прямо необходимо» (24).

    В этих словах Миронова сквозит опасение, что Каблуков может не последовать настоятельным советам и не передаст рукопись в Русское географическое общество. И именно поэтому он спешит оповестить о ее существовании, содержании и местонахождении. И действительно, рукопись осталась у Каблукова, а затем перешла к его наследникам. Но об этом долгое время никто не знал, и след ее казался утерянным.

    Нам представляется сомнительной версия о встрече Каблукова с неким человеком, пытавшимся продать рукопись Худякова на обертки. И не потому, что такие вещи кажутся невозможными: они не раз случались, а именно на основании приведенных слов Миронова. Непонятно, почему Каблуков, спасший рукопись от уничтожения и, следовательно, затративший на нее какую-то сумму денег, хранит ее у себя и не поддается настояниям знакомых — не передает или не продает ее для публикации? Зачем в таком случае он ее приобретал? Не логичнее ли предположить, что и Каблуков, подобно Садовникову, тайно унес рукопись из секретного архива Иркутского губернского правления, а историю с ее покупкой просто придумал. Это, разумеется, требует проверки.

    Заметка Миронова была не замечена Б. Кубаловым и Э. К. Пекарским. Впервые она упомянута в библиографии М. М. Клевенского.

    О судьбе «Краткого описания Верхоянского округа» долгое время в печати ничего не появлялось. Так, даже в 1949 году Л. Н. Пушкарев (не знавший обзора Астаховой) сетовал по поводу ее пропажи (25). А рукопись Худякова уже лежала в то время в государственном хранилище и о ней знали некоторые специалисты-краеведы. В обзоре Астаховой сообщалось: «Рукопись, считавшаяся утраченной, найдена была в одном из городов Восточной Сибири и передана в фольклорную секцию. Представляет исключительную ценность, так как содержит неопубликованную первую часть большой работы, посвященной описанию Верхоянского округа» (26). Позже все материалы фольклорной секции Института археологии и этнографии перешли в фольклорную секцию Института русской литературы.

    Как сообщила нам вдова крупного советского фольклориста и краеведа М. К. Азадовского, рукопись в 1934 году была приобретена последним у наследников Каблукова в Красноярске. Сохранились письма М. К. Азадовского, касающиеся ее приобретения. Они вместе с другой перепиской ученого готовятся к публикации...

    [С. 155-160.]

                                                                     ПРИМЕЧАНИЯ

                                                                   Глава двенадцатая

    24. Б. Кубалов, Каракозовец И. А. Худяков в ссылке. «Каторга и ссылка», 1926, кн 7-8 (28-29), стр. 170.

    25. К. Дубровский, Забытый этнограф-фольклорист. «Сибирские записки», 1916, № 2, стр. 155.

    26. Б. Кубалов, Указ. соч., стр. 171, 174.

    27. С. С. Шустерман, «Якутский архив», вып. I, стр. 46.

    28. Там же, стр. 46-47.

    29. Э. Пекарский, И. А. Худяков и ученый обозреватель его трудов. «Сибирские вопросы», 1908, 31-32, стр. 65.

    [С. 167.]

                                                                  Вместо заключения

    1. М. М. Клевенский, И. А. Худяков, Революционер и ученый. М., 1929, стр. 118; С. С. Шустерман, «Вопросы истории», 1961, № 11, стр. 213.

    2. М. М. Клевенский, Указ. соч., стр. 118-119.

    18 Верхоянский сборник. Якутские сказки, песни, загадки и пословицы, а также русские сказки и песни, записанные в Верхоянском округе И. А. Худяковым. «Записки Восточно-Сибирского отдела Русского географического общества по этнографии», т. 1, вып. 3. Иркутск, 1890, предисловие.

    19. Белозерский, «Сибирская мысль», 1907, № 130.

    20. «Верхоянский сборник», стр. 213.

    21. Б. Кубалов, Указ. соч., стр. 174.

    22. С. С. Шустерман, «Якутский архив», 1960, вып. 1, стр. 46.

    23. Эд. Пекарский, Заметка по поводу редакции «Верхоянского сборника» И. А. Худякова. «Известия Восточно-Сибирского отдела Русского географического общества», т. XXVI, № 4-5. Иркутск, 1895, стр. 197.

    24. И. Я. Миронов, Ценная рукопись И. А. Худякова. «Сибирский архив», 1913, № 4, стр. 223.

    25. Л. Н. Пушкарев, Из истории революционно-демократической этнографии. И. А. Худяков. «Советская этнография», 1949, т. 3, стр. 191.

    26    «Советский фольклор. Сборник статей и материалов», № 2-3. 1935, М.-Л., 1936, стр. 438.

    [С. 168.]

                                                       КРАТКАЯ БИБЛИОГРАФИЯ

                                                           Сочинения И. А. Худякова

    Верхоянский сборник. Якутские сказки, песни, загадки и пословицы, а также русские сказки и песни, записанные в Верхояноксм округе И. А. Худяковым. «Записки Восточно-Сибирского отдела Русского географического общества по этнографии», т. I, вып. 3, Иркутск, 1890.

    Образцы народной литературы якутов. Ч. I. Тексты, образцы народной литературы якутов, изд. под ред. Э. К. Пекарского; т. II, вып. I, Спб., 1913; вып. II, Пг., 1918.

                                                        Литература о жизни и сочинениях

    Пекарский Эд., Заметка по поводу редакции «Верхоянского сборника» И. А. Худякова. «Известия. Восточно-Сибирского отдела Русского географического общества», 1895, т. XXVI, №4-5.

    (Пекарский Э.) К статьям г. Е. Боброва о Худякове. «Живая старина», вып, 1, 1909.

    Пекарский Э., И. А. Худяков и ученый обозреватель его трудов. «Сибирские вопросы», 1908, вып. XI, № 31-32.

    [С. 171-174.]

 

 

 

                                                                        ВВЕДЕНИЕ

    ...Количество мемуарных источников о русско-польских революционных связях 1865-1881 гг. весьма значительно. В первую очередь назовем мемуары народников-поляков Э. Пекарского, А. Лукашевича, Б. Ваховской (Бонч-Осмоловской), В. Иллича-Свитыча, М. Виташевского [* Э. Пекарский. Отрывки из воспоминаний. «Каторга н ссылка», 1924, №4 (11); А. Лукашевич. В народ! «Былое», 1907, № 3 (15): В. Ваховская. Жизнь революционерки. М., 1928; В. Иллич-Свитыч. Мое знакомство с И. М. Ковальским. «Былое», 1906, № 8; Н. Виташевский. Первое вооруженное сопротивление, первый военный суд. «Былое», 1906, № 2.], а также воспоминания русских и украинских народников, содержащие сведения об участии поляков в народническом движении: С. П. Швецова, П. Владыченко, И. И. Попова, В. Г. Короленко, С. Ф. Ковалика, Э. А. Серебрякова, И. И. Майнова, О. С. Любатович, М. Ю. Ашенбреннера [* С. Швецов. Эразм Кобыляньский. «Каторга и ссылка», 1929, № 10(59); П. Владыченко. Памяти учителя и погибших друзей (Е. О. Заславский. Его кружок и Южно-российский союз рабочих), «Каторга и ссылка», . 1923, № 2 (5); И. И. Попов. Н. И. Руссель-Судзиловский. «Каторга и ссылка», 1930, № 6 (67); В. Г. Короленко. История моего современника. М., 1965; Старик (С. Ковалик) .Движение 70-х годов по Большому процессу. «Былое», 1906, № 10; Э. А. Серебряков. Революционеры во флоте, «Былое», 1907, № 2 1(14); Н. Волков (И. И. Майнов). Народовольческая пропаганда среди московских рабочих. «Былое», 1906, № 2; О. Любатович. Далекое и недавнее. «Былое», 1906, № 5; М. Ю. Ашенбреннер. Военная организация партии «Народная воля». М., 1924.]...

    [С. 24-25.]

                                                                                 III.

                      УЧАСТИЕ ПОЛЯКОВ В РУССКОМ РЕВОЛЮЦИОННОМ ДВИЖЕНИИ

                                                                         70-х ГОДОВ

                            Поляки в народнических кружках первой половины 70-х годов

    ...В той или иной мере свою неподготовленность к работе в деревне ощущали и отдельные русские пропагандисты. Поэтому они, как и некоторые из участвовавших в кружках, особенно поляков, предпочитали вести пропаганду среди городских рабочих. Такую пропаганду вели Антоний Падлевский в Петербурге, Эдвард Пекарский и Юзеф Щепаньский в Таганроге, А. Дробыш-Дробышевский на сахарном заводе в местечках Шпола и Жмеринка...

    [С. 146.]

                                                                Поляки и землевольцы

    ...Главной практической задачей «Земля и воля» признавала революционную пропаганду в народе, но методы ее ведения изменились. Было решено перейти к методу «оседлой пропаганды». Конечно, такую работу в русских губерниях могли вести лишь немногие поляки.

    В деятельности народнических «поселений» активно участвовал Эдвард Пекарский, примкнувший к народникам еще гимназистом в 1874-1875 гг. В 1878 г. он вошел в землевольческую организацию и работал в Тамбовской губ. волостным писарем, проводя среди крестьян революционную пропаганду, агитируя их не ходить на работу к помещикам. Пробовал он организовывать и сельскохозяйственные артели. Узнав об угрожавшем ему аресте, Пекарский скрылся. В конце 1879 г. он был случайно задержан в Москве на квартире студента Росиневича, члена революционного кружка Петровской сельскохозяйственной академии, у которого полиция производила обыск. Пекарский был опознан и затем сослан в Якутию [* В ссылке Пекарский написал много работ по этнографии и экономике края. Он составил русско-якутский словарь, участвовал в экспедиции Сибирякова. В 1927 г. Пекарский был избран членом-корреспондентом Академии наук СССР (Э. Пекарский. Отрывки воспоминаний, стр. 78-81; ЦГАОР СССР, ф. 109и, 3-я эксп., 1880 г., д. 174; Справки, № П-265).]...

    [С. 150-151.]

                  Содействие и сочувствие народническому движению со стороны поляков,

         принадлежность которых к революционным организациям осталась не доказанной

    ...Поляки оказывали народникам и иные услуги... У Барбары Лосицкой некоторое время скрывался Э. Пекарский...

    [С. 198.]

               Русско-польские революционные связи в студенческом движении 1868-1881 гг.

    ...Выступления киевских студентов нашли отзвук в Харьковском университете и Ветеринарном институте, где движением руководили поляки-народники Эдвард Пекарский и Александр Бовбельский [* ЦГАОР СССР, ф. 109и, 3-я эксп., 1878 г., д. 94; ф. 94и, оп. 1, д. 26, лл. 72-80.]...

    [С. 212.]

    Массовое и активное участие студентов-поляков в общестуденческом движении в России показывает, что польские студенческие объединения — огулы и кружки — хотя и носили в основном патриотический характер, нередко выступали вместе с русскими студентами и содействовали тому, чтобы совместные выступления приобретали политическое содержание. Впрочем, это не противоречило патриотическим целям огулов, так как всякая борьба с царизмом в России рассматривалась ими как содействие задачам национального освобождения Польши. Когда наряду с огулами в России возникли польские социалистические кружки, идеологически и организационно связанные с народническим движением, члены этих кружков начинают играть ведущую роль в движении не только студентов-поляков, но и в общестуденческом движении. Это в первую очередь относится к польским студентам, участвовавшим в народническом движении: Владиславу Избицкому, Эдварду Пекарскому, Адаму Бяловескому, Юзефу Гласно, Ксаверию Козарскому и многим другим...

    [С. 212.]