ЎЎЎ 64. Адубарыя Ігідэйка. Эдуард Пякарскі ў жыцьцяпісах. Сш. 64. 1971. Койданава. "Кальвіна". 2023.

 

                                                            УЧЕНЫЙ — ЯКУТОВЕД

                            По страницам неопубликованных документов Э. К. Пекарского

    Когда в январе 1881 года народника Эдуарда Карловича Пекарского (1858-1934) сослали в междуречье Татты и Алдана, будущий ученый не знал еще, что в этом краю он найдет свое призвание. Поначалу трудно приходилось ссыльному на чужбине. «Средств к жизни нет, — писал он отцу 22 февраля 1883 года. — И если бы не якуты, я должен был пропасть с голоду». Пришлось учиться хлебопашеству и учить других, разводить скот, строить юрту. Чтобы объясняться с местным населением, Э. Пекарский стал записывать якутские слова с русским переводом. К 1837 году было собрано уже семь тысяч якутских слов, а спустя 11 лет количество слов дошло до 20 тысяч.

    Когда подходил к концу срок ссылки, Э. Пекарский 2 мая 1894 года писал отцу: «Ранее окончания печатания словаря мне нечего и думать о возвращении на Родину, если даже и будет получено на то разрешение, ибо нельзя бросить работу, на которую потрачено 13 лет лучшей поры жизни». Через пять лет в Якутске увидел свет первый выпуск словаря. Последней издан в Ленинграде спустя 31 год. Словарь содержит 25 тысяч слов.

    В 1905 году Академия наук добилась перевода языковеда в Петербург. Тепло прощалась с Э. Пекарским общественность Якутии. В преподнесенном ему на прощание адресе выражалось смелое пожелание, «чтобы дальнейшая деятельность ученого, так удачно совпавшая с грядущим обновлением общественной и государственной жизни... освобождением от стальных цепей бюрократического произвола, была такою же плодотворною, как и раньше».

    И находясь в Петербурге, якутовед не порывал связей со своей второй родиной (родился он недалеко от Минска): издал три тома «Образцов народной литературы якутов» на якутском языке. За этот труд и «Словарь якутского языка» был награжден золотыми медалями Академии наук и Русского географического общества.

    Все это время, наряду с широкой научной деятельностью, ученый продолжает борьбу против сил реакция. Еще в Якутии он обработал материалы съезда якутской интеллигенции в виде инструкции по равномерному перераспределению земель с учетом количества душ крестьянской семьи. Несмотря на противодействие богачей, инструкция увидела свет после революции 1905 года. Ее основные положения, по словам Э. Пекарского, «мало-помалу все же проникли в жизнь».

    Спустя четыре года ученый выступил в красноярской газете «Сибирские вести» с резкой статьей «Значение якутского языка в школах». В ней он критиковал губернатора и инспектора народных училищ Якутской области, противодействовавших открытию школ с обучением на якутском языке. «Разве может человек, наблюдающий вокруг себя жизнь, живущий среди живого и способного народа, как якуты, сказать, что «якутский язык мертв, за ним нет прошлого и настоящего»? Понимает ли г(осподин) инспектор, что он позволяет себе утверждать в официальной бумаге? Называть мертвым такой язык, на котором говорит поголовно все свыше двухсоттысячное население Якутской области, который распространен за пределы последней... По меньшей мере несправедливо и еще более несправедливо утверждать, что за ним нет прошлого, так как тюркский язык и тюркская письменность существовали тогда, когда русские не выступали даже на арену истории».

    В своих статьях Э. Пекарский освещал трудности, которые переживал якутский народ, требовал реорганизации судопроизводства в улусах, популяризировал олонхо, выступал за необходимость печатания газетных статей на якутском языке, помогал получать шрифты и оборудование для типографии газеты «Якутский край» в Якутске. Этим он способствовал развитию якутской культуры, привлекал к проблемам края внимание широкой русской общественности.

    После Великой Октябрьской революции ученый продолжал свою неустанную работу по исследованию якутского языка, разыскивал для комиссии по изучению Якутской АССР материалы дореволюционных почвенных экспедиций в Якутии.

    В конце 1926 г. общественность Ленинграда и Якутии отметили окончание составления основной части «Словаря якутского языка». В эти торжественные дня из Якутии в адрес Э. К. Пекарского шли нескончаемым потоком поздравительные телеграммы и письма. А правление якутского землячества в Ленинграде преподнесло исследователю поэтически составленный адрес на якутском языке, в котором, между прочим, говорилось: «Одубар Харлабыс (Эдуард Карлович)! ...Вы прибыли, считаясь преступником, в нашу отдаленную и несчастную страну, что было несчастьем для Вас и счастьем для нас... Возможно, что Ваше славное имя в те отдаленные будущие времена, подобно именам Чннгиз-хана, превратится в родной для «сахаларов» светлый миф, как миф о покровителе «сахаларского языка», и будет упоминаться юношами в языке излюбленного олонхо и воспеваться в песнях девушек».

    Выступавшие на торжественном вечере отмечали, что Эдуардом Карловичем Пекарским «было создано не просто пособие по якутскому языку, а настоящая энциклопедия всего уклада жизни якутского народа, его материальной и духовной культуры».

    «Словарь якутского языка» по достоинству оценили в Якутии. Еще 18 ноября 1912 г. А. Е. Кулаковский писал его составителю: «У нас не было литературы, а Ваш словарь должен послужить краеугольным камнем для се создания... Вы поистине заслуживаете названия «отца якутской литературы». Без Вас не нашлось бы лица, у которого хватило бы дерзости принять на себя такой колоссальный труд, как Ваш словарь».

    Серафим Романович Кулачиков-Элляй заканчивал свою статью «Мысли о якутской литературе», опубликованной в 1925 году на страницах республиканской газеты словами: «В деле изучения якутского языка огромную пользу принесет «Словарь якутского языка», составленный Э. К. Пекарским. Этот словарь должен служить настольной книгой каждого литератора».

    Лучшим признанием заслуг Э. К. Пекарского явилось стереотипное переиздание его «Словаря» в 1959 году. Книга действительно стала настольной для всех тех, кто изучает духовное богатство якутского народа, его культуру и литературу и работает в его среде. А в становлении Э. К. Пекарского как ученого-тюрколога мирового масштаба велика заслуга широкой общественности Якутии, ее лучших сынов и дочерей, принявших самое близкое участие в создании «Словаря якутского языка».

    В. Грицкевич,

    кандидат медицинских наук,

    действительный член Географического общества СССР.

    /Социалистическая Якутия. Якутск. № 192. 18 августа 1971. С. 4./

 

 

                                                СКЛАДАЛЬНІК ЯКУЦКАГА СЛОЎНІКА

    У 1968 годзе ў Мінску выйшла кніга кандыдата медыцынскіх навук, правадзейнага члена Геаграфічнага таварыства СССР Валянціна Пятровіча Грыцкевіча “Падарожжы нашых землякоў”. Зараз рыхтуецца да выдання яго другая кніга аб падарожжах ураджэнцаў Беларусі, адзін з герояў якой Эдуард Карлавіч Пякарскі. Яго жыццё было звязана і з нашай Гомельшчынай.

    Аб гэтым цікавым чалавеку мы публікуем сёння матэрыял, напісаны В. П. Грыцкевічам для «Гомельскай праўды».

    Эдуард Пякарскі рана асірацеў, спачатку жыў у цёткі пад Мінскам, а потым у стрыечнага дзеда Рамуальда Пякарскага ў палескім маёнтку Барбароў, дзе той быў упраўляючым.

    Хлопчык рана стаў, як кажуць, на ногі і ў Мазырскай гімназіі падзарабляў на жыццё рэпетытарствам. Ў 1873 годзе Мазырскую гімназію пераўтварылі ў чатырохкласную прагімназію, і Эдуарду давялося адсюль пераехаць,

    У Таганрогу Э. Пякарскі прымкнуў да рэвалюцыйнага гуртка народніка І. Паўлоўскага, які кватараваў у бацькі будучага пісьменніка А. Чэхава. Потым Эдуард пераехаў вучыцца бліжэй да родных мясцін — ў Чарнігаў, а ў 1877 годзе паступіў у Харкаўскі ветэрынарны інстытут. Ён працягваў удзельнічаць у падпольных гуртках моладзі, студэнцкіх арганізацыях. За гэта ўлады хацелі выслаць Э. Пякарскага ў Архангельскую губерню. Але ён паспеў. скрыцца, і праз некалькі месяцаў у Княжа-Багародскае валасное ўпраўленне Тамбоўскага павета прыехаў прымаць справы новы пісар Іван Кірылавіч Пякарскі — так стаў сябе называць былы харкаўскі студэнт, каб, збіць са следу царскіх сышчыкаў.

    Іван Кірылавіч выдаваў мужыкам патрэбныя паперы, і па воласці пайшла слава пра новага пісара, што ён чалавек талковы і заўсёды. спяшаецца дапамагчы прыгнечаным.

    Летам 1879 года Э. Пякарскі дапамог уехаць і пазбавіцца ад слежкі народавольцу Д. Гартману, які змог падрыхтаваць восенню выбух на Маскоўска-Курскай. чыгунцы са спробай забіць цара. Але і Э. Пякарскаму давялося ўязджаць — пачыналіся арышты падазроных асоб. 24 снежня 1879 года яго арыштавалі ў Маскве і пасля следства, 11 студзеня 1881 года, прыгаварылі да 14 гадоў ссылкі ў далёкую Якуцію.

    У траскучыя маразы, перахварэўшы па дарозе запаленнем лёгкіх, Эдуард Пякарскі быў выправаджан у лістападзе 1881 года за 230 вёрст на ўсход ад Якуцка. Некалькі гадоў ён жыў у юртах якутаў, пакуль не пабудаваў сабе дом і не стаў сеяць ячмень, разводзіць жывёлу і касіць траву, чым раней ніколі не займаўся.

    Маючы вопыт сельскага пісара, Эдуард Карлавіч стаў дапамагаць бедным. якутам весці судовыя справы, уладжваў спрэчныя пытанні з уладамі, адстойваў правы беднякоў.

    Каб размаўляць з якутамі, трэба было вывучыць іх мову. Э. К. Пякарскі стаў запісваць якуцкія словы з перакладам іх на: рускую мову.

    Мала-памалу Э. Пякарскі сабраў вялікі слоўнік, аб якім .даведаліся ў Іркуцку, Пецярбургу і Парыжы. Акадэмія навук і Рускае геаграфічнае таварыства сталі дапамагаць выдаваць слоўнік Э. Пякарскага. Да 1898 года ў даследчыка накапілася каля 20 тысяч слоў, (напомнім, што ў пачатку работы Э. К. Пякарскага над слоўнікам адзін маскоўскі даследчык пісаў, што ў якуцкай мове не набярэцца і 3000 слоў), 26 песень, 225 загадак, 89 прымавак.

    У 1899 годзе ў Якуцку, куды Э. Пякарскаму ўдалося перабрацца, выйшаў першы выпуск яго слоўніка.

    У Якуцку Э. Пякарскаму даводзілася працаваць на некалькіх службах, каб пракарміцца. Тым часам ён працягваў працаваць над слоўнікам.

    Летам 1905 года Э. Пякарскі пакідае Якуцію і едзе працаваць над працягам друкавання слоўніка ў Пецярбург. Праводзіўшая яго якуцкая грамадскасць у развітальным адрасе выказала пажаданне, каб далейшая дзейнасць Э. Пякарскага, “якая так супала з наступным абнаўленнем грамадскага і дзяржаўнага жыцця..., вызваленнем ад ланцугоў бюракратычнага самавольства (гэта значыць — царызму — В. Г.), была такой жа плённай, як і раней”.

    Пажаданне збылося. У 1907-1918 гадах пад рэдакцыяй Э. К. Пякарскага выйшлі ў свет тры тамы «Узораў народнай літаратуры якутаў» на якуцкай мове; а ў 1926 годзе грамадскасць Ленінграда і Якуціі адсвяткавала заканчэнне 45-гадовай работы Э. К. Пякарскага над “Слоўнікам якуцкай мовы”.

    Імем Э. Пякарскага названа школа ў Ігідзейцах — месцы яго ссылкі. У 1927 годзе вучонага выбралі членам-карэспандэнтам Акадэміі навук СССР, а праз чатыры гады яе ганаровым членам.

    Вучоны працягваў дапаўняць свой слоўнік да самай смерці. Ён памёр 29 чэрвеня 1934 года. Асноўны яго помнік — “Слоўнік якуцкай мовы” і цяпер лічыцца ў Якуціі настольнай кнігай для настаўніка, пісьменніка, журналіста. Яго перавыдалі ў 1959 годзе.

    Да канца дзён сваіх Эдуард Карлавіч Пякарскі не перапыняў сувязей з Беларуссю, дзе жылі яго родныя. Цесная дружба звязвала яго з сябрам па Барбарову — мазырскім хірургам Францам Вікенцьевічам Абрамовічам. У 1926 годзе, летам, ён прыязджаў пагасцяваць у родныя месцы на Прыпяці.

    Імя Эдуарда Карлавіча Пякарскага назаўсёды засталося ў гісторыі вывучэння Якуціі, і мы, землякі, ганарымся яго жыццём і працай.

    В. Грыцкевіч,

    кандыдат медыцынскіх навук,

    правадзейны член Геаграфічнага таварыства СССР.

    /Гомельская праўда. Гомель. 3 верасня 1971. С. 4./

 

 

                                               АКАДЕМИК ИСТИҤ МАХТАЛА

    Бу күннэргэ нуучча уһулуччулаах ученайа, академик Эдуард Карлович Пекарскай аатырбыт «Сахалыы тылын тылдьытын» суруйууну саҕалаабыта 90 сылын туолла. «Сахалыы тыл тылдьытын» оҥорууну мин өссө 1881 сыллаахха, атыннык эттэххэ. Саха уобалаһыгар кэлбит. сылбыттан ыла саҕалаабытым», — диэн академик ахтан суруйбута.

    Саха сирин общественноһа Э. К. Пекарскай бу улууканнаах үлатин торумнааһыныгар киирбита 45 сыла туолуутун 1926 сыллаахха сэтинньи саҥатыгар киэҥник бэлиэтээбитэ.

    Юбилей күннэригэр Саха правительствота Эдуард Карлович Пекарскай аадырыһыгар маннык өҕэрдэ телеграмманы ыыппыта:

             «ЛЕНИНГРАД, НАУКАЛАР АНАДЕМИЯЛАРЫГАР, Э. К. ПЕКАРСКАЙГА,

    Саха сирин правительствотын аатыттан Эйигин кэрэ-бэлиэ юбилейгынан — саха тылын научнай тылдьытын оҥорууга биэрбит 45 сыллаах дьаныардаах героичаскай үлэҥ тумунтэммитинэн эҕэрдэлиибит. Саха улэһит норуота бэйэтин правительствотынан сирэйдээн, Саха сирин тас өттүгэр биллэ тахсыбыт Эн дьоһуннаах үлэҥ научнай, практическай сүҥнэн суолтатын дириҥнин сыаналыыр, Эн тылдьытыҥ — бутун Союзнай наука киэн туттуута.

    Эн юбилейгын бэлиэтээн туран, Саха сирин правительствота уураах ылынна:

    1. Эн ааккын Игидзй — тылдьыты оҥоруугун аан бастаан саралаабыт сириҥ оскуолатыгар иҥэрэргэ:

    2. Эн үлэҕин түргэнник бэчээттээн таһаарар наадатыгар икки тыһыынча солкуобайы биэрэргэ;

    3. Эйиэхэ биир кэмнээх 500 солкуобай пособиены аныырга.

    СКСК председателэ М. Мегежэкскэй.

    НХС председателэ М. Аммосов.

    1926 с. сэтинньи 4 күнэ.»

    Саха норуотун бу үрдүк сыанабылыгар, истиҥ энэрдэтигэр эппиэттэн, долгуйан туран академик Э. К. Пекарекай Ленинградтан сахалыы тылынаан харда телеграмма ыыппыта:

    Дьиҥ ыраас сүрэхпиттэн үөрэн туран, махтанан баһыыбалыыбын. Ити оскуола аата олохсуйарыгар мин хаһан да эйбөр киллэрбэтэх суолбун киллэрбиккитигэр барыгытыгар махталбын ыытабын. Да здравствует якутский нйрод! Да здравствует Якутская республика!

    ПЕКАРСКАЙ.

    /Кыым. Якутскай. Сэтэнньи 13 күнэ 1971./

 

 

    И. В. Пухов

                                   РАБОТА Э. К. ПЕКАРСКОГО НАД ТЕКСТОМ ОЛОНХО

                                               «СТРОПТИВЫЙ КУЛУН КУЛЛУСТУУР»

                                    (К проблеме научного редактирования эпического текста)

    Эдуард Карлович Пекарский (1858-1934) — крупный лингвист, этнограф и фольклорист. Поляк по национальности, Э. К. Пекарский за участие в народническом движении России был сослан в 1881 г. в Якутскую область. В ссылке и началась его многолетняя научная деятельность. Пекарскому принадлежит заслуга быть создателем трехтомного «Словаря якутского языка» (свыше 25 тысяч слов), изданного Академией наук СССР» В работе ему помогали представители самых различных слоев якутского народа (первый якутский ученый С. А. Новгородов, выдающаяся сказительница, знаток якутского языка и фольклора М. Н. Андросова-Ионова и др.). Широкую поддержку его труду оказал и восточно-сибирский отдел Русского географического общества. С большим участием относились к работе Пекарского крупнейшие ученые России (К. Г. Залеман, В. В. Радлов, А. Н. Самойлович, Б. Я. Владимирцов, С. Е. Малов, К. К. Юдахин, Н. Ф. Катанов и др.). Работы Пекарского принесли ему широкое признание. Он удостаивался научных премий, а в советское время был избран членом-корреспондентом АН СССР (1927) и почетным академиком (1931).

    Особое значение для фольклористики имеют три тома «Образцов народной литературы якутов», куда Пекарский помимо собственных записей включил записи других собирателей (И. А. Худякова, В. Н. Васильева и др.). В этом издании, осуществленном по типу «Образцов народной литературы тюркских племен» В. В. Радлова, главное месть занимает героический эпос олонхо.

    Пекарский был не только составителем, но и редактором всех трех томов. Им проделана вся текстологическая работа, характеризуемая точностью и глубокой продуманностью исходных принципов.

    Иллюстрацией послужит краткий анализ работы Пекарского над текстом олонхо «Строптивый Кулун Куллустуур».

                                                                              I

    Олонхо «Строптивый Кулун Куллустуур» впервые было издано на якутском языке Э. К. Пекарским в 1916 г. [* «Образцы народной литературы якутов, издаваемые под редакцией Э. К. Пекарского, т. III. Тексты. Образцы народной литературы якутов, записанные В. Н. Васильевым», вып. I, сказка «Куруубай хааннаах Кулун Куллустуур», Петроград, 1916 (далее: «Строптивый Кулун Куллустуур», 1916).] Оно было записано этнографом Виктором Николаевичем Васильевым от известного якутского олонхосута (сказителя) Иннокентия Гурьевича Тимофеева-Теплоухова (1865-1962) в с. Амга Якутской обл. в 1906 г. [* У Э. К. Пекарского указывается 1905 г., но это дата отправления В. Н. Васильева в Туруханский край с экспедицией Академии наук, а запись олонхо осуществлена в Якутской области, куда он добрался в начале 1906 г.]

    Сохранились свидетельства собирателя и самого сказителя о том, как проводилась запись олонхо. Из них можно заключить, что Васильев стремился к максимальной точности. Он пишет: «Все сказки [* В дореволюционных русских изданиях олонхо ошибочно называли сказкой, а олонхосутов — сказочниками.] записывались под диктовку сказочников (запись олонхо в ручную во время пения невозможна [* Запись под диктовку была неизбежной, так как олонхо исполняется в очень быстром темпе и объём его нередко превышает 20 тысяч стихотворных строк (средними считаются олонхо в 10-15 тысяч строк). Ни одной магнитофонной записи полного олонхо от крупных олонхосутов нет.]. — И. П.), причем я старался возможно точно воспроизвести их произношение. Во избежание возможных пропусков, изменений и сокращений со стороны того или другого сказочника, каждая сказка предварительно прослушивалась мною полностью в ее нормальной передаче при соответствующей обстановке и ее обычных слушателях» [* «Строптивый Кулун Куллустуур», 1916, стр. 1 («От собирателя»). Говоря о «нормальной передаче при соответствующей обстановке и ее обычных слушателях», В. Н. Васильев имеет в виду широко практиковавшееся раньше в якутском быту оказывание олонхо в семье, пригласившей олонхосута. Оно происходило в присутствии немногих гостей — преимущественно соседей.]. Олонхосут в свою очередь рассказывал: «Если я при диктовке пропускал повторяющиеся места, то Виктор Николаевич говорил: «Погоди, Иннокентий Гурьевич, надоело что ли? Как ты говоришь сейчас, олонхо что-то не получается плавно. По-видимому, пропустил что-то. Да, не так ты сказывал олонхо. Не пропускай, говори полностью», — и снова начинал записывать» [* Из автобиографии И. Г. Тимофеева-Теплоухова «О моей жизни», записанной якутским фольклористом Н. В. Емельяновым 22-24 декабря 1957 г. (Архив Якутского филиала Сибирского отделения АН СССР. Копия — в архиве сектора фольклора Ин-та мировой литературы им. А. М. Горького).].

    Благодаря подобной тщательности, запись Васильевым олонхо «(Строптивый Кулун Куллустуур» до сих пор остается одной из наиболее удачных фиксаций якутского олонхо [* Точность записи олонхо «Строптивый Кулун Куллустуур» от Тимофеева-Теплоухова отмечалась неоднократно. Так, А. А. Попов, переводчик этого олонхо, пишет: «Следует отметить, что хотя В. Н. Васильев в 1906 г. только начинал свою этнографическую деятельность и не имел достаточного опыта, благодаря знанию языка с детства, сделал запись олонхо на весьма высоком уровне даже с точки зрения требований современной фольклористики» (А. А. Попов. От переводчика. Архив Якутского филиала Сибирского отделения АН СССР). Другой исследователь, Г. У. Эргис, в марте 1959 г. провел специальное прослушивание на сборе олонхосутов исполнения олонхо «Строптивый Кулун Куллустуур» Тимофеевым-Теплоуховым. Он отмечает исключительную память тогда уже престарелого олонхосута и большую достоверность записи Васильева. Эргис пишет: «Слушателей поразил он своей памятью и мастерством сказывания. Многие места из своего олонхо он сказывал буквально так, как было записано в 1906 году. В отдельных местах для достижения большей ритмичности он переставлял слова, однако порядок следования распространенных членов предложения, последовательность развития сюжета оказались устойчивыми даже в деталях. Иннокентий Гурьевич ввиду старческой слабости сокращал речи-песни персонажей олонхо» (Г. У. Эргис. О подготовке текста олонхо. Архив сектора фольклора Ин-та мировой литературы им. А. М. Горького).]. Сейчас все исследователи пользуются текстом Васильева (в издании Пекарского).

    Удаче записи этого олонхо [* Во всем тексте, который записал Васильев, имеются только два пропуска в сюжете (эти пропуски отмечены Пекарским: «Строптивый Кулун Куллустуур», 1916, стр. 2 и 59). Но они все же не мешают пониманию содержания олонхо в целом.] способствовало то, что В. Н. Васильев, несомненно, хорошо знал олонхо. Он родился и вырос среди якутов в период широкого бытования олонхо и большого расцвета искусства олонхосутов. Конечно, нельзя считать, что в методе и в самой записи еще молодого тогда Васильева нет никаких недостатков. Васильев, по-видимому, не зачитал весь текст олонхосуту после завершения записи (но это за редкими исключениями не практиковалось и другими собирателями олонхо, так как на проверку потребовалось бы еще много дней).

    У дореволюционных якутов не было общепринятой письменности и орфографии. Васильев в своих записях олонхо пользовался так называемой «академической транскрипцией». Но вследствие своей сложности она была неудобна для скорописи, невозможно было избежать огрехов. Кроме того, не обладая специальной лингвистической подготовкой, собиратель не смог достаточно точно обозначить все звуковые особенности олонхо. Устранить допущенные собирателем неисправности записи и предстояло Э. К. Пекарскому при подготовке издания олонхо «Строптивый Кулун Куллустуур».

                                                                              II

    Ко времени издания в третьем томе «Образцов народной литературы якутов» олонхо «Строптивый Кулун Куллустуур» Э. К. Пекарский имел большой опыт собирания и публикации олонхо. В первом томе «Образцов народной литературы якутов» было издано двенадцать олонхо (в том числе семь полных текстов), записанных самим Пекарским, и три сюжета из прежних изданий. Во втором томе «Образцов» напечатан якутский текст «Верхоянского сборника» И. А. Худякова, в котором было четыре олонхо (в том числе одно крупное олонхо — «Хаан Дьаргыстай»).

    В своей работе издатель стремился к максимальной лингвистической точности. Для Пекарского характерны:

    1) исключительно бережное и внимательное отношение к народному слову, требование точного его воспроизведения в записи и в издании;

    2) блестящее знание особенностей языка, всех оттенков слова,

    3) умение находить в записи малейшую неисправность, малейшую неточность речи.

    В свое время Пекарский подверг уничтожающей критике непродуманное, поверхностное отношение, некомпетентность редактора «Верхоянского сборника», приведшие к множеству ошибок и искажений текста записей И. А. Худякова и его перевода с якутского языка на русский.

    Пекарский с возмущением приводил «крупнейшие примеры неразобранных редактором (или его переписчиками) слов, так или иначе изменяющих смысл текста», и добавлял: «Мелких же описок и опечаток, а также пропусков отдельных слов и целых фраз и не оберешься» [* Э. К. Пекарский. Заметки по поводу редакции «Верхоянского сборника» И. А. Худякова. — «Изв. Восточно-Сибирского Отдела Русского Географического общества», т. XXVI, № 4-5, Иркутск, 1896, стр. 201.].

    Редакторы «Верхоянского сборника», чтобы не загрязнять подлинник исправлениями и помарками, для работы над текстом сначала снимали копию. По поводу издания «Верхоянского сборника» с подобной копии Пекарский пишет: «Точная копия в данном случае тем более важна, а описки, опечатки и недосмотры тем более нежелательны, что Худяков старался вполне передать все малейшие оттенки говора верхоянских русских [* В «Верхоянском сборнике» наряду с якутскими текстами есть тексты, записанные от местных русских старожилов.]. Между тем в некоторых случаях редактор или его переписчик исправляли этот местный русский говор (например, вместо простреливат напечатано постреливает, вместо широко раздолье — широкое раздолье, вместо тятинька — тятенька, вместо когды — когда и т. д.)» [* Э. К. Пекарский. Указ. соч., стр. 201.].

    В то же время Пекарский упрекал редактора «Верхоянского сборника» за то, что он не исправлял явных ошибок самого Худякова.

    Интересно мнение Пекарского о переводе якутских текстов, на русский язык: «Что касается знаков препинания, то Худяков, расставляя их в русском тексте, сообразовался с тою или иною конструкцией якутского текста, которая слишком отличается от русской. В печатном же издании знаки расставлены произвольно, без соображения с якутским текстом: иногда одна фраза разбита на две, отделенных одна от другой точкою, и, наоборот, две фразы, разделенные точкою, соединены в одну» [* Э. К. Пекарский. Указ. соч., стр. 202.].

    Как мы увидим, стремление к полной языковой точности проявилось и при подготовке к печати олонхо «Строптивый Кулун Куллустуур». В предисловии «От редакции» к изданию «Строптивого Кулуна Куллустуура» Пекарский писал, что при подготовке публикации «пользовались не подлинной записью, а копией, сделанной П. Н. Малыгиным, И. И. Говоровым, г. Носовым [* Речь идет о молодых якутах, проживавших тогда в Петрограде. М. М. Носов впоследствии стал народным художником Якутской АССР, а И. И. Говоров — переводчиком.] и (с 91 стр.) самим В. Н. Васильевым».

    Но из дальнейшего сообщения Пекарского в упомянутом предисловии видно, что он пользовался не только копией. Он пишет: «Из рассмотрения рукописей видно, что В. Н. Васильев старался закрепить на письме выговор сказочника». И тут же продолжает, что «в беловых рукописях переписчики, в том числе и сам собиратель» (подчеркнуто мною. И. П.) допускали ошибки в транскрибировании.

    По-видимому, копией переписчиков Пекарский пользовался как «беловой рукописью», на которой делал поправки и сличал ее в нужных случаях с рукописью первоначальной записи [* Судя по времени проживания в Петербурге переписчиков (а также и самого Васильева), переписка копии должна была состояться между 1910-1914 гг., т. е. незадолго до начала работы по изданию олонхо «Строптивый Кулун Куллустуур». Следует отметить, что часть рукописи, которую переписывал и транскрибировал сам В. Н. Васильев (с 91 стр. книги), Пекарский называет «подлинником» (см. текст сносок), в то время как другую часть он и называет «рукописью».].

    Э. К. Пекарский придавал серьезное значение подлиннику. Так, в статье «Миддендорф и его якутские тексты» он сожалел, что у него «нет подлинных текстов Миддендорфа», и подчеркивал: «Подлинные тексты могли бы помочь правильному толкованию произношения того или другого слова» [* Эд. Пекарский. Миддендорф и его якутские тексты. — «Зап. Восточного отделения Русского Археологического общества», т. XVIII, вып. 1. СПб., 1907, стр. 47.].

    Едва ли можно сомневаться, что в работе над текстом олонхо «Строптивый Кулун Куллустуур» Э. В. Пекарский обращался и к рукописи первоначальной записи.

    Как бы там ни было, олонхо «Строптивый Кулун Куллустуур» в издании 1916 г. под редакцией Э. К. Пекарского в текстовом отношении можно считать безупречным.

    Чтобы иметь полное представление о степени точности и достоверности текста олонхо «Строптивый Кулун Куллустуур», остановимся на текстологических исправлениях и замечаниях Э. К. Пекарского. Их можно сгруппировать так:

    1. Слова, написанные в рукописи, по его мнению, явно неправильно (неверное транскрибирование, грамматические ошибки, описки, слова, написанные правильно, но не подходящие по смыслу), он исправлял или даже заменял (с соответствующей оговоркой).

    Например, в рукописи было «ирэр былыт» — «теплеющее облако»; в тексте издания исправлено (стр. 7): «иирэр былыт» — «сумасшедшее облако» [* Гласные звуки якутского языка делятся на краткие и долгие. От длительности гласного зависит смысл слова. В современном якутском письме краткие гласные изображаются через одну букву (и : ирэр), а долгие — через две буквы (ии : иирэр). В академической транскрипции долгие гласные обозначались черточкой над буквой (ӣ : ирэр).]. Наличие в рукописи краткого гласного вместо долгого искажало смысл фразы.

    В рукописи было: «дьиэҕитин иччилии» — «заселить ваш дом»; в тексте издания исправлено (стр. 15): «дьиэтин иччилии» — «заселить его дом». Эта ошибка привела к неправильной замене одного местоимения другим.

    В рукописи было: «сэттэ дьиэктээх» — <жилище> «с семью отверстиями»; в тексте издания исправлено (стр. 5): «еэттэ сииктээх» — «с семью креплениями». Здесь очевидна подмена одного слова другим из-за близости звучания, что часто бывает и у самих олонхосутов.

    В рукописи было: «малыччы мэлигир эбитэ үһү» — «вовсе не было, говорят»; в тексте издания исправлено (стр. 6): «мэличчи мэлигир эбитэ үһү». В живой якутской речи, особенно в поэтической, часто на всю фразу влияет характерный для якутского языка закон сингармонизма [* «По этому закону употребление в якутском языке как гласных, так и согласных звуков строго упорядочено определенными нормами и правилами. Так, гласные звуки в пределах одного слова сочетаются и стоят друг за другом в совершенно определенном порядке, как этого требует так называемый закон гармонии гласных. В одном слове могут встречаться или только задние (а, ы, ыа, о, у, уо), или только передние (э, и, иэ, ө, ү, үө) гласные. При этом за каждым гласным может следовать или тот же гласный или другой, ему постоянно соответствующий» (Г. М. Васильев. Якутское стихосложение. Якутск, 1965, стр. 20). Нередко закон «гармонии» гласных распространяется и на соседние слова. В приведенном случае задние гласные слова «малыччы» нарушают гармонию гласных во всей фразе, а Пекарский восстанавливает ее, заменяя «малыччы» соответствующим ему словом «мэличчи», по звукам «гармонирующим» с гласными других слов фразы: «мэличчи мэлигир» («вовсе нет»).].

    Ошибка, вероятно, была допущена В. Н. Васильевым в процессе быстрой записи. Мог оговориться и сказитель при диктовке.

    В рукописи было: «сайыҥы күн саар күөлүн айаҕын саҕа буолан» — «летнее солнце, став как отверстие большого озера»; в тексте издания исправлено (стр. 7): «сайыҥы күн саар күөһүн [* «Саар күеһүн» — букв.: «царский горшок».] айаҕын саҕа буолан»—«летнее солнце, став как отверстие большого горшка».

    Как видим, простая описка совершенно искажала смысл фразы.

    Во всех случаях Пекарский неправильно написанное слово показывал в сноске так, как оно было написано «в беловой рукописи»: ирэр, дьиэҕитин, дьиэктээх, малыччы, күөлүн [* В сносках Пекарский приводил только то слово, которое было написано неправильно.].

    2. Во многих случаях Э. К. Пекарский, не внося исправлений в текст, давал в сносках различные варианты, сопровождая их то вопросительным знаком: синнэстиэ? (стр. 5, сн. 2 — к слову силигириэ: «раскачается» [* Вариант Пекарского «сиҥнэстиэ» обозначает: «обрушится».]; то знаком равенства: = субан (стр. 3, сн. 2 — к слову суман: «вольный, холостой»); то поясняя свою мысль словами: лучше: модун (стр. 5, сн. 1 — к слову дьип-хаан: «массивный»), обычно: тулхатыйыа (стр. 5, сн. 3 — к слову толугуруо: «расшатается»), вместо: көҥүлүнэн (стр. 5, сн. 5 — к слову көнньүнэн: «привольный»).

    В некоторых случаях («неизвестные нам и сомнительные слова») он не давал вариантов, а ставил вопросы в тексте, заключая их в квадратные скобки: күндэли [?] балык («кюндэли-рыба»), аҥаат [?] балык («ангаат-рыба»).

    3. Различные пропуски, а также слова и слоги, которые по мнению Пекарского следовало бы ввести в текст, он давал в квадратных скобках: «алта хос чиргэл [мас] муосталаах эбит» (стр. 5) — «оказывается, имел шестирядный пол из крепкого [дерева]».

    Древние якуты знали только земляной пол. Впоследствии у них появились и деревянные полы, которые якуты просто называли «мост» (муоста), а дома (юрты) с таким полом стали называть «муосталаах дьиэ» — «замощенный дом». Указание, что пол богатыря не простой, а устлан крепким деревом во много (в данном случае в шесть) рядов, в олонхо превратилось в традиционную гиперболу. Таким образом, здесь Пекарский следует традиции олонхо и исправляет упущение олонхосута или (что более вероятно) собирателя.

    Приведем еще несколько подобных примеров. В рукописи было: «орулуур олох мастаах» — «имеет ревущую табуретку». Пекарский дает в квадратных скобках слова, которые более подходят к данному случаю: «орулуур [удьаалаах, олоҥхолуур] олох мастаах» (стр. 5) — «имеет ревущий [черпак, сказывающую олонхо] табуретку» [* В якутском языке нет различения по родам, поэтому взятые в скобки слова не нарушают согласования слов, оставшихся здесь за квадратными скобками.]. И здесь он следует традиции олонхо: в олонхо в таких случаях «ревущим» обычно называется черпак (ибо предполагается, что он такой большой и вычерпывает так много жидкости, что она вычерпывается и льется с шумом, «напоминающим» рев). Но «сказывать олонхо» черпак «не может»; этим свойством в олонхо наделяется табуретка, имеющая как бы симпатическую связь с олонхосутом, который сказывает свои олонхо, обычно сидя на табуретке [* В бытовой обстановке, в зимние вечера, сказывая в полумраке юрты семье, пригласившей его спеть, олонхосут обычно садился на табуретку перед очагом — спиной к камельку, положив ногу на ногу. Он пел и декламировал, мерно покачиваясь корпусом, полузакрыв глаза, закрыв указательным пальцем или ладонью одно ухо. Это наиболее характерная поза поющего олонхосута, часто встречающаяся в описаниях исполнения олонхо. Во время пения на больших летних кумысных празднествах народ располагался на поле, крýгом, а певца сажали в центре, на подстилку из оленьей или лошадиной шкуры (якуты раньше овец не держали).]. Совершенно очевидно, что и здесь олонхосут или собиратель допустил упущение, исправленное Пекарским.

    Особенно много вставок Пекарский давал в случаях более или менее явных пропусков.

    Например, в рукописи было: «хаана-сиинэ сукуна курдук кытара кыыһан» — «густо покраснев, подобно сукну». Пекарский в этот текст вставляет пропущенное слово (стр. 79): «хаана-синнэ [кыһыл] сукуна курдук кытара кыыһан» — «густо покраснев, подобно [красному] сукну».

    В рукописи было: «сэттэ иирээн дьэллик эмэгэтэ, кэлэн, самаҕын ыкк'ардынан уот-бурут булгунньахха инэңхааллылар» — «прибыв, семь духов [* Семь духов — здесь числительное семь представляет эпическое число.] раздора и скитаний проскочили между ног и исчезли в огненном ядовитом холме». Пекарский вносит характерное для олонхо разъясняющее уточнение (стр. 76): «сэттэ иирээн дьэллик эмэгэтэ, кэлэн,  [биһиги киһибит] самаҕын ыкк'ардынан уот-бурут булгунньахха инэн хааллылар» — «прибыв, семь духов раздора и скитаний проскочили между ног [нашего человека] и исчезли в огненном ядовитом холме».

    В рукописи было: «билиги удаҕан дьахтар, үс төгүл күн диэки өттүнэн дьиэтин төгүрүйэ хааман иһэн, булаайаҕынан [* Булаайах — плоская шаманская колотушка для бубна, обтянутая шкуркой с ног оленя.] саба охсон кэбистэ да, сэбэ-сэбиргэлэ алаас сыһыы быһаҕаһын саҕа көмүстээх кыһыл солко былаат буола түстэ» — «та женщина-шаманка, три раза обходя свой дом по ходу солнца, смахнула колотушкой — и вещи и снаряжение ее сразу превратились в расшитый золотом красный шелковый платок величиной с половину елани» [* Елань (алаас) — «луговое или полевое пространство, окруженное лесистою горою, [подгорная] долина» (Э. К. Пекарский. Словарь якутского языка, т. 1. М. - Л., 1958, стлб. 67).]. Пекарский вводит в текст пропущенные слова: «билиги удаҕан дьахтар, үс төгүл күн диэки өттүнэн дьиэтин төгүрүйэ хааман иһэн, булаайаҕынан [сэбин-сэбиргэлин] саба охсон кэбистэ да [бу охсорун гытта] сэбэ-сэбиргэлэ алаас сыһыы быһаҕаһын саҕа көмүстээх кыһыл солко былаат буола түстэ» (стр. 99) — «та женщина-шаманка, три раза обходя свой дом по ходу солнца, смахнула колотушкой [вещи и снаряжения свои], и [как только смахнула] вещи и снаряжения ее сразу превратились в расшитый золотом красный шелковый платок величиной с половину елани».

    4. Слова и слоги, которые он считал лишними, Пекарский в тексте заключал в обычные скобки [* Чаще всего эти случаи относятся к вспомогательным, не имеющим самостоятельного значения, словам или слогам в слове; ограничимся одним примером: «ойбонун хайынын диэки(нэн) дагдас гына түһэр» (стр. 7) — «она, растопырив крылья, падает и садится возле проруби».].

    5. Искаженный в рукописи порядок слов Пекарский в тексте заменял правильным: «өс таас саҕа» (стр. 5) — «как глыба камня»» В рукописи было: «таас өс саҕа» — «как каменная вражда».

    Как видим, неправильный порядок слов в рукописи совершенно изменил значение фразы. Порядок слов, имевшийся в рукописи, показан и в сноске: «таас өс» (стр. 5, сн. 7) — «каменная вражда».

    Таковы наиболее характерные исправления и замечания Пекарского. В одних только сносках насчитывается свыше 900 различных исправлений, замечаний, вариантов, вопросов.

    Некоторые поправки устраняли редкоупотребительные формы диалектного характера. Например, в рукописи было: «нараҕар түөстээх» — «с выпяченной грудью»: в тексте издания исправлено (стр. 1): «нанаҕар түөстээх» (смысл тот же). Хотя в таких случаях исправленное Пекарским слово бывает предпочтительнее (ибо более употребительно), но возможно и произношение типа нараҕар, как особенность, присущая отдельным группам лиц (в данном случае олонхосуту).

    Пекарский вносит исправление и в таком случае: в рукописи было: «отун- маһын кытары үүнэн — үөдүйэн тахсыбытым эбитэ буоллар» — «если бы я вырос и пышно развился вместе с травами и деревьями». Пекарский исправляет: «отун- маһын кытары үөскээн — үөдүйэн тахсыбытым эбитэ буоллар» — «если бы я зародился и пышно развился вместе с травами и деревьями». Бесспорно, предпочтительней фраза в редакции Пекарского (ибо здесь речь идет о самом зарождении героя, который не знает и гадает, откуда же он появился). Но нельзя считать грубой ошибкой слово үүнэн (по всей видимости, сказанное самим олонхосутом при быстрой декламации).

    Все же в подавляющем большинстве случаев исправления Пекарского вполне оправданы. Следует только иметь в виду, что многие ошибки произношения могли принадлежать и самому олонхосуту. Каждый олонхосут часто по-своему произносил отдельные слова, имел свой выговор. Пекарский и в «Словаре якутского языка», и в «Образцах народной литературы якутов», и в других работах боролся за установление правильной речи, за определенные нормы произношения и языка. Тексты олонхо, как и тексты других фольклорных произведений, включенные в «Образцы народной литературы якутов», привлекали внимание Пекарского не только как памятники народного творчества. Они одновременно были и фразеологической основой его «Словаря якутского языка» [* Ср. характерное для его подхода высказывание: «Я нашел в них (речь идет о якутских текстах Миддендорфа. — И. П.) в высшей степени ценный для меня лингвистический материал. Именно я встретил: 1) новые, до сего не зарегистрированные мною слова, 2) новые значения ранее зарегистрированных слов, 3) указания на другое, не подмеченное ранее произношение известных слов, вызываемое заменою одних гласных или согласных другими или смягчением, некоторых согласных, 4) подтверждение многих моих догадок и, наконец, 5) разрешение некоторых сомнений» (Э. К. Пекарский. Миддендорф и его якутские тексты, стр. 47). Речь идет об отделе VI второй части книги А. Ф. Миддендорфа «Путешествие на Север и Восток Сибири» (СПб., 1878). Стр. 758-833 этой книги посвящены якутам, там же приведены якутские тексты, о которых говорит Пекарский.]. Пекарский стремился получить образцы чистой народной речи. И он не только исправлял явно неправильную запись собирателей или переписчиков, но вторгался и в самую речь олонхосутов, если находил ошибки в произношении или отклонение от общеупотребительного произношения данной местности.

    На наш взгляд, теоретические положения Пекарского не вызывают возражения, как не вызывает возражения и его работа над текстом олонхо «Строптивый Кулун Куллустуур».

    Можно только заметить, что доведенное до крайности требование Пекарского об образцово-правильном тексте памятника могло бы привести к необоснованному исправлению или «подчищению» всех «неправильных» слов (в том числе и диалектного порядка), принадлежащих сказителю и точно воспроизведенных в записи, что, несомненно, привело бы к серьезному искажению особенностей языка сказителя. Выше мы заметили и некоторые тенденции Пекарского в этом направлении.

    Но, во-первых, Пекарский был очень осторожен в этом отношении и, как мы видели выше, он сам категорически возражал против нивелировки местных говоров. Во всех же случаях исправления, как устанавливалось выше, прав бывал Пекарский.

    Во-вторых, неправильно написанные и замененные им слова он, как уже говорилось, давал в сносках, а внесенные в текст новые слова и слоги заключал в квадратные или в обыкновенные скобки. Таким образом, Пекарский не уничтожал первоначальный текст записи, его можно легко восстановить и сравнить с исправлением Пекарского. Это одна из наиболее положительных сторон текстологической работы Пекарского.

    /Текстологическое изучение эпоса. Москва. 1971. С. 170-179./