ЎЎЎ 51-2. Адубарыя Ігідэйка. Эдуард Пякарскі ў жыцьцяпісах. Сш. 51-2. 1958-2. Койданава. "Кальвіна". 2023.

 

                                                                           Глава I

                                   ПРЕДСТАВЛЕНИЯ ЭВЕНКОВ О ШИНГКЭНАХ

                             И ПРОБЛЕМА ГЕНЕЗИСА ДРЕВНЕЙШИХ ВЕРОВАНИЙ

    Из числа первобытных верований, сохранившихся в качестве пережитка в этнографическом бытовании у ряда народов, представления эвенков о шингкэнах и обряды, связанные с ними, обращают на себя особое внимание исследователя. Их интерес для исследователя объясняется тем, что они представляют как бы живой ключ к решению труднейшей исторической проблемы — генезиса древнейшей формы верований.

    В эвенкийском языке слово шингкэн — сингкэн — хингкэн [* В разных диалектах и говорах это слово звучит по-разному: там, где звуку ш соответствует с, оно звучит как сингкэн; там, где звуку с соответствует х, данное слово произносятся как хингкэн.], судя по материалам наших предшественников в области изучения языка и этнографии эвенков, а также и по нашим личным наблюдениям, имеет следующий ряд значений: 1) дух — хозяин животных и места охоты; 2) охотничья удача, счастье; 3) предмет, приносящий промысловую удачу. В зависимости от конкретной ситуации данное слово может иметь то одно, то другое из этих значений...

    [С. 15.]

    В этнографической литературе, посвященной эвенкам, об этих верованиях упоминалось неоднократно. К. М. Рычков в числе охотничьих амулетов эвенков упоминает звериные шкурки, головы птиц, когти и зубы животных [* К. М. Рычков. Енисейские тунгусы. Землеведение, 1922, кн. I-II, стр. 81.]. У аянских эвенков дли этого употреблялись зубы животных, срезанные звериные мордочки [* Э. К. Пекарский и В. П. Цветков. Очерки быта приаянских тунгусов, стр. 113.] и т. д.

    [С. 24.]

                                                                           Глава IV

                               КУЛЬТ МЕДВЕДЯ У ЭВЕНКОВ И ПРОБЛЕМА ГЕНЕЗИСА

                                           ПРЕДСТАВЛЕНИЙ О ВЕРХОВНЫХ ДУХАХ

    У эвенков повсеместно существовал обычаи совершать над убитым медведем особый обряд, носивший характер массовой родовой религиозной церемонии, обязательной для каждого члена рода. Обряд этот представляет для историка религия интерес в том отношении, что дает возможность проследить ряд важных моментов, относящихся к проблеме генезиса представлении о верховных духах — владетелях отдельных областей природы.

    У эвенков охотятся на медведя в течение всего года, но чаще всего поздней осенью и ранней весной, когда зверь находится в берлоге. Обряд над убитым медведем превращался в целое торжество (отсюда установившееся за ним в литературе название — «медвежий праздник»)...

    [С. 106.]

    На подобный цикл обрядов, существовавших у эвенков, указывают также ... Э. К. Пекарский и В. П. Цветков [* Э. К. Пекарский и В. П. Цветков. Очерки быта приаянских тунгусов. Сб. Музея антропологии и этнографии, т. III, 1913, стр. 60 и сл.], ... и др...

    [С. 112.]

                                                                           Глава V

                                  РАЗЛОЖЕНИЕ ДРЕВНИХ РОДОВЫХ КУЛЬТОВ

                                 И ПРОБЛЕМА ПРОИСХОЖДЕНИЯ ШАМАНСТВА

    ...Лось и дикий олень были у эвенков объектами такого же культа, как медведь. На них, как и на медведя, распространялся известный обычай нимат (передача убитого зверя в дар чужеродцу, обычно члену рода зятей). Разделка туши убитого лося или дикого оленя происходила в определенном, раз навсегда установленном порядке и с соблюдением тех же в основном обычаев, что и при разделке убитого медведя. Голову вместе с рогами, шеей и легкими полагалось привозить после разделки туши на стойбище п совершать над нею обряды, близкие по значению обрядам медвежьего праздника. Мясо убитого лося и дикого оленя, особенно голову, принято было есть с соблюдением тех же обычаев, которые совершались при потреблении мяса медведя. По окончании торжества, как и в медвежьих церемониях, совершались обряды захоронения глаз и костей головы убитого зверя и «поднимания костей»: все кости собирались в одно место и помещались на особый помост [* Отдельные указания о культе лося и дикого оленя у эвенков см. в работах: С. Д. Стрелов. Акты архивов Якутской области (с 1850 по 1800 г.), т. I. Якутск, 1916, стр. 288; Д. Xитров. Описание Жиганского улуса. Зап. Сибирск. отдела Русск. геогр. общ., 1856, кн. 1, стр. 53-54; Э. К. Пекарский и В. П. Цветков. 1) Очерки быта приаянских тунгусов. Сб. Музея антропологии и этнографии, т. III, 1913, стр. 113; 2) Аяно-майские тунгусы. Живая старина, кн. III-IV, 1912, стр. 335; Е. И. Титов. Тунгусско-русский словарь. Иркутск, 1926, стр. 21, 37 и сл.; Р. Маак. Вилюйский округ Якутской области, т. III. СПб., 1887, стр. 109; Н. П. Никульшин, Первобытные производственные объединения и социалистическое строительство у эвенков. Изд. Инст. народов Севера, Л., 1939, стр. 32-40; Г. И. Василевич. Некоторые данные по охотничьим обрядам и представлениям у тунгусов. Этнография, 1930, № 3, стр. 59.]...

    [С. 132.]

    Следует добавить, что представления о шаманских духах как существах двойной природы — отнюдь не специфическое явление эвенкийского шаманства. Об этом говорят и многочисленные археологические находки подобных изображений среди так называемых шаманских принадлежностей [* Ср. в работе: А. Спицын. Шаманские привески. Зап. Отдел, русск. археологии Русск. и славянск. археолог. общ., т. VIII, 1906. стр. 86, рис. 256.], и наличие аналогичных изображений па плащах шаманов других народов Сибири, например изображений шаманского духа тан’ар на плащах якутских шаманов [* Э. К. Пекарский и В. Н. Цветков. Плащ и бубен якутского шамана. Матер. по этнографии России, т. I, СПб., 1910, стр. 112.]...

    [С. 138.]

 

 

                                                                        ПРЕДИСЛОВИЕ

    Якутский язык входит в состав большой семьи тюркских языков, охватывающей свыше тридцати языков, распространенных в основном в Советском Союзе.

    В древности этому языку суждено было оторваться от своих южных сородичей и получить дальнейшее развитие на Крайнем Севере. Возможно поэтому, среди остальных тюрских языков он занимает особое положение, сильно отличаясь от них. В нем обнаруживаются древнейшие архаические явления тюркского языка, сильно развитая гармония гласных, широко распространенные ассимилятивные и диссимилятивные изменения звуков, относительная простота системы согласных, сложность и разнообразие глагольных форм, обилие звукоподражательных и образных слов. Кроме того, в якутском языке наблюдается сильное влияние монгольских, тунгусских языков, особенно в области его словарного состава и отчасти грамматического строя.

    Якутский язык — это язык того народа, который, стойко борясь с суровой северной природой, наряду с другими народностями севера заселил землю на огромной территории. Ныне эта земля с площадью свыше трех миллионов кв. км называется Советской Якутией, где процветает социалистическая экономика и культура. Якутская республика славится во всем мире своими неисчерпаемыми запасами алмазов, пушнины, золота, коксующихся углей, железных руд, олова, слюды и др. Якутский народ под руководством Коммунистической партии Советского Союза и при повседневной помощи великого русского народа и других братских народов нашей страны быстрыми темпами преобразовывает свой величественный родной край, уверенно идёт вперед к коммунизму.

    Якутский язык получил свое подлинное развитие только в годы Советской власти и из языка народности превратился в язык новой, социалистической нации. На нем издаются десятки газет, переводятся и печатаются труды классиков марксизма-ленинизма, бессмертные шедевры русской, советской и зарубежной литературы, развивается на основе богатого устного народного творчества и под благотворным влиянием русской литературы якутская советская национальная литература. Якутский язык изучается в школах, техникумах, университете. Исследованием его занимается коллектив ученых Института языка, литературы и истории Якутского филиала Академии наук СССР.

    В дореволюционное время изучение якутского, языка, благодаря личной инициативе русских прогрессивных ученых и политических ссыльных, имело такие крупные достижения, которых не было ни у одного другого тюркского языка...

    [С. 3-4.]

    С 1881 г. плодотворно начал свою работу над фундаментальным «Словарем якутского языка» политссыльный, революционер Э. К. Пекарский, позже почетный академик, выдающийся знаток и исследователь быта, культуры и языка якутов. До 1917 г. им был закончен в основном сбор материала и издан первый том словаря в 5-ти выпусках. Последний, 13-й выпуск словаря был издан в 1930 г. Словарь Пекарского по широте охвата материала и тщательностью научной обработки языкового материала является крупным вкладом в тюркское языкознание. В нем воплощены национальные черты, характер, быт, мировоззрение дореволюционного якутского народа. Из него черпают ценные материалы не только одни языковеды, но и историки, этнографы, фольклористы, естествоведы.

    До революции также собиранием языкового материала усердно занимался крупный знаток якутского языка и фольклора, поэт А. Е: Кулаковский. Им были составлены словарь заимствованных слов, список якутских названий видов животного и растительного царств, собраны наречия разных местностей и многочисленные фольклорные материалы.

    Итак, до революции была заложена прочная научная и материальная основа дальнейшего изучения якутского языка...

    [С. 5.]

    Н. Петров.

    [С. 10.]

                                                      I. ОБЩИЕ ВОПРОСЫ ЯЗЫКА.

                              ПРОИСХОЖДЕНИЕ И РАЗВИТИЕ ЯКУТСКОГО ЯЗЫКА.

                           ИСТОРИЯ И СОВРЕМЕННОЕ СОСТОЯНИЕ ЕГО ИЗУЧЕНИЯ

    1. Азадовский М. Некролог. Э. К. Пекарский. — Советская этнография, 1934, № 5, стр. 105-107.

    [С. 11.]

    13. Бартольд В. В. История изучения Востока в Европе и России. 2-е изд. Л., 1925. 317 стр. (ЦИК СССР. Ленинградский Ин-т живых восточных языков).

    Об исследователях Якутии Миддендорфе, Бетлингке, Пекарском и др. стр. 235-241.

    [С. 12.]

    30. Бояров А. Близорукое отношение к научным работникам. — Соц. Якутия, 1937, 8 янв.

    Есть о значении монументальных трудов Э. К. Пекарского по якут. языку.

    [С. 13.]

    59. Извещение Якутского издательства, Наркомпроса ЯАССР и Обл. бюро краеведения о смерти Э. К. Пекарского. — Соц. Якутия, 1934, 8 июля.

    [С. 15.]

    71. Котвич В. Еdwar Piekarski. Nekrolog. — Rocznik Orjentalistyczny X, 1934, стр. 189-193.

    72. Кротов М. А. Революционер-ученый. (К 45-летнему юбилею работы Э. К. Пекарского над словарем якутского языка) — Сборник трудов исслед. о-ва «Саха кэскилэ»,  1927, вып. 1 (4), стр 140-144.

    [С. 16.]

    82. К юбилею Э. К. Пекарского. (К 45-летию составления словаря Э. К. Пекарского). — Кыым, 1926, 19 ноября.

    [С. 17.]

    90. Малов С. Е. Памяти Э. К. Пекарского. — Соц. Якутия, 1939, 11 июля.

    [С. 18.]

    104. Николаев В. Политическая ссылка в изучении Якутского края. — В кн.: Якутская неволя. Якутск, 1927, стр. 181-210.

    О работах Э. К. Пекарского, В. Н. Ионова и С. В. Ястремского по якут. языку стр. 195, 198.

    106. Новгородов И. О почетном академике Э. К. Пекарском. — Үөрэх кыһата, 1935, № 1, стр. 41-46.

    На якут. яз.

    [С. 19.]

    131. [О присуждении Э. К. Пекарскому премии и золотой медали]. — Якутская жизнь, 1908, 16 марта.

    135. Памяти революционера-ученого Э. К. Пекарского. — Соц. Якутия, 1934, 15 июля. — Подписи: Н. С. Емельянов [и др.].

    136. Пекарский Э. К. К вопросу об объякучивании русских. — Якутская жизнь, 1908, 20 марта.

    137. Пекарский Э. К. Из преданий якутов до встречи их с русскими. — Записки Имп. Русского географ. о-ва по отд-нию этнограф., т. 34, 1909.

    Есть предание о наличии письменности у предков якутов стр. 145-149.

    138. Пекарский Э. К. — БСЭ, 2-е изд., т. 32, стр. 285.

    139. Пекарский Э. К. и Попов И. П. Работы политссыльных по изучению якутского языка во II половине XIX века. — В кн.: Сто лет якутской ссылки. М., изд. политкаторжан, 1934 стр. 344-351.

    [С. 21.]

    151. Поппе Н. Еduard Реkаrski. — Ungarische Jahrbücher, т. 7, вып. 3-4, 1927 стр. 338-340.

    Биографические сведения из жизни и деятельности Э. К. Пекарского и о его «Якутско-русском словаре».

    [С. 22.]

    156. Потапов С. Э. К. Пекарский (Некролог) — Соц. Якутия, 1934, 10 июля; то же Кыым, 1934, 14 июля.

    157. Празднование юбилея Э. К. Пекарского в Ленинграде. — Кыым, 1926, 26 ноября.

    169. Самойлович А. Н. Предисловие [к «Краткому русско-якутскому словарю» Э. К. Пекарского]. — В кн.: Пекарский Э. К. Краткий русско-якутский словарь. Пг., 1916, стр. 1-16.

    [С. 23.]

    173. Самойлович А. Н. Памяти Э. К. Пекарского. — Известия Акад. наук СССР, 1934, Отд-ние общественных наук, № 10, стр. 743-747.

    [С. 24.]

                                  III. ПРИКЛАДНЫЕ ВОПРОСЫ ЯКУТСКОГО ЯЗЫКА

                       1. ПИСЬМЕННОСТЬ, ГРАФИКА, ОРФОГРАФИЯ И ПУНКТУАЦИЯ

    433. Пекарский Э. К. Объяснение якутских знаков, неимеющихся в русской азбуке, — В кн.: Пекарский Э. К. Краткий русско-якутский словарь. Якутск, 1898, стр. 3; то же газ. Якут. обл. ведомости, 1898, № 1.

    [С. 45.]

    434. Пекарский Э. К. Предание о том, откуда произошли якуты. — Сибирская живая старина, вып. 3-4, 1925, стр. 137-144.

    Говорится о наличии письменности у предков якутов стр. 140.

    [С. 46.]

                                              3. ШКОЛЬНЫЕ УЧЕБНИКИ, ПОСОБИЯ,

                                          ПРОГРАММНО-МЕТОДИЧЕСКАЯ ЛИТЕРАТУРА

    582. Кюндэ (Иванов А. А.), и Пинигин А. Букварь Новая жизнь. Для взрослых. Испр. Э. К. Пекарским. М., Центр. изд-во народов СССР, 1927. 72 стр.

    На якут. яз.

    [С. 56.]

                                 V. ЛЕКСИКОЛОГИЯ, ЛЕКСИКОГРАФИЯ И СЛОВАРИ

    721. Виноградов Н. Н. Новый словарь якутского языка. — Живая старина, 1906, № 1, отд. 5, стр. 11-12.

    Сведения о печатании Акад. наук «Словаря якутского языка» Э. К. Пекарского, программа словаря.

    [С. 70.]

    755. Натансон М. А. Якутско-русский и русско-якутский словарь. — Рукопись, 1882, составл. в Баягантайском улусе Якут. округа, хранится в архиве Э. К. Пекарского.

    757. Новгородов И. О почётном академике Э. К. Пекарском. — Үөрэх кыһата, 1935, № 1, стр. 41-45.

    О словаре Э. К. Пекарского.

    На якут. яз.

    762. Ольденбург С. Ф. [Послесловие к «Словарю якутского языка» Э. К. Пекарского]. — В кн.: Э. К. Пекарский Словарь якутского языка. Вып. 13. Л., Акад. наук СССР, 1930, стр. 5-6.

    [С. 73.]

    768. Пекарский Э. К. [Сообщение о «Словаре якутского языка»]. — Газ. Якутские областные ведомости, 1895, № 8.

    769. Пекарский Э. К. Заметка по поводу редакции «Верхоянского сборника» И. А. Худякова. — Известия Вост. Сибир. Отд-ния Имп. Русск. Геогр. О-ва, 1895, т. 26, № 4-5, стр. 197-205.

    770. Пекарский Э. К. Словарь якутского языка, составленный при ближайшем участии прот. Д. Д. Попова и В. М. Ионова. Вып. 1. Издан на средства И. М. Сибирякова. Якутск, Якут. обл. типография, 1899. 132 стр.

    771. Пекарский Э. К. Записка о «Словаре якутского языка». — Известия Имп. Акад. наук, 1905, т. 22, № 2, стр. 5-11.

    772. Пекарский Э. К. Перечень источников «Словаря якутского языка» с дополнением К. Залемана. — Известия Имп. Акад. наук, 1905, т. 22, № 2, стр. 5-11.

    773. Пекарский Э. К. Краткий русско-якутский словарь, изданный на средства Якутского Областного Статистического Комитета. Якутск, 1905. 147 стр. (Вост.-Сибир. Отд-ние Имп. Русск. Геогр. О-ва).

    774. Пекарский Э. К. К вопросу о происхождении слова «тунгус». — Этнографическое обозрение, 1906, № 3-4, стр. 206-217.

    775. Рец. Сержпутовский А. — Живая старина, 1907, вып. 2, стр. 28-29.

    776. Пекарский Э. К. Словарь якутского языка, составленный при ближайшем участии прот. Д. Д. Попова и В. М. Ионова. Вып. 2. (на буквы а, э) СПб., Изд. Имп. Акад. наук, 1907. 185 стр. (Труды Якут, экспедиции, снаряж. на средства И. М. Сибирякова, 1894-1896, т. 3, ч. 1).

    777. Рец. Залеман К. Г. Отзыв о «Словаре якутского языка» Э. К. Пекарского. — В кн.: Отчет о деятельности Имп. Акад. наук по физико-математическому и историко-филологическому отд-ниям за 1907 г. СПб., 1908.

    778. Радлов В. В. Отзыв о первом выпуске «Словаря якутского языка» Э. К. Пекарского. — Живая старина, 1907, вып. 4, стр. 63-65.

    [С. 74.]

    779. Пекарский Э. К. Миддендорф и его якутские тексты. СПб., Тип. Имп. Акад. наук. 1908. 16 стр. (Отдельный оттиск из Записок (Вост. Отд. Имп. Русск. Археолог. О-ва т. 18; то же Записки Вост. Отд-ния Имп. Русск. Археол. О-ва, 1907, т. XVIII, вып. 1, стр. 45-60).

    780. Пекарский Э. К. Словарь якутского языка, составленный при ближайшем участии прот. Д. Д. Попова и В. И. Ионова. Вып. 2. (на буквы э, б). СПб., изд. Имп. Акад. наук, 1909. 165 стр. (Труды Якутск, экспедиции, снаряж, на средства И. М. Сибирякова, 1894-1896, т. 3, ч. 1).

    781. Пекарский Э. К. Образцы народной литературы якутов. Т. 1. Вып. 1-5. СПб., изд. Импер. Акад. наук, 1907-1911. 475 стр.

    В подстрочном примечании дается объяснение якутских слов.

    На якут. яз.

    782. Пекарский Э. К. Словарь якутского языка, составленный при ближайшем участии прот. Д. Д. Попова и И. В. Ионова. Вып. 3. (на буквы б, в, г, h, д, дь, и). СПб., изд. Имп. Акад. наук, 1912. 165 стр. (Труды Якутской экспедиции, снаряженной на средства И. М. Сибирякова, 1894-1896, т. 3, ч. 1).

    783. Пекарский Э. К. Словарь якутского языка, составленный при ближайшем участии прот. Д. Д. Попова и И. В. Ионова. Вып. 4. (От ис до күд). СПб., Имп. Акад. наук, 1916, 165 стр. (Труды Якутской экспедиции, снаряженной на средства И. М. Сибирякова, 1894-1896, т. 3, ч. 1).

    784. Пекарский Э. К. Краткий русско-якутский словарь. 2-е доп. и испр. изд-ние с предисловием приват-доцента А. Н. Самойловича. СПб., Тип. Имп. Акад. наук, 1916. 258 стр.

    785. Пекарский Э. К. Образцы народной литературы якутов, записанные В. Н. Васильевым. Т. 3. Вып. 1. СПб., изд. Импер. Акад. наук, 1916. 201 стр.

    На каждой странице в подстрочном примечании дается объяснение значения слов.

    На якут. яз.

    786. Пекарский Э. К. Словарь якутского языка, составленный при ближайшем участии прот. Д. Д. Попова и И. В. Ионова. Вып. 5. (от күд до кыч). СПб., изд. Имп. Акад. наук, 1917. 93 стр. (Труды Якутской экспедиции, снаряженной на средства И. М. Сибирякова, 1894-1896, т. 3, ч. 1).

    [С. 75.]

    787. Пекарский Э. К. Образцы народной литературы якутов, записанные И. А. Худяковым. Т. 2. Вып. 1-2. СПб., изд. Импер. Акад. наук, 1913 и 1918.

    В подстрочном примечании дано объяснение якутских слов.

    На якут. яз.

    788. Пекарский Э. К. Словарь якутского языка, составленный, при ближайшем участия прот. Д. Д. Попова и И. В. Ионова. Вып. 6. (На буквы л, 1, м, н, о). Пг., изд. Росс. Акад. наук, 1923. 165 стр. (Труды Якутской экспедиции, снаряженной на средства И. М. Сибирякова, 1894-1896, т. 3, ч. 1).

    789. Рец. Самойлович А. Н. Отзыв о шестом выпуске словаря якутского языка Э. К. Пекарского. — Восток, 1924, стр. 185-187.

    790. Пекарский Э. К. Словарь якутского языка, составленный при ближайшем участии прот. Д. Д. Попова и В. М. Ионова. Вып. 7. (На буквы о, п, р, с). Л., изд. Акад. наук СССР, 1925. 167 стр. (Труды Якутской экспедиции, снаряженно на средства И. М. Сибирякова, 1894-1896, т. 3, ч. 1).

    791. Пекарский Э. К. Словарь якутского языка, составленный при ближайшем участии прот. Д. Д. Попова и В. М. Ионова. Вып. 8. (от сар до сүс). Л., изд. Акад. наук СССР, 1925. 165 стр. (Труды Якутской экспедиции, снаряженной на средства И. М. Сибирякова, 1894-1896, т. 3, ч. 1).

    792. Пекарский Э. К. Словарь якутского языка, составленный при ближайшем участии прот. Д. Д. Попова и В. М. Ионова, Вып. 9. (от сүс до сыч). Л., изд. Акад. наук СССР, 1927. 51. стр. (Труды Якутской экспедиции, снаряженной на средства И. М. Сибирякова, 1894-1896, т. 3, ч. 1).

    793. Пекарский Э. К. Словарь якутского языка, составленный при ближайшем участии прот. Д. Д. Попова и В. М. Ионова. Вып. 10. (от та до туор). Л., изд. Акад. наук СССР, 1927. 165 стр. (Труды Якутской экспедиции, снаряженной на средства И. М. Сибирякова, 1894-1896, т. 3, ч. 1).

    794. Пекарский Э. К. Словарь якутского, языка, составленный при ближайшем участии прот. Д. Д. Попова и В. М. Ионова. Вып. 11. (от туор до үөрэ). Л., изд. Акад. наук СССР, 1928. 165 стр. (Труды Якутской экспедиции, снаряженной на средства И. М. Сибирякова, 1894-1896, т. 3, ч. 1).

    795. Пекарский Э. К. Словарь якутского языка, составленный при ближайшем участии прот. Д. Д. Попова и В. М. Ионова. Вып. 12. (от үөрэ-дьүөрэ до хоолдьук). Л., изд. Акад. наук СССР, 1929. 165 стр. (Труды Якутской экспедиции, снаряженной на средства И. М. Сибирякова, 1894-1896, т. 3, ч. 1).

    796. Пекарский Э. К. Словарь якутского языка, составленный при ближайшем участии прот. Д. Д. Попова и В. М. Ионова. Вып. 13. (От хоолдьут до ычыны). Л., изд. Акад. наук СССР, 1930. 210 стр.

    797. Рец. Сухов А. А. Об одном словаре. [Критический разбор «Словаря якутского языка» Э. К. Пекарского]. — Сборник трудов Научно-исслед. ин-та языка и культуры при СНК ЯАССР, вып. I, 1937, стр. 157-167.

    798. Пекарский Э. К. Картотека для дополнительного тома «Словаря якутского языка». 15000 карточек. — Рукоп. отдел Ин-та Востоковедения Акад. наук СССР.

    800. Петров Н. и Барашков И. Словарь Э. К. Пекарского. (К 75-летию начала работы над словарем). — Соц. Якутия, 1957, 9 янв.

    801. Петров И. и Барашков И. Академический словарь Э. К. Пекарского. (К 50-летию издания первого выпуска). — Кыым, 1957, 14 апр.

    [С. 77.]

    812. Радлов В. В. Отзыв д. чл. В. В. Радлова о трудах д. чл. Э. К. Пекарского. — В кн.: Отчет Имп. Русск. Геогр. О-ва за 1911 г. СПб, 1912, стр. 77-80.

    819. Словарю Э. К. Пекарского сорок лет. — Соц. Якутия, 1947, 20 апр.

    [С. 78.]

    835. Трощанский В. Ф. Эволюция черной веры (шаманства) у якутов. С 10 фигурами и 4 приложениями. Посмертное издание, редактированное Э. К. Пекарским, дополненное примечаниями Э. К. Пекарского и Н. Ф. Катанова и снабженное приложениями Э. К. Пекарского, А. А. Наумова и В. В. Попова. Казань, 1902. 204 стр.

    Дан перевод, объяснение мифологических, религиозных слов и терминов во многих местах книги.

    [С. 80.]

                                                            УКАЗАТЕЛЬ ИМЕН И НАЗВАНИЙ*

    [* В «Указатель имен и названий» включены фамилии авторов, составителей, переводчиков, редакторов, а также заглавие работ, авторы которых не указаны. Курсивом даны номера работ, написанных другими авторами о данном лице или о его трудах.]

    К юбилею Э. К. Пекарского. 82.

    [С. 88.]

    О присуждении Э. К. Пекарскому премии и золотой медали. 131.

    [С. 89.]

    Пекарский Э. К. 1, 13, 30, 59, 71, 72, 82, 90, 104, 106, 131, 135, 136, 137, 138, 139, 147, 151, 156, 157, 109, 173, 433, 434, 582, 721, 757, 762, 768, 769, 770, 771, 772, 773, 774, 775, 776, 777, 778, 779, 780, 781, 782, 783, 784, 785, 786, 787, 788, 789, 790, 791, 792, 793, 794, 795, 796,797, 798, 800, 801, 812, 819, 835.

    [С. 90.]

    Празднование юбилея Э. К. Пекарского в Ленинграде. 157.

    [С. 91.]

    Телеграмма Об-ва «Саха кэскилэ» Пекарскому Э. К. по случаю его юбилея. 183.

    Телеграмма Якутского правительства ко дню юбилея Э. К. Пекарского. 184.

    [С. 92.]

 

 

    А. А. Попов

                                      О ЖИЗНИ И ДЕЯТЕЛЬНОСТИ Э. К. ПЕКАРСКОГО

    Эдуард Карлович Пекарский родился 25 октября 1858 года в Игуменском уезде Минской губернии в семье дворянина-поляка. Поступив в Черниговскую классическую гимназию, он в 1877 году из седьмого класса перешел в Харьковский ветеринарный институт. Но вскоре, 13 декабря 1878 г., молодой Пекарский оттуда был уволен за участие в народническом движении (студенческих волнениях) без права поступления в высшее учебное заведение и присужден к 5-ти годам ссылки в Архангельскую губернию. Эдуард Карлович до осени следующего года под чужим именем (Ивана Кирилловича Пекарского) работает волостным писарем в Княж-Богородицкой волости Тамбовского уезда, затем там же письмоводителем участкового члена по крестьянским делам присутствия. В августе 1879 г. Пекарский, узнав о предстоящем ему аресте, скрывается вторично, на этот раз под именем Николая Ивановича Полунина. 24 декабря того же года его арестовывают в Москве, в Петровских выселках, за принадлежность к партии социалистов-революционеров и хранение нелегальной литературы. Дело разбиралось в Московском военно-окружном суде, который присудил его к 15 годам каторжных работ, но ввиду молодости и слабого здоровья подсудимого, заменил приговор ссылкой на поселение в Якутскую область с лишением всех прав и состояния.

    В Якутск Э. К. Пекарский прибыл в 1881 г. и был поселен на жительство в 1-м Игидейском наслеге Ботурусского улуса и для «вящего наблюдения» за ним водворен в юрту наслежного схода.

    Эдуард Карлович очень скоро сближается с якутами и часто выступает в защиту бедного населения от произвола царской администрации и местного тойоната и кулачества. К примеру можно привести рассказ, слышанный автором этих строк от самого Эдуарда Карловича, о том, как он однажды предотвратил от якутов гнев «грозного» исправника. В поселок, в котором проживал Эдуард Карлович, неожиданно приехал исправник. Надо было везти его дальше, но, как назло, все лошади оказались в разгоне. Боясь гнева исправника, якуты пришли за советом к Эдуарду Карловичу. Он их успокоил и сказал: «Поговорю-ка я сам с ним, думаю, что он на меня не рассердится». И действительно, дело было улажено. Запрягли быка, на дровни посадили исправника, а сам Эдуард Карлович в качестве подводчика, уселся верхом на быке и отвез исправника до следующего поселка.

    На небольшом участке земли, отведенном ему, Эдуард Карлович построил юрту, завел корову и стал сеять хлеб. Впоследствии он женился на якутке. Это обстоятельство несколько улучшило материальное положение Эдуарда Карловича, которое у политических ссыльных было очень тяжелым. Вся забота администрации о них ограничивалась выделением крохотного земельного надела и выдачей ежемесячного пособия в размере 6, впоследствии повышенного до 12, рублей.

    Интерес Эдуарда Карловича к якутскому языку был вызван необходимостью объясняться с якутами, тогда совершенно не знавшими русского языка. Для этой цели он заводит себе две тетрадки: в одну записывает якутские слова с русским переводом, в другую — русские слова с якутским переводом. При этом использует также краткие словари, составленные прибывшими ранее политическими ссыльными М. А. Натансоном, Альбовым и другими.

    Первым учителем якутского языка был у Эдуарда Карловича слепой старик Очокун [* В печатных сведениях о Э. К. Пекарском иногда называют его Почекуп, тогда как в своих записках везде Эдуард Карлович называет его Очокун.] отец содержателя междудворной станции 1-го Игидейскога наслега. Очокун с большим усердием сообщал названия окружающих предметов. Наряду с этим, Эдуард Карлович выписывал в свои тетрадки слова из случайно попадавших ему книг, изданных миссионерским обществом на якутском языке, как-то: «Краткой грамматики якутского языка» Д. Хитрова, «Евангелия», «Деяния апостолов», «Часослова», «Псалтыри» и других.

    Большое значение для более успешных занятий языком имела встреча Э. К. Пекарского с протоиереем Д. Д. Поповым, Об этой встрече в своих записках он пишет следующее: «Мои серьезные занятия начались с момента знакомства с моим долголетним сотрудником протоиереем Дмитрианом Дмитриевичем Поповым, который, проезжая через мой наслег для отправления каких то треб, заехал в родовое управление, на этот раз не в юрте, а в стоявшем рядом «русском доме». Мы наблюдали друг друга, не говоря ни слова. Я не решился заговорить первый потому, что мне было известно, насколько высшая духовная власть относится неблагосклонно к политическим ссыльным, и я боялся попасть в неловкое положение, если бы пастырь вовсе не пожелал разговаривать со мной. Но когда священнику подали вскипевший чайник с заваренным чаем, то он обратился ко мне буквально со следующими словами: «Не угодно ли выпить чаю с сельским священником?» Сказано это было таким тоном, что отказаться было бы неделикатно. Я подсел к столу, назвав себя. С этого момента началось наше знакомство, продолжавшееся до самой смерти Попова в 1896 году. Свою многолетнюю помощь (в течение почти 13 лет) протоиерей Попов оказывал мне совершенно бескорыстно, не ставя никаких условий, и за все время раз только спросил: упомяну ли я когда-нибудь о нём, как о своем сотруднике? Оба мы были далеки от мысли, что предпринятая мною работа выльется в такой труд, который заслужит апробацию Академии наук и даже его будут печатать. Я, конечно, поспешил заявить, что никогда не забуду печатно заявить об оказанной мне помощи» [* Э. К. Пекарский. Воспоминания. Архив АН СССР в Ленинграде, ф. 202, оп. 1, лл. 6-7, № 127 (к сожалению, «Воспоминания» остались незаконченными. — Автор).].

    Другим неоценимым своим помощником Эдуард Карлович считал своего товарища по ссылке, известного этнографа Всеволода Михайловича Ионова, который отдал в его распоряжение весь материал, собранный им в течение многих лет и до конца своей жизни принимал деятельное участие в составлении «Якутского словаря».

    Прибывший позже на поселение политический ссыльный И. С. Тютчев привез с собою экземпляр «Якутско-немецкого словаря» акад. О. Бетлингка. Э. К. Пекарский и В. М. Ионов стали записывать на полях словаря, не вошедшие в него якутские слова. Работа над словарем проходила в далеко неблагоприятных условиях. «Часто не хватало письменных принадлежностей, приходилось пользоваться каждой осьмушкой бумаги, у которой одна сторона была чистая. Не было свеч и приходилось читать, а иногда и писать, при свете камелька с риском испортить себе глаза» [* Э. К. Пекарский. Воспоминания.., лл. 12-13.]. Впоследствии записи слов настолько разрослись, что пришлось перенести их в обработанном виде в две переплетенные книги [* Одна из этих книг была переплетена в Карийской ссылке князем Тициановым и подарена им известному народовольцу П. А. Алексееву, бывшему его товарищем по несчастию. П. А. Алексеев подарил ее Пекарскому специально для записи якутских слов.].

    Отсутствие опыта и незнание метода словарной работы, с накоплением все большего количества слов, ставили составителя в большое затруднение. Попытка Пекарского и Ионова получить какие-либо указания по этому вопросу посредством письменного обращения к акад. О. Бетлингку осталась без ответа из-за отъезда последнего в Германию. Составитель словаря узнал о карточной системе позже, прочитав о ней в предисловии «Толкового словаря живого великорусского языка» В. Даля.

    Не ограничиваясь изучением языка, Пекарский широко интересуется бытом населения и принимает участие в составлении «Памятных книжек Якутской области». В одной из них за 1896 г. он публикует свою первую работу «Якутский род до и после прихода русских», написанную вместе с Г. Ф. Осмоловским.

    В дальнейшем, в смысле более глубокого, ознакомления не только с языком, но и с устным народным творчеством и этнографией якутов, большое значение для Пекарского имело участие в экспедиции 1894-96 гг., организованной Восточно-Сибирским отделом русского географического общества на средства И. М. Сибирякова [* В дальнейшем будем назвать сокращенно ВСОРГО. — Ред.]. Так как в то время политические ссыльные, поселенные в какое-нибудь определенное место, лишались права разъезда, Пекарский в работу Сибиряковской, экспедиции был привлечен при содействии замечательного организатора экспедиции. Д. А. Клеменца и по ходатайству Президента Русского географического общества П. П. Семенова-Тян-Шанского и академика В. В. Радлова.

    Благодаря участию в Сибиряковской экспедиции, Э. К. Пекарский установил более тесные связи с ВСОРГО и получил возможность пользоваться из его архива такими ценными рукописными материалами, как записи сказок И. А. Худякова, этнографические записи П. Ф. Порядина и т. д. На средства этой же экспедиции был издан в Якутске в 1899 г. первый выпуск «Якутского словаря».

    Имя Э. К. Пекарского, глубокого знатока языка и быта якутского народа, получает широкую известность не только в России, но и за рубежом. Так, еще в начале работы над словарем, было получено из Парижа письмо от Якоби с предложением содействия его работам. Якутская администрация также нередко обращалась к Э. К. Пекарскому за помощью. Так, его просили изложить свои соображения относительно специально составленной Областным статистическим управлением «Инструкции об упорядочении землевладения якутов». В 1899 г. он привлекается к работе по выработке «Проекта нового положения об инородцах, применительно к общему положению о крестьянах 1861 года».

    В конце 1899 г. Э. К Пекарский по ходатайству Академии наук получает разрешение проживать в самом Якутске, где зачисляется в штат Областного правления с окладом 50 руб. в месяц специально для работы над «Проектом нового уложения».

    В 1903 г. Э. К. Пекарский принимает участие в Аяно-Нельканской экспедиции горного инженера В. Е. Попова, где, помимо изучения языка якутов, занимается этнографическим исследованием приаянских эвенков, в результате чего появляется работа «Очерки быта приаянских тунгусов», написанная совместно с В. П. Цветковым и опубликованная в 1918 г.

    По возвращении из этой экспедиции, Э. К. Пекарский продолжает работать над словарем при содействии как ВСОРГОг так и Академии наук, которая, начиная с 1904 г., ежегодно посылает пособие в размере 400-500 руб.

    Необходимо отметить очень большую поддержку, которую оказывала Э. К. Пекарскому Академия наук благодаря акад. В. В. Радлову. При содействии акад. В. В. Радлова Э. К. Пекарский получает разрешение проживать в столичных городах (доступ в которые был запрещен для политических ссыльных), чем он и воспользовался, выехав в Петербург в 1905 г. Здесь он с 1905 по 1910 год работает регистратором коллекций в этнографическом отделе Русского музея. В 1911 г. приглашается на должность приватного помощника директора Музея антропологии и этнографии имени Петра Великого при Академии наук, а затем в этом же учреждении переводится на должность младшего этнографа.

    В 1907 г. Академия наук издает первый выпуск «Словаря якутского языка» и этим кладет начало академического издания многолетнего труда Э. К. Пекарского. Последний, 13 выпуск «Словаря» был издан уже Академией наук СССР в 1930 г.

    Как редактор много сил и энергии Пекарский отдал на опубликование «Образцов народной литературы якутов», которые издавались в трех томах на якутском языке с 1907 по 1918 гг. [* О том, как высоко ценилось имя Э. К. Пекарского свидетельствует следующее его сообщение: «Обыкновенно такого рода издания выходили в свет под редакцией академика, но для меня в данном случае было сделано исключение, очевидно «по настоянию В. В. Радлова» (Воспоминания.., л. 21).].

    Э. К. Пекарский имеет ряд ценных работ по этнографии якутов, опубликованных на русском и польском языках. Из них особенно заслуживает упоминания статья «Плащ и бубен якутского шамана», написанная совместно с В. Н. Васильевым.

    Общественно-научная деятельность автора «Словаря якутского языка» этим не ограничивается. С 1914 по 1917 гг. он был секретарем отделения этнографии Русского географического общества и по существу один редактировал журнал «Живая старина». В разное время он был ученым хранителем музея антропологии и этнографии, работал заведующим галереей Петра I, состоял членом комиссии по изучению Якутской АССР при АН СССР.

    Научные заслуги Э. К. Пекарского общепризнаны. Он обстоял членом Московского общества любителей естествознания, археологии и этнографии и др. научных обществ. За свои труды по составлению якутского словаря был удостоен двух золотых медалей: в 1907 г. от Академии наук и в 1911 г. от Русского географического общества. В 1926 г. в связи с окончанием «Словаря якутского языка» и 45-летием работы над ним был широко отпразднован юбилей такими научными и общественными учреждениями как Академия наук СССР, секция научно-исследовательского Института сравнительной истории литературы и языка Запада и Востока при Ленинградском университете и Ленинградское отделение общества бывших политкаторжан и ссыльнопоселенцев. Было получено много приветственных телеграмм, в том числе из самых отдаленных районов Якутии. Юбиляром от Якутского ЦИК и Совета Народных Комиссаров была получена следующая телеграмма:

    «От имени Правительства Якутии поздравляем Вас с знаменательным юбилеем — завершением сорокапятилетнего упорного героического труда над составлением научного словаря якутского народа. Якутский трудовой народ в лице его Советского правительства глубоко ценит громадное научное и практическое значение Вашего монументального труда, выходящее далеко за пределы одной Якутии. Словарь Ваш — гордость всей всесоюзной науки. В ознаменование Вашего юбилея Правительство Якутии постановило: 1. Назвать Вашим именем школу в Игидейцах — в месте Вашей первоначальной работы над словарем; 2. Отпустить 2000 рублей на ускорение издания Вашего труда и 3. Отпустить Вам единовременное пособие в 500 рублей.

    Председатель ЯЦИК Мегежекский. Председатель СНК Аммосов».

    Выехав из Якутии, Эдуард Карлович всегда поддерживал с ней самые тесные связи путем личной переписки. Особенно трогательна была эта связь с учащимися школы его имени, которым он незадолго до смерти пожертвовал часть своей библиотеки.

    Всех, кому приходилось близко знать Э. К. Пекарского, поражала его исключительная трудоспособность и умение рационально планировать свою работу. Ему приходилось просматривать всю литературу, издаваемую на якутском языке и из нее выписывать слова на карточки, рецензировать работы по заданиям различных учреждений, давать устные и письменные консультации, редактировать отдельные издания и т. д. Выполнение всей этой колоссальной работы оказывалось возможным только потому, что Э. К. Пекарский работал по строгому графику, расписанному не только по дням, но и по часам.

     Исключительно строгий и требовательный к себе Э. К. Пекарский был таким же и в отношении своих сотрудников. Зато какую хорошую школу можно было получить от него! Несмотря на глубокое знание языка, он никогда не полагался на свою память. Когда его спрашивали о значении какого-нибудь якутского слова, он подходил к своему словарному шкафу, разделенному на клеточки, и, вынув целую стопу карточек, зачитывал все значения данного слова. В минуты хорошего настроения Э. К. Пекарский любил говорить: «За словарь ругать меня никто не может. Я всегда ссылаюсь на того, от кого получил сведения. Если это сведение окажется неправильным, то буду виноват не я, а тот, кто его давал». Будучи строгим и требовательным по справедливости, Э. К. Пекарский, сам испытавший суровую жизнь, был очень чутким и всегда старался   помочь людям.

    В 1927 г. Э. К. Пекарский был избран членом-корреспондентом Академии наук СССР, а в 1931 г. — почетным академиком. В последние годы своей жизни он перешел на работу в Институт востоковедения Академии наук СССР, чтобы всецело посвятить себя работе по подготовке дополнительных томов якутского словаря.

    Скончался Эдуард Карлович Пекарский 29 июня 1934 года.

    [С. 3-9.]

    Л. Н. Харитонов

                                 «СЛОВАРЬ ЯКУТСКОГО ЯЗЫКА» Э. К. ПЕКАРСКОГО

                                                                 И ЕГО ЗНАЧЕНИЕ

    В апреле 1907 года в издании Российской Академии наук вышел в свет первый выпуск «Словаря якутского языка», составленного Эдуардом Карловичем Пекарским. С этого времени начали регулярно выходить последующие выпуски фундаментального словаря, издание которого завершено Академией наук СССР в 1930 году опубликованием его последнего, тринадцатого, выпуска.

    С самого начала своего появления этот словарь привлек к себе внимание широких научных кругов и пользуется высоким научным авторитетом. Он признан образцовым по своей полноте, точности и тщательности обработки. Словарь пользуется широкой известностью среди всех тюркологов не только в нашей стране, но и далеко за ее пределами.

    Научные достоинства словаря Э. К. Пекарского засвидетельствованы отзывами ряда выдающихся ученых специалистов.

    Академик В. В. Радлов, выдающийся тюрколог и составитель еще более крупного труда («Опыт словаря тюркских наречий»), при выходе первого выпуска словаря Пекарского писал следующее: «Я не знаю ни одного языка, не имеющего письменности, который может сравниться по полноте своей и тщательности обработки с этим истинным thesanrus lingue jacutorum да и для многих литературных языков подобный словарь, к сожалению, остается еще надолго рium desiderium» [* Журн. «Живая старина». 1907, вып. IV.].

    Академик К. Г. Залеман, крупнейший специалист по иранским языкам с мировым именем, директор Азиатского музея Академии наук, о том же первом выпуске словаря Пекарского писал: «Множество приводимых примеров, поговорок, загадок, мифологических примеров и объяснений бытовых особенностей придает этому словарю особенную ценность не только для одних языковедов» [* Отчет о деятельности Академии наук по физико-математическому и историко-филологическому отделениям за 1907 г., стр. 187.].

    Непременный секретарь Академии наук академик С. Ф. Ольденбург, через которого проходило издание всех выпусков словаря и который сам был крупнейшим востоковедом, в предисловии к последнему выпуску словаря писал: «Заканчивается большое научное дело, имеющее и широкое практическое применение. Якутский народ получает прекрасный, вполне научно обработанный словарь... Немного народов Востока имеют еще такие словари».

    Крупнейший советский литературовед и фольклорист, профессор М. К. Азадовский, написавший некролог о Э. К. Пекарском, называет его словарь «подлинно грандиозным сооружением, величественным памятником, своеобразной энциклопедией быта и культуры якутского народа» [* М. Азадовский. Э. К. Пекарский. Журн. «Советская этнография», 1934, № 5, стр. 107.].

    Таким же высоким авторитетом пользуется словарь Э. К. Пекарского и среди современных тюркологов.

    Особенно большую ценность представляет данный словарь для якутского народа. Он служит настольной книгой для самых, широких слоев якутской интеллигенции (учителей, писателей, редакторов, переводчиков), для всякого пишущего и читающего на якутском языке.

    Словарь в большой степени облегчает труд исследователей языка и национальной культуры якутского народа, так как представляет собою полное собрание всего лексического богатства языка, отражающего в себе с незапамятных времен все содержание его национальной культуры. Вас этот громадный материал, собиравшийся в течение пятидесятилетнего кропотливого труда, прошедший через строгий научный фильтр и представленный в систематизированном виде, составляет неоценимый клад для исследователя.

    Весьма поучительной является сама история создания словаря Э. К. Пекарского. Она показывает, с одной стороны, замечательный пример целеустремленности и стойкости ученого, совершившего научный подвиг в тяжелых условиях политической ссылки. С другой стороны, история создания словаря является одним из наглядных примеров, свидетельствующих о прогрессивности деятелей русской науки, горячо поддержавших Начинание Пекарского еще в условиях жесточайшего режима самодержавия.

    Э. К. Пекарский принадлежит к поколению революционеров-народников, отбывавших политическую ссылку в Якутии в последней четверти девятнадцатого и начале двадцатого века. Невзирая на самые тяжелые условия человеческого существования и гнет политического преследования, эти люди своими блестящими научными трудами положили прочное начало глубокому изучению быта, культуры и языка народов Якутии. Они пришли к научной работе через революционную борьбу, тюрьму, каторгу и ссылку. К числу таких людей относятся Пекарский, Богораз-Тан, Левенталь, Виташевский, Серошевский, Ковалик, Майнов, Иохельсон, Трощанский, Худяков, Ионов, Ястремский и др.

    Как пишет сам автор словаря [* Э. К. Пекарский. Словарь якутского языка. (Предисловие.) СПб, 1907, вып. 1.] с первых же дней своего прибытия в Ботурусский улус, Э. К. Пекарский начал знакомиться с языком местного населения. Он начал систематически записывать якутские слова с той целью, чтобы лучше запоминать их и пользоваться ими при разговорах с якутами. Он стал доставать и изучать также печатные сведения о якутском языке: «Краткую грамматику якутского языка» Д. Хитрова, переводы церковных книг на якутском языке.

    Выписанные из книг и вновь записываемые слова он стал располагать в алфавитном порядке. Получившийся таким путем словарик служил ему постоянным справочником при разговорах и непрерывно пополнялся новыми словами.

    Через два — три года Э. К. Пекарский ознакомился со словарем Бетлингка, о котором он раньше ничего не слышал. Около того же времени он прочитал в газете «Неделя», что в якутском языке имеется всего каких-нибудь три тысячи слов, да и то «неполных». Это же мнение позднее (в 1888 году) было повторено в протоколе заседания одного московского научного общества. Э. К. Пекарский увидел, что такое заблуждение основано на словаре Бетлингка. Сравнивая этот словарь с накопившимися у него материалами, он заметил, что у Бетлингка нет самых общеупотребительных слов и что показаны не все значения зарегистрированных слов.

    Сильный интерес Э. К. Пекарского к якутскому языку и его упорные занятия скоро обратили на себя внимание окружающего общества. С первых же лет его работы ему стали оказывать содействие разные частные лица. В начале восьмидесятых годов он получил рукописные словарики от Альбова, Натансона, Орлова, а также материалы священника Василия Попова, готовившего якутско-русский и русско-якутский словари. После этого Э. К. Пекарский окончательно убедился в том, что якутский язык не так беден словами, как предполагали до сих пор и что собранный им материал может быть полезным не только, в практическом, но и в научном отношении. В этом убеждении его особенно укрепил знаток местного языка протоиерей Дмитриан Попов, который постоянно говорил ему о богатстве якутского языка и утверждал, что якутский язык «неисчерпаем как море». Он предложил Пекарскому свое содействие и до самой своей смерти был одним из главных его помощников.

    В теоретическом осмыслении языка ему большую помощь оказал С. В. Ястремский, Который предоставил ему рукописный экземпляр обширных извлечений из грамматики Бетлингка и в дальнейшем постоянно следил за его работой, оказывая ему всяческое содействие.

    В начале 1890 года в работу Пекарского был вовлечен В. М. Ионов. Он отдал в распоряжение Пекарского весь свой материал, накопленный им в течение многих лет и принял активное участие в его дальнейшей работе. В частности, он помог ему в окончательном установлении транскрипции словаря. Впоследствии Э. К. Пекарский отметил протоиерея Д. Д. Попова и В. М. Ионова на титульном листе своего труда как лиц, принимавших ближайшее участие в составлении словаря.

    Кроме этих двух своих главных помощников, Э. К. Пекарский еще в предисловии к первому выпуску словаря указывал свыше двадцати лиц, в той или иной степени принимавших участие в собирании материалов для словаря. Некоторые из них передавали Пекарскому свои рукописи и материалы по составлявшимся ими небольшим якутско-русским и русско-якутским словарям (Альбов, Натансон, Орлов, Афанасьев, Попов В., Порядин). Другие давали собрания и списки слов на определенные темы: слова, употребляемые в отдельных улусах (Баягантайском, Дюпсюнском, Ботурусском, Вилюйском и Олекминском округах, долганские слова), редкие слова и выражения, названия животных и птиц на севере (Бялыницкий-Бирюля), медицинские и анатомические термины (Сокольников) и т. д. Некоторые давали записи различных текстов, загадок, пословиц и т. п. Среди этих лиц мы находим представителей якутской интеллигенции (Афанасьев, Готовцев, Николаев, Оросин В., Оросин И., Сокольников), политических ссыльных и русских старожилов Якутии. Этот  круг осведомителей и помощников еще более расширился в период обработки и подготовки к печати собранных им материалов.

    При сборе лексического материала и построении словаря основанием и исходным пунктом для Пекарского служил словарь Бетлингка. В словаре Пекарского ссылки на Бетлингка встречаются часто и занимают почетное место.

    Наравне с собиранием материалов разговорного языка, Э. К. Пекарский очень большое внимание уделил письменным источникам и фольклору. Он тщательно изучил и использовал все, что было опубликовано и записано на якутском языке в его время, начиная с переводов церковных книг и включая разнообразные рукописные материалы. Изучал он также все, что печаталось и писалось о якутах и Якутии на русском языке. С трудами многих политических ссыльных он знакомился уже в рукописи.

    К детальному изучению фольклора Пекарский приступил, когда были исчерпаны все доступные печатные источники. Он начал изучать сказочный и песенный язык, а также обратил, особое внимание на пополнение словаря фразеологией, на важность которой умазал ему Д. А. Клеменц в 1894 году. Именно изучение языка народной поэзии, по-видимому, помогло Пекарскому лучше и глубже понять строй языка. Об этом мы можем судить со следующих слов Пекарского: «Признаюсь, что ближайшее знакомство со сказочным и песенным языком заставило меня пожалеть о том времени, которое я употребил на штудирование переводов св. книг» [* Э. К. Пекарский. Словарь якутского языка. (Предисловие.) Вып. 1, стр. 4.].

    Несмотря на громадные трудности работы в условиях политической ссылки на далекой северной окраине, Э. К. Пекарский в сравнительно короткий срок сумел собрать огромный материал. Этого он достиг благодаря своей исключительной настойчивости и преданности задуманному делу. Эту настойчивость Пекарского, конечно, нельзя объяснять только природной любознательностью выдающегося исследователя. Как правильно указывал профессор Азадовский [* М. Азадовский. Э. К. Пекарский. «Советская этнография», 1934, № 5, стр. 190-193.], научная деятельность ссыльных революционеров развивалась под флагом их философских и политических убеждений. Для народников «народ» включал в себя всех обитателей страны, в том числе и представителей многочисленных нерусских народностей России. Работа на пользу инородцев также считалась моральным долгом революционера. Касаясь цели работы над словарем, сам Э. К; Пекарский пишет: «Исходя из того простого положения, что «в языке народа всего полнее отражается его душа», я думал, что чем больше будет собрано мною якутских слов, чем точнее будет объяснено каждое из них, тем более ценный материал я буду в состоянии дать другим исследователям для понимания «души» якутского народа» [* Э. К. Пекарский. Указанное предисловие, стр. 3.].

    Несомненно, что Э. К. Пекарский вполне сознавал также и практическую пользу своего словаря.

    Таким образом, не подлежит сомнению, что Э. К. Пекарский, совершая свой научный подвиг, отнявший у него 50 лет неустанного труда, руководствовался общественными идеалами учёного-революционера, сознанием пользы дела для народа. Составление якутского словаря стало делом жизни Э. К. Пекарского. В этом отношении показателен тот факт, что в 1895 году ему было властями представлено право выезда из Якутской АССР, однако он этим не воспользовался и оставался здесь для продолжения своей работы вплоть до 1905 года.

    Еще в 1886 году ВСОРГО предложил Пекарскому издать его словарь. Автор принял это предложение и приступил к обработке собранного материала и закончил эту работу к концу 1889 года. Однако издание словаря задержалось за отсутствием средств.

    Между тем, материал словаря непрерывно продолжал расширяться. Особенно много нового материала поступило в связи с Сибиряковской экспедицией, проводившейся в течение 1894-1896 гг. (материалы С. В. Ястремского, якутские тексты «Верхоянского сборника» Худякова, Словарь Порядина и др.). Благодаря постоянным пополнениям, словарь снова превратился в груду необработанного материала, ко второй половине 90-х годов содержащего около 20 тысяч слов.

    Уже ко времени печатания первого выпуска словаря в Якутске Э. К. Пекарский твердо установил транскрипцию, которую применил в своем словаре. В течение первых 10 лет своей работы (с1881 года) он пользовался «общепринятым в Якутской области правописанием (русскими буквами)» и старался лишь по возможности приблизиться к транскрипции Бетлингка. Затем под влиянием В. М. Ионова он окончательно принял транскрипцию Бетлингка, внося в нее некоторое уточнение. Это уточнение касается обозначения сильно смягченных звуков д, л, н. Ионов и Пекарский обозначили эту мягкость посредством знака j. Причем они считали, что этот знак соответствует особому согласному звуку, которой в известной позиции может заменяться согласным џ (совр. дь). Эта уточненная транскрипция применена в академическом издании словаря. Наличие такой преемственности в оформлении словаря объясняется тем, что некоторые деятели Академии через посредство ВСОРГО были в курсе дел Пекарского еще до печатания первого выпуска в Якутске. Якутское издание отличается лишь тем, что в нем нет сопоставления якутских слов со словами родственных языков.

    С переходом дела в ведение Академии близкое участие в издании словаря принял Комитет по изучению Средней и Восточной Азии, председателем которого был В. В. Радлов. В 1903 году, по предложению К. Г. Залемана, Комитет постановил оказывать Э. К. Пекарскому постоянную материальную поддержку, чтобы дать ему возможность заняться подготовкой словаря к печати.

    В это же время было решено переиздать первый выпуск, так как его формат и шрифт не соответствовали требованиям академического издания. В связи с этим в 1904 году Пекарскому было предложено выслать в Петербург первый выпуск в переработанном виде.

    В 1905 году Э. К. Пекарский переселился в Петербург, что бы продолжать печатание своего словаря. Кроме упомянутого выше Комитета, в издании словаря принял участие Д. А. Клеменц, заведовавший этнографическим отделом Русского Музея.

    Постоянные указания давали К. Г. Залеман и В. В. Радлов, которые просматривали корректуру каждого листа и вносили свои замечания. По предложению В. В. Радлова с третьего листа академического издания словаря стали даваться иноязычные параллели к якутским словам. За тюркскими параллелями словаря следили В. В. Радлов, А. Н. Самойлович, С. Е. Малов, К. К. Юдахин. По монгольским языкам сравнения давали Б. Я. Владимирцев, Н. Ф. Катанов, по-видимому Л. В. Котвич, Н. Н. Поппе. Особенно долго и много помогали академики Радлов и Залеман. Из представителей якутской интеллигенции за последние годы в подготовке словаря приняли участие Г. В. Баишев и С. А. Новгородов.

    Таким образом, еще в дореволюционный период в создании словаря Э. К. Пекарского самое деятельное участие принимал целый ряд русских ученых. Особенное внимание и заботу проявила Академия наук.

    Печатание словаря в Академии продвигалось в основном регулярно и довольно интенсивно: 13 выпусков словаря вышли на протяжении 23 лет. Наиболее значительные перерывы связаны с годами империалистической войны (1912-1916) и первыми годами после революции (1917-1923). В остальном выпуски следовали друг за другом почти ежегодно.

    Материал словаря, как указывал сам автор, охватывает говоры Ботурусского, Баягантайского, Мегинского и Дюпсюнского улусов, а также Верхоянского и отчасти Вилюйского и Олекминского округов. Таким образом, словарь охватывает якутский язык достаточно полно и отражает все существующие в нем основные типы произношения слов. Правда, указание территории распространения того или иного слова или его произношения в словаре встречается как редкое исключение.

    Исключительную ценность словаря составляют его полнота и обстоятельность. В нем зарегистрированы все якутские слова, включая редкие и малоизвестные слова, сохранившиеся лишь в фольклоре, в специальном обиходе и фразеологии. Каждое, слово получает всестороннюю характеристику. Указывается его производство или этимологический состав, различные варианты произношения, параллели в родственных языках, общее коренное значение, антонимы, синонимы, фразеология, второстепенные значения (тоже с указанием синонимов и сходных слов), семантические единства и особые выражения, особенности формы данного слова и др. Слова, не проверенные лично автором, снабжаются ссылкой на источник.

    В связи с раскрытием значения слова часто даются различные сведения о древнем и современном быте, о верованиях, обрядах и обычаях, о технике изготовления различных предметов и т. д. Благодаря этому, словарь в значительной мере приобретает характер энциклопедии национальной культуры якутского народа. Этим вполне оправдан эпиграф словаря, который гласит: «Язык племени — это выражение всей его жизни, это музей, в котором собраны все сокровища его культурной и высшей умственной жизни».

    Автору удалось создать такой словарь в результате пятидесятилетнего упорного героического труда и на базе кропотливого изучения языка, быта и культуры якутского народа. Он известен в науке не только как автор монументального словаря якутского языка, но и как крупный этнограф, как выдающийся знаток, собиратель и редактор академических публикаций якутского фольклора.

    Таким образом, без всякого преувеличения можно оказать, что словарь Э. К. Пекарского представляет собою подлинную сокровищницу языка и национальной культуры якутского народа.

    Особенно большую ценность представляет этот словарь для исследователя якутского языка. В нем с исключительной полнотой зарегистрированы слова, существующие в самых разнообразных сферах якутского языка. Указаны все существующие варианты произношения каждого слова. Значение каждого слова раскрывается весьма детально и иллюстрируется фразеологическими примерами, часто документированными указанием источников. Указываются также грамматические формы, присущие данному слову. Все эти данные могут служить исходным материалом и отправным пунктом для исследования по самым разнообразным вопросам лексикологии, фонетики и грамматического строя современного якутского языка.

    Много ценного может дать словарь также для сравнительного и исторического изучения якутского языка. Указание иноязычных параллелей к якутским словам, которое дается в словаре, представляет значительную ценность и в настоящее время. Эти параллели указывались под наблюдением крупнейших специалистов по тюркским и монгольским языкам. В распоряжении этих специалистов к этому времени уже были все основные памятники древней письменности, а также ряд крупных словарей по этим языкам. Поэтому сравнительные данные словаря по языку в большей своей части и сейчас могут служить надежной основой. В сравнительно редких случаях здесь требуются известные дополнения и уточнения по новейшим данным.

    Для изучения истории якутского языка в словаре особенную ценность представляют старинные и редкие слова, сохранившиеся в фольклоре, в устойчивых словосочетаниях и местных говорах, а также связанные с древним бытом, верованиями, обычаями и обрядами. Такие слова нередко могут помочь в установлении происхождения ряда других слов, в выяснении истории развития их значений и форм. Эти слова могут послужить также для выяснения связи между историей языка и историей народа.

    В равной степени ценен данный словарь также для фольклориста и историка-этнографа. В нем тщательно учтены и зарегистрированы слова, бытующие в разнообразных жанрах устного народного творчества. Особенно детально представлена лексика якутского олонхо и шаманского фольклора. Автор в течение многих лет собирал и изучал огромный и разнообразный материал по фольклору. Он глубоко понимал якутский фольклор и знал его до мельчайших подробностей. Это помогло ему придать словарю богатейшее содержание. Значение многих фольклорных слов раскрывается в виде обширной статьи, сообщающей подробные сведения о старинных понятиях, верованиях, обычаях и обрядах якутов. Обширные познания в области этнографии помогли автору столь же содержательно раскрыть слова, относящиеся к быту и общественным отношениям якутов в старину и в дореволюционный период, к орудиям труда, к жилищу, посуде, одежде и т. д.

    Энциклопедический характер словаря Э. К. Пекарского особенно наглядно выступает именно в области фольклора и этнографии. Исследователь якутского фольклора и этнографии здесь найдет исходный материал и надежную опору для изысканий почти по любому вопросу своей специальности.

    Лексикография как особая область языкознания непрерывно развивается. Изменяются принципы учета и методы обработки лексического материала, улучшается техника составления словарей. Однако это обстоятельство ни в какой мере не может уменьшить научного значения словаря Э. К. Пекарского как замечательного исторического памятника языка и культуры якутского народа.

    [С. 10-18.]

    И. С. Гурвич

                                      Э. К. ПЕКАРСКИЙ КАК ЭТНОГРАФ-ЯКУТОВЕД

    Разносторонняя научная деятельность Э. К. Пекарского в Якутии неоднократно отмечалась его биографами и научной общественностью [* М. Азадовский. Э. К. Пекарский «Советская этнография», 1934, № 5, стр. 105-108.]. Посвятив себя изучению якутского  языка, Э. К. Пекарский проявлял глубокий интерес к смежным областям знаний: фольклористике, истории якутского народа и в особенности к этнографии. Перу Э. К. Пекарского принадлежит ряд ценных этнографических работ, имеющих большое значение для понимания особенностей быта и образа жизни якутов далекого прошлого.

    Сбором этнографического материала занимался Э. К. Пекарский, участвуя в Сибиряковской и Нелькано-Аянской экспедициях. Но этнографические изыскания, так же как и фольклорные, не были для него самоцелью. Этнографические наблюдения и фольклорные записи были использованы Э. К. Пекарским как материал для «Словаря якутского языка». Этот словарь, составленный Э. К. Пекарским, является не только капитальным вкладом в тюркологическую литературу, но и своеобразным весьма значительным вкладом в этнографическую науку. Не ограничиваясь обычным объяснением значения того или иного слова, термина, автор дал развернутое объяснение каждому понятию, приводя связанные с ним разнообразные этнографические сведения, указывая параллели с другими тюрко-монгольскими языками.

    Например, в словаре детально описаны якутские жилые и хозяйственные постройки и их разновидности; орудия труда и охоты; даны толкования терминов, связанных с якутской одеждой, украшениями, пищей, со способами приготовления последних; объяснены многие обычаи и обряды якутов, якутская система родства и т. д.

    Большую ценность для этнографа представляют и фольклорные публикации Э. К. Пекарского — три тома «Образцов народной литературы якутов».

    Работы Э. К. Пекарского, непосредственно посвященные этнографическим вопросам, по сравнению с этими фундаментальными трудами скромны по размерам, но несмотря на это, их значение для изучения быта якутского народа чрезвычайно велико. Добросовестный и тонкий наблюдатель, знаток якутского языка, Э. К. Пекарский сумел подметить такие особенности и детали якутских обычаев и обрядов, которые уже тогда превратились в архаизм, и совершенно исчезали из поля зрения при поверхностном наблюдении быта якутского народа. Естественно, что Пекарский запечатлел свои наблюдения в ряде публикаций.

    Этнографические работы Пекарского интересны, и тем, что позволяют охарактеризовать его взгляды и в то же время они отражают определенный этап в развитии отечественной этнографической науки.

    Об этнографических взглядах Пекарского можно судить уже по первым его работам. В статье «Якутский род до и после прихода русских», написанной совместно с политическим ссыльным Г. Ф. Осмоловским [* Э. К. Пекарский и Г. Ф. Осмоловский. Якутский род до и после прихода русских. «Памятная книжка Якутской области», 1896, вып. 1, стр. 1-48.], Пекарский прямо указал на фольклор, лингвистику и этнографию как на исторические источники для суждения о характере якутской общественной жизни до прихода русских. Хотя в то время критерии и методика использования фольклорных, в особенности этнографических источников для воссоздания прошлого были разработаны еще весьма недостаточно, Пекарский и его соавтор совершенно верно подчеркнули патриархальные порядки в якутском обществе — огромные права главы семьи, патриархальное рабство, ожесточенные войны между родами за женщин, за имущество. Анализ исторических преданий якутов привел авторов к выводу, что эти войны, раздувавшиеся тойонами, были величайшим бедствием для народа. «При воспоминаниях о своем прошлом теперешние якуты говорят, если бы мы не подпали под власть русских, то непременно в конце концов перерезали бы друг друга» [* Там же, стр. 1.].

    В статье сделана попытка оценить политику Московского государства по отношению к якутам. Авторам удалось показать, что верховные власти пытались ограничить хищнические аппетиты своей низовой администрации, показать деятельность ясачной комиссии 1763 г., усиление роли тойоната и князьцов, их стремление получить неограниченную власть над рядовыми якутами.

    Однако в статье прослеживаются и народнические взгляды авторов, их преувеличенные надежды на якутскую общину, наивное подчеркивание гуманности верховной власти. Любопытна и концовка, в которой авторы выражают надежду, что из среды якутской аристократии выделятся «светлые личности, воспитанные в духе просвещения и гуманизма» [* Там же, стр. 48.].

    Работа об якутском роде вызвала отклики в печати. Рецензент, подписавшийся В. С. Е., указал на спорность характеристики якутского рода до прихода русских, данной на основе одних устных преданий и привел ряд доказательств в пользу наличия в якутском роде черт матриархата. Рецензент правильно возразил авторам, что гуманность Московского правительства объясняется простым стремлением получить ясак и нет никаких оснований идеализировать указы верховных властей [* В. С. Е. Якутский род до и после прихода русских (рецензия). Известия Восточно-Сибирского отдела РГО, т. XXVI, № 4-5, стр. 206-229.].

    Интерес к материальной и духовной культуре якутского народа привлек Пекарского в Сибиряковскую экспедицию. Совместно с И. И. Майновым он разработал «Программу для исследования домашнего и семейного быта якутов». Перечень тем и вопросов (программа охватывает все стороны хозяйства и культуры якутов) показывает, что авторы видели в изучении этнографии якутского народа ключ к пониманию не только их прошлого, но многих сторон современной им якутской действительности.

    Программа состояла из следующих разделов: 1) звероловство, 2) рыболовство, 3) скотоводство, 4) земледелие, 5) ремесла, 6) пища, питье и наркотические вещества, 7) жилище и его принадлежности, 8) семейный быт, 9) игры и увеселения, 10) нравы и национальный характер.

    Каждый раздел распадался на ряд вопросов. Программа широко была использована участниками Сибиряковской экспедиции и была впервые опубликована в Иркутске в 1897 г. [* Программа издания трудов Якутскай экспедиции, снаряженной на средства И. М, Сибирякова, Иркутск, 1897 г.] и затем переиздана в 1913 г. [* Э. К. Пекарский и И. Майнов. Программа для исследования домашнего и семейного быта якутов. «Живая старина», СПб, 1913, вып. I и II, стр. 117-135.]. Протрамма Пекарского и Майнова не потеряла значения и в настоящее время для собирания материала по прошлому якутского народа.

    В 1903 г. Пекарский принял участие в Нелькано-Аянской экспедиции, во время которой произвел подворную перепись тунгусов (эвенков). Этот метод изучения хозяйства отдельных этнографических групп и в настоящее время считается одним из наиболее рациональных и широко применяется советскими этнографами. Собранный материал о численности аяно-майских тунгусов, рождаемости, смертности, имущественной обеспеченности позволил автору сделать весьма интересные, выводы. Материалы Пекарского были обработаны в виде отчета В. М. Ионовым и В. П. Цветковым [* Э. К. Пекарский и Вл. Цветков. Приаянские тунгусы. СПб, 1911. Отд. оттиск из журнала «Живая старина».].

    Перепись показала, что средний состав тунгусской семьи оказался значительно ниже, чем средний состав  якутской семьи. Однако сравнение материалов переписи с предыдущими, данными не подтвердило утверждения, высказавшихся в литературе о вымирании тунгусов.

    Э. К. Пекарский описал обычай экзогамии, свадебные обычаи, ранние браки, обычай отдачи детей на воспитание, показав, что семейный быт тунгусов не отличался в его время гуманизмом, и нет никаких оснований его идеализировать. Интересны; данные о кочевках тунгусов. Ему удалось наметить не только маршруты кочевок, но и установить, что аяно-майские тунгусы кочевали не родами, а группами из чужеродных семей.

    Специалист найдет в отчете немало сведений о материальной культуре и занятиях тунгусов. Пекарский не ограничился бесстрастным описанием, он отметил неправильность отнесения части бродячих тунгусов к кочевым, послужившего основанием для взимания с них более высоких налогов, указал какое большое значение имело бы открытие школы для детей тунгусов. Тяжелое положение тунгусов Пекарский еще более подчеркнул в повторном расширенном и дополненном издании этой работы в 1913 г. [* Э. К. Пекарский и В. П. Цветков. Очерк быта приаянских тунгусов. Сборник музея антропологии и этнографии, СПб, 1913, т. II, вып. I.]. Он предложил давать тунгусам льготы в уплате ясака в случае неулова зверей, устранить среди них круговую поруку. Для этнографа представляют несомненный интерес приложенные к этой работе карты летних и зимних кочевок тунгусов, а также карта, составленная одним из информаторов Пекарского — тунгусом. Материалы Пекарского о жизни и быте приаянских тунгусов являются одним из немногих источников об этой этнографической группе [* Во время экспедиции к тунгусам Э. К., Пекарский собрал значительную коллекцию экспонатов. Рукописи трудов Э. К. Пекарского по вопросам фольклора и этнографии якутов, материалы, отражающие его деятельность в Сибиряковской и Нелькано-Аянской экспедициях, переписка были переданы после его смерти в 1934 г. А. Е. Пекарской в архив Академии наук. Эти материалы ждут своего исследователя (см. архив Академии наук СССР. Обозрение архивных материалов, М-Л., 1946, т. II, стр. 158-159.].

    Нельзя не указать, что деятельность по сбору этнографического и лингвистического материала среди якутов и тунгусов Пекарский совмещал с большой редакторской и общественной деятельностью. Он принял горячее участие в обследовании системы землепользования в Якутии и попытках его реформирования, надеясь, как и другие ссыльные народники, применить на практике свои идеи о передельной крестьянской общине. Э. К. Пекарский вместе с В. М. Поповым, М. А. Афанасьевым и П. Н. Сокольниковым выработали окончательный вариант инструкции об уравнительном распределении земли в наслегах [* Инструкция о порядке уравнительного распределения земель в наслеге (сельском обществе) в соответствии с податными повинностными платежами. Переработана по материалам съездов сведущих лиц (декабрь 1900, февраль 1902 г.) Э. К. Пекарским, В. М. Поповым и якутами М. А. Афанасьевым (юрист), П. Н. Сокольниковым (врач). Якутск, 1902 г.]. Как известно, эта инструкция, поддержанная областной администрацией, не была одобрена якутскими тойонами. Господствующая верхушка якутов сумела отстоять свои классовые интересы и провалить реформу землепользования. Так называемая «классная система землепользования» была сохранена. Тем не менее Инструкция имела не малое значение для пробуждения активности якутских трудовых масс.

    Сотрудничая в Якутском областном статистическом комитете, Пекарский редактировал «Общее обозрение Якутской области за 1892-1902 гг.» [* Общее обозрение Якутской области за 1892-1902 гг. (под ред. Э. К. Пекарского). Изд. Якутск. Обл. стат. комитета. Пам. книжка Як, обл. на 1901 г., Якутск, 1902 г.], «Обзор Якутской области за 1901 г.» [* Обзор Якутской обл. за 1901 г. (стат. Э. К. Пекарский). Якутск, 1903.].

    В 1898 г. известный собиратель материала по этнографии якутов, политический ссыльный В. Ф. Трощанский, неуспев опубликовать свои труды, перед смертью завещал свои рукописи Пекарскому. Последний не только завершил редактирование этих трудов, но произвел выверку всех якутских слов, в том числе и выдержек-переводов из «Верхоянского сборника» И. А. Худякова по сохранившемуся якутскому тексту. В 1903 г. вышла под редакцией Пекарского первая книга В. Ф. Трощанского «Эволюция черной веры (шаманства) у якутов». Пекарский снабдил книгу примечаниями и приложениями [* В. Ф. Трощанский. Эволюция черной веры (шаманства) у якутов. Учен, записки Казанского университета. 1903 г., кн. 4, апрель.].

    В процессе подготовки к печати такой значительной работы В. Ф. Трощанского как «Наброски о якутах Якутского округа» [* В. Ф. Трощанский. Наброски о якутах Якутского округа (под. ред. и с прим. Э. К. Пекарского). Изв. общества археологии, истории и этнографии при Казанском университете, 1911, вып. 2-4.] он опубликовал ряд его статей [* В. Ф. Трощанский. Якуты в их домашней обстановке. «Живая старина», 1908. Вып. 3, отд. I, стр. 352; 1909, вып. 4, стр. 435-446. В. Ф. Трощанский и Э. К. Пекарский. «Любовь и брак у якутов». Из якутской старины (к материалам по якутскому обычному праву). СПб, 1909. Отд. отт. из «Живой старины», 1909, вып. 2-3.]. Весьма интересны дополнения к статье В. Ф. Трощанского «Любовь и брак у якутов», сделанные Пекарским. Они показывают, что Пекарский интересовался и архивными источниками о быте якутов. На основании «Объяснений якутов Якутской области», Олекминского и Верхоянского ведомств, представленных иркутскому губернатору в 1823 г. он попытался показать брачные институты якутов. В тоже время он справедливо предостерег специалистов от излишнего доверия к этому источнику, указав, что эти сведения были составлены якутскими князьцами специально для начальства.

    В 1911 г. под редакцией Пекарского вышла программа В. Ф. Трощанского для сбора материала о верованиях якутов [* В. Ф. Трощанский. Опыт систематической программы для сбора сведений о дохристианских верованиях якутов. «Живая старина», 1911, стр. 247-292.].

    Заслуги Пекарского в подготовке к печати рукописей Трощанского были отмечены Н. А. Виташевским в рецензии на книгу «Наброски о якутах Якутской области» [* Н. А. Виташевский. В. Ф. Трощанский. Наброски о якутах Якутской области (рецензия). «Живая старина», 1913. вып. I-II, стр. 218-226.].

    После выезда из Якутии, Пекарский продолжал горячо интересоваться бытом якутского народа и активно вмешивался в общественную и научную жизнь Якутской области. Ряд статей Пекарский посвятил юридическому положению якутов. В статье «Об организации суда у якутов» он указал на необходимость коренным образом изменить судопроизводство в якутских улусах, основанное на Уставе об управлении инородцев 1822 г. [* Э. К. Пекарский. Об организации суда у якутов. «Сибирские вопросы», 1907, № 33, стр. 15-18; № 36, стр. 22-27.]. В статье «Кочевое или оседлое племя якуты?» Пекарский показал сложность вопроса об отнесении якутов к разряду кочевых инородцев, отметив, что после утверждения «Устава» в силу соприкосновения с русским народом якутский народ прошел большой путь в своем развитии. «В настоящее время по своим понятиям в деле защиты своего личного достоинства, своих личных прав, равно интересов общества, когда последние приходят в столкновение с интересами администрации — якуты стоят ничуть не ниже и даже выше русских крестьян» [* Э. К. Пекарский. Кочевое или оседлое племя якуты? «Сибирские вопросы», 1908, № 37-38, стр. 39-40.]. В связи с этим Пегарский указал на неотложность преобразований в якутском общественном управлении.

    В статье «Земельный вопрос у якутов» Пекарский обратил внимание на земельные права якутов. «Поземельные права якутов до сего времени юридически точно не определены», — указал он. В статье подчеркнуто крайне неравномерное распределение земли по классам, захват лучших участков богачами [* Э. И Пекарский. Земельный вопрос у якутов. «Сибирские вопросы», 1908, № 17-18, стр. 14-28.].

    Целый ряд заметок посвятил Пекарский в 1906-1909 гг. отдельным событиям в Якутской области. Постановка на сцене в Якутске «Олонхо» побудила его опубликовать краткое содержание якутской героической былины [* Э. К. Пекарский. Подробное содержание якутского спектакля «Олонхо». «Живая старина», 1906, вып. 4, стр. 202-207.]. Опубликование якутских исторических преданий М. Овчинниковым в «Этнографическом обозрении» (1897, № 3) побудило Пекарского поделиться своими соображениями. Он опубликовал легенду о нахарском тойоне-самодуре Доюдус, прототипом которого был нахарский князец Михаил Кардашевский, по прозвищу Додор, прославившийся дикими выходками, жестокостью и самоуправством [* Э. К. Пекарский.  Из якутской старины. Доюдус «Живая старина», 1907, вып. II, стр. 45-50.].

    Приветствуя создание в Якутске отделения Русского географического общества, Пекарский сообщил историю его образования, трудности публикации собираемого в Якутии материала [* Э. К. Пекарский. Якутское отделение географического общества. «Сибирские вопросы», 1908, № 39-40, стр. 55-59.].

    В мелких заметках Пекарский нередко опровергал нелепые слухи, распускаемые в Якутии [* Э. К. Пекарский. Дутые сведения и грандиозные проекты. «Сибирские вопросы», 1908, № 43-44, стр. 31-34.], знакомил общественность с трудностями, переживаемыми якутским народом [* Э. К. Пекарский. Неурожай и сибирская язва в Якутской области. Газета «Санкт-Петербургские ведомости», 1909, № 218. Э. К Пекарский и П. И. Войнаральский. О вымирании якутов. «Живая старина», 1915, вып. 1-2, стр. 03-06.], указывал на необходимость издания газетных статей на якутском языке [* Э. К. Пекарский. Случай с последними №№ «Якутской жизни». «Сибирские вопросы», 1908, №№ 17-18, стр. 69-71.] и т. д.

    Эти небольшие статьи, заметки рисуют Э. К. Пекарского как активного общественника, горячо сочувствовавшего тяжелой доле трудовых масс якутского народа. В то же время в этих заметках немало интересного конкретного материала для историка и этнографа.

    В этот период Пекарский опубликовал немало отзывов на работы, касавшиеся якутского народа. Иногда это были  небольшие рецензии, призванные привлечь внимание читателей или общественности к отдельным сторонам якутской жизни. Такова, например, заметка Пекарского «К вопросу об объякучивании русских», представляющая собой краткую рецензию на статью В. Васильева «Угасшая русская культура на дальнем Севере». Пекарский подчеркнул, что объякучивание русских на севере сложный процесс, происходящий под влиянием социальных, этнографических и экономических факторов [* Э. К. Пекарсвойй. К вопросу об. объякучивании русских. «Живая старина», 1908, вып. I, стр. 137.].

    Весьма интересны замечания Пекарского, высказанные в слизи с разбором текстов, записанных Миддендорфом по поводу кумысного праздника ысыаха и песен, связанных с этим торжеством. Пекарский подчеркнул значение текстов Миддендорфа для этнографов, т. к. последнему удалось записать весьма архаические фольклорные произведения якутов [* Э. К. Пекарский. Миддендорф и его якутские тексты. СПб, 1908. Отдельный оттиск из Записок Восточного отдела Русского археологического общества, 1908, XVIII, стр. 045-060.]. Пекарский крайне тщательно выправлял и точно транскрибировал во всех своих работах якутские термины и выражения. Естественно, что он, также как и В. М. Ионов, дал весьма суровую оценку монографии В. Серошевского «Якуты», где оказалось много ошибок в якутских текстах [* Э. К. Пекарский. Миддендфф и его якутские тексты, стр. 045; Э. К. Пекарский. К вопросу о происхождении слова «тунгус». «Этнографическое обозрение», М., 1907, №№ 3 и 4, стр. 206.]. Резкой критике подверг Пекарский статью А. И. Шиманьского, без знания дела пытавшегося истолковать; значение термина «тунгус». Интересны рецензии Пекарского на работы С. К. Патканова [* Э. К. Пекарский (рецензия), Патканов С. К. Опыт географии и статистики тунгусских племен Сибири на основании данных переписи населения 1837 и др. источников. «Живая старина», 1906, № 3, отд. 4; 1907, № 1, отд. 3.], И. А. Худякова [* Э. К. Пекарский. Заметка по поводу редакции «Верхоянского сборника» И. А. Худякова. Известия Вост. Сибирского отд. РГО, XXVI, 1896, № 4-5; Его же, И. А. Худяков и ученый обозреватель его трудов. «Сибирские вопросы», 1908, №№ 31-32.], В. М. Ионова [* Э. К. Пекарский. Записка о рукописях, оставшихся после смерти В. М. Ионова. Изв. Российской Академии наук, VI серия, 1922 г., №№ 1-18, стр. 140-142.] и др.

    Будучи уже в Петербурге, сосредоточив свои усилия на подготовке многотомного «Словаря», Пекарский время от времени обращался к своим этнографическим материалам.

    В 1910 г. он в соавторстве с В. Н. Васильевым опубликовал работу «Плащ и бубен якутского шалмана» [* Э. К. Пекарский и В. Н. Васильев. Плащ и бубен якутского шамана. СПб, 1910.]. Это весьма удачная попытка объяснить назначение отдельных частей и деталей шаманского костюма, бубна и колотушки по литературным источникам и полевым наблюдениям самих авторов. Материалы, опубликованные Пекарским и Васильевым, помогают уяснить особенности якутского шаманства. Следует отметить, что эта работа вызвала значительные отклики в литературе [* См. рецензию Н. А. Виташевского. «Живая старина», 1910, вып. IV, стр. 242-247; В. М. Ионов. «Этнографическое обозрение», 1911, № 1-2, стр. 284; В. Богданов. «Этнографическое обозрение», 1910, № 1-2, стр. 183-184.].

    В 1925 г. Пекарский опубликовал в Соавторстве с Н. П. Поповым брошюру «Средняя якутская свадьба». Поводом к ее написанию послужил отзыв академика М. М. Ковалевского о труде Н. А. Виташевского «Якутские материалы для разработки вопросов эмбриологии права». М. М. Ковалевский отметил чрезвычайную важность описания отдельных явлений быта, приуроченных к определенной хронологической дате и к определенной точно зафиксированной территории. Отвечая на задание М. М. Ковалевского, Пекарский привел подробное описание виденного им в 1892 г. в Игидейском наслеге Ботурусского улуса Якутской области свадебного обряда. В статье не только подробнейшим образом описан свадебный обряд, калым, обычаи, связанные с переездом невесты в дом жениха, благодарение духов мест, свадебный пир, обычай одаривания гостей, но также приведены заимствованные из литературы описания более древних и более богатых якутских свадеб. Благодаря этому становится отчетливо видно, насколько упростился якутский свадебный обряд в конце XIX в. В статье приведена на якутском языке (в академической транскрипции) вся терминология, связанная со свадебной церемонией.

    Описывая свадебный обряд, Пекарский и его соавтор обратили внимание на отражение социальных мотивов в этой церемонии. «Даже самая обычная, рядовая свадьба, — отмечалось в статье, — отражает в себе и религиозный мир якутов, и их семейные взаимоотношения, и хозяйственную жизнь» [* Э. К. Пекарский и Н. П. Попов. Средняя якутская свадьба, стр. 201.].

    Таким образом, указанная работа может рассматриваться как этнографический первоисточник. Характерно, что в этой работе, как и в большинстве других публикаций этого рода, не содержится выводов автора. Очевидно сам Пекарский рассматривал приводимые им данные как первичную публикацию полевых материалов.

    Пекарский неоднократно возвращался к собранным им этнографическим материалам. В 1928 г. на заседании Радловского кружка при Музее антропологии и этнографии АН СССР он доложил свои наблюдения о космогонические, зоологических и антропологических представлениях якутов под общим названием «Среди якутов» (случайная заметка). В кратком предисловии он указал, что предлагаемый читателю материал был собран им в 80 - 90-х годах прошлого столетия в Якутском округе, в I Игидейском наслеге Ботурусского улуса. Этот материал Пекарский передал своему сотруднику Н. П. Попову, который попытался объяснить некоторые явления якутского быта и привел параллели к описываемым фактам из литературы, использовав материалы В. Л. Серошевского, В. Ф. Трощанского. А. Е. Кулаковского. В статье описываются представления якутов о небе, солнце, луне, земле, воде, громе, молнии, ветре, атмосферных явлениях, огне, календарных датах. Отдельные параллели, приведённые из материалов, собранных среди бурят и алтайцев, убеждают в том, что космогонические представления якутов весьма близки к представлениям их южных соседей [* Э. К. Пекарский и Н. П. Попов. Среди якутов (случайные заметки). Иркутск, 1928.].

    Хотя в статье совершенно отсутствуют какие-либо выводы, она представляет собой несомненную ценность именно по приведенному в ней фактическому материалу, в значительной степени ставшему глубокой историей уже тогда, когда он собирался. Таким образом, и эта публикация Пекарского может рассматриваться как своеобразный этнографический источник.

    В заключение отметим этнографический характер некоторых библиографических работ Пекарского, как, например, «Библиография якутской сказки» [* Э. К. Пекарский. Библиография якутской сказки. «Живая старина», 1912, XXI, стр. 529-531.]. Пекарский редактировал указатель историко-этнографической литературы о якутах, составленный Хороших [* Хороших. Опыт указателя историко-этнографической литературы о якутской народности под редакцией. Э. К. Пекарского. Иркутск, 1924.].

    Краткий обзор научной деятельности Э. К. Пекарского, как этнографа, показывает, что он умело сочетал сбор и изучение материала по якутской лексике с изучением этнографии и фольклора якутского народа. Именно сочетание этих дисциплин, тенденция исходить из жизни, из рода занятий народа в объяснении особенностей его культуры, стремление связать свою научную деятельность с практическими вопросами, выдвигаемыми жизнью, позволили ему внести такой значительный вклад в изучение Якутии. Имя Э. К. Пекарского по праву должно занять свое место в истории отечественной этнографии.

    [С. 19-28.]

    И. В. Пухов

                          Э. К. ПЕКАРСКИЙ И ИЗУЧЕНИЕ ЯКУТСКОГО ФОЛЬКЛОРА

    В 1894-1896 гг. Э. К. Пекарский участвовал в работе большой Якутской экспедиции, снаряженной на  средства И. М. Сибирякова Восточно-Сибирским отделением Русского географического общества. К этому времени он приступил уже к изучению сказочного и песенного языка и стал обращать особенное внимание на обогащение словаря фразеологией, почерпнутой, главным образом, из фольклорных произведений. Участие в работе Якутской экспедиции дало возможность расширить источники Словаря якутского языка за счет новых фольклорных и этнографических материалов. Эти источники пополнялись Э. К. Пекарским и в дальнейшем.

    Главной целью своей деятельности Э. К. Пекарский считай создание «Словаря якутского языка». Наряду с основной работой по составлению словаря, большое значение имеет его деятельность в области собирания и изучения якутского фольклора, получившая отражение в ряде его крупных трудов.

                                          1. «Образцы народной литературы якутов»

    В течение 1907-1918 гг. Академией наук под редакцией Э. К. Пекарского издавались «Образцы народной литературы якутов». Было издано три тома, в восьми выпусках. Создание этого крупного памятника якутской народной культуры явилось результатом многолетнего упорного труда Э. К. Пекарского.

    До этого в оригинале было издано немного произведений якутского народного творчества; текст краткой записи олонхо «Эрэйдээх буруйдаах Эр Соҕотох» — «Многострадальный Муж одиночка» [* «Олонхо» (записано по памяти А. Я. Уваровским), напечатано в книге «О. Böhtlingk. Über die Sprache der Jakuten», СПб, 1851, стр. 79-95.], да «Якутские тексты» А. Ф. Миддендорфа [* А. Миддендорф. Путешествие на Север и Восток Сибири, ч. II, отд. VI, СПб, 1878 г., стр. 789-826.]. Более значительным было издание переводов произведений народного творчества якутов: «Верхоянский сборник» И. А. Худякова [* Верхоянский сборник. Якутские сказки, песни, загадки и пословицы, а также русские сказки и песни, записанные И. А. Худяковым. Записки Восточно-Сибирского отдела Русского географического общества, Иркутск, 1890, т. 1, вып. 3.], перевод олонхо «Юрюн Уолан» Н. Горохова [* Н. С. Горохов. Юрюн Уолан, Известия Восточно-Сибирского отдела Русского географического общества, № 5-6, т. XV, стр. 43-54. К этому переводу, представляющему вариант первой части «Хаан Дьаргыстая» И. А. Худякова, были даны замечательные «Примечания» (стр. 54-60), явившиеся первым напечатанным исследованием, касающиеся некоторых вопросов олонхо. Возможно, эти «Примечания» были написаны по каким-либо не сохранившимся до нашего времени материалам И. А. Худякова. Об этом говорит их высокий научный уровень.], а также печатавшиеся в разных изданиях сокращенные переводы и пересказы якутских олонхо, переводы якутских сказок, исторических легенд и преданий. Однако эти издания не могли дать полного представления о богатом якутском фольклоре.

    «Образцы.народной литературы якутов» Э. К. Пекарского — безупречное научное издание текстов олонхо на языке оригинала и в количестве, превышающем все изданное до того времени. Они служат весьма солидным и авторитетным источником для исследования героического эпоса якутов. Выход «Образцов народной литературы якутов» совпал с появлением в печати первых литературных произведений на якутском языке и вызвал глубокий интерес у якутских читателей.

    Первый том «Образцов народной литературы якутов» состоит из пяти выпусков, издававшихся с 1907» г. по 1911 год [* Образцы народной литературы якутов, издаваемые под редакцией Э. К. Пекарского. Том 1. Тексты. Образцы народной литературы якутов, собранные Э. К. Пекарским. Часть первая. Тексты. СПб, 1907, Вып. 1. СПб, 1907, вып. 2. СПб, 1909, вып. 3. СПб, 1910, вып. 4; СПб, 1911, вып. 5. Все пять выпусков в 1911 г. были изданы в одной книге.]. Всего в томе имеется 21 текст, из них №№ 13-17 — сказки, № 18 «Кириисэлиир Кирилэ» — песня-поэма типа «Василий Мачаяр», записанная сплошным текстом, с сокращениями и в прозаическом переложении. Вообще такие песни-поэмы имели и прозаические части. Два последних текста — отрывки олонхо (извлечены из печатных сборников: № 20 — из Миддендорфа [* А. Ф. Миддендорф. Указ. соч., стр. 808-812.], а № 21 — из Р. Маака [* Р. Маак. Вилюйский округ Якутской области, Изд. 1-ое, СПб, 1887, стр. 127-128.].

    Остальные 13 текстов — героический эпос олонхо. Самим Пекарским было записано лишь олонхо № 4: «Удаҕаттар Уюлумар, Айгыр икки» («Шаманки Уолумар и Айгыр»). Все же остальные материалы записаны другими лицами: или местной интеллигенцией того времени или вообще; грамотными людьми по заданию Пекарского [* В некоторых случаях говорится: «Сообщено» таким-то, что, видимо означает присылку материала без особого задания от Пекарского.]

    В этом томе в числе прочих были помещены тексты: вариант одного из лучших олонхо «Дьулуруйар Ньургун Боотур» («Нюргун Боотур Стремительный»), написанный ботурусским якутом К. Г. Оросиным, популярные олонхо «Өлбөт Бэргэн» («Бессмертный Витязь») и «Басымдьи Баатыр и Эрбэхтэй Бэргэн» (записано Р. И Большаковым из Жулейского наслега Ботурусского улуса), большое олонхо «Элик Боотур и Ньыгыл Боотур». Это олонхо, как и «Бессмертный Витязь», было записано Р. Александровым со слов олонхосута из Жулейского наслега Ботурусского улуса Николая Абрамова.

    Исключительный интерес представляет написанная в форме олонхо повесть «Күл-күл-бөҕө оҕонньор, Силирикээн эмээхсин икки» («Старик Кюл-кюл и старуха Силирикээн») известной якутской сказительницы М. Н. Ионовой-Андросовой. Всего в этом томе 7 более или менее полных записей олонхо, остальные представляют сокращенную запись или отрывки олонхо.

    Второй том (два выпуска) представляет якутский текст. «Верхоянского сборника» И. А. Худякова [* Образцы народной литературы якутов, собранные И. А. Худяковым, вып. 1 СПб, 1913 г.; вып. 2, Петроград, 1918 г.]. Сборник этот в свое время имел большое значение в деле ознакомления с якутским фольклором и не потерял своего значения до сих пор. Это была первая по времени работа, давшая полный и возможно точный перевод образцов якутского фольклора. В сборнике дано было одно полное олонхо «Хаан Дьаргыстай», состоящее из трех частей (1. Үруҥ Уолан — Белый Юноша, 2. Күүстээх киһи Көнчүө Бөҕө — Сильный человек Кенчюё Бёгё, 3. Хаан Дьаргыстай), повествующее о трех поколениях богатырей; кроме того помещены еще три сокращенные записи олонхо. Опубликованы тексты семи распространенных народных сказок как то: «Чирок и Беркут», «Летающие крылатые», «Чаачахаан», «Птичка и обжора», «Низенькая старуха с пятью коровами» и др., и несколько преданий. Были даны образцы народных песен импровизационного характера. Особый интерес представляют пословицы и поговорки (123 названия) и эагадки (320 названий). Якутские тексты «Верхоянского сборника» до сих пор входят в число лучших публикаций якутского фольклора.

    Третий том составляет текст олонхо «Куруубай хааннаах Кулун Куллустуур», записанного известным этнографом и собирателем якутского и эвенкийского фольклора В. Н. Васильевым зимой 1906 года со слов сказителя Ботурусского улуса И. Г. Теплоухова-Тимофеева [* Образцы народной литературы якутов, записанные В. Н. Васильевым. Вып. 1. Сказка: «Куруубай хааннаах Кулун Куллустуур». Петроград, 1916 г. Остальные записи В. Н. Васильева, которые должны были составить следующие выпуски III тома, не были изданы. Среди этих записей известны еще три олонхо, они сейчас хранятся в рукописном: фонде Якутского филиала АН СССР.]. По качеству «Кулун Куллустуур», — одно из лучших записей олонхо, а по объему — одна из крупнейших из числа изданных на якутском языке (после «Мүлдьү-Бөҕө» олонхосута Д. М. Говорова, изданного в Москве Якутским научно-исследовательским институтом языка и культуры в 1938 году и состоящего из 474 стр. стихотворного текста, а «Кулун Куллустуур» имеет 196 стр. сплошного текста).

    Много сил и времени отдал Э. К. Пекарский редактированию и подготовке к печати своих «Образцов», и в этой работе он проявил качества крайне методичного и целеустремленного человека.

    Большой труд представляло выправление и редактирование малограмотных записей при отсутствии общепринятой транскрипции. У Пекарского нередко встречается указание на то, что в первоначальном тексте нельзя было разобраться (это станет легко понятным, если представить себе якутских сельских грамотеев того времени). Поправки обычно делались в присутствии самого сказителя и, должно быть, при его помощи. Но это, по-видимому, не всегда удавалось, так как встречаются (указания на то, что текст в последующем подвергался исправлениям третьего лица (например, А. П. Афанасьева в олонхо № 3). Во всех случаях исправления первоначального текста даются в сносках. Сноски показывают явное преимущество исправлений. Например, написано в оригинале: «Тойон Айыыттан», а исправлено «Айыы Тойонтон», ибо так говорится по твердо принятому словоупотреблению (Айыы Тойон — название главного божества в эпосе).

    Вообще все исправления, внесенные Пекарским и его консультантами, оговариваются, а исправленное слово дается в сносках. Надо сказать, что консультантами Пекарского большей частью бывали или сами певцы и сказители, или люди, особо интересовавшиеся народным творчеством, а поэтому хорошо знавшие старину и старинный якутский язык.

    Эти исправления не нарушали требований научной записи и свидетельствуют о тонком знаний Пекарским якутского языка. Об этом особенно наглядно говорит характер исправлений отрывка «Олонхолоон обургу», взятого из работы Г. Маака «Вилюйский округ Якутской области». Но в отдельных случаях Пекарский исправляет и местные диалектные особенности записи, например: слово «гына» («гынна») он везде исправляет на «гэнньэ». Но и такие исправления не портят текст, так как произношение сказителя (или первоначальная запись) тут же воспроизводится.

    Таким образом, даже тексты, не записанные самим Пекарским, носят на себе следы его большой работы. Причем в условиях того времени (отсутствие по-настоящему грамотных людей, не говоря уже об отсутствии лиц, подготовленных к научной записи больших текстов) это вмешательство не вредило, а улучшало текст в смысле его точности и научной достоверности. Часто малограмотные писцы записывали так, что нельзя было понять смысла. Требовалась большая и кропотливая текстологическая работа, чтобы разобраться в записях и дать из них тексты, отвечающие научным требованиям. Основная научная ценность сборника Пекарского состоит именно в высокой точности и достоверности текстов, достигнутой благодаря огромному труду редактора-собирателя.

    Сноски, отмечающие индивидуальные особенности записей и особенности произношения сказителей, представляют хороший пример текстологической работы.

    Подстрочные примечания к олонхо содержат только указание места и времени записи их и лица, проводившего эту запись, а также лиц, вместе с которыми Пекарскому приходилось реконструировать первоначальную редакцию олонхо или исправлять отдельные сомнительные места.

    «Образцы народной литературы якутов» под редакцией Пекарского не имеют предисловия или введения, а также перевода на русский язык.

    К сказанному надо добавить, что все три тома олонхо даны сплошным текстом — прозой. Между тем, по словам исследователей, «якутские олонхо большей частью представляют стихотворный текст или даются частью — стихотворным текстом, а частью — прозой, лишь плохие тексты даются прозой» [* Г. У. Эргис. Собирание и изучение якутского фольклора в советский период. Ученые записки Якутского гос. пед. инс-та. Якутск, 1944 г., вып. 1.]. Записи эпического текста Пекарский не решился разбить на стихотворные строки, так как об якутском стихосложении во времена его деятельности имели лишь самое общее представление. Олонхо и при сплошной записи сохраняет характер поэтического произведения. Однако это осложняет восприятие и нередко приводит к недоразумениям.

    На обложке своего издания Пекарский указывает: «т. 1, часть 1. Тексты». Это дает основание предполагать, что Пекарский имел в виду дать, кроме якутских текстов, составивших первую часть, еще вторую часть. В отзыве В. В. Радлова [* В. В. Радлов. Отзыв о трудах действительного члена Русского географического общества Э. К. Пекарского. Отчет Русского географического общества за 1911 г., СПб, 1912 г., стр. 80.] о трудах Пекарского указывается, что «Образцы» предположено издать в трех томах и в шести частях. Есть все основания считать, что второй частью всех трёх томов должен был быть перевод текстов на русский язык.

    В статье по поводу редактирования «Верхоянского сборника» [* Эд. Пекарский. Заметки по поводу редакции «Верхоянского сборника» И. А. Худякова. Известия Восточно-Сибирского отдела русского географического общества; Том XXVI, № 4-5, стр. 197-205.] Пекарский указывал, что редактором допущено множество серьезных искажений текста переводов, а в ряде мест исправлены правильные переводы на неправильный. В итоге Пекарский предлагал подготовить новое издание «Верхоянского сборника», тщательно проверенное и проредактированное, с параллельным якутским текстом. И, как видно из другой его статьи, подобная работа была осуществлена им самим. В указанной статье Пекарский пишет: «В исправленном виде «Верхоянский сборник» не издан до настоящего времени, хотя эта работа и была произведена мною по поручению прекратившегося издательства «Всемирная литература» [* Э. К.. Пекарский. Якутская сказка. Сб. «Сергею Федоровичу Ольденбургу». Ленинград, 1934 г., стр. 422.].

    Таким образом, второй том выпускавшихся под редакцией Э. К. Пекарского «Образцов народной литературы якутов» (т. е. «Верхоянский сборник» И. А. Худякова) был заново подготовлен к изданию. Известно также, что под руководством Э. К. Пекарского подготовлялся перевод теистов олонхо, предполагавшихся ко включению в третий том «Образцов». Так, переводилось олонхо «Ала Булкун», записанное В. Н. Васильевым от Т. В. Захарова («Чээбий»). Нет никаких указаний о работе Э. К. Пекарского над переводами текстов, включенных в первый том. Об этом какой-либо свет могло бы пролить изучение его архива.

    Из сказанного выше видно, что замысел Пекарского дать научный перевод на русский язык текстов произведений якутского устного народного творчества, включенных в его «Образцы народной литературы якутов», к сожалению, не был завершен и реализован. Но Пекарский редактировал перевод на русский язык другого крупнейшего издания произведений якутского устного народного творчества — «Образцов народной литературы якутов» С. В. Ястремского, изданных Академией наук в Ленинграде, в 1929 году. В это издание были включены переводы двух олонхо из «Образцов» самого Пекарского: «Бессмертный Витязь» и «Шаманки Уолумар и Айгыр».

    То, что Пекарский не завершил грандиозное издание «Образцов народной литературы якутов», не было случайным. Главное внимание он уделял «Словарю якутского языка». «Образцы» для него были, как сказано, фразеологической частью «Словаря», как бы текстовой документацией его. Тем не менее, в процессе, работы над ними они вылились в самостоятельный труд, и имеют огромное значение; так как до сих пор являются наиболее полным и значительным изданием якутского фольклора, особенно героического эпоса олонхо. Они были изданы по типу «Образцов народной литературы тюркских племен» В. В. Радлова [* В. В. Радлов. Образцы народной литературы, тюркских племен, живущих в Южной Сибири и в Дзунгарской степи. Часть 1, СПб, 1866 г., 419 стр.; часть 2, СПб, 1868 г., 420 стр.; часть 3, СПб, 1870 гг, 712 стр.; часть 4, СПб, 1872 г., 411 стр. Его же. Образцы народной литературы северных тюркских племен. Часть 5, СПб, 1885 г., 599 стр.; часть 6, СПб, 1886 г., 211 стр. (это продолжение предыдущей работы, но под другим названием).] и «Произведений народной словесности бурят» Ц. Ж. Жамцарано [* Образцы народной словесности монгольских племен. Тексты. Том 1. Произведения народной словесности бурят. Собрал Ц. Ж. Жамцарано. Выпуск I. Эпические произведения эхрит-булгатов. Аламжи Мэрген. СПб, 1913 г., 158 стр. Выпуск 2. Эпические произведения эхрит-булгатов. 1) Айдурай Мэрген. 2) Ирэнсэй. СПб, 1914 г.; 159-502 стр. То же. Том II. Выпуск 1. Эпические произведения эхрит-булгатов. Гэсэр-Богдо. Лен., 1930 г., 166 стр. Выпуск 2. Ошор-Богдо Хубунг, 167-221 стр. Хурин Алтай Хубунг, 222-330 стр. Якутским читателям небезынтересно будет знать, что две последние поэмы, включенные во второй выпуск второго тома, являются как бы продолжением Гэсэра. Общий размер Гэсэра в этом издании 22069 стихотворных строк.], и вместе с ними составляют единое целое как памятники устного творчества тюрко-монгольских народов.

            2. Значение «Словаря якутского языка» в изучении якутского фольклора

    Значение «Словаря» Э. К. Пекарского не исчерпывается его лингвистическими достоинствами. В отличие от таких словарей, как словари В. И. Даля или Д. Н. Ушакова, «Словарь» Э. К. Пекарского есть не только толковый словарь. Часто Пекарский не ограничивается объяснением значения слова и приводит в нем различные обряды, поверья, приметы, связанные с данным словом, бытовые, этнографические, культовые подробности. Таким образом, наряду с лингвистическим, дается материал этнографический, фольклорный и мифологический.

    Здесь уместно сослаться на пример развернутого объяснения понятий абаасы и айыы, употребляемых (также в олонхо и объясненных в словаре. Основные значения слова абаасы в «Словаре» объяснены весьма подробно: 1) общее понятие зла, злого начала, 2) общее название злых существ (ср. русское дьявол, черт). Кроме того, дано объяснение производных значений (пункты 4, 5, 6). Употребление в олонхо понятия абаасы Пекарский объясняет особо в пункте третьем:

    (3) абаасы — «общее название сказочных злых существ-чудовищ, преследующих девушек и женщин, из-за обладания ими, вступающих с человеком в борьбу, но почти всегда побеждаемых ими (дальше дается целый ряд примеров употребления слова в олонхо).

    Правда, в данном случае понятие получило не совсем точное объяснение: абаасы в олонхо — это постоянный и основной противник героев олонхо, а не просто похититель женщин; чудовища эти наносят вред человеку всевозможными кознями, являются нарушителями спокойной жизни племени айыы аймаҕа — человеческих существ, которых богатыри айыы спасают от абаасы.

    Также обстоятельно объясняются разные значения слова айыы; причем в значении высшего существа подробно объясняются и обряды, связанные с айыы. Особо дано объяснение понятия айыы в олонхо («пункт 5): «человек, герой, отличающийся своими подвигами в борьбе со злыми чудовищами (абаасы)», — дальше идут примеры употребления этого слова в олонхо.

    Можно сказать, что и это определение узко, ибо к понятию айыы в олонхо относятся не только герои, но и люди, не совершающие подвигов. Айыы в олонхо — это божества, а также айыы аймаҕа — племя, народ, который подвергается нападению абаасы и защищается своими героями — богатырями племени айыы, (или айыы аймаҕа). Но в целом ясно, что Пекарский в объяснении значения слов выходит далеко за пределы только словарного истолкования значения и дает уже объяснение по содержанию явлений, связанных с данным словом. Вследствие этого у Пекарского мы видим характерный для его словаря прием: наряду с лингвистическим определением слова, указанием его происхождения, толкованием его значения, примерами из различных случаев употребления данного слова в быту, и в фольклоре, приводится (иногда даже в виде выдержки из соответствующего труда, посвященного этому вопросу) довольно подробное описание и объяснение предмета или явления, которым обозначается данное слово.

    В подаче собственно фольклорных терминов Пекарский пользуется двумя методами:

    а) Краткое объяснение значения слова, понятия, например: «Ньургун — имя сказочного богатыря: Ньургун-боотур», Сабыйа-баай-тойон — «имя лица, которому в былинах дают эпитеты саха саара буолбут (ставший якутским царем), сири сабан олорор (покрывающий землю), «Образцы», 1, 214, 247, 261; «саха төрдө» — прародитель якутов, «Образцы», III, 146; Айталыын — 1) «ласкательное имя девушки в сказках: Айталыын-куо, биһиги кыыспыт — говорит мать про свою дочь по имени Нарын Ньургустай; 2) «имя сказочной шаманки» (Вып. I, стр. 41), Кыладыйа-хотун — «название местности в сказке».

    б) Развернутое объяснение, понятия, например: луук... «Улуу аал луук мас (аар кудук мас) — сказочное дерево, растущее посредине земли; к духу хозяину этого дерева, дав ему подарок, обращаются с вопросом о судьбе сына, которого намерены женить, или дочери, которую намерены выдать замуж; дух этот представляется в виде женщины и, если удовлетворить подарком (ему убивают скотину, приготовляют стол с яствами), то показывается до половины и явственно отвечает на вопросы».

    Последний пример мы привели как образец довольно обычного в словаре обстоятельного объяснения образов олонхо. Хотя и в данном случае приходится признать, что иногда само объяснение, (как и объяснение понятий абаасы и айыы в олонхо) недостаточно и содержит ошибки. К родовому священному дереву (или, вернее духу или богине земли, обитающей в нем) обращаются во всех случаях, когда желают узнать судьбу (в словаре сказано, что только «о судьбе сына, которого намерены женить, или дочери, которую намерены выдать замуж»). Но и это не все. Функции родового священного дерева (аал-луук мас) значительно шире, чем предсказывание «судьбы: это — богиня земли или дух земли (дойду иччитэ), к которой обращается богатырь, отправляющийся в поход за покровительством над всем, что он оставил: над его землей, домом, богатством, людьми, родными. Уезжая, богатырь приносит жертву священному дереву. Во многих олонхо герой по возвращении после богатырских походов приносит жертву в благодарность по поводу счастливого исхода походов. Родовое священное дерево имеет и жизненную силу: богатырь, уезжая в боевой поход, выпивает молоко из груди богини земли, что умножает его силы. Таким образом, в олонхо родовое священное дерево (аал-луук мас) — это дерево жизни, обобщающий образ родной земли, ее благ и богатств. А дух, обитающий в нем, — это богиня земли, покровительница людей, их страны и богатства, покровительница и пестунья героя, дающая ему первоначальную жизненную силу. Герой, приобщившись к матери-земле, вкусив ее соки («молоко» богини земли), приобретает непобедимую, неиссякаемую богатырскую силу. Это мотив, имеющийся во многих эпических и мифологических произведениях народов мира.

    Пекарский черпает материал для «Словаря» и из других: жанров фольклора, как пословицы и поговорки, загадки, сказки, легенды и предания, шаманские заклинания и пр., но главным жанром у него остается олонхо.

    Итак, Пекарский дает краткое или развернутое истолкование образов и понятий олонхо. Это развернутое объяснение понятий олонхо, как и в других случаях, выходит за пределы «толкования» смысла слова в плане словарно-лингвистическом и принимает характер энциклопедический.

    Основное значение словаря Пекарского для исследователя олонхо состоит в том, что он дает богатый материал для различного рода справок, для первоначального ознакомления с основными понятиями олонхо. Сплошь и рядом это точный и достоверный материал. В этом также и значение самого Пекарского как исследователя олонхо. Отдельные же неточные объяснения, примеры которых мы уже приводили выше, отражали не изученность предмета в то время.

                                       3. Теоретические статьи и отдельные публикации

    Э. К. Пекарский оставил несколько небольших работ теоретического характера, посвященных вопросам фольклора. К ним прежде всего относится статья «Якутская сказка» [* Сб. «Сергею Федоровичу Ольденбургу». Ленинград, 1934 г., .стр. 421-426.]. В этой статье Пекарский пытается преодолеть существовавшую тогда неразбериху в классификации эпических жанров якутского фольклора и дать научную классификацию их. Дело в том, что еще со времен И. А. Худякова под общим названием «сказка» объединяли и олонхо, и собственно сказку, и различные другие эпические повествования. Этому же следовали и В. Л. Серошевский, и сам Э. К. Пекарский. В своей статье Пекарский вносит значительные уточнения в классификацию эпических жанров якутского фольклора. Однако, как увидим в дальнейшем, ему так и не удалось до конца избавиться от смешения олонхо и сказки.

    Ошибочно у него уже самое определение сказки: «под сказкой мы будем подразумевать виды якутской народной словесности, имеющие элементы фантастики» [* Там же, стр. 423.].

    Очевидно, что здесь автор под «фантастикой» подразумевает не вообще вымысел (тогда сказкой пришлось бы назвать все, что угодно), а именно фантастику в собственном смысле слова, как элемент волшебного, чудесного. Но тогда, с одной стороны, под понятие «сказки» не попадут бытовые сказки, в которых нет чудесных моментов, а с другой — под понятие «сказки» вполне свободно уместилось бы и олонхо, как содержащее чудесные элементы, что в конце концов и случилось у автора.

    Далее, автор пишет: «Главнейших терминов, применяемых якутами к своим сказочным произведениям, четыре: былыр, устуоруйа, кэпсээн и олонхо» [* Там же.]. В дальнейшем он и разбивает по этим признакам все, как сказали бы сейчас, эпические жанры якутского фольклора. Справедливость требует отметить, что и до сих пор еще нет твердой и установленной научной классификации жанров якутского фольклора. Поэтому Пекарскому принадлежит приоритет научного описания некоторых из этих видов якутского устного народного творчества. При этом он дал совершенно правильное описание «устуоруйа» и того, что он называет «былыр». Насколько мне известно, термина «былыр» в применении к жанрам фольклора у якутов нет (этим словом именуется вообще древность, прошлое). Но говорят «былыргы кэпсээн», «былыргы сэһэн». Это то, что мы сейчас называем «исторические легенды и предания».

    Большое сомнение вызывает определение собственно сказки — кэпсээн. Пекарский пишет: «Кэпсээн — якутская сказка, сильно русифицированная. Если устуоруйа — русская сказка, попавшая в якутский оборот, то кэпсээн — якутская сказка, подвергшаяся изменению под влиянием русских привнесений» [* Сб. «Сергею Федоровичу Ольденбургу». Ленинград, 1934 г., стр. 424.]. Далее, основываясь на Серошевском. он добавляет: «Бывает, что начало кэпсээн якутское, конец русский, или наоборот» [* Там же, стр. 426.].

    Сначала относительно «сильной руссификации» якутской сказки. Многолетние связи русского и якутского народов не остались без влияния (в данном случае) на якутское народное творчество. Возник даже целый жанр «остуоруйа» (у Пекареского) «устуоруйа»), который правильно отмечен и Пекарским и другими исследователями прошлого. Только якутские «остуоруйа» впитали в себя не только русскую сказку, но и былину, и книжную литературу. Также и в якутской сказке заметно известное влияние русских сказок или сказочных сюжетов, проникших в якутское устное творчество под русским влиянием. Этот огромный положительный момент в развитии якутского народного творчества, к сожалению, до сих пор никем так и не изучен. Но отсюда еще далеко до полной «руссификации» якутского национального народного творчества, в частности народной сказки. Здесь, по-видимому, у Пекарского сказались популярные в его время ошибочные теоретические положения школы заимствования, по которым получалось, что традиционные национальные жанры переживают коренные изменения под инородным влиянием. Это в русской, особенно в советской, фольклористике давно преодоленный этап.

    Выше мы видели, что якуты называют «кэпсээн» и исторические легенды и предания. Вообще слово «кэпсээн» в устах якутов — понятие чрезвычайно емкое, и в него входят многие прозаические жанры якутского устного творчества. Но Пекарский и его предшественники не подметили одну очень важную деталь: во многих случаях слово «кэпсээн» имеет эпитеты. Так, говорят: «былыргы кэпсээн» (буквально: «старинный рассказ»), «кыргыс үйэтин саҕанааҕы кэпсээн» («рассказ об эпохе межродовых войн»),«бөҕөстөр тустарынан кэпсээн»; («рассказ о силачах») и т. д. При научной классификации фольклорных жанров того или иного народа чрезвычайно важно знать не только то, как народ называет тот или иной вид своего устного творчества, но и содержание, существо того, что в это понятие входит. Например, во многих местах русскую сказку называют «байкой», «побасенкой», однако таких жанров нет в научной литературе. Пекарский в своей разбивке жанров эпического творчества якутов в основу «положил не существо того или иного вида устного творчества, а то, как они называются в народе. Поэтому он не попытался разбить дальше на группы, то, что народ называет «кэпсээн», а просто дал описание (насколько позволяли материалы того времени) каждой группы.

    Однако четвертый вид «сказочных произведений» якутов — олонхо, Пекарский никак не описывает и не определяет. Он только указывает, что невозможно провести резкую грань, где кончается «кэпсээн» и начинается «олонхо». Это, конечно, совершенно неверное положение. Олонхо якутов — героический эпос о подвигах богатырей, в основном стихотворной формы и значительно отличается от всех видов кэпсээн, рассмотренного выше. Наличие сказочной фантастики в олонхо не должно служить поводом к смешению этих двух различных жанров, о которых сам же Пекарский говорит: «Якуты считают признаком дурного вкуса, если сказочник в «кэпсээн» в не указанном месте вставит былинные обороты и смешивает обе формы» [* Сб. «Сергею Федоровичу Ольденбургу». Ленинград, 1934 г., стр. 425.]. Здесь Пекарский поддался влиянию текстов своих записей олонхо, в которых содержание олонхо дается в прозе. Чтобы сократить время рассказывания, а часто и по причине плохого запоминания текста, якутские олонхосуты иногда прибегают к пересказыванию олонхо, — иногда распространенному, а часто и весьма сокращенному, как, например, в олонхо «Олонхолоон обургу», извлеченном, как уже указывалось, из книги Р. Маака «Вилюйский округ Якутской области» и помещенном в «Образцах» Пекарского под № 21. Надо иметь в виду, что Маак не знал якутского языка и записывал перевод со слов своего «казака». Конечно, в таких условиях и переводчик и олонхосут стремились как можно сократить текст и, действительно достигли своей цели: весь текст олонхо занимает всего лишь одну неполную страницу.

    Кроме того, имеет, место и сказочное (прозаическое) переложение олонхо, как это бывает и с русскими былинами. Но это не меняет существа самого жанра [* В последнее время наблюдается стремление (в частности, в работах В. М. Жирмунского и его учеников) выделить олонхо (а также алтайский эпос) в особую группу «богатырских сказок». Но это уже делается на совершенно другой почве, чем у Э. К.. Пекарского, и требует особого обсуждения.].

    При всех отмеченных недостатках работа Пекарского «Якутская сказка» интересна и сейчас, ибо вопросы, поднятые им в этой работе, до сих пор остаются дискуссионными.

    Пекарскому принадлежит заслуга составления первой библиографии по якутскому фольклору — «Библиография якутской сказки» [* Э. К. Пекарский. Библиография якутской сказки. «Живая старина» за 1912 г., Петроград, 1914 г., вып: II-IV, стр. 529-532.].

    Несомненный интерес представляет и статья Пекарского «Миддендорф и его якутские тексты» [* Эд. Пекарский. Миддендорф и его якутские тексты. Записки Восточного отделения Русского археологического общества. СПб, 1908, том XVIII, вып. I, стр. 41-60.]. В этой статье он дает скрупулезный лингвистический и этнографический анализ одной песни, помещенной в якутских текстах Миддендорфа. Анализ этот показывает как тщательно и детально изучал он каждый текст, который к нему попадал, как тонко анализировал он каждое слово своего «Словаря».

    Кроме того, Пекарскому принадлежит ряд отдельных публикаций из различных жанров якутского фольклора.

    Здесь уместно отметить, что Пекарский особенно пристально изучал исторические легенды и предания, пытаясь на основе их создать гипотезы о происхождении и историческом развитии якутов.

    Таким образом, основная и огромная заслуга Э. К. Пекарского в области изучения якутского фольклора заключается в сборе и обработке громадного и ценного материала, изданного в его «Образцах» и в «Словаре якутского языка». Работы Пекарского до сих пор не утратили ценности, а его имя навсегда вошло в фольклористику, как имя крупнейшего собирателя образцов якутского устного народного творчества. И мы только можем подтвердить слова В. Г. Короленко: «Попав в Якутскую область, Пекарский и Ионов стали серьезными исследователями якутского быта и, может быть, в этом было их настоящее призвание» [* В. Г. Короленко. История моего современника, 1931 г., т. III, стр. 417-418.].

    С тех пор, как сказаны были эти слова, прошло много времени, а слова «может быть» стали бесспорной реальностью и научные труды Эдуарда Карловича Пекарского получили общее признание как в кругах научных, так и в широких слоях общественности.

    [С. 29-41.]

    К. И. Горохов

                                         О ДЕЯТЕЛЬНОСТИ Э. К. ПЕКАРСКОГО

                        В ЯКУТСКОЙ (СИБИРЯКОВСКОЙ) ЭКСПЕДИЦИИ В 1894-96 гг.

    Эдуард Карлович Пекарский был одним из самых активных организаторов и участников Якутской экспедиции, предпринятой ВСОРГО. Участие Пекарского в этой экспедиции совпадаете весьма плодотворным, интересным периодом его многогранной научно-исследовательской работы. Между тем, нам еще не достаточно полно известна деятельность знаменитого составителя «Словаря якутского языка», как члена Сибиряковской экспедиции. И, естественно, данная статья не претендует на полноту освещения поставленного вопроса.

    В январе 1894 г. в Якутске для выработки программы и установления «самих способов» исследования было созвано организационное совещание участников экспедиции, заседания которого происходили в январе - феврале под руководством организатора и руководителя экспедиции Д. А. Клеменца. Э. К. Пекарскому, как крупнейшему знатоку материальной и духовной культуры якутов, собрание поручило заняться составлением «Программы по исследованию домашнего и семейного быта якутов». Для этого рекомендовано было сделать свод материалов, заключающихся в печатных программах, а также в программе, составленной Д. А. Клеменцом специально для сотрудников экспедиции. В ней содержались обильные указания на вопросы, пропущенные в изданных до того времени программах для этнографического исследования народов России. Еще во время совещания в Якутске [* Письмо Э. К. Пекарского от 23. 11 - 1894 г. в распределительный комитет. Рукопись. Фонд библиотеки краеведческого музея Иркутской области (БМИО), ВСОРГО, № 78.], а также после того, как экспедиционные работы уже начались, Пекарский в сотрудничестве с И. И. Майновым исполнил возложенные на него поручения и составил «Программу для исследования домашнего и семейного быта якутов».

    В целях наиболее всестороннего исследования быта народов Якутии было решено привлечь сотрудников из местных людей, которые должны были заняться собиранием материалов о домашнем и семейном быте и верованиях якутов. Не имея возможности непосредственно участвовать в самой экспедиции, Пекарский предложил свои услуги по поискам сотрудников из среды грамотных якутов и согласился принять на себя окончательное редактирование их трудов. В письме от 31 мая 1894 г. из Ботурусского улуса в Распределительный комитет ВСОРГО Э. К. Пекарский сообщает, что «для участия в работе экспедиции привлечены В. Е. Горинович и инородец Е. Д. Николаев («Жилища и его принадлежности, одежда, пища и напитки»), бывший голова Дюпсюнской инородческой управы, инородец В. В. Никифоров («Семейный быт»), псаломщик Чурапчинской церкви И. А. Некрасов, Г. Ф. Осмоловский и инородец Н. С. Слепцов («Игры и увлечения, рыболовство и звероловство»), В. В. Ливадин («Ремесла и отчасти земледелие»). В. М. Ионов взял сбор материалов по вопросу о верованиях якутов. Горинович, Николаев, Некрасов, Осмоловский, Ионов живут в Ботурусском улусе, Никифоров — в Дюпсинском, Ливадин и Слепцов — Баягантайском» [* БМИО, ВСОРГО, № 78. См. ААН, ф. 202, оп  1, № 57, л. 30.]. Притом Слепцов и Николаев были уже известны Якутскому статистическому комитету по их участию в составлении подворных переписей.

    Пекарский из «Программы по домашнему и семейному быту якутов» взял на себя отдел «Нравы и национальный характер». Но, не имея возможности заниматься лично, поручил эту работу двум лицам. Один из них представил Пекарскому свою рукопись [* Автором этой рукописи, видимо, был С. Н. Доллер. Эта рукопись была возвращена автору. ААН, ф. 202, оп. 1, № 57, л. 203.], заключающую в себе «Ответы на программы по этому отделу на основании расспросов одной якутской обывательницы» [* Там же, л. 147.]. Другим был «бывший начальный учитель» Л. Н. Семенов, который собирал фактический материал в подтверждение или опровержение этих ответов [* БМИО, ВСОРГО, № 78.]. Но администрация не разрешила сотрудничать Л. Н. Семенову «ввиду характера преступления» [* ААН, ф. 202, оп. 1, № 57, л. 227.]. Эдуард Карлович на съезде участников экспедиции в январе 1895 г., ввиду занятости составлением словаря, вынужден был отказаться от собирания сведений по отделу «Нравы и национальный характер». Тогда, по предложению С. Я. Дмитриева, это дело поручили члену ВСОРГО А. И. Попову, «как местному уроженцу, владеющему якутским языком, близко знакомому с бытом якутов» [* ААН. ф. 253, оп. 1, № 23, л, 126.].

    Э. К. Пекарский вел обширную переписку в качестве посредника между участниками экспедиции, также Якутским областным статистическим комитетом и Распределительным комитетом ВСОРГО. Он часто рекомендовал своим сотрудникам соответствующую литературу, постоянно помогал своими советами и управлял бюджетными делами [* Э. К. Пекарский на этом съезде просил освободить его от руководства работами по программе, составленной им, что было удовлетворено. С этого времени сотрудники с Отделом связывались через Якутстаткомитет. ААН, ф. 253, оп. 1, № 23, л. 120.]. Во время встречи сотрудников у Пекарского в конце 1894 г. обсуждался ряд вопросов, связанных с экспедиционной работой, в том числе об участии на съезде сотрудников экспедиции. Тогда же С. Б. Ястремский вместе с Э. К. Пекарским и В. М. Ионовым прочитали «Очерк якутской грамматики» [* ААН, ф. 202, оп. 1, № 57, лл. 219, 227.].

    В январе 1895 г. по инициативе Н. А. Виташевского и Э. К. Пекарского в Якутске состоялся съезд членов Якутской экспедиции, где были заслушаны и обсуждены отчеты отдельных участников за прошедший год экспедиционной работы. На этом же съезде были заслушаны рефераты некоторых участников экспедиции по отдельным вопросам изучаемых ими тем. На заседании 17 января Э, К. Пекарский сделал сообщение о составленном им «Якутско-русском словаре» [* БМИО, ВСОРГО, № 78, ААН, № 253, оп. 1, № 23, лл. 101-105. Краткое содержание этого сообщения Пекарского впервые было напечатано в «Якутских областных ведомостях», № 8 за 1895 г. Также см. «Известия Имп. АН», 1905 г., т. XXII, № 2 и Предисловие к I выпуску Якутского словаря Э. К. Пекарского.].

    И. М. Сибиряков, заинтересовавшийся изданием якутского словаря, по ходатайству Д. А. Клеменца, ассигновал на это дело 2 тыс. рублей, что дало возможность сразу же приступить к опубликованию названного труда. Еще в феврале 1894 г. Д. А. Клеменц выслал 520 руб. для того, чтобы «приступить к началу печатания первого выпуска словаря Пекарского» [* ААН, ф. 202, оп. 1, № 57, л. 2.].

    Первоначально намечалось издание первого выпуска словаря в августе 1895 г [* ААН, ф. 202, оп. 1, № 59, л. 42. «Якутские  областные  ведомости», 1895, № 7.]. Была организована специальная комиссия в составе А. И. Попова, Э. К. Пекарского и С. В. Ястремского по разработке вопроса о технической стороне печатания словаря [* ААН, ф. 251, оп. 1, № 23, л. 122.]. Для того, чтобы приступить к делу, надо было, прежде всего, приобрести якутский шрифт, которого до этого в Якутске не имелось. Пекарский совместно с Ионовым внесли в бетлингковский алфавит ряд поправок и дополнений. Было принято решение заказать такой, несколько усовершенствованный шрифт в словолитне Лемана в С.-Петербурге. Корректирование словаря было поручено самому автору. «Каждый отдельный выпуск, — писалось в протоколе заседания, — обрабатывается в улусе и лишь для корректуры этого выпуска составитель приезжает в Якутск» [* ААН, ф 251, оп. 1, № 23, л. 125.]. Для удешевления расходов на издание словаря было заключено особое соглашение с Якутским областным правлением, по которому заказанный шрифт должен был поступить в собственность Областного правления, а в возмещение его стоимости администрация обязалась печатать словарь в своей типографии.

    Распределительный комитет ВСОРГО на своем заседании 20 марта 1895 г., обсудив вопрос о ходе подготовки к изданию первого выпуска словаря, решил напечатать 600 экземпляров и просить Якутский статистический комитет сообщить размер словаря, чтобы определить цену его для открытия подписки. По получению ответа из Якутска комитет должен был опубликовать объявление о подписке на словарь Пекарского в сибирских газетах в «Новом времени», в «Русских ведомостях», в изданиях АН и Географического общества, в немецких, французских и английских научных журналах, в «Этнографическом обозрении». Также решено было выслать в Якутский статистический комитет 300 руб. на печатание якутского словаря из средств Якутской экспедиции [* Известия ВСОРГО, 1896, т. XXVII, № 2. Протокол заседания Распределительного комитета ВСОРГО от 23. II. 1895 г.].

    В конце марта 1895 г. Д. А. Клеменц просил словолитню Лемана указать стоимость шрифта для печатания якутских текстов и латинского шрифта соответственно русскому [* ЦГАИО, ф. 293, оп. 4, д. 9, л. 9.], но якутский шрифт в Якутске был получен только в конце августа 1895 года [* ААН, ф, 202, оп. 1. № 57, л. 118.].

    Участие Пекарского в Якутской экспедиции безусловно имело большое значение в дальнейшей работе над составлением «Словаря якутского языка». Изучение разнообразных материалов, доставленных как сотрудниками экспедиции, так и частными лицами побудили Пекарского заняться пополнением и переработкой своего словаря. В частности, среди многочисленных писем, хранящихся ныне в архиве Академии наук в Ленинграде, большое место занимает переписка с разными людьми по поводу выяснения значения или звучания отдельных слов. Для выяснения значения некоторых слов, он делал сравнения с бурятским, карагасским и тунгусским языками по присланному Распределительным комитетом ВСОРГО «Краткому сравнительному словарю» (из бумаг Н. Н. Колошина) неизвестного автора и с чувашским — по «Заметкам о чувашах» В. А. Стоева [* БМИО, ВСОРГО, № 78. Отчет Пекарского за II-ю половину 1895 г.]. И для этой же цели Пекарский ознакомился с «Опытом словаря тюркских наречий» акад. В. В. Радлова (I-V) и «Алтайские инородцы» миссионера Вербицкого [* ААН, ф. 253, оп. 1, № 23, л. 42.], также присланных ВСОРГО-м.

    С конца 1894 г. Э. К. Пекарский стал обращать особое внимание на обогащение словаря фразеологией, на важность которой еще указывал, между прочим, Д. А. Клеменц. В связи с этим он приступил к изучению языка песни и сказки якутов.

    Хорошо понимая научную ценность памятников устного народного творчества якутов, Пекарский в конце 1894 г. привлек С. В. Ястремского в качестве сотрудника по разделу «Язык и народное творчество» [* ААН, ф. 202, оп. 1, № 57, л. 147.], составленной им программы экспедиции. Кроме лиц, официально привлеченных к экспедиционным работам, были приглашены к участию в сборе сказок и песен еще грамотные якуты: из I Игидейского наслега Ботурусского улуса И. Н. и Е. К. Оросины, Жулейского наслега того же улуса Р. Александров и II Игидейского наслега Баягантайского улуса М. Н. Андросова [* БМИО, ВСОРГО, № 73.], которые доставили обширный материал из устного народного творчества якутского народа. И. Н. Оросин передал Пекарскому олонхо «Ньургун  тойон» (Тойон Ньургун бухатыыр) [* БМИО, ВСОРГО, № 78, 73, также ААН, ф. 253, оп. 1, № 23, л. 40.], записанное в 1895 г. молодым сказителем-якутом I Хаяхсытского наслега Ботурусского улуса Н. Поповым. Известный в своем округе песенник-импровизатор К. Г. Оросин записал, по поручению Э. К. Пекарского, «лучшую из якутских сказок» «Ньургун Боотур» (Ньурулуйар Ньургун Боотур) [* Там же.], и «замечательный знаток языка и быта якутов» М. Н. Андросова передала ему записанную ею в 1893-94 гг, сказку: «Күлкү бөҕө оҕонньор, Силирикээн эмээхсин икни» [* Там же, № 73.].  Р. Александрювым были доставлены сказки (олонхо) «Мулдьүрүйбэт Мүлдьү Бөҕө» и «Өлбөт Бэргэн», записанные им в 1895-96 гг [* БМИО, ВСОРГО, № 78.]. При составлении словаря Пекарский использовал, также материалы, доставленные в 1894-95 гг. его сотрудниками В. Е. Гориновичем и Г. Ф. Осмоловским [* Там же.]. Кроме того, благодаря составленному В. В. Ливадиным описанию технической стороны кузнечного, столярного и гончарного ремесла, словарь значительно обогатился новыми терминами, употребляемыми якутскими  кузнецами, столярами и гончарами. Наряду с этим самим Эдуардом Карловичем были записаны многочисленные загадки, пословицы и поговорки. Собранный им фольклорный материал в обработанном виде составлял около 30 печатных листов [* Известия ВСОРГО, 1898, т. XXIX. № 3.].

    Из этой далеко неполной характеристики работы Э. К. Пекарского в качестве члена Сибиряковской экспедиции убеждаешься, какое большое значение имело в составлении якутского словаря участие его в этой замечательной экспедиции. Э. К. Пекарский не только пополнил ранее собранный материал новыми данными из различных источников, привлекая для этого ряд сотрудников, но и  получил возможность систематизировать и обработать этот обширный материал и в 1899 г. на средства экспедиции опубликовать первый выпуск своего словаря в местном издании, в котором были даны общие контуры будущего грандиозного труда.

    [С. 42-47.]

    П. В. Попов

                                          Э. К. ПЕКАРСКИЙ В ЯКУТСКОЙ ССЫЛКЕ

                                                       (Отрывки из воспоминаний)

    [* В данной статье публикуются фрагменты воспоминаний художника и педагога П. В. Попова о Э. К. Пекарском, проживавшем в 1890 годах в бывшем Ботурусском улусе, недалеко от родителей П. В. Попова. Литературная обработка и примечания сделаны. М. А. Кротовым.]

    ...В местности Дьиэрэҥнээх мы остановились у политссыльного Эдуарда Карловича Пекарского, впоследствии крупного лингвиста, создавшего замечательный научный труд — многотомный «Словарь якутского языка», за который он был избран почетным академиком Академии наук СССР.

    Моя мать была знакома с ним, на этот раз ей предстояло передать Эдуарду Карловичу список якутских слов с переводом на русский язык, посланный ее отцом из Ытык-Кёля...

    Пекарский произвел неплохое впечатление. Мужчина лет тридцати пяти, среднего роста, коренастый, несколько сутуловатый, с типичным польским лицом: шатен, с голубыми глазами, прямым носом, клинообразной бородкой. Одет просто: из-под черного пиджака виднелась черная косоворотка, на ногах — высокие сапоги. Он имел вид культурного, интеллигентного человека, попавшего в далекую якутскую тайгу в качестве участника какой-то экспедиции.

    Пекарский встретил нас очень приветливо.

    — Здравствуйте! — сказал он, протягивая руку, и, указав на дверь, пригласил в юрту.

    Мы вошли. Мать по привычке перекрестилась и лишь после того, оглядевшись по сторонам, удивленно проговорила по-якутски:

    — Иконы-то нет, кажется, — и села на нары у переднего угла.

    —Суох! — подтвердил Пекарский и расположился рядом на табурете. — Ну рассказывайте, что нового, как живете, откуда едете? — продолжал он спрашивать по-якутски, пока не иссяк запас усвоенных им слов.

    Получив письмо отца Димитриана и список якутских слов, Эдуард Карлович бегло прочитал его, приговаривая по временам: — Письмо... хорошо... хорошо...

    В это же время якутка лет тридцати, одетая в длинный ситцевый халадай, видимо, как тогда называли, кухарка, поставила самовар и стала печь из белой муки оладьи. Пекарский отрекомендовал ее как друга по дому и как учителя разговорной якутской речи. Женщины поздоровались, хозяйка пригласила нас к столу, а Пекарского попросила поставить чайную посуду, что он и сделал. Затем он принес немного колотого сахара в вазочке, полный молочник молока и клубящийся паром самовар. Хозяйка бросила в запарник щепотку байхового чая, подала на тарелке горячие поджаристые оладьи и разлила по чашкам горячий чай. Все мы, не исключая и подоспевшего к столу Чуопчара [* Константин Чуопчар — один из соседей Половых, друг семьи, постоянно сопровождавший отца или мать при их поездках в город или в Ытык-Кёль.], искренне похвалили кулинарные способности  хозяйки, так как оладьи оказались превосходными.

    — Она по этой части молодец, — похвалил ее и Пекарский. Затем он с увлечением стал рассказывать о своей работе по сбору якутских слов.

    — У меня собрано уже более трех тысяч слов. В этом мне помогают многие, особенно такой знаток языка якутов, как отец Димитриан, ваш папа, — говорил он, обращаясь к моей матери. — Если хотите, расскажу, как познакомился с ним.

    — Однажды, я навестил знакомого якута, крайнего бедняка, у которого болела дочь. Я сидел на скамейке возле камелька, спиной к огню и незаметно задремал. Вдруг на улице кто-то громко крикнул:

    — Аҕабыт иһэр! (Священник едет!)

    В юрте всполошились: хозяйка быстро поставила ближе к огню камелька помятый, закопченный медный чайник, наломала на кусочки пресную ячменную лепешку, вытерла подолом своего халадая чайную посуду, подтерла край стола и стала спешно подметать донельзя замусоренный земляной пол.

    В это время в юрту вваливается старый священник и, скинув с себя дорожную одежду, садится за стол. Вслед за ним входит отец больной девушки, в руках у него ящик с требами. Священник одел ризу, зажег тоненькую восковую свечку перед иконой, выложил на стол крест и богослужебную книгу, наложил в кадило горячих углей, бросил на них кусочек ладана и начал молебен.

    К этому времени в юрте собралось несколько мужчин и женщин. Все они, кроме меня, стояли на ногах и истово крестились. Несмотря на общее внимание и удивление по-моему адресу, я упорно продолжал сидеть и наблюдать. Тогда ко мне подошел хозяин юрты и шепотом попросил:

    — Если не веруете в бога, то выйдите на время, а то неудобно.

    Я так и сделал. Когда молебен уже кончился, я вернулся и занял свое старое место. Хозяйка налила священнику чай, и он пригласил меня к столу.

    — Не желаете ли составить компанию сельскому священнику? — спросил он как-то так, что отказываться было неудобно, и я пересел к столу.

    — Я — Димитриан Дмитриевич Попов, настоятель Ытык-Кёльской Преображенской церкви, — отрекомендовался мой новый знакомый, хотя я уже знал, с кем имею дело.

    — Слышал про вас, приятно познакомиться.

    —Вы, конечно, из политических ссыльных? — Я утвердительно кивнул головой, в свою очередь, назвал себя.

    — Очень приятно. Вы, очевидно, не из русских?

    — Да, поляк, католик.

    — Так и думал. Много рассказывали про вас соседние якуты. Говорят, что вы серьезно занялись изучением якутского языка, составляете словарь. Это очень хорошо. Не бросайте такого полезного дела. Я тоже понемногу занимаюсь подобной работой и уже имею небольшой словарик, более тысячи слов. Эта общность интересов, думаю, сблизит нас, хотя я православный священник, а вы ссыльный, да к тому же католик.

    — Верно. Хочу изучить якутский язык. Занес в список уже более четырехсот слов. Выписал их из якутского словаря и грамматики Хитрова.

    — Очень похвально, — одобрил отец Димитриан. — Но придется поработать много лет, притом с большим, терпением и упорством. Ведь якутский язык неисчерпаем как океан. Но известно, что капля и камень долбит. Так и вы должны каждый день умножать свой список, хотя бы только на одно-два слова, — советовал мне старик. — А главное, нужно быть смелее, не отступать перед трудностями, не слушать тех, кто будет отговаривать от этого занятия, а тем более, может, и подсмеиваться над вами, — есть ведь такие, признайтесь. Держитесь тех, кто сочувствует, поддерживает, помогает в вашем труде... Заходите ко мне в Ытык-Кёль, там мы сможем поговорить обо всем подробней. Пожалуй, я даже уступлю вам свой словарь, ведь мне все равно многое не сделать, так как я уже старик, а вы еще молоды. Итак, будем знакомыми и друзьями, — закончил он, подавая мне руку.

    Я поблагодарил, и вскоре мы расстались, пожелав друг другу всего наилучшего. Ну, кажется, я передал вам почти дословно, как познакомился с отцом Димитрианом, — закончил Пекарский свой рассказ, который я излагаю со слов матери да используя письмо, полученное от Эдуарда Карловича в 1906 г. Сам дед об этой встрече почему-то не упоминал.

    Пока мать беседовала с хозяином, я с любопытством осматривал его юрту. От юрты Петра Алексеева [* Петр Алексеев — один из руководителей рабочего движения 1870-х. гг., известный русский революционер, герой «процесса 50-ти» (1877 г.), после которого его сослали в Якутию, где он прожил с 1885 по 1891 г., сначала в Баягантайском, затем в Ботурусском улусе, в м. Булгунняхтах,. в 18-19 км от Арылааха, Убит двумя кулаками из мести, за разоблачение их плутней и за постоянное заступничество за бедняков.] она отличалась лишь тем, что не имела русской печи, и вход в нее вел с западной стороны; как будто отсутствовал и навес. В остальном, помнится, разницы не заметил. Каркас юрты был сделай из четырехгранных отесанных бревен, а все остальные стены, потолок, пол и нары — ороны — из гладко выструганных плах. На восточной и южной сторонах — по три окна в четыре стекла, на западной — по одному окну оправа и слева от двери. Камелек с большим шестком выложен из кирпича.

    Довольно хорошо припоминается обстановка. Нары, на которых спал Пекарский, были устланы подстилкой из мягкого озерного камыша. Бросалась в глаза перегородка с полочками для книг, бумаг и рукописей. В передней половине юрты спал сам хозяин, в задней — его прислуга. Нары и полку на северной стороне занимала посуда. На нарах за печкой лежали дрова. Вся обстановка содержалась в порядке и чистоте.

    Снаружи юрта была обмазана глиной, и, кажется, окружена глинобитной завалинкой. Возле юрты стоял типичный, якутский амбар. Двор, окруженный прочной изгородью на столбах, отличался чистотой. Усадьба в целом производила хорошее впечатление и в основных чертах до сего времени сохранилась в моей памяти.

    После чая Пекарский показал моей матери пару десятков книг, а также рукописи, лежавшие на полке в известной системе; они были расставлены по авторам, с указанием времени и места приобретения. В их числе был и словарь отца Димитриана.

    Но вошел Чуопчар и стал торопить: — Надо бы ехать, а то солнце скоро закатится. Поблагодарив хозяина за гостеприимство, мы возобновили свой путь. Двигались медленным шагом. Провожая нас, рядом с телегой шел Пекарский. Любуясь окружающей природой, он говорил:

    — Мне нравится эта сплошная, протянувшаяся на сотни верст лиственничная тайга. Но вот людей нет.., пустынна. Хорошо было бы поселить сюда тысяч сто русских земледельцев..., тогда этот край сразу бы ожил...

    Тут, оглянувшись назад и увидев, что юрта уже скрылась из вида, он стал прощаться.

                                                                          * * *

    В 1897-1898 годах я учился в небольшой школе, созданной политическим ссыльным В. М. Ионовым. Находилась она недалеко от Ытык-Кёля. При школе существовало небольшое общежитие для учащихся. В конце воскресенья и праздничных дней Ионов отпускал своих учеников по домам, все они жили сравнительно недалеко от школы. Но можно было и не уезжать к родителям, что я иногда и делал.

    И вот, когда общежитие пустело и хлопот становилось меньше, В. М. Ионов усиленно занимался своими научными работами, преимущественно по вопросам этнографии и языку якутов [* Перу В. И. Ионова принадлежат этнографические работы: «Дух— хозяин леса у якутов» (1916), «Медведь по воззрениям, якутов» (б/г), «Орел по воззрениям якутов» (1913), «Поездка к майским тунгусам» (1904) и др. Им же был разработан якутский букварь, положенный в основу букваря «Сурук-бичик» (1917), составленного С. А. Новгородовым, Н. Е. Афанасьевым и др. уже на основе латинизированного алфавита.].

    Иногда к нему приезжали Э. К. Пекарский, В. Ф. Трощанский [* В. Ф. Трощанский после каторжных работ был сослан на поселение в Якутию: жил в Ботурусском улусе с 1887 г. За период ссылки им написаны две интересные работы: «Эволюция черной веры (шаманизма) у якутов» (1902) и «Наброски о якутах Якутского округа» (1911).], грамотные якуты Е. И. Николаев, К. Г. Оросин, С Сенькин; приглашали и неграмотных. Последние собирались охотно, так как видели, что могут принести пользу приветливым, гостеприимным ссыльным, изучающим язык и быт местного народа.

    Когда все были в сборе, устраивалась своеобразная лингвистическая «конференция». Ей обычно предшествовало традиционное чаепитие. Угощение не отличалось разнообразием: хлеб с маслом, сахар, чай с молоком. Затем приступали к делу. Ссыльные выясняли отдельные вопросы из области этнографии, верований, но главным образом интересовались языком. Обычно Пекарский просил кого-либо из якутов произнести и перевести отдельные слова, заставляя нередко повторять по нескольку раз, внимательно вслушивался, то же делал Ионов, и оба записывали. Затем слова зачитывали и если обнаруживалось расхождение в записях, то все начиналось сначала, пока не приходили к одному мнению. Спорили, например, как лучше писать буквы «џ» и «дж» и о многом другом. Так продолжалось часа два-три. Затем, после вторичного чая приглашенные якуты расходились, а Пекарский и его товарищи по ссылке иногда доставали бутылку вина, и начинались оживленные разговоры: о личной жизни и быте окружающего населения, о российских новостях, иногда вспоминали «Монастыревку» [* Имеется в виду вооруженный протест большой группы политссыльных г. Якутска 22 марта (ст. ст.)) 1889 г.], говорили в связи с этим о жестокости царизма, о выступлении якутского епископа Мелетия, который в одной из проповедей осудил действия вице-губернатора Осташкина — непосредственного виновника монастыревской трагедии и гибели большой группы ссыльных. Такие беседы обычно заканчивались песнями. Пели: «Медленно движется время, веруй, надейся и жди...», знаменитую некрасовскую: «Назови мне такую обитель, где бы русский мужик не стонал», «Из страны, страны далекой, с Волги матушки широкой» и др. Пели всегда с большим чувством, с душой, иногда со слезами на глазах. Долго не засиживались и часов в десять расставались...

    Как-то раз Пекарский и Ионов решили навестить моих родителей. Захватили и меня.

    Отец с матерью встретили нас в кухне-юрте и, радостно приветствуя гостей, пригласили их в зал русского дома. После взаимных вопросов о здоровье и самочувствии Эдуард Карлович подошел к этюдам, нарисованным масляной краской моим братом Иваном Васильевичем [* Впоследствии И. В. Попов получил возможность выехать в центр и учиться в 1903-1904 гг. в частной  мастерской известного русского художника Владимира Маковского, а в 1912-1919 гг. — в мастерской «Общества поощрения художников». Умер И. В. Попов в 1945 г., уже будучи народным художником ЯАССР.]. На них были изображены лиственничный лес, березовая роща, извилистая Татта.

    — Да; красива якутская природа, — сказал Пекарский. — Когда-то ее запечатлеет на полотне свой Левитан или Шишкин. — Затем, увидев большой портрет царя Николая II, тоже написанный моим братом, спросил:

    — А этот зачем тут?

    Мой отец опешил. Не зная, что сказать, он пробормотал:

    — Как же. Ведь это государь-император.

    — Напрасно тратил ваш сын время и краски, — сказал Пекарский, — лучше бы написал портрет якута, было бы много полезней.

    Затем разговор перешел на другую тему: о якутском языке и его особенностях, о его транскрипции, причем Пекарский неодобрительно отозвался о грамматике, составленной протоиереем Хитровым, и полюбопытствовал узнать мнение отца по этому вопросу.

    Отец мой, по натуре человек мягкий, нерешительный, деликатно, но в довольно твердой форме ответил:

    — Вам, как ученым людям, вероятно, лучше видны ее недостатки. Мне же, простому человеку, она кажется хорошей. А все суета сует и всяческая суета, — сказал он в заключение своего краткого отзыва.

    Пекарский, услышав знакомое выражение слегка улыбнулся и лишь заметил, что отец Димитриан тоже, кажется, не слишком одобрял Хитрова и перешел к Бётлингку. Тут вошла мать, принесла на подносе три стакана чая с сахаром. Разговор на тему о якутском языке уже не возобновлялся, и вскоре наши гости уехали.

    Весной 1898 года, в один из праздничных дней, захватив меня, В. М. Ионов отправился на Дьиэрэҥнээх к Пекарскому. Юрта и обстановка оставались те же, что и во время первого моего посещения с матерью, проездом на Ытык-Кёль. Хозяйничала та же женщина, но только уже заметно постаревшая. Да рукописей, книг и картотек стало заметно больше, чем раньше.

    Друзья пили чай и беседовали. Говорили главным образом о каких-то древних сказаниях, легендах. Ионов передал Пекарскому довольно объемистую рукопись, сказав при этом:

    — Прошу вас, перепишите и внимательно просмотрите. Мне думается, годится для печати. Только вот здесь что-то неладно, вот это место, — показал он на какой-то лист.

    — Нужно посоветоваться с Оросиным, — подумав немного, сказал Пекарский.

    Мне кажется, что речь шла о былине — олонхо «Ньургун Боотур», широко распространенней тогда в улусе.

    Затем Пекарский заявил, что он намеревается переехать в Якутск, а оттуда в Петербург.

    — Сидя здесь, в безлюдной глуши, ничего не продвинешь, даже литературы под рукой нет, — пояснил он. — А там имеются крупные лингвисты, которые могут дать любую консультацию.

    Затем говорили о чем-то и о ком-то, в частности упоминали Трощанского, но я к их словам уже не прислушивался.

    [С. 48-54.]