niedziela, 19 lutego 2023

ЎЎЎ 47. Адубарыя Ігідэйка. Эдуард Пякарскі ў жыцьцяпісах. Сш. 47. 1954. Койданава. "Кальвіна". 2023.







 

                                           Последний путь знаменитого революционера

    В 1884 году Алексеев вышел, наконец, «на поселение». Ему было 35 лет, и он был в полном расцвете сил. Девять лет тюрьмы и свирепой каторги не сломили его богатырской силы. Он не оставил своих надежд — вернуться к революционной работе, и при выходе на поселение ему, одному из немногих, были выданы из товарищеской кассы деньги на побег [* «Былое», 1922 г., № 19, стр. 100.]. Поселение — это сравнительная свобода, по крайней мере свобода передвижения в пределах небольшого района. Тюрьмы, решеток, кандалов больше нет. Но поселенец не имел права выезда без разрешения дальше определенной черты, и очень ограниченной.

    Алексеева как «опасного» политического «преступника» поселили на дальней окраине Российской империи, на Крайнем Севере, в Якутской области (или, как тогда называли, Якутском округе) — сначала в Сасьянском наслеге (селение) Баягонтайского улуса, в 400 километрах за Якутском, где Алексеев и провел четыре года, а потом несколько ближе к Якутску — в Жулейском наслеге Бутурусского улуса.

    На обычных географических картах Якутской области этих названий не найти. На них можно отыскать лишь селение Чурапчу. Это и есть административный центр Бутурусского улуса (района). Находится Чурапча километрах в 200 к востоку от Якутска, а еще дальше от Чурапчи, в 60-80 километрах, расположен и самый Жулейский наслег, где Алексеев провел последние годы своей жизни.

    Выше мы приводили рассказы Ивановской, приятельницы Петра Алексеева. По-видимому, он познакомился с ней в Петербурге или Москве в 1874 или 1875 году.

    Из одного письма его к ней видно, что она была каторжанкой и сидела в Карийской каторжной тюрьме, когда Алексеев был из Кары переслан на поселение. Не исключена возможность, что они виделись в Каре. Алексеев переписывался с ней, но, к сожалению, Ивановская опубликовала всего три письма, «только ничтожную часть» их, по ее же словам. Опубликованные письма все датированы 1885 годом, когда Алексеев еще жил в Баягонтайском улусе. Все мысли его были сосредоточены на побеге из ссылки.

    «По летам Петр Алексеев косил сено и этим думал заработать себе деньги на побег из Якутки, — сообщала Ивановская. — В одном из своих писем с поселения он решительно говорит о том, что его положение там  невыносимо и что все его мысли, желания направлены на приобретение достаточных средств для побега во что бы то ни стало. Поселенческую жизнь при тех условиях он считает бессмысленным прозябанием, медленным умиранием души: «Мне страстно, неудержимо хочется в Россию, вновь работать...», — писал П. А.

    Все надежды он возлагал на силу рабочих рук» [* «Каторга и ссылка», 1904 г., № 13, стр. 171.].

    Новый поселенец жил среди якутов, и только в 20 километрах от него находился на поселении еще один такой же политический ссыльный, имя которого мы уже упоминали, — Пекарский.

    «Вышедшие на поселение политические, — поясняет один из народников, — в Якутском округе, кроме казенного пособия, брали у якутов землю в виде покосов и пашен; другие же, не обрабатывавшие земли, получали за то, что не берут землю, от 14 рублей в месяц. Кроме этой натуральной повинности, якуты обязывались или строить юрту политическому ссыльному или давать квартиру. Петру Алексееву якуты построили юрту... Петр Алексеев не брал денег за землю, а взял надел покосного места...

    Юрта была разделена пополам. Меньшая часть изображала прихожую, а в большой, просторной половине юрты жил... П. Алексеев. Тут была русская печь. Петруха, как истинный русский человек, не мог отказаться от квашеного хлеба, сам пек себе хлеб. В обеих половинах юрты поддерживались образцовая чистота и порядок. Стены были чисто вымыты, несколько больших окон ярко освещало юрту. В почетном углу, где у православных помещаются образа, на полке лежало несколько книг. На стене выше полки были приклеены известные стихи Боровиковского [* Пекарский называет ошибочно фамилию Боровиковского. Автором стихов был адвокат Бардовский.].

                                         Мой тяжкий грех, мой умысел злодейский

                                         Суди, судья, (попроще, поскорей,

                                         Без мишуры, без маски фарисейской,

                                         Без защитительных речей.

    Стихи эти переписал Петрухе брат Боровиковского красивым, изящным почерком. Юрта стояла на возвышенном небольшом кургане. Из одних окон видно было озеро, из других — дорога в Жехсогенский наслег и часовня; ближе к юрте — дом родового управления».

    К приведенному описанию другой автор прибавляет, что в юрте Алексеева «был пол из лиственничных плах и стеклянные окна из целых стекол, причем на зиму вставлялись еще рамы с двойными стеклами. Тут же неподалеку стоял амбар, запиравшийся на замок, с накладной печатью — в случае отъезда куда-нибудь» [* «Былое», 1922 г., № 19, стр. 97-98, 103.].

    В ссылке Алексеев жил одиноко, сам обслуживал себя, лишь изредка прибегая к услугам якутов или якуток. Так как он решил завести свое хозяйство, то администрация разрешила ему приобрести лошадь — это облегчало ему поездки в соседние наслеги, где были политические ссыльные, и, в частности, в тот улус, где жил Пекарский.

    Изредка ему удавалось съездить в Якутск, каждый раз с разрешения администрации.

    Народник И. И. Майнов так описывает последние годы жизни Алексеева:

    «С Алексеевым я встречался в 1888-1891 годах, иногда в Якутске, на улусной квартире, и не раз на Чурапче, всегда в компании. По внешности он производил впечатление типичнейшего русского мужика... сухощавый, но массивный, — как говорится у крестьян, — корпусный, с темными, несколько лохматыми волосами и почти черной бородой, лицо смугловатое, с тяжелыми и грубоватыми, но отнюдь не отталкивающими чертами, глаза, очень глубоко впавшие в орбиты, небольшие, красивого синего цвета, выражение лица спокойное, серьезное и внушительное, голос высокого тембра, очень сильный и звонкий (в хору он пел вторым тенором). При взгляде на него приходило в голову: вот крепкий мужик, человек «сурьезный», с которым шутки плохи...

    Однажды, разоткровенничавшись в разговоре со мной, он признался, что живет надеждой вернуться когда-нибудь в Россию и стать опять деятелем рабочего движения (между слов можно было понять: стать вождем рабочего люда), в борьбе как за политическую свободу России, так и за экономические интересы собственно рабочего класса...

    Несомненно, что его громкая известность, созданная успехом судебной речи, глубоко на него повлияла, и в нем чувствовалось стремление быть достойным своей репутации, не пасть духовно и сделать себя способным к выступлению, впоследствии, на более широком и открытом поприще.

    В денежных делах он мне казался человеком очень расчетливым, быть может, даже слегка прижимистым, но никак не скрягой, а именно мужиком, который копеечке цену знает. В повседневной жизни это был человек чрезвычайно рассудительный, любивший все делать обдуманно, неторопливо и методично...

    За этими внешними чертами крепкого и хозяйственного мужика в нем, однако, проступала глубокая и сильная натура, затаенная страстность темперамента и огромный характер. Такой человек, несомненно, способен переживать моменты взрыва его стихийной силы наружу, то есть моменты страстного одушевления, когда речь может звучать патетически. Поэтому я совершенно убежден в том, что его знаменитая речь принадлежит именно ему, хотя ее отдельные мысли, конечно, могли запасть ему в голову от кого-нибудь из товарищей.

    В общем, по моей оценке, Петруха является одной из наиболее крупных личностей, встреченных мною в ссылке» [* «Былое», 1922 г., № 19, стр. 101-102.].

    Об этих же годах жизни Петра Алексеева Э. Пекарский, его сосед по каторге, писал:

    «В своих отношениях к людям вообще и товарищам в частности Алексеев отличался большой снисходительностью. В моей памяти не сохранилось ни одного случая, когда бы Алексеев стал кого-либо осуждать, а тем более оговаривать, «перемывать косточки», как это водилось среди ссыльных зачастую. Особенно бережного отношения требовал он к своим близким товарищам, как Ковалик и Войнаральский.

    Алексеев, несмотря на отсутствие у него чисто научных интересов, с большим участием, однако, относился к моим исследованиям в области изучения якутского языка ...он подарил мне толстую (900 страниц в четверку) тетрадь, переплетенную для него Цициановым и предназначавшуюся для задуманного Алексеевым романа, который должен был называться «Оторва» и носить характер биографии человека, оторванного от жизни и дела. Роман этот написан не был, — по крайней мере, в бумагах Алексеева никаких следов его не оказалось.

    Алексеев был человек необычайной силы. Во время его приездов ко мне, когда я жил вместе с якутами, неоднократно приходилось в длинные зимние вечера быть свидетелем того, как якуты пробовали тягаться с Алексеевым на палке. Самые сильные якуты, слывшие богатырями, вынуждены были уступать Алексееву... Доказательством его физической силы служило, между прочим, громадное количество копен, которые он успевал накосить за день. Самый лучший якутский косец накашивал едва половину этого количества.

    Случилось как-то, что один здоровенный якут Егор Абрамов ...позволил себе обратиться к нему по какому-то поводу с упреком, что-де «государственные преступники» так, мол, не должны поступать. Алексеев, находя в словах якута как бы поношение звания государственного преступника, взял его за шиворот и поднял вверх со словами: «Видишь, что я могу с тобой сделать?». Тот сдавленным (голосом ответил: «Вижу». Тогда Алексеев опустил его на землю. Вряд ли это мог сделать человек, не обладавший богатырской силой!» [* «Былое», 1922 г., № 19, стр. 102-103.].

    В последний раз Пекарский видел Алексеева в августе 1891 года, за несколько дней до смерти. Алексеев уже покончил со своим покосом и приезжал узнать, как идут дела у Пекарского. Он приглашал к себе товарища отпраздновать окончание полевых работ.

    Во время полуденного отдыха и чаепития Алексеев заметил, «как хорошо работать компанией, по-семейному, обменяться разговорами во время отдыха, затем опять дружно приняться за работу. В словах Алексеева, — вспоминает Пекарский, — сквозила какая-то тоска, что вот он до сих пор живет бобылем; носились даже слухи, что он во время поездок в город и оттуда в село Павловское увлекался довольно серьезно одною из павловчанок. По окончании чаепития Алексеев стал собираться домой и, прощаясь со мной, дважды повторил каким-то, как мне показалось тогда, назидательным, как бы пророческим тоном: «Работайте, работайте!» Это было последнее с ним свидание и последние слышанные от него слова» [* Там же, стр. 103.].

    16(28) августа 1891 года Алексеев куда-то уехал верхом на лошади и больше не возвратился. У Пекарского и других ссыльных зародились подозрения, не убит ли он. Началось следствие, в котором особенно горячее участие принимал Пекарский.

    Подозрение пало на родового старшину Сидорова и его сородича Абрамова. Собран был ряд улик против них, оба они были арестованы и сознались в преступлении.

    Они заманили Алексеева километра за два от наслега, на лесную поляну, и там Сидоров нанес ему удар ножом в правый бок. Алексеев схватил его за грудь и повалил. Сидоров закричал Абрамову: «коли, коли!». Абрамов всадил свой нож в самый крестец Алексееву и стал водить ножом поперек. У богатыря все-таки хватило силы подняться и пойти. Тогда Сидоров вскочил и начал наносить ему ножом удары. Алексеев упал, истекая кровью, и тогда только Сидоров нанес ему смертельный удар в левый бок.

    Когда впоследствии тело убитого было найдено, то на нем оказались 22 раны.

    Денег при покойном убийцы нашли 107 рублей, которые они тут же разделили поровну.

    Так трагически окончилась жизнь замечательного революционера, яркого представителя «России революционной»...

    [С. 138-114.]

 



 

    Трудами русских исследователей еще в дореволюционное время якутский язык был изучен довольно глубоко и всесторонне.. Грамматический строй якутского языка весьма обстоятельно был исследован еще в половине прошлого столетия в классическом труде академика О. Бётлингка [* O. Böhtlingk. Ueber die Sprache der Jakuten; Grammatik, Text und Wörterbuch. Изд. Акад. наук, СПБ, 1848-1851.]. Позднее изучение якутской грамматики было продолжено С. В. Ястремским [* С. В. Ястремский. Грамматика якутского языка. Изд. I, Иркутск, 1900; изд. 2, М., 1938.]. Словарное богатство якутского языка собрано в фундаментальном словаре Э. К. Пекарского [* Э. К. Пекарский. Словарь якутского языка. Вып. I-XIII. Изд. Акад. наук, СПБ — Ленинград, 1907-1930.], справедливо признанном сокровищницей якутского языка. Значительная работа по изучению якутского языка проведена в советское время.

    Однако известно, что язык любого народа представляет собою явление весьма сложное и многогранное . Это особенно глубоко вскрыто и убедительно показано в гениальном труде И. В. Сталина «Марксизм и вопросы языкознания». Задачи изучения языка многочисленны и само, изучение может бесконечно углубляться. Поэтому неудивительно, что, несмотря на наличие выдающихся трудов Бётлингка, Пекарского, Ястремского и Убрятовой, существует, еще много пробелов и неосвещенных вопросов в области изучения якутского языка.

    Глагол и имя представляют собою две главные части речи, определяющие основные черты грамматического строя языка...

    [С. 3.]

                                                                        1. ВВЕДЕНИЕ

    Введение посвящено в основном краткому обзору источников и литературы вопроса...

    [С. 4.]

    Словарь Э. К. Пекарского с максимально полнотой отражает в себе лексику якутского языка в его дореволюционном состоянии. Научная доброкачественность его является общепризнанной. Поэтому он принят мною в качестве основного источника для отбора глагольной лексики. Лишь в редких случаях мною добавлены отдельные слова отчасти по материалам Т. Е. Сосина, отчасти из текстов художественной литературы и из личного языкового опыта.

    В словаре довольно полно представлены также звукоподражательные и образные слова. Причем первые часто снабжены специальной пометой (особенно корневые слова), а образные глаголы зарегистрированы в большинстве случаев без особой пометы. Лишь корневые формы типа ах гын, ил гын и отчасти моментальная форма образного глагола типа сарбас гын приводятся с пометой «образное речение».

    Таким образом, Э. К. Пекарский в лексикологическом плане вплотную подошел к признанию особой специфичности звукоподражательных и образных слов в якутском языке. И в переводе значения этих слов Пекарский, как правило, дает всегда верную нить для толкования.

    Лишь в редких случаях приходилось автору вносить здесь какое-либо существенное изменение.

    Хотя в своей работе я не ставил задачу сравнительного изучения якутского глагола, тем не менее я использовал сопоставления с лексическими формами родственных языков, произведенные в словаре Э. К. Пекарского, а в отдельных случаях несколько дополнил эти сопоставления...

    [С. 6.]

 


 

                                                                   ПРЕДИСЛОВИЕ

    Основная цель настоящей работы заключается в том, чтобы произвести возможно полный учет корневых глаголов и составить детальное описание глагольных основ как непроизводных, так и образованных от других слов. Такое подробное выявление исходного материала, по мысли автора, должно в известной мере облегчить дальнейшее, более углубленное исследование глагола в якутском языке.

    Автор прежде всего стремился ввести в научный й практический обиход возможно больше фактического материала. Этим определяется преимущественно описательный характер данной работы.

    Главным источником лексического материала по глаголу для автора служил фундаментальный «Словарь якутского языка» Э. К. Пекарского, а также лексика произведений современной якутской художественной литературы. При описании образных и звукоподражательных глаголов частично использованы также рукописные материалы Т. Е. Сосина (рукопись 1937 г.)...

    Отсутствие в литературе аналогичных по замыслу работ, а также своеобразие изучаемого материала составили для автора значительное затруднение.

    Свою работу автор рассматривает как первый робкий шаг по пути к выполнению главной задачи языковедов, указанной И. В. Сталиным и заключающейся в изучении внутренних законов развития языка на основе детального выявления специфических особенностей каждого языка в связи с историей народа. Как всякий первый опыт, данная работа, безусловно, не свободна от ошибок и недостатков.

    В осуществлении этой работы большую помощь оказали труды советских языковедов по грамматике тюркских и монгольских языков, а также их работы по общим вопросам языкознания за последние годы, после выхода в свет труда И. В. Сталина «Марксизм и вопросы языкознания»...

    [С. 3-4.]

                                                                        ВВЕДЕНИЕ

    Трудами русских исследователей еще в дореволюционное время якутский язык был изучен довольно глубоко и всесторонне. Грамматический строй якутского языка был подробно исследован еще в середине прошлого столетия в классическом труде академика О. Бётлингка [* O. Böhtlingk. Ueber die Sprache der Jakuten; Grammatik, Text und Wörterbuch. Изд. Акад. наук, СПб, 1848-1851.], занявшем почетное место в тюркологической литературе. Изучение якутской грамматики позднее было продолжено С. В. Ястремским [* С. В. Ястремский. Грамматика якутского языка. Изд. 1-е, Иркутск, 1900; изд. 2-е, Якутск, 1938.]. Словарное богатство якутского языка собрано в фундаментальном словаре Э. К. Пекарского [* Э. К. Пекарский. Словарь якутского языка, вып. I-XIII. Изд. АН СССР СПб. — Л., 1907-1930.], заслуженно пользующемся высоким научным авторитетом.

    Однако известно, что язык любого народа представляет собой явление весьма сложное и многогранное. Это особенно глубоко вскрыто и убедительно разъяснено в труде И. В. Сталина «Марксизм и вопросы языкознания». Задачи изучения языка многочисленны, и само изучение может бесконечно углубляться. Поэтому неудивительно, что, несмотря на наличие выдающихся трудов Бётлингка, Пекарского, Ястремского и Убрятовой, существует еще много пробелов и неосвещенных вопросов в изучении якутского языка...

    [С. 5.]

    О. Бётлингк, несмотря на крайнюю скудость имевшихся в его распоряжении материалов, первый написал поражающее полнотой и точностью исследование о якутском языке. Он глубоко осветил также строй якутского глагола. Однако отсутствие живого контакта с говорящим народом и ограниченность материалов не дали ему возможности подметить специфические особенности звукоподражания и образных слов в системе якутского глагола.

    С. В. Ястремский в названной работе придерживается системы и основных положений «Грамматики» Бётлингка, а в ряде случаев просто излагает Бётлингка. Вместе с тем, используя позднейшие материалы, Ястремский вносит много новых деталей.

    В отличие от Бётлингка Ястремский опускает рассмотрение непроизводных основ глагола (не дает перечня основ). Вместо этого он несколько расширяет общую фонетическую характеристику глагольных основ за счет перечисления случаев отличия начальной формы глагола от темы спряжения в настоящем времени.

    Приводя формы образования глаголов от глаголов, Ястремский значительно увеличил число примеров, а также дополнительно указал аффикс -аахтаа со ссылкой на Э. К. Пекарского [* С. В. Ястремский, ук. соч., изд. 2-е, стр. 116.]...

    [С. 7.]

    «Словарь якутского языка» Э. К. Пекарского, справедливо называемый сокровищницей якутского языка, с максимальной полнотой отражает лексику якутского языка в его дореволюционном состоянии. Научная доброкачественность его является общепризнанной. Поэтому он принят автором настоящей работы в качестве основного источника для отбора глагольной лексики. Лишь в редких случаях им добавлены отдельные слова отчасти по материалам Т. Е. Сосина, отчасти из текстов художественной литературы и из личного языкового опыта.

    Довольно полно представлены в словаре также звукоподражательные и образные слова, но большая часть дополнительно внесенного материала относится именно к этим разделам. Звукоподражательные корни и производные от них глаголы всюду четко выделены Э. К. Пекарским посредством специальной пометы и этимологических сопоставлений. Иное дело с образными словами. Пекарским выделены под названием «образных речений» лишь некоторые первичные формы образных слов типа ах гын, ил гын и пр. и моментальная форма образных глаголов типа арбас гын, чолох гын и т. п. Вся основная масса образных глаголов Пекарским зарегистрирована без всяких особых пометок.

    В переводе значения звукоподражательных и образных форм Э. К. Пекарский, как правило, дает всегда верную и надежную нить для толкования. Лишь в редких случаях приходилось вносить здесь какое-либо существенное изменение на основе дополнительной проверки и чутья родного языка.

    Хотя в своей работе автор не ставил перед собой задачу сравнительного исследования глагольных корней, тем не менее он использовал сопоставления с формами родственных языков, приведенные в словаре Э. К. Пекарского, а в отдельных случаях частично дополнил эти сопоставления.

    Таким образом, словарь Э. К. Пекарского служил главным источником и основным пособием для выполнения настоящей работы в отношении глагольной лексики.

    [С. 9.]

    В отношении образных форм некоторым дополнительным источником для автора послужили также материалы Т. Е. Сосина [* «Словарь образных, звукоподражательных и парных слов», 1937 г., рукопись на 753 листах, хранится в Рукописном фонде Якутского филиала Академии Наук СССР.]...

    Сопоставление со «Словарем якутского языка» Э. К. Пекарского, а также частичная опросная проверка показывают, что доброкачественность материалов Т. Е. Сосина с фактической стороны не вызывает сомнений...

    [С. 10.]

 

 

 

Brak komentarzy:

Prześlij komentarz