В. И.
Иохельсон
ПРЕДВАРИТЕЛЬНЫЙ ОТЧЕТ ОБ ИССЛЕДОВАНИЯХ
ИНОРДЦЕВ
КОЛЫМСКОГО И ВЕРХОЯНСКОГО ОКРУГОВ
(С картой маршрутов)
Читано в
заседании
Распорядительного Комитета Восточно-Сибирского Отдела
Императорского Русского Географического Общества
6-го октября 18797 г.
Я выехал из Якутска 5-го декабря 1894 года
и вернулся в Якутск 15-го июля 1807 года. Таким образом, в разъездах я
находился 2 года и 7 месяцев. За это время я совершил путь в 12.000 верст.
В Ср. Колымске я застал ожидавшего меня В.
Г. Богораза. На совещании, в котором принимал также участие бывший Колымский исправник
В. Г. Карзин, мы решили совершать наши поездки каждому отдельно, по различным
местам округа.
Разделение между мной и г. Богоразом работ
по районам и племенам, а не по областям, подлежащих исследованию вопросов, как
это сделали исследователи Якутского округа, оказалось необходимым в виду
обширности края по пространству, разбросанности и разноплеменности его населения.
Население края состоит из пришлых
народностей и аборигенов. Последние представляют собой осколки неизвестных древних
племен.
По выработанному на совещании плану г.
Богораз должен был заняться исследованием русского населения округа и бродячих племен
Нижне-Колымского района, в том числе чукоч, а мне предстояло исследовать
якутское население и бродячие племена Верхне-Колымской части округа, главным образом
юкагирское племя, как остаток древнего населения края.
В
конце 1895 г. В. Г. Богораз доставил мне образчики слов и фраз наречия бродячих
родов Колымской тундры, наречия. известного там у русских под именем тунгусского,
а у якутов — хангайского языка. Я тогда настолько уже ознакомился с юкагирским
языком, что наречие это мне показалось диалектом юкагирского языка.
Заинтересованный этим я решил включить в свой район исследования бродячие роды
Колымской тундры к западу от р. Колымы. В свою очередь ознакомление с
хангайским языком действительно оказавшимся юкагирским наречием, побудило меня
обратный свой путь из Колымского округа совершить не по казенному тракту, через
Верхоянск, а но тундре, через устье Индигирки, с. Казачье и Булун с тем, чтобы
собрать данные по вопросам о современном расселении тундренных бродячих племен,
о западной границе распространения юкагирских родов и о господствующих по
тундре между Колымой и Леной наречиях.
Таким образом в известной степени и
Верхоянский округ вошел в район исследования.
Вся моя экскурсия в Колымский и отчасти в Верхоянский
округ состояла из 8 отдельных поездок.
За Исключением первой поездки, из Якутска, исходным
пунктом для каждой из них служил г. Ср. Колымск.
Маршруты всех поездок, отмеченных на
приложенной при сем карте [* Пунктирная линия на карте показывает посещенные места
вообще, но не указывает вторичного посещении того или иного места и также
обратных путей. То и другое указывается в перечне поездок.], суть:
1) Якутск — Верхоянск — Средне-Колымсв,
2.300 верст, от 5-го декабря 1894 г. до 25-го января 1895 г.
2) Средне-Колымск — урочище Сен-Кель — озеро
Чичератах и обратно, 600 верст, 25-го февраля —16-го апреля 1895 г.
3) Средне-Колымск — урочище Олбут — озеро
Ружниково — заимка Быстрое — Средне-Колымск, 840 верст, 7-го мая — 19-го июня 1895
г.
4) Средне-Колымск — Верхне-Колымск — р.
Ясачная — устье Нелемной — устье р. Поповой — р. Колыма — устье Нелемной — Верхне
— Средне-Колымск, 1,140 верст, 22-го июля — 6-го декабря 1895 г.
5) Средне-Колымск — урочище Родчево —
урочище Салгытер, Кен-Кель — Средне-Колымск, 900 верст, 27-го января —2-го
марта 1896 г.
6) Средне-Колымск — устье Омолона —
Нижне-Колымск — Анюйская крепост — Нижне-Колымск — устье Омолона — р. Омолон —
устье Омолона — Средне-Колымск, 1,580 верст, 17-го марта — 20-го июни 1896 г.
7) Средне-Колымск — Верхне-Колымск — р.
Ясачная — Прорва — р. Колыма — р. Коркодон — р. Рассоха — р. Коркодон — р.
Колыма — устье Нелемной — Ясачная — Верхне-Колымск — Родчево — Средне-Колымск,
2,070 верст, 27-го июля — 7-го декабря 1896 г.
8) Средне-Колымск — Сенкель — оз. Тонгор — р. Алазея — уро-чище Карактах
— озеро Байкал-Кель — Карактах — ур. Бысытах — хребет Пелевой, — р. Иерчен — Алаиха
— Русское устье — Алаиха — с. Казачье — Булун — Кумахсур — Булун — Жиганск —
Якутск, 2,929 верст, 15-го января — 15 июля 1897 г.
Время, между указанными поездками, проведенное
в Средне-Колымске уходило на просмотр и приведение в порядок дорожных записей,
на чтение и выписки из архивных дел [* В составлении выписок из архивных дел мне оказал существенную
помощь проживавший в Средне-Колымске М. М. Поляков.], на свидания с г.
Богоразом [* За все
время наших работ мы с г. Богоразом по экспедиционным делам съезжались 3 раза.
Два раза в Средне-Колымске — между моими 1-й и 5-й, 7-й и 8-й поездками и раз в
Анюйской крепостце, весной 1890 г.], составлении отчетов и на снаряжения
в дорогу.
Каждый отъезд из Ср. Колымска был связан с
массой забот. Требовалась хозяйственная распорядительность и
предусмотрительность на полгода, вперед. При ограниченности средств все это
было не легко. Надо было запасаться самыми необходимыми вещами, как сухари, свечи,
чай. табак, некоторые предметы для обмена и мелочи для подарков. Всегда
приходилось кормить несколько человек, а чаем и табаком довольствовать целые
поселки и запасы довольно правильно кончались ранее предположенного времени.
Не мало времени при отъездах и кочевках
отнимала упаковка вещей. Нужно было сообразоваться со временем года,
особенностями пути, средствами передвижений, количеством гребцов, лошадей,
оленей или собачьих нарт.
Собственно экспедиционные работы касались главным образом юкагиров и в той или
иной степени — других бродячих родов и якутского населения северных округов
Якутской области.
Якуты.
Начну с исследования якутов, как работы для
меня второстепенной. Исследованием якутов но специальным областям вопросов
занимались экскурсанты Якутского округа. Поэтому я решил главное внимание
обращать на экономическое положение якутского населения, так как условия жизни
и быта северных якутов во многом отличаются от жизни их сородичей в южных округах
области, хотя колымских якутов, за немногими исключениями, надо еще считать
скотоводами.
Для изучения колымских якутов я совершил 3
поездки (вторую, третью и пятую) в наслеги: Эгинский и Отдельно-Байдунский, 8-й
Мятюжский, 4-й Мятюжекий и 1-й Байдунский.
Эгинский и Отдельно-Байдунский наслеги
расположены к ССЗ. от Ср. Колымска, в низменной стране озер, связанных между
собой целой сетью висок, впадающих в реки Б. Чукочью и Алазею. Главное занятие
жителей — рыболовство на озерах, но хозяйство их смешанное. Есть у них в весьма
ограниченном количестве конный и рогатый скот. Ездовые собаки имеются в каждом
хозяйстве. Олени — только у 2-3 человек. Якутов оленеводов раr ехеllenсе в Колымском
округе нет и скотоводство как отрасль хозяйства достигает в указанных наслегах,
по сравнению с другими округами области, своего северного предела. Северные
части этих наслегов уже расположены по границе лесов под 68° - 69° с. ш. и
соприкасаются с территорией тундренных бродячих родов. В этой экскурсии я
большую часть времени провел в урочище Сенкель на берегу озера того же имени,
как центральном пункте для обоих наслегов. Из Сенкеля я совершал небольшие поездки
в ближайшие якутские урочища и отдельную поездку к озеру Чичератах (70 в. к СЗ.
от Сенкеля) для вскрытия находившейся там висячей могилы (арангас).
Третий Мятюжский наслег тоже расположен к
ССЗ. от Средне-Колымска, но южнее предыдущих 2-х наслегов. Большую часть
времени в этом наслеге я провел на урочище Олбут (160 в. от Ср. Колымска и 20
в. к западу от р. Колымы) — местожительстве головы Колымского улуса. Якуты 3-го
Мятюжского наслега больше других приходят в столкновение с русским населением.
Здесь часто встречаются якутско-русские метисы. Небольшая часть якутов
сделались речными жителями, между которыми есть люди бесскотные, живущие
исключительно рыбным промыслом, но в общем скотоводство более развито чем в первых
2-х наслегах.
4-й Мятюжский и 1-й Байдунский наслеги
расположены в Верхне-Колымской части округа. Южный предел этих наслегов, да и
вообще — якутского населения округа составляет по р. Колыме устье р. Ясачной.
По р. Ясачной последнее якутское урочище — Карбаское находится в (50-ти верстах
от Верхне-Колымска на левом берегу реки [* В верховьях рр. Ясачной и Нелемной и на устьях рр.
Балыгачан, Заимчан, Буюнды и др. притоков верхнего течения Колымы находятся
отдельные якутские жилища и даже урочища в 2-3 юрты, но это недавние выходцы
Багаянтайского улуса Якутского округа, отделенные от самых южных своих
сородичей Колымского края расстоянием в 500 и больше верст.].
Верхне-Колымск тоже расположен на левом берегу р. Ясачной в (5-7 верстах от
устья, а не на Колыме, как можно было бы думать по названию. На правом гористом
берегу р. Ясачной якутских жилищ нет.
По всей Колыме якуты тоже почти
исключительно живут к западу от Колымы на так называемой земляной стороне,
низменной. Восточный берег, гористый или каменная сторона, посещается только
якутами-промышленниками во время охоты. Исключением из этого положения составляют
в нижнем течении Колымы несколько обрусевших якутских семейств по Большому Анюю
и несколько семейств рыболовов к югу от устья Омолона, а в указанных двух наслегах
— несколько урочищ со «скотными» жителями на правой стороне Колымы в 70-80 в. к
северу от Ясачной. Среди них самым большим и центральным поселком является
урочище Родчево. Здесь горы на 30 и больше верст отходят от берега к востоку,
оставляя ровное пространство, покрытое лесами, лугами, кочками, болотами и
озерами и со стороны реки оканчивающееся высоким земляным яром.
На урочище Родчево в особо устроенной для
того юрте происходят два раза в год собрания обоих наслегов. Присутствовать на
одном из этих собраний и было целью моего приезда.
Территория обоих наслегов не разделена, на
многих урочищах есть люди и того и другого наслега, между которыми покосы делятся,
но у каждого наслега свой князец и отдельная раскладка повинностей.
С Родчева обратно в Ср. Колымск я поехал не
по реке, а так называемой горной дорогой, к западу от Колымы, через урочище
Кеннель, посетив несколько юрт выселенных из урочищ и отдельно живущих
прокаженных.
У якутов 4-го Мятюжского и 1-го Байдунского
наслегов скотоводство более развито чем в северо-северо-западной части округа,
но зато озера менее богаты рыбой. Здесь зимой главной пищей якутов служит
мелкая рыбка мунда (рhохіnus
реrenurus), которой не едят в области северных озер. Ее там и за рыбу не
считают, называя червью. В районе
этих же наслегов наиболее распространено потребление суррогатов пищи в виде
лиственничной заболони.
В своей последней поездке, восьмой, я
получил возможность ознакомиться еще с одним якутским районом, самым западным в
округе и наиболее богатым скотом, с преобладанием конного. На одном урочище
этого района Карактахе, в 1-м Кангаласском наслеге я провел 2 недели. Карактах
расположен в 130 в. к северу от казенного тракта между рр. Алазеей и ее
притоком Россохой. В 180 в. от Карактаха к западу находится последнее якутское
урочище Колымского улуса — Бысытах. Надо заметить, что официальной границей
Колымского и Верхоянского округов считается р. Алазея.
Для получения данных по экономическому
положению колымских якутов я произвел в исследованных районах похозяиственную
перепись 65 хозяйств, по специально отпечатанной для этой цели карточке. В
карточку входят рубрики: состав семьи; постройки; количество скота, собак,
оленей; орудий или рыбного промысла и охоты; количество упромышленной рыбы,
птицы, зверей, оленей и т. д.; расход, доход и задолженность. По этим карточкам
и другим записям можно составить себе представление о распределении покосов и о
внутренней раскладке повинностей по 4-х классной системе, из которых первые 3
класса обложены в отношениях 5 : 3 : 2. а последний составляет не обложенный
класс неимущих ытымнитов, пользующихся общественной благотворительностью. Кроме
того, на карточках в виде отдельных примечаний имеются сведенія о движимом
имуществе, об удивительной запутанности экономических отношений, о кабале бедняков,
задолженности и бедности массы вообще, об ужасной тяжести сверхсметных поборов
и повинностей, из которых самой дорогой и тяжелой, при малонаселенности края,
является подводная, о приемах и вреде кредитной формы обмена, о нежелательности
ввоза спирта и т. д.
Мной собраны сведения и по другим вопросам
этнографии колымских якутов, как о верованиях, о браке, сватовстве, по обычному
праву, о суевериях, связанных с беременностью, о родах, и т. д. Материал этот
разумеется очень далек от требуемой полноты, но в указанных отношениях его
обработка может выяснить перемену в быте и правах якутов Колымского округа,
происшедшую под влиянием природы и соседства с другими племенами.
В антропологическом отношении я собрал
сведения о 45 субъектах по отдельным листам, в которые входят 48 измерений,
описательные признаки и особые примечания. Этот материал я намерен передать для
обработки моему товарищу по экспедиции, Н. Л. Геккеру, специальная задача
которого была антропологическое изследование якутов.
Восьмая поездка мне также дала возможность
ознакомиться с бытом якутов двух северных улусов Верхоянского округа —
Устьянского и Жиганского.
После упомянутого урочища — Бысытах’а я встретил первых
якутов на Алаихе по Индигирке. Алаиха — селение якутов Устьянского улуса, южной
границей которого служит широта Ожогина, а западной — хребет Тас-Тумса.
За хребтом Тас-Тумса в сторону р. Лены уже
расположен Жиганский улус. Южной границей его служит широта Жиганска, а
западной р. Анабар. На островах же Ленского архипелага якуты этого улуса
севернее других племен Якутской области имеют постоянное жительство, между 73 и
74° с. ш.
Об Устьянском улусе я во время следования
собрал общие сведения, но на Булуне я в ожидании парохода прожил 2 месяца. Этим
временем я воспользовался, чтобы собрать более детальные данные об экономическом
положении улуса.
Для этой цели я просматривал архивные дела
Жиганской инородной управы и произвел образцовую перепись хозяйств из различных
частей улуса, из местностей расположенных около Жиганска, на устье Лены, на
островах Ленскаго архипелага, на рр. Оленеке и Анабаре.
Таким образом я составил себе представление
о разнице в типах хозяйств и условиях быта в зависимости от местных
особенностей.
Дальше мне придется указывать на
объякучивание в этих улусах Юкагиро-Ламутских родов. Тут же я замечу, что и
якуты, в свою очередь, не могли уйти от влияния климата и склада жизни
первобытного населения, но этот удивительный народ и в ассимилировании с новыми
условиями быта, сумел устроить компромисс, установив смешанный бродяче-оседлый
образ жизни.
В обоих улусах якуты перестали быть
скотоводами, сделавшись оленеводами, а в некоторых местах, как на Ленских
островах, собаководами, но кожаным бродячим шатром, урасой, они пользуются
только летом, отчасти осенью и весной.
Для зимнего же времени они на самый далекий
север занесли свою относительно теплую юрту с камельком. Это имеет громадное
культурное значение. Земля в качестве покосов и выгонов в этих улусах, за
отсутствием рогатого и конного скота, не имеет значения, и пользование ею уже
не служит мерилом для обложения. Классовая система для раскладки повинностей,
существующая с теми или иными изменениями у якутов всей области, не применяется
уже в этих улусах. Тут установился другой порядок внутренней раскладки
повинностей — равномерный, для работников особо и ревизских душ особо.
В числе материалов по Жиганскому улусу
имеются также сведения о звериных промыслах, о торговле и ее оборотах, и о положении
в улусе 2-х объякутевших тунгусских родов — Эжанского и Купского.
Наконец мной собраны данные по вопросу о
рыбных промыслах между Жиганском и устьем Лены. Сведения эти имеют важное
практическое значение, ибо Лена единственная река в Якутской области,
связывающая далекий север с южными хлебородными местами и рыбные богатства,
когда промыслы разовьются, могут служить к поднятию благосостояния речного
населения и улуса вообще, — если дело будет правильно поставлено. С увеличением
вывоза увеличатся покупательные средства населения. Главными причинами
убожества, частых голодовок и безнадежного положения населения всего севера
Якутской области надо считать недостаток в предметах для вывоза, отсутствие
путей, отрезанность от всего мира и в известной степени кредитная форма
торговли.
Из Жиганского улуса рыба вывозится в Якутск
и на прииски уже около 40 лет якутами-торговцами на каюках, а в последние 4
года вывозить рыбу начала фирма Громовой на пароходе. У меня собраны сведения о
характере того и другого вывоза, о положении и арендовании рыболовных песков, о
формах и способах самого промысла и о видах промышляемых в устье Лены рыб.
Юкагиры.
В настоящее время юкагирское племя ничтожно
количеством и, вопреки преданиям о его прежней многочисленности, есть основание
думать, что племя это никогда не было велико.
По данным 10-й народной переписи юкагиров
было около 1,500 человек [* В это число вошли 2 рода ламутских, кочующих к западу от
Индигирки Кунгурский и Тюгесирский. Вообще в официальных бумагах эти роды то
называют ламутскими, то юкагирскими.]. Теперь их значительно меньше. Я
не имел возможности переписывать посемейно все юкагирские роды, разбросанные по
весьма отдаленным друг от друга местам.
Из данных всеобщей переписи более или менее
точно будет известно число юкагиров. Но думаю, что теперь их не больше 700
человек.
Изучение языка, творчества, искусства,
нравов и быта такого маленького племени работа весьма неблагодарная в
практическом отношении; им можно заниматься только в интересах народоведения,
для которого безразлично, будет ли племя малочисленное или большое. Кроме того
через каких-нибудь 50 лет уже может быть поздно будет восстановлять язык,
религию, родовой строй и т. д. этого остатка древнего населения крайнего северо-востока
Азии.
Сведения об этом первобытном племени до сих
пор настолько ничтожны, что этнологи отказываются дать ему какое либо
определенное место в классификации племен.
К какой лингвистической группе принадлежит
юкагирский язык — еще не установлено. В этнографической же литературе
распространено мнение о его совершенном исчезновении. Даже барон Майдель.
бывший два раза в Колымском округе, должен был записать, доставленные им академику
Шифнеру, образчики юкагирских слов и фраз в обрусевшей юкагирской семье от
старухи, знавшей еще немного родной язык. А между тем в живом употреблении и
теперь еще имеются два самостоятельных наречия.
Для исследования юкагиров я совершил 4-ю,
6-ю, 7-ю и 8-ю поездки. В этих же поездках в связи с юкагирами я делал
наблюдения и над тунгусо-ламутскими родами. Поэтому сведения о последних родах
будут мной изложены в отделе о юкагирах.
В четвертой поездке я вместе с юкагирами
Ушканскаго рода поднялся от Верхне-Колымска вверх по р. Ясачной в карбасе. Следуя
за ходом омуля и часто останавливаясь для рыбнаго промысла, мы доехали до устья
р. Нелемной (по юк. Нунгäдäн), лев.
притока Ясачной (по юк. Чáхадäн).
На устье р. Нелемной и на 10-ти верстном
расстоянии вверх но реке Ясачной расположены зимние поселки юкагиров Ушканского
рода (Чолгоро Міібä) и объюкагиревшей части 2-го Дельянского ламутского рода. В этих поселках
я прожил несколько месяцев: август - ноябрь.
С устья Нелемной я совершил зимним путем
небольшую экскурсию вверх по Ясачной, выехал на р. Колыму и поднялся по р.
Поповой (по юк. Нятвäн), лев. притоку Колымы. Цель этой поездки было ознакомиться с промыслом
лисиц, белок и др. зверей в этом районе. Против устья р. Поповой висел, на
скалистом крутом берегу р. Колымы, древний
юкагирский деревянный идол. Я снял его и увез с собой, записав
относящиеся к нему легенды и молитвы.
Задача шестой поездки заключалась в
собирании сведений об обрусевших Нижне-Колымских юкагирских родах — трех родах
Омотских и Первом Омолонском, — об их вымирании, их прошлом и настоящем.
В этой же поездке я занимался изучением
тундренного юкагирского наречия. Я раньше предполагал весной поехать для этой
цели на тундру с тем, чтобы летом вернуться в Ср.-Колымск, но за отсутствием
нужных средств я должен был отказаться от этой поездки. Я поэтому устроил так,
что одно тундренное семейство юкагира 1-го Алазейского рода Иннокентия
Ягловского приехало ко мне на устье Омолона. Семейство это состоит из мужа,
жены и 2-х холостых сыновей. Один из сыновей был отправлен на тундру с оленями
на лето. Старика же я снабдил рыболовными снастями и он прожил на реке, питаясь
рыбным промыслом, до осени. Я с ними прожил больше двух месяцев — апрель, май и
часть июня 96 года.
В седьмой поездке я из Верхне-Колымска в
отдельном карбасе и в сопровождении 2-х коркодонских юкагирских семейств в двух
других лодках поднялся вверх по р. Ясачной и по рукаву р. Колымы, называемому
Прорвой и впадающему в Ясачную в 20-ти в. выше ее устья, образуя таким образом
вместе с Ясачной и Колымой дельту, я вышел на р. Колыму, по которой поплыл
вверх до устья Коркодона (около 400 в.). Затем я поднялся по Коркодонѵ (по юк.
Хорходонъ) до устья притока его — Рассохи (по юк. Ачуодäн) и около 10 верст по самой Рассохе (всего
несколько более 100 верх).
По Коркодону и его притокам кочуют жалкие
остатки 2-х родов, раньше называвшихся Рыбниковским и Нартенным родами. Остатки
первого рода, теперь причислены к Омолонскому роду, а второго к Ушканскому.
Всего на Коркодоне около 60 душ.
На рр. Рассохе и Коркодоне я прожил
сентябрь - октябрь и половину ноября мес. 1890 г. На Коркодоне, как в наиболее
глухой части округа, сохранилось больше пережитков древнего быта и преданий,
чем на Ясячной.
Вся юго-восточная часть Колымского округа
представляет еще край совершенно неисследованный. Маршруты экспедиций
Биллингса, барона Майделя и Черского лежали далеко к западу от этой области.
Отчеты, командированных для исследования Колымско-Гижигинского пути в 1889 и
1893 гг., чиновников Карлина и Меликова не были опубликованы. Маршруты гг.
Карлина и Меликова совпадают с моим до устья Коркодона. Сведения, собранные
мной, касаются как дальнейших маршрутов гг. Карлина и Меликова, так и тех
путей, по которым Гижигинские ламуты и коряки кочуют в Колымский округ.
Пространство пройденное мной между Ясачной
и Коркодоном, также места к югу от Коркодона до урочищ упомянутых раньше якутов
в верховьях Колымы, совершенно пустынны и безлюдны. Только зимой на западный
хребет выходят несколько семейств индигирских ламутов, а на восточный —
гижигиских и там и сям разбредаются коркодонские и ясачные юкагиры.
Направление моего пути, между Ясачной и
Коркодоном, по р. Колыме было юго-восточное с некоторыми уклонениями на
восток-юго-восток. Дорога же по Коркодону до притока его Рассохи шла прямо на
восток.
Долина реки Колымы к югу от устья р.
Ясачной, т. е. более 1,100 в. от океана, отличается еще значительной шириной и
Колыма еще является большой рекой с многочисленными островами, мелями и
притоками, но не значительной глубиной и весьма быстрым течением. Долина реки
пролегает по северному склону обширного плоскогорья, на котором возвышаются
отдельные хребты. Сейчас за Ясачной она имеет вид довольно обширной равнины. На
левом берегу, отлогом, покрытом дресвой и мелкой галькой, только издали виднеются
отроги хребта Улахан-Чистая, на котором берут начало Ясачная и Нелемная. На
правой стороне горы отступают к востоку и холмистый берег образует крутые и
осыпающиеся земляные яры, покрытые лиственничным лесом. Но верстах в 80-ти от
Ясачной горы с востока подходят к самой реке; то они образуют куполообразные
вершины с покрытыми лесом склонами, то представляют причудливых форм обнажения
выветрившихся осадочных горных пород — известняков и песчаников. К югу же от
устья р. Поповой на правом берегу Колымы являются обнажения изверженной породы
[* Образчики горных
пород доставлены в музей Отдела.]. Тут горы с запада ближе подходят к
берегу, а около Коркодона хребты и с востока, и с запада подходят к реке,
долина ее суживается и вся местность принимает характер настоящей горной
страны.
Об отдельных вершинах и сопках этих хребтов
и об их любовных похождениях сложены юкагирами романтические легенды, как о
живых существах различных полов.
Горы на левом берегу Коркодона скоро начали
переходить в холмы и земляные яры, горизонт стал открытым, а на правом берегу
беспрерывно тянулись вершины отрога Колымского хребта.
Река Коркодон по расспросным сведениям с
самых верховьев течет на запад, вытекая из озера Кöндäнгä (это ламутское название по юкаг. — Нäiджідамунäлбон) к северу от истоков
Омолона, берущего начало южнее, из другого озера, ламутами называемого Арáнäі. Верхнее течение Омолона имеет северное
направление и продолжение Коркодона по прямой пересекало бы Омолон под прямым
углом. На картах же верховья Омолона нанесены к северу от Коркодона.
В то время как к северу от Коркодона, в его
верхнем течении, расположены лесистые хребты, к югу от него и там, где
находятся истоки Омолона и Коркодона, местность, по словам ламутов,
представляет обширную равнину, лишенную древесной растительности и покрытую озерами,
травой и мхами.
По всей вероятности эта равнина
представляет восточную часть обширного Оймяконского плоскогорья, на котором из
одного озера, по словам ламутов, берут начало Колыма и Индигирка. Как
отсутствие древесной растительности, так и то, что летом там скапливаются
богатые ламуты со стадами оленей, одинаково указывает на значительную высоту
этой плоской возвышенности над уровнем моря. Кроме того, по словам ламутов,
подъем на Становой хребет, крутой со стороны Гижиги, почти не заметен со
стороны этой равнины.
Из Гижиги к устью Рассохи на Коркодоне
ламуты прикочевывают, ночуя 20-23 раза и делая в день средним числом 15-20 или
несколько более верст. Одна коркодонская юкагирка, вышедшая замуж за гижигинского
ламута, начертила для меня на бересте весь свой маршрут. Обратный свой путь с
Коркодона я совершил в средине ноября на якутских лошадях, нанятых еще летом и
пришедших за мной из Верхне-Колымска. По дороге я с Колымы еще раз заехал на
устье Нелемной, чтобы в последний раз повидаться с ясачными юкагирами и
проверить некоторые записи. Дорога между устьем Рассохи и Нелемной продолжалась
14 дней с ночевками на снегу и другими приключениями.
В последней своей поездке, восьмой, о
которой я уже упомянул, когда говорил о якутах, я задался целью проследить по
всей тундре между рр. Колымой и Леной влияние друг на друга тунгусо-ламутских и
юкагирских родов, собрать данные об их наречиях, бытовых особенностях и
дополнить свои знания тундренного наречия юкагирского языка. К сожалению
необходимость взять на себя обязанности счетчика по переписи бродячих родов
между Колымой и Индигиркой отняла у меня много времени, которое я бы мог
употребить на пополнение своих материалов.
Во всех поездках я вел двоякого рода
записи: специальные — по каждой области вопросов исследования в отдельности,
как по лексикологи, фольклору, грамматике, антропометрии, по хозяйственной
переписи и т. д. и путевые — в виде дневников. В них я вносил все, что казалось
мне интересным, без соблюдения какой бы то ни было системы. Факты по обычному
праву, религиозным верованиям, семейным отношениям, нравам, обычаям и т. д. я
заносил в том порядке, в котором их узнавал, отмечая только на полях, к какому
отделу данное сведение относится. В них я также вносил общие впечатления пути,
характер местности, растительности, названия рек, озер, висок и т. д.
На основании этих записей я постараюсь
сделать сводку того, что мной сделано в той или другой области вопросов по
исследованию юкагиров и, в связи с ними, других бродячих родов.
Язык.
Язык и фольклор по своей трудности занимали в первоначальной программе
незначительное место. Предполагалось ограничиться собранием известного
количества слов и фраз по каждому наречию и записью в пересказе некоторых
сказок и других образцов народной словесности. На деле же оказалось, что без
знания языков немыслима этнографическая работа, если не считать таковой чисто
внешние наблюдения над бытом — наблюдения, вводящие нередко в заблуждение
путешественников.
Без знания языка всякое старание понять дух
народа невозможно. Изучение местных наречий таким образом, как средство,
оказалось необходимым, но средство это в конце концов само обратилось в цель.
За пониманием одной формы следовало проникновение в другую, пока все строение
языка не стало ясным и не оказалось возможным правильно записывать тексты. На
изучение двух наречий юкагирского языка я потратил больше половины времени,
проведенного мной в Колымском округе. Начну с системы изучения языка. Прежде
всего нужно было овладеть запасом известного количества слов. Для этого я
составил в алфавитном порядке список слов, применяясь к быту юкагиров, и стал
подбирать значение этих слов по-юкагирски. Список этот скоро оказался
недостаточным, пришлось постепенно расширять его, пока не составился объемистый
словарь в 7.000 слов. Собрав значительный лексикологический материал. я мог уже
разбираться в грамматических формах. В этом отношении мне значительную помощь
оказало знание юкагирами и моим казаком якутского языка, с которым я знаком, но
с другой стороны относительно форм, которым в якутском языке нет соответствующих,
знание это затрудняло их понимание. Некоторую помощь в этом отношении мне также
оказало и то, что мой юкагирский переводчик Алексей Долганов, учившийся раньше
в Верхне-Колымской школе, знает 200-300 русских слов, которыми он пользовался
весьма ловко. Со всеми же формами языка я освоился только в конце второго года
его изучения; особенно трудно было одолеть юкагирский глагол. Значение некоторых
форм я не мог понять ни при помощи якутского перевода, ни тем более при помощи
перевода Долганова по-русски. Все многочисленные запутанные глагольные формы
были поняты и основы найдены только после многократных упражнений в записывании
и чтении текстов, а главное после разговорной практики. Еще труднее было ўсвоить
и понять фонетику. Выдыхательные согласные препятствуют слуху отчетливо
различать предшествующие им или последующие гласные, а характерная особенность,
заключающаяся в том, что некоторые звуки произносятся различно в зависимости от
пола и возраста говорящего, долго мешала мне ўстановить алфавит и транскрипцию
его элементов. Последняя особенность еще резче выступает в чукотском языке, так
что можно было бы подумать, что существуют два отдельных наречия — мужское и
женское.
На общеюкагирском языке, который когда-то
господствовал по всей Колыме и ее притокам, теперь еще говорят: юкагиры по рр.
Ясачной и Коркодону, числящиеся теперь одним родом — Ушканским и живущая с
этими юкагирами безоленная часть 2-го Дельянского ламутского рода — всего около
200 чел.; часть 2-го Омолонского рода, человек 25, живущая на р. Омолоне, в
среднем его течении, около 700 в. от устья; более значительная часть этого рода
совершенно обламутилась; наконец на ўстье р. Омолона в 1-м Омолонском роде,
обрусевшем, знают еще родной язык 2 человека: Василий Востряков и женщина,
вышедшая замуж за мещанина Ганушина.
Остатки трех Омотских, или Омоцких [* Омоцких будет более в
духе словопроизводства рус. языка, ибо оно производится из слова омок, как от
грек — грецкий.], как говорят по Колыме, родов вполне обрусели.
Более подробные сведения о 2-м Омолонском
роде мне доставлены г. Богоразом; но совершенно случайно я получил возможность
сравнить наречие этого рода с верхне-колымским. В стойбище прикочевавшего в
1896 г. в Средне-Колымск чукотского тойона Эйгелина я нашел юкагира 2-го
Омолонского рода Щербакова. Я свел его с ясачным юкагиром Алексеем Долгановым,
которого я держал при себе 1½ года, чтобы изучить юкагирский язык [* Долганов был со мной во
всех поездках, начиная с августа 1895 г. по февраль 1897 г.], и они
вполне свободно между собой разговаривали. Точно также и я понимал Щербакова
постольку, поскольку я тогда ўже понимал Долганова. Я заметил только весьма
легкий оттенок в произношении того или иного звука и незначительную разницу в
употреблении некоторых слов. Но не надо забывать, что эта часть 2-го
Омолонского рода окружена ламутскими родами и чукчами и отделена от нижне- и верхне-колымских
юкагиров расстоянием в 700, 1.000 и больше верст.
Наречие омолонских юкагиров совершенно
тождественно с верхне-колымским. Только Востряков некоторые звуки произносит
тверже. Эти особенности надо объяснить тем, что на Омолоне язык перестал быть
живым.
При совместном содействии Долганова и
Вострикова, я, во время пребывания на ўстье Омолона, продолжал работы по
составлению словаря и собиранию материалов для грамматики. К сожалению знание
Востряковым русского языка нисколько не помогло мне выяснить затруднявшие меня
тогда формы языка, Несмотря на все мои старания он не мог мне передать по-русски
значение различных оттенков в глагольных формах, которые мне потом удалось
уяснить себе путем практики.
Воздерживаясь до окончательной обработки
лингвистического материала от каких либо попыток классифицировать юкагирский
язык, я, на основании знания в известной степени якутского языка и знакомства
по Кастрену с грамматическим строем тунгусского, могу только заметить, что в
строении юкагирского языка отсутствуют элементы, характеризующие ўрало-алтайскую
группу вообще.
Гласных звуков в нем очень мало, а из
согласных большую роль играют выдыхательные.
Язык, хотя главным образом пользуется для
выражения грамматических отношений суффиксами, но допускает также и префиксы.
Притяжательный элемент в глагольных
суффиксах отсутствует, а в именных он слабо развит. Им пользуется только 3-е
лицо. Третье лицо в языке играет вообще особую роль. После него, когда оно
служит подлежащим, прямое дополнение имеет отдельный суффикс и есть действия,
самое понятие которых выражается особым словом, отличным от выражения того же
самого действия для 1-го и 2-го лица. Каждый глагол имеет три спряжения, но
только 2 времени — совершенное (настоящее - прошедшее) и несовершенное
(будущее).
На тундренном наречии юкагирского языка
говорят 4 тундренных рода Колымского округа: 1-й Алазейский юкагирский род по
р. Б. Чукочьей; Тунгусский-Бетильский, своей численностью превосходящий все
остальные три рода, между Чукочьей и р. Алазеей; 2-й Алазейский юкагирский и
2-й Каменно-Ламутский на Алазее и к западу от Алазеи. Всего около 3000 человек.
Впрочем семейства 2-х последних родов, кочующих к западу от Алазеи, уже плохо
знают по-юкагирски, но в бродячих родах по Индигирке есть несколько человек
знающих по-юкагирски. Знают этот язык также несколько человек чукоч западной
тундры, имеющих жен тунгусок и юкагирок.
На ўстье Омолона я окончательно установил,
что наречие, на котором говорят тундренные роды, не тунгусское, а юкагирское,
но диалектически значительно расходящееся с общеюкагирским языком.
Верхне-колымский юкагир Долганов и тундренный — Ягловский друг друга сначала не
понимали и объяснялись между собой по-якутски или по-ламутски. И тот и другой
знают оба языка. Долганов, как и я, в первое время в тундренной речи улавливали
отдельные знакомые слова, но смысла, ее мы не могли понимать. Впоследствии у
Долганова и Ягловского образовался особый юкагирский жаргон, на котором они
объяснялись. Собственно говоря, Долганов говорил на своем наречии, вставляя в
свою речь то или другое тундренное слово; Ягловский говорил на своем наречии,
несколько его коверкая, в угоду Долганову. Но они друг друга научились
понимать.
При помощи Ягловскаго и Долганова, в
качестве переводчика, я составил словарь и собрал материал по грамматике
тундренного наречия. Долганов уяснял себе значение тундренных слов через
посредство якутского и ламутского языков, а мне он передавал
по-верхне-юкагирски [*
В этой поездке у меня не было казака-переводчика якутского языка, т. к. я не имел
в нем надобности.].
Впоследствии, на тундре, при помощи того же
Долганова и тунгуса Бетильского рода Данилы Третьякова, бывшего родового
князца, я проверил и пополнил составленный на Омолоне словарь и другие
материалы. В этих занятиях для меня все больше выяснялись формы и
словообразования общеюкагирского языка и отличия их от тундренного наречия.
Особенности тундренного наречия суть
главным образом фонетические. Большинство же основ языка и вся его грамматика
чисто юкагирские. Язык впитал в себя известное число тунгусских слов, но в
своем дальнейшем словопроизводстве слова эти подчиняются законам грамматики
юкагирского языка. Кроме того, многие верхне-юкагирские слова употребляются на
тундре в несколько ином значении.
Для сравнительного изучения обоих наречий
юкагирского языка я составил параллельные тексты: с 4-х тундренных текстов я
сделал подстрочный перевод на верхне-юкагирский язык, а 2 верхне-юкагирских
сказки я перевел на тундренное наречие.
Таким образом мы видим, что тунгусы и
ламуты Колымской тундры вполне обюкагирели по языку.
От Алазеи к западу, там где семейства
бродячих родов Колымской тундры сталкиваются с таковыми же семействами
Верхоянского округа, ламутский язык уже начинает вытеснять юкагирский.
Надо заметить, что разница в словах
«ламутский» и «тунгусский» имеет какое-либо значение по отношению к названиям родов,
по отношению же к языку это синонимы. Все тунгусо-ламутские роды, виденные мною
между Охотским морем (Гижигинские ламуты) и рекой Леной к северу от Верхоянского
хребта говорят наречиями одного языка — тунгусского, основы которого заложены в
грамматике Кастрена Grundzüge einer Tungusichen Sprachlehre [* Наречие
Олойско-Омолонских (к востоку от р. Колымы) каменных ламутов изучено В. Г.
Вогоразом.], за исключением 2-х родов Колымской тундры и части
2-го Дельянского рода в Верхне-Колымской части округа, усвоивших язык древнего
населения края.
На Индигирке только отдельные лица знают
несколько по-юкагирски. Юкагирские роды, кочующие в области рек Индигирки и
Хромы и приписанные к Устьянской Инородной Управе (Каменно-юкагирский,
Буяксирский, Кукуюрский и Тюгесирский [* Последние 2 рода, по всем данным, собранным мной, не
юкагирского, а ламутского происхождения, хотя в офиц. бумагах они называются
большей частью юкагирскими. Впрочем, все это ничего не говорит о типе.])
считают своим родным языком ламутский, вовсе не зная юкагирского, как и
ламутские роды.
Любопытно, что язык этот русскими [* Мещане селения Русское
Устье так же говорят по-ламутски, считая его юкагирским языком, как русские в
других местах области по-якутски.], живущими по Индигирке, называется
юкагирским, точно также как Колымские русские называют тундренное юкагирское
наречие тунгусским. Из этого видно, как ненадежна народная классификация
языков.
Но с другой стороны ламутский язык
указанного района заключает еще в себе юкагирские элементы и многие места
сохранили юкагирские названия.
На р. Яне уже нет никаких следов
юкагирского языка, хотя и сохранилось предание, что в старину там говорили на
другом языке, а к западу от Яны замечается уже вторичная ассимиляция юкагиров с
чужим племенем. Часть обламутившегося было Омолойского юкагирского рода, по р.
Омолою, как и ламуты к западу от Яны, разучились говорить по-ламутски.
Тоже самое в Жиганском улусе на р. Лене: 2
тунгусских рода — Эжанский и Купский, как Долганы Туруханского края, ничем не
отличаются от своих соседей якутов и тунгусский язык совершенно забыли.
Интересно наблюдать, как языкознание уменьшается
среди бродячих родов по направлению от Колымы к р. Лене. Тунгусо-юкагиры между
рр. Колымой и Алазеей являются, в большинстве случаев, настоящими полиглотами,
знающими юкагирский, якутский, ламутский и чукотский языки. Между Алазеей и
Иерчен (пр. Индигирки) они говорят на 3-х языках: ламутском, якутском и
чукотском. К западу от Индигирки они еще двуязычные люди — знают ламутский и
якутский языки, а к западу от Яны господствует уже только один язык — якутский [* В этих местах говорят
по-ламутски прикочевывающие на хребет Тас-Тумса каменные ламуты Верхоянского
улуса и на Лену тунгусы Вилюйского округа.].
Верхне-Колымские юкагиры трехъязычные люди.
По-якутски они говорят также хорошо, как по-юкагирски. Тоже самое можно сказать
и относительно ламутского языка. Только на Коркодоне есть несколько человек
плохо знающих по-якутски, а на Ясачной не все свободно говорят по-ламутски.
Часть 2-го Омолонского рода, сохранившая
еще юкагирский язык (по среднему течению р. Омолона), кроме юкагирского, знает
ламутский и также чукотский языки. Нижне-Колымские обрусевшие юкагирские роды
знают только по-русски.
Фольклор.
По народному творчеству все образцы записаны в подлиннике, за исключением 8-10
преданий, записанных в разное время без текстов, в пересказе.
Тексты
я стал записывать с самого начала изучения языка, но впоследствии оказалось
необходимым переписать те из них, которые были записаны в течение первого года.
Материал этого отдела по содержанию весьма
разнообразен и состоит из сказок, преданий, легенд, молитв, формул камланий и
сватовства, песен, загадок, рассказов и автобиографий.
Кроме данных для лексикологии и грамматики
языка тексты дают материал по древним верованиям юкагиров, родовому и семейному
строю и другим сторонам первобытной жизни. Среди текстов имеются героические
предания и легенды о борьбе между собой «сильных людей» (богатырей), о войнах с
ламутами и коряками, рассказы о шаманах, сказки о животных, весьма похожие на
басни, рассказы о морских чудовищах и о духах-людоедах в человеческом образе,
питающихся человеческим мясом. Есть наконец сказки, сюжет которых заимствован у
русских, но переделан применительно к юкагирскому быту и пониманию. Есть
несомненно и другие заимствования, есть затем сюжеты общие для народного
творчества племен всего северо-востока Азии, но выяснить это можно будет только
после сравнительного изучения и обработки текстов.
Юкагирская речь, в противоположность
якутской, не многословна. Она кратка, отрывиста и выразительна. Как и в
характере юкагира, в речи его чувство преобладает над суждениями. Язык любит
выражаться загадками. Все это затрудняет понимание образцов словесности.
Большинство предложений в текстах состоит из действий и объектов, а о субъектах
действий — о подлежащем, приходится догадываться по смыслу.
Такой же характер носят тексты, записанные
на тундренном наречии.
Интересно, что в обрусевших родах
сохранились такие же легенды и предания, рассказываемые по-русски, какие рассказывают
о своем прошлом верхне-колымские юкагиры, отделенные от первых расстоянием в
1,000 верст.
Верования.
По верованиям юкагиров, кроме материала, доставляемого текстами, собраны мной
от стариков и устные предания о древних религиозных воззрениях юкагиров.
Как во многих первобытных религиях культу
предков отведено первое место. Представитель семьи является в одно и тоже время
шаманом, т. е. представителем культа. После его смерти кости, очищенные от мяса
при особой церемонии, делятся между членами рода. Череп получал старший в роде.
Его ставили на деревянную форму, изображавшую человеческое туловище, одевали в
шаманский костюм и поклонялись как божеству, которое спрашивали об исходе
различных предприятий, которому молились, которое качали над дымом
жертвоприношений, которое называли тем же именем хоіл, каким ныне обозначают
Бога. Тени умерших родственников в Аібідзі ведут такую же жизнь в подземном
мире, как живые люди на земле, находятся с ними в общении и помогают на
промысле.
Не менее развито поклонение отдельным силам
природы. Есть остатки поклонения огню, солнцу, земле и воде. Земля наполнена
различными духами, между которыми главную роль играют духи охоты и покровители
животных (пäджул).
Им приносили в жертву собак. Есть рассказы о человеческих жертвоприношениях.
Наконец те виды животных, за которыми охотятся, тоже являются предметом
поклонения. На охоте существует целый кодекс правил, которым охотник
руководится.
В настоящее время все юкагиры крещены.
Старые космогонические представления и религиозные воззрения постепенно
исчезают или смешиваются с христианскими мифами, образуя своего рода двоеверие.
На тундре остатки чисто юкагирских верований
мы находим не только в юкагирских родах, но и у тунгусо-ламутских, принявших очевидно
юкагирскую культуру. В устье Яны я слышал тот же рассказ о том, как поступали с
шаманом после его смерти, какой я записал на Ясачной и Коркодоне.
Древний
юкагирский род и современные семейные отношения. Наряду и в связи с
верованиями у меня собран материал о древнем юкагирском роде или скорее
составной семье, как о территориальной группе, члены которой связаны были
кровными узами.
Весьма любопытные данные о первобытной
юкагирской семье дают как тексты, так и устные предания, записанные в пересказе.
Наконец современные семейные отношения немало еще сохранили пережитков старины.
Система родства имеет некоторое сходство с
приведенными Морганом системами родства североамериканских индейцев. Но
старшего брата отца уж не называют просто отец, а чомòäчіä, т. е. большой отец, а старшую сестру матери — не
просто мать, а чäммäі, т. е.
большая мать.
Существование матриархата — не в смысле
преобладания женщины, а как состояние семьи, когда кровного отца еще весьма
трудно было назвать — обнаруживается как в преданиях, сказках, системе родства,
так и в нынешних обычаях.
Отсутствие выкупа за невесту и каких бы то
ни было свадебных празднеств, обращение свата к родителям невесты с просьбой
«пустить к огню их очага юношу-сироту», поселение жениха в доме жены и другие
обычаи, обыкновенно характеризующие наиболее первобытную стадию развития
семейных отношений, и теперь еще существуют. С другой стороны есть немало
данных, которых нельзя подводить под какую-либо из существующих теорий о
первобытной семье. При преобладании, например, эндогамического брака и брака с
самыми близкими родственницами, имеется обычай неговорения между собой целых
групп родственников, кровных и не кровных. Этот обычай называется н’äхіjінгі.
Теперешние юкагиры не знают значения этого слова, но при помощи анализа
составляющих его элементов, я перевожу его «взаимно стесняются». По этому
обычаю не только тесть или теща с невесткой и зятем, но и братья между собой и
братья с сестрами не должны разговаривать. Несколько аналогичное положение.
называемое Кінпітті, занимает у якутов одна невестка. Кінпітті некоторые
склонны объяснить, как пережиток обычая умыкания, но если допустить, что это
объяснение верно, то к обычаю н’äхіjінгі оно совершенно не
подходит.
К этому отделу материалов я также причисляю
данные по социальному строю древних юкагиров, как отсутствие в прошлом каких бы
то ни было властей, положение в семейном роде старшаго члена (лігäjä шоромох), значение «сильных
людей» (тöнбäjà шоромох) на войне, искусных
промышленников (хангічä) — на охоте и военнопленных — работниковъ (по) — дома.
В семейных отношениях, после положения
женщины вообще, особенно интересно положение девушки, ее обязанности и правила
поведения.
Среди родов Колымской тундры тунгусо-ламуты
вместе с языком усвоили и многие юкагирские обычаи. Та же система родства. Тот
же эндогамический брак. Тот же обычай н’äхіjінгі, называемый на
тундренном наречии ман’äн’аjінгі. Но
некоторые обычаи уже являются смешанными. Существует калым (волäнг), устраивается брачное
пиршество, невеста переходит в дом жениха, но рядом с этим как пережиток
юкагирских обычаев осталось отслуживание жениха в доме родителей невесты в
течение нескольких лет.
Тоже самое мы замечаем в бродячих родах
области р. Индигирки, не говорящих уже по-юкагирски. Обычай н’ахijінгі существует и называется по-ламутски тункамäтäк, а в названиях некоторых родственников
сохранились юкагирские слова.
По всей тундре мы видим указания на то, что
при взаимном столкновении двух культур: пришлой — тунгусской и первобытной — юкагирской,
то одна, то другая берет верх, то устанавливается компромисс двух влияний.
К западу от Яны юкагирский обычай исчезает.
Там обычая н’ахijінгі не знают. Верхне-колымские ламуты хотя знают
этот обычай как юкагирский, но не признают его своим. Чисто ламутская система
родства уже совершенно иная, по сравнению с юкагирской, но одинаковая у
Гижигинских, Колымских и Верхоянских каменных ламутов.
Антропологические
данные. Рядом с изучением языка или на первом плане, как полагают антропологи,
является задача определения физического типа племени. Чтобы собрать какой-нибудь
материал по этому отделу я производил над юкагирами антропологические измерения
и наблюдения. К сожалению я не могу сказать, чтобы измерения эти были
многочисленны. Всего мной измерены 55 челов., из которых над 80 субъектами я
производил около 50 измерений, а над 25 лицами я произвел только измерения
головы и роста. Антропологические наблюдения занесены в те же листы и состоят
из определения цвета волос, глаз и кожи, особенностей телосложения, формы
различных частей черепа, носа, глаз, губ и зубов. Кроме того как в
антропометрические листы, так и в карточки нехозяйственной переписи, в виде
примечаний, занесены генеалогические сведения, данные о плодовитости,
смертности детей и болезнях. Относительно многих субъектов сделаны также наблюдения
над пульсом и дыханием и измерена сила рук при помощи динамометра.
О типе юкагира сказать что либо определенное
до обработки антропологического материала довольно трудно, но можно допустить
следующие общие замечания. Современного юкагира нельзя выделять в особый от
представителей тунгусо-ламутской ветви, монгольской расы тип. С последними
юкагиры настолько переплелись, что образуют смешанное племя. Череп юкагира
типично брахицефален. голова большая по сравнению с туловищем, другие расовые
признаки тунгусского племени выступают более или менее умеренно, иной раз резко,
как короткий нос, длинная верхняя губа, косое положение глаз, третье веко,
значительный скуловой диаметр и т. д. Тем не менее, можно указать на некоторые
особенности. Черные и жесткие волосы весьма редки, большей частью они
темно-русы и мягки. Точно также почти не встречаются черные глаза.
Преобладающим их цветом является карий различных оттенков. Круглое лицо редко
бывает плоско, а цвет кожи можно нередко встретить светлый, даже белый. Белолицых
и русоволосых женщин я видел как в Верхне-Колымском районе, так и в якутеющем
Омолонском роде к западу от р Яны.
В общем относительно юкагирского типа можно
сказать, что он оказался менее устойчивым, чем язык, но может быть, что
изучение материалов по тому и другому отделам даст какие-либо указания для
классифицирования племени.
С большинства измеренных мной лиц я снял
портреты фас и профиль, от 12-ти субъектов я взял образчики волос.
Из осмотренных мной и различных по устройству
и типу 11-ти надземных могил — древне-юкагирских, тунгусских и одной якутской —
я достал 7 черепов и 1 костяк.
К этому отделу я причисляю также данные по
вопросу о вымирании некоторых юкагирских родов, сведения о беременности, о
родах и воспитании детей, о суевериях, связанных с беременностью, об обычных
приемах при разрешении от бремени, о понятии юкагиров о некоторых
физиологических процессах, болезнях и способах их лечений.
Материальный
быт и экономическое положение. По материальному быту собраны сведения о
занятиях, промыслах, образе жизни, о жилищах, кочевках, пище и т. д.
Первобытная жизнь типичного охотничьего
племени собаководов сохранилась только в Верхне-Колымском районе. Остальные
роды, — за исключением нижне-колымских юкагиров, обрусевших рыболовов, живущих
почти оседло, — надо полагать, заимствовали оленей от ламутов; но и у них олени
главным образом служат только для перекочевок. Каков бы ни был быт северных
инородцев Якутской области, за исключением оленных чукоч к востоку от Колымы и некоторых
ламутских родов, у всех из них рыбный промысел — на озерах и реках — как
средство питании, преобладает над всеми другими занятиями [* Даже богатые оленеводы
чукчи посещенного мною участка между рр. Алазеей и Индигиркой обзавелись сетями
и научились промышлять на озерах рыбу. Этот участок впрочем довольно быстро
усваивает ламутскую и якутскую культуру. Жен эти чукчи главным образом покупают
у ламутов или тунгусов и дети их уже являются двуязычными, они также хорошо
знают по-ламутски, как по-чукотски. Некоторые чукчи говорят по-якутски, есть
знающие юкагирское наречие. Я видел одного чукчу, женатого на тундренной
тунгуске, свободно говорящего на 4-х наречиях.].
Чтобы выяснить современное экономическое
положение юкагиров и их экономические отношения я произвел среди
верхне-колымских, омолонских и тундренных юкагиров перепись хозяйств различных
типов по особо составленным карточкам, в которые входят рубрики: состав семьи,
возраст, жилище, рыболовные снасти, улов рыбы, количество собак или оленей, орудия
охоты, промысл птиц, зверей и других животных; заработки, ясак и другие
расходы, задолженность, опись хозяйственных вещей и некоторые примечания, указывающие
на убожество, первобытность и простоту современного экономического строя
немногочисленных остатков юкагиров, но в то же время — на запутанность и
трудность его понимания. В сохранившуюся во многих отношениях
коммунально-родовую жизнь то там, то сям врываются индивидуалистические
стремления, привитые русской и якутской культурой.
К этому отделу я причисляю также сведения,
собранные о форме и способах промысла и о видах промышляемых рыб по рр. Колыме
с притоками. Б. Чукочьей, Алазее, Шандроне, Индигирке, Хроме, Яне и Омолое и на
озерах в различных районах и сведения о том, какое племя на какой реке
промышляет.
Искусство.
Юкагиры любят украшения. Трудно теперь восстановить вполне древне-юкагирский
костюм, но вышивки, украшения и покрой современной одежды заимствован у
ламутов. Только орнамент отличается от узоров южных тунгусов тем, что в нем нет
кривых линий. Тоже самое мы видим и у северных ламутов прямые линии
преобладают.
Но в юкагирском быту сохранилось искусство,
имеющее весьма важное значение для древней культуры. Это письмена на бересте.
Письмена распадаются по форме на любовную переписку при помощи условных
изображений человеческих фигур, настоящее иероглифическое письмо, при помощи действительных
изображений предметов, и на чертежи маршрутов по рекам, которые можно
рассматривать как зачатки географических карт.
В заключение всего сказанного можно было бы
придти к выводу, что, если по физическим свойствам юкагиры приблизились к
тунгусской ветви монгольской расы, то по своей духовной культуре (язык, верования,
письмена и т. д.) и социальному строю они имели много общего с охотничьими
племенами северной Америки.
---
Необходимо упомянуть о материальной стороне
дела. На изучение Колымского и отчасти Верхоянского округов, из сумм,
пожертвованных И. М. Сибиряковым на якутскую экспедицию, было первоначально
ассигновано 2500 рублей. Из них мной израсходовано 1430 руб., а В. Г. Богоразом
1070 руб. Так распределена была первоначальная ассигновка потому, что для меня
требовался отдельный расход на проезд из Якутска в Средне-Колымск и обратно.
Если вычесть из первоначальной ассигновки 650 руб. общих расходов на пособия
(книги и инструменты) и фотографию, поглотившую около 500 руб., то сумма,
каждого из нас уменьшится на 325 р. Большая часть средств тратилась во время
передвижений. Каждая поездка обходилась в 250-500 р. и больше. Самыми дорогими
поездками оказались 7-я и 8-я. Не надо забывать, что у нас никаких консервов
или пищевых продуктов и др. вещей, кроме тех, которые можно иметь на месте, не
было. Последние тоже редко имелись в нужном количестве.
Согласно нашему ходатайству, в 1896 г. нам
была ассигнована Отделом дополнительная сумма в 1100 р., из которых г.
Богоразом получено 600 р., а мной 500 р. [* Из дополнительной ассигновки г. Богораз получил 500 р., я
400 р., а 200 р. пошли на покрытие долга М. В. Пихтину, сделанного нами в 1895
г.]. Итого из экспедиционных сумм мной израсходовано 1930 р.
Кроме того мною на экспедиционные нужды
потрачено 946 р. из других источников [* 610 р. мной получено за время экспедиции казенного
пособия, 130 руб. за производство переписи, а 200 руб. за сотрудничество в
памятной книжке Якутской области; последние 200 руб. израсходованы на
снаряжение в дорогу перед выездом из Якутска в 1894 году.].
Всего моя экскурсия в северные округа
Якутской области обошлась в 2865 рублей.
Сверх того Правление Императорской Академии
Наук безвозмездно предоставило нам, вместе с палатками, фотографич. аппаратом и
некоторыми инструментами, 90 фунт. стеарин. свечей и 6 пудов крупчатной муки, оставшиеся в Средне-Колымске от экспедиции покойного И. Д.
Черского. По местным ценам одни продукты должны стоить 100-200 руб. Цена
зависит от количества привоза. Особенно нас поддержали свечи, т. к. в 1896 г. в
привозе свечей вовсе не было.
В заключение считаю своим долгом указать на
то содействие, которое, благодаря вниманию к экспедиционным работам Главного
Начальника края и распоряжениям г. Якутского губернатора, оказывала местная
администрация. Маленькие бродячие роды ничтожных по количеству племен так
разбросаны в громадном по пространству и пустынном крае, что этнографу
приходится их разыскивать — гнаться за ними и разузнавать где как и когда можно
найти такой-то род. Эти поиски за объектом исследования требовали весьма
обширных разъездов и, при исключительных условиях природы и жизни в полярном
крае, некоторые из поездок могли состояться только благодаря содействию со
стороны администрации.
Изучением юкагирского языка я главным
образом обязан юкагиру Ушканского рода с реки Ясачной Алексею Долганову, а
казаки Колымской команды урядник Егор Антипин и Семен Березкин, как переводчики
якутского языка и спутники в различных поездках, оказались весьма полезными и
внимательными помощниками.
В. Иохельсон.
/Извѣстія Восточно-Сибирскаго Отдѣла
Императорскаго Русскаго Географическаго Общества. Т. XXIX, 1898 г. № 1.
Иркутскъ. 1898. С. 9-42./
ПРИЛОЖЕНИЯ
1) Схема издания работ
В. И. Иохельсона *).
[*). В изданной недавно «Программѣ изданія трудовъ
Сибиряковской экспедиціи» работы г. Иохельсона составляют IX и X тома в Отделе
III «Народности Колымского округа».]
I.
Юкагиры. (Монографія).
Отдел А. Язык, народное творчество
и письмена.
Часть I. Словарь верхне-юкагирского
языка с параллельным лексиконом тундренного юкагирского наречия.
Часть II. Опыт
грамматики юкагирского языка.
Глава 1. Фонетика.
Глава 2. Этимология.
Глава 3. Синтаксис.
Глава 4. Диалектические отличия тундренного
наречия.
Часть III. Образцы народной
словесности.
Глава 1. Тексты сказок, легенд, преданий и
формулы с подстрочным русским переводом камланий
Глава 2. Загадки, песни, рассказы и автобиографии
с подстрочным русским переводом.
Глава 3. Тексты тундренного наречия
юкагирского языка с подстрочным переводом па верхне-юкагирский и русский языки.
Часть IV. Письмена на бересте.
Глава 1. Любовная переписка при помощи
условных изображений человеческих фигур (мужчин и женщин), с указанием на их
взаимные отношения.
Глава 2. Живописное письмо при помощи действительных
изображений предметов.
Глава 3. Чертежи маршрутов кочевок, как
зачатки географических карт.
Приложение: точные снимки с подлинных
берестяных письмен указанных категорий.
Отдел Б. Антропологические,
этнографические и историко-географические сведении.
Часть V.
Глава 1. Антропологические наблюдения и
измерения с приложением фотографических снимков в фас и профиль.
Глава 2. Древний юкагирский род и
современные семейные отношения. Сравнительные таблицы систем родства
верхне-колымских и туидренных юкагиров с одной стороны и тунгусских бродячих
родов с другой.
Глава 3. Верования.
Глава 4. Нравы и обычаи.
Часть VI.
Глава 1. Материальный быт и экономические
отношения.
Глава 2. Влияние друг на друга юкагирских и
тунгусо-ламутских родов. Объюкагирение одного ламутского рода в Верхне-Колымской
части округа. Объюкагирение тунгусских родов на Колымской тундре. Обламутенте 2-го
Омолонского юкагирского рода в верховьях реки Омолона. Постепенное вытеснение к
западу от рр. Алазеи и Индигирки тундренного наречия юкагирского языка наречиями
ламутского языка, при чем упорно сохраняются остатки юкагирских преданий,
обычаев и названий мест; вторичное усвоение юкагирами чужого языка к западу от
реки Яны: там обламутившиеся было юкагиры совместно с ламутскими родами вполне
уже объякутились.
Глава 3. Обрусевшие Нижне-колымские роды:
1-й Омолонский и 3 Омотских. К вопросу об их вымирании. Предания о древнем быте
этих родов.
Часть VII. Историко-Географические
сведения.
Глава 1. Исторические сведения о родах.
Глава 2. Описание территории каждого рода.
Глава 3. Предание каждого рода о своем
происхождении и как он сам себя называет.
II.
Части I. и II. Якуты Колымского улуса и
округа и северных улусов Верхоянского округа *).
[*) 45 полных измерений Колымских якутов В. И. Іохельсоном
передаются для обработки Н. Л. Геккеру.]
Глава 1. Экономическое положение и
отношения.
Глава 2. Отличие в нравах под влиянием
соприкосновения с бродячими родами.
Глава 3. Материалы по верованиям, семейному
быту и обычному праву.
Часть III. Очерк зверопромышленности и
торговли мехами в Колымском округе *).
[*). В составленной г.
правителем дел В. С. Отдела В. А. Обручевым «Программѣ изданія трудовъ
Сибиряковской экспедиціи» — этот очерк не значится; с разрешения Отдела он был
составлен для Нижегородской выставки 1890 г., но рукопись запоздала и очерк
тогда не был напечатан. Теперь А. И. Громова изъявила согласие издать на свои
средства очерк, с фототипиями, в качестве одного из выпусков трудов Якутской
экспедиции.]
2) Перечень
собранных В. И. Иохельсоном материалов:
1) Русско-юкагирский словарь, около 7000
слов, состоит из переплетенной рукописи в 564 стр. Многие слова сопровождаются фразеологией.
Значительное количество слов из текстов еще не занесены.
2) Юкагиро-русский словарь. Составляется по
предыдущему словарю. Пока составлены буквы: а, ä, і и о, занимающие 15 листов писчей бумаги.
Остальные буквы юкагирского алфавита еще не обработаны и слова из текстов еще
не занесены.
3) Русско-Хангайский (тундренное юкагирское
наречие) словарь, около 2000 слов, состоит из тетради в 20 листов писчей бумаги.
4) Материалы для грамматики обоих наречий
юкагирского языка: заметки по фонетике, примеры и таблицы для производства из
именных и глагольных основ различных грамматических форм и образцы фраз для
синтаксиса, — 2 тетради в 15 листов писчей бумаги.
5) Исправленные образчики фраз и три
текста, записанные различными наблюдателями и помещенные академиком Шифнером в Bulletin de L’Académie impériale des Sciences de S. Pétersbourg. T. XVI и XVII. 1871 г., — тетрадь в 2½ листа писчей бумаги.
6) 102 юкагирских текста (сказки, предания,
легенды, песни, формулы камлания, загадки, рассказы и автобиографии); четыре из
этих текстов составляют перевод 3 преданий и одной сказки, записанных в
оригинале на тундренном наречии. Тексты составляют 2 тетради в 38 листов писчей
бумаги и 1 тетрадь в 15 листов почтовой большого формата.
7) Восемь текстов на тундренном — юкагирском
наречии (3 преданія, 2 сказки, 1 формула сватовства и перевод 2 сказок с верхне-колымского
наречия), — тетрадь в 3½ листа писчей бумаги.
8) 126 листов антропологических измерений.
9) 400 фотографий: антропологические снимки
в фас и профиль, снимки этнографические, бытовых сцен, видов надземных гробниц
и т. д.
10) 12 юкагирских писем и чертежей на
бересте.
11) 7 черепов и 1 костяк из надземных могил
посланы для описания в Антропологическое Отделение Императорского Общества
Любителей Естествознания, Этнографии и Антропологи.
12) 106 листов хозяйственной переписи.
13) Посемейные списки: якутских наслегов
8-го и 4-го Мятюжского, 1-го Байдунского, Отдельно-Байдунского и Эгинского;
Юкагирских родов Ушканского, 1-го Омолонского, 8-го Омокского, 1-го Алазейского
и 2-го Алазейского; Ламутских родов — 2-го Делянского и 2-го Каменного;
Тунгусского Бетильского рода и участка чукоч, кочующих между Алазеей и
Индигиркой.
14) 23 листа писчей бумаги архивных выписок
и около сотни архивных бумаг еще не прочитанных.
15) Этнографическая, отчасти археологическая
коллекция, состоящая из 51 №№.
16) 4 тетради в 90 листов писчей бумаги и 4
записных книжки путевых записей в виде дневников.
17)Материал об обрусевших юкагирских родах,
доставленный В. Г. Богоразом.
/Извѣстія Восточно-Сибирскаго Отдѣла
Императорскаго Русскаго Географическаго Общества. Т. XXIX, 1898 г. № 1.
Иркутскъ. 1898. С. 43-47./
*******
W.
Iochelsson. Vorläufiger Erricht über ethnographische Forschungen unter der
Völkerschaften der Bezirke von Kolymsk und Werchojansk der Provinz Jakutsk.
(Mit einer Karte der Reisewege).
Der Verfasser. Mitglied der
ethnographischen Expedition, welche auf Kosten des bekannten T. M. Sibirjakow
von der Ost-Sibirischen Abtheilung der K. K. Geographischen Gesellschaft
ausgerüstet wurde, bereiste in den Jahren 1895-97 die Bezirke von Kolymsk und
Werchojansk um die Jukagiren, die tungusisch-lainutischen Stämme auf der Tundra
zwischen den Flüssen Kolyma und Lena und die Jakuten des hohen Nordens kennen
zu lernen, während W. Bogaras, ein anderes Mitglied der Expedition die
Tschuktschen, Tschuwaner und die russische Bevölkerung der Kolyma und die
Stein-laniuten am Flusse Omolon besuchte.
Der Verfasser bereiste das Grebiet der
Kolyma in verschiedenen Richtungen und kehrte nach Jakutsk durch die Tundra der
Mündungen der Indigirka, Jana und Lena zurück.
Die Jakuten des hohen Nordens wurden in
verschiedenen Hinsichten kennen gelernt, besonders in Hinsicht ihrer
oekonomischen Verhältnisse, welche im Norden wesentlich andere sind, als bei
den südlicher wohnenden Jakuten; die ersteren sind zwar noch bis zu einem
gewissen (Trade Viehzüchter und die Viehzucht erreicht ihre nördliche Gränze
zwischen 68-69° n. B., aber die Hauptnahrung
liefert hier schon der Fischfang; die Jakuten der zwei nördlichen Ulussen des
Bezirkes von Werchojansk halten schon kein Rindvich und keine Pferde, sie sind
Rennthier-und Hundezüchter; auf den Inseln des Lenadelta’s sind die
nördlichsteil beständigen Menschen Wohnungen; hier leben die Jakuten des
Ulusses von Jigansk und ihre Lebensweise ist schon eine ganz andere.
Die Hauptaufgabe des Verfassers bestand in
der Untersuchung der Jukagiren und der ihnen verwandten tungusisch-lainutischen
Stämme.
Die Sprache der Jukagiren zerfällt in zwei
wesentlich verschiedene Mundarten — die hochjukagirische und die changaische
oder Tundramundart, welche sich hauptsächlich in phonetischer Hinsicht unterscheiden.
Die Erstere war vormals bei allen Jukagirgeschlechtern der Kolyma und ihrer
Zuflüsse verbreitet, gegenwärtig aber bedienen sich dieser Mundart nur ein
Jukagirgeschlecht der Flüsse Jassatschnaja und Korkodon, ein Theil des
Deljan-lamutischen Geschlechtes ebendaselbst, ein Theil der Jukagiren des
zweiten Omolongeschlechts an dem mittleren Laufe des Flusses Omolon und einige
Personen des ersten Omolongeschlechts an der Mündung des Omolon.
Die Tundramundart reden vier Geschlechter
der Tundra zwischen den Flüssen Kolyma und Alaseja: 2 jukagirische, ein
tungusisehes und ein lamutisches; die übrigen Jukagiren westlich von der
Alaseja reden tungusischo Mundarten und ein Geschlecht am Flusse Omoloi redet
die jakutische Sprache. Daraus ergiebt sich, dass hier jukagirische, dort
tungusisch — lainutische Geschlechter ihre ursprüngliche Sprache mit einer
fremden vertauscht haben.
Allo tungusisch-lainutischen Geschlechter,
die der Verfasser gesehen hat, und die zwischen dem Ochotskischen Meere und dem
Flusse Lena herum wandern, reden überhaupt verschiedene Mundarten der
tungusischen Sprache, derer Grundzüge von Castren festgestellt worden sind.
Die jukagirische Sprache hat mit den
Mundarten der ural-altaischen Gruppe nichts Gemeines. Obwohl sich die Wortbildung
vorherrschend durch Suffixe vollzieht, sind auch Präfixe nicht ausgeschlossen.
Die Vocalharmonie der genannten
Sprachgruppe fehlt. Selbstlaute giebt es wenig, unter den Consonanten bekommen
die Schallaute eine besondere Bedeutung.
Die linguistischen Aufzeichnungen des
Verfassers bestehen ans einem hochjukagirischen Wörterverzeichniss (7000
Wörter), einem Wörterverzeichniss der Tundramundart (2000 Wörter) und aus
Notizen über die Lautlehre. Wortbildung und Phraseologie.
Volklor. Dieser Theil des vom Verfasser
gesammelten ethnographischen Materials besteht aus über 100 Texten
verschiedenen Inhalts wie Märchen, Sagen. Legenden. Schamanenlieder.
Sprüchwörter, Räthsel u d. in.; zum Zwecke der vergleichenden Sprachlehre der
beiden jukaginschen Mundarten sind einige Texte aus der hochjukagirischen
Mundart in die Tundrainundart und umgekehrt übersetzt.
Religion. Die Urreligion der Jnkagiren
bestand in der Verehrung der Almen, der verschiedenen Naturkräfte und Thiere;
nach dem Tode eines Schamanen wurde das Fleisch von den Knochen gelöst und die
letzteren unter die Blutsverwandten des Verstorbenen vertheilt. Der
Geisterdienst forderte verschiedene Opfer, hauptsächlich Hundeopfer; es giebt
sogar Sagen von Menschenopfern. Gegenwärtig sind alle Jukagiren getauft, aber
ihre religiösen Vorstellungen sind eher ein eigentümlicher Doppelglauben zu
nennen.
Urstamm und Familienverhältnisse der
Jukagiren. Den socialen Zustand der alten Jukagiren kann man als einen Keim der
bürgerlichen Gesellschaft betrachten; es war bei ihnen keine Obrigkeit und
keine Klassenunterschiede; aber innerhalb einer Gruppe von Blutsverwandten
unterschied man den „Aeltesten“ als Häuptling, den Schamanan als
Familienpriester, den Krieger als Verteidiger des Stammes, den Jäger als dessen
Ernährer und den Kriegsgefangenen als Familiensklaven. Die Weiber bilden eine
Gruppe mit besonderen Interessen und Arbeiten.
Die Verwandschaftsbeziehungen erinnern in
gewisser Hinsicht an Morgan’s Tafeln der Verwandschaftsgrade der amerikanischen
Jägerstämme und gegenwärtig begegnet man noch Ueberresten des sogenannten
Matriarchats; die Ehe ist vorherrschend endogamisch, es giebt keine
Hochzeitsfeier, die Braut wird nicht gekauft und der junge Ehemann bezieht das
Haus seiner Schwiegereltern.
Einige tungusisch-lamutische Geschlechter des hohen Nordens haben biz zu
einem gewissen Grade jukagirische Gebräuche und Sitten angenommen.
Körpermerkmale. Der Verfasser hat
anthropologische Beobachtungen und Körpermessungen vorgenommen um den Typus der
Jukagiren zu bestimmen, macht aber vorläufig nur einige Bemerkungen und findet,
dass der jetzige Jukagir schwerlich aus dem tungusisch-lamutischen Aste der
mongolischen Hasse als ein selbständiger physischer Typus ausgeschieden weden
kann, wegen mannigfaltiger Kreuzung mit Tungusen. Eamuten und Jakuten, doch
besitzt er immer noch einige besondere Merkmale wie weiches oft blondes Haar,
braune Augen, weniger vorstehende Backenknochen, hellere Gesichtsfarbe u d. m.
Materielle Cultur und ökonomische Lage. In
dieser Hinsicht hat der Verfasser zahlreiche Notizen und Beobachtungen über den
Urzustand der Jukagiren und ihre gegenwärtigen Beschäftigungen wie Fischfang,
Jagd, Nahrungsmittel, Bekleidung. Wohnungen, Bewaffnung und Fahrzeuge gemacht.
Die Hundezucht eines Jagd-und Fischervolkes hat sich bei den Jukagiren der
Flüsse Jassatschnaja und Korkodon vollständig erhalten; die übrigen
Geschlechter fuhren eine klägliche Rennthierwirthschaft und leben hauptsächlich
vom Fischfang an Seen und Flüssen.
Kunst. Die Jukagiren lieben den Schmuck;
den Schnitt der Kleidung haben sie von den Lamuten angenommen, aber in dem
Ornamente der Stickerei fehlen die Krummlinien der Sud-tungusen.
Besonderer Erwähnung verdienen die
jukagirischen Schritten auf Birkenrinde, dreierlei Art: Liebesbriefe,
Bilderschrift und Zeichnungen der Wanderwege.
Zum Schlüsse meint der Verfasser, dass
wenngleich der jetzige Jukagir sich durch seinen physischen Typus dem
tungusischen Aste der mongolischen Kasse genähert hat. seine geistige Urcultur
(Sprache. Kunst. Familienordnung u s. w.) auf eine Verwandschaft mit den
amerikanischen Jägervölkern deutet.
Der Bericht schliesst mit einer Aufzählung
des gesammelten Materials und mit einem Schema der geplanten Ausgabe dieser
Beobachtungen in dem IX bis X Bande der „Arbeiten der jakutischen Expedition“.
/Извѣстія Восточно-Сибирскаго Отдѣла Императорскаго Русскаго
Географическаго Общества. Т. XXIX, 1898 г. № 1. Иркутскъ. 1898. С. 48-52./
Беньямин [Вениамин, Владимир,
Вальдемар] Ильич [Ильин,] Иосельсон [Іосельсонъ,
Иохельсон] – род. 14 (26) января (1853) 1955 (1856) г. в губернском г. Вильно Российской империи, в
еврейской ортодоксальной семье.
Учился в хедере и раввинском училище. Член
партии «Народная воля». В 1884 г. был арестован полицией и несколько месяцев
провел в Петропавловской крепости. В 1886 г. был осужден на 10 лет ссылки в
Восточную Сибирь.
9 ноября 1888 г. Иосельсон был доставлен в
окружной г. Олекминск Якутской области и оставлен там на жительство. Здесь он
пишет историко-бытовой очерк «Олекминские скопцы».
28 августа 1889 г. Иосельсон был отправлен
из Олекминска в Якутск, а 29 ноября 1889 г. в Средне-Колымск, куда прибыл 17
января 1890 г. 20 июля 1891 г он был
возвращен из Средне-Колымска в Якутск, где устроился на работу в канцелярию
Якутского областного статистического комитета.
Принимал участие в Якутской
(«Сибиряковской») экспедиции
Императорского Русского географического общества, в Северо-Тихоокеанской («Джезуповской»)
экспедиции Американского музея натуральной истории, а также в Алеутско-Камчатской («Рябушинского») экспедиции Русского географического общества.
С 1912 г. Иосельсон
служит хранителем Музея антропологии и этнографии РАН, профессор Петроградского
университета. В мае 1921 г. был арестован ЧК, но заступничество М. Горького
освободило его из-под стражи. В 1922 г. па командировке РАН, для завершения
работы Джэзуповской экспедиции, выехал в США и в СССР больше не вернулся.
Умер Беньямин Иосельсон 1 (2) ноября 1937 г. в Нью-Йорке.
Мархиль Салтычан,
Койданава
Brak komentarzy:
Prześlij komentarz