ЎЎЎ 9. Адубарыя Ігідэйка. Эдуард Пякарскі ў жыцьцяпісах. Сш. 9. 1910. Койданава. "Кальвіна". 2020.

 

    ...К концу отчетного года был подготовлен и закончен печатанием 1-й том «Матеріаловъ по этнографіи Россіи», причем статьи этого тома написаны были хранителями и некоторыми из ближайших сотрудников Отдела под редакцией Ф. К. Волкова, при деятельном участии Э. К. Пекарского, которому, было поручено корректирование издания. Техническая часть издания находилась в ведении А. А. Миллера. Иллюстрировано издание фотографиями, составляющими в большинстве собственность Отдела и изготовленными фотографом А. Н. Павловичем. Рисунки исполнены А. А. Миллером. Денежный отчет по изданию будет представлен в 1910 году, когда издание поступит в продажу...

    [C. 35-36.]

 

 

    Н. А. Виташевский

                                                          ЯКУТСКИЕ МАТЕРИАЛЫ

                              ДЛЯ РАЗРАБОТКИ ВОПРОСОВ ЭМБРИОЛОГИИ ПРАВА

                                                                            ГЛАВА I.

                                                      Землевладение и землепользование.

    Становой или Яблоновый хребет, как продолжение Саянских гор, служа водоразделом между системами — с одной стороны реки Амура и с другой — рек, впадающих в Ледовитый Океан. — Лены, Индигирки, Колымы и других, — отделяет, в то же время, одну от другой, две области с особенностями совершенно противоположного характера. В то время, как Забайкалье и еще более — Приамурье слывут под именем цветущего сада Восточной Сибири и в будущем обещают Росси всевозможные блага, — природу края, лежащего к северо-западу от Яблонового хребта и заселенного якутами, известный современный ученый путешественник назвал мертвою [* Элизе Реклю. Земля и Люди. Всеобщая Географія, т. VI. Cиб. 1883; стр. 469.].

    Причину этого явления ищут в положении гор Станового хребта. Ученые географы давно уже доказывают положением этих гор отсутствие в мироздании особенной премудрости к благу человека, и, будь это в их власти, охотно перенесли бы цепь эти гор к берегам Ледовитого океана. И, действительно, тогда Якутский край не был бы закрыт доступу юго-восточных (с Тихого океана) и южных ветров, которые осушили бы непролазные якутские бадарāн’ы [* Болото, — Ф. Врангель, «Путешествіе», I. 215 и 216.], насадили бы здесь роскошный сад Приамурья и возвысили бы minimum зимней температуры хоть до -40° С. (с нынешних -70°).

    Как бы то ни было, но пока исследователь якутской природы имеет дело с очень неуютным, неприветливым уголком земного шара...

    [С. 1.]

    Несколько особняком стоят понятия об ölȳ (jlȳ) и ölбӱгä. Первое из этих слов обозначает часть чего бы то ни было, подлежащего разделу (наприм., и часть добытой общею неводьбою рыбы, приходящаяся на долю лица, участвующего в предприятии тем или другим образом). По отношению к земле ölȳ значит буквально надел. Что касается слова ölбӱгä, то оно, кажется, применимо только к земле и означает: 1) земельный надел; — 2) надельную единицу земли там, где покосы оцениваются на возы; — и 8) подать, падающую на землю [* В. М. Ионов слово ölбӱгä переводит русским тяглò; — по словарю Э. К. Пекарского — участок земли и подать.]...

    [С. 15.]

    Но окончательный вывод теперь [* Писано в 1896 году.] представится не в том виде, как 10 лет тому назад; в настоящее время приходится высказать взгляд, что в общем течении общинной жизни победа остается не за богачами, а за безземельными и малоземельными. Число классов постепенно уменьшается; — сверх надельная земля понемногу отымается от прежних владельцев [* «бīр бӱтäі аклāкка таҕыста» — «одно из огороженных мест поступило в число окладных остожий». Словарь Э. К. Пекарского.] и на счет ее увеличиваются площади мелких наделов и создаются даже новые надельные участки; — число безземельных постепенно уменьшается. Плебес подымает голову и открыто заявляет о своих правах...

    [С. 54.]

    Н. Виташевский.

                                                                         ГЛАВА II.

                                                            Обязательственное право.

                                                  А) Понятие об обязательстве вообще.

    [С. 58.]

    ...В случае dоlus, по якутским обычаям, убыток делится пополам; но сообщивший мне это сведение родоначальник говорил, что он не только приказывал обмениваться обратно предметами договора, но и сажал виновных под арест, если было доказано, что один из контрагентов умышленно скрыл перед другим недостатки предмета сделки.

    Ошибка, но мнению этого же родоначальника, не дает оснований для расторжения сделки.

   По поводу этих сообщений я, со своей стороны замечу, что едва ли вообще понятие о metus, dоlus и об ошибке проникло в юридическое сознание якутов в сколько-нибудь определенных формах. — «Обыкновенно, — читаем в ранних заметках Э. К. Пекарского, — у якутов купленную или обмененную скотину возвращают обратно, в случае если она заболеет, или требуют вознаграждения, если она издохнет. Максим К. возвратил быка Григорию Т.; проданный последним другому якуту, бык издох, и тот намерен жаловаться родовому начальству в том, что Григорий Т. продал ему нездорового быка». На мой взгляд здесь играет роль самый факт несоответствия купленной вещи ее назначению, независимо от dоlus и ошибки. Правда, Э. К. Пекарский тут же продолжает: «Григорий Т. говорит, что сделка состоялась при свидетелях окончательная, так что о вознаграждении не может быть и речи»; но, очевидно, это могло быть личным взглядом Григория Т., которого я знал, как нахального человека, умеющего прибегать к крючкотворству, при содействии наслежных писарей.

                                                 В) Субъект обязательственного права.

                                                а) Правоспособность отдельных хозяев.

    [С. 60.]

    β) ПРАВОСПОСОБНОСТЬ САМОСТОЯТЕЛЬНЫХ ХОЗЯЙСТВ, НЕ ПОЛЬЗУЮЩИХСЯ НАДЕЛОМ, и предполагая, что у якутов пользование землею должно отражаться на гражданской правоспособности отдельных лиц.

                                                                                  α)

    Полная не отчуждаемость некоторых родов имущества имеет, прежде всего, своей подкладкой религиозное чувство. Так как религия у якутов не достигла особенно высокой степени развития, то нельзя ожидать, чтобы и запретительное начало в данном случае выступало в их обычаях с достаточной силою. Притом оно, естественно, не может быть направлено и на предметы «священные», так как таких предметов, в строгом смысле слова, якутская действительность не знает...

    В этом отношении можно отметить разве тот факт, что продукты и скот, относительно которых существуют определенные правила сакраментального характера или получено известное указание от шамана, не могут быть отчуждаемы...

    [С. 61.]

    Более характерно «назначение» (арбы̄р) шаманом какому-нибудь абāсы [* Этим словом обозначается на якутском языке злые духи, требующие кровавых жертвоприношений.] скотины или более высокая степень, нежели арбы̄р, — перевод ее на положение ытык сӱöсӱ [* Ытык — почитание и почитаемый; сӱöсӱ — скотина и скот.]. Въ древнее время такую скотину, если это — корова или кобыла, — даже не доили и, по истечении назначенного шаманом времени, сожигали, т.-е. кормили ею абāсы; но и теперь отчуждение такой скотины считается поступком неблаговидным, даже аɉы̄ [* Грех; подробный анализ понятая, вкладываемого якутами в это слово, см. в главе об уголовном праве. По словарю Э. К. Пекарского: «всякий противный принятым правилам, обрядам, обычаям, законам и религии поступок».], абāсыттан іäстäбіllǟх суол [* «Поведение, за которое абāсы взыщет», наславши болезнь или другое несчастье.]: ее можно только убить, часть сжечь, а остальное отдать съесть шаману и старикам (но ни в каком случае не детям) (М. Н. Ионова).

    Здесь же уместно указать, что волшебный камень, сата [* Обладатель такого камня может вызывать изменение погоды.], ни в каком случае за деньги отчуждаем быть не может, а лишь по дружбе (С. В. Слепцов). Шаманские одежды ни под каким видом не отчуждаются шаманами и лишь могут быть даваемы одним шаманом другому на время. Относительно этого нужно, впрочем, заметить, что здесь замечается теперь крайнее падение традиций. Известен случай, что принадлежности шаманского костюма были отданы в залог и затем, вследствие неуплаты долга в срок, были залогодержателем проданы русскому коллекционеру (Э. К. Пекарский).

    Из источников известно, что существует у тюрков — и, в том числе, у якутов — глубокая связь между культом (шаманизмом) и кузнечным ремеслом. Интересно отметить поэтому, что чуолҕан [* Чуолҕан — кузнечный инструмент для пробивания дыр в железном листе и обделывания шляпок у гвоздей штампа. Э. П.] ни в каком случае кузнецом продаваем быть не может (С. В. Слепцов)...

    [С. 62.]

    Наконец, гг. Афанасьевы, — представители также одного из глухих улусов округа, где сохранилось немало архаизмов, — констатируют, что только лишь в случае доказанного мотовства главы семьи жалобы жены и детей принимаются к рассмотрению родовыми властями, причем возможно, что сделка будет объявлена недействительною и обязательство снято с семьи, если к тому представится физическая возможность по свойству самой сделки. Последний результат имеет место и в том случае, если будет доказана не расточительность, а слабоумие главы семьи. Но если, — поясняют далее гг. Афанасьевы, — неотделенный и не поставленный отцом официально во главе хозяйства сын фактически управляет хозяйством, то Родовое Управление не засвидетельствует договора старика в отсутствии сына: тут, между прочим, играет роль и боязнь, — если сын ловкий и настойчивый человек, — что сын впоследствии подымет дело по поводу заключенного отцом договора. В подобных случаях, при различии взглядов отца и сына на полезность для семьи заключения сделки, Родовое Управление входит в рассмотрение существа последней, причем, однако, если отец вполне сохранил еще умственные способности, родовая власть все таки склонится на сторону отца. Но за то, если умственные способности старика притупились, то Родовое Управление может и вовсе заместить его сыном. А с другой стороны, хотя самовластное распоряжение отца тою частью своего имущества, которое уже предназначено (анаммыт, анал [* Ср. ниже. От анā — Определять что к чему, назначать. Словарь Э. К. Пекарского.]) неотделенному сыну, считается предосудительным, вызывает сäмälī [* См. выше.]), но дискреционного права протеста сын в случаях подобного распоряжения не имеет.

    По сообщению моего товарища по экспедиции, Э. К. Пекарского, в некоторых случаях устанавливается даже поручительство за отца его неотделенного сына; такое поручительство можно рассматривать, как выражение сыном согласия на заключение отцомъ сделки. Поручительство, жены, — оговоримся, — имеет другой характер: она ручается, как собственница приданого...

    [С. 67-68.]

    Но даже завещанные дедом или другим лицом в пользу несговоренной девушки вещи должны находиться в распоряжении родителей (Мегинский улус, В. Я. Слепцов).

    Сговоренная девушка решительно ничем не отличается от несговоренной, т. е. особых прав на свое приданое не имеет...

    Замужняя женщина по отношению к общесемейному имуществу лишена каких бы то ни было юридических прав. Несколько расширяются права женщины на ее приданое. Под словом приданое я здесь разумею ту часть имущества, приносимого женщиною в дом мужа, которая носит название äнjä [* Замечу, что значение этого слова более широкое: äнjä дается и маленькой девочке, отдаваемой в чужую семью на воспитание, и в таком случае состоит большею частью из скота, иногда же к этому присоединяются деньги, одежда, посуда (из записей Э. К. Пекарского).]. (Об этом имуществе вообще — см. главу о брачном и семейном праве, в рубрике «отношение между калымом и приданым». — Без справок в этой рубрике употребляемые здесь термины не будут понятны.) По древним обычаям, впрочем, как сообщают г.г. Афанасьевы, приданое поступало в безграничное распоряжение мужа, как отплата за калым; да и теперь (Баягантайский улус, С. В. Слепцов) своим приданым женщина если и может распоряжаться, то не иначе, как по получении, на каждый случай, особого согласия со стороны мужа, так что (Дюпсюнский улус, г.г. Афанасьевы) при жалобе последнего в суд родовые власти запретят женщине отчуждать приданое.

    Из общего имущества, входившего в состав äнjä в древнее время, только один раб, äнjä кулут [* кулут — раб.], оставался всегда, по словам С. В. Слепцова, в распоряжении женщины, так что за женщиной признавалось право требовать к себе äнjä кулут’а даже в случаях расторжения брачного союза. Но допускается поручительство жены за мужа, причем, в случае несостоятельности последнего, взыскание обращается на приданое жены (Ботурусский улус, Э. К. Пекарский)...

    [С. 72-73.]

 

 

                                                                        ГЛАВА IV.

                                                                БРАК И РОДСТВО.

                                                     I. Экзогамические основы брака.

    ...Якутам знаком обмен девушками, как невестами. Мосол Бöгö женился на Хачылан Ко, а брат последней взял себе в жены сестру Мосол Бöгö. В другом случае, богатырь, похитив себе в жены девушку, сам посылает брату последней взамен свою сестру (сказки, записанные В. Л. Приклонским). Возможно, что обычай этот окончательно вывелся не особенно давно (влияние господствующей церкви здесь было, вероятно, не очень значительным). По крайней мере, воспоминание об этом обмене невестами еще довольно живо среди якутов, и С. В. Слепцов (Баягантайский улус) дал мне для этого обычая название аҕасын (балтын) уңогун тöннöрöр — возвращение кости старшей (младшей) родственницы. Аҕас — старшая родственница (собственно говоря, вообще «превосходящий других в каком-либо отношении», затем — старший годами, далее — старшая родственница, и наконец, старшая родная сестра; — Э. К. Пекарский, Словарь якутскаго языка, изд. ИМПЕР. Академіи Наукъ, вып. 1-й, 17 и 18). Балыс — противоположность аҕас. В обоих случаях существительные употреблены в винительном (с притяжательным суффиксом 3 л. ед. ч.) падеже. С. В. Ястремский («Грамматика якутскаго языка»; «Труды якутской экспедиціи, снаряженной на средства И. М. Сибирякова», отд. ІІ, т. ІІІ, ч. 2-я, вып. 2-й, стр. 87; то же, вып. 1-й, стр. 11 и 22) видит в этой форме остатки родительного падежа в якутском языке, который, в обычном смысле этого слова, родительного падежа не знает. Уңох — кость, в той же падежной форме, но уже в собственном значении ассusаtivі (de finiti). Тöннöрöр — nomen praesentis от глагола тöннöр — возвращать (который является саusativ’ным глаголом от тюркской глагольной основы тöн? Такой глагольной основы я не припоминаю, хотя мне известен еще глагол тöннӱн, по-видимому являющийся возвратным глаголом от той же глагольной основы и означающий «возвращаться». Впрочем, я — не специалист-филолог, да при том же у меня нет под руками классического сочинения по якутскому языку — акад. Бетлинга, а из обещающей быть столь же классическою работы моего товарища по экспедиции Э. К. Пекарского — «Словаря якутского языка», вышел в свет всего один выпуск)...

    [С. 108-109.]

    Обращаясь к записям Худякова, я встречаю там (стр. 7), действительно, относящиеся сюда пословицы: «та девушка, которая счастлива, выходит замуж далеко от родины», и «девушка, живущая на родине, не бывает счастлива». У меня нет под руками якутского текста записей Худякова (их приготовляет к печати мой товарищ по экспедиции, известный якутолог Э. К. Пекарский), и я пользуюсь русским переводом самого автора (так называемым «Верхоянскимъ Сборником»); но я думаю, что в приведенных пословицах употреблено слово кыс, и притом — не в значении этого слова (девушка, дочь), а в более широком: женщина по отношении к семье, роду, даже наслегу и улусу, из которых она ушла куда-нибудь в замужество, сохраняет название кыс. Слово кыспыт — наша дочь соответствует русскому слову наша землячка...

    [С. 112-113.]

 

    /Этнографическое Обозрѣніе. Изданіе Этнографическаго Отдѣла Императорскаго Общества Любителей Естествознанія, Антропологіи и Этнографіи, состоящаго при Московскомъ университетѣ. Кн. LXXXI-LXХXII. № 2-3. 1909. Москва. 1910. С. 255./

 

 

    Якутск (Нужда в печатном слове). Оказывается, Э. К. Пекарский поторопился огорчить нас, якутов, своей телеграммой из Петербурга В. М. Ионову о прекращении «Сибирскихъ Вопросовъ»: журнал снова выходит. Мы были очень огорчены, получив это известие, потому что крайне нуждаемся в органе, куда можем направлять свои жалобы на разные невзгоды жизни...

    В Якутске теперь нет местной газеты. После закрытия «Якутской Мысли» группа якутов, проживающих в городе, пыталась основать газету «Якутъ». Было получено разрешение, организовано издательское товарищество, было даже нанято помещение для редакции, как вдруг оказалось, что единственная в городе частная типография, открытая в дни свобод на пожертвования для печатного дела, попала в руки «дельцам», не пожелавшим, чтобы «инородцы» издавали газету...

    [С. 85.]

 

 

    — 2 марта за № 5942 министерство народнаго просвещения внесло в Государственную Думу проект об отпуске Э. К. Пекарскому десяти тысяч рублей на издание «Словаря якутского языка».

    В мотивах министерства проводится мысль, что «среди населяющих наши сибирские владения инородцев якуты принадлежат к разряду не вымирающих и не разлагающихся племен», а потому и заслуживают «самого серьезного внимания, в особенности в виду заметно возрастающего стремления их к просвещению».

    При известной последовательности мысли, пожалуй можно придти к выводу, что другие сибирские инородческие племена, как киргизы, калмыки, буряты и пр., обречены на вымирание и на безнадежное разложение... Вероятно, этой безнадежностью на нравственное и культурное развитие инородцев и возможно объяснить попрание социально-бытовых устоев туземного населения и грубое вторжение администрации в его духовную жизнь.

    К счастью, «страшен сон — да милостив Бог». Подобное воззрение не есть результат глубокого и серьезного изучения сложного инородческого вопроса, а просто канцелярская фраза, брошенная с птичьего полета местным губернатором. Ведь еще недавно в недрах департаментских канцелярий говорили со слов того же администратора о племенной стойкости киргиз, об их богатых задатках к культурному развитию, об их удивительной жажде к просвещению, при чем в доказательство приводились цифры аульных школ, десятками возникающих каждый год в степи...

    [С. 92-93.]

 

 

 

    Матеріалы по этнографіи Россіи. Томъ I. Изданіе Этнографическаго Отдѣла Русскаго Музея Императора Александра III. Спб. 1910. 4°. ХѴІІ+245+5+1 стр. Многочисл. рис. въ текстѣ и 9 таблицъ. Ц. 7 р. 50 к.

    С особенным удовольствием мы приветствуем выход 1-го тома «Матеріаловъ по этнографіи Россіи», который открывает собою очень полезную и очень необходимую издательскую деятельность Этнографического Отдела Музея Александра III. Располагая большими материальными средствами, не в пример прочим этнографическим обществам и учреждениям России, Отдел может с честью доказать русскому образованному Обществу, как много ценного в научном отношении сохранили еще в своем быту многочисленные народности России и как надо спешить с собиранием этого ценного материала и его изданием. Конечно, одному Музею Александра III вся эта задача не по силам: нужны многие этнографические музеи по всей России, в провинциальных и главных университетских городах; нужны многие этнографические общества и журналы. Но будем верить, что солидное выступление Музея Александра III сыграет счастливую роль в истории русской этнографии и привлечет к этой молодой и мало-популярной у нас науки всеобщее внимание и симпатии.

    Обращаясь к напечатанным материалам, обратим внимание на введение, где даны сведения об интересной истории возникновения Музея Александра III, с его Этнографическим отделом, о собирании коллекций, расположении, регистрации и хранении их, о командировках членов Музея и посторонних лиц. Всего с 1902 по 1908 г. поступило 78.716 предметов; на библиотеку за тот же период израсходовано 31.310 р. 50 к. К сожалению, нет сведении об общей сумме расходов по этн. отделу. К концу 1910 г. предполагается закончить монтировку Отдела мебелью и с этого времени начать работу по выставке предметов, которые сейчас хранятся в складах.

    Статьи, помещенные в этом томе, обнимают самые разнообразные этнографические вопросы, а именно: Н. М. Могилянский: Поѣздка въ центральную Россію для собиранія этнографическихъ коллекцій; Ф. К. Волков: Старинныя деревянныя церкви на Волыни; А. К. Сержпутовский: Земледѣльческія орудія бѣлорусскаго Полѣсья; А. А. Миллер: Изъ поѣздки по Абхазіи; С. И. Руденко: Чувашскіе надгробные памятники; кн. Д. Э. Ухтомскій: Рай Сукавати; Э. К. Пекарский и В. Н. Васильев: Плащъ и бубенъ якутскаго шамана; Д. А. Клеменц и М. Н. Хангаловъ: Обшествеиныя охоты у сѣверныхъ бурятъ; Ф. К. Волковъ и С. И. Руденко: Этнографическія коллекціи изъ бывшихъ россійско-амориканскихъ владѣній. К этому прибавлен Указатель предметных, личных и географических имен и Contenu des mémoires et explications des figures...

    Из других статей, помещенных в этом томе, не малый интерес представляет статья Пекарского и Васильева о плаще и бубне якутского шамана.

    Шаманский костюм еще, вероятно, долго не будет доступен научному исследованию в своей сложной, а м. б. и фантастической символике. Традиция символических принадлежностей шаманского плаща и бубна не зарегистрирована никакими историческими документами, и даже в этнографической литературе нет ни одного полного, со всеми нужными пояснениями, описания этого костюма. Авторы настоящей работы указывают на подробное описание якутского камлального костюма, сделанное В. Н. Васильевым и печатающееся в «Сборнике» Музея Антроп. и Этнографии при Имп. Академии Наук (т. ѴIII). Не сомневаемся, что это описание будет очень ценно по своей полноте, но оно вероятно, не даст всего нужного материала, так как и в шаманских костюмах есть оригинальные индивидуальности, с одной стороны, и с другой — они уже настолько уклонились от какого-нибудь строго-традиционного типа, что в литературе нередко можно встретить противоречия относительно связи этих костюмов с черными или белыми шаманами, относительно значения той или другой принадлежности костюма и т. д. Впрочем, и авторы настоящей статьи не скрывают всей трудности вопроса и справедливо указывают, что хотя бы и имелось полное описание какого-ниб. одного костюма, то им ограничиться нельзя, а необходимо дать целую серию таких описаний, которые впоследствии и дадут возможность «восстановить основной тип шаманского костюма».

    Самое описание плаща сделано очень детально, описание же бубна менее полно. (Оба получены Этн. Отделом Музея Александра ІІІ-го из царскосельского арсенала). То и другое могут служить прекрасным руководящим материалом как для занимающихся шаманским костюмом, так и вообще для изучения шаманства. Рисунки сделаны очень отчетливо, кроме бубна (№ 20). В конце приведена литература...

    Одно во всем этом томе «Матеріаловъ» непохвально — цена высока. Конечно, роскошное издание стоит и дороже 7 р. 50 к.; но для русского этнографа эта сумма не по карману. В этом отношении следовало бы поддерживать традиции русских ученых обществ, а не иностранных.

    Итак — в добрый путь!

    Вл. Б[огданов].

 

    /Этнографическое Обозрѣніе. Изданіе Этнографическаго Отдѣла Императорскаго Общества Любителей Естествознанія, Антропологіи и Этнографіи, состоящаго при Московскомъ университетѣ. Кн. LXXXIV-LXХXV. № 1. 2. Москва. 1910. С. С. 180-181, 183-184, 185, 220./

 

 

                             ОЧЕРК ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ЭТНОГРАФИЧЕСКОГО ОТДЕЛА

                                                               с 1902 по 1909 г.

                          (с рисунком детали фронтона здания Этнографического Отдела).

 

 

    Русский Музей ИМПЕРАТОРА АЛЕКСАНДРА III учрежден Именным ВЫСОЧАЙШИМ Указом Правительствующему Сенату от 13-го апреля 1895 года. 14-го февраля 1897 года ЕГО ИМПЕРАТОРСКИМ ВЕЛИЧЕСТВОМ ГОСУДАРЕМ ИМПЕРАТОРОМ утверждено положение об этом Музее, опубликованное в № 44 Собрания Узаконений и Распоряжений Правительства от 3-го мая 1897 года. Статья первая этого положения гласит:

    «Музей основан в память Незабвенного Покровителя русского искусства, ИМПЕРАТОРА АЛЕКСАНДРА III, имея целью соединить все, относящееся к ЕГО личности и истории ЕГО Царствования, и представить ясное понятие о художественном и культурном состоянии России».

    В статье второй, сообразно с предуказанной выше задачей, Музей разделен на три отдела: 1) Посвященный специально памяти ИМПЕРАТОРА АЛЕКСАНДРА III, 2) Художественный и 3) Этнографический и художественно-промышленный...

    Началу деятельности Этнографического Отдела предшествовали три совещания, созванные под председательством АВГУСТЕЙШЕГО Управляющего Русским Музеем Императора Александра III ВЕЛИКОГО КНЯЗЯ ГЕОРГИЯ МИХАИЛОВИЧА и происходившие 30-го января, 13-го февраля и 17-го апреля 1901 года. В совещаниях этих, специально посвященных вопросам об устройстве и организации Этнографического Отдела Русского Музея Императора Александра III, по приглашению АВГУСТЕЙШЕГО Председателя, приняли участие следующие лица: старший этнограф Музея Этнографии и Антропологии Императорской Академии Наук Д. А. Клеменц, академик Н. П. Кондаков, прив.-доц. СПБ. Университета Д. А. Коропчевский, председатель Этнографического Отделения Императорского Русского Географического Общества академик В. И. Ламанский, директор Минусинского Музея Н. М. Мартьянов, академик А. Н. Пыпин, директор Музея Этнографии и Антропологии Императорской Академии Наук академик В. В. Радлов, вице-председатель Императорского Географического Общества член Государственного Совета сенатор П. П. Семенов-Тянъ-Шанский, академик А. И. Соболевский, библиотекарь Императорской Публичной Библиотеки почетный академик В. В. Стасов, вице-президент Императорской Академии Художеств гофмейстер гр. И. И. Толстой, гофмейстер А. Н. Харузин, академик А. А. Шахматов, при архитекторе ВЫСОЧАЙШЕГО Двора В. Ф. Свиньине, секретаре АВГУСТЕЙШЕГО Управляющего Русским Музеем Императора Александра III А. А. Тевяшеве и секретаре заседания, состоящем в распоряжении ЕГО ИМПЕРАТОРСКОГО ВЫСОЧЕСТВА ВЕЛИКОГО КНЯЗЯ ГЕОРГИЯ МИХАИЛОВИЧА, П. Н. Шеффере...

    Обязанности постоянных регистраторов в настоящее время исполняют: А. А. Макаренко (с июля 1902 г.), А. А. Рагозина (с сентября 1904 г.) и Э. К. Пекарский (с сентября 1905 г.)...

    Для сбора коллекций на огромной территории России собственных сил Отдела было, конечно, недостаточно, и Совет с самого начала озаботился приисканием собирателей на местах, что было одной из важных задач для хранителей во время их поездок в разные места Империи, или же командированием из Петербурга лиц, известных Отделу или рекомендованных ему разными учреждениями и лицами. Таких поручений по сбору, в разных местах, коллекций было за 7 лет очень много, и приводимые ниже сведения по годам далеко не исчерпывают полного списка лиц, принимавших участие в сборе коллекций.

    В 1902 году состоялась экспедиция Ф. Я. Кона в Саянский край. А. И. Попов и Э. К. Пекарский работали по сбору коллекций в Якутской области, Д. П. Першин — в Иркутской губ., Н. А. Гребницкий — в Приморской области, И. А. Зарецкий — в Малороссии (губернии Харьковская и Полтавская), проф. И. Н. Смирнов — среди инородцев Поволжья: черемис, чуваш, вотяков и мордвы, художник С. М. Дудин — в Средней Азии, О. П. Семенова-Тян-Шанская — в Рязанской губ., Е. Р. Романов — в Белоруссии, А. Н. Кондратьев — в Псковской губ., А. Д. Неуступов — в Вологодской губ.

    В 1903 году: проф. И. Н. Смирнов — в Поволжье у инородцев: мордвы, черемис, чуваш, Н. Н. Шавров — на Кавказ, А. С. Пиралов — на Кавказе (в губ. Тифлисской и Эриванской), Ф. Я. Кон — в Саянском крае, инженер В. Е. Попов, В. М. Ионов и Э. К. Пекарский — в Якутской обл. среди тунгусов, И. А. Зарецкий — в Малороссии, А. И. Кондратьев — в Псковской губ., Е. Р. Романов — в Белоруссии, А. И. Попов — в Якутской области, О. О. Визель — у поморов Архангельской губ., Д. П. Першин — в Иркутской губ., Д. Т. Янович — во Владимирской губ., В. П. Шнейдер — в Тамбовской губ., О. П. Семенова-Тян-Шанская — в Рязанской губ., художник И. Я. Билибин — в Архангельской губ., В. И. Срезневский — в Олонецкой губ...

    В 1906 году: А. А. Макаренко — в Енисейской губ., М. Н. Хангалов —у бурят (Сибирь), А. В. Адрианов — в Семипалатинской области, П. Н. Бекетов — в Области Войска Донского, В. П. Шнейдер — в Пензенской губ., И. К. Зеленов — в Казанской и Вятской губ., А. П. Черный — во Владимирской губ., И. С. Абрамов — в Волынской губ., А. Н. Прусевич — в Подольской губ., студ. М. М. Меденица — в Черногории, студ. А. И. Парушев — в Болгарии, А. К. Сержпутовский — в Минской губ., Н. А. Шабунин — в Архангельской губ., Н. Н. Виноградов — в Ярославской губ., С. И. Сергель — у зырян Вологодской губ., И. А. Гальнбек — в Эстляндии, Э. К. Пекарский — в Минской губ., З. П. Бадаев — в Осетии на Кавказе, П. Н. Бекетов — у киргиз Семипалатинской обл., С. И. Руденко — у башкир Пермской, Уфимской и Оренбургской губ., Г. Н. Ахмаров — у казанских татар, А. Н. Петров — в Персии. От бакши донских калмыков Дамбо Ульянова поступили вывезенные им из Тибета книги: «Ганчжур-Данчжур»...

    Ниже мы приводим список других лиц и учреждений, которые сделали в разное время пожертвования отдельными, часто очень ценными, предметами и небольшими коллекциями, оговариваясь, что перечень этот не претендует на абсолютную полноту. Пожертвования поступали от следующих лиц и учреждений (в хронологическом порядке поступления): Н. Ф. Бурдукова, кап. Машукова, Военного Министерства, П. К. Козлова, А. Н. Казнакова (3 пожертвования), П. Е. Островских, А. Н. Пыпина, К. X. Середина, С. И. Корзухина, проф. И. Н. Смирнова, Д. А. Коропчевского, Д. Т. Яновича, В. А. Брюллова, гр. Д. И. Толстого (9 пожертвований), Бугульминской уездной земской управы, А. А. Макаренко, А. А. Рагозиной, А. Е. Гончаровой, Министерства Финансов, О. П. Семеновой - Тянъ - Шанской, А. И. Попова, А. С. Боткина, А. Н. Гудзенко, Е. А. Семеновой, Тобольского Музея, М. Н. Михайловского, барона А. Е. Фелькерзам, Е. П. Свешниковой, ген.-майора С. И. Соболевского (три раза принесены в дар ценные вещи), гр. Н. В. Толстой, г-жи Васильчиковой, В. И. Чернышева, А. В. Селиванова, кап. II ранга Родионова, ген.-адъют. А. И. Пантелеева, Хабаровского Гродековского Музея, г-жи А. А. Газенкампф, Барандака Кыйтыкова, Владивостокского Музея (через ген.-лейт. Гродекова), И. А. Булыгина, П. В. Оленина, г-жи Н. А. Люба (3 пожертвования), А. А. Клопова, А. В. Журавского, наследников А. Н. Пыпина, С. Ф. Русовой, А. Т. Пашковой, М. И. Лебединского, ген.-майора А. И. Вершинина (2 пожертвования), В. В. Стасова, Н. А. Янчука, А. К. Голубева, С. М. Толстого, П. М. Мордина, И. А. Сидоренкова, Н. И. Тай-хо, А. А. Миллера (3 пожертвования), Императорской Археологической Комиссии, гофм. В. А. Верещагина, Е. В. Ведровой, Мир-Ахмет-Хана Талышинскаго, г-жи Афанасьевой, Д. В. Стасова, Э. К. Пекарского, И. А. Бонч-Осмоловской, г. Павловского, С. М. Дудина, Б. Г. Донат и от г-ж Е. Н. Клеменц, В. А. Радловой, А. М. Бобович...

    Значительное количество книг... поступило в дар от разных лиц и учреждений. Пожертвования в разное время сделали следующие лица и учреждения:

    ЕГО ИМПЕРАТОРСКОЕ ВЫСОЧЕСТВО ВЕЛИКИЙ КНЯЗЬ ГЕОРГИЙ МИХАИЛОВИЧ, гр. Д. И. Толстой, Д. А. Клеменц, К. А. Иностранцев, Е. А. Ляцкий, А. Н. Пыпин, А. А. Иностранцев, Д. А. Коропчевский, Н. М. Могилянский, Е. Р. Романов, Т-во М. О. Вольф, А. Ф. Маркс, А. А. Макаренко, свящ. А. С. Иванов, В. С. Передольский, Н. И. Троицкий, О. М. Коллас, С. Ф. Ольденбург, наслед. А. Н. Пыпина, В. В. Стасов, А. С. Пиралов, А. И. Вершинин, М. М. Стасюлевич, А. А. Левенсон, Ф. К. Волков, А. А. Рогозина, Н. Я. Янчук, Д. Дорошенко, А. Н. Норцов, Э. К. Пекарский, Г. Н. Ахмаров, М. А. Большаков, Н. Н. Виноградов, Н. С. Державин, А. И. Зачиняев, А. А. Миллер, свящ. Г. Яковлев, А. Янулайтис, И. С. Абрамов, К. Т. Аникиевич, В. П. Врадий и С. И. Руденко...

    С.-Петербург. 17-го октября 1909 г.

    /Матеріалы по этнографіи Россіи подъ pедакцiей Ѳ. К. Волкова. Т. І. Издание Этнографическаго Отдѣла Русскаго Музея Императора Александра III. С. Петербургъ. 1910. С. I-II, VII-VIIІ, XII, XV, XVII, 209./

 

 

 

 

     — Въ заседании русского географического Общества член Общества Пекарский и якутский губернатор Крафт сделали интересное сообщение о расселении якутов и их культурном влиянии на других инородцев. А. А. Ильин сделал доклад «Краткое сообщение о возможности земледелия на дальнем севере». (Р. В.)

    /Восточная Заря. Газета политическая, общественная и литературная. Иркутскъ. № 262. 18 ноября 1910. С. 2./

 

    Э. К. Пекарскій и В. Н. Васильевъ. Плащъ и бубенъ якутскаго шамана. („Матеріалы по этнографіи Россіи”.— Подъ редакціей Ѳ. К. Волкова. — Изд. Этнографическаго Отдѣла Русскаго Музея Императора Александра III. Т. I. С.-Петербургъ, 1910 г.).

    Нет надобности доказывать на страницах научного этнографического журнала, что изучение шаманского одеяния — большое дело. С одной стороны, всем этнографам известно, что шаманское одеяние до сих пор недостаточно изучено. Вспомним, что проф. В. М. Михайловский не мог научно определить значение шаманского одеяния, и это — в исследовании, специально посвященном шаманизму. С другой стороны, а рrіоrі ясно, что изучение шаманского одеяния призвано вскрыть перед нами многие изгибы мысли и души огромной массы человеческих племен — шаманистов.

    В статье наших авторов описывается не шаманское одеяние вообще, а именно то, которое каждый может подробно изучить, не выезжая из Петербурга. Это чрезвычайно важно, потому что открывает каждому возможность проверить описание и определение авторов, что может повести к новым обобщениям. С указанной точки зрения статья Э. К. Пекарского и В. Н. Васильева — именно то, чего мы в праве требовать от содержания Материалов, как издания музея.

    Составлена статья очень удачно.

    Начинается она введением (стр. 93-96), где изложена история вопроса о шаманском одеянии. Здесь указана главнейшая литература предмета (что, в глазах авторов, однако, не освобождало их от литературных указаний на всем протяжении их большой, в 23 страницы in 4°, статьи); доказывается, что данный экземпляр — якутского происхождения; разбирается вопрос о белом и черном шаманах.

    После введения идет детальнейшее, простое и ясное, описание как отдельных частей одеяния — кафтана, бубна и колотушки, так и каждой отдельной части того и другого (стр. 96-115).

    Имеется и обобщение, — отдельно относительно кафтана (стр. 112-113), относительно бубна (114-115) и относительно колотушки (стр. 115).

    В конце статьи помещен список источников (стр. 115-116) и на отдельной таблице (VІ-й) — изображение описываемого кафтана, бросающееся в глаза своею отчетливостью. О многочисленных рисунках в тексте, прекрасно выполненных, я уже не говорю.

    Как видите, архитектоника статьи — прекрасная, и, вообще, я надеюсь, мне удалось показать, что статья Э. К. Пекарского и В. Н. Васильева действительно очень ценна.

    Совершенно случайным, хотя и немаловажным плюсом разбираемой работы наших авторов является то обстоятельство, что описываемый ими шаманский костюм «заслуживает преимущественного перед другими внимания как по полноте имеющихся на нем изображений, так и по оригинальности некоторых из них, до сих пор не встреченных на якутских шаманских плащах, но имеющихся в том же или несколько измененном виде на плащах других сибирских народностей» (стр. 94; ср. стр. 100, 102 и 103 и др.).

    Когда я проштудировал, в мере своей подготовленности, статью Э. К. Пекарского и В. Н. Васильева, то мне пришла в голову мысль — сделать свои посильные замечания собственно об одной детали описанного этими авторами шаманского костюма, — об оjȳн äміjін кäрäтä. Но раз что я уже взялся за перо, то да позволено мне будет начать несколькими более мелкими замечаниями.

    Почему авторы употребляют слово «плащ»? — К сожалению, со мною пока нет всей моей библиотеки, и я не могу привести теперь указаний, какое название принято в литературе для описываемого предмета. Но я прекрасно помню, что в Якутском местном музее, при составлении каталогов и этикеток, было употреблено слово «кафтан». Мне кажется, что это — правильнее, так как, если не ошибаюсь, под «плащом» разумеют обыкновенно безрукавное одеяние. Обычное якутское одеяние, — сон, саңыjах, — также большею частью переводится русским словом «кафтан», — между тем, по покрою относительно облегания тела, это одеяние ничем не отличается от шаманского.

    Изображение «какого-то» (стр. 110) животного, помещенное на одном из металлических кружков шаманского кафтана (стр. 111, рис. 18), очень похоже на изображения животных, встреченные мною на скале у впадения р. Крестях в р. Олекму [* Описаны в «Извѣстіяхъ Вост.-Сибирск. Отдѣла И.Р.Г О-ва», 1897 г.].

    Интересно отметить (в стр. 115), что, за неимением бубна (и колотушки), шаманы гадают иногда ложкою вместо колотушки бубна [* См. мои «Матеріалы для изученія шаманства у якутовъ», в «Запискахъ Вост.-Сибирск, Отдѣла И.Р.Г. О-ва по этнографіи», 1890 г., т. II, вып. 2-й.].

    Несколько более существенным является мое замечание относительно толкования авторами äмäгäт’ов (стр. 101).

    Надо признать, что это — довольно сложный вопрос. С одной стороны, äмäгäт — дух-покровитель шамана. Сообразно с этим, äмäгäт занимает особо почетное место в культе. Достаточно указать на то, что без äмäгäт’а шаман не может быть шаманом; — что с шаманского кафтана шамана, который перестал быть шаманом, снимается изображение äмäгäт’а, и притом — с соблюдением некоторой торжественности. Вообще, по общепризнанному толкованию, äмäгäт — дух умершего шамана и даже — кто либо из небожителей (хоти и второстепенных).

    Как видим, äмäгäт — важная пещь и притом — прямо относящаяся к достоинству и силе шамана.

    Но, вместе с тем, под тем же названием фигурирует и «изображение духа, причинившего или могущего причинить болезнь, — из бересты, бумаги или гнилого дерева» (Іос, сit.).

    Является настоятельная потребность выяснить, в каком отношении друг к другу, в представлении якутов-шаманистов и шаманов, находятся последнего рода äмäгäт’ы и  äмäгäт’ы — покровители шаманов.

    Уже приведенное описание одних и других äмäгäт’ов заставляет высказать предположение, что здесь мы имеем дело с весьма отличными друг от друга, по своей сущности, духами. Но в этом меня укрепляет до некоторой степени еще одно обстоятельство. — По указанной выше причине я не могу справиться у авторов, на которых ссылаются Э. К. Пекарский и В. Н. Васильев, Но все же я знаю, что в литературе [* Только что упомянутые мои «Матеріалы для изученія шаманства у якутовъ».] есть указание, что для борьбы с äмäгäт’ом призываются шаманы, не имеющие не только кафтана, но и бубна, значит: борьба эта не требует большой силы со стороны шамана.

    Все эти обстоятельства заставляют высказать пожелание, чтобы вопрос об äмäгäт’ах был пересмотрен.

    Если во всех случаях äмäгäт - один и тот же, по существу, дух, то необходимо выяснить, каким образом в одном случае без его помощи не может совершить хотя бы ничтожного шаманского действия даже самый могущественный шаман, а в другом — с ним самим легко справляется шаман ниже среднего могущества?

    Если же мы имеем дело в различных случаях с различными духами, то в чем заключается сущность каждого из них и почему для них существует одно и то же название?

    Мне кажется, что постановка этих вопросов законна; разрешение же их — вне моей компетенции.

    Наши авторы, Э. К. Пекарский и В. Н. Васильев, также не разрешают этих вопросов. Определение äмäгäт’а, как духа-покровителя шаманов, и определение его, как изображения, в виде гнилушки, духа, причиняющего болезнь, эти авторы соединяют, в своем изложении, союзом: «кроме того». Между тем, из их же собственных определений следует, кажется, вынести заключение, что здесь мы имеем дело с двумя различными типами духов: äмäгäт, покровитель шамана — не абāсы и не ӱöр, äмäгäт — гнилушка — именно абāсы. Уже по одному этому здесь нужно специальное исследование, которое с тем большим основанием мы могли ожидать встретить в статье авторов, что äмäгäт составляет существенную принадлежность шаманского одеяния, — а описанию последнего и посвящена статья.

    Еще более важным является вопрос о белом и черном шамане.

    Прежде всего, я замечу, что в том же томе Материалов, в статье М. Н. Хангалова, «Общественныя охоты у сѣверныхъ бурять», проводится (стр. 149 еt sequ.) мысль, что (у бурят) белые шаманы стали появляться лишь с того момента, когда начала падать политическая власть черных шаманов и место последних задали люди светского происхождения — нойоны. Последним нужны были шаманы, но такие, которые находились бы в подчинении светской власти. Этой последней не хотели признавать над собою недавние, безраздельно властвовавшие над судьбами народа его повелители — черные шаманы; нойонам оставалось создать класс шаманов, подчиненных их власти. Таким-то путем возникло белое шаманство у бурят.

    Если бы автор выразился в том смысле, что со времен установления светской власти нойонов деятельность белых шаманов в жизни бурят сделалась заметнее, значительнее, то, конечно, его можно было бы допустить (хотя и требовало бы доказательств, вторых у автора мы не находим). В самом деле, не трудно понять, что черные шаманы держали, в свое время, белых шаманов в черном теле, — если только правда, что одни черные шаманы, а не шаманы вообще, господствовали тогда; — что, учитывая все же религиозные чувства народа, но став во враждебные отношения к черному шаманству, нойоны стали приближать к себе белых шаманов, и т. д. Но приурочивать самое возникновение белого шаманства к падению политического главенства черного таинства над народом, — на это не уполномочивают не только приводимые автором факты (если бы их и считать доказанными), но все, что нам известно из сравнительного изучения религий.

    Сам автор, несколькими страницами раньше (стр. 131), признает наличность, в мировоззрении бурят, дуализма. В некоторых преданиях этого народа автор видит «ясное указание на дуализм, исконную (курсив мой, — Н. В.) борьбу добра и зля».

    Итак, во всяком случае дуализм, а не что-либо иное, норовил возникновение белого шаманства наряду с черным.

    Спрашивается теперь, каково было одеяние тех и других?

    С одной стороны, разбираемые авторы указывают (стр. 95), что наличность большего или меньшего количества изображений и привесок у шаманского кафтана определяется степенью состоятельности шамана. На этом основании, между прочим, они оспаривают предположение покойного В. Ф. Трощанского, будто один из кафтанов Якутского музея потому уже должен быть признан кафтаном белого шамана, что на этом кафтане нет фигур животных; по-видимому, — по толкованию авторов, — здесь именно и проявилась недостаточная степень зажиточности бывшего владельца этого кафтана. Соглашаясь с этим, я могу добавить, что есть шаманы, у которых вовсе нет шаманского кафтана, есть и такие, у которых нет даже бубна.

    В записанном мною случае [* См. указанные выше мои «Матеріалы» и т. д., — действие у старика Тосуjа.] шаман камлал без кафтана и, вместо бубна, у него в руках была веревочка из шерсти. Возвратившись из своего опасного путешествия в мире духов, этот шаман, во время еще шаманского действия, в своем заклинании радуясь своей встрече со «средним» миром (землею) и с солнцем мимоходом жаловался на трудности, которыми сопровождалось это путешествие, — благодаря тому именно, что «конем» для него служил не бубен, а «простая веревочка» (хара тöргӱ, — буквально: черная веревочка [* На то же указывают и наши авторы — стр. 115.].

    В другом случае, хорошо мне известном, шаман даже начал действие без шаманского костюма, — которого у него не было, и только после олоххо олорор’а (1-й акт шаманскаго действия) надел присланный ему откуда-то кафтан.

    Итак, с одной стороны, степень зажиточности шамана определяет собою наличность большего или меньшего количества изображений и привесок на его кафтане и даже — имение или неимение кафтана и бубна вообще.

    С другой стороны, наши авторы склоняются к мысли, что у белых шаманов во всяком случае есть бубны, — что отрицал г. Н. Горохов, — и соглашаются с последним автором лишь в том, что у белых шаманов не было кафтана.

    Мне кажется, что вопрос этот следует оставить открытым, — до времени, когда явится возможность разрешить его на основании конкретных данных.

    Если же оперировать с возможными предположениями, основанными на нашем знакомстве с предметом, и если не считать белыми «шаманами» алҕāччы, назначение которых — испрашивать благословение (наприм., на якутских свадьбах в древности), то как я думаю, следовало бы признать, что у белых шаманов были и кафтаны.

    Здесь необходимо учесть то обстоятельство, что из кафтана и бубна более важною принадлежностью при шаманском действии является кафтан.

    Бубен важен, но он важен лишь с практической, так сказать, точки зрения, — как «конь», на котором шаман совершает свое путешествие. И на самом деле ми знаем, что бубен может быть заменен даже «простою» веревочкою. Наши авторы и сами отказываются присоединиться к Шашкову, который полагал, будто бубен — такая принадлежность, «без которой он (шаман) не может ни принести жертвы, ни произвести заклинания духов». В то же время нам хорошо известно, что кафтан ничем не может быть заменен.

    Могут заметить, что шаманы, имеющие бубен, но не имеющие кафтана, встречаются, тогда как, наоборот, неизвестны случаи, чтобы у шамана был кафтан, но не было бубна.

    На это я скажу, что здесь дает себя знать большая легкость приобретения и изготовления бубна по сравнению с приобретением изготовлением кафтана.

    Практические соображения шаманов не могут быть упускаемы в виду при решении подобного рода вопросов. Ведь, и наши авторы, — как мы видели, — большую или меньшую разукрашенность шаманского кафтана ставят в зависимость от степени зажиточности владельца последнего. Эти же авторы утверждают даже (стр. 96), что хотя и существует некоторая разница между бубном черного шамана и бубном белого шамана, но нередко черный шаман пользуется, по-видимому, бубном, составляющим принадлежность белого шаманства, и обратно, — и именно потому, между прочим, что шаманы теперь стеснены в выборе бубнов, так из старых бубнов становятся все меньше и меньше, а новых не приготовляют.

    Во всяком случае, камланье без кафтана не типично и может быть рассматриваемо, как признак падения традиций. Однако, допустим, что всегда бивали шаманы, которые камлали без кафтана, — подобно тому как и среди шаманов, камлающих в кафтанах, имеются более могущественные и менее могущественные. Но это должно относиться одинаково и к белым, и к черным шаманам. Во всяком случае, неподлежащий сомнению факт заключается в том, что именно среди черных шаманов теперь известно немало таких, которые камлают безе кафтана.

    Надо еще заметить, что, даже при наблюдаемом теперь падении традиций, шаманы, камлающие без кафтана — ничтожество по сравнению с шаманом в кафтане, и по большей части к ним якуты относятся с иронией. И в самом деле: на кафтане — äмäгäт — другие части, придающие человеку могущество шамана.

    Спросим себя теперь: из двух предметов различной ценности что именно должно отпадать при переходе от черного шамана к белому? — Ясно, что, аlteris paribus, менее важная вещь, — а таковою является бубен. Обратно: раз считать установленным, что у белых шаманов имеется бубене, то следует а роsteriori признать, что у них имеется и кафтан.

    Повторяю, однако, еще раз: мое предположение о том, что и у белых шаманов были кафтаны, основано на толковании известных нам данных, окончательное же решение вопроса принадлежит тому счастливому будущему, когда окажется возможным подойти к этому вопросу не с предположениями, более или менее остроумными, а с конкретными данными.

    Перехожу теперь к выяснению своей точки зрения на оjȳн äміjін кäрäтä.

    Но для этого мне необходимо пересмотреть вопрос, который, в заключение своей статьи, ставят и разрешают наши авторы: «что представляет собою шаманский плащ во всем его целом?» (стр. 112).

    Шаман, вообще говоря — не обыкновенный человек. Он может «сглазить». Если он пожелает, хотя бы сидя за обедом, что-нибудь дурное своему врагу, то последнему несдобровать. Но та специфическая сила, которая присуща шаману, — сила подчинять себе духов или входить с ними в соглашение, — в шамане, пока он не камлает, находится в потенциальном состоянии. Для того чтобы проявить эту силу, шаман должен, прежде всего, надеть на себя шаманский кафтан и взять в руки бубен. Правда, и в этом случае усилия шамана могут оказаться безуспешными, но при отсутствии этих условий, самые усилия не могут оказаться успешными.

    В якутском обычном праве, — как и вообще в первобытном праве, — формализм играет значительную роль. Так, например якут, чтобы превратиться в «судью», должен непременно сесть, пока он стоит, пока он — на ногах, до тех пор он — не судья. Но аналогичным фактом здесь является то, например что русский судья — не судья, пока он не наденет на шею цепь; — французский депутат — не депутат, пока он без шарфа; — парламент превращается в простое собрание граждан, как только президент надевает на голову шляпу.

    Во всех этих случаях мы имеем дело с сознательно принимаемою условностью. Якут, сидит ли он или стоит, остается одним и тем же существом, — разница лишь в том, что в первом случае высказываемое им мнение принято считать сентенциею судьи, а во втором — оно остается его личным мнением, следование которому не обязательно для третьих лиц.

    Но шаман без кафтана [* Во всех случаях, когда я говорю здесь: «шаман без кафтана», я разумею шамана в обиходной жизни, — такого именно шамана, который камлает в кафтане.] и шаман в кафтане — два разных существа. Независимо от воли и желания окружающих, независимо от их точки зрения, шаман, надевший на себя кафтан может сделать то, чего он не в состоянии сделать, пока он не облекся в кафтан.

    Итак, кафтан придает шаману силу и возможность делать нечто необычное.

    Такие свойства кафтана развиваются в двух направлениях, — сообразно с необходимостью для шамана приобрести, вместе с облачением в кафтан, 1) возможность и 2) силу совершать необычное.

    Совершенно правильно наши авторы (стр. 113) в названии для шаманского кафтана (сказка, записанная Худяковым): «железная красивая кольчуга» видят подтверждение тому, что кафтан шамана «служит ему щитом против (действия) неприязненных духов». Новым подтверждением этого толкования может быть указание Д. А. Клеменца («Матеріалы по этнографіи Россіи». I, 142), что боевой священный плащ бурятских шаманов «заменял шаману кирасу» во время боя [* В другом месте («Изображенія долгано-якутскихъ духовъ», — в «Жив. Стар.», 1909 г., вып. II-III) у одного из авторов разбираемой статьи (В. Н. Васильева) читаем: «по добровольному соглашению или же с бою (курс. мой. — Н. В.) найденная душа отбирается шаманом от похитившего ее духа» (стр. 281).].

    В соответствии с материализацией «верхнего» и «нижнего» мира, защитными средствами для шамана являются предметы материальные. Чтобы выдержать натиск, шаман, отправляясь из «среднего» мира в свое путешествие, принужден сделать более крепками свои члены. Ноги в этом не нуждаются, — в распоряжении шамана «конь»: бубен, веревочка, или хотя бы палка, на которую он опирается. Но верхняя часть туловища должна быть креплена. И вот, кафтан, — который надевается на эту именно часть туловища, — обычною своею принадлежностью имеет различные коленные предметы. Такова целая серия пластинок: изображающие ребра, которые называются оjоҕос тімір (боковое железо) или, еще определеннее, оjоҕос уңуохтар (ребра); хомурҕан — ключичные кости; бӱ1гӱн — плечевая кость; бäгälчäк (запястье), хары (локтевая кость) и т. д.

    Сопоставляя сказанное, мы приходим к заключению, что назначение этих предметов — придать более крепости и выносливости частям тела шамана. Конечно, ключицу шамана переломить труднее, если в поддержку ей будет нашит на кафтан хомурҕан...

    Я сказал, что в особой поддержке ноги шамана не нуждаются, так как в его распоряжении — надежный «конь». Но нельзя не обратить внимания, все-таки, на то обстоятельство, что, по толкованию многих авторов, шаман поддерживает свою способность передвижения прикреплением к своему кафтану хотоҕоі — изображения маховых перьев птиц, кӹсāн’ов — птичьего оперения вообще.

    Все описанное до сих пор — защитные средства. Они гарантируют шаману возможность совершать необычные дела.

    Но, конечно, устранение ожидаемых препятствий — половина задачи: нужно еще иметь силу совершать эти дела.

    Тут первое место принадлежит, как мы уже видели, äмäгäт’у. Нет шамана без äмäгäт’а, — шаман бессилен, раз что у него нет äмäгäт’а или раз что он не заручится содействием своего äмäгäт’а.

    Конечно, теоретически можно себе представить äмäгäт’а такого могущества, что шаман, при его содействии, оказывается способным подчинить себе любого из злых духов или умилостивить любого из добрых. Но на практике каждый шаман имеет уже известный контингент раз навсегда подчиненных ему духов. Чтобы запечатлеть этот факт, шаман нашивает на свой кафтан изображение этих духов (ср, у наших авторов, стр. 95, их собственное предположение и ссылку на Третьякова).

    Возможно, что некоторые из частностей в моем изложении не соответствуют действительности, а многие из них открыты для серьезной критики. Но в общем изображенная мною картина, — я полагаю, — верна. Шаманский кафтан рассчитан на то, чтобы 1) защитить шамана в стане вражеских духов и 2) вызвать к нем ту силу над этими последи или, которою он, вне сеанса, обладает только потенциально.

    Каково же значение, с этой точки зрения, оjȳн äміjін кäрäтä.

    Статья наших авторов озаглавлена: «Плащъ и бубенъ якутскаго шамана», — они не сказали: «одеяние якутского шамана». Такое ограничение имело свое основание, потому что в рассматриваемой статье ничего не говорится о головном уборе шамана.

    В своих экспедиционных записях я встречаю сообщение В. М. Ионова, согласно которому до весьма недавнего времени шаманы камлали в женском головном уборе.

    Фольклор якутов показывает, что удаҕан (шаманка) сильнее оjȳн’а (шамана).

    Якутский родоначальник С. В. Слепцов сообщил мне, что, по его соображениям, удаҕан древнее оjȳн’а.

    Все это дало мне повод сделать несколько обобщений относительно матриархата у якутов. На первобытных стадиях общественности функции главы рода и функции шамана сосредоточивались в одном лице: глава рода был уже, ех оffiсіо, и родовым шаманом [* См. об этом у Ник. Харузина, в его статье «О нойдахъ у древнихъ и современныхъ лопарей» («Этногр. Обозрѣніе», 1889 г., кн. I, стр. 48).]. И если мы замечаем следы особого значения женщин, как шаманок, то отсюда позволительно заключить, что некогда женщина играла известную роль и в качестве главы рода [* Соответствующая глава моих «Якутскихъ матеріаловъ для разработки вопросовъ эмбріологіи права» еще не появилась в печати.].

    Итак, мы имеем основание предполагать, что шаманы пользуются, при камлании, женским головным убором потому, что женщины считались более могущественными, в деле подчинения; себе духов, существами, нежели мужчины. Другими словами: пользование в этом случае женским головным убором является одним из средств усилить могущество шамана. Ему нужно не только; подкрепить свои кости железными пластинками, — не только иметь на своем кафтане äмäгäт и изображения подчиненных ему духов: ему необходимо еще принят образ женщины.

    Обобщение само собою напрашивается. Оjȳн äміjін кäрäтä — не груди (или, правильнее, соски) шамана, это — женские груди.

    Шаман надевает женскую шапку. Но как еще усилить впечатление, будто он — женщина? — Пришить к своему кафтану две круглые пластинки, долженствующие изображать женские груди, и тем иметь возможность вернее ввести духов в заблуждение, будто он — женщина.

    Кто знает? — Может быть, — в представлении если не теперешних якутов, то древних, — шаман на время камлания на самом деле превращался в женщину; — может быть, было время, когда камлали только женщины, а если за камлание принимался мужчина, то это могло иметь успех под условіем, что он предварительно превратится в женщину.

    В литературе имеется, во всяком случае, указание на некоторую переходную форму в этом отношении. В. Г. Богораз («Краткій отчетъ объ изслѣдованіи чукочъ Колымскаго края». Отдѣльный оттискъ изь Извѣстій В.-Сиб. О.И.Р.Г. Общества за 1889 г., т. XXX, вып. 1-й, стр. 31-32) сообщает, что, наряду с шаманами-мужчинами, среди чукоч имеются и шаманы, совершенно превращенные из мужчин в женщин. — «Человек (будущий шаман), — пишет В. Г. Богораз (стр. 31), — обреченный превращению пола, ...надевает женское платье, принимает женский способ произношения. усваивает с большой быстротой все женские занятия и привычки. Мало того: он начинает отыскивать возлюбленного среди молодых людей... В конце концов, превращенный выходит замуж и проводит в брачном союзе всю жизнь». — Итак: превращение мужчины в женщину возможно; кроме того, мы знаем, что это превращение совершается именно в тех случаях, когда мужчина готовится быть шаманом. Мало того: наш автор сообщает, что именно превращенные «являются самыми могущественными шаманами во всех отношениях» (стр. 32).

    Сообщаемые факты можно считать, как я сказал, переходною формою: не каждый чукотский шаман — превращенный в женщину мужчина. Но все же важно здесь то, что те из шаманов, которые превратились в женщину, могущественнее остальных.

    На первый взгляд может показаться, что наличность обратных случаев, т.-е. превращения будущей шаманки в мужчину, кассирует для меня ссылку на сообщение В. Г. Богораза. Но, во-первых, сам автор говорит, что этого рода случаи наблюдаются реже (стр, 32). Во-вторых, очень много распространяясь о превращении шаманов в женщин, автор лишь вскользь упоминает о превращении шаманок в мужчин. В-третьих, из контекста нельзя вывести заключения, что шаманки, превращенные в мужчин, также могущественнее прочих шаманов. Наконец, в-четвертых, здесь, — возможно, — мы имеем дело с самостоятельным развитием форм в ущерб идее. Последняя заключалась в том, что могущественнее других именно шаман, превращенный в женщину; отсюда: превращение возможно вообще, — следовательно, возможно и превращение женщины в мужчину; последняя фаза: сильнее вообще превращенный субъект, — будь то превращенный в женщину мужчина или превращенная в мужчину женщина.

    Как бы то ни было, вера якутов в возможность полного превращения мужчины-шамана в женщину (если эта вера действительно когда-либо жила у якутов) — дело отдаленного прошлого.

    Теперь для мужчины-шамана оказывается достаточным придать себе какие-нибудь атрибуты женщины. Не трудно надеть на голову женскую шапку, — не трудно и нашить на кафтан изображение женских грудей. Да этого и достаточно: половой орган шамана скрыт штанами, растительность на лице у якутов — самая незначительная.

    Я, конечно, не стану очень упорно настаивать на своем объяснении, почему шаманский кафтан носит изображение грудей. Одних домыслов здесь недостаточно.

    Но, все же, чрезвычайно важным является здесь то обстоятельство, что из всех мягких частей человеческого тела «укрепленными», «подчеркнутыми» в украшениях шаманского кафтана яляются груди.

    «Защищаются» не ягодицы, не мускулы ног или рук: «защищены», «усилены» у шаманов именно те мягкие части, которыми мужчина отличается от женщины.

    Почему же именно груди, при конструировании шаманского кафтана, нуждались в укреплении, подчеркивании?

    Предлагаемое мною объяснение, — если и не претендовать на его неоспоримость, — все же находится в соответствии с тем, что нам известно о шаманах и их кафтане.

    Я буду рад, если более компетентные, нежели я, исследователи докажут, что данное явление объясняется на самом деле иначе и тем самым отпадет то объяснение, которое предлагается мною [* В другом месте («Сб, Музея по Антропол. и Этногр. при Импер. Акад. Наукъ», VIII) один из авторов разобранной статьи (В. Н. Васильев) дает дальнейшие подробности о «грудях» на шаманском одеянии. Знакомство с этим материалом нс изменяет моего взгляда на предмет.].

    Н. Виташевский.

    Одесса, июль 1910.

    /Живая Старина. Періодическое изданіе Отдѣленія этнографіи Императорскаго Русскаго Географическаго Общества. Отд. III. С-Петербургъ. Вып. IV. С.-Петербургъ. 1910. С. 342-352./

 

                                                                         nlib.sakha.ru

 

 

                                              КРАЙ ГУБЕРНАТОРСКОГО ПРОИЗВОЛА

                                                                   (Ответ г. Лелину)

    [Лелин – псэўданім Э. К. Пякарскага, які ўтвораны ад ласкальнага імя ягонай жонкі Алены - Лелі, ў дзявоцтве Кугаеўскай. – А. İ.]

    В № 239 «С.-Петербургскихъ Вѣдомостей» напечатана статья г. Лелина: «Крафтоѣдство „Сибирскихъ Вопросовъ”». Исходная точка статьи та, что напрасно «гг. Яковлевичи так усердно стараются порочить Крафта на страницах „оппозиционного органа”, ибо это только „будет способствовать вящему преуспеванию г. Крафта по службе». Поэтому «было бы вполне понятно и целесообразно (курсив наш), если бы г. Яковлевич с документами в руках обнаружил печатно какие либо незакономерные действия г. Крафта, как губернатора. Это было бы очень поучительно и могло бы привести к каким-нибудь практическим результатам».

    Итак, критика действий какого либо администратора должна иметь целью: или повредить ему по службе, или способствовать его карьере. С этой точки зрения, только единственной, и могут быть признаны целесообразными всякие обличения; только такие обличения и могут повести к практическим результатам. Но ведь на такую высоту может подняться не всякий, и вполне понятно, если г. Яковлевич, стоя на более «низменном» принципе, имеет в виду не тех, кто может повысить или понизить г. Крафта по службе, а простого обывателя, которому и хочет помочь разобраться в окружающих его явлениях, ибо деятельность г. Крафта представляет из себя такую путаницу «либерально»-благородных потуг и бесцеремонного административного произвола, что простой смертный не сразу возьмет в толк — что и к чему. Тем более это трудно, что у Крафта есть приспешники не только среди чиновников, но и среди обывателей и даже инородцев. Вспомним г. В. Никифорова, сначала мечтавшего об якутской республике, а потом преподнесшего его превосходительству фотографическую группу за «необыкновенную чуткость к нуждам инородцев»...

    Вызов г. Лелина, брошенный г. Яковлевичу, мы принимаем, т. е. постараемся охарактеризовать фактами деятельность г. Крафта в области «нужд инородцев», к которым он проявляет такую «необыкновенную чуткость».

    В г. Якутске давно назрела необходимость в сельскохозяйственной школе 1-го разряда, и местное Сельскохозяйственное Общество давно (чуть не 10 лет) занято этим вопросом. При участии специалиста-агронома и представителей инородцев и крестьян оно выработало проект школы и смету, представило все это по начальству, потом вторично, по предложению последнего, пересмотрело и проект, и смету.

    Что же сделал г. Крафт? Он упразднил проект Сельскохозяйственного Общества и предложил свой проект со сметой на меньшую сумму.

    Местное Сельскохозяйственное Общество, желавшее иметь действительно сельскохозяйственную школу, а не суррогат с этим названием, билось несколько лет, чтобы сократить смету, как того требовало министерство, и ничего не могло поделать, несмотря на все старания двух, следовавших один за другим областных инженеров. Для г. Крафта же с его знаниями, присвоенными мундиру, сделать требуемое, конечно, очень легко, ибо бюрократ «чином от ума избавлен».

    Приспешники г. Крафта козыряют открытием в г. Якутске педагогических курсов для подготовления народных учителей области.

    Верно. Но что это за курсы? Лекторами состоят исполняющие обязанности учителей городского училища, судить о педагогических познаниях которых можно уже по одному тому, что они до сих пор путают Кука, открывшего в 18 столетии Новую Зеландию, с ныне здравствующим авантюристом, заявившим претензии на открытие северного полюса.

    На «заселение Алданского края крестьянами с верховьев Лены испрашивается субсидия от казны».

    Что это за «Алданский край», мы не знаем, да едва ли знает и г. Крафт. Кто и когда исследовал этот край в отношении годности для земледельческой культуры и емкости для колонизации? Здесь есть свободные земли, отобранные у якутов, которые усиленно хлопотали и хлопочут о возвращении им этих необходимых для них угодий. Не о них ли идет речь? Где же тогда «чуткость к нуждам инородцев»?!. Впрочем, переселенческая политика г. Крафта потребовала бы очень много места. Интересующихся этим вопросом мы отсылаем к «Сибирскимъ Вопросамъ», где эта политика получила полное и всестороннее освещение.

    «Назначение в г. Якутске второго врача для командировок, по специальности окулиста, который зимою будет заведовать глазною лечебницей, а летом — разъезжать по улусам».

    В этом ходатайстве особенно резко сказывается «знание, присвоенное мундиру». Прежде всего, во сколько лет такой врач посетит хоть раз каждый наслег того или иного улуса? Кроме того, болезнями глаз страдают по преимуществу якутские женщины более бедного класса, и они-то менее всего могут воспользоваться услугами врача-окулиста. Летом им приходится доить коров четыре раза в день, причем коровы пасутся на обширных выгонах, по открытым местам, разбросанным в тайге. Скот же от жары и слепней забирается в лес, где разыскать его не особенно легко, во всяком случае, нужно время и время. Поэтому весь день летом у якутских женщин занят уходом за скотом.

    Тут вся разгадка в том, что г. Крафт пригласил на должность врачебного инспектора некоего М., который исповедует принципы черной сотни, издал несколько скверных брошюрок об эпидемических болезнях и носит по недоразумению звание «специалиста-окулиста», ибо 15 лет тому назад был в глазном отряде в Тургайской области, где и свел дружбу с «Иван Иванычем».

    Правда, помимо приглашения окулиста, увеличен персонал врачей в Олекминском округе и открыт врачебный участок в Якутском.

    Но зачем же г. Крафт предварительно разгромил медицинский персонал г. Якутска и округов? Зачем было увольнять из Олекмы единственного там врача только за то, что при обыске редакции газеты «Якутская Мысль» найдено его письмо, совершенно невинного содержания, но обнаружившее его сношение с ненавистной для администрации независимой печатью?.. Уволен, кроме того, и за то же, помощник медицинского инспектора, Р. Годомский, очень популярный в г. Якутске. Много ли при таком отношении к врачам найдется охотников служить в Якутской области? Сюда едут или дослуживать пенсию, как Плавский в Вилюйский округ, еле двигающийся старик, совершенно непригодный для отправления обязанностей врача, тем более улусного, или же стипендиаты, т. е. невольные врачи, которые во что бы то ни стало, стремятся уехать из области, как можно скорее. Если же среди них встречаются хорошие врачи, — не чиновники, люди более или менее независимые, то они непременно впадают в немилость администрации и вынуждены бывают оставить службу. Так было и с врачом, самым популярным среди инородцев области, не говоря уже про городских жителей, медицинским инспектором Вонгродзским. Теперь, вот уже несколько лет, пустует участок Якутского округа, Баягантайский, всего верстах в 200 от города. Все это факты, показывающие, как смотрит г. Крафт на медицинскую помощь для инородцев.

    «Крафт — сторонник просвещения», заявляют приспешники. Им учреждены для учащихся якутян стипендии при Константиновском межевом институте, высших женских курсах, томском университете, при местной фельдшерской школе, женской гимназии, реальном училище и иркутской учительской семинарии.

    Но почему же не могло легализироваться, а было «разъяснено» и истреблено г. Крафтом организованное якутами «Общество просвещения», переименованное потом в «Сырдык» (Свет), а вместо него было открыто (конечно, не по инициативе инородцев) «Общество попечения о народном образовании», куда вошли «интеллигентные» дамы и вкупе с кавалерами избрали г. Крафта почетным членом? Общество «Сырдык» не догадалось бы сделать это, так как в массе состояло из якутов, живущих, по словам г. Крафта, «звероподобным образом»...

    «Передача заведывания метеорологическими станциями в северных округах области учителям народных школ с назначением им добавочного жалованья в размере 25 руб. в месяц из средств «Русского Географического Общества».

    Тут, кроме «знаний, присвоенных мундиру», обнаруживается еще и стремление распоряжаться средствами Географического Общества для награждения «за усердие [* Учителя и теперь имеют право брать на себя обязанности наблюдателя на метеорологической станции, входя в непосредственные сношения с «Географическим Обществом» или с «Физической Обсерваторией». Но г. Крафту не это нужно. Каков бы ни был учитель (лишь бы отличался «благонадежностью»), он по своему положению должен иметь право заведовать станцией. До сих пор сплошь и рядом метеорологическими станциями в Сибири заведовали политические ссыльные. Мало того, они получали полномочия учреждать такие станции и для этого пользовались правом разъездов по области или губернии.]. Может быть, это в порядке вещей среди бюрократии: судить не нам. Мы подчеркнем лишь «знания». Одно время спасение России видели в развитии всяких культур и на народного учителя хотели возложить проведение этих культур при помощи школьных огородов, садов, пасек и т. д. вплоть до разведения шелковичных червей. Педагоги-специалисты категорически высказались против этого. Они говорили, что если учитель будет выполнять лишь свои прямые обязанности, и то — слава Богу: так сложны и обширны эти обязанности. Разумеется, ничего нельзя сказать против, если учитель по собственному почину разведет при школе какую либо культуру.

    Но педагоги специалисты г. Крафту не указ. Ему нет дела до того, что здесь, среди инородческого населения, обязанности учителя еще сложнее. Кроме учительства в собственном смысле, на нем в Якутской области лежит еще наблюдение за интернатом, без которого по местным условиям не может обойтись ни одна школа, а иногда вдобавок на нем же лежит и содержание интерната.

    «Проведение мер для охраны лесов по берегам Лены». Ничего не можем сказать, так как не знаем, от кого или чего будут охранять эти леса, а главное, не знаем, в чем будут состоять эти меры.

    «Подвеска второго провода на телеграфной линии Якутск — Витим». Ничего не имеем...

    «Утверждение сметы земской губернской повинности на трехлетие 1909-1911 г.г.».

    Подробное рассмотрение и освещение этой сметы было уже сделано в местной газете «Якутская Мысль», — поэтому обойдем ее сейчас молчанием. Заметим только одно. В конце 1909 года на земские средства отправлены в Россию три инородца для изучения художественной резьбы по кости. Допустим, что художественные таланты этих трех счастливцев оценены г. Крафтом безошибочно, но достаточно ли его «знаний», или «чуткости» для решения вопроса, что составляет насущную потребность населения: художественная резьба по кости или что другое?..

    Мы кончили задачу, предложенную г. Лелиным, но считаем нужным сказать еще несколько слов и о г. Лелине, и о г. Крафте, — о последнем тем более, что он оставил область (хотя теперь ходят слухи, что он возвращается опять на пост якутского губернатора), и таким образом можно как бы подвести итоги его деятельности.

    Между прочим, г. Лелин говорит: «До такой степени читателю примелькалась в журнале фамилия этого губернатора, что по получении новой книжки, каждый раз, особенно если на обложке стоит имя г. Яковлевича, читатель с некоторой брезгливостью думает о том, как бы его опять не стали угощать Крафтом».

    Мы не обладаем развязностью г. Лелина, говорящего за всех читателей, но можем уверить его, что многие местные обыватели с таким же чувством ожидали наступления каждого следующего дня, думая как бы этот день опять не угостил его г. Крафтом, изобретательность которого по части всяких «мер» поистине неистощима. Г. Крафт пускался даже в «литературу», посылал «опровержения» в местные газеты, но его отучили от этого несвойственного его превосходительству занятия, опровергая коряво написанные «опровержения» его же собственными документами.

    А как богата деятельность г. Крафта по части истребления «крамолы»! Просмотрите № 17-18 «Якутской Мысли» и он вам даст цельное, определенное представление о положении Якутской области под властью этого губернатора. «Уволен за подозреваемую близость к изданию газеты «Якутская Мысль» чиновник областного управления Н. Н. Грибановский»... «Уволен за удовлетворение требований политических ссыльных... и за участие в качестве корреспондента в газете «Якутская Мысль» управляющий Верхоянского округа Ф. М. Соловьев». Председатель Сельскохозяйственного Общества С. Ф. Михалевич привлекался к суду за то, что, будучи политическим ссыльным, состоял членом и председателем Общества. Оправданный по суду, он выслан г. Крафтом административно из города. Далее есть рубрики: «Мытарства Верхоянцев», «К голодовке в местной тюрьме», дело «Якутского Общества приказчиков». (Правление Общества привлекалось к суду за допущение в число членов административно-ссыльных. Теперь Общество в немилости. Учащимся запрещено посещать детские вечера и елки, устраиваемые этим Обществом); «увольнение в отставку» (уволен медицинский инспектор В. А. Вонгродский, очень много сделавший для области); «Бюрократическое хозяйничанье» (инородцы должны ожидать в течение нескольких дней в городе, чтобы купить пороху, которого отпускается только по фунту на человека) и т. д.

    Но мартиролог жертв крафтовского произвола еще не исчерпан: он продолжает изгонять интеллигентных работников, почему либо не угодивших ему. Так, уволен помощник областного ветеринара И. Л. Кондаков за «пристрастие к алкоголизму». Остается еще мотив к очищению области от нежелательного элемента, это — незаконное сожительство, если не бояться размаха косой по собственным ногам...

    В настоящее время для якутского обывателя фигура г. Крафта выяснилась вполне. Карьерист, всегда знающий, «который час», он знает, что теперь нужно давить всякую общественную инициативу — и давит ее. То истребляет, это упраздняет, там разоряет, здесь разгромляет, созидая... дамские комитеты и шпионаж.

    Нас не удивит, если г. Крафт будет ходатайствовать о сельскохозяйственной выставке. Местное сельскохозяйственное Общество поставило этот вопрос, сделало уже некоторые шаги к его разрешению, нашла сведущего человека, в лице политического ссыльного А. К. Кузнецова-старика. нечаевца. А. К. Кузнецов устроился в 18 верстах от Якутска и выработал план устройства показного поля и показного огорода вблизи города. Он выслан теперь в Хатын-Аринское селение (в 130 верстах от Якутска). Оно и понято: разве возможна общественная инициатива, да еще при участии политического ссыльного!

    Когда то эти ссыльные привлекались здесь к работам в статистическом комитете, к экспедициям, не говоря уже об их участии в делах частных обществ; принимались даже на службу, в качестве докторов, областных инженеров. Теперь же областной инженер А. Кудрявцев уволен «по прошению» за знакомство с двумя ссыльными, из которых один вернулся из правительственной экспедиции.

    Г. Крафт знает, какое значение может иметь газета. Он не прочь даже сам давать сведения, необходимые этой газете, и давал их (даже чрез посредство политического ссыльного, репортера газеты), но только под условием, чтобы газета служила его видам. Когда же он убедился, что газета имеет свои взгляды и не считается с его взглядами, даже критикует их, он решил задушить газету и добился своего. Его приближенные в оправдание его ссылаются на какой-то тайный циркуляр, будто бы обязавший уничтожить зловредную газету, но мы сомневаемся, был ли такой циркуляр.

    Г. Крафт знает, что самое лучшее средство выслужиться при данных условиях — отыскание новых, «свободных» земель для поселения, и он находит их. Мало найденных — найдет еще. Если будет нужно, то окажется, что у якутов есть лишние земли, которые не эксплуатируются, или что «кочевых» инородцев, какими считаются якуты, нужно превратить в оседлых землепашцев и тем освободить целые территории. Для этого у г. Крафта есть и достойные сотрудники, в лице г.г. Маркграфа, Оленина и т. п.

    Известно, что требуется прочная связь края с остальными частями империи и поднятие его производительности, и г. Крафт «разрабатывает» проект пароходного сообщения чрез Берингов пролив, с устройством порта в заливе, который отправленная на север экспедиция, во главе с г. Волосевичем, переходит пешком. Маленькая незадача вышла, только благодаря тому, что экспедиция была организована в Петербурге и не г. Крафтом, предполагавшим организовать ее здесь из «вполне пригодных для этой цели людей»...

    Г. Крафт строит музей, г. Крафт устраивает общественную библиотеку, для которой ему удалось получить огромную библиотеку политических ссыльных в Колымске. Такую же библиотеку ссыльных в г. Якутске он хотел было конфисковать (к счастью, не удалось) на том основании, что она партийная, хотя книги в ней были только легальные.

    Г. Крафт пытался даже организовать отдел Географического Общества и открыл в местном музее запись членов. Записалось несколько человек, но когда они, по дальнейшим записям, увидели назначение этого отдела, то вычеркнули свои имена.

    Об ученых заслугах г. Крафта, как археолога, мы надеемся поговорить особо. Укажем лишь, что «башни Якутского острога», единственный памятник деревянного зодчества русских XVII века, при г. Крафте горели несколько раз, бревна прясел единственной уцелевшей стены растаскивались и, что всего удивительнее, стена была прорублена в средине для кратчайшего сообщения поля... с областным правлением и казначейством.

    Сколько раз археологическая комиссия обращалась к Крафту, чтобы он что либо сделал для сохранения памятников старины, а башни разваливались, растаскивались, горели...

    «Просвещенный» г. Крафт, член археологического института, давшего ему право носить нагрудный знак, не может найти ни средств, ни времени что либо сделать для памятников старины, и им от г. Крафта-археолога не лучше, чем от его «чуткости» инородцам...

   Нет, не молчать надо о похождениях и деяниях якутского «ташкентца», а полнее очерчивать фигуру этого типичного в наше время помпадура...

    Якутский старожил

     /Сибирскiе Вопросы. №№ 37-38. С.-Петербургъ. 1910. С. 41-49./

 

 

    Экспедиции и исследования.

    — На состоявшемся 2-го ноября XIV заседании членов Императорского русского географического общества действительный член общества Э. К. Пекарский сделал сообщение о «Разселеніи якутовъ по Якутской области».

    Якутская область среди всех областей России занимает по величине первое место. Ее площадь равняется 3.400.890 кв. верст, что составляет ¾ Европейской России, ⅕ всей Империи и ½ Сибири. Местоположение Якутской области (54 и 73° с. ш. и 73 и 141° в. д.) и отрезанность, благодаря горному хребту, от восточных и южных стран обусловливают континентальность климата в области. Зимой там средняя температура — 50° Цельзия (40° по Реомюру ниже нуля]. И хотя Якутск лежит всего лишь на 2° севернее Петербурга, но мороз в этом месте бывает сильнее, чемъ на севере Гренландии, Население Якутской области — смешанное. Кроме якутов в ней живут также русские, тунгусы, чукчи и др. племена, из которых некоторые уже вымирают. Из 234 000 человек общего числа населения, по статистике 1897 г., на долю русских приходится всего лишь 19.500 человек, тунгусов 9.000; остальную часть составляют др. мелкие народности. В настоящее время общее число населения области возросло до 269.880 человек.

    Относительно происхождения якутов и их языка, который очень богат и прекрасно сохранился, существуют разные мнения и легенды. Сами якуты относят себя к монгольскому племени и считают бурят своими родственниками. Свое происхождение они приурочивают к легендарному Омогою, который, будто бы, живя у себя па родине и имея большую семью и большое хозяйство, от притеснений соотечественников ушел к верховьям Лены. Следуя по течению реки, он достиг озера Сайсары, где и поселился с семьей. Несколько лет спустя его брат Еллей подвергся той же участи со стороны соотечественников, ушел от них и, напав на след Омогоя, достиг того же озера, где и поселился вместе с семьей брата. Якуты утверждают, что у них была раньше и письменность, но что во время этого передвижения Омогоя письмена были потеряны. С течением времени семья основателей возрастала, изменились их нравы и язык. (Некоторые ученые объясняют происхождение якутов от смешения тюрков, монголов и др. племен и язык их производят отъ древнетюркского). Вновь образовавшееся, таким образом, якутское племя начало расселяться все далее в глубь, занимая те места, где было больше растительности, зверей и рыбы. Селились они семействами у озер, причем по времени года меняли свои места. Управлялись отдельные группы семейств самыми богатыми, причем физически более сильные, находясь в подчинении у богатых, являлись сами начальниками над бедными своими соплеменниками. Так жили якуты до 1620 года, когда были покорены русскими. Якутская легенда передает это событие в следующем виде. У одного большого озера, говорит предание, жил богатый человек по имени Тыгын, к которому однажды явились двое каких-то людей, странных на вид, и знаками просили приютить их. Одеты были они в узкое платье, с короткими на голове волосами, впалыми глазами, с большим прямым носом и с растительностью под бородой. Принятые гостеприимно Тыгыном, они в продолжение двух лет жили у него, помогая ему работать, а затем в виде вознаграждения потребовали уступить им земли столько, сколько займут две шкуры. Получив на это согласие, они разрезали эти шкуры на тонкие ленты, окружили ими большое пространство земли, поставили колышки и ушли. Год спустя якуты увидели массу прибывших к ним каких-то людей, которые на обозначенном месте начали строить из дерева дома, кладя бревна горизонтально. После неудачной попытки к сопротивлению, якуты покорились силе русских, у которых было огнестрельное оружие. Позднее других были покорены и тунгусы, жившие на севере. В зависимости от того или иного рода занятий (звероловство, рыболовство, скотоводство, земледелие и т. п.), якуты распадаются на отдельные труппы, причем кочевой образ жизни еще и теперь у них не вывелся окончательно. Находясь под покровительством русских, якуты расселяются все далее и далее на север, образуя, таким образом, колонии и способствуя этим использованию богатств страны. Якуты, как коренной народ, имеют и должное влияние на другие племена Якутской области; это влияние проявляется прежде всего в языке. В области почти повсеместно преобладает якутское наречие, и даже русские, живущие там постоянно, нередко забывают свой родной язык. Якуты народ очень даровитый; не говоря о ремеслах, которые находятся у них в цветущем состоянии, якуты проявляют большие способности и в искусстве и науках. В настоящее время около 10 человек из якутов получили высшее образование. Отдаленность якутов от культурного центра России, отсутствие удобных путей сообщения (почта из Петербурга до Якутска идет 1 месяц) сильно задерживают развитие этого края, и в настоящее время жизнь якутов мало отличается от первобытной.

    /Извѣстія Архангельскаго Общества изученія Русскаго Севера. Двухнѣдельный журналъ жизни Сѣвернаго Края. № 22-й. 15 Ноября 1910. Архангельскъ. 1910. С. 88-89./

 

 

                                            ДВА ДОКЛАДА ОБ ЯКУТСКОЙ ОБЛАСТИ

    Якутской области повезло насчет докладов: в течение одной недели в Географическом обществе сделано два сообщения: г. Пекарского о «расселении якутов» и г. Островских «Новые данные по Якутской области». Если доклад г. Пекарского и страдает тенденциозностью и некоторой необоснованностью, то во всяком случае о нем можно серьезно спорить. Тенденциозность сказывается в самой мысли расселения, т.-е. удаления с искони насиженных мест, с богатых пастбищ, из районов с более мягкими климатическими и почвенными условиями на север, к вечным льдам, на промыслы, полные риска, но бедные добычей, на вечную мерзлоту с жалкой растительностью. Конечно, расселение выгодно с точки зрения современной политики: освободившиеся угодья можно пустить под колонизацию, о которой так усердно хлопочет окраинная администрация. Якуты такие энергичные, богатые инициативой и самодеятельностью и вдруг сидят по своим долинам, водят скот, да бабятся! Надо не дать погибнуть этим ценным качествам инородца, необходимо использовать их путем приложения в борьбе с холодом, льдами, полуголодной жизнью. А раз это энергичное племя само почему-то не стремится на север Якутии, хотя там природных богатств непочатый угол, то надо придти на помощь, как это делается по отношению других инородцев Сибири — заставить расселиться, а там, vоlеns-nоlеns, примутся за эксплуатацию «дремлющих» богатств. Конечно, значительный процент погибнет в борьбе за существование, но без жертв ни одно великое дело не свершалось. За то уж, кто выйдет победителем, тот станет прочной ногой в ледяной пустыне.

    Сообщение г. Островских положительно опереточное. Сводится оно к следующему: до 1907 г. г. Якутск представлял собой сплошную «мерзость запустения»: грязные улицы, скудное керосиновое освещение, армия нищих, державшая обывателя в осадном положении, бродяжничество ссыльных, развитая полиандрия, жалкие домишки, дикари — гласные городской думы. С 1907 г., когда Якутская область «получает нового администратора в лице И. И. Крафта, человека энергичного» (присутствующий на докладе г. Крафт скромно опускает глаза), картина сразу резко меняется. Правда, грязные улицы таковыми и остаются, но зато скудное керосиновое освещение проектируют заменить электричеством, для нищих устроена богадельня («и теперь в Якутске нет ни одного нищего!» — патетически заявил докладчик), бродяжничество уничтожено прикреплением ссыльных к земле, дикари-гласные понемногу цивилизовались; разбит парк («виноват — сквер» — поправляется докладчик) имени И. И. Крафта, строится музей-библиотека, казначейство, реальное училище, проектируется железная дорога. Словом, с 1907 г., заканчивает докладчик, «для г. Якутска и вообще для Якутской области настала новая эра, эра возрождения и приобщения к общеевропейской культуре». Для иллюстрации своего доклада г. Островских послал в публику десятка два фотографических снимков, на которых довольно часто фигурирует якутский губернатор Крафт в шубе на распашку, в шубе запахнутой, в губернаторском сюртуке и т. д.

    Курьезнее всего то, что г. Островских, как доказал один из оппонентов, бывший секретарь иркутского статистического комитета, пользовался данными 1906 г., разработанными им оппонентом, а потому «эра возрождения» началась до приезда г. Крафта; самое же главное, эти данные довольно устарели, и богадельня, напр., на которой докладчик так долго остановился, на половину сгорела. Откуда г. Островских получил сведения о полиандрии — оппонент не знает, но и докладчик с губернатором не удовлетворили его любопытство.

    Оппонент-инженер, а также и другие указывали на полную необоснованность проектируемых докладчиком подъездных путей. На первый же вопрос, какими грузами может быть обеспечена будущая якутская дорога, докладчик ответил: «некоторыми», что, конечно, вызвало улыбки. И. И. Крафт пытался дать более определенное указание насчет «некоторых» и «дремлющих» богатств, которыми может быть обеспечена дорога, но дальше мяса не пошел. Поэтому большинство оппонентов пришло к заключению, что прежде чем говорить, а тем более настаивать на скорейшем проведении железной дороги, необходимо иметь определенные сведения о тех надземных и подземных ценностях Якутской области, которые могли бы обеспечить груз будущей дороге. В настоящее же время Якутская область во всех отношениях представляет собой terram incognitam. Якутский губернатор Крафт возражает тем, что сведения есть, и он может их сообщить в любой момент. На это один из оппонентов замечает, что не губернаторские отчеты и не «Областные Ведомости», сведения которых нуждаются в большой и большой проверке, могут дать полную картину современного экономического положения Якутской области, а свободная местная печать. «К сожалению, последняя плохо прививается в Якутске и именно с 1907 года» — заканчивает оппонент. На последнее заявление г. Островских ничего другого не нашел сказать, как только: «желающие могут издавать»... Издавали, г. Островских, на последние гроши, работали, не покладая рук, да с момента наступления «эры возрождения» вынуждены были прекратить газету.

    В общем впечатление от доклада г. Островских получилось такое, что, во-первых, он сам точно не бывал в Якутске, а докладывал по чьим-то чужим материалам (может быть, по губернаторским отчетам?), а во-вторых, нужно было, в силу каких-то мотивов, подчеркнуть «культурно-просветительную» деятельность И. И. Крафта, получившую на страницах сибирской прогрессивной печати далеко нелестную оценку.

    /Сибирскіе вопросы. №№ 42-43. С.-Петербургъ. 1910. С. 65-67./

 

    /Dr. A. Petermanns Mitteilungen aus Justus Perthes’ Geographischer Anstalt. Bd. 56. Halb. I. Gotha. 1910. S. 152./

 

 

    St.Petersburg, Kais. Russ. Geogr. Gesellschaft: Am 26.Oktober sprach N. J. Kusnezow - Dorpat über das daghestanische Gebirgsland und seine Bedeutung in der Entwicklungsgeschichte der kaukasischen Flora. — Am 2. November sprach E. K. Pekarski über die Siedlungen der Jakuten im Gebiet von Irkutsk. Nach einem Überblick über die physischgeographischen Verhältnisse des Gebiets ging Redner ausführlich auf die Bevölkerungsverhältnisse der ausgedehnten Landschaft ein und zeigte, wie sich die Jakuten, deren Zahl 1872 etwa 200 000 betrug, im Jahre 1906 bereits auf 234 000 vermehrt haben. Die Russifizierung hat unter ihnen fast keine Erfolge aufzuweisen. — Die Entwicklung der Landwirtschaft im Kreise Werchojansk hat, wie A. A. Iljin ausführt, erfreuliche Fortschritte gemacht. Während frühere sibirische Forscher wie Middendorfs und Wrangel hier Landwirtschaft für ausgeschlossen erkärten, hält Redner den Getreidebau hier durchaus für möglich und empfiehlt die Schaffung von landwirtschaftlichen Versuchsstationen.

    /Dr. A. Petermanns Mitteilungen aus Justus Perthes’ Geographischer Anstalt. Bd. 56. Halb. II. Gotha. 1910. S. XIII, 308./

 

 

                                                                                П.

 

    /Н. Виноградовъ.  Алфавитный Указатель къ «Живой Старине» за 15 лѣтъ ея изданія (1891-1906). I. Статьи, напечатанныя въ первыхъ 60 выпускахъ «Живой Старины», стран. 1-41. II. Книги, журналы и статьи, о которыхъ даны отзывы въ «Живой Старинѣ» за 15 лѣтъ ея существованія, стран. 43-69. (См. «Живая Старина», 1906, вып. I). С.-Петербургъ. 1910. С. 25./