.png)
.png)
.png)
.png)
.png)
.png)
.png)
.png)
Важнейшие узаконения и распоряжения Правительства,
касающиеся Якутской области
На подлинном Собственною Его Императорского Величества рукою написано:
«БЫТЬ ПО СЕМУ»,
В г. Царском Селе
29 Декабря 1910 года.
Скрепил: Государственный Секретарь Макаров.
ОДОБРЕННЫЙ ГОСУДАРСТВЕННЫМ СОВЕТОМ
ГОСУДАРСТВЕННОЮ ДУМОЮ
ЗАКОН
об отпуске из государственного казначейства средств на расходы по составлению «Словаря якутского языка».
Отпускать из средств государственного казначейства, начиная с 1912 года, в течении четырех лет, в распоряжение Императорской Академии наук по две тысячи рублей в год на расходы по составлению «Словаря якутского языка Пекарского.
Подписал: Председатель Государственного Совета Акимов
.png)
.png)
/Справочникъ Якутской области на 1911 г. Изданный Якутскимъ Областнымъ Статистич. Комитетомъ подъ редакціей Секретаря Комитета М. П. Николаева. II-й отдѣлъ.Якутск. 1911. С. 01./
.png)
.png)
.png)
.png)
.png)
.png)
ІІІ. Заседание 25 февраля 1911 года
Заседание состоялось под председательством Председательствующего в Отделении С. О. Ольденбурга, в присутствии гг. почетных, действительных членов и членов сотрудников: Г. В. Вильямса, А. Э. Вольтера, Ф. Е. Гаврилова, А. А. Достоевского, Ф. В. Дубасова, М. Б. Кремскаго, А. И. Иванова, Г. И. Иванова, И. С. Иванова, П. К. Козлова, И. Д. Кузнецова, П. Н. Луппова, А. А. Макаренко, А. А. Миллера, Н. Н. Михайловского, Н. М. Могилянскаго, М. А. Нарбута, Э. К. Пекарского, М. М. Пришвина, С. В. Саблера, П. Ф. Унтербергера, кн. Д. Э. Ухтомского, И. О. Якубовского и сторонних посетителей, при секретаре А. Н. Самойловиче.
I.
Действ. чл. В. К. Арсеньев сделал сообщение на тему: «Китайцы въ Уссурійскомъ краѣ», иллюстрированное диапозитивами, картами и китайскими рукописями...
II.
Прочитан и утвержден журнал предыдущего заседания.
ІII.
А. Д. Руднев сделал предварительное сообщение о международной Фольклористической Федерации, более подробное сообщение о коей отнесено на заседание 5 марта.
IV.
А. А. Миллер доложил, в качестве секретаря комиссии по составлению Этнографической карты России, о деятельности этой комиссии с момента ее возникновения до настоящего времени...
V.
Председательствующий сообщил, что Московская диалектологическая комиссия откликнулась па предложение комиссии по составлению этнографической карты России и согласилась передать названной комиссии на известных условиях для издания диалектическую карту русских говоров.
Постановлено: передать вопрос на заключение комиссии по составлению этнографической карты России.
VI.
Секретарь доложил о книгах, поступивших в Отделение:..
Постановлено: книги передать в библиотеку Общества.
VII.
Предложены в члены сотрудники Отделения: 1) прив.-доц. СПБ. Унив. А. А. Розенфвльд — А. А. Шахматовым, 2) прив.-доц. СПБ. Унив. Л. В. ІЦерба — A. Д. Рудневым, 3) преподаватель Лазаревского Института восточных языков B. А. Гордлевский — А. Н. Самойловичем, 4) П. Державин — Э. А. Вольтером.
Постановлено: принять названных лиц членами сотрудниками Отделения и представить их на утверждение Совета Общества.
VIII.
Поступило предложение С. Г. Рыбакова о сообщении па тему: «Музыка русскихъ тюрковъ: татаръ, башкиръ, киргизъ и ея взаимодѣйствіе съ музыкяльно-пѣсеннымь творчествомъ Русскаго народа. (Музыкально-пѣсенные параллели)».
Постановлено: передать предложение в Редакционную Комиссию.
IX.
Заслушаны просьбы: 1) Председателя Высочайше утвержденной Особой Комиссии по устройству в Москве музея 1812 года о высылке издания песенной комиссии: «50 пѣсенъ русскаго народа» СПБ. 1901. 2) Императорского Саратовского Университета о бесплатной высылке «Живой Старины» и 3) Кукарского Образовательного Общества о высылке «Программы для собиранія этнографическихъ свѣдѣній».
Постановлено: просить Совет Общества об удовлетворении этих трех просьб.
VII
Доложена просьба г. С. Фарфоровского напечатать в «Живой Старине» его обращение, в котором он просить авторов трудов о Закавказье прислать ему таковые дла составляемых г. Фарфоровским «Библіографическихь погодныхъ обзоровъ литературы о Закавказьѣ».
Постановлено: просьбу отклонить.
/Живая Старина. Періодическое изданіе Отдѣленія этнографіи Императорскаго Русскаго Географическаго Общества. Вып. I. С-Петербургъ. 1911. С. III-VIII./
.png)
.png)
ИВАН АЛЕКСАНДРОВИЧ ХУДЯКОВ
История Сибири — это история сплошных страданий, гнета и бесправия, и сыны Сибири, наиболее преданные своей родине, разделяют участь, уготованную стране властью центральной и местной, разделяют до такой степени, что самые имена этих благородных людей стираются со страниц истории рукой той же власти и исчезают из памяти поколений. Об одном из таких сынов, загубленных жестоким режимом, настало время воскресить память, закрепить ее в умах подрастающих поколений. Имя этого забытого сына Сибири — Иван Александрович Худяков.
Одаренный выдающимися способностями, самостоятельный ум, стойкий, сильный характер, И. А. Худяков, при его необычайном трудолюбии представлял такую крупную силу, для которой намечалось почетное место в ряду европейских ученых. Но сила эта, при первых же выступлениях на научном поприще, была скована и накрепко законопачена в верхоянские тундры Якутской области. Упорная борьба долго продолжалась и здесь, но, наконец, силы не выдержали — на 27 году Худяков сошел с ума. И тем не менее, борозда, им проведенная, в области фольклора, настолько глубока, а оставленные им труды настолько ценны, что навсегда останутся вкладом в сокровищнице народного творчества...
Но и находясь в невероятно тяжелых условиях ссылки в Верхоянском округе, И. А. Худяков не оставил своих занятий любимым предметом. Как добросовестный ученый, он, приступая к собиранию материала по якутскому фольклору, основательно изучил якутский, язык, составил его словарь, написал грамматику якутского языка и тогда, во всеоружии знания языка, стал собирать и записывать на языке народа сказки, песни, загадки и пословицы. Вместе с тем он собирал подобный материал и у русских обитателей Верхоянского округа. Это была ничем не гасимая потребность его ума и крепкого духа. Нередко жандармы и полицейские чиновники, никогда не оставлявшие И. А. Худякова в покое, производили у него обыски и отбирали при этом и его рукописи. Сколько погибло таким путем драгоценного материала, плодов многолетнего труда за время ссылки, никто не скажет, но кое-что об этом стало известным, кое что удалось спасти, благодаря случайности. Об одной рукописи, удержанной у себя «на память» верхоянским исправником Бубашевым, после того как этого господина перевели, в виде поощрения, исправником в Балаганск, стало известно восточно-сибирскому отделу географического общества в, Иркутске. Возник вопрос, как выручить эту рукопись. Один из местных чиновников, В. Л. Приклонский, особенно усердствовал за интересы исправника и советовал купить у него рукопись за 300 руб., предостерегая, что в противном случае Бубашев ее сожжет. Употребили, однако, другой прием — уговорили «покровителя» отдела, бывшего в то время иркутским генерал-губернатором, графа А. П. Игнатьева, написать исправнику Бубашеву письмо. Последнее, разумеется, достигло цели и рукопись была «пожертвована» Отделу. Вскоре после того вышел в свет объемистый, в 300 слишком страниц, том записок Отдела, под названием «Верхоянскій сборникъ. Якутскія сказки, пѣсни, загадки и проч.». Но в этот сборник вошел лишь перевод по-русски, сделанный самим И. А. Худяковым и только впоследствии подлинными текстами воспользовался Э. А. Пекарский для своего якутского словаря, печатаемого в настоящее время Академией Наук...
/А-въ. Славный сибирякъ Иванъ Александровичъ Худяковъ. С.-Петербургъ. 1911. С. 1-2, 5-6./
.png)
.png)
Э. К. Пекарскій и В. Н. Васильевъ. Плащъ и бубенъ якутскаго шамана. Оттискъ (изъ Матеріаловъ по Этнографіи Россіи, т. I.). Спб. 1910. 4°.*
[* Редакция уже поместила рецензию па весь том «Матеріаловъ» в кн. LХХХІV-LХХХV, стр. 180-185, при чем уделено было место и разбираемой статье. Помещая настоящую заметку, редакция шла навстречу как желанию Э. К. Пекарского, дорожащего отзывом рецензента, хорошо знающего якутский язык и верования, так и желанию рецензента поделиться своими знаниями с изучающими вопросы шаманства. Ред.]
Работа эта безусловно серьезная, на нее потрачена масса труда, издана прекрасно. Делаю эту оговорку для того, чтобы меня не упрекнули в желании раскритиковать, обесценить несомненно ценный труд, так как в дальнейшем я буду говорить исключительно о его недостатках, промахах.
Судя по заглавию, можно было бы подумать, что авторы поставили себе очень широкую задачу — на основании имеющихся в их руках данных восстановить как внешний вид якутского шаманского одеяния и бубна, так и значение отдельных частей того и другого. На самом же деле они ограничились описанием «якутского шаманского костюма и бубна, полученных Этнографическим Отделом в 1908 г. из Царскосельского арсенала» (стр. 94) В этих узких рамках я и буду рассматривать эту работу. Названный костюм они считают заслуживающим «преимущественного пред другими внимания как по полноте [* Оговариваюсь: курсив везде мой. В. М.] имеющихся на нем изображений, так и по оригинальности некоторых из них, до сих пор не встреченных на якутских шаманских плащах, но имеющихся в том же или несколько измененном виде на плащах других сибирских народностей. Здесь как бы предполагаются доказанными две предпосылки: характерный (т.-е. типический) якутский шаманский костюм отличается 1) обилием изображений и 2) изображениями, имеющимися на плащах других сибирских инородцев. Я употребил слово обилие, вместо «полнота», предполагая в приведенной цитате простую описку, так как судить о полноте или неполноте фигур на том или другом шаманском одеянии можно бы было только в том случае, если бы тип этого одеяния был уже установлен. Но этого нет, и это обстоятельство следовало бы особенно подчеркнуть, имея в виду местных исследователей, которые чутко прислушиваются к тому, что говорят люди науки. Нельзя упустить из виду, что «полнота» эта достигнута тем, «что все полоски и подвески пришиты [* Курсив везде мой.] конопляными нитками, тогда как ремешки и петли на подвесочных полосках пришиты нитками жильными» (стр. 98). Всякий ритуал — и чем он первобытнее, тем строже, — требует предметов определенной формы, определенного материала. Конопляные (след. русские) нитки обнаруживают, мне кажется, пренебрежение к требованиям ритуала. Авторы сами признают, что «полного представления о всех многообразных частях шаманского костюма из описания одного какого-либо экземпляра мы не получим по той простой причине, что разные костюмы далеко непохожи друг на друга», и что «для получения полной картины того, какую роль играет костюм в шаманском культе, нельзя ограничиться описанием одного какого-либо костюма, а необходимо дать целую серию таких описаний». Нельзя не пожалеть, что авторы не удержались на этой точке зрения и в дальнейшем изложении пытаются иногда, несмотря на скудость материала, решать некоторые очень важные вопросы. К таким вопросам я отношу не только вопрос об одеянии белого шамана, но и о самом существовании белых шаманов (см. стр. 95). Категорические заявления, высказываемые иногда авторами («присутствие фигур животных не есть необходимая принадлежность шаманского плаща»... «количество изображений, б. м. находится в зависимости от того, к какому разряду шаманов относится обладатель плаща — к большим, средним или малым») могут смутить местных наблюдателей: раз это установлено в науке, то не стоит заниматься этим вопросом.
К недосмотру авторов нужно отнести и то обстоятельство, что устанавливая в одних случаях точную терминологию («подвесочные полоски» и т. п.), в других случаях они употребляют термины, имеющие совсем другое установившееся значение. Так, описывая две медные фигуры на нагруднике, они говорят, что одна из них «вырезана» из медной пластины, а другая литая; далее упоминается «штампованный» орнамент, далее две человеческие фигуры на том же нагруднике «вырезаны из пластинок красной меди» (стр. 99). Всякий, интересующийся вопросом, согласится, что очень важно иметь полную уверенность в том, что данная фигура вырезана, а не отлита, так как только это и дает возможность решить вопрос о ее происхождении. То же можно сказать о выражении «штампованный орнамент», «кольцо» (вместо, вероятно, пластинки или бляхи с круглым отверстием посередине), «приклепанный». Желательно было бы, кроме того, рядом с русскими иметь и якутские выражения. Так, напр., при слове «медный» нужно было бы поставить якутское слово: так, не все равно, будет ли это џäс или алтан. Иногда авторы вводят чисто математическую точность, чему, конечно, нельзя не порадоваться, но часто тут же забывают ее. Когда г. Серошевский говорит о «жестянках» (цитировано на стр. 103) или о «вырезанной» наподобие рыбы пластинке (цитировано на стр. 120), мы не предъявляем к нему никаких требований. Как беллетрист, он гонится за впечатлением, а не за точностью. Нельзя не пожалеть также, что авторы не всегда дают указание на источники. На стр. 99 они говорят: «По данным литературы о шаманстве, на плаще встречаются изображения следующих птиц: гагары (куог,ас), стерхи (кыталык), лебедя (куба), чайки (хопто) и гуся (хāс)... и никаких указаний на источники. Здесь сам собою напрашивается вопрос о связи этих изображений с тан,ара, покровителями родовых групп. Такие работы сводки, как рассматриваемые мною в данный момент, должны иметь громадное значение для местных исследователей, которых они главным образом и должны иметь в виду. В постановке вопросов будет главная заслуга таких работ. Иногда авторы проявляют большую осторожность в решении того или другого вопроса. Так они говорят: «На основании вышеизложенного можно с большою вероятностью допустить, что в описываемом нами нагруднике, во всяком случае, имеются изображения гагары». Нужно заметить, что вопрос о гагаре более других установлен в литературе. В вопросах менее выясненных они иногда более решительны в своих суждениях. Так, по вопросу о бубнах белых и черных шаманов (один из самых интереснейших и в то же время самых темных вопросов) они говорят (стр. 95-96): «Дело в том, что на крестовине бубна, купленного вместе с плащом у нахарского шамана, никакого сквозного отверстия нет, а между тем бубен этот несомненно принадлежит черному, а не белому шаману». Эту «несомненность» авторы ничем не подтверждают. Наоборот, дальнейшими соображениями относительно утраты якутами строгого разграничения функций белого и черного шаманов они сами разрушают эту «несомненность». Если их уверенность основана на показаниях самого нахарского шамана, то на это можно заметить, что к таким показаниям нужно относиться с большою осторожностью [* Вот иллюстрация. Пластинки, пришитые ниже локтя, названы нахарским шаманом чуолг.ан. (стр. 104). В якутских представлениях кузнец стоял по силе выше шамана, и наличность чуолг,ан-а у первого давала ему возможность губить второго. На той ступени развития, на которой развилось шаманство, слово имеет самостоятельное значение, особенную силу. Каким же образом различные предметы, имеющие столь различное значение, могут называться одним и тем же словом?]. Разумеется, при изучении всего, касающегося шаманства, и следует прежде всего обращаться к шаманам, но из этого не следует, что тот или иной ответ шамана решает вопрос. До сих пор в якутской среде можно найти много лиц, промышляющих шаманством, но среди них очень мало убежденных шаманов. Даже пользовавшийся в свое время большою известностью Кӱбä Уола в старости бросил свой промысел и прямо признавался, что он и другие шаманы обманывают народ, и разъяснял, как проделываются при различных обрядах те или другие фокусы. Замечу, что никакой иерархии, никакой преемственности звания и знаний в якутском шаманстве нет. Даже от настоящего шамана трудно ожидать точных указаний относительно значения и назначения различных принадлежностей его одеяния или частностей в его действиях, тем менее можно ожидать этого от шарлатана.
В некоторых случаях авторы делают ссылки на якутские сказки, при чем очень трудно дать себе отчет, как они относятся к этому источнику. Отношение же это должно быть установлено ясно и точно. Насколько мне приходилось вдумываться в эти сказки, материал (касающийся верований якутов), представляемый этими сказками, ни в каком случае не может служить основанием для каких-либо выводов, [* Надеюсь, что и авторы согласятся со мной, если внимательнее отнесутся к выводу, сделанному ими на стр. 97: «Бахрома может быть и не кожаная, а из какой-либо материи, как это мы видим на плащах других тюркских народностей». Основанием для этого послужила сказка. Но ведь сказка эта редактирована весьма недавно. В якутском тексте стоят солко (с русск. шелк) и хāмпа (через русск. форму канфа), а несколькими строчками выше чугун кӱöс, с которым якуты познакомились весьма недавно.] так как якутские сказочники слишком свободно обращаются с этим материалом. Они не задумаются породнить тех или других духов, установить их генеалогию, изменить их функции. Данные сказок могут разве только подтвердить выводы, полученные из других данных, или осветить ту или другую сторону вопроса.
Перехожу теперь к объяснениям якутских слов. «Кы̄сāн. значит: ледяные сосульки, образующиеся на вспотевшем коне» (стр. 105). Атым мȳс кыасāн буолбут, конечно, скажут. Но нельзя сказать: атым кыасāнын кырыатāн кäбіс. Не имеем ли здесь дело с обычным приемом якутов прибегать к сравнениям? Почему бӱлгӱннäх гіäнä бöг,öтö — «эпитет орла»? Так можно выразиться и о человеке. [* Едва ли бӱлгӱн может употребляться вместо акымал. Желательно было бы иметь фразу, в которой второе слово могло бы быть заменено первым. Кроме того, в «Словарѣ якутскаго языка» Э, К. Пекарского акымал переведено: «плечевая кость». Почему же на стр. 105 ограничено: «акымал значить, собственно, плечевая кость у человека»? Перевод, данный в словаре, более точен. Прибавление слова «ун,ог,а» не изменяет дела.] Не знающим якутского языка может служить слово «шерсть» в пояснение к бахроме (97); тӱ значит и шерсть и пух и перья (кроме, конечно, прави́льных и маховых). Я не имею под руками статьи Припузова и не могу справиться, насколько сознательно употреблено им слово «шерсть». Возможно, что здесь сказалась обычная неправильность языка приленских жителей. Обращаясь к внешней стороне издания, замечу, что работа издана роскошно. Жаль только, что нет детального рисунка кöндöі кыасāн. Эту характерную для якутского шаманского одеяния подвеску следовало бы изобразить в поперечном разрезе. Рисунок 17 не дает о ней понятия. Да и вообще к таким работам следовало бы, думается, кроме рисунков, прилагать чертежи.
В заключение скажу еще раз, что я поставил себе задачей отметить только недочеты в рассматриваемой мною работе, не касаясь ее достоинств. Недочеты эти тем более досадны, что без «Плаща и бубна якутского шамана» не может обойтись ни один исследователь, которому данная работа и в настоящем своем виде дает очень много. Слова авторов на стр. 97 о необходимости «дать целую серию таких описаний» можно принять за обещание. Пользуюсь случаем выразить пожелание, чтобы такие описания издавались отдельными выпусками и продавались по возможно доступной цене. Первый том «Матеріаловъ» стоит 7 р. 50 к. Кто же из местных исследователей может платить такие деньги?
Вас. Михайлович [В. М. Ионов.]
/Этнографическое Обозрѣніе. Изданіе Этнографическаго Отдѣла Императорскаго Общества Любителей Естествознанія, Антропологіи и Этнографіи, состоящаго при Московскомъ университетѣ. Кн. LXXXVIII-LXХXIX. № 1-2. Москва. 1911. С. 284-289./
.png)
В С.-ПЕТЕРБУРГСКОМ СИБИРСКОМ СОБРАНИИ
После небольшого перерыва (совпавшего с юбилейными торжествами 19 февраля) возобновились «очередные вторники Сибирского клуба».
Во вторник, 1 марта, был прочитан доклад Э. К. Пекарского: «Из жизни приаянских тунгусов». Материал для доклада дало г. Пекарскому его участие в Нелькано-Аянской экспедиции в 1903 году. Задачей экспедиции было найти кратчайший путь между с. Нелькан и Аяном. С этой целью еще в девятидесятых годах сюда были снаряжены экспедиции Сикорского, а позднее Попова. Г. Пекарскому пришлось исследовать специально экономический быт туземцев: обработка же материалов экспедиции была выполнена В. П. Цветковым.
Хотя с именем тунгусов обыкновенно связывают занятие оленеводством, но главным промыслом приаянских тунгусов является перевозка чая от с. Аян до Нелькана.
Перевозка эта, как промысел, началась с 1880 года. В этом году якутский купец Ив. Ив. Силин, подыскивая новый, более дешевый путь для получения русских и иностранных товаров, выписал из Одессы 3.000 пуд. разного товара и из Владивостока 500 пуд. кирпичного чаю, с доставкой не через Иркутск, как раньше, а водным путем — через Аян. Результат оказался вполне благоприятным: стоимость провоза с пуда через Иркутск равнялась 7-8 рублям, провоз же через Аян обошелся в 4 р. 85 к, с пуда; получилась экономия от 2 р. 15 к. до 3 руб. 15 коп. на пуд. В 1881 году Силин повторил свой опыт, а в 1882 году к нему уже присоединились якутские купцы Эверстов и Громов. В 1885 году в Аян было выписано 10 тысяч пудов товару, но, за неимением перевозочных средств между Аяном и Нельканом, в 1885-1886 году было отправлено в Нелькан лишь 7½ тысяч, а остальные 2½ тыс. пудов должны были ожидать 1887 года. Доставка чая этим путем стоила в то время 1 руб. 40 коп. с пуда.
Ограниченность перевозочных средств между Нелькином и Аяном не позволила широко приспособить Аян для доставления товаров в Якутск. Ясно было, что по этому пути, при безлюдности края и бедности жителей, можно было перевозить лишь ограниченное количество груза. Кроме того, этот путь имел и свой довольно значительный недостаток: товар доставлялся в Аян пароходом осенью и до зимы должен был оставаться в Аяне, так как только зимний путь на оленях можно было приспособить для перевозки товара в Нелькан: весной товар отправлялся отсюда на паузках по рр. Мае, Алдану и Лене в Якутск, куда приходил лишь летом. Таким образом, на перевозку товара только из Аяна до Якутска уходило около 9 месяцев. Однако, выгода доставки была слишком ощутительна, и в результате получился средний выход: через Аян стали перевозить лишь товары восточного происхождения — кирпичный и байховый китайский чай, а выписка остальных товаров производилась по-прежнему через Иркутск. Байховый чай перевозился в очень ограниченном количестве, так что в общем подсчете совершенно стушевывался перед кирпичным чаем, перевозившимся десятками тысяч пудов.
Несомненно, представителям чайных фирм пришлось потратить немало энергии, чтобы приспособить местное, разбросанное, бродячее, с малым количеством оленей, население к регулярной доставке чая в сколько-нибудь значительных размерах.
Сначала тунгусы часто отказывались от перевозки по той причине, что возить товары на оленях — грех, за который духи накажут падежом оленей.
Приемы, какими приучали тунгусов к перевозке чая, были довольно просты. Сначала представители фирм привлекли к перевозке несколько тунгусских семейств, которые своими силами и выполняли главную часть работы. Для того, чтобы обеспечить точное выполнение ими принятых на себя обязанностей, заключались контракты с указанием количества мест (ящиков) чая, принятых к перевозке; в случае неисполнения контракта, порядившийся должен был уплатить штраф. Для того, чтобы сильнее заинтересовать тунгусов возкой чая, представители фирм старались расплачиваться с порядившимися не деньгами, а товарами и припасами. Кроме большого удобства для тунгусов, этот прием давал и представителям фирм не малый торговый процент. Торговцы охотно давали тунгусам соответственное количество товаров и припасов в долг, под возку чая, при чем цены назначались, конечно, «по-домашнему». Должников ждать не приходилось: слишком соблазнительна была возможность получить без наличных денег необходимое количество товаров и припасов; особенно же соблазнительна была эта возможность при падающих промыслах, когда тунгус не знал, промыслить ли он что-либо зимой. Раз должник попадал в руки торговца, он из них выбраться почти уже не мог. Дело в том, что товары получались всегда перед возкой чая. Кончив перевозку в конце зимы, тунгус сосчитывался с торговцем, причем часто оказывалось, что долг покрыт не весь: оставалось давать согласие на перевозку следующей зимой. Если долг и был покрыт, открывалась новая возможность сделать вторичный долг, забрав у торговца припасов на время промыслов.
По мере того, как перевозка чая все более здесь прививалась, из торговцев и богатых тунгусов составилась компания, которая крепко держала и сейчас держит средних и несостоятельных тунгусов в своих руках. Выгоды этой компании кратко могут быть выражены в следующих цифрах: как подрядчики на возку чая, они получают 1/3 провозной платы, а как торговцы, берущие двойные цены за товары и припасы — еще 1/3 провозной платы; остальная треть может быть отнесена к действительной заработной плате мелких перевозчиков.
Безоленным, но хозяйственным тунгусам, торговцы давали в долг и оленей, конечно, с обязательством уплатить долг возкой чая: «желая обзавестись оленями, я брал их в долг у Харитонова (подрядчик), задолжал и с тех пор вожу для него чай», — говорил тунгус Егор Семенов. Иногда необходимость заняться чайной перевозкой являлась неожиданностью для должника: «когда подсчитали с торговцем долг, то оказалось, что я ему должен свезти чаю, чтобы рассчитаться: свой человек, как-нибудь рассчитаемся... Если взять места, с прибавкой дает товарами и припасами» (тунгус Иннок. Прокопьев).
Пользуясь безвыходным положением перевозчиков, фирмы начали постепенно повышать вес мест, увеличивая количество и вес кирпичей. И только в очень плохие годы при глубоком снеге, частых наледях и проч., иногда давали по 8 руб. Увеличивали и плату за провоз. Увеличение платы не шло выше 59%, а грузы повышались в весе на 62½%; кроме того, плата поднималась не параллельно с увеличением груза, а под влиянием конкуренции между торговцами и иногда — настойчивости самих перевозчиков.
Нечего и говорить, что положение возчиков по контракту — самое безвыходное: «если не вывезти мест, кои обязан по контракту, то торговцы сильно бранят», говорил тунгус Трофим Карамзин. Немногим лучше и положение большинства остальных возчиков. Зачем писаный контракт, когда существует контракт нужды? «Все равно бьешься, сколько можешь, и без контракта» (Трофим Карамзин). Безвыходность положения возчиков, а не протест их из-за увеличения веса ящиков, собственно говоря, следовало бы считать причиной, по которой за последнее время контракты все более исчезают при договоре перевозки.
Такими то путями фирмы, их доверенные на местах и богатые тунгусы укрепляли и развивали перевозочное дело, когда почувствовалась нужда в перевозочных средствах.
Изменилось и внешнее положение рядовых тунгусов в перевозке чая: раньше несостоятельные тунгусы должны были наниматься, как проводники нарт (сирджиты), или же сдавать своих оленей «в тело». Теперь многие начали выступать, как самостоятельные возчики, со своими оленями. К такому положению привела система отдачи в долг товаров и припасов под возку чая: давая возможность тунгусу обзавестись своим хозяйством и оленями при помощи кредита, подрядчик торговец обеспечивал себе «самостоятельного батрака» и покупателя.
В 1902 году из 66 описанных семейств самостоятельными возчиками было 40 семейств; количество перевезенного ими чаю равнялось 2214 местам, или 13284 пудам, считая чистого чаю по 6 пудов в месте. Эти 40 семейств далеко не исчерпывают всех занятых возкой чая тунгусов. По сообщению покойного свящ. Вас. Мальцева, с р. Учура приходит около половины тунгусов Бытальского рода на время чайной возки, часть груза перевозится на оленях, принадлежащих самим подрядчикам, причем несостоятельные тунгусы нанимаются, как проводники нарт (санок). Многие из тунгусов, не вошедшие в опись, живущие в аянском районе, тоже, главным образом, живут чайной возкой. Вообще, 40 описанных семейств составляют сравнительно небольшую часть всех возчиков. Прибавить следует, что взаимная поддержка среди населения отсутствует, и бедняков среди приаянских тунгусов насчитывается до 30%
Значение чайного заработка в общем бюджете 40 семейств точно учесть невозможно. Но если взять продукты всех остальных промыслов, то, основываясь на показаниях самих тунгусов и по общему знакомству с промыслами, можно сказать, что чайная возка дает более, чем все взятые вместе другие промыслы. Влияние ее можно в общем охарактеризовать так: часть промыслов (оленеводство, домашнюю работу, наемный труд) она развивает, как необходимый придаток к главному промыслу; другую часть (охоту и звероловство, рыболовство, морской промысел и собаководство) она низводит на положение подсобных и расшатывает тем больше, чем сильнее эти промыслы сталкиваются с нею во времени. Страдающими, при этом, оказались все старинные промыслы тунгусов, за исключением оленеводства. Однако, было бы большой ошибкой думать, что возкой чая экономическая жизнь тунгусов сведена, хотя бы приблизительно, к одному шаблону. Старинные промыслы живучи и существуют постольку, поскольку это позволяет главный промысел.
Начинается перевозка чая с конца ноября или начала декабря.
Чайные обозы достигают 40-50 нарт; больший обоз неудобен: на перевалах и на наледях бывает тесно. Иногда из Аяна до урочища «Бачын» (35-40 верст от Аяна) чай перевозится на собаках, так как вблизи Аяна нет оленьих кормовищ и имеются большие наледи. Пара оленей заменяется 13 собаками. Большинство возчиков доставляет груз до самого Нелькана, некоторые же из них лишь до урочища Сынгынах (в 90 вер. от Нелькана). Отсюда чай перевозится уже принельканскими тунгусами на лошадях, за плату по 3 рубля с места.
Самый путь между Нельканом и Аяном не длинен — всего 204 версты, но крайне утомителен. Настоящей, благоустроенной дороги нет. Обильные снега сильно тормозят движение. Для того, чтобы проложить путь по глубокому снегу, проделывают следующую сложную процедуру. Впереди ведут одного оленя; за ним 6 оленей, по 3 в ряд, а если партия большая, то и 10 оленей. Далее ведут нарты с незначительным количеством груза, почти пустые; потом нарты с 1 местом, с 2, наконец — с полными тремя местами. Для того, чтобы не возлагать прокладывания пути на передних возчиков, устанавливают очередь, в которой должны участвовать все. Особенно много времени отнимает перевал через Джугджур. Сильные порывистые ветры, идущие от Ледовитого к Тихому океану, устраивают на Джугджуре настоящие заставы. Переправа во время вьюги решительно невозможна: ветер настолько силен, что может снести и возчиков, и оленей, и груз; от крутящегося снега становится совсем темно. Возчики волей-неволей должны ожидать прекращения вьюги; ожидание продолжается от одной недели до месяца. Главный подъем на Джугджур равняется 5 верстам. У подножия его места разгружаются и перевозятся лишь по одному. Переправа одного места занимает целые сутки, так что на перевозку полной нарты требуется три дня.
Оленьего корма между Аяном и Нельканом зимой мало для всей массы оленей, занятых чайной перевозкой. Кроме мха, кормом им служит древесный «пух», для добывания которого валят по пути деревья. Этого корма тоже, конечно, недостаточно для оленей, и они живут запасами жира, который успели отложить летом и осенью.
По самому хорошему пути рейс между Аяном и Нельканом продолжается 1½ месяца, по среднему — 2 месяца. Если не встречается особых препятствий, обоз проходит 30 верст в сутки. Первая сдача чая в Нелькане обыкновенно бывает в конце января.
Сдав чай и откормив немного оленей, возчики спешат обратно в Аян, чтобы сделать второй рейс (в 20-х числах апреля), которым и заканчивается возка чая; всего она занимает 5 месяцев.
Старожилы говорят, что до увеличения веса в местах возчики делали больше двух рейсов, теперь же с 20-ти пудовой тяжестью олени едва могут сделать и два рейса.
На заселение района и его оживление возка имела большое влияние. Кроме тунгусов, живущих в приаянском районе, во время возки работают в районе тунгусы Бытальского бродячего рода; в качестве сирджитов (проводников) сходятся принельканские тунгусы. Опрос г. Пекарского о времени проживания тунгусов на последнем месте жительства выяснил, что, с расширением перевозки чая, увеличивалось и число оседавших в районе тунгусов. 20-15 лет тому назад, в самом начале чайной возки, число осевших в районе семейств равнялось лишь 6; 15-10 лет назад осели 7 сем. 10-5 л. 12 семейств и меньше 5 лет — 14 семейств.
Следующим за перевозкой чая значительным подспорьем приаянских тунгусов являются олени, мясо которых получается главным образом и невольно во время перехода чайных караванов через Становой хребет. Олени нередко падают замертво или с перебитыми ногами, когда на них при переправах через горы накатывается нарта, и мясо этих оленей идет в пищу тунгусам.
Затем следует рыболовство и промысел нерп (местный тюлень). Стрелков среди тунгусов мало. К особенностям быта здешних тунгусов следует отнести то, что у них не существует права собственности на добычу. Почти все окрестные жители приходят и свободно распределяют между собою трофеи охоты. К сожалению, оружия нет даже у охотников; они до сих пор довольствуются кремневыми винтовками.
Рыбный промысел дает тунгусам сравнительно мало. Причина неудачи в том, что они совершенно не умеют запасать рыбу впрок. Здесь очень часты дожди, а между тем тунгусы всю рыбу вялят. Конечно, рыба портится и гниет; а рыбы здесь такая масса, что буквально «ее можно бить камнями».
Приаянские тунгусы являются здесь чужеземцами: они числятся за Якутской областью. Подчиняются они полицейскому уряднику с. Нелькана и Аяна. Конечно, власть урядника в здешнем забытом захолустье — громадна. Он здесь и царь, и Бог. Губернатор в сравнении с урядником — ничто. Губернатор, это — «предписание», а урядник — власть местная и живая. На то, как сами урядники смотрят на свое назначение в крае, указывает лучше всего следующий любопытный документ, прочитанный докладчиком:
Господам Старшинам
Мякнигирского и Кирбигдинского родов тунгусов.
Я, по данной мне инструкции и по предоставленной мне власти Высочайше утвержденной 9 июня 1878 г. временного положения о полицейских урядниках и по соглашению с министром юстиции, утвержденной министром внутренних дел 28 июля 1887 г. в областях отдаленных, имею право полной власти полиции земской; земской же полиции полагается в округе готовая квартира, дрова, освещение, а равно два человека десятских для охранения прав и общественного спокойствия.
Прибыв сюда, по вашему незнанию я ничем буквально не пользовался, почему и прошу старост родовых управлений не оставить мою просьбу назначить хотя постоянно одного человека мне и озаботиться об отоплении моей квартиры с настоящего времени.
Я прибыл сюда не по собственной своей охоте и воле, а подолгу присяги и служебной обязанности по присяге, данной Его Императорскому Величеству Государю Императору. Моя обязанность заключается в том, чтобы постараться улучшить быт вверенного мне народа и его благосостояния; собственно в чем заключается моя обязанность: так это, чтобы нравственная и материальная сторона вверенных под мое попечительство людей более облагородилась и приняла более гуманную форму. В настоящее время, как мог я заметить, грубость и все подобные пороки торжествовали у вас.
О братия моя! Это вам ставить в вину, что вы делали, то это было по вашему необразованию и незнанию, так что причины уважительны. Но ныне я употреблю во всю свою бытность здесь все силы и энергию, дабы хоть каплю принести пользы вам и в лице вас человечеству.
Все мы люди, братья, и все мы обязаны блюсти законы, предписанные Богом и государством, дабы быть спасенными в будущей и настоящей жизни и чистыми перед избранниками Бога и людьми. Кто вас обидит, вы обращайтесь ко мне, дабы устранить такую неприятность; я обязан жертвовать собою и своим спокойствием ради вас не щадя виновных.
Нельканский полицейский урядник Кандаков.
Темнота здесь беспросветная (грамотным оказался лишь один). Мало того, что тунгусы неграмотны, они не знают даже дней недели и не считают их. Школ, конечно, никаких; медицинская помощь совершенно отсутствует. Больного прямо бросают в юрте.
Главная опора тунгусов, олени, нередко гибнут от эпидемий. Существует здесь какая-то таинственная эпидемия «копытного рака»; помощи и тут никакой: ветеринарного врача нет.
Положение в высшей степени печальное. Единственным светочем в этой беспроглядной жизни был до последнего времени местный священник от. В. Мальцев. Он был для тунгусов и отцом духовным, и врачом, и ветеринаром, вполне олицетворяя собою «служителя вечной правды и вечного добра».
После доклада г. Пекарского состоялись оживленные прения.
А. А. Макаренко отметил, что с сибирскими инородцами дело идет «чем дальше, тем хуже». Только что выслушанный доклад наглядно показывает, что положение тунгусов ухудшилось даже сравнительно со временя экспедиции Стефановича-Сикорского.
Докладчик отметил, что число приаянских тунгусов (от 800 до 1000 человек) с каждым годом становится все меньше и меньше, и не вследствие каких-либо расовых особенностей тунгусов, а единственно вследствие отсутствия здесь хоть какой-либо медицинской помощи.
Если так, — говорил в собрании г. Джамсаранов, — то еще раз приходится выразить пожелание увидеть скорее в Сибири самоуправление вместо все регулирующих теперь уряднических манифестов.
Н. М. Павлинов развивал мысль, что положение инородцев улучшится, когда расширится право запросов в Государственной Думе. Тогда можно будет запросить правительство: известно ли г. министру, что часть российских граждан стоит на краю гибели? Подобные запросы можно будет направлять с соответствующими справками.
Отвечая на это, В. И. Анучин заметил, что администрации обо всем давно доложено и о вымирании тунгусов прекрасно известно; но власти не заинтересованы в улучшении дела. Да и трудно интересоваться тунгусами, когда мы «сами хуже их живем».
/Сибирскiе Вопросы. №№ 9-10. 14 марта. С.-Петербургъ. 1911. С. 68-77./
.png)
.png)
.png)
V. Заседание 18 марта 1911 г.
Заседание состоялось под председательством Председательствующего в Отделении С. Ф. Ольденбурга, в присутствии гг. членов: почетных, действительных и сотрудников: В. К. Арсеньева, В. Б. Барадийна, В. В. Бартольда, А. А. Белоголового, Г. В. Вильямса, Б. Я. Владимирцова, Ф. К. Волкова, П. Н. Головнина, А. А. Достоевского, Д. К. Зеленина, Д. Иванова, А. И. Иванова, И. С. Иванова, А. Н. Казнакова, П. К. Козлова, В. И. Липскаго, С. П. Луневского, Г. В. Массальского, Ф. И. Митюрникова, Н. Н. Михайловского, А. А. Потерса, Г. М. Петрова, П. С. Попова, Д. А. Скалона, В. П. Шнейдер, Л. Я. Штернберга, и сторонних посетителей, при секретаре А. Н. Самойловиче.
[C. XI-XII.]
IV.
Доложено предложение д. чл. Э. К. Пекарского избрать в члены сотрудники Отделения гг. Майнова и Ионова.
Постановлено: просить Э. К. Пекарского доставить сведения о трудах названных лиц по этнографии.
[C. XIII.]
.png)
.png)
.png)
.png)
.png)
.png)
.png)
9. Каталогъ библіотеки Этнографическаго Отдѣла Русскаго Музея Императора Александра III (за время съ 1 Декабря 1909 г. по 30 ноября 1910 г.). С.-Петербургъ. 1911. Стр. 46 іn 4°. (Изъ «Отчета Русскаго Музея Императора Александра III»).
Переходя к содержанию «Каталога», мы позволим себе сделать несколько замечаний, вызванных у нас его просмотром.
Прежде всего, хотелось бы видеть указания на условия пользования библиотекою Отдела для лиц, не принадлежащих к Русскому Музею, если такое пользование разрешается. Затем, по нашему мнению, напрасно соединены с печатными изданиями и рукописи и рисунки; их необходимо выделить в самостоятельный отдел, и сделать это не трудно, так как подобных поступлений, по самому существу дела, не может быть много. В каталоге есть несколько указаний, вроде: Фар-форовский — рукопись (стр. 33), миниатюра персидская (стр. 19).
При издании первого «Каталога» желательно также было бы иметь объяснение сигнатур и системы каталогизации библиотеки, что легко сделать в немногих словах.
Закончим несколькими замечаниями корректурного характера: стр. 2, Баронъ Х[р.] и [Г.] Виссендорфъ и т. д.; необходимо было указать, что основное заглавие латышское: Kr. Barons un H. Wissendorfs. Latvija Dainas; кроме того надо было отметить, что первый том издан в Митаве и Риге; стр. 23, Пекарскій Э. К. и Васильевъ В. Н. — Плащъ и бубенъ якутскаго шамана. — СПБ. 1910; не указано, что это только оттиск из сборника «Матеріалы по этнографіи Россіи; стр. 42, при Kern читай Saddharmapuņḑarīka; не отмечено также, что издание это принадлежит к серии Bibliotheca Buddhica, которая вообще не указана, что противоречит принятой в «Каталоге» системе выделять серии.
Этими небольшими замечаниями мы, конечно, отнюдь не хотим умалить значение прекрасного начинания, которому желаем полного успеха и побольше подражателей.
Сергей Ольденбург.
[C. 308-309.]
.png)
.png){kind=small}
Когда-то — в шестидесятых годах прошлого столетия — порт Аян представлял собой крупнейший торгово-промышленный пункт всей Якутской области. В те времена российско-американская компания, вывозившая через Охотское море дешево скупаемые меха — на сколько цены на пушнину были низки можно видеть из того, что мех белки стоил 7 коп., красной лисы полтора рубля. В порт Аян заходили часто американские китобои. Русско-американская компания, выстроившая в Аяне факторию, фактически была единственным источником доходов всего края. Она кормила солдат, казаков, тунгусов, которые все так или иначе служили интересам компании. Тогда Аян имел до трехсот человек жителей.
До водворения в Аяне российско-американской компании и после ее прекращения — в конце семидесятых годов — тунгусы занимались нерпичьим и моржовым промыслом, звероловством, рыбной ловлей и оленеводством.
Главнейшее значение для тунгуса, конечно, имеет олень, в особенности теперь, когда вся жизнь тунгуса стоит в тесной зависимости от перевозки кирпичного чая, невозможной без оленей. Олень кормит и одевает, согревает и перевозить тунгуса. Однако, разведение этих хрупких и необходимых животных стоит на весьма низкой степени. Олени мрут от эпизоотий, зверей, голода; вырождаются и вместе с ними их хозяева. Тунгусское население обширного побережья Охотского моря, исчисляемое теперь человек в 800, обладателей около 1,000 оленей, близко к полному исчезновению под влиянием голодовок и отсутствия какой-либо помощи. Э. К. закончил доклад мыслью сибирского члена Гос. Думы В. Н. Некрасова о том, что в предстоящую сессию работа сибирских членов Думы должна идти под знаком улучшения положения сибирских инородцев.
/Россія. Ежедневная политическая и литературная газета (кромѣ понедѣльниковъ). С.-Петербургъ. № 1811. 11 (24) октября 1911. С. 3./
.png)
.png)
.png)
.png)
.png)
УКАЗАТЕЛЬ ИМЕНЪ
Пекарскiй Эд. 210.
/В. Бартольдъ. Исторія изученія Востока въ Европѣ и въ Россіи. Лекціи читанныя въ Имп. С.-Петербургскомъ Университетѣ. С.-Петербургъ. 1911. С. 210, 274./
.png)
.png)
Несмотря на сравнительное богатство литературы о якутах, верные сведения о них мало распространены среди обыкновенной читающей публики, которая в большинстве случаев вынуждена довольствоваться так называемыми популярно-научными изданиями, наполненными неизвестно на чем основанными измышлениями по адресу этого интересного племени. Таковы: журнал «Природа и Люди» 1880 г. и позднейших (конца 90-х гг. мин. стол.), «Природа и населеніе Россіи» изд. В. В. Битнера (1906), «Обитатели, культура и жизнь въ Якутской области» М. С. Вруцевича (1891) и проч. Образчиком малой осведомленности публики о жизни якутов может служить тот факт, что, напр., в таком распространенном издании, как «Всеобщий Русский Календарь» (1906), напечатано чудовищное сообщение, будто «сибирские якуты лет 50 тому назад в голодные годы еще ели своих старух»! Впрочем, справедливость требует сказать, что даже представители нашего высшего правительства имеют смутное представление об образе жизни якутского племени: так, в начале текущего десятилетия министерство земледелия и государственных имуществ отказало якутской областной администрации в удовлетворении ходатайства об открытии в области сельскохозяйственной школы на том лишь основании, что якуты находятся еще на переходной ступени от охотничье-скотоводческого быта к скотоводческо-земледельческому, тогда как на самом деле племя это издавна главным источником своего существования полагает именно скотоводство, а важнейшим подспорьем к нему — земледелие (см. статью: «Ростъ земледѣльческой культуры въ Якутской области» — «Сибирскіе Вопросы» 1908 г., № 45-46).
При таких условиях, полагаю, будет далеко не бесполезно опубликовать ныне «наброски» покойного В. Ф. Трощанского, написанные им еще в 1893 г. Автор не успел напечатать их при жизни, завещав мне свой труд вместе с исследованием: «Эволюція черной вѣры (шаманства) у якутовъ». Последнее было помещено, под моей и проф. Н. Ф. Катанова редакцией, в «Ученыхъ Запискахъ Императорскаго Казанскаго Университета» (отд. отт.: Казань, 1902), к редактированию же «Набросков» обстоятельства позволили мне приступить лишь с 1907 года. Хотя о якутах мы имеем уже обширное исследование В. Л. Серошевского: «Якуты» (Спб. 1896), тем не менее предлагаемые вниманию читателей «Наброски», представляя собою наблюдения умного и пытливого человека, каковым несомненно был покойный В. Ф. Трощанский, не лишены значительной доли интереса и во многих случаях могут служить дополнением к книге г. Серошевского и даже внести в нее важные поправки, в которых вообще эта книга нуждается давно.
Первые главы предлагаемых очерков были помещены мною в журналах «Живая Старина» (гл. I и II: «Якуты въ ихъ домашней обстановкѣ» — 1908 г., вып. III и IV, и гл. III и отчасти VII: «Любовь и бракъ у якутовъ» — 1909 г., вып. II-III) и «Сибирскіе Вопросы» (гл. IV и V: «Землепользованіе и земледѣліе у якутовъ» — 1908 г., №№ 31-32 и 33-34). Остальные главы появляются в печати впервые.
В тексте «Набросков» я позволил себе сделать незначительные вставки и прибавить якутские названия упоминаемых автором предметов, заключив таковые в угловые скобки; мои примечания к тексту обозначены цифрами.
Эд. Пекарский.
************
В. Ф. Трощанский
VII.
ПРИРОСТ НАСЕЛЕНИЯ. ПРОИСХОЖДЕНИЕ ЯКУТОВ.
БРАК. УСЫНОВЛЕНИЕ. СТАРИКИ.
Якуты, на мой взгляд, в высшей степени интересное племя, но, к сожалению, ученые исследователи больше заинтересованы флорой и фауной Якутской области, чем ее обитателями. Разумеется, всякое серьезное исследование полезно, но я имею смелость думать, что изучение жизни и верований якутов даст науке более ценные факты, чем всякие иные исследования в области.
Прежде всего, обращает на себя внимание чрезвычайно любопытное явление: якуты, вопреки установившемуся мнению относительно низших рас, не только не вымирают от столкновения с цивилизацией, хотя, правда, и плохонькой, а, напротив, возрастают в численности, тогда как остяки от такой же цивилизации вымирают. Хотя у меня нет данных утверждать, что возрастание населения имеет место среди всех якутов области, — так как я имел возможность ознакомиться с движением населения на протяжении последних 22 лет только в одном приходе Якутского округа, — но, с другой стороны, исследованный мною приход не находится в каких-либо исключительных условиях по сравнению с другими приходами округа...
[C. 86.]
...Судя по некоторым сказкам, каннибализм не был чужд якутам, точно так же как им не был чужд и обычай убивать своих стариков, которых либо сталкивали в пропасть, либо живьем зарывали в землю.
В Ботурусском улусе [Якутского окр.] живут богачи Оросины, у которых сохранилось предание, что их предок Моџукāн [от моџу — сильный] был самым сильным богатырем, так что все другие богатыри трепетали при одном его имени. Моџукāн был и богаче их всех, так как он, благодаря своей необычайной силе, награбил много добра. Но вот подкралась к богатырю старость, и он подумал, что теперь его сила станет пропадать, а другие богатыри, узнав об этом, пожелают отомстить ему и нападут на него, одолеют и разграбят его имущество, — тогда слава о нем померкнет. Чтобы предупредить этот печальный конец, он велел своим сыновьям выкопать яму в три сажени глубиною и закопать себя живым, предупредив, чтобы старались плотно утрамбовать над ним землю, потому что, если он вырвется из могилы, то всех перебьет. Когда яма была готова, богатырь оделся в лучшее платье, устроил пир, наелся до отвалу жирной конины, напился кумысу, взял лучшее оружие, сел на своего разукрашенного коня и прыгнул в яму. Окружавшие стали быстро засыпать землей и усердно утрамбовывать ее. Богатырь три раза пытался освободиться, но не мог, и только земля вздрагивала от его усилий [* Сообщено Э. К. Пекарским со слов якута 1-го Игидейского наслега Ботурусского улуса Ив. Вас. Оросина.].
Сохранилось сказание о том, что казаки, однажды, выкопали из могилы живую якутку-старуху, которая потом еще долга жила.
Не безынтересно то обстоятельство, что якуты закапывали в могилы живых, а мертвецов помещали на высоких деревьях в выдолбленных гробах. Якуты думают, что умирают ранее 70 лет оттого, что какой-нибудь злой дух уносит душу; с другой стороны, они думают, что шаманы могут отнять у похитителя душу и возвратить ее обратно или что сама душа может, благодаря каким-либо обстоятельствам, вернуться к своему телу. Поэтому, не хоронили ли они на деревьях в той надежде, что душа вернется и будет иметь возможность опять войти в свое тело, тогда как последнего ни в каком случае не могло бы произойти, если бы покойник был зарыт в землю? В настоящее время якуты хоронят своих покойников на высоких и открытых местах, стараясь, чтобы наклон кладбища был к югу или в востоку, но не к северу и западу, так как последние два наклона считаются несчастливыми, а первые два — счастливыми...
[C. 89-90.]
VIII.
СПОСОБЫ ОБОГОЩЕНИЯ. «ГОРОДЧИКИ».
КАРТОЧНАЯ ИГРА. ЧЕСТНОСТЬ.
Идеал якута — жить без работы, в довольстве и почете, а для этого нужно разбогатеть каким-либо легким способом. С другой стороны, умственный склад и характер делают якутов прирожденными торгашами, так что Миддендорф даже назвал их сибирскими евреями. Но я должен заметить, что они — хуже евреев, и хуже потому, что, имея много общих с ними несимпатичных сторон, принадлежат к низшей расе и находятся в зоологическом периоде, а потому им альтруистические чувства неизвестны. Кроме того, их религия — продукт ужаса, коварства и обмана, а потому их взор никогда не устремляется в небесную даль, чтобы разгадать вечную тайну бытия и пытаться установить царство справедливости, чего нельзя отнять у еврейской расы и что, несомненно, кладет некоторый отпечаток на каждого ее представителя...
[C. 98.]
Только поживя более или менее долго среди якутов и приглядевшись к их жизни, поймешь истинный смысл некоторых явлений, которые при беглом знакомстве получают совсем другое освещение. Так, например, известно, что добродетельные дикари, уходя из дому, не запирают дверей, а только кладут какую-нибудь палку, указывающую, что никого нет дома. Точно так же известно, что те же добродетельные дикари не знают ни расписки, ни векселей, ни залогов, а делают долги, так сказать, на совесть. И представьте себе, что то же самое можно видеть у якутов. В первое время для меня это были несомненные доказательства честности, но как я жестоко ошибался! Хотя теперь якутам известны расписки, кабалы, очень часто практикуемые, известны и залоги, но, тем не менее, вся система подрядов основана на доверии. Главный принцип этой системы состоит в том, что деньги, товар, сено и т. д. даются вперед за полгода и даже за год под работу, масло, сено и т. д. Но вы думаете, что заимодавец верит честности должника? Ничего подобного. Он верит в свою силу, а должник платит, боясь этой силы. Человек, не пользующийся влиянием и не имеющий влиятельных покровителей, никогда не рискнет дать кому бы то ни было на слово в долг денег. Один бедный якут, болтая всякий вздор, сообщил мне, что он много должен голове и никак не может освободиться от этого долга. Когда я спросил его, дал ли он голове расписку, то он удивленно посмотрел и отрезал: суох (нет). — Ну, если расписки нет, — сказал я, желая испытать его, — то ты можешь не платить и сказать, что ты ему совсем не должен. — Вы не можете себе представить, какое впечатление произвели на него мои слова. Сначала он был поражен до того, что весь вытянулся и глаза стали совсем круглые, брови поднялись кверху и лоб покрылся крупными складками; затем, он как-то взвизгнул, согнулся в дугу, замахал руками, затряс головою и закричал: суох, суох, суох! При этом он так съежил свою физиономию и, собрав губы кисетиком, выпятил их вперед, точно выпил рюмку уксусу. Он до того боится головы, что одна только мысль о такой штуке бросила его в пот, — ну, так как же бедняк откажется от долга? И они никогда не отказываются, а живут в неоплатных долгах. Согласно закону [Устав 1822 г.], не подлежит продаже за долги скот, если его менее 28 голов, но таких якутов, у которых было бы больше 28 штук, едва ли наберется 1/4 часть, да и тех, если взыскивает русский или якут другого наслега, не оказывается обыкновенно в наличности. Таким образом, нет имущества, обеспечивающего долг, но это — по закону, для посторонних наслегу лиц, а для своих богачей не существует закона, как не существует возможности скрыть скот. Богач просто велит бедняку привести к себе быка или корову, даже не справляясь, сколько у него штук, и тот ведет, ибо все равно отнимут насильно [* См. Эд. Пекарский: Изъ области имущественныхъ правъ якутовъ. «Спб. Вѣдом.» 1910, № 179.]. Жалобы на самоуправство богачей немыслимы, так как это было бы совершенно напрасной и разорительной затеей, да и крайне рабские чувства якутов не дозволят возмутиться против богача. Сутяжничают между собою только более или менее равные по своему положению.
Что же касается до незапирающихся дверей, то тут точно так же не рассчитывается на добродетель. Дело в том, что никогда не бывает, чтобы все ушли из дому далеко и надолго, только приперев двери палкой, — это делается, если отлучаются поблизости и не надолго. Так как якуты живут разбросанно, то во время подобных отлучек посторонний может явиться очень редко, а если и явится, то он не зайдет в юрту, ибо хозяева сейчас могут вернуться и он, пожалуй, будет избит и обвинен в краже. А что украсть, если в юрте на виду имеются только такие предметы, с которыми никуда не денешься, так как их всякий сосед отлично знает? Да и как унесешь эти вещи, чтобы не попасться никому на глаза? Все это — такие обстоятельства, при которых воровать невозможно. Здесь воруют только то, что можно съесть, но съедобное никогда не лежит на виду, а всегда в амбаре под замком.
В первое время меня удивляло и даже сердило, что ни один якут, даже почетный, не останется в юрте один, если я выхожу на двор зачем-нибудь, а вслед же за мной и он выйдет. Оказывается, что это у якутов — строго соблюдаемый обычай, вытекающий из обоюдного недоверия. Благодаря этому недоверию, у них все — под замком; на виду — только то, что неудобно стащить и что находится в постоянном употреблении. Ключи от амбара, сундуков, чулана — опять же под замком в каком-нибудь небольшом сундучке, помещающемся в головах хозяйского ложа, а ключ от сундучка висит привязанный за ушко небольшой железной пластины, пришитой к рубахе хозяйки над левой грудью...
[C. 103-106.]
XI.
СОПРИКОСНОВЕНИЕ ЯКУТОВ С РУССКИМИ.
ОСТАТКИ РОДОВОГО БЫТА. РОЛЬ БОГАЧЕЙ.
ТЕЛЕСНОЕ НАКАЗАНИЕ.
Теперь я хотел бы рассмотреть характер культурной борьбы между якутами и русскими, но у меня нет достаточного материала относительно более или менее отдаленного прошлого, — в настоящем же, можно сказать, этой борьбы почти совсем нет, а есть только соприкосновение двух разнокультурных народностей. В настоящее время якуты ограждены вмешательством правительственной власти от истребительной деятельности обычных добровольных пионеров культуры, но не так было в старину. Тогда пионеры так жестоко насели на якутов, что последние стали обращаться к правительству с просьбой об ограждении их от водворяющегося среди них культурного элемента. Особенно им солоно пришлось от кабаков, в которые стекалось все мало-мальски ценное. Якуты говорят, что амбары целовальника в нашем улусе были набиты всякой якутской рухлядью, так как и мужчины, и женщины наперерыв тащили туда все, что только могли; бабы отдавали шапки, серьги, кольца, не говоря уже о масле, которое они стаскивали туда тайком. Между якутами распространились грабежи и убийства. В конце концов, правительство, во второй половине XVIII столетия, воспретило русским селиться среди якутов без их согласия, закрыло кабаки в 30-х годах XIX столетия и преследовало, хотя и не очень, торговлю водкой; оно ограничило набеги торговцев на якутов, дозволило якутам, согласно их просьбе, самим доставлять подати в казначейство, так как сборщики податей занимались, главным образом, спаиванием и торговлей, которая больше походила на разбой. Благодаря этим правительственным мерам, среди якутов очень мало русских (так, напр., по отчету нашей управы за 1815 г., во всем улус проживало 42 русских обоего пола; это были писаря и их семейства). Таким образом, якутам не приходится конкурировать на месте с представителями высшей культуры ни в торговле, ни в хлебопашестве, ни в скотоводстве, ни в эксплуатации.
Соприкосновение якутов с русскими происходит, главным образом, в городе, при условиях более благоприятных для якутов. Во-первых, соприкосновение происходит в среде торговой, где якуты, будучи природными торгашами, успешнее могут ограждать себя; во-вторых, в городе живет много якутов, занимающихся мелкой и крупной торговлей, с которыми приезжие из улусов предпочитают вести дела, у которых они останавливаются на квартирах и которые ограждают их до некоторой степени от разных аферистов, переполнивших город; в-третьих, в город едут из улусов преимущественно наиболее умные, энергичные и плутоватые. Все это вместе взятое уравновешивает в значительной степени шансы борьбы представителей двух культур...
[C. 128-129.]
Как известно, частной земельной собственности у якутов нет, а вся земля считается государственной и находится в их родовом пользовании. Но действительность и тут не такова: богачи, захватив лучшие покосы и угодья, передают их из рода в род, и об общем переделе никто не смеет и помышлять [* См. Эд. Пекарский: Земельный вопросъ у якутовъ. «Сибирскіе Вопросы» 1908, № 17-18.].
[C. 138.]
14 декабря 1893 г.
3-ий Жохсогонский наслег,
Ботурусского улуса, Якутского округа.
[C. 144.]
.png)
Brak komentarzy:
Prześlij komentarz