ДЕЛО ВСЕЙ ЖИЗНИ
К 135-летию Эдуарда Пекарского
Уж так случилось, что якутскую политическую ссылку, как правило, отбывали наиболее одаренные молодые люди. В ссылке они проявили себя в научно-исследовательской и просветительской работе настолько ярко, что навсегда остались в истории северного края. Высланные административно или по суду, а некоторые сюда водворены были после каторжных сроков — за революционное бунтарство, пропаганду запрещенной литературы, за разрушительные идеи вплоть до террористических актов.
В Якутии и за ее пределами широко известны имена Худякова, Трощанского, Левенталя, Тана-Богораза, Иохельсона, Ионова, Серошевского, Пекарского...
Труд Эдуарда Карловича Пекарского по составлению фундаментального «Словаря якутского языка» явился делом всей его жизни. Работу над «Словарем» Пекарский начал в 1-м Игидейском наслеге Батурусского улуса, куда был сослан зимой 1881 года. Прожил он там почти двадцать лет. К 1887 году собрал, с помощью местных интеллигентов, 7 тысяч якутских слов, постепенно увеличивая объем «Словаря». Пополняя «Словарь», он систематически обращался к богатому якутскому фольклору. К 1930 году было уже собрано 25 тысяч слов. Одним из участников создания «Словаря якутского языка» был местный священник Д. Д. Попов. Большую помощь Пекарскому оказывал до конца своих дней известный этнограф В. М. Ионов, отдавший в его распоряжение необходимые материалы, собранные им за многие годы пребывания в Якутии.
Разумеется, научная работа Э. Пекарского началась не на пустом месте. Сначала он близко знакомится с повседневным бытом якутов, изучает язык местных жителей, одновременно занимаясь сельским хозяйством, засевая участок земли зерном, сажая картофель и разводя домашний скот. Все это, разумеется, отнимало много времени, зато являлось хорошим подспорьем, при отсутствии заработка, к полученному казенному пособию — сначала в сумме 6, а затем 12 рублей. Постепенно молодой ученый обзавелся довольно неплохим подсобным хозяйством и даже оказывал материальную помощь беднякам. «Прошу принять от меня в дар четыреста копен сена, которое должно быть раздаваемо в годы бессеницы общественникам, по преимуществу беднейшим», — писал он 12 декабря 1891 года в 1-е Идигейское родовое управление.
Вместе со многими другими политссыльными-учеными, Э. Пекарский был привлечен к работам Восточно-Сибирского Отдела Русского императорского географического Общества, финансировавшимся известным золотопромышленником И. М. Сибиряковым. В составе Якутской Сибиряковской экспедиции (1894-1896) вместе с И. И. Майновым он разработал «Программу для исследования домашнего и семейного быта якутов». В 1903 году он изучал жизнь и быт приаянских тунгусов (эвенков), собрав 400 этнографических экспонатов для Русского музея, издав отдельной книгой отчет об этой поездке.
Первый выпуск «Словаря» состоялся лишь в 1899 году, после десяти лет хлопот и переговоров. В Якутске. Но из-за отсутствия средств дальнейшее печатанье пришлось прекратить. Всего однако, до революции было осуществлено пять выпусков «Словаря». По ходатайству Академии наук в 1905 году Пекарскому был разрешен переезд в Петербург. Через семь лет он был награжден за составление «Словаря якутского языка» и «Образцы народной литературы якутов» Большой Золотой медалью отделения этнографии ИРГО, являвшейся самой значительной наградой этого научного учреждения. Еще ранее он был удостоен Почетной золотой медали Академии наук.
В дальнейшем «Словарь» издавался в 1923 году, с 1925 года — ежегодно, в 1927 году было два выпуска, в 1930 году издание завершилось 13-м выпуском. В 1958 году, к 100-летию со дня рождения Э. Пекарского, «Словарь якутского языка был переиздан целиком с предисловием Е. И. Убрятовой.
Над главным трудом своей жизни — «Словарем якутского языка» — Э. К. Пекарский работал более полувека.
В 1993 году, исполнилось 135 лет со дня рождения члена-корреспондента, почетного члена Академии наук Э. К. Пекарского.
Он родился 13 (26) октября 1858 года в Игуменском уезде Минской губернии в семье обедневших дворян. Воспитывался, после рано умершей матери, у деда Ромуальда Пекарского. Учился в четырех гимназиях — Мозырской, Минской, Таганрогской и Черниговской.
В последней гимназии началось его приобщение к чтению запрещенной литературы. Из гимназии он шагнул «в народ», а затем, в 1877 году, поступил в Харьковский ветеринарный институт, откуда через год, за пропаганду народнических идей, был исключен и осужден к ссылке в Архангельскую губернию на 5 лет.
Скрывался от властей в Тамбовском уезде под чужим именем, работая волостным писарем в Княж-Богородицкой волости, затем письмоводителем участкового члена по крестьянским делам присутствия. Узнав о предстоящем аресте, снова скрывается, будучи уже членом общества «Земля и Воля».
В 1879 году он подвергается аресту. Выдан полиции доносителем. Московский военно-окружной суд обвиняет его в распространении революционной литературы и в принадлежности к партии социалистов-революционеров. Приговор — 15 лет каторжных работ. Но, по ходатайству того же суда о смягчении приговора, московский генерал-губернатор, приняв во внимание его молодость и состояние здоровья, заменил приговор ссылкой «на поселение в отдаленные места Сибири с лишением всех прав состояния».
Вся жизнь и научные помыслы Эдуарда Карловича были связаны с Якутией. Им написано множество этнографических материалов, книжных обозрений, краеведческих статей, экспедиционных отчетов и злободневных заметок в периодической печати. Некоторые из них, по цензурным соображениям, подписаны псевдонимами.
В данном номере «Полярного круга» впервые перепечатывается неизвестная современному читателю статья «К вопросу о переселении в Якутскую область». Она была помещена в Иркутской газете «Сибирь» за 1909 год, в двух номерах.
Мы не будем пересказывать содержание статьи, читатель сам узнает, прочитав ее до конца. Скажем лишь, что упомянутый в статье О. В. Маркграф являлся вице-инспектором корпуса лесничих. Он был в составе Аяно-Нельканской экспедиции инженера Кудрявцева, в которую также входили землемеры Пржиборовский и Кротов. Задачей экспедиции было обследование Аяно-Нельканского пути, исследованного ранее инженером Сикорским (1894 г.) и инженером В. Е. Поповым (1903 г.).
Возможно, что, пройдя путь по Алдану и Мае до самого Джугджура и Аяна, О. В. Маркграф сделал свои выводы о пригодности тундровых и болотистых земель для хлебопашества новыми притоками новоселов, с чем явно не согласен Э. Пекарский.
Для тех же, кто знаком с «Письмом якутской интеллигенции» уважаемого мною А. Е. Кулаковского, станет понятным и нелепость обвинения последним Пекарского, он будто бы высказал мысль, что «якутский народ следует переселить на север, к морю, а их родину заполнить переселенцами из России». Впрочем, читайте, да обрящете истину.
К ВОПРОСУ О ПЕРЕСЕЛЕНИИ В ЯКУТСКУЮ ОБЛАСТЬ
В 1903 г. О. В.Маркграф писал: «...именно на сырых и болотистых местах следует остановить свой взгляд при наделе местных крестьян и новых поселенцев». Такого же взгляда держится и г. Журавский, который в своей книге («Приполярная Россия в связи с разрешением общегосударственного аграрного и финансового кризиса»), 1908 г., считающий взгляды О. Маркграфа его величайшей заслугой. Основываясь на «строго научных данных» и хозяйственном «опыте» некоторых жителей Севера, Журавский полагает, что приполярная Россия по своим естественным богатствам не уступает, пожалуй, и южной черноземной полосе России. Оказывается, что на севере можно развить луговодство и семенное хозяйство до таких размеров, что Россия завладеет семенным рынком всего земного шара и «обратит в ничто селекционное семейное хозяйство Швеции». Дело только за маленьким препятствием: нужно «действительно упорядочить» пути сообщения и «рационально использовать экономический потенциал севера» и тогда все будет расти, зреть и наливаться и Россия приобретет «столь нужный ныне капитал» для разрешения вопроса об экономическом кризисе страны. Поэтому как можно скорее нужно провести пути сообщения и заселять северные окраины для поднятия культуры в них. О. В. Маркграф горячо отстаивает «тундры» и «сырые места» на севере для колонизации и предлагает туда переселить крестьян из России, видимо, надеясь, что российские землеробы «рационально используют экономический потенциал севера».
Вопрос о заселении тундряного и лесистого севера сейчас стоит на очереди и, по слухам, взгляды Маркграфа, Журавского и других — назовем их хотя бы только утопистами — близки к осуществлению.
На утопии этой можно было бы и не останавливаться, если бы не приходилось признавать тот непреложный факт, что «если наше время — не время великих задач», то оно является временем «великих» экспериментов и если бы, как слышно, большие проекты не были близки к осуществлению. С этой целью уже были произведены обследования колонизационной емкости Алданского района тем же О. Маркграфом, который, как отмечает он в отчете, нашел много удобных для новоселов мест, удобных во всех отношениях. В какой мере данные О. Маркграфа отвечают действительности, оставим на этот раз в стороне, а теперь обратимся к фактам, которые, нам думается, поспособствуют освещению интересующего нас вопроса о переселении в Якутскую область. Крестьяне-переселенцы должны заниматься на новых местах, конечно, земледелием во всех его видах, то есть основой их жизни будет — иначе не может быть — земля. Посмотрим, что же представляет из себя Якутская область в земледельческом отношении? В каком состоянии находится хлебопашество в области и является ли оно обеспечивающим всецело или частью жизнь землероба?
В 1852 г. из Иркутской губернии и Забайкалья были переселены на Аянский тракт в Якутскую область несколько групп крестьян, которые в течение восьми лет, пользуясь различными воспособлениями от казны, в конечном счете накопили за собою недоимки в сумме 1312 руб. Помимо этого плачевного результата им пришлось еще вынести немало различного рода злоключений, из которых «капризы природы» занимают не первое место, но и не последнее. В 1870 г. этих новоселов пришлось на казенный счет переселить в более хлебородные места Южно-Уссурийского края. Отмеченный нами опыт заселения Якутской области далеко не единственный, были и другие попытки, но все они кончались неудачей или давали ничтожные результаты.
Начиная с 70-х гг. 19 ст., когда начали разрастаться скопические поселения — вопрос о земледелии в области был воскрешен. Скопцы, поселившись в Олекминском округе (около г. Олекминска), в Якутском округе (на Мархе, около г. Якутска и на р. Алдане), и в Вилюйском (на Нюрбе), сумели поставить земледелие.
Хозяйство скопцов укреплялось, росло, хлеб зерновой не переводился, даже если и бывали два-три неурожайных года подряд. Бывало, что хлеба их гибли или от засухи, или от кобылки, или от инея, но несмотря на все невзгоды, они продолжали засевать каждый год, увеличивая постепенно площадь посевной земли и расширяя таким образом площадь годной для посевы почвы.
Относительно блестящее состояние скопческого земледельческого хозяйства, быть может, и послужило основанием для установления взгляда на Якутскую область как на будущую «житницу» (говорит же теперь г. Журавский о Якутской области, как о будущем семенном рынке всего земного шара), но стоит лишь приглядеться к хозяйственному и внутреннему укладу скопческого быта, как для излишнего оптимизма не остается решительно ничего. Благоденствующие скопцы жили в особенных, исключительно для них благополучных условиях.
Высланные за свои религиозные убеждения на дальние окраины Севера, скопцы не были совершенно брошены здесь на произвол судьбы своими родственниками и единомышленниками. Регулярно они получали из России и из других мест довольно значительные суммы. Алданские скопцы, например, — два селения — получали ежегодно 2000-2500 рублей, что, конечно, было большим подспорьем для них.
Живя в области общинной жизнью, уродовать и разрушать которую взялись теперь октябристы («Союз 17-го Октября»? — Ред.), они помогали друг другу и трудом и деньгами, а поэтому представляли из себя сплоченное ядро работников трезвых, энергичных, закаленных.
Лишенные как с.с.-поселенцы, прав завещательных, скопцы обычно на смертном одре передавали имущество свое в общину скопцам же, тем самым препятствуя дроблению хозяйства, увеличивая скопческое благосостояние.
Не может быть обойдено молчанием и то обстоятельство, что |скопцы были чуть ли не пионерами земледелия в области, а потому туземное население охотно и дешево сдавало земельные участки в аренду. Тогда же были дешевы и наемные рабочие руки, к которым скопцы охотно прибегали.
Все это вместе взятое создавало для скопцов особо благоприятную обстановку, при которой они могли расширять пашню и заниматься земледелием. Но все же приходится с уверенностью говорить, что сейчас земледелие и для скопцов не является единственным основанием хозяйственной устойчивости.
Что касается русского населения, то, хотя оно и занимается хлебопашеством, но в незначительных размерах и служит оно больше подспорьем, чем главным его занятием. Самым лучшим русским селением в земледельческом отношении является село Павловское, в 18-ти верстах от г. Якутска, на пр. берегу Лены. Крестьяне-старообрядцы засевают ежегодно, и случается, что они иногда вывозят свой хлеб на рынок, но большею частью они собирают хлеб только на прокорм себе. Но бывает и так, что они сами покупают хлеб. В конце концов павловцы вынуждены были, силою обстоятельств, перейти к огородничеству, извозу и другим отхожим промыслам. Их, главным образом, спасает близость к областному городу. Вообще русское население не занимается хлебопашеством всецело, а всегда соединяет его с другими промыслами, например, гоньбой, как приленские крестьяне, или извозом на золотые прииски Олекминской системы, или скотоводством.
Мы имели в виду русские поселения трех округов Якутской области — Якутского, Олекминского и Вилюйского. Земледелие и огородничество распространено около Якутска и Олекминска, т.е. поблизости к рынкам. Чем же дальше на север от Якутска, тем земледелие обращается все больше и больше в подсобное занятие, поглощаемое скотоводством. Крестьяне села Амгинского, отдалённые предки которых были землеробами, приспособились к местным условиям, почти ассимилировались с местными инородцами-якутами и ведут хозяйство скотоводческо-земледельческое. Наученные горьким опытом, они не могли жить одним хлебопашеством, сколько ни пытались это делать, и перешли к скотоводству. Причина, конечно, лежала в неблагоприятных условиях почвы и климата данной местности, а не в чем-либо другом, а главным образом в недостатке удобной для земледелия земли. Недостаток земли для посева сказывается не только у скопцов и крестьян, но даже у якутов, которые в настоящее время начинают заниматься земледелием усиленнее год от года. Таким образом, чисто земледельческое население, перенесенное в Якутскую область, не может стать прочно на ноги.
Если местное население не в состоянии прокормить себя земледелием и принуждено переходить к подсобным занятиям — огородничеству, извозу, вообще к отхожим промыслам, или же заняться скотоводством, как амгинцы, то что будут делать в Якутской области чистейшие землеробы? Разве только изведают на себе стихийные и климатические бедствия?
При решении вопроса о переселении в Якутскую область необходимо считаться с тем, чтобы в составе надела новосела, не ниже чем в 15 десятин, входили участки земли, пригодные для земледелия и скотоводства, т.е. чтобы была пашня, луг для косьбы сена и для пастбища и вода поблизости. Только при соблюдении этого условия новосел может быть обеспечен общей, принятой для западной и восточной Сибири нормой в 15 десятин. Но вот вопрос: где найти столько земли в Якутской области, удобной для поселения крестьян? Удобных и свободных земель в Якутской области сейчас нет, потому что лучшие земли — долины рек, равнины, котловины с озерами — заняты все инородцами-якутами, которые сами занимаются теперь земледелием, главным образом по долинам рек Лены, Амги, Татты, Вилюя и др. Что земли удобной для хлебопашества не хватает для самих инородцев, видно из возрастающего из года в год количества земельных тяжб между якутами.
В Якутском и Олекминском округах сколько-нибудь удобная для земледелия земля занята инородцами, а если не ими, то скопцами и русскими. Северная часть Вилюйского округа, Верхоянский и Колымский округа действительно богаты пространством не заселенной лесистой или тундряной земли, но... она только на страницах книги г. Журавского находится в состоянии «экономического потенциала» и ждет своего превращения в «капитал», хотя бы того же г. Журавского. Эти округа, безусловно, не колонизационный фонд. Что же остается? Не отбирать же удобные земли у инородцев для новоселов? Нравственную оценку. такого способа разрешения земельного вопроса мы оставим в стороне — «и погромче нас были витии, но не сделали пользы пером». Но если даже стать на пути изъятия земельных участков от инородцев, то это, во-первых, в корень расшатает хозяйство якутов и тем самым отразится в худую сторону на развитии земледелия в области, отобьет даже охоту к хлебопашеству, а во-вторых, будет вредно и для основы хозяйства — скотоводства, т. к. лишний клочок земли, отрезанный от якута, заставит его подвинуться со своими стадами к таежным местам, мало пригодным для пастбищ, и в результате культура края не возрастет, не поднимется, а производительность в области падет, тем более, что якуты, в сравнении с переселенцем, не обладающим сноровкой для обработки почвы в Якутской области и, к тому же, лишенным средств и орудий производства для поднятия культуры края, далеко его превосходят.
В вопросе о переселении нельзя руководствоваться одними голыми цифрами, коэффициентами свободных земельных пространств. На Верхоянские и Колымские округа приходится около 1,1/2 миллионов кв. верст, но сплошь покрытых лесами и тундрами. Возьмем другие, южные округа. По Олекминскому округу долина реки Лены дает местам удобную землю, если не для земледелия, то для пастбищ и сенокоса, в общем же весь округ представляет из себя для хлебопашества местность, где хорошие земли попадаются небольшими оазисами, и округ этот не может дать земельного избытка для населения.
В Вилюйском округе только в южной части, преимущественно по реке Вилюй, сеют хлеб, а вся северная и северо-западная части тундристы.
В Якутском округе удобные земли встречаются по рр. Лене, Алдану, Амге, Соле, Татте и у больших озер. Но и здесь удобные земли проходят тонкими прожилками и узкими лентами, притом же эти места и являются в данное время наиболее густо населенными, кроме р. Алдана, на которой удобные места встречаются довольно редко. Вся же остальная часть округа, к востоку от Приморской и Амурской областей, шириной до 1000 верст, представляют из себя глухую тайгу. Даже между рр. Амгой и Алданом местность для хлебопашества уже неблагоприятна. На западе к Вилюйскому округу изредка попадаются удобные места, а на севере, в таежных местностях Намского улуса хлеб сеется очень редко. Главная причина этому — холод.
Все это вместе взятое и заставляет нас прийти к такому выводу.
Рассматривать Якутскую область, как колонизационный фонд, нельзя по недостатку земель, удобных для земледелия, и новоселы в области лягут тяжелым бременем и на население области и на казну. Российский крестьянин, пришедший за 5-7 тыс. верст в Якутскую область, спасаясь от безземелья, встретит здесь тоже земельное утеснение и к тому же, помимо отхожих промыслов, тяжесть климатических условий. Пусть все, что писали Журавский и Маркграф о северных тундрах и болотах, правильно и что «тундры как тундры не существует», что «тундра — это обыкновенная пустошь», скрывающая в себе «целые хребты известняков и точильных песчаников, россыпи аметистов, топазов, халцедонов, агатов, горного хрусталя, россыпи золота, ручьи охры» и т.д., пусть действительно «экономический потенциал севера» при будущей их разработке дадут возможность со временем «завладеть России семенным рынком всего земного шара» и т.д. и т.п.
Допустим, что все это будет, ибо строго проверено, взвешено и предусмотрено, но ведь чтобы переселить в Якутскую область крестьян, нужны для этого сейчас подходящие условия, нужна сейчас возможность прокормить себя. Агатами, халцедонами и золотом, находящимися внутри тундры, себя не накормишь, а мох, растущий на поверхности тундры, годен лишь оленям, да и то не круглый год, а известное время, ибо во время оттаяния тундры по ней нельзя ни ездить, ни ходить.
Газета «Сибирь» (г. Иркутск), №155-156, 10-11 июля 1909 г.
[Вѣ-ринъ]
Публикация П. Конкина.
/Полярный круг. Ежемесячник для всех кому дороги дело и честь. № 1-2. Якутск. 1994. С. 18-19./
Brak komentarzy:
Prześlij komentarz